Джозеф Хеллер. Уловка-22

Начало, из серии "50 лучших книг 20 века"
1. Техасец
Йоссариан лежал в госпитале с болями в печени. Подозрение падало на желтуху. Однако
для настоящей желтухи чего-то не хватало, и это ставило врачей в тупик.
Будь это желтуха, они могли бы начать лечение. Но болезни не хватало самой малости,
чтобы стать настоящей полноценной желтухой, и это все время смущало врачей. Выписать же
Йоссариана из госпиталя они не решались.
Каждое утро они делали обход – трое серьезных энергичных мужчин. Твердо сжатые губы
выражали уверенность, которой явно недоставало их глазам. Врачей сопровождала такая же се-
рьезная и энергичная сестра Даккит, как и другие палатные сестры, недолюбливавшая Йоссариа-
на. Доктора просматривали висящий на спинке кровати температурный лист и нетерпеливо рас-
спрашивали Йоссариана о болях в печени. Казалось, их раздражало, что изо дня в день он
отвечал одно и то же.
– И по-прежнему не было стула? – допытывался медицинский полковник.
Каждый раз, когда больной отрицательно качал головой, врачи переглядывались.
– Дайте ему еще одну таблетку.
Сестра Даккит записывала, что Йоссариану нужно дать еще одну таблетку, и все четверо
переходили к следующей койке.
Медсестры недолюбливали Йоссариана. На самом деле боли в печени давно прошли, но
Йоссариан скрывал это от врачей, и они ни о чем не догадывались. Они лишь подозревали, что
он тайком бегает в уборную.
В госпитале у Йоссариана было все, что душе угодно. Кормили недурно, к тому же еду по-
давали прямо в постель. В дневной рацион входила дополнительная порция превосходного мяса,
а в полдень, в самую жару, ему, как и другим, приносили охлажденный фруктовый сок или шо-
коладный напиток. Если не считать врачей и сестер, его никто не беспокоил. Правда, по утрам
часок-другой ему приходилось выполнять обязанности почтового цензора, зато все остальное
время он был предоставлен самому себе и валялся до самого вечера, нисколько не мучась угры-
зениями совести. Жизнь в госпитале была удобна и приятна. Ему не стоило большого труда
оставаться здесь и дальше, потому что температура у него держалась всегда одна и та же – трид-
цать восемь и три десятых. Ему было намного лучше, чем, скажем, Данбэру, которому, чтобы
заставить сестер приносить обед в постель, приходилось то и дело грохаться на пол и раскваши-
вать себе физиономию. Решив потянуть так время до конца войны, Йоссариан написал всем зна-
комым, что находится в госпитале, не уточняя, однако, почему именно. А потом ему пришла в
голову еще более удачная мысль. Он оповестил всех знакомых, что его посылают на особо опас-
ное задание. «Требовались добровольцы. Дело рискованное, но кому-то ведь надо идти и на рис-
кованные дела. Как только вернусь – черкану». И с тех пор никому не написал ни строчки. Всех
офицеров из палаты Йоссариана заставляли цензуровать письма больных из рядового и сержант-
ского состава, которые лежали в отведенных для нижних чинов палатах. Это было нудное заня-
тие, и Йоссариан, читая письма, с разочарованием убедился, что жизнь рядовых и сержантов
лишь немногим интереснее жизни офицеров. Уже на второй день он утратил всякий интерес к
солдатским письмам, но, чтобы работа не казалась слишком скучной, он изобретал для себя вся-
кие забавы.
«Смерть определениям!» – объявил он однажды и начал вычеркивать из каждого письма,
проходившего через его руки, все наречия и прилагательные. Назавтра Йоссариан объявил войну
артиклям. Но особую изобретательность он проявил на следующий день, вымарав в письмах все,
кроме определенных и неопределенных артиклей. С его точки зрения, стиль после такой опера-
ции становился более энергичным и письма обретали более широкий смысл. Вскоре он начал
сражаться с обращениями и подписями, а текст письма оставлял нетронутым. Однажды он вы-
марал все, кроме обращения «Дорогая Мари», а внизу приписал: «Тоскую по тебе ужасно!
