Заработался. 35

Повсюду чувствовалось приближение праздника, гости-участники в своем большинстве съехались, картина предстоявших событий становилась все наглядней. Настроение у людей было соответствующим, а для организаторов настала горячая пора. Абиев все реже выходил из своего кабинета, который функционировал как штаб по проведению мероприятий. Над шкафом, а также в углу помещения находились всевозможная атрибутика праздничного назначения; та же атмосфера царила на письменном столе.
Широкий в плечах мужчина среднего роста по имени Юсуф являлся его правой рукой. В течение дня они пресекались не раз, изредка темой для общения становились их жены, которые имели сходство между собой, и не только внешнее в смысле тучности. Поднявшись к замглаве с медной туркой в одной руке, и двумя небольшими чашками черного цвета – в другой, он сказал:
– Давай выпьем с тобой настоящий кофе. После ангины растворимое мне не лезет. Жена купила сосиски и сварила, тоже не смог съесть. Выходит, я сделал открытие как различать натуральные продукты от остальных.
– Ты не современен: многие знают, как в таких случаях поступают. Кружкой пива легко устраняются капризы желудка, попробуй.
– Мои предки были из числа глубоко верующих, может, поэтому я испытываю душевные муки, если приходится сесть за праздничный стол. Так что мимо.
– Они что, игрушечные, что ли? – спросил Абиев, глядя на коричневые чашки квадратной формы.
– Моя произнесла те же самые слова, но еще и расхохоталась, зараза, – сказал Юсуф, разливая по чашкам горячий напиток.
– Говорил, перевоспитаешь ее… Или понял, что это не под силу?
– Ты лучше меня понимаешь. Мне непросто было отучить ее есть и пить из большой посуды. Приходится и поскандалить дома, чтобы поделала свои отложенные дела. Она способна при желании и стекло вставить, недавно взяла и заменила кран на кухне. Потом забывает все такое и опять становится беззаботной толстушкой-хохотушкой.
Абиев отпил глоток и сравнил вкус двух видов кофе, и нашел растворимое более привлекательным. «С чаем все равно не сравнить», – подумал он, широко улыбнулся и спросил:
– Дорого стоит?
– Вопрос не ко мне – жена и балует меня всякими диковинками, еще обязательно купит подходящие приправы. Одного знаю, что дешевые вещи она не берет, и вкус сам по себе говорит.
– Чем ты не доволен? Живи себе и радуйся.
– Нам часто выбора не остается, кроме того, как радоваться простым вещам. Понимаем, что такое слабоволие сродни безумию, и утешаешь себя тем, что ты не один такой.
– Женщина по определению не может осознавать свою неправоту. У них своя правда на все случаи жизни.
– Твоя что, продолжает уходить в себя?
– Я же сутки напролет занят?! На остальное не остается времени. По важности она не на первом месте, и не была изначально. Но позиции год за годом теряют все, в том числе мы и сами на их глазах.
Юсуф замечал изменения в поведении замглавы и связывал это с другой женщиной. С последним пунктом его высказываний не согласился – самого супруга чуть ли не на руках носила. Он за несколько заходов опустошил свою чашку и спросил:
– Как ты умудряешься оставаться довольным жизнью, когда столько забот? Я бы не смог.
– Унывать и отвлечься от повседневки нельзя, иначе перестанут воспринимать всерьез. По большому счету наша работа состоит оттого, чтобы всем угодить. Тут ты хочешь-не хочешь станешь толстокожим.
Доносившиеся из коридора голоса людей означали, что разговор окончен. Помощник поднялся, а Абиев поставил на стол свою кружку и сказал:
– Кофе мне нравится пить остывшим, долей мне сюда, потом попью.
Вошедшим в открытую створку двери был Булат, по мнению большинства жителей – самый сильный человек поселка. Добронравия с его лица было не прочесть, и шуток не любил. Юсуф слегка поприветствовал его и удалился, а замглавы сказал:
– Кто это потрудился пожаловать ко мне? Сам Булат собственной персоной. Расскажешь – не поверят! Проходи, садись, где тебе будет удобно.
