Часть-4, Пехотная учебка, Ашхабад

Из воспоминаний Николая Устинова, КТуркВО 1977-79

Рассвет на вышке и картины Сарьяна

 С детства у меня был «бзик» – любил пейзаж. Выдирал картинки из всех, никому не нужных журналов. Коллекционировал. Чтобы рассматривать приличное по размеру изображение, бывал в музеях, видел какие они там, смастерил эпидиаскоп. Это в коробке из-под ботинок два отверстия. На большое накладывается настольная лампа, над маленьким держишь увеличительное стекло, которое вынимал из проектора для фотопечати у отца. Линза диаметром 10 см. Изображение на потолок. Было одно неудобство, рука со временем начинала уставать. Но картина размером чуть не с потолок и смотришь, лёжа на спине. Так что терпел это неудобство. Так вот.

Не понимал я пятнистые картины Сарьяна. А тут что увидел?! Край неба голубеет, розовеет. Вот засверкал заснеженный кончик вершины горы, что была напротив казармы. Оказывается, она была на Иранской стороне, а не у нас. Вот появляется граница света и тьмы. И эта граница скользит слева направо. Свет гонит тьму. Не в смысле, как наш президент, про нашу хорошую жизнь. А прогоняет.

Справа темно, а вот с левой стороны вспыхивают утренние чистые краски. Какой цвет солнышко осветило, тот и вспыхнул. Скользит по маковому полю – красное пятно, напоролся на зеленый кустарник – изумруд засиял. Как заворожённый смотришь, как свет тьму гонит и при этом вспыхивают цвета как в цветомузыке.

И вот тьма слиняла. И теперь видны все пятна, и они с каждой минутой становятся всё ярче и ярче. Ради такой картины стал напрашиваться в караул. Были ребята, которые тосковали по дополнительным порциям «хавки», так вот с ними и менялся нарядами. Так что мало-мальски насмотрелся на пейзажи Сарьяна наяву.

Как выспаться днём не на койке

Взлётка – это длинный проход в центральном холле казармы (бетонка для построений). Когда дневальными при входе в казарму оказывались Гиззат или Валера, у меня появлялась возможность отоспаться. Не как в гостинице с номером за кучу денег в сутки, но выживать помогало. Если стоишь лицом ко входу, то за спиной были шкафы для шинелей. Десяток шинелей на одной перекладине.

Стоишь возле шкафа, делаешь вид, что чем-то занят. В удобный момент, когда никто не видит, открываешь шкаф и с помощью табуретки заскакиваешь на перекладину. Гиззат табурет поставит назад, дверцу снаружи на поворотный засов закроет ….и тишина!. Грудью вытянешься вдоль перекладины, правые рука и нога ложатся на плечики шинелей. Правое плечо упирается в стенку. Всё, зафиксировался.

И мгновенно засыпаешь. А чего волноваться, если в тревожный момент Гиззат или Валера стукнут в дверь? Когда дверь отворялась, соскакиваешь на табурет и с ним даёшь дёру вглубь спальных отсеков. Хоть как-то, но поспать удавалось.

Фирюза или какая польза от гильзосборника

Всегда замечал за собою тягу к осматриванию новых мест. Была такая! Но уже тридцать лет, как тяги нет. Зарплата такая. Хорошо тогда успел хоть сколько-то мир посмотреть. Нет, не зря по окончанию института я не попёрся сразу в аспирантуру.

У водителей обкатка. Доехать до Фирюзы и обратно. Взводный кинул клич, кто хочет обкататься. Я вызвался. Сержант Серик, узнав про это, улыбнулся: «Ну, ты эту поездочку на всю жизнь запомнишь?!» И угадал. Не запомнил бы, не описал.

Устроился не в командирском кресле, там сержант был, а в люке башни. Красота, просторно. Караван кораблей пустыни несется по её волнам. Вверх, вниз, прыжки с гребня на гребень. Ямы в полкорпуса БМП пролетали, не чувствуясь задницами. Справа до горизонта полупустыня. Барханов так за всю службу, как в «Белом солнце пустыни», ни разу не видел.

Через полчаса началась таких качелей во мне проснулась морская болезнь. До Фирюзы всё больше страдал, обняв гильзосборник. Да что ему мой желудок, если он две тысячи гильз вмешает от пулемета, да сорок от пушки?

Приехали! Команда «спешиться!» Радостно спрыгнул с башни в песочек и почувствовал себя птицей. Тоже лечу. И тоже гажу. Птица сзади отбрасывает лишнее, я с другой стороны. Ещё не успел приземлиться, а со всех сторон дружный смех. И ещё до приземления успел подумать: «Посмеётесь у меня, когда гильзосборник чистить будете!»

Забрался в отсек десанта и уснул. Обратное ехал как бревно, покачиваясь на диване среди смрада солярки, иногда приходя в сознание. И что обидно. Можно было и дорогу посмотреть в оба конца, и Фирюзу. А ничего не видел, кроме гильзосборника. Иногда товарищи хвастаются, кто где бывал. А я где бывал? Только и говорю, что в Фирюзе. И это правда. И мне завидуют! Из моих друзей никого туда не заносило.

