Одолжи мне свои крылья 14

Мы с Ириной выбрали один из  выносных столиков маленькой кафешки. Таких крошечных  местечек, где под сенью тополей и берез можно очень недурно перекусить, довольно много в центральном парке имени летчика Чкалова. Парк занимает полгорода, не меньше. В нем можно бродить полдня и еще останется.
Лебединое озеро, окаймленное тротуаром и стянутое посередине  белой ленточкой   арочного мостика на манер песочных часов - это мое любимое место. Тут всегда  тусуется и восторженно пищит  ребятня с мамочками и закармливает хлебом вальяжных лебедей и диких уток. Периодически мимо озера пыхтит паровозик с тремя разноцветными вагончиками, в них сидят маленькие и большие пасажиры. Где-то в глубине парка негромко играет музыка.

У нас перерыв на обед. Заправимся и пойдем дослушивать очередное дело. Ждем, пока поджарится наш заказ - шашлык из осетрины, самый вкусный на свете. После киргизского  из баранины.
В воздухе плавает дымок от мангала и  дразнит обоняние...

- Ир,  тебе не знакома фамилия Вороной?  Игорь?
Ира о чем-то задумалась, не слышит меня. Вид у нее уставший, хотя неделя только началась. Я подождала какое-то время и уже хотела повторить вопрос, но услышала:
- Нет.
Я начинаю привыкать к ее медлительности. Она как будто прощупывает каждый сантиметр впереди, прежде чем продвинуться. А на это нужно время.
-  Может, из областной прокуратуры что-нибудь к вам просочилось о нем?
- Нет.
- А о Григоришине что-нибудь знаешь? Бизнесмен такой есть... был.
- Нет.

Принесли нашу рыбку, снятую с шампуров, к ней - розетки с соусом и салат из овощей. Мы приступили к чарующему действу наслаждения царским блюдом. И закончили в полной тишине, то есть за обедом  не проронили ни слова. Это было  непривычно.
- Ир, ты какая-то потерянная сегодня. На процессе отсутствовала совсем, сидела, как мышка, вопросов не задавала. Что-то случилось?
Я отхлебнула яблочного сока из бокала и приготовилась ждать долго, но  ответ последовал сразу.
- С мужем развожусь. Ты примешь мое заявление о разводе?
Теперь я долго не могла сориентироваться для правильной реакции и  растерянно произнесла:
- Мне казалось, что вы неплохая пара.
- Были. Пока сюда не переехали.

Она приподняла рукав, оголив плечо, и показала синяк на внутренней стороне руки.
- Это что?
- Схватил за руку. Психует по пустякам, винит меня за то, что сорвала его с места, от любимой работы, притащила сюда. Я устаю, не высыпаюсь. Если это не пресечь, я могу потерять работу.
- Детям сказала?
- Дети против. Они его любят. Но без работы мне  нельзя. Нет, никак. Я не знаю, как это все вместе удержать.
- А ты любишь его?
- Сложно сказать. Он препятствует моей любви.
-Ты можешь помочь ему найти работу? Водитель - не такая уж редкая профессия.
- Он не принимает помощь. - Ира аккуратно сложила использованную салфетку и положила  рядом с опустевшей тарелкой. Я посмотрела на свою тарелку, в которой валялась  скомканная салфетка. - То ли гордый он, то ли стыдно  стало работать водителем. Не знаю. А зло на мне срывает.

- Ир, а что , если у него как-то в обход, околицами выяснить, кем он видит себя рядом с тобой, а мы бы подыскали что-нибудь  подходящее так, что он не поймет, что это ты?  Если и после этого не изменится, тогда можно вернуться к разводу. Я бы в любом случае не спешила. Детей от него оторвать будет нелегко, если они не хотят. Сама же и страдать будешь, видя, как детям плохо.

В этот момент мне стало жаль ее. Человек вынужден делать тяжелейший выбор: семья или карьера. Ладно, если семья состоит  из двоих. Но что делать,  когда супругов, один из которых завидует  и третирует другого, связывает любовь их детей? Зависть -  гнилозубая старуха, маячит за спиной, хищно дышит в уши то лестью и жалостью, то злобой и обидой. Не у всякого хватает силы воли отогнать от себя эту тварь, легко, и даже играючи ломающую  жизни.