А. Т. Тэппман, капеллан армии Соединенных Штатов». А. Т. Тэппман был капелланом их авиа-Джозеф Хеллер «Уловка-22»
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
2
полка.
Когда фантазия Йоссариана истощилась, все возможности поиздеваться над письмами бы-
ли исчерпаны, он начал атаковать фамилии и адреса на конвертах. Он отправлял в небытие дома
и улицы и, словно господь бог, небрежным мановением руки стирал с лица земли целые столи-
цы.
Инструкция требовала, чтобы на каждом проверенном письме значилась фамилия цензора.
Большинство писем Йоссариан не читал вообще и спокойно подписывал их своей фамилией. А
на тех, которые читал, выводил: «Вашингтон Ирвинг». Когда ему и это надоело, он стал подпи-
сываться: «Ирвинг Вашингтон».
Его цензорские шалости на конвертах привели к серьезным последствиям. Некие высоко-
поставленные военные чины обеспокоенно наморщили лбы и решили послать в госпиталь со-
трудника контрразведки. Под видом больного он вскоре появился в палате Йоссариана. Но очень
скоро здесь все раскусили, что перед ними контрразведчик, потому что он без конца выспраши-
вал об офицере по имени не то Ирвинг Вашингтон, не то Вашингтон Ирвинг, а также потому,
что уже на второй день он позволил себе бросить проверку почты, сочтя это занятие слишком
утомительным.
На сей раз Йоссариан лежал в отличной палате, пожалуй, лучшей из всех, в которых ему с
Данбэром приходилось когда-либо вкушать блаженство. Рядом лежал двадцатичетырехлетний
капитан истребительной авиации – молодой человек с жиденькими золотистыми усиками. Он
был сбит над Адриатическим морем зимой, в самые холода, – и даже не простудился. А теперь,
когда на дворе стояла жара, и никто не сбивал его над холодным морем, капитан утверждал, что
болен гриппом. Справа от Йоссариана, томно распластавшись на животе, лежал уоррэнт-
офицер,1
напуганный единственным комариным укусом в зад и микробами малярии в крови.
Напротив, через проход между койками, лежал Данбэр, а рядом с ним – артиллерийский капи-
тан, с которым Йоссариан до недавнего времени часто играл в шахматы. Артиллерист был пре-
красным шахматистом и разыгрывал интересные комбинации, до того интересные, что Йоссари-
ану надоело постоянно чувствовать себя идиотом, и он бросил играть.
Самой заметной фигурой в палате был шибко образованный техасец, похожий на героя
цветного боевика. Он мыслил как патриот и утверждал, что состоятельные люди – публика при-
личная и поэтому должны иметь больше голосов на выборах, чем разные бродяги, проститутки,
преступники, дегенераты, безбожники и всякая прочая неприличная публика, не имеющая лома-
ного гроша за душой.
Когда в палату внесли техасца, Йоссариан был занят тем, что вымарывал из писем рифму-
ющиеся слова. Это был обычный жаркий и безмятежный день. Зной тяжело давил на крыши до-
мов. Стояла тишина. Данбэр, как всегда, лежал на спине, уставившись в потолок неподвижным
взглядом куклы. Он изо всех сил старался продлить свою жизнь, считая, что скука – лучшее
средство для достижения этой цели. Данбэр так усердно скучал, что Йоссариан подумал: «Уж,
часом, не отдал ли он богу душу?»
Техасца уложили на кровать посредине палаты, и он сразу же приступил к обнародованию
своих взглядов.
Послушав его, Данбэр подскочил, словно подброшенный пружиной.
– Ага! – возбужденно заорал он. – Я все время чувствовал, что нам чего-то не хватает. Те-
перь я знаю чего. – И, стукнув кулаком по ладони, изрек: – Патриотизма! Вот чего!
