Встреча в пункте Жо..

   
От А до Б, шла через Ж дорога.
                Л.Либкинд

Говорят, что добро надо творить с чистым сердцем, отдавать без сожаления, помогать, не рассчитывая на благодарность, просить мало, уходить быстро, иначе, плюса в карму не получишь. Много чего говорят, кто ж точно знает как оно на самом деле.

    Рязань. Полдень. Солнечно, но прохладно. Восьмое марта,  уже случилось,  а "выборы" ещё нет. Бурые ручейки журчат по каналам, прорезанным колесами автомобилей в многомесячной горбатой мерзлоте дворов. Из  осевших сугробов, весело выбирается, успешно перезимовавший, разноцветный  мусор, деловито-дёрганные птицы мира, бурчат что-то себе под клюв, важно прогуливаясь по вышедшим из берегов контейнерным площадкам, на стенах панельных домов отчётливо проступают изображения и надписи времён недоразвитого социализма. Авторы этих работ мне известны. С одним из них я продолжаю регулярно общаться в зеркале.
 
    Под стать царящему вокруг благолепию, не менее живописный и вполне аутентичный персонаж, традиционно трудноопределяемого возраста, не слишком уверенно перемещает своё исхудавшее тело по изрядно пересечённой местности. Он даже не пытается уворачиваться от брызг, вылетающих из под колёс автомобилей, бойко пападающих в такт асфальтовым дырам, ему это не важно, да и навредить его явно-не-парадному одеянию такие мелочи вряд ли могут. Тем не менее, в его движениях  угадывается эдакая особенная целеустремлённость людей с чётко застрявшей в голове задачей - неприменно выжить сегодня, и желательно прямо сейчас. Конечно же такой тип выживальщиков  Вам хорошо знаком. Да, да это тот самый бухарик обыкновенный, типичный обитатель бывших рабочих кварталов, как говорится,   плоть от плоти и корнями впитавший нелюбовь к разного рода бесполезной работе, от которой пали его предки, лет пятьдесят назад переселившиеся в эти, тогда малообжитые новостройки из тесных прокуренных коммуналок.  Теперь, их потомок, не принявший эстафету трудовых побед, держит путь к магазину «Дикси», в то время как другой счасливчик, то бишь я, чудом запарковавший авто, у того же объекта розничной торговли, направляется в сторону прямо противоположную.
          Дворы в марте напоминают мне полосу препятствий и я очень стараюсь не подскользнуться на подтаявших ледяных кочках.  В моей руке пакет с продуктами, в зубах дымится сигарета, которую я автоматически закурил, выходя из машины. Ошибочка… Обитатель каменных джунглей уже взял меня на прицел, отчего его поступь приобрела некоторую уверенность и ещё большую целеустремлённость. Радость встречи с лапоухим очкариком окрыляет его и дарит надежду на спасение. Поглядывая в мою сторону, он вроде бы даже начинает улыбаться, во всяком случае,  мне так кажется. Пересечение наших путей, учитывая ограниченность манёвра, теперь уже неизбежно и оно непременно произойдёт в точке Ж, расположенной  в двух метрох от серой антифасадной стены старого продмага.
   Уныло мизантропический Ди-джей безнаказанно играющий саундтреками в моей голове, тоже заинтересовался ситуацией и в данный момент начинает звучать старинная монгольская баллада про пустынный «Учкудук» с тремя вожделенными колодцами, до которых путнику теперь уже рукой подать.
- С-Дарово! – цыдит сквозь прореженный частокол зубов этот самый путник, когда между нами остаётся метра три.
- Привет! – отвечаю я, небрежно глянув в его строну и пытаясь предпринять последнюю попытку проследовать далее по маршруту  без остановок. Тщетно, мы уже зацепились взглядами, пошёл интерфейс. В его взгляде парадоксально, но весьма убедительно сочетаются полная безнадёга и искорка надежды одновременно. Годы регулярных тренировок пропали недаром. Даже упрямый Станиславский сейчас непременно поверил бы и разрыдался. Одутловатоя физиономия единоборца с похмельем, давно отдыхающая от бритвы, истерзана глубокими морщинами, левый глаз боязливо прячется в сизых последствиях неудачных дебатов. В целом, весь облик этого гражданина ещё раз доказывает, что доступность алкоголя сильно обогащает мир красками и фактурой.

