Тюрьма понятие женского рода

(былое)

Тюрьма - не самое прекрасное место на земле. Я в этом неоднократно убеждался. И не пытайтесь меня переубедить! Там и отдыхать-то не очень комфортно, а сидеть в женской тюрьме вообще полный отстой.

- Хорошо, что я здесь только в командировке, - думал Иван, оглядывая скудный дизайн комнаты для свиданий. Он, как ему показалось, незаметно, достал из недр кожаной куртки красивую металлическую фляжку и сделал парочку мощных глотков. – Какое это счастье – свобода! Можно выпить, когда хочешь! И никого не бояться! Иван заметил полный укоризны взгляд фотографа Лени Валеева, и, принял озабоченный, творческий вид.

Оператор Коля Носов устанавливает на штатив видеокамеру. У зарешеченного окна безучастно стоит кряжистая, женщина с накаченной шеей, полутяж, в форме сержанта внутренних войск. За столиком, поставив перед собой небольшое зеркальце, словно актриса, перед бенефисом, делает мэк-ап, усердно красит губы, худенькая женщина, с лицом, потрепанным похмельными бурями, в синем, невыразительном, форменном, тюремном наряде. Поправляет короткие волосы, цвета дождливой осени, постоянно взбивает их, стараясь придать объем. Щелкает очередью затвор «Никона» виртуозного фотографа, Лени Валеева.

- Подожди, не снимай! – неожиданно рявкает прокуренным баритоном женщина. – Не видишь, я еще не готовая! Начальник! Скажи ему, что не снимал! – обращается она к Ивану.
- Леня, не снимай! – покорно говорит Иван, хитро подмигивая Лене, - пусть Ольга подготовится. Вам еще долго?
- Пять минут, - отвечает женщина. Иван, воспользовавшись, что полутяж-вертухай что-то увидела в окне, делает еще пару глотков из фляжки. Леня достает из кофра бесшумную «мыльницу» и незаметно снимает и заключенную и конвойную.
- Мог бы поделиться с товарищем! – шепотом с преувеличенной укоризной говорит он Ивану.
- Низя! – шепотом отвечает Иван, - Руки будут у тебя дрожать. Кадр получится размытый. – и уже громким голосом обращается к даме в невыразительном, синем, тюремном наряде, - Оленька, давайте так, что бы я из вас не вытягивал, как на допросе, вы сами рассказывайте, а я вас буду направлять. Хорошо? – вкрадчиво говорит Иван.

Заключенная Оленька вздрагивает.
- Нихуасибе! Как? Как ты сказал? Оленька!? Пля-а-а-а… Давно меня так не называли. Я сейчас кончу! Влюбился, что ли? Ладно. Я готовая! Дай только закурить. И за яйца подержать (заразительно смеется) 
- Можно? – спрашивает Иван женщину-сержанта. Он заметил, что Ленька незаметно снимает заключенную на фотоаппарат.
- Закурить? - уточняет сержант, - Валяйте! Мы же не звери! Только не снимайте с сигаретой! Запрещено!

Иван дает Оленьке закурить, хитровато подмигнув Леньке.
- Как я? – спрашивает она его, затягиваясь, закидывая ногу на ногу, сверкнув при этом красными, кружевными трусами, взятыми на съемку у соседки по камере Тамарки.
- Наоми Кэмпбел отдыхает! Честное слово! – искренне отвечает Иван,
- На Майами отдыхает, - бурчит с притворным недовольством Леня Валеев. – Жмот. Коньяка пожалел…
- Коля готов? – спрашивает Иван оператора, - Поехали?
- Мотор! – негромко говорит оператор Володя, делая отмашку рукой.

