Пост мортем

Глава 1

Ненавижу этот кабинет. Жёлтая лампа накаливания, советский деревянный стол, укрытый стеклом. Оно крепко держит записи, которые для доктора так важны. Расписание, например. Жутко неудобный стул из той же эпохи, что и остальная мебель. Эти стены, безмолвно покрытые голубой краской от пола до уровня моих плеч, сверху белеют известью. Павел Александрович как всегда бодр, объясняет мне перспективы дальнейшей жизни. А я думаю, что мне всё это надоело. Надоело просыпаться каждое утро, ощущая отсутствие тебя. Особенно плохо даётся пробуждение по пятницам, ведь именно в ночь четверга обычно мне снишься ты. Такая весёлая и жизнерадостная. Я стою и не могу пошевелиться, вижу, как кто-то забирает тебя. Я не в силах противостоять, не в силах что-то вернуть, я ничто, я червяк, раздавленный и беспомощный.
– Кирилл, ваши успехи очень хороши! Я слышал, что вы записались на групповую терапию. Это здорово! Класс! Вы понимаете, что общение с людьми, пережившими такие же проблемы, определённо пойдёт вам на пользу. Знаете, у меня был случай…
Я не могу больше его слушать. Как-то неделю назад я сходил на сеанс групповой терапии. Они могут смеяться, они могут обсуждать спорт, животных, детей. Хвастаться успехами в карьере и на личном фронте. Будто бы они смирились, нет, будто бы ничего не произошло. Будто бы, двигаться дальше – это нормально. А я иногда думаю, если бы это случилось со мной, а не с тобой. Как быстро ты смогла бы оправиться? Прошло уже восемь лет без тебя, прошло уже шесть лет терапии. Я ничего не могу с собой поделать. Мне тебя не хватает. Ты была моей жизнью. Я не могу больше это слушать.
– Павел Александрович, - я перебил доктора, правда, не знаю, на чём конкретно. Он посмотрел на меня с жалостью. Это отличный врач, он видит меня, он знает, с кем имеет дело. Его невозможно обмануть. – Я больше не могу. Ничего в этой жизни меня не радует…
– У вас нет депрессии. Мы прошли все возможные тесты. Вы в абсолютном порядке. Я хочу быть откровенным с вами, Кирилл. На моей практике это первый такой случай. Признаю, он сложный, но, простите меня за откровенность, очень интересный. Вы хороший человек и… я, чтобы вы понимали, хочу, нет, я очень хочу вам помочь. Поэтому я предлагаю вам сконцентрироваться на себе. Ваша оценка реальности сейчас меняется. Такие провалы и изменения настроения вполне естественны для данного этапа. Вам просто нужно больше времени.
– Я не хочу больше к вам ходить. Вы прекрасный специалист, но я не вижу путей выхода. Я ненавижу этот кабинет, ненавижу этот стол, стул, на котором я сижу каждый раз. Эту чёртову лампу я тоже ненавижу. Я слишком слаб, чтобы отправиться к ней, но и жить я не могу. 
Просто будь со мной, пусть это будет сон. Страшный и уродливый сон. Я сейчас проснусь, а ты рядом. Ты улыбаешься мне, мы готовим завтрак, я прикасаюсь к тебе. Но…
– Кирилл. Это невозможно.
– Я знаю.
– Даже не спросите, о чём я думаю?
– Мы оба знаем.
На улице начался ливень. Вода разбивалась огромными каплями о стекло. Лампочка пару раз мне подмигнула. Она знает, что я её ненавижу, и пусть раскаты грома расскажут. Расскажут всему миру о том, что я ненавижу её, эти стены, стол, стулья, смеющихся молодых придурков, но я очень, очень люблю тебя.
– Время вышло. Жду вас в понедельник.
Рукопожатие, кулер, радостная девушка, входящая в кабинет сразу после меня. Идите к чёрту, я пошёл домой.
Вторая сигарета подряд – это очень неприятно. Горло сжимается от дыма и сипит при вдохе. Вот если бы ты была там, ты была дома. Мне даже не стыдно за то, какая я размазня. Тот, кто меня не понимает – просто идиот, либо он никогда не любил.
Мои волосы намокли за секунду. Я чувствую, как дождь, который вдохновлял писателей и поэтов на стихи о любви, проникает под куртку, стараясь забраться в самую душу. Темнеет. Я иду домой. Один. И пусть я потрачу на двадцать минут больше, чтобы туда добраться, но обойду то самое место. Если бы эта дорога не была на ремонте, то скорая помощь успела бы.

Глава 2

Постоянно забываю о том, что нужно зарабатывать деньги. Как ни крути, они нужны даже тому, кто не хочет есть, пить, ходить в парк развлечений, да и жить, в общем-то, не хочет тоже. Солнце разогревает подушку, на которой спала ты.
Ещё один раз оторваться от пола. Ещё один раз, чтобы было ещё больнее. Я приподнялся, разогнув руки не более, чем на половину. Боль в плечах нестерпимая. Но мне на неё плевать. Обращаю внимание на левую руку, она скользит. Резкая боль в носу. Тёплая кровь попадает в глаза, затекает в приоткрытый рот, жадно глотающий воздух. Чёрт, я отжимался и разбил нос. Так происходит, в среднем, раз в неделю. Необходимо встать, остановить кровь и собираться на работу.
Вода обжигает лицо. Забавно, что холод может обжигать. А жизнь может быть хуже смерти. Не люблю рассуждения, но, если уж ты вынужден следить за тем, как струи розовой воды уходят от тебя в чёрную дыру слива, нужно чем-то заниматься. Последние десять минут до выхода я потратил на это. Продуктивность – не моё. Не сейчас.
Работа моя представляет собой довольно занятную последовательность действий. Я рисую картины на продажу. Работая в студии у одного очень знаменитого художника, машу кистями, пока он собирает вокруг себя поклонников так называемого искусства. Не помню его фамилию. Мне всё равно. Вот я беру холст или куртку, или ещё чёрт знает что, и начинаю рисовать. Улыбку, солнышко, бабочку, портрет… Но в каждой линии я вижу твои глаза, твою нежную кожу, твои прекрасные руки. Оттого, наверное, получается хорошо. Затем звенит будильник, я мою кисти и ухожу.
На следующее утро я занимаюсь тем же самым. А там, со мной, в одной студии те же самые люди, что перекладывают бумажки, те же самые люди, что сидят на вахте, те же самые люди, что руководят теми, что перекладывают бумажки. Те же, только инфантильные идиоты.
Расскажи я о таком в компании или на свидании, уверен, мне бы сообщили, что это интересно. А я ненавижу краски, ненавижу роспись, ненавижу дорогу на работу и обратно.
Проходя мимо подворотни, я услышал шуршание. Машинально повернулся. Ничего.
Студия залита светом. Это раздражает. Сегодня срочный заказ. Холст. Масло. Любимому мужу. От жены. Четырнадцать фото лежат передо мной. Изучаю.
– Может выпьем кофе после работы? – ко мне подошла Ира. Долго смотрела на меня. Явно до этого говорила что-то ещё.
– Нет, спасибо, - хочу сказать, чтобы пошла вон, но говорю так. Забываю, что нужно работать. Помню, что нужны деньги. Уходит.
– Кирилл, она классная, - сказал мне Сергей, что работает тут менеджером.
– Нет. Извини, я занят, - говорю я. Но хочу, чтобы он шёл к чёрту.
– Я вот однажды тоже тупанул. И потерял всё, - говорит он
Смотрю на него. Теряется. Идёт к чёрту. Возвращаюсь к своим четырнадцати фотографиям.
Это случится позже. Придёт заказчица, сначала она с видом знатока оценит работу, затем её глаза расширятся, возможно, нижняя челюсть немного отвиснет. Как в тех идиотских фильмах, что мы с тобой любили смотреть вместе. Затем скажет, что это лучшее, что она когда-либо видела. Спросит о том, как отблагодарить мастера лично. Никак. Контора не выдаёт своих. После чего внесёт окончательный платёж, заберёт завёрнутую картину и убежит. Я люблю стоять поодаль таких приёмок. Наверное, это единственное, что меня хоть немного отвлекает от тех самых мыслей, которые мне становятся роднее, чем ты.
Домой. Буквально бегу по остывающему городу. Миную подворотню. Слышу скулёж и шуршание. Решаюсь.
Между стопок спрессованных картонных коробок лежит он. Кокер с больной лапой. Накрывает дежавю. Не помню себя, не понимаю себя. Снимаю своё пальто, хватаю его и ловлю такси. Мы мчимся в ближайшую ветеринарную клинику. На моих руках существо. Оно живое. Я могу что-то сделать, но на тот момент не думаю ни о чём. Он в полном порядке, правда, очень странный анализ крови. Что-то не так, но не смертельно. Я радуюсь, очень радуюсь. Мы едем домой. Не могу насмотреться на него. Мне будто бы дали второй шанс.
Пёс, как ни в чём не бывало, бегает по квартире и выглядит как тогда. Как тот самый. Начал пытаться открыть дверь шкафа. Я вспомнил, что там лежит любимая подушка Рекса. Постой, Кирилл. Это Рекс. Не может быть. Слишком холодные глаза. Не обманывай себя…
Хотя, обманывай. Тебе можно всё.

Глава 3

– Как успехи, Кирилл?
– Мне лучше. Правда, лучше!
– Расскажите…
– Я спас собаку, я забрал её домой. Это кобель. Красивый, кокер спаниель, - держу слёзы при себе. Я говорю так живо и так сбивчиво, что Павлу Александровичу приходится ждать, чтобы задать вопрос.
– Это же… как Рекс?
У меня была собака. Очень добрый пёс по кличке Рекс. Тогда, как раз, только вышел тот самый сериал про весёлую и умную овчарку, которая раскрывала преступления. И делала она это лучше, чем её коллеги-люди. Мой же кокер был дураком. Но этот парень точно знал, где ему почесать, чтобы было хорошо. Он так любил быть в центре внимания. Ничего не боялся.
Как-то мы с ним отправились за грибами. И я помню дорогу, минуя которую, можно попасть в лес из посёлка. Рекс не любил поводки, стоило нацепить такой, так он сразу же слетал с катушек. Он рвался изо всех сил. В любую сторону, лишь бы не думать, что его нахождение где-то – необходимость. До чего любил свободу. В общем, я ждал, пока проедет тот грузовик. Но у Рекса были другие планы. Визг тормозов, перепалка, удар в рожу этому уроду. Но никто и никогда больше не вернёт мне моего друга.
– Знаете, он даже будто знал, где лежит подушка Рекса. Удивительное совпадение…
– Интересно. Знаете, я очень за вас рад. Хотя, я говорил, чтобы вы завели кого-нибудь.
– Я не умею кого-нибудь.
– Это ваша позиция. Что ж, динамика позитивная. Как дела на работе?
Его глаза. Они были холодные. Он немного прихрамывал на правую заднюю лапу, хотя, мне сообщили, что все кости целы, а иных повреждений, говорящих о том, что он может хромать, выявлено не было. Так хотелось, чтобы ему не было больно. Я хочу стать для него тем самым любящим хозяином, который никогда не оставит его и не даст в обиду. И этот раненный пёс. Это не Рекс. Этот раненный пёс – я.
***
Вой? Собачий вой? Что случилось?
Открываю глаза, бегу на кухню. Он лежит на боку, воет и скулит. Беру его на руки, слёзы льются из глаз. Всё, как тогда. Он был ещё жив несколько минут. Я не забуду этого никогда. Мой друг издавал последние звуки. Выл и скулил. Я его успокаивал. Мудак с разбитой рожей что-то кричал, извинялся. Мне кажется. Мне всё это кажется.
Вдруг мой новый сожитель успокоился, вырвался, завилял хвостом и принялся тычить носом мне в лицо, облизывать мои руки. Наверное, я схожу с ума. Так не бывает. Время – 9:38 утра.
Сегодня выходной и я решил его посвятить самому себе, ну, и Рексу. Нет, я не буду его так называть. Во-первых, это глупое имя для кокера, во-вторых, да какого чёрта. Пусть будет Макс. Что по телевизору?
«Район завода ПМЗ сегодня оцеплен по причине, цитирую, предположительно, утечки опасных химических веществ. Экстренные службы города, городские власти, а также руководство завода пока не дают никаких комментариев. На въезде в район скопилась огромная пробка. Следим за развитием событий. Напоминаем, что эко-активисты забили тревогу ещё неделю назад…»
Ублюдки. Хотя, довольно забавно наблюдать, как все хватаются за последний шанс насладиться всем тем, что у них есть. Кто-то за деньги, а кто-то за свою жизнь.
Прогулялись с Максом, купил ему лакомства. Он очень агрессивно реагирует на других собак. Один в один как Рекс. Даже так же глупо приседает во время того, как рычит на них. Так им, пусть идут к чёртовой матери.
***
Наконец-то нет этого навязчивого желания. Нет этой апатии. Выпиваю две таблетки. Надеюсь, скоро они мне не понадобятся. От них лучше, гораздо лучше. Однако, есть побочный эффект. Дико хочу в туалет. Сейчас схожу, и будет совершенно хорошо.
Встаю с кровати, иду через коридор, не включая свет. В конце коридора дверь приоткрыта. Там заветный туалет, но меня что-то смущает, я не могу туда идти. Не могу оттого, что я вижу. Два плоских круглых холодных фонарика направлены на меня. Еле блестящие огоньки глаз, отражающие лунный свет, еле доносящийся до туалета. Тяжело дышу. Мне страшно. Это не Макс. Делаю шаг вперёд. Слышу утробный, еле слышный рык. Эхо его отдаёт в виски. Пытаюсь дышать тише. Сердце колотится ка бешенное. Не хочу поворачиваться спиной. Не могу идти вперёд. Звук повторяется. Неестественный, получеловеческий. Шипение, хруст костей. Собираюсь с мыслями, срываюсь с места, бегу в комнату, запираю дверь, падаю к ней спиной. Никто не догоняет, никто не скребёт когтями. Давление над глазами заставляет их закрыться. Сегодня я сплю так. Я не хочу, но таблетки действуют, я боюсь и проваливаюсь в сон. Впервые за восемь лет хочу жить.