Пустыня как клумба или как взорвать Бахарден

Не уверен, что это было в Бахардене, возможно в Геок-Тепе, но отправили нас… одним словом, отправили. Что понравилось, пока ехали. С обеих сторон дороги не обещанная пустыня, а клумба. Цветы чуть не в рост человека и по всей дороге. Такое, правда, бывает одну неделю в году, ну, может, и две, если с сыростью повезет. Мы увидели. Причем клумба – насколько глаз хватает. А вдали у подножья гор огромное пятно красного цвета, несколько километров в длину. Вширь раз в десять меньше.

С нами во взводе был туркмен, по образованию фармацевт. Его я спросил, что у вас делают с таким огромным открытым выходом глины на поверхность – кирпич, посуду? Он мне: «Да какая глина – это мак!»

Как заснул Смелый Лев в маковом поле, я помнил с детства. Но нас к полю не повезли. Обидно. Поспать бы. И вот за колючей проволокой спускаемся в какие-то подземные ходы. Там в штабели выше человеческого роста уложены трехметровые в длину узкие ящики. Один ящик – одна ракета от системы «Град». Это такая сороковка ствольная, сродни «Катюше».

И вот мы под надзором неизвестного нам прапорщика втаскиваем с улицы эти «градины» под 100 кг каждая, и складываем «под самый потолок». Вдоль стены. Двое наверху принимают снаряды, четверо снизу подают. Умаялись так, что и жить уже не хотелось. И вот ручонки у двух верхних не выдержали, и ящик стал скатываться вниз по ступенькам из ранее уложенных ящиков.

Прапорщик поседел, мы равнодушно смотрели на него и на скатившийся ящик. Прапорщик вытер пот со лба и произнес: «Если бы рвануло, то в радиусе десяти километров не осталось бы ничего живого!» А нам было всё равно, за жизнь этого прапорщика никто из нас не переживал.

Праздничный салют

Дважды, на праздники 7 ноября и 9 мая стояли в оцеплении на красной площади Туркменистана. Охраняли покой его величества, первого секретаря Туркмении башлыка Гапурова. Так что военный парад один раз посмотрел. Неужели и у нас в Москве такая же красота была? Но в Москву на парад нас не пускали, а по телику что угодно показать могут.

Заканчивалось все праздничным салютом. Наша салютная команда «стреляла» с территории стрельбища. Два раза салютовал, но ни разу салют не видел. Команда работала слаженно. У нас было четыре пусковых установки. На каждую устанавливалась кассета с двадцатью с лишним патронов. Основная часть бригады заталкивала в них патроны.

Надо было установить четыре кассеты на две установки. По команде двое дергали четырьмя руками за четыре веревочки. Ба-бах, и всем салют! Снимаешь отработанные кассеты и в сторону. Со сторонки хватаешь по очереди другие и ставишь на установку. И так весь салют.

Ну, чтобы кассеты патронами забивать, и я бы справился. Как и за веревочку дергать. Но за веревочку дергали двое самых здоровых, Ежов и Шамурадов. Вот они, наверняка, весь салют видели. В отличие от остальных. Да ещё офицер видел, который кричал изредка: «Залп!». Хорошая работа у офицера за 250 рублей в месяц.

А вот кассеты мне пришлось устанавливать. А ставишь её на вытянутых руках. Та ещё нагрузка. И трясёшься от страха. Вдруг рука у тех спортсменов дрогнет и дёрнет не вовремя? Тогда моя голова взлетит на триста метров. Оттуда я всё успею окинуть взором, пока голова на место будет падать. А ведь у спортсменов и руки длиннее, да и силы невпроворот. Так что с салютом мне не судьба была.

Фокусник Веретёлкин и его разоблачитель инженер по эксплуатации

Беженец Веретёлкин осел в деревне в Воронежской области. Создал школьную команду волейболистов. И вот его нет, а память есть. Турнир каждый год. А тогда я не мог понять, Валера читает газеты и периодически: «Моя жена в Аргентине, …в США, …Японии!» Пока Бахор мне не сказал, что его жена входит в какую-то сборную по волейболу, вот и ездит по свету, пока Валеры нет дома.

Не очень-то я поверил, но однажды перед выходом на пост, начальник караула, проверив боеготовность курсантов, не стал у Валеры вытаскивать баночки с консервами. Консервы я и раньше видел, но чтобы баночка с содержимым максимум на столовую ложку – видел впервые.

Таких у нас нет, точно из-за границы прислали. Причём, офицер доставал эти баночки точь-в-точь как в цирке фокусник что-то достаёт у зрителей. Валера ушёл в караул неподготовленным, а офицер сам всё схавал, нехороший человек. Если бы вернул Валере, тот бы дал и нам попробовать. Ведь мы уже знали, что у него всё это есть.

Кстати, с тем офицером мы друг с другом недолюбливали. Он мне как-то похвастался, что по диплому он инженер по эксплуатации, его по выходу на пенсию на гражданке в любое автохозяйство с руками оторвут. Не то, что меня. Кому, мол, я со своими знаниями нужен?

Продолжение http://proza.ru/2024/03/16/638