- Добрые день, дорогие друзья! Хотя, как оказывается, добрым его сегодня могут назвать, увы, далеко не все. Мы сегодня с вами находимся в необычном месте. В комнате свиданий в женской колонии. Хотя, почему необычном? Для кого-то это место так же обычно, как для чукчи тундра. Да простят меня чукчи! Мы сегодня мирно беседуем с обитательницей этой колонии Олей Буховой. Бессмысленным, наверное, в данной ситуации, может показаться вопрос: как дела? И тем не менее! Здравствуйте, Олечка! Как дела? Давно вы тут?
- У девушек такое не спрашивают! – кокетливо поправляя прическу, отвечает Ольга.
- У Оли интересная история, которая привела ее в этот суровый, низменный край. Впрочем, она сама в состоянии нам ее поведать. Скажите, Ольга. Вы ведь приехали сюда из Москвы, а в Москву из деревни?

- Не из какой не деревни, а из районного центра, Шмаровка называется. – с обидой возразила женщина, - У меня отец, между прочим, редактор шмаровской районной газеты. Очень известный человек. Знаете, сколько он книг перечитал? Вам столько и не снилось! У нас библиотека была на всю стену! Энгельса и Маркса полное собрание сочинений… Что там еще…. Панферов, Ленин, Марков, потом этот…. Как его…. Пушкин, Эжен Сю, Соплин, Фадеев. Мы ее потом продали всю нах, когда он помер. Депутат районного совета депутатов всех нах трудящихся он был всю жизнь. Я в Москве институт закончила, я плять – филолог, между прочим, и на работу устроилась в школу. Потом в газету многотиражную. На фабрику медицинских препаратов имени 8 марта. На улице Кирова.

- А жили где?
- Жила в общежитии, пока не встретила Игоря Бухова, чтоб он сдох...
- И он сделал вам предложение…
- Предложение? Да, он, плять, бегал за мной, как пес, как сумасшедший, как кот мартовский, проходу не давал. С утра уже возле проходной стоит. Год, наверное. Или даже больше. В общагу ко мне лазил. С пивом. За мной такие короли ухлестывали, он им в подметки не годился. Худой, нищий… Но те жениться не предлагали. Так просто ухлестывали. Паибаться.

- Бухова! – прикрикнула женщина-сержант, - ты чего обкурилась? Фильтруй базар!
- Есть! Ваше высокоблагородие! – Ольга отдала честь рукой, - А Игорь тот просто умирал по мне. Я уж решила, ему легче дать, чем объяснять, что он мне противен. Я и согласилась. И мы стали жить вместе, пока смерть не разлучила нас ха-ха-ха-ха-ха-ха...

- Простите, но, может, вы на десять минут оставите нас с Олей, нам так будет комфортнее…- притворно жалостно обратился Иван к конвойной.
- Не положено, - коротко ответила она. Иван подошел к ней вплотную и незаметно вложил в ее руку заветную, желанную купюру.
- На пять минут, - ответила удовлетворенная женщина, оценив материальное благородство журналиста.

- У мужа жили? – спросил Иван, когда железная дверь шумно захлопнулась
- У кого? Какой, на хй у мужа! – воскликнула в сердцах Ольга, - У него нельзя. Там свекровь сволочь, злая, как черт. Корчит из себя интеллигентку. Жлобиха. Пятьдесят лет, а по мальчикам бегала. Сука. Всю жизнь нам сломала. У них же однушка была на Менделеевской. Мы с Игорем квартиру снимали в частном доме. Она не хотела нас прописывать. А потом он забухал от безысходности. Его с работы выгнали.  У нас уже Мишка родился. Стали ругаться. Потом он к матушке своей стал уходить. Все чаще и чаще. Как поругаемся – он сразу туда. Она во всем виновата, сука старая, убила бы на хй. Надо было бы гнать его оттуда. Если бы она умней была, гнала бы. Может быть, и жили бы вместе до сих пор

- А потом вы переехали к свекрови? – направлял беседу в нужную сторону Иван.
- Ну, да. – Ольга поменяла положение ног, на зеркальное и равноценное, еще раз удачно сверкнув трусами, - Мне квартиру не на что было снимать. Сына нечем кормить. Вот я и подала в суд. Они думали, что я лохушка! Не на ту нарвались! Я за сына своего башку всем сорву! (тихо говорит Ивану) Пибаця хочешь?
- Что? – не понял Иван.
- Паибаца хочешь? По быстрому? – объяснила так же тихо Ольга и добавила, - Я договорюсь с конвойной, если ссышь. Она не зайдет, она мне должна…
- Не… Нет. Мне нельзя. – мягко, чтобы не обидеть девушку, отказался Иван.
- Что нельзя-то? Менструация что ли? (смеется, обнажив рот, полный металлических зубов) Или пидор?

