Баня

В деревне, в селе баня - это обязательно. Куда без неё?
Хлопочешь целый день, а в баню-то заходишь и всё: сидишь на полке, как масло растекаешься, а тело-то радуется, душа ликует.
У женщины в селе работы хватает. Копошится с утра до вечера ног не чуя.
В доме прибрать, в огороде прополоть. У скотины вычистить, в сельпо обязательно слетать, обед, ужин приготовить.
Да с соседкой последние сплетни обсудить. Поохать да поахать над новостями.

А ещё и детки имеются. Обиходить, накормить, проследить. А сколько по мелочи разного насчитается.

Вот вечером банька-то в самый раз и должна быть. А уж по субботам сам Бог велел баню топить.
Но и тут никуда без хозяйки. Прежде всего, деток перемыть, мужу спинку растереть до скрипа, а потом уж самой душу свою понежить.

Только в бане торопиться не надо. Веничек пока запарится, раза два-три в парную сбегай. Пропотей как следует. На каменку плесни травки настоянные, а уж потом хлещи себя до сладкого стона.

Банька расслабляет. Наверх чувства тайные да желанные выпихивает. Поэтому после баньки жаркой спеши к мужу под бочок.
Обними его покрепче, и вот тебе сладкая бабья радость.

Так всё и было бы в субботу у Клавдии с Петром. Да к вечеру гости из города нагрянули.
Не подумайте чего плохого про Клавдию и Петра. Гостям они завсегда рады. Просто мысли да планы требовали корректировки.
Баню решено не отменять. Пусть гости городскую усталость смоют.

Раньше бани зачастую ставили не во дворе, а на берегу реки, если она была рядом. Прямо из парилки да кувырком в прохладную водичку. Ничего лучшего и не надо.

По субботам или воскресеньям в сельский клуб привозили кино. А после него для молодёжи устраивали танцы.
Здесь не только местные парни подруг себе выглядывали, но и из соседней деревни наведывались ребята. В чужом огороде малина всегда слаще.

Без драки редко обходилось. Особенно, если пришлые вели себя дерзко. С ноги двери открывали, по залу вызывающе ходили, семечками в лицо плевали. Срамота да и только.
Все понимали, без драки не обойдётся. Такая заваруха начнётся, такая буча…
Не один частокол у хозяев на колья повыдёргивают.

А девки об этом даже не задумываются. Сбиваются в стайки испуганно, шеи лебединые вытягивают. Смотрят, нет, чтоб домой бежать.

Вот и в эту субботу танцы закончились дракой.
Стенка на стенку - и началось: ноги, руки, спины, как в плохом калейдоскопе, мелькают так, что, поди, разберись - где свои, а где чужие.
Вот и первый частокол затрещал, колья пошли в ход.

Пришлые-то меньшим количеством были да подустали уже.
Как только пострадавшие у них обозначились, все врассыпную и рванули.
Верным манёвр оказался: местным тоже пришлось рассредоточиться.

Матрёна, а по-деревенски - Мотя, продавщица из сельпо, славилась в деревне крутым нравом.
Её побаивались даже мужики. Про горящую избу, не знаю, а вот коня на скаку - это она может.
В магазине у неё в очереди всегда порядок. А если кто спорить начинает или того хуже - скандалы учиняет, Мотя так своими кулачищами брякает по прилавку, что все гирьки на пол соскакивают.

Так вот, Мотя в этот вечер малёхонькую постирушку затеяла.
Да вдруг шум какой-то в сенях показался. А в сёлах до ночи двери не запираются.
Стряхнула мыльную пену с рук и к дверям.
А там, оттолкнув хозяйку, в избу вбежал парень. На лице его было нарисовано сильное волнение.

- Да ты что, как скаженный, влетел, - возмутилась хозяйка.
- Из клуба я, с танцев.
- А-а-а. Тогда понятно. Опять в прятки играете. Весело живёте. Полезай под кровать.
Только Мотя это сказала, а на крыльце уже тяжело затопали.
Но парень-то ловким оказался: шмыгнул под кровать, как по льду.
Не выдала Матрёна паренька. Не фашистка же она. Мокрыми тряпками выгнала местных за калитку.

Между тем в доме у Клавдии с Петром дым коромыслом над баней.
Мужички уже помылись, напарились. Душеньку отвели, словно заново родились.
Мозги-то от городской жизни за неделю так нагреются, что соображать уже невмоготу.
Сидят в избе за столом, не спеша разговоры ведут да наливочкой беседу заправляют.

А бабоньки пока в бане отдыхают.
Эх, не знают, что их ожидает.

Нежатся подружки после парной в предбаннике. Секреты девичьи обсуждают.
На столе самовар разговоры свои ведёт. Пироги тут же румянятся.
Когда только Клава успевает? Каждое утро у неё стряпня на столе соблазняет отведать.

Сидят, значит, наши красавицы, да такие крали, что глаз не оторвать. Попивают наливочку Клавдии и не ради, чтоб захмелеть, а в удовольствие.
А что в селе творится и не ведают.
Вот в этот самый момент дверь в предбанник распахивается, и на пороге бабы видят молодого парня.
Рукав на рубахе болтается, сам весь грязный.
А он ничего не замечает, быстро накидывает щеколду на запор. Но краем глаза всё же замечает что-то диковинное за спиной.
Медленно поворачивается и замирает, как столбняком тюкнутый.
Перед глазами картина прекрасная. А и, правда, картина. Бабоньки от такой неожиданности замерли, как от гипноза.
Сидят в чём мать родила: румяные, сочные до невероятности. У каждой на голове полотенце накручено. Ну, чисто, Афродиты из пены морской.
Пар от разгорячённых парилкой тел окончательно ещё не испарился.
И видит эту картину парень, как сквозь дымку.
От этого видение ещё краше становится.

Только вот такую, почти сказочную, минуту прерывают за дверью мужские голоса да стук в дверь.
Барабанят так, будто выломать норовят.
Все, включая и парня, оживают. Бедолага умоляюще смотрит на подружек и просит не открывать.
Кто-то за дверью требует отдать сейчас же его и добавляет, мол, что это не подарок.
Ох, и зря они про подарок-то сказали.
Девоньки как услышали, обрадовались, переглянулись и на гостя нежданного загадочно поглядывать стали.

А Клавдия подмигнула подружкам да грозно так выдала тем, кто за дверью:
- Шиш вам. Дареное назад не вертают. Сейчас распаковывать начнём. Может и нам пригодится ваш подарок.
Бедняга-то как услышал такие слова, побледнел весь. Надо же - из огня да в полымя.

- Что ж ты так испугался, дурашка? Раздевайся, горемыка, - ласково так Клавдия говорит ему.
Что тут началось? Парень рухнул на колени, будто ноги отсохли от ужаса смертного и взмолился:
- Пожалейте Христа ради. Вас много, а я один. Не сдюжу ведь. Век буду за вас молиться.
И откуда этаких слов-то набрался.
Хохот такой стоял, наверное, половина села слыхала.

Одним словом: помылся парень, красавицы наши как следует отхлестали его веничком.
Потом за стол усадили да чарочку поднесли.
Не беспокойтесь, богини наши уже в халатиках были.

Рассказал он им свою историю.
Оказывается, когда ушёл от Матрёны да решил берегом реки до дому добираться, то снова встретил тех парней. Вот они его и загнали в баню.
Хорошо, что дверь не заперта была.
Вот ведь как порой случается.