– Не надо делать из меня монстра, – ответил тот низким хриплым голосом и расположился на стуле. – Я такой же, как и все, только дутый маленько. Мне не чуждо и сердечным быть, только некоторые шустрики этого не понимают и все норовят задевать.
– Без этого ты не стал бы тем, кем есть, и ни к чему скромничать, когда не идет. Ты слажен, как настоящий богатырь, со здоровым духом в теле. Ко мне есть вопрос?
– От делать нечего я не мог прийти, и внизу попросили не отнять много времени. Хочу на арене выступать, а то стали забывать. Почему сам? Ребятам ты мог отказать, а идею мне подкинули они.
– Что готов показать? Ты не штангист, не борец, гирями играться не любишь, – выпытывал Абиев.
– Не обобщай – тяжести пусть тягают те, кто боится единоборств. Я свалю любого, во всем районе не найти мне соперника. Могу одолеть и любых двоих. Жаль, что подраться нельзя по-настоящему.
– До потери зубов? Я слышал, что ты любишь оставлять отметины на лицах партнёров.
– Это в прошлом. Сколько я сам получал синяков, и не счесть. Бой и должен быть жестким, чтобы искры летели из глаз и хрустели кости. Но бороться не буду, а то мальчишки обидятся.
Мальчишками для Булата являлись местные борцы и молодые люди из его окружения. Ему нравилось демонстрировать свою мощь, и не владевшего особыми приемами мужчину никому не удавалось повалить. В свои тридцать лет он весил больше ста килограммов, но ловкость сохранял. Родители жили в отдельном доме с дочерью-инвалидом, и выражали недовольство его приходу. После смерти бабушки он остался один, часто скучал и в речах упоминал всевышнего. Много времени проводил с двумя друзьями, которые подговорили его на необычный номер.
– Я осла взрослого на себя подниму, – сказал он как нечто обыденное. – Ну, отрываю от земли и хожу с ним на спине. Выполнять команды не научишь его, пусть хоть так развлекает народ.
Не смогший представить себе картину Абиев не удержался от громко смеха. Начал с недолгого ха-ха, прокашляв, перешел на гы-гы. Когда непроизвольные движения мышц лица и дыхательного аппарата ослабли, проговорил:
– Ты покажи, или на словах объясни, что собираешься делать. И что это может означать с точки зрения приличия?
– В моем понимании аморальность немного другое. – Булат с сидячего места вытянул руки вперед. – Вот так держу его за уздцы и потихоньку тяну на себя. Сперва он паникует, потом становится послушным. Животное-то боязливое, когда опереться не на что. Вчера шагов десять прошелся с ним. Это мальчишки в низине нашли двух бесхозных, подумали спасти от волков, но у них все время идут непонятные споры между собой. Никак не покончат с ребячеством. – Он коротко гоготнул. – И крайним оказался я. Ничего, так интереснее. Ты меня запиши, не пожалеешь.
Мужчина за столом отметил на бумаге имя нового участника праздничной программы и через длинную черточку – его ассистента. Допускать подобного рода забаву было нельзя, так же, как и вызывать перемены настроений у Булата. С трудом удерживая себя от дальнейшей разумеющейся реакции на возникший момент, сказал:
– Я даю тебя зеленый свет, можешь прийти со своим хвостатым. Стадион будет в твоем полном распоряжении, что хочешь, то и делай.
– Добро, вечерком схожу и выберу позицию. Я всем напомню, кто здесь самый-самый.
– Тебя и захочешь – не забудешь. Но учти, что могут освистать, что тебе крайне не понравится, а после еще приклеят неблагозвучный ярлык.
– Ты уверен?
– Более чем, и спасу не будет! Можешь не сомневаться – мы живем не в горах. Ничего не умеющие делать люди, как правило, бывают остры на язык. Кроме этого на празднике будут женщины, газетчики, разного рода важные персоны.
Булат тяжело отдышался. Он и так с трудом решался на столь эксцентричный шаг и размышлял, чем ответить спровоцировавшим его друзьям. Но проигрывать на обе лопатки не хотелось, и произнес:
– Убедил, но оставаться на сторону как-то хочется?! Каждый, кто хоть что умеет, не должен оставаться на стороне.
