Под Небом Голубым

Степь простиралась во все стороны и уходила далеко за горизонт бесконечным желто-бурым одеялом. Одеяло было выцветшее и всю его поверхность покрывали пыльные острова серой, высохшей под солнцем травы. Если кто-нибудь шел напрямик через степь, то мелкая пыль поднималась до самых колен и человеку приходилось шагать под палящим солнцем в низком облаке поднятой им пыли. Высоко в небе плыли белые тонкие облака и далеко внизу, как бы отражаясь от верхних, тоже плыли пылевые облака, поднятые одинокой фигурой, движущейся по раскаленной равнине. Пыль поднималась с потревоженной травы, летела вслед за идущим человеком, а потом опять ложилась отдыхать на траву до следующего вторжения.

Человеку, который брел по этой выжженной равнине и намеренно поднимал гигантские пылевые облака, было всего четырнадцать лет. Его звали Андрей, сам он был из Москвы, а здесь, в степях под Волгоградом, оказался только потому, что было лето и его каникулы совпали с маминым отпуском. Их родственники имели небольшой дом в этих местах и пригласили Андрея с мамой отдохнуть у них.

Может, для мамы это и было хорошей идей приехать сюда, сердито думал Андрей, волоча ноги по хрустящей траве, но для него то времяпрепровождение, которое здесь предлагалось, было чем-то вроде медленной изощренной пытки. Действительно, приехать из столицы в этот маленький поселок, затерявшийся в бесконечных просторах, где не было даже ровесников, чтобы общаться, было ужасно. Жизнь здесь текла в каком-то сонном и неторопливом ритме и это было тоже ужасно. Нормальному подростку, у которого голова занята в основном рок-музыкой, мотоциклами и дискотеками, здесь было абсолютно нечего делать. В общем, Андрей был глубоко одинок и несчастен.

Родственники, которые пригласили их сюда, жили в самом Волгограде, а на дачу к Андрею и его маме приезжали только на субботу и воскресенье, да и то не каждый раз, а всего-то раз-два в месяц, чтобы узнать в порядке ли они и привезти кое-каких продуктов. Андрей с мамой были предоставлены сами себе, что маму вполне устраивало и нисколько не тяготило. Мама целыми днями читала старые журналы, вязала, возилась в маленьком огороде и ходила купаться на крохотный пруд, который каким-то чудом не пересох в это жаркое лето. Своему сыну она доверяла и предоставила его самому себе, решив, что в конце концов, он и сам не маленький. Андрей несколько раз безуспешно пытался проникнуться всеми мамиными интересами. Он так же, как и она, пробовал читать старые журналы, как-то целый день провозился в огороде и даже пытался научиться вязать на спицах. Все эти развлечения, как оказалось, никак не подходили ему, а других так и не находилось. Он не знал, чем заняться. Сначала он слонялся по дому, разглядывая все углы, потом, когда дома наскучило, он стал слоняться по двору, заглядывая во все сараи и пристройки. Когда возможности двора также были исчерпаны, ему в голову, наконец, пришла неожиданная идея и он отправился слоняться в открытую степь.

Теперь он брел по колено в облаке пыли и проклинал себя, эту пыль и это солнце, молчаливо висевшее над головой. Идея, которая с утра казалась такой замечательной, почему-то не спешила оправдать себя. Андрей знал, что когда-то именно здесь шли бои, и не раз слышал, что даже сейчас, сорок лет после тех боев, люди иногда находят в этих местах старые солдатские каски, патроны, мины и много других напоминаний о последней войне. В местных лесах, говорят, до сих пор встречаются забытые немецкие минные поля, а на берега Волги иногда вымывает из глубин старые ручные гранаты и даже неразорвавшиеся снаряды. Настоящие гранаты и снаряды! Андрей отлично представлял себе, как спокойное течение реки уже десятки лет перекатывает их среди водорослей по гладкому дну, протаскивает многие километры под водой и выносит на песчаные берега, где они так и остаются лежать под открытым небом. Они лежат, а волны с плеском набегают и ласкают эти снаряды, постепенно засыпая песком и илом. В этом и заключалась идея — найти в степи что-нибудь, оставшееся после войны. Другие же находят, почему бы и ему не найти?

