Антибиотики

   
   Иногда можно себе позволить побыть странной, считала Аля.  Может быть, кто-то и умеет всегда вести себя серьёзно, но чаще все искусно притворяются. 

  С раннего детства все превратности судьбы Аля привыкла списывать на шалости воображаемого небесного котёнка:

  – Поймать бы тебя,  шалуна, играющего с клубком моей судьбы. Я бы тебе сказала: ну-ка, кыш, перестань беситься! – говорила она с горькой усмешкой, разглядывая в зеркале покрасневшие от слёз глаза.

Воображаемый котёнок, серый и полосатый, слушал всегда внимательно, с сочувствием – можно было подробно и честно рассказывать любую  историю.

   – Женька ушёл. Сказал, что его новая любовь не замучена бытовыми проблемами...

  – Гад, – отвечал котёнок, – ну ничего, он ещё раскается, вот увидишь! Только назад его не пускай, когда проситься будет.

   – Он нам свою алабаиху Радку в наследство оставил! Что мне с ней делать, скажи? Как её прокормить? Я же не справлюсь!

 – Справишься! – отвечал котёнок, – когда это ты не справлялась?

 ...Альбина и дети жили загородном доме с безнадёжно протекающей, не подлежащей ремонту крышей.

  – Такую крышу – только сносить и строить заново, – вынесли вердикт вызванные для консультации кровельных дел мастера, с сочувствием качая головами, – там живого места нет, балки все сгнили...

Денег на капитальную переделку крыши у Али не было. Что она могла заработать – учительница районной музыкальной школы? Дай Бог еды на всех купить...

  Аля не сдавалась – во время дождя расставляла по всему дому разноцветные тазы.

 В комнате шестилетней модницы Вероники – тазик сиреневый, в тон вязаного покрывала и ленты в косе любимой куклы.  У восьмилетнего Стёпы – большое чёрное корыто, в комплект к большому игрушечному роботу Громозеке. В спальне самой Али – три весёлых оранжевых ведёрка.  Дождливыми ночами глухой перестук капель успокаивал, усыплял маленькую семью.

   Большая собачища Рада – наследство  внезапно исчезнувшего папы – проживала  в большом вольере, пристроенном к старенькому приземистому дому из белого кирпича. Рада хорошо знала своё дело:  охранять сон хозяев от подозрительных прохожих, шныряющих в темноте возле калитки.

   Временами Рада уставала быть хорошей собачкой, послушной девочкой, – спокойно, не напрягаясь, перепрыгивала двухметровое ограждение и уходила пасти совхозных коров или разыскивать в поле птичьи гнёзда. Да мало ли на свете интересных дел у молодой, полной жизни псины? К вечеру беглянка возвращалась домой – грязная, довольная, покрытая репьями.  Виляла Але обрубком хвоста и облизывалась в предвкушении вечерней миски с тёплой кашей.

    Так и жили.  А крыша текла с каждым месяцем всё сильнее. Родственники и подруги, приезжая в гости из городских квартир, ужасались и пытались вправлять Але мозги:

– Не потянешь ты дом без мужика! Покупай квартиру, пока твоя халупа не рухнула.
Аля морщилась и уходила от ответа.

  – Я не хочу никуда уезжать! Мне нравится  в деревне, – объясняла Аля  небесному котёнку, – понимаешь, я привыкла к тишине, я не вынесу соседей за стеной...

  – Тогда терпи и не жалуйся, – отвечал тот.

  – Терплю, – вздыхала Аля, – но страшно мне что-то, – загородный дом требует больших вложений, а я зарабатывать не умею. 
 – Учись! – котёнок был строг и суров, — я тебе только одно могу сказать: вставай на ноги, не падай духом! Меняй работу, греби лапками, чтобы не утонуть.

– Может, нам в город переехать? Там крышу будет вместо меня жилконтора ремонтировать.
– Ну попробуй, если хочешь. В жизни всё нужно попробовать. Но учти: от себя не убежишь.

 ...В конце ноября кровля начала отрываться и улетать по частям в неведомые дали. Проснувшись поутру, Аля увидела в прихожей  на полу маленькую  снежную горку.

– Ой, мама, а можно мне слепить снеговичка? – обрадовалась разрумянившаяся со сна Вероничка.

Аля только всхлипнула в ответ.
– Может, в город переедем? — хмуро спросил Стёпа. — Мы же никогда такое не починим! У тебя, мам, денег нет.

И Аля сдалась.
    Дом был выставлен на продажу. Сам по себе он ничего не стоил, но земля – большой участок в ближайшем пригороде северной столицы – пользовалась спросом, а потому уже к середине декабря семья въезжала в квартиру.