– Ты прав! – громко подхватил Йоссариан. – Ты прав, ты прав, ты прав! Горячие сосиски,
«Бруклин доджерс»,2 мамин яблочный пирог – вот за что все сражаются. А кто сражается за при-
личных людей? Кто сражается за то, чтобы приличные люди имели больше голосов на выбо-
рах?.. Нет у нас патриотизма! И даже патриотизма нет!
На уоррэнт-офицера, лежавшего справа от Йоссариана, эти крики не произвели никакого
 
1 Уоррэнт-офицер — в американской армии звание, промежуточное между сержантским и офицерским.
2
«Бруклин доджерс» — название нью-йоркской бейсбольной команды.Джозеф Хеллер «Уловка-22»
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
3
впечатления.
– Дерьмо это все… – проворчал он устало и повернулся на бок, намереваясь уснуть.
Техасец оказался до того душкой, до того рубахой-парнем, что уже через три дня его никто
не мог выносить. Стоило ему раскрыть рот – и у всех пробегал по спине холодок ужаса. Все уди-
рали от него, кроме солдата в белом, у которого все равно не было пути к отступлению: солдат
был упакован с головы до пят в марлю и гипс и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Его сунули в палату ночью контрабандой. Проснувшись утром, обитатели палаты увидели
на пустовавшей койке странно вздыбленные к потолку руки. Все четыре конечности поддержи-
вались в таком состоянии неподвижными свинцовыми противовесами, темневшими над головой
солдата.
Его положили рядом с техасцем, и тот, повернувшись к новому соседу, целыми днями о
чем-то прочувствованно вещал ему. Солдат не отвечал, но техасца это не смущало.
Температуру мерили дважды. Рано утром и к вечеру в палату входила сестра Крэмер с бан-
кой градусников и раздавала их, чинно шествуя сначала вдоль одного ряда коек, затем вдоль
другого. Солдату в белом она всовывала градусник в отверстие в бинтах, под которыми угады-
вался рот.
Затем она возвращалась к первой койке, брала градусник, записывала температуру больно-
го, шла к следующему и так снова обходила всю палату. Однажды днем, вернувшись, чтобы со-
брать градусники, она взглянула на градусник солдата в белом и обнаружила, что солдат мертв.
– Убийца, – спокойно произнес Данбэр.
Техасец младенчески невинно посмотрел на него.
– Душегуб, – сказал Йоссариан.
– О чем вы, ребята? – не понял техасец.
– Это ты убил его, – сказал Данбэр.
– Это ты отправил его на тот свет, – сказал Йоссариан.
Техасец отпрянул:
– Вы что, ребята, спятили? Я и пальцем его не тронул.
– Это ты его замучил, – твердил Данбэр.
– Я слышал, как ты его убивал, – сказал Йоссариан.
– Ты убил его потому, что он… черномазый, – сказал Данбэр.
– Вы рехнулись, ребята! – закричал техасец. – Черномазых класть сюда не разрешается.
Для черномазых у них специальная палата.
– Сержант положил его тайком, – возразил Данбэр.
– Сержант – коммунист, – сказал Йоссариан.
– И ты об этом знал, – сказал Данбэр.
Только на уоррэнт-офицера, лежавшего слева от Йоссариана, все случившееся не произве-
ло никакого впечатления. Он вообще почти никогда не разговаривал, а если когда и открывал
рот, то лишь затем, чтобы излить на кого-нибудь свое раздражение.
…За день до того, как Йоссариан встретился с капелланом, в столовой взорвалась печь.
Огонь перекинулся в кухню, и раскаленный воздух хлынул в соседние палаты. Даже в палате
Йоссариана, расположенной довольно далеко от столовой, было слышно, как бушевало пламя и
сухо потрескивали пылавшие балки. За окнами в оранжевых отблесках валили клубы дыма.
Вскоре к месту пожара прибыли аварийные машины с аэродрома. Целых полчаса пожарники ра-
ботали как сумасшедшие, и все без толку. Наконец они стали брать верх над огнем.