Андрей даже знал, что ему больше всего хочется найти — немецкий «Вальтер». Это должен быть хорошо сохранившийся тяжелый немецкий «Вальтер» с действующим затвором и полной обоймой патронов в рукоятке. Впрочем, он с радостью взял бы и «Парабеллум», главное только найти его. Да, он готов был взять все, что угодно, лишь бы это нашлось!

Ломкие, сухие стебли хрустели под подошвами, пока Андрей медленно брел уткнувшись глазами себе под ноги. Он бродил по степи вот уже третий день, забираясь все дальше и дальше, но пока ничего так и не встретил. Уже отчаявшись в своих поисках, он все-таки выходил из дому только из упрямства. Кому охота сознаваться самому себе, что ты оказался таким наивным дураком?

Солнце уже перестало резать глаза и начало опускаться к горизонту, когда он случайно набрел на неглубокую впадину, местами поросшую все той же серой травой. Таких углублений за эти три дня он еще не встречал, хотя особых подозрений эта впадина и не внушала. Андрей пробежал глазами по земле без особой надежды на успех. Так и есть, ничего интересного. Он уже собрался двинуться дальше, как сердце вдруг учащенно забилось: в двух шагах от него лежал серый, тусклый оружейный патрон, вдавленный в сухую землю. Вот оно, началось! Самому себе не веря, Андрей нагнулся за патроном и впился в него глазами. Так и есть, это был самый настоящий винтовочный или пулеметный патрон, серый и шершавый от бесчисленных дождей, прошедших здесь за сорок с лишним лет. Удлиненная остроносая пуля хищно торчала из гильзы, капсюль, очевидно, не был пробит. Интересно, наш это был патрон или немецкий? Как определить, Андрей, впрочем, не знал. Он внимательно осмотрел землю вокруг себя, походил кругами и был награжден еще двумя пустыми винтовочными гильзами.

Разные мысли вихрями закружились у него в голове, главная из которых заключалась вот в чем: он действительно может найти здесь свой «Вальтер»! Он перероет для этого всю степь, будет копать с утра до вечера как крот, пока не найдет. А может, он найдет не только «Вальтер», а еще и «Шмайсер». И еще несколько немецких гранат с длинными ручками, которые, наверное, так удобно было кидать. Вот это будет здорово! Воображение уже начало рисовать ему заманчивые картины бесценных военных сокровищ, которые он вскоре извлечет из этой сухой, серой земли. Все находки, которые Андрей хотел найти, почему-то были немецкие. Нельзя было сказать, что он отказался бы выкопать советский «ТТ» или «ППШ», но немецкое оружие казалось в миллион раз привлекательнее...

Об этом мечтал Андрей, сжимая в ладони свою первую находку, которая была прямым доказательством наличия в земле других более ценных вещей. Солнце уже висело над горизонтом оранжевым диском, когда он, наконец, очнулся от своих мечтаний и заторопился домой. Чтобы не потерять это драгоценное место, он после продолжительных поисков нашел в траве длинную сухую палку, привязал к ней мятый носовой платок и с усилием воткнул ее в землю. Все, теперь это место на плоской как стол равнине можно будет найти завтра без труда, когда он специально придет сюда копать.

На следующий день, захватив лопату, пакет с едой и бутылку воды, он отправился на место своей вчерашней находки. Вновь потревоженная пыль поднималась низкими облаками, летела над землей и медленно опускалась обратно. Андрей бодро шагал по степи с лопатой на плече, щурясь от яркого солнца. Минут через сорок он уже издали заметил свой знак: маленький носовой платок, развевающийся на палке, и порадовался своей предусмотрительности.

Лопата с хрустом врезалась в сухую, но не твердую почву. Работа пошла, и постепенно рядом с Андреем начала вырастать куча вырытой земли. Так прошло около двух часов. Солнце нестерпимо жгло над головой, земля раскалилась и от нее поднимался вверх горячий воздух, дрожащий перед глазами и бьющий теплом прямо в лицо. Андрей нашел еще один патрон, потом пустую гильзу, еще одну и еще одну. Все они были серые и немного ржавые, но еще достаточно твердые и крепкие. Из одного патрона Андрей с усилием выдернул пулю и на открытую ладонь высыпались кучкой серые кристаллики оружейного пороха. Да, это было правильное место! Мысли о всевозможных находках опять закрутились в голове, теснясь и набегая друг на друга. Он с удвоенным рвением схватился за лопату, и куча земли у его ног опять стала подниматься все выше и выше. Со стороны это, наверное, представляло собой странную картину: ровная, без единого бугорка степь, покрытая травой, и одинокий мальчик под палящим солнцем, неистово роющий лопатой эту самую степь.

