На качелях судьбы. Начало

Дед Егор лежит на кровати и смотрит в потолок. Это одно из любимых его занятий. Несколько десятков лет проработал он колхозным объездчиком полей и, надышавшись свежим воздухом, а потом и плотно поев, любил завалиться на свою постель – в «гнездо», как он говорил, и смотреть на потолок, рассматривая сучки. Он знал каждый сучок. Знал сколько их на каждой доске, на половине потолка, отмеченной широкой балкой. Один сучок напоминал ему птицу, другой – рыбку, а третий – что-то непотребное.

- Чудак ты, Егор! – говорила ему жена, когда он звал её посмотреть на какой-нибудь диковинный завиток на доске.

Но деду не было никакого дела до её слов. Жена она и есть жена, а если точнее сказать, то раньше была бабой, теперь – бабкой.

Да, раньше дед полёживал в своём «гнезде» после работы, а теперь вот уже более полугода лежит по другой причине: гангрена. Сначала было пятнышко на большом пальце правой ноги, потом палец покраснел, посинел, а затем и вовсе почернел. Отняли палец в больнице. Однако это не помогло, и красно-синее пятно поползло дальше. А вчера Нюра, сноха, стала делать перевязку, а пятка-то дедова и отвалилась ей в руку. Нюра быстро её в огонь печки кинула. «Да, видать, придётся помирать,  - думал дед Егор. – Не дотяну до восьмидесяти годов…» Врачи, конечно, предлагали отнять ногу по колено, а ещё лучше – по пах.
- Как же! Лучше! Я вот с войны пришёл без правой руки, - гневался дед, взмахивая коротенькой культёй, как сломанным крылышком. – Намучился без руки. Но приспособился. А без ноги как? Нет уж! Сколько отведено – проживу, и хватит!

Дед лежит на высокой железной кровати с блестящими шарами и шариками на спинке. У всех в доме кровати просто зелёные, а у них с бабкой жёлтая с чёрными разводами – красивая. Да ещё бабка постаралась: перину богатую постелила, подушки большие да мягкие. А ещё – подзор белоснежный с выбитым рисунком, и на станике такой же задник, чтоб матраса и перины не было видно. И голых ног тоже. Лежать на кровати удобно. Вечером Колька заглянет, поправит всё, его перевернёт, побреет… Не забывает его сын. Хотя чего забывать-то? Вон его дом рядом стоит. Вернее, новый дом сына стоит за старым отцовским домом. «Надо ведь! Мог Колька построиться в пятидесяти метрах от родительского дома, на берегу пруда, на солнечной стороне. Не ушёл от родителей. Точнее – от матери не ушёл, - в который раз размышляет Егор Иванович о поступке сына. – А я-то его забижал… Сильно забижал и часто! Мог бы теперь и мимо пройти, сказать, мол, устал. Нет! Заходит каждый день после работы, а в выходные и того чаще». Вот и сейчас дед видит сына, который воюет со снегом на проулке. «И почему я его невзлюбил? Ведь сын кровный! Наверное, потому, что на Груньку похож. Вот Шурка – на меня! А Валька – дочь! Последыш!» - опять размышляет дед.

В другое окно он ничего не видит с кровати. Если только сесть, подтянувшись за простыню, привязанную к станику. «Нет! Ничего не видно!» – расстраивается дед. Но он знает, что в окно там виден амбар из силикатного кирпича. Его построили, когда подвал стал совсем плохой, того и гляди – обвалится…

Сидя, через окно у изголовья кровати он может посмотреть на улицу, убегающую вдаль. «Эх! Какие ветляны большие росли на улице раньше! А когда они цвели, воздух был напоён неповторимым ароматом. И звон от пчёл стоял. За взятком мохнатые труженицы прилетали!» - тоскует дед. Пчёл он держал давно. А теперь грустил: кто за ними приглядывать будет? И рой проворонят!

В последнее окно просторной горницы он видит три дома своих соседей. «Вон дом Горки и Ленки Утихиных. Горки, правда, давно уж нет. А Ленка вон бродит. Высокая, худая, как палка. А раньше ничего была. Справная, – говорит про себя старик, большой знаток женской красоты. - А вон дом Алышевых. Мишка дом недавно покрасил. А, может, Зинка красила, а Мишка руководил? Не заметил я. Но красиво покрасили! Раньше Полька тут жила… Мда.. Ниже дом Гани и Мани Зарубиных… Да, не сдержал я слово, данное Володьке перед отправкой на фронт…Не помогал я Гане. А ей ведь ох, как тяжко было! Володька не вернулся с войны. Шурка замуж вышла, уехала. А Манька больная. Эпилепсия. А я не помогал… Не нашёл времени. А Володька просил: кто с войны придёт, помогать семье того, кто на фронте сгинет. Ничем не помогал! А Колька то и дело к ним бежит. То воды принесёт, то вишню сухую спилит. Словно мои долги платит. Совестливый. Работящий.  Как Грунька…»

 Дед задрёмывает. И снится ему время, когда он был молодой и здоровый.