Но тут послышался хорошо знакомый монотонный гул бомбардировщиков, возвращав-
шихся с задания. Пожарникам пришлось свернуть шланги и поспешить на аэродром: вдруг ка-
кой-нибудь самолет разобьется при посадке и загорится. Однако самолеты приземлились благо-
получно. Как только сел последний, пожарники развернули свои машины и помчались обратно к
госпиталю, чтобы возобновить борьбу с огнем. Когда же они приехали, пожар совсем стих. Пла-
мя погасло само по себе, не осталось ни одной даже тлеющей головешки. Разочарованные по-
жарники посидели на кухне, попили тепловатого кофе и долго еще слонялись вокруг в надежде
потискать медсестричек.Джозеф Хеллер «Уловка-22»
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
4
Капеллан появился в госпитале на следующий день после пожара в то самое время, когда
Йоссариан искоренял в письмах все, что не относилось к любви. Капеллан сел на стул в проходе
между койками и спросил, как он себя чувствует. Священник сидел к Йоссариану боком, так что
из его знаков различия можно было рассмотреть только капитанские полоски на воротнике ру-
башки. Йоссариан и понятия не имел, кто перед ним. Он решил, что это или новый доктор, или
очередной псих.
– О, вполне прилично, – ответил он. – У меня побаливает печень, наверное оттого, что в
последнее время я не очень-то соблюдал режим. А в общем чувствую себя сносно.
– Это хорошо, – сказал капеллан.
– Да, – согласился Йоссариан, – это хорошо.
– Я бы пришел сюда раньше, – проговорил капеллан, – но, честно говоря, немного при-
хворнул.
– Это очень плохо, – сказал Йоссариан.
– Просто немного простудился, – поспешно пояснил капеллан.
– А у меня повышенная температура, тридцать восемь и три, – так же поспешно добавил
Йоссариан.
– Это очень плохо, – посочувствовал капеллан.
– Да, – согласился Йоссариан, – очень плохо.
Капеллан нервно заерзал на стуле и, помолчав, спросил:
– Могу ли я для вас что-нибудь сделать?
– Нет, нет, – со вздохом ответил Йоссариан, – врачи делают все, что в человеческих силах.
– Я не об этом… – мягко возразил капеллан. – Я имел в виду совсем другое. Игрушки, шо-
колад, жевательную резинку… или… может быть, книги.
– Нет, нет, спасибо, – ответил Йоссариан. – У меня есть все, что нужно. Все, кроме здоро-
вья.
– Это очень плохо.
– Да, – согласился Йоссариан, – очень плохо.
Капеллан опять заерзал на стуле. Он несколько раз оглянулся по сторонам, посмотрел на
потолок, на пол. Затем глубоко вздохнул:
– Лейтенант Нейтли передает вам привет.
Йоссариану не понравилось, что у них оказался общий знакомый: чего доброго, это могло
послужить поводом для дальнейшего разговора.
– Вы знакомы с лейтенантом Нейтли? – спросил он с ноткой сожаления.
– Да, я знаю лейтенанта Нейтли довольно близко.
– У него, кажется, того… кое-каких винтиков не хватает, а?
Капеллан смущенно улыбнулся:
– Затрудняюсь сказать. Я знаю его не настолько хорошо, чтобы судить об этом…
– Уж можете мне поверить! – сказал Йоссариан.
Наступила мучительная для капеллана пауза, которую он нарушил внезапным вопросом:
– Ведь вы капитан Йоссариан?
– Нейтли не повезло с самого начала. Он из слишком приличной семьи.
– Прошу извинить меня, – робко произнес капеллан. – Возможно, произошло ужасное
недоразумение. Вы ведь капитан Йоссариан?
– Да, – признался Йоссариан. – Я капитан Йоссариан.
– Из двести пятьдесят шестой эскадрильи?
– Да, из двести пятьдесят шестой боевой эскадрильи. Мне не приходилось слышать ни о
каких других капитанах с такой фамилии. Насколько мне известно, я – единственный капитан
Йоссариан. Но мне известно далеко не все.