Когда Андрей, наконец, почувствовал, что проголодался, он устало присел на край вырытой ямы. Подул теплый ветер. Травы заколыхались, зашелестели и по ним побежали длинные серые волны. Андрей с усилием дотянулся до пакета с едой и, подтащив его к себе, запустил руку внутрь. Он вытащил оттуда сверток с бутербродами, пару мятых помидоров и бутылку с водой. Сидеть просто так на краю ямы, обдуваемой ветром, было приятно. Он не спеша пообедал, выпил нагревшуюся за день воду и с наслаждением откинулся назад прямо на колючую траву. Земля была жесткая, теплая и лежать на ней, заложив руки за голову и закрыв глаза, можно было целую вечность. Купол голубого неба простирался над ним во все стороны и где-то в центре этой небесной чаши застыло неподвижное белое солнце. Он лежал и думал о том, как это будет здорово, когда он найдет здесь свой «Вальтер». Потом он стал думать о том, что надо будет сделать, когда он вернется домой в Москву. В школе каждую неделю будут проходить теперь дискотеки, директор уже закупил для этого новую аппаратуру, колонки, усилители, светомузыку, еще чго-то... У него есть новые джинсы, как раз для дискотек. А еще в этом сезоне будет много всяких концертов и хорошо бы попасть на них тоже. Потом он вспомнил, что некоторые ребята во дворе имеют уже свои мотоциклы, и как это было бы здорово, если бы у него тоже была своя «Ява». Красная «Ява» с отличным движком и задранным сиденьем. А еще можно было бы поставить на нее четыре глушака, вместо двух... Он лежал минут сорок и образы будущей заманчивой жизни безостановочно проносились в его голове. Потом он встал и опять взялся за лопату...

Он нашел еще несколько гильз и патронов на небольшой глубине и это вдохновило его еще больше. Копать глубоко явно не имело смысла, все должно было находится близко к поверхности. Его яма становилась все шире и шире, а куча вырытой земли все выше и выше. Лезвие лопаты шумно входило в серую сухую почву, переносило землю в кучу у края и опять с хрустом опускалось обратно. От долгой непривычной работы вдруг стала ныть спина и заболели руки. Солнце так невыносимо пекло, что Андрей стал копать без рубашки, и пыль, поднимавшаяся от земли, клубилась и оседала на нем необычным серо-желтым загаром. Ручейки пота, сбегавшие по лицу и спине, прокладывали по этому пылевому загару извилистые грязные дорожки. Дорожки высыхали и становились узкими коричневыми полосками, которые к концу дня покрывали все его худое тело. К вечеру Андрей нашел уже полтора десятка пустых гильз и патронов. Также он находил множество бесформенных кусков металла, которые, без сомнения, были осколками от снарядов и бомб. Они, правда, не представляли для него интереса, и он просто складывал их в отдельную кучу. Время от времени лезвие лопаты с металлическим скрежетом натыкалось на что-то твердое, и Андрей каждый раз с надеждой наклонялся, чтобы, опять разочаровавшись, поднять с земли очередной ржавый осколок.

Солнце уже изменило свой цвет с ослепительно белого на красный и виcело над пустынным горизонтом, постепенно опускаясь все ниже и ниже, когда он, наконец, отставил лопату. Пальцы после стольких часов работы совсем не хотели разгибаться, спина болела, но Андрей был полон угрюмой решимости копать и завтра, и послезавтра. До тех пор, пока он, все-таки, не найдет то, что ищет. На этот день было уже достаточно, и Андрей с трудом нагнулся к земле за своими находками, чтобы побросать их в пакет. Спина болела, ноги еле двигались. Лопату Андрей решил оставить здесь же, чтобы не тащить ее обратно домой. Ведь вряд ли кому-либо придет в голову идея забираться так далеко в степь, а тем более воровать его старую лопату. В воздухе стоял сильный аромат полевых трав, ветер остановился и тишина, казалось, сама по себе звенела в ушах. Непослушными руками Андрей воткнул лопату посередине вырытой ямы, подобрал пакет и медленно побрел навстречу уходящему солнцу.

