Повесть об отце-2 Глава 24. Наследство

               
  В доме никогда не звучало слово «наследство». Да и откуда было ему, этому наследству, взяться.  Бывший мальчишка-сирота всю свою жизнь был простым работягой и всегда благодарил судьбу, что не оставила его в беде и нужде. Мишу-Михаила везде окружали добрые люди: в первую очередь любимая маменька и добрейшей души бабушки Агриппина и Наталья, потом – крёстный Тихон Семёныч с его милой и заботливой Зинаидой Павловной, воспитатели и учителя детского дома и можгинской школы, куда ему посоветовал пойти учиться любимый учитель химии. И в техникуме он осознанно приобретал знания и умения, понимая, что придётся самому устраивать свою жизнь и пройти все её «университеты».
  Как выяснилось позднее, Симонов Тихон Семёнович был крёстным его матери – Елизаветы Устиновны Усачёвой. А так как она оставила сына несмышлёным парнишкой, он взял на себя весь груз забот о маленьком Мише. Правда, никогда не говорил, что всю жизнь казнил себя за то, что сдал сироту в детский дом, а не оставил у себя. А мог бы. Но что поделать? Что случилось, то случилось. Настоящий крёстный Василий жил в Бемыже, но как-то не очень срослись у них взаимоотношения. И только много лет спустя Михаил сблизился с ним, изредка навещал их с бабкой Марьей, и постарался забыть об этом, как он выражался, «недоразумении».

  Умер крёстный Тихон Семёнович, будучи уже в преклонном возрасте, следом за своей любимой женой. Пережил Зинаиду Павловну всего на полгода. К сожалению, Михаил не смог простится с ними. Семья жила тогда далеко от родных мест.  Позднее, приезжая в Нынек, они с Нюрой ходили на сельское кладбище, чтобы почтить память этим добрым людям, сыгравшим не последнюю роль в их судьбе.
Пенсию, которую заработал Михаил нельзя было назвать большой. Но на жизнь, как он считал, хватало. Как и от зарплаты он и тут оставлял себе часть денег и никогда не держал за них отчёт перед женой. Десять-пятнадцать рублей ежемесячно уходило из семьи. А Нюра не роптала: привыкла.

  Как-то рассорившись в очередной раз, Михаил в гневе заявил, что у него есть накопления, но она их не получит. Какие могли быть накопления, Нюра не понимала. Решила, что это шутка или он говорит со зла.
  Она, всю жизнь считаясь домохозяйкой, даже пенсию не заработала. Только после смерти кормильца стала получать двенадцать! рублей, а спустя пару лет ей стали приносить целых двадцать восемь! Интересно было смотреть, как она распоряжается этой суммой. Прибрав деньги в карман фартука, который всегда висел в изголовье её кровати, через час-другой, звала к себе дочь:
     – Валя, возьми-ка деньги. Купи мне «дунькину радость» и ребятишкам гостинца. Возьми-возьми. Мне-то они на что?
  Оставляла себе ровно пять рублей, а вечером, когда Алёша был дома, приглашала его в свою комнату, где тайком от родителей протягивала старшему внуку заветную пятирублёвку. Тот знал, что родители подобное не одобряют, но бабушка была так настойчива, что он сдавался. Да и кому помешают деньги в таком возрасте. 

  Когда Анатолий с Валей поняли, что с родительским домом надо что-то делать, решили перебираться в Кизнер. Тем более, он находился почти в центре, а желающих купить этот участок было немало. Заготовили лес, стали планировать дальнейшие действия. Однако и первая, и вторая попытки строиться сорвались. Анатолия просто не отпустили с работы. Райком партии зорко бдил за своими кадрами. Председатель колхоза – перспективный, хозяйство поднимается, находится в числе лучших по району, так что лишаться такого руководителя ни в коем случае нельзя. В первый раз уговорили остаться, а во второй – просто порвали заявление у него на глазах. Первый секретарь райкома партии – женщина строгая, волевая и нетерпящая никаких возражений, вызвала молодого председателя к себе в кабинет и всё решилось в один момент: «Нет!»
  Так и проработал молодой председатель на одном месте двенадцать лет, исправно служа людям и поднимая хозяйство.   