– Для этого необязательно выйти на арену. Есть альтернативный вариант – придумай свой символ праздника и сиди с ним на видном месте. Мы объявим тебя во всеуслышание.
– Не смешно! Я полон сил, хоть стену разбирай, а не калека, – сказал Булат с осознанием собственного достоинства и напряг руки.
– Наоборот, почетно, и ты не один будешь таким. Огласят – встанешь, помашешь людям. Это все, что я могу для тебя сделать. Смастери флажок какой, или значок, чтобы был виден на расстоянии.
Абиев еще не договорил, как другой помрачнел от нелепости своей просьбы как таковой, и удалился.
               
На стене в кабинете висел план предстоявших мероприятий. Пока общался с необычным жителем, Абиев нашел, что в нем поправит. Для предварительных правок удобно было использовать карандаш, но ему в руки попал узкий зебровых оттенков маркер. Откуда он такой удобный взялся и как попал жестяную банку из-под кофе вместе с остальными принадлежностями для письма, не вспомнил. Только хотел испытать в деле, как в очередной раз постучали к нему в дверь. Увидев Индиру, он смутился, виновато присел и сказал:
– Извини, не получается так, как мы хотим. Дел по горло, и даже на любимую не остается времени. Еще несколько дней, и все станет на свои места.
Девушка была в синем платье с тонким шарфиком того же цвета. С плеча сумка не висела, в одной руке находился плоский пакет с бумагами, в другой – небольшой моток широкой красной ленты. «Вооружиться» предметами для отвлечения внимания людей в здании она сама решила перед выходом из дома. Его оправдания нашла нелепыми, подошла поближе к столу, перевела ленту в другую руку, освободившейся сняла солнцезащитные очки и спросила:
– Что за дела? Тебя нет три дня, хоть бы дал знать!..
– Замотался, сил нет никаких. Вчера то и дело размышлял, куда бы тебя определить, но ничего на ум не пришло.
– Мне неплохо и в том доме, ты про себя говори.
– Что я? Спать еду в шале, в оставшиеся дни ко мне могут приехать и посреди ночи. Кроме этого я уже замечаю любопытные взгляды ребят, наверняка они все знают, а время неподходящее для пересудов. Выход был один. Тобой внизу не интересовались?
– Там было несколько человек, но я не остановилась и смело прошла, как ты и учил. В коридоре на этаже встретила женщину с молодым человеком, молча разошлись в разные стороны.
– С тобой не пропадешь, молодец. 
– Больше мое настроение сыграло. Дома как, в порядке? Не случилось что? Просто я хочу понять, что происходит!
– Более-менее, Индир, давай отложим. Мое отношение к тебе прежнее. Не время и не место, позже поговорим.
– Не надо со мной так. Я пришла сюда не требовать что-либо. Ты уходил, как всегда, а я не знаю, что и думать.
Он подошел к ней, взял ее руку и поднес к своим губам, что раньше не делал. Найдя это ребячеством, не смог произнести и очевидные банальности о том, что она самый желанный человек в его жизни и свое будущее связывает только с ней. Но видится в ближайшие дни не был готов, и рассчитывал на ее благоразумие.
– Мне становится страшно за то, что я делаю, – сказал он. – Донесли, что за мной следят. Сам читаю людям мораль… не могу я так больше.
– Ты это про наши личные отношения?.. – У девушки увлажнились глаза.
– Не грусти, мне тоже нелегко. На своем примере понял, что все сразу хорошо тоже бывает, это если отбросить душевные муки. Праздник пройдет, наступит наш век, и поживем душа в душу.