Глава 4

Просыпаюсь на своей кровати. Подо мной сырая простынь. На мне сырое одеяло. Чёрт побери, воскресенье не радует. Макс смотрит на меня и недоумевает. Мне же не пять лет. ****ь! Что это было? Пора заканчивать с таблетками. Подъём, оценка ситуации, куча постельного белья, стиральная машина. Макс ведёт ухом, смеётся, наверное, надо мной. Да куда уж там? Я сам смеюсь. Впервые без тебя я смеюсь. Я освобождаюсь, и эта свобода рвётся из меня такими причудливыми формами.
У завтрака есть вкус. У кофе есть запах, а у меня есть верный друг. Он чудной, ест за двоих. За себя и за Рекса. А я, смыв позор, берусь за кисть. Я открыл эту комнату будто первый раз. Как и подобает для угловых комнат с двумя окнами, она залита светом. Роняю на пол чёрную краску. Роняю на пол красную краску. Как кот, который доминирует над кружкой, расчёской или конфетой, оставленными, волей случая, на столе. Я бросаю в стену свою печаль – твой портрет. Глаза у меня получались всегда особенно неестественно. Я рисую поляну, солнце, деревья вдалеке. Кисть ведёт меня сама. Я не успокоюсь, пока не завершу.
Небо сегодня особенно глубокого голубого цвета. Глядя в окно, навожу цвет. Хочу запечатлеть этот день. Хотя бы так, хотя бы небом.
– Вроде, получается, не правда ли? – спрашиваю я у пса.
В ответ лишь поднятые брови.
– Молчание – знак согласия, дружище! – я воодушевлён, я живу.
Я вижу это небо, по нему вниз скатываются лучи солнца, заливающие цветущее поле. И ты убегаешь в даль, в сторону темнеющей чащи леса. В своей широкополой голубой шляпе. Будто начало двадцатого века. Будто, впереди лишь счастье. Но нет. Его не будет. Может, спустя несколько десятилетий, когда я восстановлю наш мир. Но вряд ли.
Я тут подумал, что ты всегда для меня являлась чем-то ускользающим. Как солнечный зайчик, который ты легко можешь догнать, но поймать – никогда.
Перед тем, как это произошло, мы сильно поссорились. Я был таким идиотом. Как я мог такое допустить? Один известный британский комик как-то сказал, что ссориться с женой – это то же самое, что зайти в гараж и поцарапать собственную машину.
В тот вечер ты улыбнулась нашему общему другу. Я всё понял неправильно и закатил скандал. Но, чёрт бы меня побрал, я знаю ту самую улыбку. Я видел её, наверное, тысячи раз. Это не было приветствие, это была та самая улыбка, я клянусь! Ей ты встречала меня с работы, ей ты принимала все цветы, что я дарил, её я видел сразу после пробуждения и её я видел перед тем как уснуть. Именно с ней ты сказала, что у нас будет ребёнок. И с ней ты успокаивала меня тогда, когда мы поняли, что этого не случится. Это была моя улыбка. Как я мог вынести, увидев, как ты её даришь кому-то ещё?
В тот вечер я наговорил много гадостей. Они срывались с губ с таким же чувством, как когда вещи выпадают из трясущихся рук. За что? За нашу улыбку. За то, что она больше не только моя. Аргументы? Их нет. Я просто это почувствовал. Боже, как он плакал! Он так не горевал даже тогда, когда его родная мать покинула наш мир.
Деревья, что располагаются глубже опушки, должны переходить в непроглядную темноту. Но как быть с солнцем? Этот лес не из тех, что не пропускает свет. Это мой лес. Я его сделаю светлее.
Что бы там не было – не тьма тебя похитила. Ты ушла сама. В тот вечер. Узнать бы только наверняка. Может, было бы спокойнее.
Восемнадцать ноль-ноль. Пора собираться на групповую терапию. Джинсы, рубашка, ошейник, поводок, уровень воды в миске. Гуляем, делаешь свои дела. Ты так смешно смотришь на меня своими холодными глазами. Как я мог подумать, что этой ночью ты был враждебен? Как я решил, что ты хотел меня съесть? Что это вообще было? Обнимаю, целую, треплю за щёки, хватаю за морду.
В троллейбусе комфортно. В наушниках моя музыка. Она со мной со времён моего первого кассетного плеера. Все наши здесь. Будто ты не один. Будто с тобой садится разговаривать героиновый наркоман, а ты его внимательно слушаешь и даже принимаешь какие-то важные решения, исходя из того, что он тебе сказал.
– Всем привет, меня зовут Света. Я развожусь с мужем.
Какой ужас, боже мой.
– Всем привет, мы с Игорем решили завести второго ребёнка, или третьего… - плачет
Удачи.
– Кирилл, есть ли у тебя новости?
– Я завёл собаку, я начал писать новую картину. Я чувствую себя гораздо лучше. Сегодня завтрак мне пришёлся по вкусу!
– Всем спасибо! Давайте обнимемся! – Светлана, новоиспечённая охотница, никак не угомонится в своём желании держать всё под контролем.
Я слышал вас. Я слышал возле лифта. Я не такой ленивый, мне больше по нраву лестницы. Что там было? Это тот, который уже восемь лет не может найти бабу? Он опять заладил одно и тоже? Ему так плохо, что жизнь не в радость? Какие молодцы. Я лучше не буду сюда ходить вообще, чем буду обниматься с этими лицемерами! Павел Александрович категорически против таких окончаний терапии. Нет, он так не говорил, но я вижу по глазам, по его жесту, коим он поправляет очки. Терпеть ваши прикосновения на себе – это сотни штыков, это тысячи мечей, которые я сам в себя бы вонзил. Одним словом – идиотизм. Мы все так любим друг друга и поддерживаем, находясь в контексте, но обсуждаем и толкуем о том, что здесь видим и слышим, стоит влиянию мастера покинуть нас. Класс…
Я чувствую, что Ольга сжала мой зад, а Николай тяжело дышит мне прямо в ухо. Наконец, оргия взаимопонимания окончена, и мы можем разойтись.
Ужин не менее вкусный. К тому же, я очень проголодался и впервые за долгое время что-то приготовил. Что ж ты со мной делаешь, мохнатый? Так глядишь, мне станет совсем хорошо.
Перед сном проверяю двери, окна, особенно тщательно проверяю ванную комнату. На всякий случай закрываю туда дверь. Макс не понимает, чем я так обеспокоен. Снами, друг мой, снами. Между прочим, про тебя. Или я это сказал вслух?
Не хочу спать. Беру ноутбук. В первых строчках поисковика известная телеведущая Мира Сорокина. Именно вчера я слышал её голос по телевизору.
«Сегодня в 23:25 муж известной телеведущей Миры Сорокиной сообщил нашему изданию о том, что она пропала».
Следующая ссылка.
«Чуть после полуночи нами была получена информация, что тело известной телеведущей Миры Сорокиной было найдено недалеко от трассы К-45. По данному факту возбуждено уголовное дело по статье «Убийство». Официальных комментариев от МВД не последовало».
Что творится? Опять не поделили деньги. Пора спать. К сожалению, я знаю, о чём буду слушать завтра на работе весь день.
Макс уткнулся носом мне в бедро и, слегка подрыгивая задней лапой, сопел, забывшись во снах. Последую его примеру, а завтра буду слушать музыку, раз программа «Доброе утро» отменяется.

