Дмитрий Куприянов. Бунт на Розенштрассе

Иллюстрация: кадр из фильма Маргарете фон Тротта "Розенштрассе".

  (Статья Дмитрия Куприянова из журнала "Загадки истории" (номер тридцать, две тысячи двадцать третий год, десятая страница)).
  Существует устойчивое мнение, что протест в условиях жёсткой диктатуры - дело не только опасное, но в первую очередь бесполезное. Хотя история свидетельствует, что это не всегда так. Бунт на берлинской Розенштрассе, случившийся в тысяча девятьсот сорок третьем году, окончился победой протестующих. Женщины не только отстояли справедливость - они спасли любимых мужей...
  Германия тысяча девятьсот тридцатых годов - обезумевшая страна. Почти ежедневно нацисты, пришедшие к власти в конце января тысяча девятьсот тридцать третьего года, поражали население своими законами, указами, инициативами, отодвинув понятие "дна" до состояния безграничности. Конечно, не все немцы воспринимали происходящее как глобальную катастрофу, последствия которой придётся залечивать в течение десятилетий. Семнадцать целых три десятых миллиона сторонников НСДАП, проголосовавших зя любимую партию на парламентских выборах тысяча девятьсот тридцать третьего года, полагали, что в Германии наступил золотой век. Но не всё население страны, к тысяча девятьсот тридцать третьему году насчитывавшее шестьдесят пять миллионов человек, было с этим согласно.
  Одним из главных барометров социальной катастрофы было положение евреев. А оно выглядело безнадёжным.
  По данным переписи населения, на июль тысяча девятьсот тридцать третьего года в Германии насчитывалось пятьсот четыре тысячи евреев. Это всего лишь около пяти целых трёх десятых процента от общей численноси в Европе. Число немецких евреев было сопоставимо с таковым в Венгрии и уступало числу евреев в Румынии. И несопоставимо с СССР, в котором до войны жило более трёх миллионов, а после присоединения прибалтийских республик, Западной Украины и Бессарабии количество возросло до пяти миллионов.
  Придя к власти, Гитлер и его сподвижники сделали всё, чтобы люди еврейской национальности покидали страну. В тысяча девятьсот тридцать третьем году нацисты приняли так называемый Разрешительный акт, которым предусматривалось, что правительство может принимать законы декретом, минуя одобрение парламента. Это означало превращение Веймарской конституции в стопочку бумаги, пригодной к использованию разве что в определённом месте. А потом и вовсе посыпался водопад правил, главными из которых были Нюрнбергские законы тысяча девятьсот тридцать пятого года. После их принятия жизнь каждого немецкого еврея напоминала хождение по остро заточенному лезвию босыми ногами. Любой промах - неосторожное слово, взгляд, жест - мог подвести черту под существованием и самого еврея, и его семьи.
  И если для семьи, где муж и жена были евреями, единственным выходом были отъезд из страны или гибель, то для смешанных браков это положение на некоторое время оставалось неопределённым. Существовала иллюзия, что нацисты, на словах свято чтущие крепость брачных уз, оставят эти семейные пары в покое. А таких было не так уж мало.
  Чтобы решить эту "щекотливую" проблему, нацисты прибегли к разделению на чистых и нечистых. В тысяча девятьсот тридцать восьмом году вышел закон (удивляет стремление нацистов делать всё в соответствии с законом, будь он трижды липовый!) о браках "привилегированных" и "непривилегированных". Что это означало? "Привилегированными" считались браки, в которых муж был этническим немцем, а жена - еврейкой или где дети "арийки" и еврея воспитывались в христианской вере. А "непривилегированный" брак определялся как союз еврея и немки, где у пары либо не было детей, либо вся семья исповедовала иудаизм. Это означало, что у "привилегированных" ещё сохранялись отдельные права, а вот "непривилегированные" жили как на пороховой бочке. Их в любой момент могли лишить имущества, уволить с работы, арестовать.
  Но, помимо этих законов, нацисты (как и часть общества) пытались всячески "образумить" арийца или арийку, попавших в лапы "мирового сионизма", то есть ставших мужем или женой лица еврейской национальности. Этих мужчин и женщин подвергали остракизму, призывая прибегнуть к разводу и стать полноценными "арийцами". И если мужчин обрабатывали с помощью уговоров и сладкоречивых посулов, то с женщинами не церемонились. Их обзывали "еврейскими шлюхами", "предательницами нации", плевали под ноги и кричали вслед всякие оскорбительные слова.
