Глава тридцатая. Обращение к шахтёрам

Лихолетье. Книга третья.
Глава тридцатая. Обращение к шахтёрам.

 Несмотря на хорошую работу коллектива Крутояровского металлургического комбината в 1988 году и нарисованную начальником планово-экономического отдела Белошенко оптимистическую картину жизни и труда для его работников в наступившем 1989 году, в Крутом Яру, да и в Туле тоже, жить становилась всё тяжелее.
 Возвращаясь, как-то раз, из типографии после вёрстки и ожидая автобус на своей остановке, Сергей с удивлением наблюдал, как возле палаток со всякими сникерсами, баунти, фантой, пепси-колой, прочей всякой зарубежной "жвачкой", плохо одетые люди, не только старики и старушки, но и его возраста, собирают баночки из-под пива и прочих прохладительных энергетических напитков. Он сначала не понял для чего?
 Обычно опустившиеся люди собирали стеклянную посуду. Потом догадался: баночки эти были изготовлены из какого-то тонкого и лёгкого цветного металла. Собиратели ловким ударом каблука зло сминали их в тонкие и невесомые пластины и складывали в свои сумки. Появился такой вот тогда вид "бизнеса", это собирательство металла. Любого металла! Но особенно ценился цветной.
 Всё металлическое постепенно исчезало с улиц, дач, сараев и гаражей, даже с территории самого комбината. И не только исчезало оно в сумках пожилых людей. Но и в довольно ощутимых размерах, не в килограммах, а в тоннах.
 На комбинате потому и усилили охрану, но не по всему периметру. На карьере, где сливался шлак из доменных печей, появились уже не собиратели, а старатели-копатели.
 Они из остывающего шлака ломиками и молотками добывали чугун, складывали его потом в свои большие и прочные сумки, а затем уже всё это добытое относилось в хорошо им известные нелегальные точки приёма, что обосновались в гаражах и сараях новоявленных частных предпринимателей.
 Потом всё это накопленное на грузовиках вывозилось и сдавалось в государственные пункты приёма металлического лома. Такая вот технология бизнеса. И на том эти дельцы неплохо "зарабатывали", платя рабам-копателям сущие копейки.
 Получали же сами старатели-копатели, и собиратели металла по свалкам, за свой труд в зависимости от веса сданного, порой даже не гроши а Продукты или же дешёвым спиртным-"борматухой".
 Часто это были люди без определённого места жительства и занятий. Сокращённо бомжи. Теперь милицию этот контингент особо и не интересовал. В стране появлялась безработица. И она становилась всё привычнее. 
 Цветной металл оказался в большой цене, чем чёрный. И это не удивительно, так было всегда. Наступали такие времена, что ничего сделанного из цветного металла скоро и не останется даже на кладбищах.
 Не избежит этой участи, конечно, и чёрный металл, в том числе, и чугун. Все канализационные люки в Крутом Яру, вскоре, останутся без чугунных крышек. И на них будут уже лежать люки из дерева, а потом уже и из бетона.
 Но более всего поразило в этих переменах Сергея то, как на той же остановке, люди собирали окурки и складывали их в карманы. В стране начисто исчезло курево. Исчезла даже махорка.      
 Теперь постоянно что-то исчезало. С удивлением наблюдал Сергей за тем, как в новом, недавно открывшемся, посудо-хозяйственном магазине в Крутом Яру, что на улице Александра Блока, люди из Прибалтики, что можно было понять по их выговору, среди бела дня скупали алюминиевую посуду: ложки, вилки, половники, кастрюли, бидоны и так далее. Скупали всё подряд. И скоро прибалтийские республики начнут нелегально экспортировать цветной металл за рубеж.
 Люди же, не только в Крутом Яру, а и повсюду, были обеспокоены ростом дефицита в стране, исчезновением продуктов и товаров первой необходимости. Вот как писала об этом газета "Калининец", пытаясь успокоить людей:
 "В последнее время, то и дело, приходится слышать:
 - Ну что, вы спичками и солью запаслись?
 - А вы? Мы рыбными консервами запаслись.
 - А мы макаронами всякими кашами, горохом...