Глава 5

– Доброе утро всем жителям города на Неве! С вами Мира Сорокина и программа «Доброе утро»! Сегодня семнадцатое апреля две тысячи шестого года, и я всем желаю продуктивной рабочей недели. Сегодня мы расскажем про то, какие упражнения подходят для людей, работающих в офисе…
– Как правильно выбирать мобильный телефон…
– И про идеальный завтрак!
– С вами Сергей Киселёв, кстати, забыла меня представить!
– Аха-ха-ха-ха, прости, Серёж…
Я не мог поверить глазам и ушам. Буквально ночью я видел сообщения о каком-то убийстве, но теперь вижу программу «Доброе утро» в прямом эфире, где она назвала сегодняшнюю дату. Тошнота подкатывает к горлу. Я срываюсь, бегу в ванную и извергаю из себя вечерние таблетки вместе с ужином. Я хватаю таблетки с полки, бросаю их туда же, в унитаз. С меня хватит. Это какой-то бред!
Сажусь перед телевизором. Как всегда прекрасна, как всегда холодна. Я и не замечал её глаза. Звонит мой друг. Наш с тобой друг. Я смотрю на свою новую Нокию. Она буквально разрывается. Мы не общались с ним так долго, что же ему нужно? Даже представлять не хочу. Пошёл он к чёрту.
Иду пешком. Природа воскрешается. Распускаются листья, слепит солнце. Я расслаблен, уверен в себе. Мне хорошо. Будто помирился со старым товарищем, с которым мы были так близки когда-то, а потом рассорились из-за недопонимания.
– Привет, Кирилл! – я узнал её голос.
– Здравствуй… Ира
– Слышал новость?
– Да, а эфир в записи, полагаю…
– Какой эфир? Ты о чём? Меня переводят в Москву, в галерею.
– Поздравляю! – неприкрытая лесть. Ложная радость. Мне плевать.
– Я думаю, это здорово. Чем трудиться здесь, в нашей студии…
– Лучше вытирать пыль с шедевров нашего таланта.
– Что ты несёшь? Это потрясающе. Отдел реставрации. Я прикоснусь к…
– К государственным заказам. Тебе будут платить в два раза больше.
– В три. Олег хотел предложить тебя, но наш был непреклонен
– Я бы не поехал, а ещё я в постели так себе. – может уже отвалишь от меня?
– Ха-ха-ха, а ты смешной. Сегодня вечером…
– Нет.
– Что нет? Сегодня вечером я приглашаю всех на прощальную вечеринку
Я просто взорвался.
– Знаешь, что такое прощальная вечеринка?
Она вспомнила обо всём. О том как однажды я сидел возле Спаса на крови. Она шла мимо. Она купила пару работ. В тот вечер я напился. Опять. На следующий день раздался звонок. Меня пригласили на работу. Это всё из-за неё. У меня есть новая куртка и целых две пары штанов. И огромное чувство стыда.
– Прости, я бы хотела, чтобы ты тоже пришёл.
– Я буду.
– Ура! Буду очень тебя ждать!
Она посмотрела на меня так, будто выиграла в лотерею. Павел Александрович советовал мне побольше общаться с людьми. Больше мне ничего не надо.
– Я хочу выпить кофе перед работой…
– О, я с удовольствием присоединюсь, - она думала, что я её пригласил.
– Нет, ты не поняла, мне направо.
Расстроилась. Мне плевать. Скрылась за поворотом.
Возле кофейни стоит нищий.
– Уважаемый!
– Пошёл к чёрту!
– У меня есть кусок хлеба, я не бухаю.
– Мне так похер.. Дружище, отвали.
– Они возвращаются! Слышишь? – он схватил меня за воротник и начал смотреть мне в глаза. – Ты послушай, послушай, дорогой. Слышишь? Земля трясётся, каждый день трясётся! – у него очень крепкая хватка. Гляжу в его глаза и понимаю, что не могу вырваться. Хочу ударить в пах, но понимаю, что это слишком жестоко. Срываю его руки.
– Ты что, сука, делаешь? – ору на него. Проклинаю.
Его глаза. Карие глаза. Такие живые и светлые. Пинаю его в живот. Он валится на землю. Вот он тот самый момент, когда я смогу разорвать его. Хочу растоптать его, уничтожить, испепелить. Он закашливается.
– Прости! Прости! Стой! Они говорят со мной! – он заплакал. – Моя дочь говорит со мной. Скоро мы встретимся!
– Уёбок!
– Прости!
Что за чёрт происходит? Отряхиваюсь, забегаю в кофейню. Милиция уже им занимается. Обожаю питерских старушек. Беру эспрессо. Сажусь возле окна. Солнце нагревает мои руки, потому что дотянуться своими лучами может только до них. Тяжело дышать. Ноги становятся ватными. Мне страшно. Держусь. Спокойно пью кофе. Первое, чему меня научил Павел Александрович – справляться с паникой. Вижу, как этот идиот прыгнул на милиционера. Второй применил силу. Мой друг упал на землю и ударился головой о поребрик. Какая-то возня. Скорая помощь. Весь тротуар в крови. Его увозят в мешке. Зеваки пришли посмотреть. Мне абсолютно плевать. Наверное, об этом он и говорил, когда упомянул дочь. Психопат. Очень жалко. Допиваю и иду в мастерскую.
Пишу. Тёмные волосы, бабочка в причёске, голые плечи, пухлые губы. Сегодня повезло. Понимаю, что хочу её поцеловать. Я всё ещё люблю тебя и мне не стыдно. Жизнь, к сожалению, продолжается.
Приходит принимать работу. Богатый. Толстый. Сытый. Недоволен бабочкой. Завис на глазах. Берёт, трясёт руку менеджеру. Так подобострастно. Она будет рада. Бежит в припрыжку в свой Порш. Выхожу, достаю сигарету. Она внутри, мы посмотрели друг на друга. Движение век. Это всё, что мне было нужно. И больше ничего.
Очередной рабочий день подошёл к концу, сегодня было хорошо, собираюсь домой. Вижу, как Иру обнимает Надя. Глаза на мокром месте. Неужели лучшая подруга не идёт на вечеринку?
– И тогда я поймал себя на мысли, что я больше не думаю о ней всё время. Круговорот жизни затягивает меня. Конечно, глаза у меня получаются всё ещё хорошо. У всех её глаза, всё ещё я бы отдал жизнь за то, чтобы хоть секунду провести с ней. Но эта суета становится на первое место.
– Лучше скажите, как прошла вечеринка?
– Там были все, в том числе и Надя. Все пили, ели, дарили какую-то чушь.
– А вы?
– Я молчал. Мне было лучше до того, как меня попросили сказать речь.
– Вы сказали?
– Да, я сказал что-то про очарование, незаменимого сотрудника, выразил благодарность. Ой, вы будто никогда не увольнялись.
– О чём вы думали, когда говорили речь.
– О том, что нужно быть как все. Нужно переключиться. Сделать всё технически точно.
– Вы боялись говорить?
– Нет.
– Почему вы не пришли за рецептом? Понимаете, что приём таблеток – это важная часть терапии?
– Думаю, что я схожу с ума от них. Мне всё ещё хорошо.
– Вам нужно вернуться к ним. Мы ещё не закончили этот курс. В такой ситуации я бы не рекомендовал отклоняться от нашего плана.
– Это ваш план…
– Но…
– Что «но»? Мне снятся кошмары, я придумываю новости о смерти телеведущих. Мне кажется, что мой пёс хочет меня убить. Мне кажется то, чего на самом деле нет. – пока я говорил, доктор изменился в лице.
– Постойте, что вы сказали?
– У меня галлюцинации, я не хочу их пить больше. Этот эффект стоит первым из побочных.
– Нет, нет, подождите, про телеведущих. Что вы сказали?
– В воскресенье ночью я не мог уснуть и…
– И видели новость про Миру Сорокину? Я поздно вернулся домой и проверял почту. Я тоже видел эту новость…
– Вы, должно быть, шутите! Это непрофессионально!
– Нет-нет, откуда бы я?
– Хватит! Это уже выше моих сил!
– А что с вашим псом?
– До свидания, Павел Александрович!
– Мы только начали…
– До свидания! – более настойчиво произнёс я. Мне кажется, что я абсолютно здоров, а он пользуется своим положением. Ублюдок!
Проверяю ванную комнату, глажу Макса, пока он укладывается на кухне, запираю двери, ложусь спать. Больше я не вернусь туда.

Глава 6

Почему я повёл себя как будто всё происходящее является сюжетом тупорылого фильма? Осталось разделиться и каждому проверить свою комнату. Надо вернуться. Я был не прав. Не могу теперь уснуть. Тяжело. Тяжело дышать. Тяжело быть. Зачем я так? Этот человек искренне хочет мне помочь. Завтра же выскребу последние деньги и прорвусь на приём. Или хотя бы зайду между и извинюсь. Всё. Я решил. Это похоже на план. Уснуть всё равно не могу. Не могу. Из-за запаха. Он какой-то тяжёлый. Ни то сырость, ни то…
Я слышу частые, но тяжёлые шаги за дверью. Макс опять хочет лечь ко мне. Надо открыть, впустить. Вместе веселее. Встаю, иду к двери, тянусь к ручке, поворачиваю её. За дверью утробный низкий рык. Я уже открыл. Пара холодных светящихся глаз. Не успеваю ничего сказать. Падаю.
Звучит будильник. Открываю глаза. Дико болит голова, не могу подняться, будто волосы приклеили к полу. Трогаю рукой затылок. Он весь покрыт какой-то патокой. Смотрю на пальцы, они все в крови. Я упал в обморок и ударился головой. Хорошо, что жив. Вспоминаю вечер. Ничего не понимаю. Прикладываю усилия и встаю. На полу лужа крови, голова кружится и болит. Надо позвонить на работу. Но где же Макс? И почему так холодно? Иду в ванную, умываюсь, мою голову, просто рассёк кожу. Очень хорошо, симптомов сотрясения нет. Вытираюсь, звоню на работу. Начальник нехотя даёт мне выходной. Иду искать Макса.
На кухне от ветра развиваются шторы. Моё окно. В нём нет стекла. Макс? Твою мать!
Звонок в дверь. Открываю. Участковый с очень удивлённым видом.
– Здравствуйте, что случилось?
– Здравствуйте! У вас окно разбито, соседи пожаловались на громкие крики и шум.
Пригласил зайти, рассказал о том, что вчера упал и больше ничего не знаю. Прошёлся, посмотрел, с моих слов записал верно. Ушёл.
Спускаюсь вниз. Дворники убирают стекло. Видимо, недавно произошло. Но нет крови, нет Макса, нет ничего.
– Кирилл? Это у вас? – подошла соседка.
– Да, здравствуйте, это у меня.
– Слушайте, это у вас собака же? Рекс, вроде?
– Макс. Рекс давно…
– Да? А выглядел прям как Рекс. В общем, я утром вела Машу в школу. Я всё видела. Шум такой, знаете, будто стекло, да, разбилось. Потом мимо пробегает ваш пёс, чуть Машеньку с ног не сбил. И так быстро, представляете, я вообще ничего не успела заметить. Маша кричит: «Бабушка! Ой, ой, ой!». А мне и сказать нечего, ну я и пошла дальше. В общем, ты что это? Запил? Кирилл?
– Ольга Степановна, слушайте, спасибо большое. А куда побежал?
– Пёс-то твой?
– Да
– Да туда, в центр, не знаю. Говорю же, так резко… Это ты его что ли?
Слёзы навернулись на глаза. Ничего не могу сказать. Ком подступил к горлу.
– Нет! Да что ты такая тварь? – я перешёл на крик.
Повисла немая пауза. Она сглотнула.
– Кирилл, прости дуру старую. Что-то я и забыла, прости.
– Это вы извините, не держите зла. Нет, это не я.
– Ой, у тебя кровь что ли?
– Ударился.
– Что ж это творится-то, Кирилл? Ой бедный ты бедный. Такой хороший парень, что ж за проклятье-то за такое? Помню тебя ещё маленьким… А когда твоя…
Дальше я уже не слышал, что она говорила. Я развернулся и пошёл домой. Я поднялся на лифте, открыл коньяк, выпил две или три рюмки. Точно не помню. Решил идти к Павлу Александровичу. Надо хоть что-то полезное сделать за этот день. Вот так моя жизнь распоряжается с тем, что я люблю. Сначала даёт насладиться, затем забирает самым причудливым образом.
Кровь на полу высохла, я её оттирал около часа, мастера приехали ещё через два. Стекло заменили. Я выпил ещё и пошёл к врачу.
Что я ему скажу? Примет ли он меня? Будет ли это правильно? Он же профессионал, а у меня помешательство. На меня нападает моя собака, затем выпрыгивает из окна и сшибает с ног маленькую девочку, умчавшись в сторону центра города. Туда, куда сейчас направляюсь я. Прохожу мимо кофейни. Что за чёрт?
– Уважаемый! Одолжи пару рублей?

Глава 7

– Что ты тут делаешь? – кричу я. Хватаю вчерашнего бомжа за его вонючую куртку. – Что ты, ****ь, здесь делаешь?
– Эй, эй! Простите! – его голос такой тихий и такой ласковый.
– Я тебя спрашиваю, сука, как ты здесь оказался?
– Слушайте, я прошу прощения, я вчера вас расстроил, но…
– Как ты, сука, здесь оказался?
Я трясу его и кричу ему в лицо. Он улыбается и недоуменно смотрит на меня своими…
– Погодите, отпустите меня…
– Какого чёрта? Что с тобой?
– Уважаемый… - сказал он и с лёгкостью убрал мои руки от себя. – Я вчера вас очень напугал. Но, прошу, не держите на меня зла. Я вас узнал.
– Вчера тебя увезли в мешке отсюда. Я всё видел!
– О, боюсь, вы ошибаетесь. Так не одолжите пару рублей? - достаю кошелёк, отсчитываю двести рублей, сую ему. – Премного благодарен. Хорошего дня! – он улыбнулся и пошёл дальше.
Срываюсь и бегу в сторону клиники. Меня трясёт изнутри. Невозможно дышать, паника напала прямо посреди улицы. Я ничего не понимаю, мой мир рушится прямо на глазах. Миную проходную, влетаю на четвёртый этаж, еле перевожу дух. Девушка в регистратуре что-то кричит, я бегу к кабинету. Хочу увидеть эту лампу, хочу, как во время опьянения, ухватиться за стену, чтобы привести равновесие в порядок. А теперь мне поможет лишь тот факт, что я болен, я просто очень болен.
Кабинет закрыт, слышу шаги по лестнице и тяжёлое дыхание. Девушка-регистратор догнала меня.
– Кирилл, здравствуйте. Павла Александровича сегодня нет.
– У меня назначено…
– Да? Я всем позвонила. Вас не было в расписании. Извините, я перепроверю. Павел попросил на ближайшие три дня перенести все записи.
– Да что такое-то? – я падаю на пол, слёзы сами льются из глаз. Не могу понять, что происходит. – Твою мать! Твою мать! Да что творится?
– Вам воды? Приходите на следующую запись. Давайте я вас перенесу?
– Нет, ничего не надо. – еле встаю. Иду, держась за стену. Перед глазами всё плывёт, чувствую дикое напряжение внутри. С кем поговорить?
Тебя больше нет, нет и Рекса, нет Макса. Нет отца, нет матери, нет друзей, даже врагов нет. Мой врач отправился на отдых, любить я разучился. Ничего не хочу. Никогда! Я думал, что смогу без тебя, я думал, что могу жить дальше. Но это не избавит от постоянной боли. Эти силы забирают у меня любой шанс на то, чтобы стать собой, стать самостоятельным. Стать человеком.
Вместо этого я раз за разом понимаю, насколько я беспомощен. Насколько я слаб. Я не защитил тебя тогда, не могу защитить себя сейчас. Кого я пытался обмануть все эти дни? Только себя. Что могу быть без тебя, что смогу быть без тебя! Выходит, прошлое победило. Там была жизнь. Впереди её нет. Я не знаю, как смогу продержаться эти три дня. Может быть где-то завалялся рецепт? Нет, конечно. Я его выбросил. Да и во что верить? Галлюцинации? Это был Макс? Я не могу идти домой, я боюсь идти домой. Вдруг Макс там, а это всё мне причудилось. Достаю кошелёк, считаю деньги. Нет, я действительно расплатился за окно. Я действительно дал убитому бомжу двести рублей. Мне нужно с кем-то поговорить…
– Алло! Кирилл! Ничего себе, как ты? – она так быстро взяла трубку, будто ждала моего звонка. Голос был радостный, не хочу её расстраивать. Ну что я за тряпка?
– Ира, мне очень плохо. Мне нужно поговорить. Мне больше не с кем. Прости, я… - я начал рыдать
– Кирилл, что с тобой? Давай я приеду… - естественно, радость сменилась беспокойством.
Я не знаю, почему я позвонил именно ей. Наверное, она открыта ко мне достаточно, чтобы я сделал так, но мы недостаточно близки, чтобы играть перед ней в хорошую мину.
– Я могу к тебе приехать?
– Конечно, я как раз… Приезжай.
– Я… не побеспокою? – спросил я сквозь слёзы. Ненавижу себя.
– Думаю, нет. Приезжай.
Она открыла дверь, я к тому моменту выпил несколько таблеток успокоительного.
– Боже, на тебе лица нет. Кирилл, ты… что с тобой? – снимай куртку, сейчас сделаю чай.
Я разулся, снял куртку, прошёл в ванную, помыл руки, затем зашёл на кухню и упал на стул.
– Рассказывай, что случилось?
Я смотрел как она наливает чай и смотрит на меня обеспокоенно.
Мне было плохо, так плохо, что если бы не седативные, то я бы бился в истерике.
Я начал ей рассказывать о том, как ты умерла у меня на руках. Кто-то тебя ударил в живот ножом. Я был далеко, хотя, должен был встретить тебя после работы. Ты была ещё жива, прохожие вызвали скорую, но из-за ремонта на дороге, та не успела. Врач зачем-то сказал, что, если бы они приехали минут на десять раньше, можно было спасти твою жизнь. Я рассказал о том, куда я после этого исчез. Как меня нашли лежащим во дворе, привели домой. О том, как этот человек ушёл, оставив меня с твоими вещами, как ко мне приходили какие-то люди, брали анализы. О том, как я сам поехал в клинику. Как я решил жить дальше.
Затем я рассказал про Рекса, после – про Макса. Про того бомжа, про врача и про всё то, что происходило со мной за те восемь лет, что прошли с девяносто восьмого года.
– Кирилл. Какого числа это произошло?
– Тебе не стоит об этом знать, Ира…
– Какого? – из её глаз полились слёзы.
– Да! Да, Ира! ****ь! Да! Это случилось шестого октября! Понимаешь? Шестого октября!
– Нет… Нет! – она кинулась мне в ноги, начала рыдать и обнимать меня, она начала кричать что-то про прощение и про то, что никто не мог знать, что так выйдет. – Кирилл! Это было в тот самый день, когда ты сказал, что… В тот день, когда у нас…
– Даже не вздумай говорить вслух! У нас с тобой никогда ничего не было! Заткнись и даже не вздумай! Я…
Мы обнялись и вместе начали плакать. Ни я, ни она не могли остановиться. Вдруг она узнала правду. Правду о том, почему я стал совершенно другим, о том, почему мы больше никогда не разговаривали, будто давно знаем друг друга. О том, почему я всё это время не замечал её в упор.
– Я виновата. Я очень виновата. Такая глупость… Зачем?
– В конце концов, это был мой выбор. Это я её предал. Не какой-то ублюдок зарезал её. Это я её убил.