  Нюра официально всё оформила на младшую дочь. Написала завещание, по которому дом и участок отписала ей. Вторую половинку, где жила одинокая старушка, выкупили, но спустя пару лет, поняли, что строительство нового дома не получится и продали его почти за бесценок. Дина и Валя от своей доли наследства отказались и полученную сумму поделили между Зоей и Игорем.
  Деньги, что утаивал Михаил, не шли куда-то на пьянку или другие личные нужды. Он понемногу откладывал на книжку. Скопилось ровно двести рублей – сумма по тем временам немалая. После смерти вкладчика их выдали полностью без всяких вопросов. Дочери хотели открыть Нюре счёт, но она отказалась: никогда не держала деньги в сберкассе и сейчас не захотела.
  Тогда они решили сделать матери хороший подарок. Когда-то, выйдя замуж за Михаила, она с удовольствием носила обручальное кольцо. Много лет назад, убираясь в доме, сняла его и повесила на отросточек фикуса, который в большом горшке стоял у окна. Куда оно делось, никто не знал и не видел. Нюра часто вспоминала о потере, печалилась, а потом забыла. И вот – подарок. Прошло много лет, и золотое кольцо снова засверкало на руке матери. Только радости оно не принесло: так –  память о прошлом.

  Когда она заболела и слегла, была уже не в состоянии подняться самостоятельно, руки стали отекать. О кольце не подумали, вовремя его не сняли, а потом с отёкшего пальца сделать это было уже невозможно. Нюра стала жаловаться, что колечко её душит, поэтому памятную драгоценность пришлось распилить. Нюра держала кольцо в руках, и на глазах её были слёзы. Что она вспоминала в тот момент?
 Может, своего первого супруга, любимого Александра, с которым были так счастливы, но судьба была к ним так несправедлива. А может быть, вспоминала Михаила. После смерти она никогда не говорила о нём плохо. Правда, похоронить себя завещала рядом со старшей сестрой Фёклой. Даже объяснять не пыталась: «Хочу лежать рядом с Феколкой». И всё.

  Первое золотое кольцо купил именно Михаил. Когда жили в Совгавани, она обращала внимание на то, как одеваются офицерские жёны, как носят золотые кольца и серьги. Вот тогда муж и подарил ей единственное в жизни украшение. Носила с радостью, да уберечь не смогла. Кто тогда взял его прямо из комнаты, так и не выяснили.
  Хорошо, что дочери порадовали мать, и на старости лет она надела блестящее золотое кольцо. Подошло без примерки. Так память о Михаиле и носила до самых последних дней. Завещано оно было любимому внуку Алёше. Когда его старшие дочери подросли, Валя подарила им прабабушкин подарок, и они сделали два тонких красивых золотых колечка. Память о своей прабабушке Анне Васильевне.
  Запомнилась Нюра детям и внукам своей добротой, щедростью души, справедливостью. Улыбка никогда не сходила с её лица. Даже поругивая внуков за проделки и провинки, она не могла сердито и строго смотреть на них, чтобы своим видом не выдать себя: кто же будет бояться несерьёзную бабушку. А её и не боялись. Просто любили и уважали. Нередко можно и сейчас услышать от внуков такое выражение: «Мировая была бабка!»
 
   Прошло несколько лет после смерти Михаила, и как-то случайно выяснилось, что у него имеется невостребованный вклад в Можгинском сбербанке. Интересно! Почему в Можге? И сколько средств там лежит?
  На разведку поехала Валентина. Там, конечно, очень удивились, что житель Кизнера открыл счёт в их городе, и что его родная дочь ничего об этом не знает. Но самым большим удивлением было то, что вся сумма – 500 рублей была завещана Ольге, младшей дочке Зои. Не родной дочери и её детям!
  Обиды у Валентины не было. Зоя всегда испытывала материальный недостаток, её старшая дочь Ирина жила в нужде, выучиться у неё не получилось, одного за другим она родила троих детей. На мужа надежды никакой не было, и опять проблема в пьянке, хотя прожили они вместе не один десяток лет.
После армии съездили к Фариду на родину в Пермь, но там не пожилось, поэтому вернулись обратно в Тацинку.

