Шатура Глава третья

«ШАТУРА»

Жизнь судового механика (начало)

Глава третья

Радостный Вадим тут же выскочил из каюты. Через некоторое время он вернулся с женщиной примерно его же возраста, а может быть, чуть моложе. Красивая девица — в меру накрашена, хорошо причёсана, одета в модное платье. В руках она теребила болоньевый плащик.
— Людмила, — скромно представилась она.
Вадим, который пропустил её в каюту, втиснулся за ней следом и, показывая пальцем на каждого из присутствующих, представил их.
Колян, оказавшийся самым галантным, тут же забрал у женщины плащик, повесив его в шкаф.
Вадим усадил Людмилу на один из свободных стульев у стола. Ну а остальные расселись уже на привычные места, готовые есть и пить всё, что сейчас появится на столе.
Усевшись, Людмила подозрительно посмотрела на Вадима:
— Ну что, опять начинается прежнее?
О прежнем парни ничего не знали, но Вадим развёл руками:
— Ну а что делать? Ведь день рождения же у меня.
Людмила, поднявшись со стула, сделала шаг в сторону Вадима и, прижавшись к нему, крепко поцеловала:
— Ну, вот ради него я и приехала.
Она подошла к своим сумкам, которые Вадим оставил у порога, поставила их на стол и начала вытаскивать различные пакеты.
В них оказались овощи — помидоры, огурцы, какие-то салаты в баночках и жареная курица. Курица — это было нечто! Особенно если это домашняя курица.
Вынув курицу, Людмила посмотрела на Вадима:
— Может быть, разогреть её?
Вадим только замахал руками:
— Ни в коем случае! Не надо! Холодная она будет ещё вкуснее.
Картошка, отваренная с чесночком и свежим укропом! Вкуснотища!
Вся каюта заполнилась прелестными запахами домашней еды. Даже стало страшно, что этот чудный запах заполонит всю надстройку. Тогда сюда сбегутся матросы, и присутствующим так ничего и не останется от этих прелестей.
Ну а пельмени, которые скромно лежали на нескольких досочках, надо было срочно варить, а то они могли прилипнуть к ним и тогда из них уже получилось бы только тесто с мясом.
Колян принёс плитку и поставил на неё огромную кастрюлю. В неё набрали воды и принялись ждать, когда она закипит.
Пока вода закипала, Вадим налил всем по стопке, а потом покосился в сторону Лёньки:
— Студенту не наливать, он пельмени будет есть. Сегодня он уже выпил свою дозу.
На такую наглость у Лёньки едва хватило сил возразить:
— Да вы что? В самом деле издеваетесь? Хоть чуть-чуть-то можно? Я же ходил за ней, за этой водкой, — Лёнька в отчаянии смотрел на окружающие его смеющиеся морды.
— Ладно, — смилостивился Вадим. — Хорошо. Но только пять капель, — и налил Лёньке грамм пятьдесят.
Гранёные стаканы в ознаменование такого радостного события, как день рождения, подняли и все чокнулись «камушками». Это чтобы помполит не слышал. Хотя со вчерашнего дня его и дух простыл. Он одним из первых свалил во Владивосток, якобы на доклад в партком.
Ну а дальше стаканы поднимались один за другим. В основном за день рождения Вадима.

На судне за главных командиров остались только второй механик, старпом и второй помощник, следивший за погрузкой. Ну и матросы с мотористами, которых тоже наполовину распустили.
Проверяющие сюда не приедут. Тем более в Находку. На контейнерные каботажные причалы?! Куда тут переться?! Только по специальному заданию кто-то из пароходства мог появиться с проверкой. Да даже если бы и приехал кто-то, то экипаж об этом уже бы известили за три дня до подхода в порт. Этому же проверяльщику надо выписать командировочные, а в бухгалтерии у капитана работала жена, которая всё и обо всех знала. Так что маловероятно, что кто-нибудь неожиданно появится с проверкой. Находка — это же другой край света! Это же другая страна!