Глава 8

За полгода до того, как тебя не стало, ты каждую неделю улетала в командировки по России. За три месяца до случившегося я узнал, что стану отцом. За два с половиной месяца, я начал замечать, как наш общий друг стал чаще к нам приходить. При этом, если тебя не было дома, он спрашивал меня, как твои дела. За два месяца мы начали думать над тем, чтобы мне открыть свою студию. За месяц я узнал, что моя мечта стать отцом не сбудется, ведь из-за какого-то препарата плод перестал подавать признаки жизни. За три недели я познакомился с Ирой возле Спаса. За две недели я увидел, как наш общий друг подвозит тебя до дома, и вы о чём-то оживлённо говорите на повышенных тонах. За неделю мы поссорились на вечеринке. В тот самый день я был у Иры и не хотел встречать тебя с работы. В тот день тебя не стало. И я понял, что всё, что я делал – это не давал тебе быть собой, да и сам перестал быть тем, в кого ты когда-то влюбилась. Я понял, что отдал бы всё, чтобы только ты была жива. Пожалел о том, что плюнул на нашу семью, пожалел о том, что выбрал идиотский путь решения проблем. Это я тебя убил. Своим безразличием.
Мы успокоились, я пил чай. Ира смотрела в тёмное окно, будто пытаясь там кого-то разглядеть.
– Кирилл, ничего не вернуть. Понимаешь? Не слушай меня, просто пойми! Её больше нет. И представляешь, какие ошибки сейчас совершают люди? По всей планете! В этот самый момент. Думают, что любовные треугольники, эти интриги, детские влюблённости, обманы – это и есть ценность. Ты знаешь, как это! Ты знаешь, как оно на самом деле. В этом твоя сила!
– Ира, я… Прости меня. Пришёл к тебе и… вот так.
– Я понимаю тебя. Даже не думай просить прощения. Спасибо, что пришёл ко мне. Я бы хотела, чтобы ты мне доверял.
– Не буду говорить, что это так, но спасибо, что выслушала.
Мне стало спокойнее.
– А насчёт ведущей, собаки и того бомжа. Слушай, ты на взводе. Уже много лет ты пытаешься выбраться из такого гнетущего состояния. Отнесись к этому проще. Всякое случается. Вот недавно, представляешь? Звонит мне моя бабушка из Белоярки, и говорит, что тётку соседскую нашли мёртвой прямо на огороде. Как это водится в деревнях, унесли в баню, помыли, одели в чистое, все вот эти похоронные обряды провели, принесли отпевать и пока ждали попа, она там лежала. Заходят в церковь. И что ты думаешь?
– Нахер ты это всё рассказываешь?
– Заходят, а её там нет. Пропала.
– Что?
– Ага, представляешь? Потом муж её, дядя Ваня дома сидел, уже месяц прошёл или сколько, слышит стук в дверь. Говорит, если бы не знал, что умерла его жена, то поспорил бы, что это она. Открывает дверь, а там она. Он в обморок упал, но откачали.
– Что? Как это?
– Не знаю, ошибка или что, в общем, она ничего не помнит. Говорит, огород пропалывала и потом очнулась там же, но через какое-то время, сколько там прошло?
– Как это возможно?
– Никогда бы не поверила, если бы мне рассказали. Но там человек двести в деревне живёт. Все же не могут врать?
– Такое бывало в какой-то древности.
– Но муж сильно запил. Сначала от радости, а потом, говорят, был очень подавлен.
– Дай угадаю – умер от укуса в шею?
– Нет, живой, но он оттуда уехал. Слушай, на самом деле, я тебе это рассказала, чтобы ты понял. Всякое дерьмо случается каждый день. Вообще не знаешь, что и когда произойдёт. Надо просто жить. Я понимаю, что это ни на что не повлияет. Но ты, так или иначе, близкий мне человек. Ну, по крайней мере, когда-то был. Может, стоит отпустить. И пса и её? И доктора?
– Был ли пёс, Ира?
– Его видела соседка!
– Даже как-то забавно. Смех сквозь слёзы.
– Уже темно, оставайся у меня.
– Нет, Ира. Я должен взять себя в руки. Я поеду домой.
– Да я постелю в зале…
На это я очень разозлился и ушёл, не сказав ни слова. Я был зол, но уже не так сильно. Наконец-то я смог всё ей рассказать, наконец-то моя душа стала свободнее. Осталось пообщаться с нашим другом.
Моё чувство вины очень медленно отпускало. Наверное, чтобы было хорошо, нужно, чтобы очень долго было плохо. И, как подземное течение, на волне всего того негатива, что ты налил себе в душу, тебя выплюнуло в эту жизнь. Другое дело, что, жизнь может быть не такой прекрасной, при трезвом на неё взгляде. Но она точно прекраснее, когда ты погряз в печали. Ведь там тебя нет. Ты в себе. Или не в себе.
Знаешь, к чёрту тебя, к чёрту Миру, к чёрту псов! Я устал от вас всех! Вы все заставляете меня считать себя идиотом. Не возвращайтесь никогда.
Такси привезло меня домой. Я зашёл в подъезд, поднялся на свой этаж, открыл дверь.
Я не включал свет на кухне. Почему он там? Пахнет едой? Рекс? Что? Кто здесь?