 Это стало основной темой разговоров. Напуганные и настрадавшиеся люди, невесть откуда взявшимся дефицитом продуктов и товаров, необходимых для нормальной человеческой жизни, болезненно теперь реагируют на любой слух-информацию о том, что опять что-то исчезнет с прилавков магазинов. На этот раз ажиотаж возник сразу же вокруг спичек и соли.
 Вот какие данные на этот счёт содержится в справке, подписанной заведующей отделом торговли горисполкома товарищем Минаевой:
 "За четыре месяца этого года по плану должны были продать в городе Тула шестнадцать тысяч триста условных ящиков спичек, продали только одиннадцать тысяч девятьсот ящиков. Зато, если в апреле в среднем реализовывали в день тридцать восемь-сорок условных ящиков, то только десятого мая уже пятьдесят два ящика, одиннадцатого семьдесят пять, двенадцатого сто тридцать три, тринадцатого сто тридцать шесть условных ящиков.
 Аналогичная картина и с продажей соли. План продажи четырёх месяцев: тысяча восемьдесят тонн. Продано восемьсот девяноста шесть тонн. В апреле в день реализовывалось по пять с половиной, шесть тонн. Десятого мая тридцать три тонны, одиннадцатого мая сто одиннадцать тонн, двенадцатого мая сто двадцать пять с половиной тонны, тринадцатого мая сто четырнадцать тонн соли...".      
 Мы обратились из редакции по телефону в магазин № 15, что в Крутом Яру по улице Александра Блока, к заведующей Е.М.Донцовой с вопросом:
 - Как идёт распродажа соли и спичек, есть ли запас?
 В ответ услышали:
 - Покупают больше, чем обычно. Но в магазине есть и соль, и спички в достаточном количестве. Имеются они и на базе...
 Похоже, что на этот раз слухи о грозящем дефиците не подтвердятся... Вот ещё одно сообщение в газете на эту же тему:
 "Трудящиеся комбината и жители Крутого Яра интересуются вопросами снабжения. На запрос исполняющего обязанности секретаря парткома металлургического  предприятия М.Г.Котина исполком районного Совета народных депутатов сообщает: 
 "Нормированная продажа сахара и синтетических моющих средств производится управлением торговли и общественного питания, с разрешения облисполкома, исходя из установленных рыночных фондов на месяц и квартал.
 Магазинам райпищеторга, расположенным в посёлке Крутой Яр, в первом полугодии реализовано сахара в количестве двести шестнадцать с половиной тонны, при норме то девяносто четыре с половиной тонны, то есть, сверх нормы продано на первое августа 1989 года двадцать две тонны сахара.
 По состоянию на первое августа текущего года талоны на мыло в городе Тула не введены...".
 А вот какую картину наблюдал сам лично Сергей в одном из магазинов Крутого Яра, о чём он и написал в своей газете, назвав свою заметку "Горький сахар": 
 "...Отоваривают сахар! Для людей, доведённых до полного отчаянного и страшного нечеловеческого состояния, это событие, кажется, стало сегодня неимоверно радостным, даже просто спасительным и пусть хоть маленьким, но всё-таки, лучиком света в тёмном царстве в нашей сегодняшней беспросветной жизни.
 И в то же время, не станет ли оно началом новых нескончаемых унижений?
 - Как это может быть сегодня,- воскликнет читатель,- в нашем-то двадцатом веке, после стольких самых удивительных достижений нашей страны!
 И он будет прав. Так это ведь, действительно, кажется, просто невероятным, чуть ли не страшным сном?!
 На моих глазах умер прекрасный человек! Это был изумительной души и порядочности человек, неординарная личность. И почему умер? Из-за какого-то килограмма сахара, положенной нормы потребления ныне на человека. Умер внезапно и неожиданно. Не выдержало, остановилось у него сердце. Люди рассказывают, что накануне, когда он попробовал воспользоваться своим законным правом, завоёванным на фронте, получить вне этой дикой очереди положенный ему сахар, то его в ней так обхамили и унизили, что у него даже не выдержало сердце.