Тут закипели пельмени. За их варкой строго следил Колян.
Люда стала хозяйкой кастрюли, достала шумовку и всем начала раскладывать на тарелки горячие, аппетитные пельмени.
Вадим с Серёгой и Коляном взяли и жахнули ещё по стопочке. Считай, по полстакана они уже выпили и разговор у них стал добросердечный и доверительный. Ну просто замечательный. Они начинали всё больше и больше любить друг друга.
Места за столом мало и присутствующие расположились так: Люда на диване около стола, рядом с ней Вадим, а Лёнька с Коляном и с Серёгой с другой стороны стола. Посредине стола поставили кастрюлю с пельменями. Около неё бутылки, курица и всё остальное. Стол же не банкетный и места на нём мало даже для стаканов. Их приходилось всё время держать в руках.
И тут Вадим широким жестом потребовал у Серёги:
— Дай-ка мне уксус. Я хочу пельмени с уксусом!
Серёга протянул руку к шкафчику над столом и, открыв его, достал бутылочку с уксусной эссенцией, а затем широким жестом протянул её Вадиму.
— На тебе твой уксус. — Язык у него начал заплетаться, а движения рук сделались размашистыми. — Вот этот уксус я сейчас и налью тебе в тарелочку, - приговаривал он при этом.
Серёга открыл пробку на бутылочке с уксусной эссенцией. Рука у него слегка отклонилась от предполагаемой траектории к тарелке, а тарелку Вадим держал в руке в районе живота.
И вот этой эссенцией Серёга обильно принялся поливать тарелочку с пельменями. Эх, лучше бы это сделал Лёнька, самый трезвый из всей компании! Но у Серёги получилось всё совершенно по-другому.
Пока он выписывал траектории с бутылкой эссенции в попытке налить её в тарелочку Вадима, рука его промахнулась, и белая прозрачная жидкость попала Вадиму на живот.
Уксусная эссенция начала стекать у него в промежность. Вот тут-то каюту и потряс невообразимый вопль:
— Ой-ой, ты что творишь?! Паскуда ты замазученная!
От таких криков народ застыл, а Серёга, глядя на свою руку, так и продолжал выливать из небольшой бутылочки её содержимое на живот Вадима.
Осознав произошедшую трагедию, со своего места подскочила Люда и выхватила из рук Серёги злосчастную бутылочку. Тут все неожиданно начали носиться по маленькой каюте. Один Вадим сидел, раздвинув ноги и от того, что ему в промежности невероятно пекло, орал:
— Что вы сделали со мной, суки?! Что делать? Ой, падлы, поубиваю всех!
Серёга, образумившись от содеянного, во всю глотку как закричит:
— Воду, воду давай!
Лёнька подскочил со своего места, а в руках у него оказался стакан с водкой и, быстро опрокинув его содержимое в себя (не пропадать же добру), подставил стакан под кран умывальника, а когда стакан наполнился, то плесканул воду Вадиму на живот. Вода с эссенцией затекла ему ещё глубже. У Вадима от этой дозы воды ещё больше запекло, а он ещё сильнее заорал, посылая все известные ему матюги уже в Лёнькин адрес.
Тут вмешалась в кавардак, стоящий в каюте, Людмила. Она спокойным голосом скомандовала:
— Ну-ка, все отвернулись!
Парни отвернулись, а она — бац! — снимает с Вадима трусы и тут же льёт ему в промежность воду, которая стояла рядом в банке, приготовленная для следующей варки пельменей.
— Так! Балбесы! Заткнулись! — властным голосом прекратила она вопли с суетой в каюте и спокойно приказала Лёньке: — Неси сюда соду, да побыстрее.
Лёнька помчался на камбуз, зная, где лежит сода и, схватив пачку, вернулся в каюту.
Вадим уже лежал на диване с распростёртыми ногами.
Да… Причинное место у него оказалось такое, что на него бы собралось посмотреть (ну, может быть, и не только посмотреть) уж очень много любопытных женщин. Оно бы стало шедевром в любом из музеев мужской красоты. Одной из ценительниц этой красоты и являлась Людмила. Она постоянно лила воду на эту неописуемую красоту.
Увидев соду в руках Лёньки, она выхватила у него пачку и принялось обильно посыпать то, что ей принадлежало по праву.
— Ой-ой! — орал и стонал Вадим. — Всё сожглось! Не могу больше! Ой-ой-ой. Печёт!
Приглашённые на день рождения зрители, от его воплей только покатывались со смеху. Это же надо! Вадим представлял, что у них с Людой будет такая бурная ночь…