  Что сказать? Квартира была ужасна: сырая, мрачная, ободранная. Окна низкого первого этажа выходили во двор-колодец; каждые две минуты всей шкурой жильцы ощущали рокот подземного ада: дом располагался прямо над тоннелем метро.

   – Чем я думала, дура, покупая это жильё?!! — шептала Аля, разглядывая чёрную плесень в ванной наутро после переезда.

 – Даааа уж... – тянул котёнок, – тут ты маху дала... Не ожидал от тебя... Ты же вроде раньше умницей была...

 – Отстань, мне и так плохо, – отвечала Аля, — я себя предала. Я же ненавижу город.

    Квартиру поделили так:  собака с удобством разместилась в отдельной маленькой спальне, а остальные члены семьи кое-как угнездились во второй комнате.

  Рада целыми днями валялась на широком подоконнике, вытянувшись во всю длину, словно огромная кошка – обозревала унылый заасфальтированный двор, с энтузиазмом гавкала на редких прохожих. Ей очень нравилась новая жизнь – чинные прогулки на поводке, знакомства с задиристыми мелкими шпицами...

Аля  же с первых дней в городе начала хиреть и таять. Ей приходилось бегать, как бешеной шавке: устраивать детей в новые школы, пытаться придать страшным руинам хотя бы видимость уюта.

   В январе Аля всерьёз разболелась. Голова сплющивалась и плавилась, вынуждая принимать самые сильные обезболивающие средства пригоршнями.  Эта героическая, но глупая женщина слегка презирала медицину,  – считала, что все проблемы со здоровьем – от дурного характера.  Любую болезнь пыталась игнорировать, не заметить, перенести на ногах. Как можно болеть, когда от тебя зависят три живых души? Но в этот раз  её хвалёная сила воли не сработала –  пришлось звонить в поликлинику.
    Вызванный на дом врач послушал хрипы в Алиных лёгких и прямо заявил:
 – Без больницы точно не поправитесь.

 – Я не могу в больницу, у меня собака, – ответила Аля еле слышно. – Она в дом никого не пустит.

Врач равнодушно пожал плечами и выписал антибиотики.

  ...Болезнь тянулась, тянулась и тянулась, адский жар не  спадал.

    Два раза в день они с Радой  еле-еле доползали  до ближайшего сквера.

  – Вон отсюда! Катись в свою деревню! – вопила им из окна какая-то неопрятная старуха с безумными глазами.– Тебе там самое место!

   – Да, да, в деревню, мне самое место в деревне, – хрипела Аля тихо, – отпустите меня назад в деревню, я готова там жить даже без крыши! Я ошиблась, я всё поняла!

      Недели через две она совсем собралась помирать. Вероника и Стёпа самостоятельно позавтракали и убежали в школу, а женщина лежала, свернувшись клубочком и, подобно булгаковскому Пилату,  мечтала о глотке яду: голову пилили ржавые пилы, остатки сил и оптимизма полностью иссякли.

  Рада хотела на улицу и деликатно скребла лапой дверь своей комнаты. Звук нарастал,  казался невыносимым... В этот момент, почти уплывая в забытьё, Аля внезапно очнулась и сказала  небесному собеседнику:

   – Да какого ж чёрта?!

    – Конечно! – охотно отозвался котёнок, – Какого чёрта?

   – Если я сейчас загнусь – покажу свою слабость. И тогда  Женька окажется прав: я – глупая, ни на что не способная клуша.

 Голос её прозвучал слабо,  но энергии – странным образом – немного прибавилось.

   Аля рывком  вскочила с кровати, по-собачьи помотала головой, прогоняя боль и дурман – и отправилась гулять с Радой.

   Они обошли весь квартал, проветрились на набережной, неторопливо обнюхали фонарные столбы и слегка облаяли большой теплоход, проплывающий мимо с возмутительно наглым спокойствием.

   Вернувшись домой, Аля первым делом с размаху  швырнула антибиотики в мусорное ведро – затем села за компьютер, открыла сайт недвижимости  и принялась искать в каталоге недвижимости новый дом неподалеку от города...

К лету семья вернулась в пригород. 

   Новый дом оказался чуть лучше прежнего – по крайней мере, о ремонте кровли можно было пока не думать.  Привыкшая к городскому комфорту Рада не пожелала жить на улице и вытребовала себе отдельную спальню со старым диваном.   

– Ну, что теперь скажешь? – спросила Аля.

– Молодец! – похвалил котёнок, – ты справилась... Только больше не чуди так. Не изменяй себе, не слушай никого.  Крышу всегда можно починить.
  И исчез.

    Что ещё рассказать? Большая собака Рада давно покоится с миром на опушке ближайшего леса. Крыша Алиного дома до сих пор – цела и надёжна...