На платочке два цветочка

       Солнышко только  коснулось нежными лучами правого  берега седого  Днестра, а в доме, окружённом   осинами, уже давно  не спали.
   Папа Насти ушёл на работу. Он работал портным в городе, а добираться было  далеко и пешком.
Автобусы ещё не ходили. Дядя Саша работал прицепщиком в колхозе и ушёл  раньше всех. Ему надо было  добраться  до  тракторной бригады.   Тётя Галя со своим звеном на подводе, запряжённой двумя  лошадями, уехала на дальние поля. Они сегодня должны были разбирать  сахарную свеклу. Это значит, что взошедшие ростки пололи тяпкой, чтобы оставался самый крепкий и рос один от другого  на  расстоянии. Рядом стоял  сахарный завод, куда колхозники осенью увозили урожай. Мама с бабушкой хлопотали во дворе, у «кутуны». Это была печка, на которой готовили еду с весны до поздней осени. Топили её хворостом,  кукурузными и подсолнечными стеблями - стволами, так как дрова берегли на зиму.
   В низкое  распахнутое окошко тянулись лапы соцветий персидской сирени, издавая нежный аромат, наполняющий и комнату, и весь двор. Лёгкое прикосновение ветерка заставляло качаться эти тяжёлые кисти, разбрызгивая бриллианты капелек росы.
   Настёна  быстро  вскочила,   наспех собралась,  надев своё нарядное платьице с оборками , а   главное, с карманчиками, куда всегда находила что положить: то красивый камешек, то первую фиалку, то зелёного жучка, чтобы согреть его, а то и гостинец - целый пряник, которым  её вчера угостила, приехавшая из какого-то  далёкого  Ленинграда бабушка с внуком Олежкой к соседке, бабушке Сяне,  на курорт. Что такое «курорт» девочка не знала. Ей от роду пять годков, но ей уже  рисовались  разные картины этого самого курорта, который  за ними приедет. Может и ей удастся с ними на него поехать.
   Когда приехавшие с чемоданом пришли с вокзала, собрались все дети улицы. Каждый хотел посмотреть на этих «курортников», о которых велась  речь уже целую неделю. У бабушки Сяни и деда Рыгорка своих детей не было. Он был угрюмым, неразговорчивым, а она всем детям  шила платьица, штанишки, говорила тихим голосом, припадала на одну ногу и всегда дарила девчонкам лоскутки, из которых они научились шить кукол, волосы к которым  пришивали из кукурузных  рылец.
   Так вот, встречали этих курортников с самого утра целой ватагой. А при встрече были награждены по целому прянику. Они уже всем полюбились :  и эта милая, гладко причёсанная,  бабушка и её внук Олежка.
   Когда девочка прибежала , почти все подружки и друзья уже ждали  за каменным забором. Самый смелый Вовка даже взобрался  на забор, откуда его прогнал  дед Рыгорко, оказавшийся сегодня разговорчивым, потому что сказал, чтобы  дети не мешали людям выспаться с дороги
Наконец дверь  щёлкнула язычком затвора, скрипнула и открылась Все увидели Олежку в таких же штанишках с бретельками, как и у других наших  мальчишек, а за ним  его улыбающуюся  бабулю. Наверное, бабушка Сяня ему утром тоже  такие штанишки сшила. Олежка сразу смело подошёл к детям, выйдя за деревянные ворота, состоящие из трёх  параллельных досок и перекладин. Дети как раз и наблюдали за двором, просунув свои головы как  бусинки между  досками.
   Приезжая была с ведром и попросила показать, где колодец. Все вереницей двинулись за водой. Вынув полное ведро воды, бабушка попросила присмотреть за Олежкой, пока она отнесёт воду. Каждому хотелось «присмотреть» за мальчиком, поэтому все бросились подержать  его за руку, обнять. Получилась толчея и Олежка заплакал. Но сразу  вернулась его бабушка и успокоила. Она предложила детям поиграть. Все встали в большой круг, выбрали «повара» и ходили вокруг него, приговаривая:  «Повар, повар, щи кипят, каша подгорела. Дети ужинать хотят» На что «повар» отвечал:»  мне какое дело?» И выбирался новый повар. Игра продолжалась, пока все дети не побывали  поваром и не выучили слова игры. Дети были в восторге. С ними никто так раньше не играл. Не хотели уходить домой. Но Олежке была  пора  спать на обед
    Дети побрели по домам, а Настя никак не могла успокоиться. Очень ей понравилась  бабушка из  загадочного Ленинграда. Да и бабушкой её вряд ли можно было назвать Высокая, красивая, с пучком уложенных волос  на затылке, она не была похожа ни на одну тётю, которых видела девочка. Пока она стояла в нерешительности, опять щёлкнула дверь и эта необыкновенная бабушка вышла во двор с маленькой коробочкой и деревянным  колечком. Она увидела  Настеньку, окликнула её, сказав, что Олежка уснул,  позвала  к себе. Та сразу побежала, и они ушли за дом, сели на пригорок, пахнущий чабрецом и полынью, нагретый жарким южным  полуденным солнцем.