Он даже как-то говорил об этом с Серёгой:
— Вот приедет Людка — ой, не слезу с неё вообще. Буду всю ночь её мучить. Спать не дам ни минуты. Ты только утром меня не буди рано. Понял?
Серёга на его просьбу с пониманием кивал, соглашаясь с Вадимом:
— Да ладно, ладно. Что ты переживаешь? Сделаю как ты хочешь.
А теперь невольные зрители — Серёга, Лёнька и Колян стояли перед раскорячившимся Вадимом и невольный смех душил их при виде страданий несчастного Вадима.
Тот, видя ехидные пересмешки друзей, взбеленился:
— Вы чего, сволочи, смеётесь? Что? Поиздеваться надо мной решили?! — и попытался встать.
Но Серёга, как всегда, как будто ничего не произошло, успокоил его:
— Ну всё, Вадик, не будет у тебя ночной работы, — и попытался уложить Вадима на диван. — Побереги себя, отдыхай.
Но тот, не слушая уговоры Серёги, орал в прежнем экстазе:
— Да пошёл ты! — изрыгая ругательства и мат на Серёгу и всех, кого видел перед собой. Видать, от боли он и сказать-то толком больше ничего не мог.
Какой уж тут день рождения праздновать?! Вадима с Людмилой оставили лечить раны на причинном месте у виновника торжества, а сами, прихватив бутылку водки с половиной курицы, картошкой и остатками пельменей вернулись к Коляну с Лёнькой в каюту.
Какими методами происходило дальнейшее лечение столь важного мужского места, Лёнька предположить не мог. Да не до этого ему и было.
А в каюте они сели, посмеялись и уговорили прихваченную бутылочку. Ближе к вечеру, когда разговор пошёл на убыль и парни уже собирались мирно разбрестись по шконкам, их поднял вахтенный матрос, с бешеными глазами забежавший в каюту:
— Спасайте Васильича! Тонет!
От такого неожиданного сообщения у Лёньки с Коляном стаканы чуть не выпали из рук.
— А ты что здесь делаешь? Что ты сам его не спасаешь? – заорал на матроса Лёнька.
— Да я ему уже круг кинул, и он с ним так и барахтается в мазуте. Как я его оттуда один вытащу? — орал обалдевший от страха матрос.
Откуда тащить? Как Васильич оказался в воде? На расспросы времени не оставалось. Ясно только одно: надо спасать Васильича. И парни, вывалившись из каюты, бросились на палубу.
Был поздний вечер, причал окутали сумерки, и вахтенные уже включили палубное освещение. Поэтому, свесившись за борт, куда указывал верещащий матрос и присмотревшись, Лёнька увидел между бортом и причалом барахтающееся тело.
— Выброска у тебя где? — проорал Колян офонаревшему матросу.
— Так вот же она, — растерянно протянул её Коляну парень из Манзовки.
Колян выхватил у него выброску и, распутывая её, побежал по трапу вниз на причал. Лёнька с Серёгой кинулись вслед за ним.
Между бортом и причалом вместо воды простиралось месиво из мазуты, палок, щепок и различного мусора. Среди этого срача виднелся спасательный круг и в середине него просматривалась голова человека.
— Держи кончик, — прокричал Колян голове и бросил гашу в месиво.
Увидев, что за гашу ухватились руки утопающего, парни начали тянуть его.
Хоть и худой оказался этот Васильич, но дерьма в нём содержалось приличное количество. Это в полной мере ощутили три «спасателя» еле-еле вытянувшие его на причал.
Когда замазученное тело выбралось на край причала, то все бросились к нему. Но не тут-то было. Тело оказалось скользкое и мерзкое от облепившей его мазуты. Руки непроизвольно с омерзением сами отстранились от него, а осклизлое тело только и делало, что мычало:
— Б…я… Суки… Вы где шляетесь? Так и сдохнуть можно. — Откуда-то из-под слоя мазуты неслись невразумительные междометия.
Тело еле-еле поднялось и, шатаясь, побрело к трапу. «Спасатели», онемевшие от такой неблагодарности, только смотрели ему вслед. А оно, оставляя за собой дорожку мазута, начало карабкаться вверх по трапу.
Колян только прокричал вслед Васильичу:
— Смотри, с трапа ещё не навернись, — но тело Васильича разразилось в ответ благим матом.
Парни ещё постояли на причале, очистили от мазута выброску и разошлись по каютам.
Вот так и прошёл тот знаменитый вечер, ознаменовавшийся спасением третьего механика и празднованием дня рождения Вадима.

