Л. Г. Синичкин. Неюбилей

# Н Е Ю Б И Л Е Й


– Харэ титьки мять, лучше лайкни меня пару раз.
– Дак я вроде и так тебя на регулярной основе…
– Кто о чём – голый о бане. Я пост к днюхе Чехова в свою телеграмму тиснула, оттени.
– Ладно, только я к его драматургии не очень, может хватит смайлика.
– Ёперный балет, прям Белинский в заливе. Представь, что это для твоего удаффкома, только без матюков.
– Без матюков не представляю, но попробую, убью себя об стену.

Писать можно что хочешь, о чём хочешь и даже как хочешь. Что я сейчас и делаю.
И даже заказать себе в типографии десяток книжек, если жаба не задушит.
И поставить в шкаф или в камине сжечь, хозяин – барин.
Можно даже дать кому-нибудь почитать, если зудит и чешется.

Вопрос-то в другом. Кто, где и насколько публично возьмётся оценивать это, с позволения сказать, творчество? А судьи кто?

В начале было слово.
Завалили мамонта. И, обгрызая кости, вспоминали, как это ловко Твёрдая рука метанул каменюку между бивней.
Потом отбились от алчных соседей, претендовавших на трёхкомнатную пещеру на южной стороне. И, сидя у костра и мусоля раны подорожником, вспоминали, как это точно Твёрдая рука звезданул каменным топором предводителю нападавших между глаз.
А потом какой-то первонах из пещерной творческой интеллигенции нацарапал на скале портрет героя.
И пошло-поехало.

Геракл и Одиссей.
Александр Македонский и князь Игорь.
Александр Невский и Ермак Тимофеевич.
Адмирал Нахимов и генерал Раевский.
Воины, Герои, защитники Отечества.
Про них слагают былины, поют песни, пишут романы.
Во славу прошлого, в назидание потомкам.

И тут приходит гений литературы, знаток слова, мастер сюжета.
Этот спился, тот застрелился, туда – тоска, оттуда – безнадёга, тут понос, там золотуха.
Но буковка к буковке, словно жемчужное ожерелье.
Так никто и не спорит – маэстро!
Аццкий Сотона!
Врачеватель. Найти опухоль. Вскрыть нарыв. Дать рвотное.

Из письма А.П.Чехова:
“Поднимите подол нашей музе, и Вы увидите там плоское место. Вспомните, что писатели, которых мы называем вечными и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и вас зовут туда же. И вы чувствуете всем своим существом, что у них есть какая-то цель. Лучшие из них реальны и пишут жизнь такою, какая она есть. Но от того, что каждая строчка пропитана, как соком, сознанием цели, вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете ещё ту жизнь, какая должна быть, и это пленяет вас. А мы? Мы пишем жизнь такою, какая она есть, а дальше – ни тпррру ни ну… У нас нет ни ближайших, ни отдалённых целей, и в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас нет, в революцию мы не верим, Бога нет, привидений не боимся… Кто ничего не хочет, ни на что не надеется и ничего не боится, тот не может быть художником…”

А либерастическая интеллигенция, вернувшаяся с курсов повышения квалификации из Лондона и Парижа, просто зашлась в экстазе от восторга, глядя на эту грязь и чернуху.
Тамошние и тутошние русофобы, тыча пальцами в лайковых перчатках в сермяжных лапотников, пели дифирамбы мастеру реализма, залившему серо-тухлым героев своего времени.
Им, не первый уже век борющимся с Великой Русью, не нужны герои и вожди.
Им не нужны наши былины и эпосы, наши гимны и марши.

Так вослед гениальному хирургу на пьедестал были выдвинуты и заполонили всё западное искусство уже и патологоанатомы, и некрофилы, и педерасты. Чур меня!
Началось всё с ковыряния в носу, разглядывания козюлек, размазывания соплей по литературным страницам.
А потом ковыряться стали в срамных местах, обсасывая пальцы в своих опусах.
Каждый человек имеет право – говорят они. Маленький человек тоже хочет.
А герои его только раздражают, как прыщи на заднице.

И Толстого с Достоевским евролиберасты пытаются заретушировать на свой манер, если уж нельзя замолчать совсем.
Они не читают про Войну, где русский Мир сословий и укладов объединился для защиты своего святого Отечества.
Зато они смакуют либертинские нравы и похождения Вронского и Облонского.
Они не отказывают в праве на криминальный вывих Раскольникову.
Но, бомбя Хиросиму и Донбасс, абсолютно глухи к словам Алёши Карамазова о слезинке ребёнка.

Для них лучший русский писатель – это Набоков, который ещё почему-то не предан анафеме православной церковью.

Так и закончились бы в нашей русской литературе и корчагинцы, и тимуровцы, и молодогвардейцы.
А когда горнист Первой Конной протрубил общий сбор, все эти почитатели маленького человека, сами оказавшиеся духовными лилипутами, рванули за бугор.
Благо, несмотря на всю эту литературу, не иссякла земля наша Мальчишами-Кибальчишами.
И Данила Багров им в помощь.

Владимир Высоцкий, создатель целого Бессмертного полка героев, написал:

Пусть Жираф был неправ,
Но виновен не Жираф,
А тот, кто крикнул из ветвей:
«Жираф большой – ему видней!»

P.S. “Б а к л а н ы”
Комедия
Действующие лица

Костян Пустобрёх. После сдачи ЕГЭ по русскому на тридцать баллов подался в стендаперы. Тусовался по поселковым столовкам, пивнухам и прочим местам общего пользования, мечтая стать клубным резидентом. Творческие искания привели к банальному передозу.

Нинка с другого берега местной речки-вонючки. Получив на шестнадцатилетие от предков смартфон, решила заделаться вебкой. Но худосочные телеса и унылый темперамент не вызвали интереса даже у старых английских педиков.

Ариадна Аркадиевна, мать Костяна. Срубила приличный капитал на спонсорах конкурсов красоты, показа мод и прочих приватных мероприятий. Сыну бабок не даёт и ревнует к Нинке. Таскает следом хахаля на коротком поводке.

Горыныч-Григорян.  Имеет канал на ютубе и модельное агентство. Этим и приманил Нинку, а поимев, бросил где-то в батумских борделях. И вернулся к душной маман. Вот такой вот пендельтюр.

Но, как говорил поручик Ржевский, в стихах всё это было бы просто обалденно.