Глава 9

– Никогда! Никогда не видела такого идиота. Ну что за человек?
– Оля?
– О! Припёрся. У тебя тут воняет, просто жесть как! Кирилл! Что ты тут устроил? Какую-то помойку!
Я и забыл, что у моей сестры есть ключ. Мы с ней познакомились в далёком семьдесят третьем году. Тогда меня принесли из родильного дома. Я ничего не помню из того времени. Знаю лишь, что тогда я был счастлив, хоть и гадил под себя.
– Иди ешь, суп остынет!
Покорно захожу на кухню, сажусь на стул, беру ложку, хлеб, съедаю всё под звуки её рассказов о том, как она недавно летала в Турцию, но вдруг сердце почуяло неладное, и вот она здесь, рядом. Только мне она давно уже не родная.
– Слушай, как ты, Кир?
– Хреново.
– Ты знаешь, как надо мной недавно пошутили? – здесь она стала совершенно серьёзной. За секунду её натянутая улыбка сползла.
– Как же? – я сказал это саркастичным тоном, но понял, что ей не до шуток.
– Мне позвонила мама. И сказала, что у неё всё хорошо.
Стоп. Нет, этого не может быть. Что происходит?
– Кирилл, это был её голос, я клянусь!
– Но…
– Это очень жестокая шутка, Кирилл! – тут я увидел, как она побледнела. Она никогда не плакала. Но если бы умела… – И я сразу поняла, что должна к тебе приехать. Представляешь, что творится?
– Слушай, это наваждение какое-то.
– Что ты имеешь ввиду?
– Бомж этот и телеведущая…
– Какой бомж? Какая ведущая? Ты опять запил?
– Так я и не останавливался. Недавно ночью я увидел новость в интернете. Написали, что умерла ведущая «Доброго утра», её убили или там она на машине разбилась, непонятно, и вот на следующее утро она была в эфире. В прямом, Оля. В прямом эфире. Ещё на днях этот бомж ****утый… Говорит, дай мелочь, потом как вцепился в меня, орёт прямо в лицо, что общается с мёртвыми, потом приехала милиция, приложили его так… хорошо, о поребрик. Приехала скорая, смотрю, в пакете его увозят уже. Через пару дней или на следующий день стоит там же, как ни в чём не бывало. И психолог мой… говорит, что видел новости про смерть ведущей. Оля, творится какой-то…
– Хватит, Кирилл. Хватит ругаться, мне не по себе…
– В общем, ерунда! И потом он сам пропал. Мой мозгоправ.
– Мне страшно! Кирилл, одно хорошо, что ты точно не псих.
– Я боюсь, что однажды это случится. Я уже чувствую, как… - Твои прикосновения, твой запах, с каждой секундой, с каждым словом он всё явственнее, всё ближе. Твои глаза, всё глубже и всё красивее. – Что придёт она.
– Нет, это какая-то чушь. Слушай, мне пора ехать, электричка моя через пол часа, а тут идти минут пятнадцать.
– Оставайся, Оль.
– Кирилл, ну как? Двое детей. Слышал что-нибудь о таком? – она рассмеялась, стало как-то спокойнее.
– Нет, передавай привет.
– Они помнят тебя. Говорят «о, это тот самый лох?». Это их Егор научил.
– Красавчик!
Оля ушла и оставила меня с супом один на один. Целая кастрюля. Выливаю в унитаз. Не хочу, чтобы эта квартира хоть как-то напоминала мне дом. Хоть чем-то. Ни одной нотки, ни одного намёка. К чёрту всё. Завтра снова пойду к психологу. Надо сказать ему, что он прав. Ложусь спать, не потому что устал или завтра куда-то идти. А потому что надо, чтобы этот день скорее закончился. Включил телек.
Оказывается на заводе случился выброс какого-то говна. Ну и хорошо, быстрее сдохнем. Химические концентраты. Постоянно так говорят, постоянно так называют какое-то радиоактивное дерьмо. Выключаю и быстро засыпаю.
Утро выдаётся тёплым. Будто всё хорошо. Только вот нет преданных глаз, что смотрят на тебя. То ли с целью сожрать немного корма, то ли сожрать тебя.
Интересная особенность человека. Когда всё идёт совсем не так – необходимо подстроиться под реальность, нивелируя все раздражающие факторы. Например, тупорылыми шутками. Чтобы не выглядеть глупо, нужно сделать так, чтобы всё вокруг выглядело глупо. А на этом фоне ты, вроде как, Д’Артаньян, красавец. Хотя это совершенно не так. Все это видят и понимают. Видишь и понимаешь это и ты сам. Просто так заведено. Кто первый сказал, что ты дурак, тот автоматически становится умнее тебя. Таков этот мир, бери от жизни всё, вливайся, будь на светлой стороне. И остальная рекламная чушь. Я уже ничего не соображаю.
Встаю, умываюсь. Отключили горячую воду. Съел кусок сыра. Кофе закончился. Чай закончился. Молоко закончилось. Пиво закончилось. Я заканчиваюсь.
Выхожу из дома, иду в сторону кабинета врача. Я могу зайти туда. Я могу пройти по этому месту. Я пройду там. Бомж на своём месте. Люди ходят туда и обратно. Автобус с туристами чуть не сбивает меня, чья-то невероятно сильная рука швыряет меня назад. Чуть не падаю. Хочу поблагодарить, никого не вижу. Захожу в кафе, беру кофе, иду дальше. Солнце ласкает лицо. Становится жарко. Потеет спина. Мир прекрасен. Мне хреново. Архитектура, памятники, парадные, дорогие автомобили. Состоятельные парни. Красивая девушка. Счастливые дети. Мне хреново.
– Павел Александрович принимает сегодня?
– Да, Кирилл, здравствуйте. Он освободится через десять минут. У вас назначено?
– Я только спросить.
– Смешно. Надо записаться, Кирилл.
– Слушайте, мы с ним договорились.
– Нет, я не помню такого.
Голос какой-то иной. Спокойный, холодный.
– Я всё же зайду, если вы не против, - раздражаюсь.
– Как скажете. – слегка раздражённо, но не переходя черту.
Проходит мимо меня.
– Павел Александрович! Можно с вами поговорить?
– О, Кирилл! Здравствуйте! Проходите, у меня есть пару минут.
Заходим в кабинет. Лампочка не горит. Ничего, сгорит в аду.
– Слушайте, я прошу прощения. У меня творится что-то жуткое. Я верю вам. Вы видели новость. Я не сошёл с ума. Разрешите вернуться к вам.
– Кирилл. Я вам сейчас расскажу такое… - он встал и закрыл кабинет на замок.
Я сжал свои колени руками. Мне это не понравилось. Он выглядел как сектант. Умиротворённый. И взгляд какой-то потерянный. Я видел такое. Мескалина что ли бахнул?
– Павел Александрович? Вы под кайфом?
– Эм… Кирилл, нет. Я хочу сказать, что все эти дни я провёл в Петрозаводске. Дело в том, что у меня там жили родители.
– Хорошо, но какое это имеет значение? Дела какие-то.
– Знаете, я общался с ними. Я сам не понимаю, как это произошло, но… мне позвонила моя сестра и сказала, что родители пришли домой. Я думал, что с моим образованием невозможно верить в подобное.
– Ничего страшного, родители, бывает, приезжают к детям.
– Моего отца не стало в девяносто седьмом, а матери в две тысячи втором году, Кирилл.
– Что это за…
– Это правда, Кирилл. Они просто пришли домой как ни в чём не бывало.
– Моей сестре звонила… Это была…
– Могу с точностью сказать, что это правда. Не уверен на сто процентов, но это какое-то чудо. Я так скучал по ним.
Случилось непоправимое. Мой психотерапевт, который многие годы вёл меня за руку. Он прослезился и смотрел на меня безумными глазами.
– Но это же…
– Невозможно? Кирилл. Я в своём уме. Я хочу сказать, что это какое-то божественное провидение, или… Я не знаю, наука, религия, весь мир. Никто и никогда не рассчитывал на это и никогда не…
– Кроме Джорджа Ромеро.
– Кого?
– Никого. Спасибо вам, я пойду.
– Прошу, пусть это останется между нами. Я рассказал вам это лишь для того, чтобы вы не считали себя сумасшедшим. Это далеко не так. И кто знает…- он вытер платком слёзы и открыл дверь. – Ступайте.
Я вышел. Я абсолютно опустошён. Вот так просто. Как будто рассказал о том, какую он машину купил. Или куда ездил отдыхать. Мы же не друзья. А как ещё себя вести в ситуации, когда вся твоя жизнь просто встаёт с ног на голову?
– До свидания, Кирилл!
Пошла к чёрту, стерва!
– Всего доброго!
Ноги сами понесли меня к той подворотне. Макс? Или Рекс? Твою мать. Люди восстают из мёртвых, а ты спрашиваешь себя, что это была за собака?
– Кирилл, где скорая? Кирилл! Мне больно! Я не хочу! – и она закричала. Как тогда. Это была она.
Она.

Глава 10
– Братан, она просто бомба!
– Как звать-то?
– Настюха!
– Кир, да ты у нас подцепил Настёну-сластёну! Жирная?
– Пошёл в жопу!
Шёл девяносто шестой год. Мы с Коляном сидим у меня на балконе. Пьём первое в моей жизни баночное пиво.
– Короче, подваливаю такой, типа слышь?
– Ага! Кстати, дай-ка рыбки?
– Бля! Возьми сам! Ну и такой, типа, слышь?
– А она чё?
– Говорит: «На лицо себе нассышь!»
– Ха-ха-ха-ха. Овца какая-то!
– Я тебе сейчас покажу все премудрости военной службы, будешь так говорить, еблан!
– Кир, да нормально всё, братан. Не кипятись, а это легче, ну, если лечь.
– Что легче?
– На лицо нассать себе, - и почему-то рассмеялся.
– В общем, влюбился я, Колян. Возьму её в жёны.
– Вы ж только того…
– Чё того?
– Познакомились.
– Да похуй, говорю – женюсь, ты ж меня знаешь…

***
Я сделал два быстрых шага в сторону двора, откуда раздавался её крик. Затем решил повременить. Это невозможно. Я всё медленнее и медленнее подбирался к углу. Моё сердце колотится. Мысли путаются в голове. Колени стали подкашиваться. Мне страшно. На улице становилось всё тише и тише. Внезапно я услышал громкий крик, но уже с другой стороны. Он меня очень напугал. Резко поворачиваюсь. Какие-то молодые парни вывели на балкон старого деда. Они пили водку прямо из бутылок, а тот смотрел по сторонам и ничего не понимал.
– Дед! Деда! Ты с нами! Дед! Мы ещё зеркала не открыли! Дед!
– Да шо вы, это самое?
– Дед! Как ты?
– Ой, Сеня, чаво ты напал то?
– Выпей!
Кажется, что мне уже не кажется. Я сделал ещё шаг вперёд и услышал какой-то странный лепет. Вдруг меня ослепила яркая вспышка. Громкие хлопки спугнули меня туда, где, как мне кажется, было ещё страшнее. Какие-то радостные горожане праздновали возвращение матери, как я выяснил позже…

***

– Готовы ли вы, Гончаров Кирилл Александрович, взять в жёны Колесникову Анастасию Васильевну?
– Да!
В девяносто седьмом году мы расписались, я восстановился в институте, но инженером быть уже давно не хотел. Параллельно вернулся к своему мастеру в художественное училище. Коля всё так же часто объявлялся у нас дома. И они постоянно шутили надо мной. Будто у неё с ним было больше общего, чем со мной.
Помню, как-то мы лежали и разговаривали перед сном.
– Я хочу ребёнка, Кирилл.
– Это было бы прекрасно. Когда приступим?
– Прекрати! – быстро просмеявшись, она стала вдруг серьёзной. – Я уверена, ты будешь потрясающим отцом.
– Я и есть…
– Что? У тебя есть дети?
– Настюш, я просто пошутил! – не успел я договорить как получил подушкой по лицу.
А про девяносто восьмой я уже рассказывал. Но, что интересно, по любому поводу, Коля был тут как тут. Он всегда был где-то рядом. Несколько раз, когда я приходил домой, они пили чай с Настей. Я постоянно шутил, что у нас шведская семья. Смешная шутка.

***

– Настя?! – я забежал в подворотню, и увидел знакомые плечи. Её волосы. Вот она! Сидит, обхватив колени руками, раскачивается вперёд-назад, бубнит что-то себе под нос. Так делают маленькие дети и сумасшедшие взрослые.
Вдруг всё стихло. Будто все машины одновременно заглушили моторы, на втором этаже дома напротив перестали ругаться муж и жена, бормотание тоже смолкло. Её голова медленно поднялась, а глаза посмотрели прямо на меня.
– Кирилл? Ты пришёл!
– Я с ума схожу?
– Я тут, я с тобой.
В моих глазах всё поплыло. Почему тут так воняет? Помойка.

Глава 11

Весь город сошёл с ума. Я еле открыл глаза. Голова дико болела. Её руки гладили меня по волосам. Сквозь шум на улице, я начал слышать речь таксиста. Настя о чём-то с ним оживлённо беседовала.
– Как он там? – он увидел, что я открыл глаза. – Ты как, родной?
– Я… Где я? Куда мы едем?
– Милый, мы едем домой. Ты же всё там же живёшь? У нас? – вмешалась она.
– Да. Что происходит?
– Родной! – таксист довольно любезен. – Ты не слышал? Ты представь себе, нет, я не сумасшедший! Покойнички вернулись домой. Нет, ты представляешь?
– Что? Все?
Настя смотрела на стихийные народные гуляния за окном. Радостные люди танцевали, пели на улицах. Милиция никого не трогала. Все сотрудники танцевали и пели вместе с остальными. Какие-то бутылки, счастливые бомжи, дядьки в дорогих костюмах, шлюхи с Московского, китайские туристы. Все праздновали неизвестно что.
– Я не знаю. Ко мне никто не пришёл, я вот мать схоронил год назад. Пока никто не пришёл, ну. Мне кажется, что это какой-то, не знаю. Смотрел эти? Охотники за приведениями?
– Ну, - сказал я и кивнул
– Вон, там этот сказал этим. Говорит, конец света!
– ****ец…
Мы доехали до дома. В больницу она меня решила не везти. Я зашёл, включил свет.
– Эм… кофе? Может голодная?
– Кирилл… дорогой, родной! Я, я тебя очень люблю! Знаешь, я тогда, как поняла, что больше тебя не увижу никогда, вот тогда и стало страшно. Я… я…
– Ты как вообще? Что это было?
– Я не знаю. Последнее, что я помню – это тот день. Мне очень больно, и я закрываю глаза, затем открываю… и ты снова рядом. Со мной. Что такое? Что случилось?
– Сейчас две тысячи шестой год…
– Как это возможно?
– Тебя не было восемь лет.
– А где я была? В больнице? Кома? Как я попала?
– Ты тоже была мертва, Настя.
– Что?
Её взгляд обрушил на меня снежную лавину. Немного посмотрев на меня, она уставилась в окно.
– Ты не слышала, что сказал таксист?
– Я думала, он шутит…
– Настя, я…
– Ну… хорошо. Пусть так, давай не будем об этом. Дай я тебя обниму!
– Я, я хочу в душ. Прости.
– Понимаю.
Рассвет. За окном орут пьяные мужики. Слышны залпы фейерверков, крики, свист. Как я мог уснуть под такое?
– О, вот и ты… - открыв глаза, я увидел её. Видимо, смотрела, как я сплю.
– Доброе утро, зомби, – вряд ли это смешная шутка. Но она рассмеялась. Видимо, и правда смешная.
– Слушай, а как там… Коля?
– Как? Живёт. Хочешь с ним увидеться?
– Честно говоря, нет. Просто вдруг вспомнила. Он там же живёт?
– Да, куда он денется, идиот такой.
– Я приготовлю завтрак?
– Конечно, Настя.
Она ушла, включила радио, начала подпевать старой песне. Я услышал кофемолку, дверцу холодильника, её шаги на кухне. Будто бы ничего этого и не было. Этих восемь лет боли и страха. Будто бы она не умирала у меня на руках. Будто я смог отмотать время в прошлое и спасти её. Ира ушла куда-то на задний план. Я захотел жить. Жить так, как не хотел, не мог… Хотя, я просто боялся.
Но абсолютно крохотная печаль осталась в моей душе, как недорезанная опухоль. Можно думать о том, что это пройдёт, можно подумать, что всё закончилось. Но себя не обманешь. Нет, ничего не пройдёт. И нет, ещё ничего не закончилось. Принимаю решение. Оно простое – радоваться. Тому, что всё позади, тому, что она рядом.
– Кирилл! Всё готово! Вставай, любимый!
Иду в ванную, умываюсь, чищу зубы. Отличное занятие для того, чтобы всё обдумать. А что там, собственно, обдумывать? Она, наконец, со мной. Нужно столько всего узнать у неё. Включила телевизор. Какие-то дятлы, с утра пораньше, решили обсудить что-то важное.
– Верховный суд Российской Федерации не может дать однозначного ответа на вопрос, каким образом, с правовой точки зрения, рассматривать вернувшихся граждан.
– Почему этот вопрос так для нас, для народа, такой важный? Случилось чудо! Повторяю – чудо! Вы опять хотите что-то там формализовать!
– Дело в том, господин Грибов, что часть данных граждан была застрахована от несчастных случаев. Чья-то недвижимость пропала, а для некоторых вообще был шок, ведь они вернулись в семью, которая в данный момент времени занимается разделом завещанного имущества. Поэтому, позвольте не согласиться с вашей ироничной оценкой. Этот вопрос – архиважен!
– Кирилл, мне нужно кое-куда сходить…
– Куда собралась?
– Это… за документами.
– Ну ты дождись, что там дума… что-то там… придумает про тебя.
– Хочу прогуляться.
– Хорошо.
Настя встала, начала собираться, взяла мой свитер и очень быстро сбежала.