 Его убила кем-то брошенная зло фраза:
 - Когда вы все, ветераны, на тот свет только уберётесь? Как вы все нам надоели!   
 И это были ещё далеко не самые грубые и обидные слова в его адрес в той очереди.
 Увы, производить сахар в достатке сегодня, оказывается, мы просто не в состоянии. Как и не умеем мы с уважением относиться к фронтовикам. А ведь должны же давно этому научиться! Должны! Почти сорок пять лет, как окончилась Великая Отечественная война.
 Но мы почему-то сегодня стали очень злы и привычны к хамству в нашей жизни, к бессердечию стали привыкать. Как, впрочем, и к отсутствию сахара и многому чему другому в нашей жизни, что раньше для нас, до перестройки, было просто диким. 
 Особенно нетерпимо наблюдать отсутствие элементарной культуры в общении с ветеранами. Дичаем мы, люди! Так, что ли? Что же касается сахара, то это не самое страшное. Его, всё-таки, завезли в посёлок, а вот ветерана нам того теперь не вернуть.
 Ощущение от этого мерзкое, пакостное, наверное, не только у меня одного, и надолго осталось на душе.
 Сегодня, мне кажется, что какая-то вражеская сила в нашей стране делает всё для того, чтобы без конца нас дёргать и нервировать, мучить и мутить воду, создавать истерическую обстановку.
 И не только в посёлке, но везде и вся, по всей стране. Разве не удивительно то, что в одних магазинах, этого самого сахара, просто завались, а покупателей нет.   
 А в других наоборот – народа тьма, а сахар на исходе. Но каждый из нас приписан, именно, к своему магазину! И в ином другом купить его просто нельзя. Почему и для чего?
 К примеру, жители улицы «Советской» получают сахар в магазине на улице «Революции». Здесь в очереди старики выстаивают часами, а когда подходит их очередь, то им вдруг говорят:
 - Вам нужно получать сахар в магазине на улице Блока...
 А когда и здесь очередь образуется и подходит ваш черёд покупать, то вам и здесь говорят:
 - Сахар вам нужно получать на улице Алексея Пешкова...
 А то и в магазине, что в доме ВОХРа. Это же бежать в совсем другой конец посёлка!
 Надо было всего лишь додуматься и выдать людям заранее талоны на получение сахара только лишь на сентябрь, а на октябрь чуть позже. Тогда бы такой свалки и толкучки нигде бы и не было. Так нет! Выдали талоны сразу на два месяца.
 В результате одни, кто физически здоровее и шустрей, те взяли сахар и на сентябрь, и на октябрь. Другим же, он вовсе не достался! Чем это ни саботаж?
 А людей только и знают успокаивать продавцы:
 - На базе сахара полно!
 Вместо сахара дают им новые направления в другие магазины. Так если на базе сахара полно, а в магазине нет, то кто же тогда даст гарантию, что по другому адресу сахара тоже не будет? И что там можно будет, без давки и ругани, отоваривать свои несчастные талоны?
 И потому жители городов и сёл сегодня  в бесконечных очередях матерят всех подряд: и коммунистов, и демократов, левых и правых, красных и белых, всяких там зелёных и бур-малиновых.
 Ругают местную власть посёлка, всех председателей Совета, бывших и настоящих: Шанина, и Жакова, и Чекмазова. Они лишь только тревожно и горько спрашивают друг  друга:
 - Скажите, а почему в нашем посёлке всё поставлено с ног на голову? Почему нет никакого порядка!
 Действительно, почему? Сколько ещё человеческих сердец должно разорваться в очередях для того, чтобы люди спокойно могли отоваривать выданные им месячные талоны для получения продуктов?..."
Таким вот вопросом к читателям и к местным властям закончил Сергей своё горькое повествование о столпотворении в магазинах.
 Но этот вопрос был риторический, Сергей знал об этом. Никто на него ответить не мог. Всё в те дни тонуло в фарисействе, в недрах перестройки происходили странные процессы, везде была вакханалия и хаос, полная расхлябанность жизни. На самом деле всё было не так. Внутри страны происходили непонятных людям перестроечные процессы.