 На следующий день Андрей опять шагал под палящим солнцем, размахивая пакетом с едой. Эта часовая дорога совсем не угнетала его и он бодро двигался по равнине, предвкушая свои будущие находки. Лопата опять вгрызалась в землю, куча вырытой земли становилась все больше и выше, а яма все шире и шире. Еще несколько патронов и еще больше гильз было найдено, не говоря уже об огромном количестве ржавых осколков с рваными краями, а также остатков колючей проволоки от заграждений. Ручка лопаты, казалось, приросла к ладоням, а руки, как заведенные, сами двигались в одном и том же едином ритме. Вверх, вниз, вверх, вниз, вверх, вниз... Солнце опять висело над головой в своем голубом небе, и, наверное, недоумевало, почему этот маленький человек сначала три дня бродил один по степи, а теперь уже второй день продолжает копаться в какой-то яме посреди бескрайней равнины. В середине дня Андрей неторопливо пообедал и, как вчера, откинулся на траву, запрокинув лицо к горячему солнцу. После отдыха он опять взялся за лопату и проработал до заката, пока не пора было возвращаться домой. Яма с воткнутой посередине лопатой осталась позади. Андрей шел назад и степь молчаливо провожала его, шелестя сухими травами и оставляя тонкий пыльный след за спиной.

 Андрей вернулся утром на следующий день, потом опять и опять. Он уже привык приходить сюда и копать целый день, извлекая из земли свои обычные находки и не теряя надежды когда-нибудь откопать здесь свой «Вальтер» или еще что-нибудь более серьезное, чем пригоршня патронов и груда металлических осколков. Он копал изо дня в день, хотя рвение его несколько притупилось, а процесс копания стал чем-то вроде привычки. Копать по собственному желанию и велению, когда никто не стоял за спиной и не подгонял, тем более, копать для самого себя оказалось не так уж и плохо. Ему нравилось подолгу отдыхать, лежа на траве, и смотреть в небо, прислушиваясь к ветру. Прежняя московская жизнь стала казаться какой-то забытой и далекой, дни в степи слились в один долгий нескончаемый поток, начало которого было где-то уже позади, а конца все еще не было видно. Он привык к палящему солнцу над головой, к рукоятке лопаты в своих руках, к теплой воде из бутылки и мятым помидорам из маминого огорода. День начинался для него шуршанием трав под ногами и заканчивался длинным шлейфом пыли за спиной, когда он вечером возвращался назад по уже протоптанной тропинке.

Когда Андрей уже не помнил какой это был по счету день раскопок, может быть двадцатый, а может двадцать пятый, его лопата неожиданно наткнулась на что-то железное и значительно большее по размерам, чем все его предыдущие находки. Сердце тяжело забилось и в глазах потемнело. Вот теперь нашел! По-настоящему нашел! Он отбросил лопату и торопливо присел на корточки, чтобы осторожно разрыть руками железный предмет. Впиваясь пальцами в землю и обдирая ногти, Андрей лихорадочно разгребал землю вокруг своей новой находки. Капли пота текли по лицу, волосы лезли в глаза, мешая видеть. Он, наконец, подцепил железный край и с усилием выдернул громоздкий предмет наружу.

Это была старая солдатская каска бурого цвета с налипшей на ней землей, немного ржавая, но зато даже с остатками кожаных ремней и подшлемником. Она была тяжелая и Андрей держал ее перед собой на вытянутых руках, рассматривая и поворачивая из стороны в сторону. Он даже рассмеялся от переполнявшей его радости. Это было уже кое-что! Похоже, он, все-таки, не зря трудился все эти дни. Каски, что ни говори, просто так на земле не валяются. Прежние мечты, ослабевшие со временем, с новой силой зароились у него в голове. Потом он сел на край ямы, вытянул ноги и, положив каску на колени, стал осторожно счищать с нее палочкой землю, приставшую к шершавым стенкам. Руки у Андрея дрожали. Потом, закончив счищать землю, Андрей вылил на каску остатки воды и протер ее насухо травой. Каска была, без сомнения, немецкая, точно такой же формы, как те, которые показывают в кино про войну. Постепенно Андрей успокоился. Очень странно было держать через сорок лет после войны эту тяжелую каску с толстыми слегка шершавыми стенками. Ее можно было поднять с земли с того самого места, куда она упала сорок лет назад, одеть на голову и снова продолжать бой.