– Понимаю, – печально произнес капеллан.
– Держу пари, вы собираетесь написать о нашей эскадрилье героическую поэму.
– Нет, – пробормотал капеллан, – я не собираюсь писать о вашей эскадрилье героическую
поэму.Джозеф Хеллер «Уловка-22»
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
5
Йоссариан резко выпрямился. Только сейчас он заметил на воротнике у капеллана тонкий
серебряный крестик. Он был крайне удивлен – еще ни разу в жизни ему не доводилось разгова-
ривать с капелланами.
– Вы капеллан? – воскликнул он восторженно. – А я и не знал, что вы капеллан!
– Ну разумеется, – ответил капеллан. – Неужели вы не знали?
– Конечно же нет. Понятия не имел, что вы капеллан… – Йоссариан завороженно смотрел
на него, широко улыбаясь. – Честно говоря, я еще ни разу в жизни не видел настоящего капелла-
на.
Капеллан вспыхнул и принялся разглядывать свои руки. Это был человек хрупкого сложе-
ния, лет тридцати двух, с рыжеватыми волосами и робким взглядом карих глаз, с лицом узким и
бледным. На щеках его розовели ямки, оставшиеся от былых прыщей. Йоссариану стало почему-
то жаль капеллана.
– Не могу ли я все же что-нибудь сделать для вас? – повторил капеллан.
Йоссариан, по-прежнему ухмыляясь, покачал головой:
– Нет, вы знаете, у меня есть все, что нужно. Мне очень хорошо. Честно говоря, я даже и не
болен.
– Это хорошо, – произнес капеллан и тут же пожалел о сказанном. Он прикрыл рот двумя
пальцами и нервно хихикнул.
Йоссариан молчал.
– Мне нужно еще навестить других больных из нашего полка, – виновато сказал священ-
ник. – Я к вам еще зайду. Может быть, даже завтра.
– Пожалуйста, заходите.
– Я приду, если вы действительно хотите, – проговорил капеллан, скромно наклонив голо-
ву. – Я заметил, что многим как-то не по себе в моем присутствии.
Йоссариан горячо запротестовал:
– А мне как раз хочется, чтобы вы зашли. Вы меня нисколько не стесняете.
Капеллан весь засветился благодарностью. Затем скосил глаза на листок бумаги, который
все это время прятал в руке. Шевеля губами, он сосчитал койки в палате, и взгляд его нереши-
тельно остановился на Данбэре.
– Разрешите узнать, – прошептал он тихо, – это не лейтенант Данбэр?
– Да, – ответил Йоссариан громко, – это лейтенант Данбэр.
– Спасибо, – прошептал капеллан, – большое спасибо. Мне надо с ним поговорить. Я дол-
жен проведать в госпитале всех наших однополчан.
– И в других палатах тоже?..
– Да, и в других тоже.
– Будьте осторожны в других палатах, отец, – предупредил Йоссариан. – Там держат людей
с психическими расстройствами. Там полно сумасшедших.
– Можете не называть меня отцом. Я анабаптист, – пояснил капеллан.
– Я не шучу насчет других палат, – мрачно продолжал Йоссариан. – Там вам не поможет и
военная полиция. Там собраны отъявленные психопаты. Я проводил бы вас, но сам чертовски
боюсь. К тому же безумие заразно. Тут во всем госпитале одни мы нормальные. Кроме нас, все
идиоты. Может быть, наша палата – единственная в мире, где лежат нормальные.
Капеллан поспешил подняться. Отойдя от Йоссариана, он примирительно кивнул головой
и пообещал вести себя с подобающей осторожностью.
– А теперь мне надо поговорить с лейтенантом Данбэром, – сказал он, переминаясь с ноги
на ногу. – Как поживает лейтенант Данбэр?
– Хорошо, насколько это возможно в его состоянии, – заверил его Йоссариан. – Истинный
принц! Один из прекраснейших, хотя и наименее преданных богу людей на свете.