 Сахара в тот раз Сергею тоже не досталось. Выручила его Вера, получив сахар на свои и его талоны.   
 И вот такое же тяжёлое положение сложилось с талонами не только в одном Крутом Яру, но и по всей стране. Введение талонов на продукты питания в СССР при Горбачеве стало результатом серьезного экономического кризиса, с которым столкнулось государство.
 В 1989 году СССР оказался на грани голода и руководство страны решило ввести систему талонов на продукты, чтобы регулировать и контролировать их распределение среди населения. И никто не знал почему, кроме прорабов перестройки. И не сразу на неё прольётся свет истинных её причин и следствий.
 Система работы с талонами на продукты теперь затрагивала каждого гражданина СССР. Каждая семья получала личные карточки, на которых были отмечены определенные продукты и их количество, которые они могли приобрести в определенный период времени.
 Введение талонов на продукты питания вызвало ряд проблем и недовольство среди населения. Непривычная система распределения продуктов создала дополнительные очереди и бюрократические процедуры. Долгое ожидание в очередях и нехватка продуктов только лишь усилили недовольство граждан и вызвали массовые, пока что молчаливые, протесты и брюзжание.
 Всё эти трудности были следствием экономической перестройки общества. Не только экономической, но и политической. Не стало внутри самого государства стержня на котором всё и держалось. Не стало руководящей и наплавляющей роли и силы  Коммунистической партии.
 Но, всё равно, претензии людей были обращены. именно, к партии. Народ не понял, да и ещё долго не поймёт, происшедших качественных изменений в общественном устройстве. Но общественное сознание оставалось прежним.
 Для граждан страны во главе государства был по-прежнему коммунист Горбачёв и Политбюро, а в кабинете директора Крутояровского металлургического комбината Литвинова за его спиной по-прежнему висел портрет В.И.Ленина. А справа от него на приставном маленьком столике, напротив председателя профкома, по-прежнему сидел на своём обычном месте секретарь парткома. Теперь уже Котин.
 Всё также партком проводил свои заседания и партийные собрания в цехах предприятия. И главными вопросами на них были, опять же, мобилизация коллектива комбината, ставшего в начале девяностых акционерным обществом, на достижение высоких результатов в труде и укрепление трудовой, производственной и технологической дисциплины. Теперь уже для того, чтобы выжить в новых, очень сложных, экономических условиях.   
 Каким-то образом на предприятии возник миф, что именно в этих рыночных условиях, при полном единстве и мобилизации всех сил, их коллектив предприятия может достичь высоких прибылей и зарплат. Бытовало представление, что если комбинат будет жить своей отдельной, обособленной, жизнью, имея всё своё, в том числе, и своё собственное производство продуктов питания, то ему ничего не страшно.
 И в этом было что-то разумное и рациональное. Продолжало на комбинате развиваться сельскохозяйственное производство, в том числе, по выращиванию мяса и молока, овощей и зелени в тепличном хозяйстве, появился даже крольчатник и началось уже выращивание индоуток. Кроме того, были грандиозные планы по развитие рыбного хозяйства в незамерзающем техническом пруду комбината.
 Первое время всё соответствовало возникшему мифу. Предприятие работало хорошо и  выгодно реализовывало свою продукцию. У предприятия, к тому же, была своя широкая сеть мелких предприятий и социально-бытовая инфраструктура, направленных для нормальной жизни человека. В том числе, и для интеллектуального его развития.
 Но уже к началу девяностых этот миф стал потихоньку таять и рассеиваться,   социальная сфера для многих из вышестоящих руководителям стала, казаться, лишним придатком-бременем, отрицательно влияющим на получение высоких прибылей.          
 Да и сама политико-экономическая ситуация в стране тоже не способствовала укреплению этого мифа. Литвинов, не желая сдаваться и отказываться от своей мысли, создать из комбината и посёлка, своё "государство в государстве". Настойчиво он шёл вперёд и вёл за собой свой коллектив пока контрольный пакет акций предприятия принадлежал комбинату. И как это будет долго продолжаться, никто не знал. 