- Давайте, Оля, допишем сюжет…- строго напомнил Иван.
- Давай! Допишем. Пиши, хоисос! Ну, короче, убила я ее. Когда я пришла с Мишкой к ним домой с вещами. Игоря не было дома. Она начала кричать. Уходи! Я ее сначала просто башкой об косяк двинула. А потом, не помню, как нож у меня в руках оказался. В общем, получила то, что заслужила.

- Не жалеете? (Иван незаметно в восторге показал оператору большой палец)
- А что жалеть? Гадину убить – святое дело! Дай-ка мне еще сигаретку, пидорка, раз ибаця не хочешь! Если бы снова все повторить, снова бы убила! Только еще бы и его дождалась и тоже пришила. Но я еще выйду, разберусь…А то он что-то слишком хорошо, слишком, сука такая живет…. Я сына, плять, рожала, в муках, а он значит теперь с моим сынуленькой каждый день видится, а я тут баланду хаваю…Хер ему! (тихо) Последний раз спрашиваю, ибаця будешь?
- Нет. – категорично отказался Иван.
- А этот твой. Фотограф? Он - будет? – обреченно спросила Ольга.
- Нет.
- А что ты за него отвечаешь? Пидоры, короче….(неожиданно хватает Ивана за мошонку)
- Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-й! – взревел Иван испуганно выпучив глаза. Оператор и фотограф растерянно смотрели то на Ивана, то на Ольгу. Та закатилась в припадке хохота сумасшедшей ведьмы.
- Заросло тра-а-авоо-о-й, заросло-о-о-о травой, заросло траво-о-о-о-й место наших встре-е-е-еч! – орала она во всю глотку, - Мама-а-а-а-а-а-а-а-а!

Неожиданно она отпустила мошонку, упала на пол, задирав юбку, стала биться буйной головой об пол и визжать ошпаренной расплавленным свинцом свиньей:
- Насилуюу-у-у-у-у-у-у-ут! Сволочи-и-и-и-и-и-и-и! Насилую-у-у-у-у-уу-у-у-у-ут! Пидоры-ы-ы-ы-ы-ы-ы вонючие-е-е-е-е-е!

В комнату толстой шаровой молнией медленно влетела женщина-вертухай. Она ягуаром прыгнула к бьющейся в истерике Ольге. Лицо заключенной было в крови.

- Что? Да вы.... Что такое? Ебашнего взбздошку? Наварру рохо? Что вы с ней сделали? Вы… Вы что такое бить у нас тут стос навару рохо писдить бздынь-бздынь наварру??? 

Иван недоуменно и растерянно пожимает плечами. Но через минуту приходит в себя и становится суровым, как инквизитор перед ведьмами.
 
- Что??? Вы того тут. Не очень-то. А то мы тоже тут рохо…. Иван – погрозил дамам пальцем, - Взяли моду - биться об пол… Вот свидетели! У нас все зафиксировано…. А то ишь, сразу по фене взбздошку бздынь-бздынь! Мы тоже по фене ботаем! Не таких видали. Хотите, чтобы я Колокольцеву позвонил? Я быстро устрою вам такой взбздошку, мало не покажется! Собирайтесь, мужики! Уходим!

И, почесывая свою, оскверненную безжалостной, преступной, женской ручищей мошонку, Иван первым покинул комнату свиданий, с гордо поднятой головой и с высокими чувствами глубокого удовлетворения, и выполненного, священного, профессионального долга. Завтра будет готов ударный репортаж. В мозгу уже билась пойманной птицей первая фраза: "Тюрьма - не самое прекрасное место на земле. Я в этом неоднократно убеждался. И не пытайтесь меня переубедить! Там и отдыхать-то не очень комфортно, а сидеть в женской тюрьме вообще полный отстой..."