Индира не стала задерживаться. Ее не покидали мысли, что хорошо бы им перестать видеться, трех дней оказалось достаточно, чтобы сомневаться в правильности складывающихся отношений. Ей все тяжелее становилось выносить молчаливую жизнь, притом последние дни и гулять боялась выйти, успев привлечь к себе внимание одного молодого человека. Она неторопливо шла к лестнице и обдумывала идею с поездкой в горы. Было понятно, что без его помощи это не осуществить, но просить не имела желания, и время было неподходящим. Вытащив зеркало, она всмотрелась, надела очки и вышла к лестнице. Наверх поднималась девочка в светлой футболке с косой через плечо, в гофрированной узорчатой юбке серых тонов и с пакетом в руке. Сравнявшись, она стала казаться взрослой девушкой со знакомыми чертами лица. Сомнений не остались, что это и есть дочь Абиева. С целью познакомиться с ней Индира спустилась на первый этаж и стала ждать в широком коротком коридоре. Входная дверь в правление держалась открытой, суеты не было, но ощущался дискомфорт. Она заподозрила, что сама является причиной шептания людей в дежурной комнате.
Ждать пришлось недолго, но показавшаяся Зарема была неприветлива: она на секунду столкнулась взглядами с Индирой и картинно отвернула голову. Озадаченная жестом девушка машинально остановила ее и спросила:
– Это почему мы такие серьезные? В юности нельзя окутать себя проблемами! Жизнь прекрасна, живи себе и радуйся.
– Ты танцовщица приезжая? – хмуро спросила та в ответ.
– С чего ты взяла? Я знакомого своего жду, но время вышло, то ли ушел, то ли мы недопоняли друг друга.
– Так, ты это местная? – Зарема смутилась за свою резкость с взрослой девушкой и понизила голос. – Прости, ошиблась… ты очень красивая, и платье твое шикарное… мне нравится. – Ей не удавалось собраться. – Здесь мой папа работает, нам говорили, что у него побывали приезжие девицы. Прямо так, среди бела дня!..
– И что с того? Твой папа, выходит, большой человек, и к нему у всех могут быть вопросы.
– Он давно дома не ночует, спросишь – внятного ответа не дождешься. Вот тебе и самый близкий человек! Не встречала здесь посторонних?
Индира поняла, что своим приходом она могла поставить в неудобное положение многих. В мыслях вернулась в кабинет и повела ту за собой. Пропустив через себя, сказала:
– Нет, я впервые в этом здании, и не знаю, что к чему. Успокойся, поговори со мной, и все пройдет. Как тебя зовут? Как родители ласково обращаются?
– Зарема, и только. Ты бы знала, как эти праздники достали. Сначала я папе помогала, подсказывала, как народу больше понравится. Два платья сшила себе. Теперь не до всего этого.
– Меня Индирой, давай присядем. Поговоришь со мной, успокоишься, и мне будет приятно.
Садиться они не стали, из-за появившегося лысого седого мужчины прервали разговор, и, взаимно уступая право первой выйти, покинули здание. Безотрадная дочь Абиева была одного роста с Индирой, но выглядела чуть ли не старше нее.
– Не понимаю, как можно закрываться в кабинете с приезжими девушками? – сказала она дрожащим голосом. – Откуда они только взялись?
– Это ничего не означает, может, все не так понимаешь. Мужики лишь на словах смелы, а перейти границы дозволенного боятся. Танцовщицы могли быть не одни, зашли, отметились, выпили по глотку шампанского, и – в дом, где остановились. Поселок сейчас наполнен гостями.
– Я знаю, что говорю. Я папу люблю, но так нельзя. Мама вся в слезах, два дня назад пыталась покончить с собой. Хорошо, что бабушка догадалась и отвела несчастье.
– Да ты что?! – Индира поразилась новости и ощутила свою причастность к проблемам их семьи. – Даже не знаю, что сказать. Ты не нагружайся вопросами взрослых, они сами решат свои дела. Нельзя с юности окружать себя лишними заботами! – Она коснулась руки Заремы.
– Ты права, никто и не оценит, итак в последние дни вся на нервах.
– Извини Зарем, мне надо срочно уходить. Я бы поболтала с тобой, но сама уже поняла, это не должно идти во вред собственным делам.
– Мы еще увидимся? – спросила та и положила свою руку на ее.
Было заметно, что не успевшая опустошить свое сердце девочка не готова принимать возражений. Несомненно, Индира не горела желанием еще раз встретиться с ней, наверняка зная, о чем и в каких тонах она состоится.
– На празднике обязательно пресечемся, – ответила она и быстрым шагом отправилась домой.