Глава 12

– … но главное так и остаётся загадкой. Что же нас ждёт там, за чертой… - так закончилась очередная чушь по телику.
Уже месяц мы живём вместе. Она прекрасна. Она чудо. Мы наконец-то вместе.
– Кирилл, отпускай, мне надо бежать! – вырываясь из моих объятий сказала она.
– Ну давай ещё разочек? – я её не отпустил.
– Мне правда нужно. Нельзя пропускать.
– Зачем тебе работать? Как ты так быстро нашла себе место?
– Это будет мой маленький секрет, - она улыбнулась и поцеловала меня.
Довольно быстро собравшись, она, буквально, сбежала из дома. Вот уже месяц, три раза в неделю она куда-то уходила. Честно сказать, я так и не понял, чем она занималась. Но вот и мне пора идти на работу.
Народные гуляния продолжались. Во всех дворах, в каждом доме, на каждом этаже были те, кто вернулись. И вот прошло уже много времени, но каждый день до меня доходили слухи о том, что кто-то встретил свою дочь, своего отца, давнего друга… интересно, что будет, когда дело дойдёт до врагов. Ещё каких-то два года назад случилась зверская расправа с главой моего района и его семьёй. Убийц так и не нашли. Интересно, что будет, когда вернутся они.
С мамой я так и не пообщался, она переехала жить к сестре, а мы с ней видимся не так часто, как хотелось бы ей. Но и не так редко, как хотелось бы мне.
Иду на работу. Солнце светит ярко. Люди вокруг счастливые, ходят, держась за руки, сидят в кафе, целуются на газонах. Питер. Что с них ещё взять. Солнце светит, но в глазах пелена, которая показывает мне неестественность этого мира. Будто что-то пошло не так. На улице градусов, наверное, двадцать пять, но солнце не греет меня. Оно будто лампа, висящая под потолком. Искусственная и придуманная людьми с целью «продолжать наш день».
Захожу в студию. Пахнет алкоголем, половина коллектива отсутствует.
– Что у нас на сегодня? – спрашиваю у полупьяного менеджера.
– Да какие-то джинсовки. Выпьем?
Налил мне коньяка.
– Слушай, ну вот уголь, да? Он там в централях применяется. Чтоб горячая вода, вот, ну, там, электричество. Скорая, да? Вот, ну, плохо стало кому-то. Или такси… - и тут он задумался
– Ну, и?
– Мы-то, чем занимаемся? Какая-то чушь.
– Слушай, мы с тобой, вроде, не особо общались. Но у меня есть мысль на этот счёт. Это индустрия искусс… - тут я понял, что несу какую-то ерунду. – Это красота, это эстетическое наслаждение. Думаешь, людям этого не нужно? Однажды, даже самый прагматичный и тупой до денег человек задумается о том, чтобы поставить горшок с цветами себе в угол. Картину какую прикупить, а может даже написать. Музыка опять же. Слышал? Концерт скоро на Дворцовой? В честь этого… ну, всего вот этого.
– Мы с тобой не говорили, да! Но не надо было и начинать, видимо! Ты понимаешь? Все люди, все, я не знаю. Мир перевернулся. Какие, к чёрту, музыка и картины? Ты совсем ёбнулся? То есть тебя не волнует, что произошло?
Я решил уйти. Не на рабочее место. А уйти отсюда. В конце концов, в чём-то он был прав. Да, волнует, да, случилось так. Но разве я это натворил? Может, по воле моей печали, как это модно сейчас говорить, вселенная услышала меня? И сошёл и ад, и рай на нашу грешную землю. И принёс всем счастье, принёс всем второй шанс.
Перед выходом, стоя в фойе и доставая сигарету, я услышал громкий хлопок. Затем крики. Выбегаю на улицу, вижу лежащего мужчину, вокруг кровь, вокруг него столпились люди. Какой-то идиотской внешности парень убегает и кричит о том, что именно этот «пидарас» убил его. Началось.
Следую за ним. Он свернул направо в переулок. Начинаю волноваться. Уличная суета потихоньку стихает, оставаясь далеко за спиной. Пройдя сквозной двор, он выбегает на проспект и садится в автомобиль со знакомым логотипом на двери. ПМЗ.
Вечером в новостях сказали, что это был какой-то серьёзный дядька из органов. Мог ли он убить того щегла? Непонятно. Да и есть ли смысл на это обращать внимание?
В аське пришло сообщение от Серёги. Зовёт выпить пива. Схожу.
Бар располагался на Конюшенной улице, пока я шёл туда, два или три раза ловил на себе холодные взгляды прохожих. Видимо, из вернувшихся. Я уже давно заметил, что у них что-то не так с глазами. И у Насти тоже самое.
Захожу, здороваюсь со всеми, сажусь за стол, беру светлое. Здесь сам Серёга – мой бывший коллега, Федя – вместе служили, потом он какое-то время посвятил работе в ФСБ, ну, и Виталик – директор какой-то компьютерной фирмы. В своё время я их всех и познакомил.
– Мужики, это круто! Дед заначил золота тысяч на триста! Набрал вчера, рассказал! – Серёга не унимался и второй час рассказывал одну и ту же историю. – Бабуля моя, царствие ей… не важно. Не вернулась. А дед как живой!
– Слушайте, это потрясающе. Мои родители. Их машина сбила, обоих, лет десять назад. Я наконец-то с ними увиделся, слушайте, это счастье! – Федя был всегда интеллигентен и немногословен. А сегодня много пил и орал как резаный.
– А ты, Кир? Как ты? У тебя, я слышал, вернулась Настя? – Виталик всегда почему-то спрашивал о чём-то именно меня.
Все притихли, прекратили смеяться и начали таращиться на меня с нескрываемым ожиданием на лицах.
– Ребят, я сегодня видел такую картину. Какой-то шкет, не знаю, лет восемнадцать-двадцать ему. И он из вернувшихся. Возле нашей студии, где я работал…
– Работал? – перебил меня Сергей, – а что так? Ушёл?
– Это вообще важно?
– Серёг, не перебивай, - вмешался Фёдор.
– В общем, прямо недалеко от парадного входа, пристрелил какого-то генерала МВД, что ли… В новостях сегодня увидел. Потом сел в машину ПМЗ и уехал. Точнее, его увезли. Вам не кажется, что происходит всё это совершенно не просто так?
– То есть ты думаешь, что у кого-то столько денег, чтобы наделать клонов или, я не знаю – роботов, отправить в семьи? Или нанимать их для убийств? А менты что?
– Да откуда я знаю? Просто, я считаю, что происходит какая-то ерунда.
– Ты всегда был странным, Кир, - начал Федя, – Произошло чудо. Настоящее чудо, а ты ищешь какой-то подвох, какой-то, я не знаю, парни, слово забыл…
– Не важно, Федь, главное, что мы можем проверить, что это действительно наши родные и близкие. И я проверил! Как-то дед меня застукал, когда я, ну… - тут Серёга засмущался.
– Дрочил, что ли? – спросил Виталик.
– Ну, да, в общем, я ему сразу этот вопрос задал. Он рассмеялся…
В один момент все голоса смешались в один шум. Сливаясь с музыкой, весь этот гам представлял из себя вполне стройное произведение. Сложилось впечатление, что вся активность этого бара происходит где-то за стеной. Мои приятели совершенно не придали значения тому, что я сказал и были ослеплены, безусловно, невероятному факту. Но то, что произошло, меня дико пугало.
Мы разошлись около полуночи. Я решил добраться до дома пешком. Думаю, что Настя была уже на месте. Ждала меня или нет. Разумеется, между нами уже не было недосказанности. Я узнал о том, что у неё могли быть отношения с моим товарищем, говорит, что ничего не вышло. Но она так и не узнала, где я был в тот самый день. И, надеюсь, не узнает никогда.
Я зашёл домой. Здесь вкусно пахнет. Думаю, здесь хотелось бы остаться. Окунуться в атмосферу любви, в атмосферу дома. Может быть, когда-нибудь я это почувствую.

Глава 13

Опять утро. Опять она куда-то собирается. Опять мне нечего делать.
– Сегодня сходим в ресторан.
– Хорошо, Кирилл.
Звук шагов, дверь закрывается, замок запирается на два оборота.
Пожалуй, схожу на свою бывшую работу. Хотя, я не увольнялся, просто не приходил несколько дней. Никто не звонил. Периодически слышу дикие крики с улицы, реже – выстрелы. Допиваю кофе, одеваюсь, выхожу. Люди улыбаются. Смотрят по сторонам, радуются жизни. У всех живые глаза. Ощущение, что нет ни одного вернувшегося. Иду мимо того места. Вместо помойки какие-то молодые парни строят бар. Уносят весь мусор, собирают какой-то деревянный каркас.
Захожу в студию. Внутри почти никого нет.
– Кирилл! Ну, что? Наотмечался? У нас куча работы! – менеджер поймал меня прямо возле входа.
– Хорошо, - говорю я, поднимаюсь в мастерскую, достаю инструмент, беру лист заказов, начинаю работать. Стало как-то легче. Странно. Вроде было очень хорошо. Но, выводя очередную линию, чувствую облегчение. Надо пообщаться на эту тему с психологом. Кстати, у нас сегодня стоит приём. Полагаю, с прогулами там та же история.
– Он всё такой же, каким я его запомнила. Маленький, весёлый, мой малыш! Девчонки, я счастлива!
Оксана потеряла ребёнка. Вот и он вернулся. Все поздравляют её, хлопают по плечу.
Заканчиваю через два часа. Сдаю работы, на выходе менеджер суёт мне конверт.
– Что это?
– Зарплата, Кирилл!
Забираю деньги. Пригодятся сегодня вечером. Иду к психологу.
– Павел Александрович ждёт вас, Кирилл. – эта стерва как всегда приветлива.
К слову, она была вторая, чьи глаза я заметил. Интересно, что с ней случилось? Почему некоторые люди возвращаются спустя месяц, другие спустя десятки лет, а эта женщина вернулась в течение недели? Захожу в кабинет. На стене висит плафон лампы дневного света.
– Здравствуйте, Кирилл! Давно не виделись, но, я всё понимаю. Я сам отсутствовал.
– Понимаете, тут такое дело…
– Что случилось?
– Я не знаю, как реагировать на то, что произошло.
– Кирилл, я вас понимаю. Вы вот уже восемь лет не могли отойти от смерти своей любимой жены. И вот теперь, когда случилось то, что случилось, на что, замечу, не было абсолютно никакой надежды, мы чувствуем ненадёжность, тревогу. Ведь основной постулат, на котором, буквально, стоял наш мир, разрушен. Мы поняли, что не знаем, что есть смерть, и, как следствие, не понимаем, что такое жизнь! Лично я воспринял это как чудо и наслаждаюсь каждым мгновением, проведённым с любимыми людьми. И с теми, кто был жив. Это подарок, Кирилл!
– Я несколько другое имел ввиду, Павел Александрович.
– Так…
– Мне кажется, что всё это не чудо и радость. Это всё зловеще довлеет надо мной. Да, Настя вернулась, но она раза три в неделю куда-то уходит и…
– Так случилось. Я видел письмо, которое пришло от органов управления и ко мне домой. Вернувшихся обязуют ходить на реабилитационные встречи с уполномоченными. Мы даже и представить не можем, через что они прошли и проходят до сих пор. Это переходный период со всеми вытекающими последствиями. Парламент только вносит законопроекты, касающиеся этой… ситуации. Но, разговор, конечно, не об этом. Что же вас тревожит?
– Вдруг, это не они? Вдруг, это не те люди, что ушли от нас?
– Возможно. Есть, разумеется, такой шанс. Наша задача в данный момент – понаблюдать. Проанализировать то, что мы чувствуем. Сделать какой-то вывод, но, исходя из реальности, а не наших фантазий на эту тему. Увидимся через неделю? Что скажете?
– Думаю, что увидимся.
– Всего хорошего!
На улице темнеет, не страшно. Как может быть страшно, когда все целуются в засос друг с другом, как в мультфильме? Все друзья, за исключением некоторых людей, что ищут своих убийц. Закуриваю. Вчера по телевизору показывали репортаж, как сотни вернувшихся осадили отделения милиции с заявлениями. Довольно сложно пацанам будет сажать убийц ещё живых людей. Придумают ли какую-то статью? Или, может, изменят процессуальные кодексы. Можно ли присобачить к делу показания жертвы убийства, если он, относительно законов, вообще мёртв? Такая история обязательно должна быть как-то регламентирована.
Возле дома стоит какой-то наркоман. Бледный, худой, озирающийся по сторонам, но такой знакомый. Николай.
– Привет, Кир. Есть минута?
– Что с тобой?
– Слушай, я хочу поговорить.
Так не хочется его видеть. Что он тут забыл? Но природная доброта берёт своё.
– Что тебе нужно?
– Я не знаю, что ты думаешь, но это… этого не должно было произойти. Я видел, что она уже пришла домой. Я могу с тобой быть откровенным?
– Что? О чём ты? Вообще – да. Но ты меня пугаешь.
– Все эти люди, Кир. Ты видишь, что они творят? Милиция работает плохо. Они могут прийти и… в общем, вчера я видел такое… Нам с тобой надо… Хотя, о чём я… - очень обрывисто и непонятно говорил он. – Да, я совершил ошибку тогда, годы назад. И меня…
– Подожди, пойдём ко мне. Ты всё расскажешь.
– Нет, нет, здесь. Послушай меня. Тебе нужно…
Здесь дверь парадной открылась и на улицу вышла Настя.
– Привет, Коля, - злобно сказала она.
– О, привет! – ответил он напугано. – Я пойду, пожалуй, пока! – попрощавшись слабым рукопожатием, он, чуть не в припрыжку, отправился сквозь парк.
– Идём домой, дорогой, - сказала Настя, взяла меня за руку, и мы пошли домой.
После ужина мне резко захотелось спать. Я не мог даже внятно что-то сказать. Настя отвела меня на кровать, укрыла одеялом и легла рядом. Я закрываю глаза. Сквозь сон прорывается громкий вопль. Я не могу проснуться. Еле открываю глаза. Вижу её, она выпрыгивает в окно. Какой дурной сон.