  Судьба среднего сына Олега была очень трагичной. Отслужив в армии, он женился, на свет появился любимый Дениска. Жили и жили, пока он не уличил свою жену в неверности. Развелись, разбежались, каждый стал устраивать свою новую жизнь. Но и тут не получилось.
  Когда Зое сообщили о смерти Олега, она была шоке. Никто не мог поверить, что молодой тридцатитрёхлетний парень добровольно сведёт счёты со своей жизнью. Дело быстро закрыли, несмотря на все нестыковки. А позднее он не раз являлся матери во сне и говорил, что не сам он решился на такой отчаянный поступок, петлю на шею ему накинули. С тех пор прошло уже много времени. Сын Олега вырос, связь со своей бабушкой поддерживает, хоть и живёт далеко от родных мест.
  А смерть единственного сына ещё раз аукнулась бедной матери, когда к ней пришли какие-то отморозки подозрительного вида и заявили, что она должна погасить долг, который давно висит на Олеге. Много объяснять не стали: «плати, а то хуже будет».
  В 90-е это «хуже будет» понимали все. Неоднократные угрозы подействовали, и Зоя вынуждена была продать свою квартиру. Потом был ещё кредит, который тяжёлой гирей повис на бедной женщине.
  Так и вынуждена была жить со старшей дочерью, наблюдая, как та бедствует со своим мужем-выпивохой. На лето уходила жить в небольшой пристрой, который находился рядом с домом, иногда её брала к себе старшая внучка Любаша. Зоя помогала детям и внукам чем могла. Готовила, обшивала, водилась с малышнёй.
***
  А тогда после смерти Михаила Ольге сообщили, чтобы в каникулы она приехала оформить наследство. Про сумму не сказали – пусть будет сюрпризом. Больше всех нервничала Нюра: да как же так? Михаил всю жизнь деньги сундучил, полностью зарплату не отдавал, откладывал тайком.
    – Всё. Приедет, скажу, чтобы половину отдала мне, – ворчала она у себя в комнате. – Ишь ты! Я экономила на всём, шила, не разгибая спины, а тут, как на блюдечке подадут. Нет, я не согласна.
    – Ну на что тебе, мам, куда расходовать? Пенсию свою и то нам отдаёшь, – в шутку интересовалась Валентина.
    – Мне не надо. Вам отдам. Но вклад пусть поделит. Так нечестно. Я шила, всё заработанное шло в семью, а он… – Нюра с обидой в голосе твердила одно и то же.
Когда Валентина с племянницей съездили в Можгу, Оля получила только небольшую сумму, а остальное перевела на аккредитив.

  Увидев почти взрослую внучку, красивую рослую девушку, Нюра смилостивилась и согласна была на то, что Оля отдаст ей не половину, а хоть рублей пятьдесят. Правда, самой обладательнице такого богатства она не говорила. Тихо шептала дочери, чтобы не слышала гостья. 
Тогда Валентина решилась на хитрость.
    – Отдай, Олечка, порадуй бабушку. А я тебе эти деньги верну.
 Так и сговорились. Оля при всех вручила бабушке пятидесятирублёвую купюру, та засияла, что внучка такая понятливая, а Валя эту сумму тайком от матери отдала своей племяннице. Домой Ольга уехала с лёгкой душой, что не обидела бабушку и деньги получила полностью. На учёбу на первое время хватит. Нюра вздохнула спокойно: не стала просить половину суммы, и внучка сама принесла ей деньги со словами благодарности. А Валентина было рада больше всех: и маме спокойна, и Ольга. А главное, Зое какая-то поддержка.