Андрей оглянулся по сторонам, стоя посредине ямы. Вокруг мирно колыхались травы, безоблачное голубое небо раскинулось высоко над головой, а степь ковром уходила куда-то далеко за горизонт. Нужды идти в бой уже не было, он закончился много лет назад, и теперь здесь осталась лишь плоская пустынная равнина с серыми островами высохшей травы.

Андрей постоял еще немного, держа в руках каску, потом бережно положил ее на землю и снова взялся за лопату. Ну надо же! Когда он уже и не думал, что чего-то получится, все вдруг сразу началось! Немецкая каска сама по себе была отличной находкой, но по сравнению с оружием, которое можно здесь откопать, это просто ничто!

Солнце уже стояло прямо над головой, когда лопата опять наткнулась на что-то твердое и Андрей, снова опустившись на колени, принялся торопливо разрывать землю непослушными руками. Ручейки земли осыпалась и скатывались под руки с краев ямы, мешая добраться до находки. Когда ему все-таки удалось разгрести землю в стороны, то от увиденного у него сразу поплыло в глазах - через пустые провалы глазниц из серой земли безразлично смотрел человеческий череп. Он был наполовину скрыт под землей, но дальше уже угадывались неровные очертания позвоночника. Андрей крепко зажмурился и на четвереньках отполз в сторону.

Сколько он так простоял на четвереньках с закрытыми глазами, совершенно не чувствуя себя, Андрей не представлял. Может быть, это было только пять минут, может полчаса, может и целый час. Постепенно, когда звуки стали возвращаться к нему в сознание, он услышал шелест травы и ощутил у себя на спине палящие лучи дневного солнца.

Андрей с трудом поднялся на ноги, стараясь не глядеть на останки немецкого солдата, и, опершись на лопату, неуверенно огляделся по сторонам. Степь, раскинувшись под безоблачным небом, шумела вокруг него своими травами и по поверхности этого травяного моря теплый ветер гнал вдаль свои неторопливые волны. Андрей уже горько жалел о своей идиотской идее с раскопками. Далекие мысли о суматошной московской жизни с ее дискотеками, концертами и мотоциклами показались ему внезапно какими-то очень глупыми и совершенно неуместными. Ему вдруг стало очень стыдно за свое дурацкое желание раскопать себе пистолет на этом давно забытом поле боя и за то, что ему пришлось потревожить вечный сон тех, кто остался лежать здесь под тонким слоем земли, когда над ним раскинулось мирное голубое небо, а яркое солнце заливает все вокруг своим ослепительным светом. То, что это оказался немецкий солдат, воевавший против его страны и бывший ее врагом, почему-то даже не пришло ему в голову. Он видел просто солдата, павшего на войне и оставшегося навечно лежать не похороненным на своем последнем поле боя под одеялом сухих трав. Просто павший немецкий солдат и все...

Андрей долго стоял, погрузившись в свои мысли, потом взглянул на солнце, склонившееся к горизонту, и устало потянулся за лопатой. Ему надо было еще успеть сделать одно дело, а времени до конца дня, судя по всему, оставалось не так уж много. Он работал не останавливаясь до самого заката, а когда закончил, то на том самом месте, где он раскопал останки солдата, возвышался теперь небольшой холм из сухой серой земли. Андрей окинул взглядом свою работу и еще раз старательно подровнял лопатой края холмика. Потом он с трудом нагнулся к земле и осторожно положил в изголовье могилы найденную им каску, с молчаливым извинением возвращая ее владельцу. Он сделал для этого солдата все, что мог, стараясь загладить перед ним свою вину, и теперь не двигаясь стоял перед могилой. Он долго стоял так, опершись на лопату, и слезы вдруг подступили к нему и потекли по щекам, оставляя на них грязные мокрые дорожки. Он даже не пытался сдержать их, и они все текли и текли, и падали на траву тяжелыми солеными каплями...

Багровое солнце уже начало скрываться за горизонтом, когда он повернулся и медленно пошел прочь, оставляя за собой пыльный след, постепенно оседающий на землю. Он уходил совсем, чтобы никогда уже больше не вернуться, и хотя идти ему предстояло около часа, он шел медленно, погруженный в свои мысли, низко опустив голову. Он уходил, а последние лучи красного солнца заливали своим ровным светом всю бескрайнюю степь, маленького четырнадцатилетнего мальчика и оставшийся позади него невысокий могильный холмик со старой немецкой каской, одиноко лежащей на его вершине.