После того как Лёньку в семь часов поднял вахтенный моторист, проснулся и Колян. Он со стоном перевернулся на своей кровати:
— Ой, башка что-то болит! Просто раскалывается.
Хотя он с нуля до четырёх стоял вахту, но вид имел такой, как будто вообще не спал.
— Не могу больше, — стонал Колян. — Башка точно лопнет! Надо что-то выпить. Иначе сдохну.
Он выбрался со стонами из кровати, вышел в коридор и постучался в соседнюю дверь, к Серёге. Вскоре послышалось, как тот вышел и недовольно пробурчал:
— Чего надо? — по голосу чувствовалось, что Серёга очень недоволен.
— Надо вот. Голова болит, — заискивающе, со страдальческими нотками в голосе канючил Колян.
После недолгого молчания послышалось:
— Сейчас.
Дверь хлопнула, а через минуту разговор продолжился:
— Всё, иди, я тут занят. — Голос Серёги стал уже добрее.
Колян ехидненько поинтересовался:
— Ну и как работалось этой ноченькой?
Серёга уже со смехом выпроваживал не в меру любопытного Коляна:
— Иди уже, иди. Я тут ещё немного поработаю и приду на разводку. Если Степаныч что-нибудь спросит, то прикроешь меня, — уже попросил он Коляна.
— Не боись! — Бодро ответил тот и через секунду вернулся в каюту с початой бутылкой.
— Вставай, — толкнул он Лёньку и гордо потряс добычей перед его лицом.
Делать нечего. На работу всё равно бы пришлось вставать. Они уселись за столом и посмеялись, как это Серёга умудрился «проработать» всю ночь.
Ну, ладно, не их это дело. Разлили водку по стаканам и, морщась от отвращения, выпили и закусили вчерашними остывшими пельменями. После чего Лёнька начал собираться на работу.
Иван Степанович, посмотрев на опухшие физиономии «работничков», сакраментально изрёк:
— Чё, уже успели нажраться? Смотрите у меня, чтобы сегодня работа была! После обеда будем начинать чистить ресивер, а пока идите и вскрывайте его! Подготовьте весь инструмент для чистки.
Чтобы утихомирить разбушевавшегося Ивана Степановича, пришлось рассказать ему о «травме», полученной вчера Вадимом. Иван Степанович был человек с понятиями, поэтому постучался к Вадиму в каюту в полуоткрытую дверь сказал тому, чтобы тот сегодня отдыхал, а с остальных членов рембригады ответственности не снял и погнал их в машину.
Вскрыть горловины на ресивере не составило особого труда. На каждой горловине по двенадцать гаек. Открутив их, парни притащили вёдра, скребки, робу и сели в ожидании Ивана Степановича, что он им ещё прикажет. Лезть сейчас в ресивер, или не лезть, или сделать всё это после обеда? Вот в чём был главный вопрос. А лезть в него страшно не хотелось.
Двигатель после закрытия обогревающей воды со вчерашнего вечера ещё полностью не остыл. Обычно на стоянке температура на нём поддерживалась около шестидесяти градусов, а сейчас она оставалась ещё в пределах сорока.
Лёнька засунул голову в открытую горловину. Ой-ой-ой! Сколько грязи там находилось! Ой-ой-ой! Вид такой «красоты» напрочь отбил у него желание о посещении столь «прекрасного» места, а особенно с бодуна.
Парни поднялись в курилку и, понурясь, ждали дальнейших приказаний, потому что сейчас лезть в ресивер не было никакого желания.
— Что это мы тут сидим? Пошли. На палубу выйдем. Воздухом подышим. Да и прохладнее там. - Неожиданно предложил Серёга.
Вышли на палубу. Солнышко светит. Тепло. Ни ветерка. Хорошо! От такой погоды настроение начало устанавливаться на рабочие рельсы, а душа разворачиваться, готовясь к новым подвигам.
Вдруг – мама дорогая! На причале возникло непередаваемое видение в виде трёх девушек неописуемой красоты, которое приблизилось к трапу и начало подниматься на борт судна. Брюнетка, блондинка и рыжеватенькая пампушечка.