   На память от отца родной дочери осталась стопка чёрно-белых старинных фотографий и его военный билет. Ну что поделать? «Дворянского звания и наследства не оказалось», – как не раз шутила Валентина.
  К тому времени она была назначена директором школы, где  проработала ровно три десятка лет. Жила семья не роскошно, но и безбедно. Двор был полон живности: корову, поросят и кур держали всегда. Трудились круглый год, стараясь каждое лето выбраться куда-нибудь на отдых. Брали туристические путёвки или навещали родных. За десяток лет поколесили по стране. Побывали в Москве и Ленинграде, Киеве и Бресте, Кишинёве, Калиниграде, Омске и Новосибирске. В 73-м по путёвке съездили в ГДР, Так и отдыхали. 

   Как-то раз, перебирая документы, Валентина раскрыла военный билет и на последней страничке увидела размашистую запись, сделанную рукой Михаила:
«Завещаю свой вклад своему внуку Андрею Валову». 
  Когда он написал это завещание, сказать трудно. Почему не дочери или родному внуку – ещё труднее. Да и юридической силы эта запись не имела. Так или иначе, небольшое наследство суммой в пятьсот рублей получила младшая дочь Зои – Оля. 
  Уже позднее, спустя несколько десятилетий, Валентина занялась изучением своей родословной. Жизнь свела её с незнакомой женщиной, которая помогла восстановить предков отца вплоть до середины 17-го века. Все они – деды, прадеды и пра- в седьмом поколении -деды Михаила Корниловича были государственными крестьянами. Так что дворянских голубых кровей ни у кого не было. Завезли их на строительство Бемышевского медеплавильного завода несколько веков назад откуда-то из Нижегородской губернии, где они и осели навечно. Ёлышевской родни в селе было много. Двою- и троюродные братья и сёстры, сватья и кумовья, дядьки и тётки роднились до седьмого колена. А вот маленький Мишка такого близкого родства на себе не ощутил.

  Позднее, разглядывая фотографии, Валентина, рассказывала своим детям и внукам о том, что пришлось пережить её отцу, какое нелёгкое время ему досталось, как жалеет она, что в своё время не расспрашивала о каких-то интересных эпизодах из его жизни. Она запомнила только то, что звучало иногда в его воспоминаниях, что рассказывала мама и старшие сёстры.  А ведь он многое мог бы рассказать. Как-то сами собой пришли такие строки: 

Он многое мне мог бы рассказать:
И про свое безрадостное детство,
И про детдом, в котором вырос он -
Детдом, что был получен им в наследство.

Он многое мне мог бы рассказать:
Про то, как детство он провел в чужбине,
Про ласку, что хотелось испытать,
Но с ранних лет пришлось гнуть спину.

Он многое мне мог бы рассказать:
Какие испытания принимал,
Как в детском доме за горбушку хлеба               
Труднейшую работу выполнял.

И почему остался сиротой,
Как в техникум пошел учиться,
Как жадно знания получал,
Знал: в жизни это пригодится.

Он многое мне мог бы рассказать:
Как жил в нужде все молодые годы.
И чтобы сытым и обутым быть,
Он не гнушался никакой работы.

И как потом со сверстниками рядом
Он на заводе у станка стоял -
На фронт они готовили снаряды.
Характер закалялся, как металл.

Я знаю только то, что было позже,
Когда после войны вернулся он в Кизнер.
Семья, детишки, свой ребенок, служба…
Дальний Восток. Отец мой – офицер.

О многом я его сейчас бы расспросила.
С годами больше хочется узнать.
Но время то ушло, он не вернется.
Он многое мне мог бы рассказать.

Теперь бы сесть за стол, наговориться,
Друг другу посмотреть глаза в глаза,
А в детстве все пыталась я умчаться –
Такой была девчонка-егоза.

Билет военный, стопка фотографий –
Вот что осталось от отца в наследство, -
Мои воспоминания о нем
И память о моем счастливом детстве.

Он многое мне мог бы рассказать…

Прошло много лет после смерти отца, когда его дочь решилась написать эту повесть.


   Продолжение:

   На фото: То самое завещание. Память о маме