 И в этом стремлении партком директора поддерживал. Но активность самих коммунистов падала, несмотря на нормальные условия жизни и желание генерального директора, как и самого парткома. Многие не понимали происходящего в стране.
 Хотя в декабре 1989 года в партию вступило уже десять человек. А тот, кто начинал понимать, что происходит в стране, с сожалением смотрели на Котина во время его пламенных выступлений с призывали построить социализм в отдельно взятом предприятии.
 Называли его фантазёром или Павлом Корчагиным. И не завидовали его участи, предугадывая его будущее. Но сами они ему и другим коммунистам ничего иного предложить не могли.
 То же самое происходило и в комсомоле. С болью писал об этом в газете комбината секретарь комсомольской организации доменного цеха Константин Шаталов:
 "Работая секретарём комсомольской организации доменного цеха я столкнулся с большими проблемами. Первое что меня удивило, то это низкая явка комсомольцев на отчётно-выборное собрание.
 Это говорит о том, что авторитет собраний упал. И упал он из-за того, что принимаемые решения не выполняются. Вопросы, которые обсуждаются на собрании не остры и не конкретны.
 Хочется остановиться на такой трудности секретаря, как сбор членских взносов. Приходится по несколько дней в месяц собирать комсомольские взносы, но многие комсомольцы так и продолжают безответственно относиться к уплате членских взносов.
 За время моей работы секретарём, а это уже около года, за неуплату членских взносов исключены четыре человека, сейчас стоит вопрос об исключении ещё двух. Низка активность комсомольцев и на субботниках. Многих самих секретарей цеховых комсомольских организаций на субботниках не видно".
 Двадцать восьмого ноября 1990 года многотиражная газета "Калининец" вдруг  изменит свой статус. На основании статьи №7 Закона СССР "О печати и других средствах массовой информации" учредителем газеты станет трудовой коллектив комбината, а не администрация и профком Крутояровского металлургического комбината. Таким образом, Совет трудового коллектива набирал силу. Он брал под свой контроль газету. И это был уже не первый шаг его к власти.
 Но этого Совет сам пока ещё не осознал или же не желал проявлять в этом качестве. Предпочитая оставаться в роли ведомого, подчиняясь и следуя неистовой воле и энергии Литвинова, преклоняясь перед его крепким характером и непререкаемым авторитетом.
 Пленённый его личным обаянием, как руководителя и человека. Заворожённые неистовыми речами генерального директора, о крепком и успешном предприятии, члены Совета, как и весь коллектив и партком, были ему,таким вот образом, полностью подвластны. И это Литвинову нравилось. Он становился полновластным хозяином комбината и посёлка.
 И потому председатель Совета трудового коллектива Валентин Трофимович Трапезников на директорских оперативках занимал скромное место среди начальников цехов и отделов. Редко выступал и подавал свой голос.   
 Но такое быть могло лишь только при генеральном генеральном директоре Литвинове. При других директорах и определённых жизненных обстоятельствах всё могло выглядеть совершенно иначе. И это тоже понимал Сергей. Уличная митинговая демократия могла привести в Совет совсем других людей, таких как Строгов.
 И тогда Совет выходил бы на первый план, что могло привести к противостоянию не только с парткомом или же профкомом, но и с самим Советом директоров. Совет директоров тоже набирал силу.
 Понимал это не только Сергей, но и и Бутинова. Но этого они между собой не обсуждали. Потому что у них было одно понимание, но разные взгляды на происходящее.
 Но опять же, произошло совсем непредсказуемое: последующие события в стране привели к исчезновению самого Совета трудового коллектива. Действительность совершенно противоречила мифу и о крепком акционерном предприятии и самодостаточном "государстве в государстве", во главе с крепким хозяйственником с Литвиновым и парткомом. Предприятию день ото дня становилось работать всё тяжелее и тяжелее. 
 Напряжённым для комбината выдался июль того же года. Под угрозой срыва было выполнение плана цементным и литейным цехами. И только лишь благодаря сверх усилиям этих цехов план буквально был "вырван" по цементному цеху на сто процентов, по литейному на сто и две десятые процента.