Глава 14

Во дворе скорая, милиция и какие-то парни на пиджаках. Мигалки, доктора, бабки. Куда без них. Настя ещё спит. Надеваю штаны и майку, иду на улицу в тапочках. Мотает, будто пьяного. Приближаюсь к месту происшествия. Это не Америка, вокруг нет никаких жёлтых лент. Стоит оцепление. Два парня и девушка в белых костюмах ползают по траве, что-то вытаскивают пинцетами. Вот окурок, вот какая-то мелкая хрень. Ноготь что ли. Не вижу.
Неподалёку блюёт молодой сержантик. Как в кино. Меняю ракурс. Вижу ноги. На одной нет ботинка, сверху спину закрывает куртка, а вот и лицо. До боли знакомое лицо. Это Колян. Он любил смотреть на небо. Смотрит и сейчас, лёжа на животе. Что за зверь мог такое сделать? Вчера он хотел мне сказать что-то про вернувшихся. Полагаю, это их рук дело. Кого-то из них. Это её рук дело. Я не герой идиотского фильма про детективов. Я понимаю, что к чему.
– Какого хера происходит? – я ворвался в её сон и начал кричать.
– Кирилл? Рано ещё, ты чего кричишь?
– Что ты сделала с Колей? Сука, даже не вздумай отпираться!
– Кирилл, что? Коля? Что с ним? Ты о чём?
Я выдохнул, сел в кресло, закурил и продолжил спокойнее.
– Настя, вчера я видел, как ты прыгнула в окно. Я слышал, как ты кричала. Я знаю, что ты это сделала из-за того, что он мне пытался что-то сказать.
Её недоуменное лицо сменило выражение на холодное и безразличное.
– Что ж, Кирилл. Я попалась, - она подняла руки вверх. – Знаешь, почему?
– Почему?
– Он это сделал. Кирилл. Это был он.
– Что? – мой мир во второй раз перевернулся. Оказывается, я жил бок-о-бок с убийцей своей жены. Я даже не знаю, что хуже. Он убийца? Мой друг убийца? Любовник жены – убийца? Какого чёрта?
– Он был бухой. Не пьян, нет, он в сопли нажрался. Встретив меня, начал приставать. Я поняла, что больше не хочу этих игр, что пора прекратить кормить зверя. Что пора нам остаться вдвоём. Видимо, он решил так же. Ты помнишь? У него всегда с башкой были проблемы. Он ударил меня ножом. Прямо сюда!
Здесь она подскочила, схватила меня за руку. С такой силой, что от боли у меня закружилась голова. Свободной рукой она резко начала развязывать халат, я увидел её грудь. Вокруг сосков вылезли синие вены. Кожа побледнела, а на месте, куда она тянула меня, открылась огромная кровоточащая рана. Я никак не мог разжать её пальцы, которые мёртвой хваткой вцепились в меня, я не мог смотреть на кровавый след на её животе. И здесь я поднял взгляд, чтобы посмотреть на её лицо. Другой рукой она схватила меня за волосы на затылке. Я не мог пошевелиться. На её лице появились зеленовато-голубые жилы. Губы стали фиолетовыми, а глаза, зрачки постепенно стали квадратными. Я испытал состояние шока.
Почему-то вспомнил курсы первой помощи. Это называется «рыбий глаз». Один из признаков биологической смерти. Жёлтые ногти на руке вонзились в моё запястье. Кровь из её раны хлынула на пол, на её бёдра и на меня.
Рот её открылся, превратившись в неестественно огромное отверстие. Я увидел гнилые зубы и синий язык с белым гноем на нём.
Раздался вопль. Я был бессилен. Земля уходила из-под ног. В этом вопле я не слышал свой крик… где, интересно, тот турок, что продал мне просроченный абонемент в аквапарк?
Довольно часто в последнее время я теряю сознание. Я поднялся с пола. Он был чистый. Настя спала на кровати, как ни в чём не бывало. Я пошёл на кухню, взял нож и, уже вооружённый, прокрался в спальню. Тихонько подойдя к ней, я увидел.
Я увидел то же лицо, ту же девушку, что любил всю жизнь. Услышал то же сопение, которому так умилялся. Но я понял, что это не она. Или она. Но я её больше не люблю. Я больше не хочу, чтобы она была здесь. Я хочу, чтобы она исчезла. Я понял, что там ей самое место. Никто и никогда в истории человечества не мог повернуть время вспять. И вот, получилось. Ура. И дано мне это было лишь для того, чтобы понять. Я её отпустил. Покойся с миром.
Открыла глаза. Я с ножом. Слёзы текут по щекам.
– Кирилл! Родной! Что с тобой? Почему у тебя ножик?
– Я…
Очень напуганные глаза. Взгляд загнанной жертвы.
– Что ты хочешь сделать? Хочешь, чтобы я опять это пережила? Давай! Давай, сука! Бей прямо сюда.
Она резко отбросила одеяло и подставила живот.
– Настя, я…
– Ублюдок! Тварь! – она расплакалась.
Я бросил нож на пол и кинулся к ней. Я обнял её. Прижал к себе. Целовал в лоб, щёки. Целовал в слёзы.
– Родная моя, что же это творится? Ты? Это ты убила Колю?
– Что? Колю? Что с ним?
– Ему отвернули башку.
Она побледнела.
– Как?
– Вот так, - сказал я, взял себя за подбородок и затылок и изобразил сворачивание шеи.
– Боже! О нет, как это? Это же твой друг!
– Нахер его, Настя. Нахер.
– Прости… я не знала, что вы… вы были в ссоре?
– Ну, отношения были так себе.
– Иди ко мне.
Я покорно лёг ей на грудь. Я слышал, как бьётся твоё сердце, чувствовал тепло твоего тела. Тогда. Сейчас я слышу, как бьётся её сердце, чувствую тепло её тела.

Глава 15

Я решился. Притворился спящим. Собралась, взяла ключи. Уходит. Вскакиваю, одеваюсь. Едет на лифте. Бегу вниз по лестнице. Максимально скрытно слежу, иду параллельными тропами. Очень много людей на улице. Нам всем по пути. Это хорошо. Я умею затеряться в толпе. Иду по другой стороне улицы. Никто ни с кем не разговаривает. Её походка. Её лицо. После армии любил смотреть мультфильмы. Так называемый Рокфор плывёт на волнах запаха сыра. Она идёт с таким же лицом. Преодолеваем парк. Наблюдаю за остальными. Стройным маршем все идут кто куда. Будто в одно и то же место. На работу. Отдавать своё время за не свои деньги. Выходим на проспект, поток не останавливается. Хотя, мы преодолели часть города, где стоят офисные здания. К нам присоединяются новые люди. Нет…
Все идут так, все выглядят так. Оглядываюсь, смотрю в глаза толпе. Холодные глаза. Осеняет. Я один иду туда, куда идут все вернувшиеся. Никто не разговаривает, никто ни на кого не смотрит. Прямо сейчас нахожусь в окружении этих людей. Им до меня нет дела. Интересно, они сами знают, кто из них кто?
Я понимаю, что идём мы в новый, отстроенный в прошлом году, корпус ПМЗ.
Основанный в 1947 году, природно-минеральный завод имени Калинина, находился на окраине Ленинграда. Работники данной организации занимались производством особо токсичных и ядовитых веществ. Говорят, там до сих пор обогащается уран, что-то происходит с плутонием или что-то вроде того.
Новый корпус представлял собой скорее пристанище управленцев. Против огромного стеклянного шара протестовали долгое время. Но разве протесты и пикеты когда-то работали? Блестящий на солнце шар появился из-за угла, за который двинулся весь наш поток.
Впереди замаячила проходная. Сутулый охранник вяло осматривал каждого пришедшего. Его совершенно не смущал тот факт, что из-за количества людей, образовавшегося со всех маршрутов, так как подходили всё новые колонны, перед воротами образовалась огромная очередь.
Она уже пробралась внутрь, осталось туда попасть и мне. Через два человека, до этого безжизненный взгляд охранника, стал ярким свирепым. Он подскочил со своего стула и одним прыжком оказался возле меня.
– Сюда нельзя!
– Я на работу, пропуск дома забыл
– До свидания! – сказал он и толкнул меня так, что я еле устоял на ногах.
Затем у него закатились глаза. Я увидел белки, покрытые венами. После чего он пристально на меня посмотрел. Взгляд мгновенно потух, а ноги поволочили его обратно на чёрный офисный стул.
Я не захотел идти внутрь, ведь такая история могла повториться. Я повернулся назад. Люди в очереди. Вернувшиеся в очереди. Никто не торопился, не толкался, все просто смотрели вперёд. Сквозь друг друга, сквозь меня. Я направился подальше от проходной и почему-то повернул голову направо. Славься Союз, мы гордимся тобой! Недалеко от пропускного пункта в сетке забора я увидел небольшую дыру.
Дождавшись того, когда вереница вернувшихся пройдёт на территорию, я аккуратно пролез сквозь колючий забор и оказался внутри. До шарообразного стеклянного здания было метров сто абсолютно безжизненной земли. Прогулочным шагом, закуривая сигарету, я дошёл до корпуса. Каркас данного здания находился снаружи. Ничего умного в голову не пришло. Вот я лезу наверх, натирая пальцы о металл.
Вдруг вспышка изнутри привлекла моё внимание. Я посмотрел пристальнее и увидел, как вся толпа вернувшихся в шахматном порядке расположилась в некоем подобии конференц-зала. А той вспышкой оказался экран, что располагался на стене. На экране показались картинки. Это была какая-то абстракция.
Круг, начерченный, будто бы широким мазком кисти. Жёлтые волны, подобие галактики, странные символы. Я ничего не мог разобрать.
Я слышу. Слышу голос. Он говорит. Всё не просто так. Нам суждено стать новой жизнью. Мы получили второй шанс. Не нужно обманывать себя. Мы должны помнить, кто мы на самом деле. За такое изобретательное обстоятельство мы благодарны Олегу Валерьевичу. Он знает, как быть дальше. Он скажет, как быть. Первый! Первый! Первый! Сектор один!
Прислушиваясь к голосу, я абсолютно забыл о том, что стены здания стеклянные. Я посмотрел вниз. Я увидел их. В то время, как они видели меня. Чёрт!
Сотни холодных взглядов смотрели на меня, смотрели наверх. Выпуская лучи ненависти из неестественно повёрнутых голов. Её я не разглядел. Но она там была. И она так же смотрела на меня. Через секунду толпа вернувшихся пришла в движение. Прямо возле меня в стекло врезался какой-то паренёк. Как он допрыгнул на такую высоту? Он начал пытаться разбивать окно рукой, непонятно, чем держась. От очередного удара каркас содрогнулся, и я сорвался вниз, но успел ухватиться за металлический выступ. Руки уже не так болели. Буквально в пару прыжков я оказался на земле. Я услышал топот. Это они бежали за мной.
Со всех ног я бросился к дыре в заборе. Туда, откуда я пришёл. Буквально через пару секунд я бежал в сторону города, пытаясь поймать хоть одну машину. Сзади происходило что-то невообразимое. Они бегут, идут, ползут, скачут по деревьям и крышам гаражей и домов. Я несусь, что есть силы, отказывая себе в лишнем вздохе или крике. Мне нужно вырваться оттуда. Уйти от них.
Один из самых проворных оказался возле меня. Я с перепуга врезал ему по голове, от чего она просто оторвалась. Меня окатило кровью, но я не останавливался. Когда остальные поравнялись с его телом, я услышал крик. Крик из сотен голосов. Рычание из сотен пастей. Останавливаться было нельзя. Ближайшее безопасное место было дома у Фёдора. Он всё поймёт, он недалеко, я смогу ему всё объяснить.
На удивление, на улице не было ни одного человека, а по дороге проезжали редкие автомобили, в которых люди даже не обращали на меня внимания.
Меня хватает за ногу какая-то женщина. У неё мёртвая хватка. Иронично. Второй ногой я бью её по лицу, она буквально улетает на несколько метров и врезается в дерево. Что это такое? Почему они такие? Что со мной? Нет времени!
Я пробираюсь по улочкам. Весь облитый кровью, напуганный, убийца! Убийца! Люди от меня шарахаются. Я шарахаюсь от каждого шороха. Слышу стуки по крыше. Они заскочили на здания. Они не хотят, чтобы их видели. До Феди ещё далеко, но вот, здесь, за углом! Здесь есть парк! Там я буду в безопасности! Бегу со всех ног. Задыхаюсь. Вот, мамочка читает книжку и качает коляску, вот два скейтера приветствуют друг друга. Вот парочка расстаётся перед рабочим днём. Прыгаю в фонтан.
– Уйдите! Уйдите, вашу мать!
Обращаю на себя внимание. Возникают две старушки. Их здесь не было. Подходят медленно.
– Милок, ты чего? Плохо тебе? – обдаёт холодным взглядом одна.
– Да, перепил небось, Ивановна, - хищно смотрит другая
– Касатик! Вызови скорую, видишь, тут парень белочку словил… - обращается Ивановна к парню.
– Да, бабуль, без проблем.
Пока он достаёт свой Сименс, я планирую отступление. Вот парк потихоньку наполняется людьми. Мужчины, женщины, дети, начинается настоящая питерская жизнь. Но только я знаю, кто они все. Точнее, не знаю. Я ничего не знаю. Стою в фонтане и озираюсь. Прохожие подтягиваются. Крепкие парни стоят рядом, чтобы я никуда не сбежал. Мы ждём санитаров.
– Они все! Слышите? Все! Работают на ПМЗ! Я ничего не знаю… - мне стало так жалко себя, я понял, что это конец. Больше здесь меня ничего не держит. Разбегаюсь и пытаюсь прыгнуть на трубу фонтана, но здесь меня подхватывают двое. Она и Коля.
– Спасибо, ребят! Перепил парень. Отменяй скорую, это мой друг, вчера сын из армии вернулся, вот он и нажрался, - начал Коля общаться с мобильным парнем.
– Это мой муж, извините, мы его сейчас увезём, - она подхватила инициативу.
Их руки были такие сильные, что я не мог ничего сделать, хотя где-то полчаса назад я убил двоих, не прикладывая никаких усилий.
– Чтоб ты сдохла! – процедил я сквозь зубы.
– Я уже, Кир… я уже…