   И тут началось колдовство.  Бабушка открыла коробочку, достала  лоскут белого полотна, нитки, которые назывались «мулине», маленькие ножнички, так не похожие на папины портновские, и, разъединив колечко, зажала между двумя его частями лоскуток полотна. Девочка  была в восторге! Что за диковинка были эти  пяльцы!   А нитки разные, не на катушках, а связанные жгутиком, как бабушкины уложенные  волосы.   И  вот нитка вдета в иголку, а на лоскутке стали появляться голуби, цветы…
   Настёна сидела, открыв рот и затаив дыхание. Как шьют, она видела не раз, а чтобы после шитья были узоры, видела впервые. Да ещё и песня лилась выше дома бабушки Сяни,  выше горы за этим домом, улетая куда-то вместе с голубями на ткани в далёкие  дали, может  до самого Ленинграда. Женщина  пела: «На платочке  два цветочка,  голубой  да синенький. Никто нашей любви не знает, только я да миленький». Песня звенела, а глаза оставались печальными. Девочке очень хотелось уткнуться  ей в подол вместе с нитками «мулине», которые там уютно расположились, или прильнуть к такому тёплому плечу. Вдруг она сказала: «Хочешь попробовать?» Конечно, Насте очень хотелось, чтобы и  она на платочке оставила свои цветы. Стежки получались неровными, нитка путалась от волнения, но девочка шила и тоже пела вместе с бабушкой о её тайной любви. А она улыбалась и плакала.
   Вечером, когда вся семья  собралась, Настя взахлёб рассказывала и о игре, и о том, как они вышивали на платочке два цветочка. А потом спросила, что такое любовь. Папа покачал головой,  а все рассмеялись. Но папа грустно сказал: «Эх, война, война» Тётя Галя, которая была только на 10 лет старше девочки, научила её тоже петь о любви: «Серый камень, серый камень, серый камень  в пять пудов. Не такой уж он тяжёлый, как проклятая любовь».  Когда Настя хотела  блеснуть своим знанием песни о любви, заметила, что у взрослых были грустные лица.  Они говорили о какой-то блокаде и о том, что до войны бабушка Олежки приезжала в гости к бабушке Сяне с родителями, а потом привозила показать своего красавца моряка – жениха. И что Олежка вовсе не внук её, а приёмный мальчик.
   На другой день Настя уже с утра дежурила у ворот. Бабушка Олежки  воду  уже принесла и, собрав детей, разучивала новую игру. На сей раз в кругу стоял «заинька» Все пели и показывали разные фигуры. « Заинька, косолапенький, некуда заиньке выскочить. Стоят города все турецкие, а замочки висят все советские. Ну-ка,   зайка, скоком боком перед нашим карим оком, ну-ка, зайка, повернись, кому хочешь, поклонись. «Зайка» кланялся кому-либо из играющих  детей и этот  ребёнок выбирался «заинькой».
   А в обеденный перерыв, когда спал Олежек, Настя опять  колдовала над стежками, но уже на своём лоскутке и свой узор.
  Быстро пролетело время.  Настёна  даже и не заметила, что гости  так и не уехали   на непонятный  курорт. Наступил день, когда  бабушка с Олежкой уезжали в далёкий Ленинград, где редко бывало солнце, а часто  шли дожди. Перед отъездом Настя подарила бабушке самый красивый голубой  камешек с дырочкой, через которую можно было  даже в Ленинграде увидеть  наше  жаркое солнышко. А ещё она разучила с ней свою песенку о любви, которую  научила  тётя Галя.
Дети все с утра в полном составе пришли провожать дорогих гостей. Настя даже заплакала, хотя и посмеивалась над Олежкой, что он часто плакал. Но ему прощалось. Он был на целый год младше. Бабушка подошла, обняла девочку и утёрла ей слёзы  тем самым платком, а потом подарила его девочке. Дети бежали за ними до самого колодца, дальше не разрешалось. А Настя ещё долго махала во след своим дорогим платочком.
Пожилая женщина, семидесяти пяти лет, перебирает свои вещи из заветного сундучка. И вдруг, развернув свёрток, увидела платочек…