- Это… Дай закурить. А?- продолжает он поддерживать им же затеянную беседу.

     Провалится мне, если я сразу не знал, что именно так оно и будет. Закуривать на улице в этих местах, вообще, не следует. Почти всегда получается одно и то же. СтрелкИ вокруг и если уж тебе невтерпёж совсем, осмотрись, потом закуривай, хотя и в этом случае конфиденциальность твоих действий находится под большим вопросом.

   Ну что тут скажешь в ответ? Нет? Кончились? Я плохо умею отказывать, попыхивая сигареткой, поскольку сам трубодур со стажем. И всё же, в такие моменты не то чтобы сигарету жалко, просто сама ситуация как-то напрягает.  Трудно объяснить то, что и так понятно каждому. Вот и Вы, конечно поняли, о чём я речь веду.

    Я, состроив тухлую физиономию, ставлю пакет на наименее серый участок снего-льда и нехотя извлекаю из кармана пачку «Camel», из пачки аккуратненько вытряхиваю сигарету и протягиваю страждящему. Выглядит гадко, но не давать же пачку в его грязные заготовки. Секунду подумав, извлекаю вторую сигарету, с мыслью "только отвали скорее". Вторая сигарета - моя ошибка номер два. Джентльмен немного удивлён аттракционом невиданной щедрости и приоткрывшимися, в связи с этим,  возможностями. Для него это чёткий сигнал, что успех надо развивать. Он пытается улыбнуться. Видимо это попытка причиняет ему боль, отчего его улыбка приобретает дополнительную жалостность.

-  Слушай. Знаешь это… Прости… Дай рублей пятьдесят. Я верну... обещаю, – начинает канючить он, прикурив сигарету от моей же зажигалки и сдав тест на закладывание сигареты за ухо на твёрдую тройку.
  Начало-о-о-сь в колхозе утро!
 Свои у нас только губы, а жрать так хочется,  что ночевать негде! Огласите весь список,  пожалуйста, - шаблонно острит на заднем плане мой неуёмный внутренний мизантроп.

- Кому вернёшь? –  отвечаю я с некоторым опозданием , - перед тем как объяснить заплутавшему, куда ему надо идти на самом деле, - Надоел ты мне от бобра добра искать! - говорю я, уже не скрывая своего раздражения.
  Сплёвывая бычок в мутную лужу и наклоняясь за пакетиком я хочу поставить окончательную точку в затянувшемся брифинге, но не тут то было.
- Ну, матери твоей потом занесу, - не сдаётся надоедливый знак препинания, так некстати возникший на моей дорожке.
- Куда занесёшь?? – упоминание о моей родительнице немного сбивает  меня с толку, а посему пакетик продолжает оставаться на прежнем месте.
- Как куда?? Домой конечно, - жертва зелёного змея смотрит на меня обезоруживающе "честно".
  Я озадачен. Может он спутал меня с кем-то? Или хитрит?  Ишь ты, актеришка нашёлся. Но, тогда откуда он про мать знает? Что-то тут не совсем так.
- Да кто ты? – спрашиваю я, теряясь в догадках.
- Ты чё, не узнал меня, что ли? – вбивает он очередной гвоздик сомнения в мой, внезапно покосившийся, мозг, - Гриш, да я это, ладно тебе!
 
- Ладно-шоколадно. Кто я? Андрей ты? Рваный - это ты что ли? – неуверенно говорю я, окончательно поплыв в размытом ассоциативном ряду.
- Не… Рваный уж года три как лапы надул. Я Серёга, с 18го дома. Не помнишь значит?
Я продолжаю тщетно шарить по закоулкам своей памяти, пытаясь сопоставить полузабытые детские лица с этой отёкшей физиономией.  Закоулки пахнут гудроном и карбидом,  тут же пылятся клюшки, сломанные шпоночные рогатки и самострелы, пугачи и поджигные пистолеты, трубки, принесённые с чермета для дальних и метких плевков спелой рябиной, расплющенные на рельсах железной дороги пробки и монетки. Здесь можно отыскать всё что угодно: советские значки, почтовые марки, жёванные жвачки, только вот совпадений лиц отыскать так и не получается.  Не помню я Серёгу. Ну, хоть убей, не помню.