– Я не об этом, – возразил капеллан, снова переходя на шепот. – Он очень болен?
– Нет, он не очень болен. Строго говоря, он вообще здоров.
– Это хорошо, – с облегчением вздохнул капеллан.
– Да, – согласился Йоссариан. – Да, это хорошо…Джозеф Хеллер «Уловка-22»
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru
6
– Вот это капеллан! – сказал Данбэр, когда священник, поговорив с ним, ушел. – Видел ты
что-нибудь подобное? Настоящий капеллан!
– Приятный человек, а? Может быть, вот таким и будут предоставлять по три голоса на
выборах?..
– Кто это ему предоставит? – подозрительно переспросил Данбэр.
…За каких-нибудь десять дней техасец произвел в палате полное опустошение. Первым не
выдержал артиллерийский капитан. После этого смылись все. Данбэр, Йоссариан и капитан ис-
требительной авиации сбежали на следующее же утро. У Данбэра прекратились головокруже-
ния, у капитана истребительной авиации очистилась носоглотка. Йоссариан сказал врачам, что
боль в печени прошла. Даже уоррэнт-офицер и тот удрал. В десятидневный срок техасец вернул
всех к исполнению своих служебных обязанностей, всех, за исключением сотрудника контрраз-
ведки, который заразился от капитана истребительной авиации гриппом, осложнившимся воспа-
лением легких.
2. Клевинджер
В некотором смысле контрразведчику здорово повезло, потому что за стенами госпиталя
все еще шла война и конца ей не предвиделось. Единственное, что Йоссариан мог предвидеть, –
это свой собственный близкий конец. А ведь он мог бы отлеживаться в госпитале до Страшного
суда, если бы только не этот патриот из Техаса с его массивной взъерошенной башкой и посто-
янной несокрушимой улыбкой, широкой, как поля ковбойской шляпы.
Да, за стенами госпиталя шла война, и только война, но, казалось, никто этого не замечал,
кроме Йоссариана и Данбэра. А когда Йоссариан пытался напомнить людям об этом, они отша-
тывались от него, как от ненормального. Даже Клевинджер, который как будто бы понимал все
лучше других, назвал Йоссариана сумасшедшим. Это было незадолго до того, как Йоссариан
сбежал в госпиталь.
Клевинджер тогда уставился на него, багровый от ярости и негодования, и, ухватившись
обеими руками за стол, гаркнул:
– Ты сумасшедший!
– Клевинджер, ну чего тебе от него надо? – устало возразил Данбэр.
– Я не шучу. Он псих, – настаивал Клевинджер.
– Они хотят меня убить, – спокойно сказал Йоссариан.
– Никто не помышляет убить именно тебя! – заорал Клевинджер.
– Хорошо, почему же тогда они в меня стреляют? – спросил Йоссариан.
– Они стреляют во всех, – ответил Клевинджер. – Они пытаются убить каждого.
– А какая разница? Значит, и меня!..
Но Клевинджер уже завелся. С помутившимся взглядом и трясущимися побелевшими гу-
бами он привстал со стула. Всякий раз, когда Клевинджер вступал в спор, с пеной у рта отстаи-
вая свои идеи, он задыхался, жадно хватал ртом воздух и часто моргал, стряхивая с ресниц слезы
– горькие слезы человека непонятого, но убежденного в собственной правоте. У Клевинджера
было много идей, которые он отстаивал с пеной у рта. Он сам был ненормальный.
– Кто это «они»? – допытывался Клевинджер. – Кто именно, по-твоему, хочет тебя убить?
– Все они.
– Кто?
– А ты как думаешь, кто?
– Понятия не имею.
– А почему же ты тогда заявляешь, что они не хотят меня убить?
– Потому что… – брызжа слюной, начал Клевинджер, но осекся и умолк с выражением
полного отчаяния.
Клевинджер искренне считал себя правым, но Йоссариан – тоже, так как у него были дока-
зательства: совершенно незнакомые люди палили в него из пушек каждый раз