Письма Учителю. Поврежденная

      

 "                Вновь пытаюсь, Лев Николаевич, разобраться в ситуации с героем Вашей повести.

  О неприятии Вашего "Альберта". Напомню. В июне Вы читаете черновой вариант Боткину.

 Сами же и отражаете реакцию первого слушателя: "Действительно, это плохо". Возможно, после такой оценки Вы чуть перерабатываете произведение. Осенью отсылаете его в "Современник".

 Повесть уже набрана, но вмешивается Некрасов:

 "Главная вина Вашей неудачи в неудачном выборе  сюжета, который не говоря о том, что избит, труден почти до невозможности и неблагодарен...Как Вы там себе ни смотрите на Вашего героя, а читателю поминутно кажется, что Вашему герою с его любовью и хорошо устроенным внутренним миром нужен доктор, а искусству с ним делать нечего."

 По сути руководитель главного, на тот момент, литературного журнала России, ставит крест на самой идее. Сюжет не примет читатель. Герою срочно требуется нарколог с капельницей, а ещё лучше с "торпедой".

 Можно понять Николая Алексеевича. Кто заказывает музыку, тот и скрипача выбирает. Кому Паганини, а кому -Григорий Лепс с Чичериной.

 Вы соглашаетесь. Оправдываетесь. Ссылаетесь на право автора:

 "Что это не повесть описательная, а исключительная, которая по своему смыслу вся должна стоять на психологических и лирических местах и поэтому не должна и не может нравится большинству..."

 Правильный, граф, вывод. Но переступив через гордыню, Вы перерабатываете произведение.

 Наконец публикация. Общество безмолвствует.

 Стоит ли сейчас разбираться в неуспехе молодого прозаика? Возможно, глядя на некое нынешнее отражение тех страстей, стоит.

 Что нужно выносить на потребу обществу? То, что заказывает идеологическая машина системы насилия, с заказом которой понуро соглашается молчаливое большинство? Или попытаться индивидуализировать поиск как сюжета, так и описания?

 Идя по первому пути, стараешься шагать в ногу. Свеженький, граф, пример.

 Намедни один автор, судя по аватарке -"бальзаковская" дама, зло "оттопталась" на только что усопшем Ширвинде. Вы его скоро увидите. Думаю, сойдетесь.

 Реакция многих соавторов поражает. Мне же дама весьма аргументировано, для текущего времени, ответила:

 "Ничего. Они о нас говорят. О живых и мертвых, ничего не стесняются. И мы о них скажем."

 Так и чувствуется замятинское, с ксенофобским привкусом, "Мы!"

 Многие повторяют это трагическое местоимение больше из-за чувства страха перед стоящими в такой же шеренги. И в этой серой массе полностью растворяется другое местоимение.

 Мы!!!

 Но Вы молодец. Отстояли в "Альберте" собственное "Я", пусть и не принятое соавторами, но сохраненное для нынешнего, в чем-то, как мне видится, замятинское общество.

                Ваш ученик ЕС.

 A propos!

 Почему дама-соавтор так обозлилась на Ширвинда? Не иностранный агент, жил и умер в России. Даже Президент выразил семье соболезнование. Сегодня упокоится на Новодевичьем кладбище.

 А тут такая порция яда на свежую могилу. Догадываюсь, почему..."