Что понадобилось этим девчонкам на судне? Зачем они здесь? Эти мысли пронзили сознание трёх повреждённых голов, и они с интересом наблюдали за поднимающимися феями.
Девчонки, поднявшись на палубу, скромно обратились к вахтенному матросу:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, девушки, — ответил вахтенный, раздувшись от важности.
Нечасто это Ваньке из Манзовки приходилось встречать таких прелестных созданий. Его так раздуло от важности, что он гоголем, что глухарь на току, начал дефилировать перед девчонками.
— Чё это вы к нам пожаловали? — Важность из Ваньки, пёрла, что забродившее тесто из опары.
— Мы бы хотели увидеть старшего механика, — скромно, бросая томные взгляды на вахтенного, произнесла одна из девчонок, первой поднявшаяся на палубу.
— Но его сейчас нет на судне. Он уехал во Владивосток, — важно изрёк Ванька, несмотря на обворожительные взгляды брюнетки.
— Тогда нам нужен тот механик, который его заменяет, — не отставали от вахтенного матроса девушки.
— Это у нас второй механик, — так же важно выдал матрос. — Вот он-то сейчас и здесь. — Лёня, — крикнул он в сторону мотористов, стоявших метрах в дести и увидев их любопытные физиономии. — Отведи-ка девчонок ко второму механику!
Лёнька тут же услужливо подскочил к визитёршам.
— Пойдёмте, девушки. Я покажу вам каюту второго механика, — услужливо предложил он, прикрывая таким вежливым обращением своё любопытство к девушкам.
Войдя в дверь надстройки, он поднялся по небольшому трапу вверх на одну палубу и прошёл к каюте второго механика. Девчонки следовали за ним, и, постучав костяшками пальцев о косяк открытой двери, Лёнька осторожно поинтересовался:
— Иван Степанович, вот девчонки пришли к нам. И очень хотят вас видеть.
Из глубины каюты раздался удивлённый голос Ивана Степановича:
— Да? Какие такие девчонки?
Послышался звук отодвигаемого стула и на пороге каюты появился Степаныч. Он внимательно осмотрел визитёрш, толпившихся за Лёнькиной спиной.
— Ну, если пришли, то пусть тогда заходят. — И, отступив вглубь каюты на пару шагов, пропустил их.
Иван Степанович был невысокого роста. Если рост Лёньки составлял метр семьдесят, то второй механик был на полголовы ниже его. Маленький, кругленький, толстенький, лысенький, как шарик. Он «катался» по машине и всё знал про неё, родимую. До малейшего винтика. На любой вопрос, с каким бы Лёнька ни обращался к нему, он всегда давал исчерпывающие, обстоятельные ответы. Машину он знал досконально.
Своим особенным взглядом механика, которым определяют готовность механизмов к работе, Иван Степанович окинул девчонок:
— Ну и что это вы, девушки тут делаете? Хотите поработать, что ли? Или по какому другому вопросу прибыли к нам?
Стройная брюнетка, самая бойкая из девчонок, пылко начала:
— Вы знаете, мы студентки кораблестроительного факультета политехнического института, который находится во Владивостоке. У нас сейчас началась практика.
Иван Степанович внимательно, не перебивая брюнетку, смотрел на девчонок, но когда заметил Лёнькину любопытную физиономию, всё ещё торчащую в проёме двери, то скомандовал:
— Ну-ка, Лёня, исчезни мигом! — и, уже вежливо продолжил ворковать девчонкам: — А вы, девушки, проходите, садитесь. Сейчас мы с вами побеседуем и решим все ваши проблемы.
Лёнька вышел, а девчонки, пройдя в каюту, уселись на указанный им диванчик. Каюта второго механика не ахти какая огромная, но всё равно там можно было хоть спокойно разойтись трём человекам.
Лёнька вышел в коридор, но из любопытства остался стоять возле двери.