Глава 16

– Привет, Кирилл, нам надо встретиться.
– Ты вернулась? Я не могу, - мы сидели друг напротив друга. Она внимательно смотрела за каждым моим действием.
– Да. Мне нужно с тобой поговорить. Это важно.
– Я понял.
Кладу трубку домашнего телефона на базу.
– Мне надо идти, Настя.
– Я ничего не смогу сделать. Ты напуган, ты расстроен. Я тебя не удержу, - тут я увидел свою жену. – Тебе и правда нужно идти.
Я надеваю куртку, выхожу в парадную, иду по знакомому маршруту на остановку. Чувствую, что меня провожают холодные взгляды. Солнце спряталось за облака. Собирался дождь. Люди спешили по своим делам, даже не догадываясь, в каком мире они теперь живут.
Что может быть лучше, чем начать всё сначала? Что может быть прекраснее, чем получить второй шанс? Что может быть хуже, чем обманывать себя?
Иду и разглядываю счастливые лица. Кто-то вновь почувствовал себя любимым, кто-то сказал те слова, что когда-то не успел. Конечно, со временем, народные гуляния прекратились, но атмосфера всеобщего благорастворения ещё не растворилась в волне бытовых неудобств. Замечательное время. Как первые три года любви, наверное. И тут мне пришла в голову мысль. Та мысль, которая должна была появиться годы и годы назад. Эта ситуация сделала счастливым и меня. Жизнь устроена так, что в ней нет ничего лишнего. Всё то, что доставляет нам неприятности, подбрасывает не она. Это создаём мы сами. И если где-то есть высшая сила, если и правда есть Бог, то пару месяцев назад он проиграл битву за естественный ход вещей. Победила человеческая природа. Природа эгоизма и желания сиюминутной выгоды. Победил человек. То его свойство, которое, делая счастливым отдельно взятую особь, делает несчастными всех вокруг. В этом и есть замысел. В этом и есть человек.
Рядом со мной тормозит чёрная машина. Задняя дверь открывается, рука приглашает присесть в салон. Не сопротивляюсь. Залезаю.
– Куда вам, Кирилл? – спрашивает богатого вида седой мужчина в дорогом костюме.
– На Владимирскую.
¬– Адрес?
– Оттуда дойду.
– Даже не спросите, откуда я вас знаю?
– Нет.
– Кирилл, позвольте, прежде чем вы пообщаетесь с Ириной, я вам расскажу кое-что?
– Кто вы?
– Меня зовут Олег Валерьевич. Я владелец ПМЗ.
– Какие люди… это вас восславляют дохлые?
– В общем, мы разрабатываем разные вещества. Работаем на оборонку и, если вы читали газеты, где-то год назад я потерял дочь.
– Не знал об этом. Соболезную… хотя, сейчас-то что? Она вернулась?
– Нет, Кирилл. Она не вернулась.
– Подождите, Олег Валерьевич. Все вернутся.
– Не все. Больше никто не вернётся.
– Это вы? Это вы всё сделали?
– Мы разработали аппарат, который мог сделать то, о чём вы говорите. Но я даже и представить не мог, к чему всё это приведёт…
Далее он говорил о том, что данный аппарат работает исключительно от энергии, черпаемой прямиком из каких-то волн какого-то магнитного поля Земли. О том, что бестелесные существа, они же души – это не пустой звук, и ещё много того, чего я не понял. Но затем…
– Кирилл. Если, как мы считаем, воскресла Надежда Петровна, знайте, что это не она. И жена ваша не является в полной мере вашей женой. И мой отец. В общем, все, абсолютно все вокруг не являются собой. Где-то, раз в месяц или, как у некоторых, в неделю, происходит Момент. Я его так назвал. Момент.
– Что это за момент?
– Вы не замечали, как ваша жена громко кричит, будто от боли и, насколько я помню, хватается за живот. За то место, куда её ударили ножом?
– Да, было такое.
– Этот самый Момент – то время, когда отступают воспоминания и проявляется сущность. Момент является показателем того, кто перед нами.
– Секунду…
– Да, Кирилл. Все оболочки реальны. Никто не сошёл с ума, все воспоминания и чувства тоже реальны. По сути, мы видим и встречаем тех самых людей, что мы когда-то потеряли. Но с каждым Моментом, предыдущие части жизни этого человека теряются. Момент – есть очередная смерть для так называемой души. Мы довольно долго тестировали наш аппарат, прежде чем осуществить его реальное применение. Те, в кого… нет. То, во что превращаются, как это их назвали, возвращённые, нельзя назвать людьми вовсе. Это жестокие и мерзкие существа.
– Сколько моментов нужно для того, чтобы человек перестал быть… ну, тем?
– Я не знаю, Кирилл. У кого-то после первого раза пропадает вся человеческая прошивка. Кто-то держится десятки раз, сотни. Но итог один. Есть Момент – есть чудовище.
– Зачем вы всё это рассказываете мне? Почему мне?
– Ты мне нужен, сынок.
– Для чего?
– Иди к Ирине, она тебя ждёт. После чего я буду ждать тебя здесь.
Мы подъехали на парковку, недалеко от площади Ломоносова. Рядом жила Ира. Я запутался, передо мной упал парень и начал корчиться от боли и кричать. Для прохожих это было не более, чем очередной… Момент. Все уже привыкли к ним.
Звоню в дверь, прохожу.
– Кирилл, я должна тебе всё рассказать.
– Знаешь, кто меня привёз сюда?
– Нет
– Олег Валерьевич из ПМЗ. Их директор или кто там…
– Кирилл, ты помнишь, как мы с тобой встретились после того, что случилось с Настей?
– Конечно! Ты нашла меня. Я валялся пьяный недалеко от своего дома. Кажется, мне проломили голову или типа того.
– Нет, Кирилл. Я…
Я смотрю на её фотографию
– Беспокоилась о тебе
Допиваю очередную бутылку коньяка
– Поэтому я периодически ходила к тебе, но…
Бью кулаком в стену
– Ты не хотел меня видеть
Смотрю на луну, в тот день она была так близко
– И однажды я увидела тебя…
Открываю окно, в лицо дует свежий воздух
– Лежащим на земле…
Прыгаю вниз. Зачем мне жизнь без тебя. Не сожалею. Скоро мы будем вместе.
– Ты разбился насмерть.
Просыпаюсь от головной боли
– Я приходила к тебе в квартиру, чтобы хоть кого-то найти. Я слышала, у тебя была сестра.
Ира поднимает меня. Плачет, не может поверить своим глазам. Молчит.
– Тогда я подумала, что это была ошибка, что я просто обозналась. Сейчас я всё поняла. Это был ты.
Первый. Первый. Первый. Это я. Я первый вернувшийся.
– Просто ты был так мне нужен, что я от радости чуть с ума не сошла. Я согласилась, я не говорила тебе, не поднимала эту тему. Я всегда была рядом. Я… потому что я люблю тебя!
– Хорошо. Мне нужно. Эм…
А что ещё скажешь?
Звонок в дверь. Ира открыла. Олег Валерьевич и она. Все здесь.
– Кирилл. Ты нам нужен, - помоги мне разобраться, - Олег Валерьевич был изрядно взволнован.
– В чём? – почему-то так спокойно
– Ты единственный вернувшийся, у кого не было Моментов. Помоги мне! Помоги вернуть мою дочь!
– Кирилл, родной! Я люблю тебя! Не уходи от меня! – Настя ввязалась в этот разговор.
– Кирилл? – Ира вопросительно посмотрела на меня.
– Послушай хотя бы жену! Скоро нам всем конец! Кирилл! Только ты сможешь спасти нас! И вернуть… мою любимую дочь! – владелец завода покрылся бордовыми пятнами. Горячие слёзы брызнули на его пиджак и дорогие часы.
– Олег Валерьевич. Мир создан в гармонии. Нельзя нарушать естественный ход вещей. Вам не нужна ваша дочь. Вам нужно жить дальше.
– Но впереди нас ждёт катастрофа! После ещё пары-тройки Моментов, мы получим озверевшую толпу настоящих кровожадных животных! Ты понимаешь? Мы по три дня пытались убивать всего одну такую тварь! Это конец света, Кирилл! – Олег Валерьевич перешёл на крик. В истеричном припадке он разорвал на себе рубашку.
– Значит, так тому и быть, Олег Валерьевич.
– Родной! Я люблю тебя! Ты мне так нужен… - расплакалась и Анастасия.
Повисла звенящая тишина. Только настенные часы тикали в такт моему пульсу. Я живой. Я по-настоящему жив.
– А ты мне больше нет.