Ира взяла со стола свою сложенную салфетку, развернула ее, расправила, снова сложила. Проделала это медленно, как аккомпанемент какой-то мысли, и только потом  подняла на меня свои томные глаза. В них был вопрос. Я не торопила, это бесполезно - из ее уст не вырвется ни звука, пока то, что она хочет спросить, не оформится в голове оптимально точно. В моих глазах она могла прочитать ободряющее "что бы ты ни решила, я помогу, спрашивай".
- А ты? - наконец, произнесла она осторожно. - Как ты развелась, не ранив сына?..


Пару минут я соображала: стоит - не стоит задевать эту тему вообще. Я не считала полезным делиться с кем бы то ни было деталями моей семейной жизни. Никому это по большому счету не нужно, мне - первой. Жалость даже в малых дозах не прибавляет ни уважения, ни достоинства. Но сегодня в качестве пилюли может сработать во благо.
- Расскажу один эпизод, а ты сама делай вывод.
Муж ударил меня в присутствии своей матери. Она отсиживалась в нашей спальне в то время, когда ее сынок в подпитии взялся меня воспитывать, швырнул на пол, ударил ногой. Из уважения к гостье я молчала, да и стыдно было. Нет, в  глубине души я, конечно, расчитывала на то, что свекровь вмешается, не позволит, защитит, успокоит, ну хоть что-нибудь сделает. А сынок ее очнется от неприглядной картины, изойдет жалостью к жене на полу и прекратит издеваться. Ну, такой процесс, в моем понимании, должен происходить в нормальных мозгах. Но нет. Вижу, что напрасно "чувства добрые" смиреньем пробуждаю. Никто за меня мою работу не сделает. Поднялась с пола и с диким воплем - голос у меня, дай боже - кинулась на мужа. Будь что будет, но ты, пьянь, больше не тронешь меня! От неожиданности он, конечно, офигел, испугался, что на мой крик сбегутся соседи.
С тех пор махать руками прекратил, но по пьяному делу рыпался. В таком состоянии в нем просыпался задира высшей пробы не только по отношению ко мне. Доставалось всем, кто под рукой оказывался. Натура такая. Однажды я сама наблюдала, как он на пустом месте докопался до приятеля. Ты чё, типа, такой маленький? Я тебя одним пальцем. Не веришь? Приятель самбистом оказался, скрутил его в одну секунду и всё, тот моментально стал шелковым. А для меня он закончился как мужчина. Понимаешь? Даже не когда меня ударил, там я его оправдывала, может, были скрытые причины, может, я сама виновата в чем-то. А вот тут, когда наружу вылезло его нутро реальное.
Так что, Ира, у нас с тобой разные обстоятельства. Филипп в сознательном возрасте сказал мне, что он отца не любил и боялся и что зря я его терпела. А у твоих детей тесная связь с твоим мужем. Он не пьет, кстати? Ну вот видишь, еще один плюс. Подумай, может, вам без него будет хуже, чем с ним.
 


Спустя пару дней Ира позвонила мне:
- Ты интересовалась Григоришиным.
Ого! Вот это ответственность! Я сомневалась, что она вообще была в состоянии воспринимать мои вопросы там в парке, а не то, чтобы запомнить фамилии (не удивлюсь, если она и про Вороного кое-что узнала), и еще и провести какую-то несомненно важную для меня работу по этой парочке. Ира, я "гордюсь" тобой.
- Так вот. Это столичный бизнесмен. Выбросился на днях из окна своего офиса в центре города. Насмерть. На рабочем столе оставил записку... Точнее, письмо некоему Воронову...
- Вороному.
- Что? Ну-да, Вороному с обвинениями в своем банкротстве. Наша областная прокуратура получила поручение о допросе Воронова... Вороного. Это пока все, что я узнала.
- Допросили?
- Нет еще. Вызвали на беседу.