- Помнишь, отец у меня таксистом работал, в школу нас подвозил иногда? - продолжает он.

    И тут, что-то давно забытое смутно начинает прорисовываться на задворках, отшлифованного годами сознания. Какое-то старое-престарое видео без звука. Невидимая камера выхватывает несколько школьников в синих формах и красных пионерских галстуках, теснящихся на заднем сидении "Волги". Дети толкаются между собой и смеются. Поездка на машине - это круто,  вернее "зачётно"...
       Это сколько ж лет прошло? Сорок? Больше?.. Ага..  Лет тридцать как я окончательно переехал из этого города, до этого в институте шесть лет учился, с дворовыми пацанами я тогда уже и не общался почти, не до того было, да и интересы у нас стали совсем разными, а теперь на тебе, один из них выпрыгивает как чёрт из табакерки. Оказывается вдруг, что он все эти годы здесь просидел, ни в какие иностранные зарубежи не отлучался, осуществлял любовь к Родине по месту прописки, да что там, на экскурсии по родному городу только в спецтраспорте ездил. И вот он тут, как здесь. Дай ему пятьдесят рублей, спаси душу грешную. Ну, надо же! Хотя, чему казалось бы удивляться? Только тому, что кто-то из них жив ещё? А ведь многие ушли из жизни раньше срока или сгинули в местах не столь отдалённых. Кто молоток головой поймал,
кто передоз сам себе учинил, да так и заснул навечно, сидя на унитазе, кто просто опился, до окончательной невменяемости, да мало ли ещё что, в общем, нескончаемая череда вариантов преждевременных летательных исходов от самых банальных до непредсказуемо вычурных и абсолютно нелепых. Хотя, это как посмотреть на вопрос. При всей непредсказуемости, вполне определённая закономерность прослеживается достаточно отчётливо. Ибо ещё бородатый Карл сказал, что питиё определяет сознание. Или его отсутствие? Не помню точно.

  Раньше, изредка "возвращаясь на родную землю",  я получал свежие новости о друзьях моего беспокойного детства от моей мамы. Теперь ей почти девяносто и последние лет десять она не выходит из квартиры, с соседями не общается, не с кем стало...  Так что в настоящий момент, информбюро не работает, новостей нет. Впрочем, мне и дела нет до местных новостей,  потому как Гришок-Горшок умненьким оказался и давным-давно  ушёл,
улизнул, спасся, да укатился за тридевять земель... Ай, да красава я!

     Только отчего на душе так муторно?
    
- А-а-а, Серё-ё-ёга говоришь, с 18го, ну да, ну да,  как же помню тебя … и старика Крупского тоже хорошо помню, - бормочу я под нос и невесело ухмыляясь своей же шуточке с бородой как у Карабаса Барабаса.
       Серёга хлопает глазами, старательно делая вид, что понял меня и что ему нравится моя тупая шутка.
- Ну как, выручишь? – заискивающе лопочет жертва утреннего пунктира, улавливая грядущий успех чутко подрагивающим ливером.
Я шарю по карманам и достаю две изрядно помятые пятидесятирублёвки. Эти синенькие купюры я стараюсь всегда иметь при себе для покупки «Хорошей дороги!» у заправщиков на АЗС. Но сегодня особенный день и честно отработанные деньги отправляются в грязную Серёгину ладонь. Средства на приобретение новых красок для более  праздничного оформления серой действительности теперь в наличии. Благодарность получателя дивиденда выраженная, но не излишне продолжительная. Горящие горны зовут. Пора, теперь уже точно пора. Серёга последний раз блаженно затягивается, добивая пяточку трофейной сигаретки. От дальнейших ретроспекций он учтиво воздерживается. Да они уже и не к чему. Его День и так удался.
- Бывай, - говорю я, подбирая свой пакет.
- Спасибо, братан! – отвечает взбодрившийся Серёга, щурясь на мартовское солнце. Он уже утратил интерес к суетному и просто вдыхает весну. Мне кажется,  что против плюсика в мою карму, он сейчас возражать бы не стал.
   За кадром набирают силу "Крылатые качели" не менее Крылатого композитора. Приходится признать, что чувство юмора у встроенного ди-джея весьма своеобразное.