  Таких смешанных супружеских пар в рейхе и в чешском протекторате было свыше тридцати тысяч. Восемнадцатого февраля тысяча девятьсот сорок третьего года гитлеровское руководство в лице Геббельса попыталось решить вопрос с "непривилегированными" парами кардинально. Главный пропагандист рейха вознамерился сделать подарок фюреру на пятидесятичетырёхлетие и полностью очистить центр столицы от евреев.
  Ранним утром двадцать седьмого февраля агенты гестапо, эсэсовцы и полицейские пристуипли к массовым арестам. В течение дня около двух тысяч евреев, в основном рабочих берлинских заводов и фабрик, было арестовано и помещено в бывшую еврейскую богадельню на улице Розенштрассе, 2-4. Большинство арестованных являлись мужьями "арийских" женщин. После оформления их намеревались погрузить на поезд и отправить в Освенцим.
  Страшная новость со скоростью лесного пожара распространилась по столице. И к вечеру двадцать седьмого февраля у здания на Розенштрассе собралась внушительная толпа. Там были и мужчины, но подавляющее большинство, конечно же, составляли женщины. Пришло около тысячи, и с каждым часом туда прибывали новые люди.
  Напряжение росло с каждым мгновением.
  Надо полагать, организаторы зачисток были озадачены таким поворотом. Конечно, если бы там были мужчины или женщины других национальностей (те же евреи), гестаповцы открыли бы огонь на поражение. Но в толпе в основном находились женщины арийского происхождения. И даже если мужья у них были евреи, то матери, отцы, братья - чистокровные немцы. Многие из них были членами НСДАП, воевали на фронтах, занимали пусть невысокие, но значимые посты в государстве. К примеру, муж сестры Шарлотты Фройденталь, жены Юлиуса Исраэля, был офицером СС, а один из братьев - членом партии.
  Одна из протестующих женщин и вовсе пришла к богадельне со своим братом, офицером вермахта. Молодой мужчина на тот момент был в отпуске. Он в открытую заявил охранникам, что, если его шурина не освободят, он на фронт не вернётся.
  Многие родственники этих женщин требовали, чтобы они бросили своих мужей-евреев. Об этом рассказывала Эльза Клозе. Когда её муж, австрийский еврей Руди Хольцер, потерял работу, родители всячески уговаривали её бросить мужа. Но женщины в своём большинстве оказались любящими и верными жёнами - невзирая на то, что дамам грозила большая опасность, они пришли к зданию, где содержались их мужья.
  Многие - с малолетними детьми. Так что стрелять по женщинам-немкам, да ещё с детьми, гестаповцы не решились. Хотя угрозы следовали одна за другой.
  Понимая, что вместе они представляют силу, женщины вначале кричали "Мы хотим, чтобы наши мужья вернулись!", "Отпустите наших мужей!", а потом, почувствовав, что их боятся, начали скандировать "Вы убийцы!", "Вы трусы!".
  Протест продолжался в течение нескольких дней. Гестапо пыталось разгонять женщин, они на время уходили, но их место тут же занимали другие.
  Дело дошло до того, что охранники, видевшие, как героически ведут себя женщины, начали принимать от них записки и еду для мужей-заключённых. Да и гестаповцы испытывали противоречивые чувства, ведь перед ними стояли женщины-арийки, которых немецкая пропаганда восхваляла как гордость нации. Один из сотрудников гестапо, проникнувшись зрелищем, с гордостью сказал заключённому: "Твои родственники там протестуют за тебя. Вот она, немецкая верность!".
  Второго марта тысяча девятьсот сорок третьего года наступила развязка. Гестаповцы заявили протестантам: "Если вы не уйдёте, мы откроем огонь из пулемётов!". Кто-то из женщин испугался и ушёл. Но большинство осталось стоять перед зданием, выкрикивая свои требования.
  В результате нацисты, испуганные ранее невиданным протестом, дрогнули.
  Пятого марта заключённых начали выпускать. И даже те двадцать пять человек, которых успели отправить в Освенцим, спустя время вернули домой.
  Оказывается, приказ отдал Геббельс. Когда ему доложили о неповиновении женщин, он якобы даже восхитился, заявив, что подобное поведение - выражение семейной верности!
  Но не следует преувеличивать милосердие чудовищ. На самом деле гитлеровцы, которые накануне потеряли пятьсот тысяч мужчин в Сталинградском котле, побоялись расстрелять тысячу безоружных женщин в центре столицы. Это окончательно подорвало бы моральный дух жителей Берлина.
  Практически все заключённые с Розенштрассе пережили войну. Уж они-то точно знали, кто их спас. Это были любовь и верность, которые оберегают человека с момента его появления.
  И это не зависит от национальности.