***

По морской традиции моряки двери в каюту никогда не закрывают. Ни в море, ни на стоянке, если они находятся на судне. Это потом уже стали закрываться двери, когда появились пираты, а в портах воры. А тогда, в те спокойные советские времена, двери в каютах вообще ни у кого не закрывались.
Проснулся — дверь открыл, значит, можно заходить. Если дверь закрыта — значит, спишь или на берегу — не заходи.

***

Дверь в каюте Иван Степановича оставалась открытой. Поэтому Лёнька сделал вид, что вышел, но сам остался около двери, чтобы послушать, как будут развиваться дальнейшие события.
Одна из девушек — судя по голосу, брюнетка — продолжила свой рассказ:
— У нас сейчас началась практика.
— Ну и что же это за практика такая для девушек? — послышался вкрадчивый голосок Ивана Степановича. Как будто это кот мурлыкал после съеденной сметаны. — А бумаги об этой практике у вас есть?
— Да вот они. — Послышался шорох разворачиваемых листов бумаги. — Практика у нас на целый месяц, — продолжала брюнетка. — Вот и направили нас из пароходства к вам. Вот наши паспорта, вот документ о том, что мы направляемся из пароходства к вам на практику.
— Ну да. Да-да-да. — Послышался скрежет пальцев по коже. Иван Степанович всегда так зверски чесал лысину, когда начинал интенсивно думать о пришедшей проблеме, которую необходимо срочно решить.
Он что-то мычал и ходил по каюте, а потом загадочно произнёс:
— Девушки, но вы, вообще-то, знаете, что такое море?
В каюте воцарилась небольшая пауза, которую прервал сам Степаныч:
— Ну как же вы на целый месяц пойдёте с нами в рейс? Это же будут шторма, морская болезнь, нехватка воды. Да мало ли что может произойти в море? Может быть, даже и кораблекрушение.
На такую проникновенную речь брюнеточка нежным голоском прервала Степаныча:
— А вы знаете, может быть, мы с вами как-то договоримся об этом, чтобы избежать таких приключений? Вы нам напишите, что мы эту практику тут у вас проходили, а мы тогда в рейс и не пойдём.
— Каким образом вы это себе представляете? — уже не на шутку возбуждённо переспросил её Иван Степанович. — Вы же должны отработать свою практику! — повысил он голос.
— А Вы напишите нам такую бумагу, что мы прошли у вас такую практику, и печать поставьте, а потом и распишитесь, — мило упрашивала его брюнетка.
— Так я же не капитан, чтобы расписываться, — выставил контраргумент Степаныч, чтобы отвязаться от девчонок.
— Но печать-то у вас есть? — настаивала на своём брюнетка.
— Печать есть, — подумав, согласился с таким доводом Иван Степанович.
— А у нас в институте капитанскую подпись никто не знает. Так что какая разница, кто подписал? Лишь бы печать была, — наивно подытожила свои рассуждения собеседница Степаныча.
От таких слов и интонации, с которой их произнесли, Лёнька даже представил себе огромные, широко раскрытые глаза брюнетки и её томный взгляд, прерываемый опахалами ресницы. От такого взгляда он бы сам ни в жизнь не устоял.
Но из каюты послышался скрежет пальцев на затылке Ивана Степановича, который долго молчал, расхаживая по каюте, отчего-то тяжело вздыхая, а потом уже решительно выдал созревшее решение:
— Так, девочки, я, вообще-то, с этим согласен, но только с одним условием.
— С каким условием? — уже дружно, в один голос, чуть ли не выкрикнули девчата.
— Вот если вы почистите ресивер главного двигателя, то я подпишу все ваши бумаги. Стоять мы здесь у причала будем ещё неделю. Может, за неделю и управитесь. Работы там много. Работа, конечно, не ахти какая сложная, но грязная, — честно сознался он. — И её надо обязательно сделать в течение стоянки, — подытожил Иван Степанович.
— Да сделаем мы, сделаем эту работу, - принялись в один голос заверять его девчонки.
— А если мы её сделаем, то вы потом подпишите нам бумаги? — Это опять послышался голос брюнетки.
— Потом всё вам подпишу, родные вы мои, — уверенно подтвердил Иван Степанович.
Неожиданно из каюты послышался хлопок ладони по столу, а Иван Степанович громко прокричал:
— Лёня, заходи! Я слышу, что ты там сопишь. А ну подь сюды!
Лёнька зашёл в каюту, а Иван Степанович полез в свой заветный ящичек с ключами.
— Вот, девчонки, это моторист Лёня. Он отведёт вас в каюту. Вы там переоденетесь, а потом он вам покажет всё, что вам предстоит сделать. — И обратился к Лёньке: — Вот тебе ключ от запасной каюты. Покажи девушкам, где им раздеться и что им предстоит сделать. Дайте им робу, сапоги и всё остальное, чтобы они почистили ресивер. Вас, охломонов, на сегодня я прощаю, а вот девчонки пусть поработают. Но! — Он грозно посмотрел на Лёньку. — Смотрите, чтобы за ними был постоянный контроль. Не дай бог, что-нибудь случиться с ними! В льялах сгною. — В этом можно было не сомневаться, если Степаныч пообещал такое наказание, то оно обязательно будет выполнено и, уже более мирным тоном, продолжил: — Электрики пусть организуют им безопасные лампы, а вы им выдайте ветошь, и пусть они всё почистят, — повторил он. — Когда после чистки вы всё проверите, то позовите меня. Вот тогда я уже сам осмотрю этот наш прекрасный ресивер.
После такой продолжительной речи, от которой у Степаныча даже пот проступил на лбу, он вновь обратился к девушкам:
— А вот уже после этого я подпишу вам всё, что вы хотите. И что вы у меня месяц отработали, и что ходили с нами в рейс и всё остальное. А сейчас распишитесь в журналах техники безопасности, что вы были проинструктированы при поступлении на судно и перед работой. Такой у нас порядок, — важно добавил он.
Девчонки обрадовались, что они остаются на судне и, не глядя в журналы, расписались в них. Глаза у них сияли, и они восторженно смотрели на Ивана Степановича. Но тот, как будто ничего особенного не произошло, так же спокойно, как и прежде, пропыхтел:
— Ну, всё, всё. Идите уже, идите. Не мешайте мне заполнять инвентаризацию, — и, строго посмотрев на Лёньку, напомнил ему: — Так, Лёня. А ты веди их в каюту. Чего пнём застыл, как на поляне? Пусть они там переодеваются. На камбузе скажи, чтобы повар и на них тоже готовила еду, — и вручил Лёньке ключ, после чего он с девчонками вышел в коридор.

Конец третьей главы

Рассказ «Шатура» опубликован в книге «Нельсон»: https://ridero.ru/books/nelson/