 Как результат такой неритмичной работы последовало уменьшение валового дохода по цементному цеху к плану на на шестнадцать с половиной процента, а следовательно, и уменьшение единого фонда оплаты труда.
 Особый разговор состоялся в кабинете директора о работе литейного цеха. И он продолжился с коллективом цеха. Вот как об этом рассказала в газете, исполняющая обязанности планово-экономического отдела, Тамара Затеева:
 "В последнее время литейный цех работает крайне напряжённо и с высоким браком. При разборе сложившегося в нём положения и причин плохой его работы администрация комбината, вместе с рабочими цеха, выявила множество недостатков. И не только в работе руководства цеха, но и отделов комбината: производственного, научной организации труда и зарплаты, главного механика, технического и технического контроля.
 Отделом главного механика цеху не планируется заблаговременно производство в номенклатуре, в результате чего цех своевременно не планирует своё производство по дням и неделям. Не доводит эти графики до рабочих. Нет должного ежедневного учёта производства продукции и её качества, высокий простой оборудования.
 В цехе нет взаимопонимания между рабочими и мастерами. С целью наведения в этом коллективе порядка по комбинату издан приказ с мероприятиями и сроками их исполнения и конкретные их исполнители."
 Именно, в соответствии с этими мероприятиями, Литвинов и предложил бывшему секретарю парткома Белякову, как инженеру-металлургу и бывшему секретарю парткома, возглавить литейный цех. И он согласился. 
 К этим провалам в работе комбината, ко всё возрастающему налоговому прессу добавились ещё и аварии в доменном цехе. Из-за неритмичной поставки сырья и топлива. в 1989 году они безжалостно преследовали коллектив. И это всё в результате забастовок шахтёров. В результате чего терпение крутояровских доменщиков лопнуло и они написали открытое письмо шахтёрам, отправив его не только им и руководителям областей, но и в центральные газеты страны. Вот оно дословно:
 "ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
 Шахтёрам Кузбасса и Донбасса, партийным и советским органам бастующих областей, руководству Министерства угольной промышленности СССР.
 Товарищи!
 К вам обращается коллектив доменного цеха Крутояровского металлургического комбината им.М.И.Калинина. Каждый день мы читаем в газетах тревожные сообщения о забастовках шахтёров в Донбассе и Кузбассе. Нам далеко не всё равно как развиваются у вас события в чисто человеческом плане и в профсоюзном: печи нашего цеха работают на коксе получаемом из вашего угля.
 Несколько дней назад на открытом партийном собрании мы говорили открыто о том, что кокс необходимо расходовать крайне экономно, запасы на комбинате тают, а новых поступлений может и не быть.
 Тревога нарастает. Могут остановиться доменные печи. Надо ли говорит о том к чему это приведёт? Мы даже не имели ввиду то, что без работы, а значит, и без зарплаты, без средств к существованию останутся наши работники и их семьи.
 Хотя это, согласитесь, тоже немаловажно. Но ведь продукцию нашего цеха ждут на других предприятиях. Мы все крепко связаны друг с другом. Думаем, что такое же тревожное положение сейчас на всех металлургических предприятиях страны.
 Мы обращаемся не только к бастующим шахтёрам, но и партийным, советским руководителям бастующих областей, руководителям Министерства угольной промышленности.
 Товарищи!
 Надо как можно быстрее найти общий язык и создать такие условия труда и жизни шахтёров, чтобы не возникало причин для забастовок.
 Товарищи шахтёры, товарищи руководители!
 Мы призываем вас быстрее и продуктивнее принимать решения с тем, чтобы забастовка в ближайшие дни была прекращена и шахтёры вновь спустились в забой. А металлургические заводы могли работать ритмично и с полной нагрузкой.
 По поручению коллектива доменного цеха, данному на открытом партийном собрании
19 июля 1989 года поставили подписи: Н.Дворецков, председатель Совета трудового коллектива доменного цеха, П.Деловакин, начальник цеха, Ю Бурынычев, секретарь полютбюро цеха, М.Филин, предцехкома профсоюза В.Малкин, старший газовщик, Почётный металлург. 26 июля 1989 года".
А.Бочаров,
 2о20