Бабка. Русский цикл. Часть II

Зима зачиналась, морозец уже заметно освоился и все меньше давал волю теплой погоде, но сегодня на улице было ясно и даже немного растеплило, люд местный вышел кто на площадь товары поглядеть, кто лес рубить поехал, а улицы наполнились детворой, так еще помимо прочего выдвинулся к новому маленькому городишке еще без названия до Казани на побывку воевода Булгаков Юрий, а с ним и войско крупное.
Событие это в городе ждали не просто так: ведь для кого это женихи новые и подспорье, а для кого прибыль и постояльцы, редко кто сегодня не радовался, а если и не радовались, то люди лишь от беды какой явно с этим не связанной.
Так и старший сын с женой пока пошли на базар, бабка накрывала на стол в светлице и думала про себя, что отстроились нынче сыновья, да внуки, крышу сладили, посередь избы печь хлебная, на окнах бычьи пузыри перетянули. На улицу выйди, так и не последняя изба, конечно, без стекол из Царьграда, ну да и Бог с ним, все не по-черному топим теперь.
В бабкиной семье прибытие войска тоже ждали не с проста: Савелий, сын средний, который грамоте был обучен и к воеводе местному, Секарину Илье Лукичу, был приставлен, с докладом должен был перед воеводой приезжим выступить о дальнейшем строительстве града и возведении стен каменных.
Она порезала и поставила хлеб, да полезла под лавку за хмельным, в этот момент дверь резко со скрипом отворилась внутрь и краснощекий мальчишка Сенька, сын старшего, в заляпаном грязью зипуне и вязанкой дров ввалился внутрь:
- Бабенька, идут наши, еще верст десять пути…
Женщина приложилась о лавку головой неожиданном сильно, сразу вспомнив, что лавка была тяжелая дубовая и крайне редкая.
- Дверь закрой, ирод, не в амбаре родился…
- Так ведь я же…
- Так ведь и я не на коряже, - бабка распрямилась и поставила крынку на стол, - клади дрова, чего встал, как оторопелый, когда отец-мать придет?
- Тятенька с матушкой за балыком…
- А Савелий чего?
- Савелий сказывал, что у Ильи Лукича вечеровать будет, грамоту готовить…
- А ты что же?
- А я сказывал ему, что бабенька утку будет делать, да ждать всех к трапезе…
- А он что же?
- Так, а он то…
- Ладно, избавь от речей, Бога прошу, отведи душу, да воды испей.
Она пошла за печь, откуда вернулась с плошкой, завернутой в тряпицу, от которой ароматно пахло печеным мясом.
- На снеси Савелию, да побыстрее, станется что с добром… бережи, как зеницу… - она сощурила глаза и выразительно посмотрела на мальчишку.
***
- Ты почто пришел, малец, да как в одно место стреляный? – Савелий вышел на крыльцо и смотрел на мальчонку с хитрой искрой в глазах.
Савелий уже был рослый мужик, с чертами лица своей матери, волосы его отросшие были смазаны маслом и убраны за уши, но все же выбивались на лоб, рукава темно-красного кафтана были испещрены каплями писчей жидкости.
- Я вот тебе гостинец от бабеньки принес, мол раз ты не идешь трапезничать, велела тебе снести…
- Это дело благое, подавай сюда, да сам пожди, - и Савелий скрылся за дверью барского дома.
Через минуту он вышел с кубышкой кваса, трубкой и табаком, спустился на лавку, постелил небольшой плат и сел кушать.
- Дяденька, а граду имя дали уже? – мальчишка сел рядом, - Мне дед Али сказывал, что прадед ему говорил, мол река Свияга, так и быть граду со названием сродным, коли так, то ввек стоять будет.
- Чуй, Сенька, ты вот знаешь, что такое «Свияга»?
Сенька молчал, но чувствовал, что старый казанец Али плохого бы не сказывал, ему то точно.
- Молишь, и я не ведаю, Али может и сам не ведает, - Савелий молчал, - с батюшкой Ильей Лукичом будем мнить под вечер, дел у нас полна кадушка.
***
Илья Лукич, уже одетый в выходную черную шубу и меховую шапку, отчего несколько потный, с проспанными глазами, пришел в писчие покои к Савелию сам, готовый идти на поклон Юрию Михайловичу, челядь его сопровождавшая была взволнована пуще барина.
- Савелий, подавай грамоту сюда, да резче, сказывали мне чуть ли не сотню лучин изжег, а дело кончил?
- Милости прошу, батюшка, - полусонный Савелий подал заранее заготовленные свертки.
- Сбирайся, со мной поедешь, да смотри, к обедне там быти…
- Так кафтан то…
- Да почто нам твой кафтан, коли грамота готова? А если вопрошать будут чего? Сбирайся-сбирайся…
***
Они уже подходили к покоям Юрия Михайловича, когда Илья Лукич решил развернуть грамоту, после чего резко обернулся и посмотрел на Савелия с волнением в глазах, после чего прошептал:
- Град как нарек, поганец?
Савелий вспомнил, что забыл вписать наречение града в грамоту, сразу же почувствовал душу в пятках, после чего оторопел и выдавил из себя:
- Свияжск…
- Как? – Илья Лукич продолжал шептать, но начинал задыхаться, челядь вокруг закопошилась, кто-то начал креститься, — это что за слово, холоп? Да я тебя медведю отдам…
Савелий быстро начал мямлить, вспоминая на ходу то, что приходило на ум:
- Старики местные, батюшка, не гневайтесь, говаривали, мол река… мол ввек будет стоять…
В этот момент дверь открылась, из нее показался дьяк:
- Батюшку, Юрия Михайловича, нудить не гоже…
Илья Лукич гневно посмотрел на Савелия и сквозь зубы тихо произнес:
- Душу выну…
Они вошли в покои, низко поклонились, дьяку передали грамоту, тот передал ее Юрию Михайловичу.
- Дай Боже тебе здравия, батюшка наш, Юрий Михайлович…
Юрий Михайлович, грамоте обученный, развернул грамоту и стал вчитываться, напряжение на его выразительном лице все больше собирало морщины на лбу. Бояре и челядь стояли в ожидании и напряжении.
- И тебе здравия, Илья Лукич, все по уму сделано, - Булгаков пристально смотрел местному воеводе в глаза, - да только одно молви мне, как град нарекли?
- Свияжск, Батюшка, - молвил, склонившись Илья Лукич.
- Как?
- Свияжск, местные, мол, считают, что так ввек стоять будет…
Морщины на лице Булгакова разгладились, и он улыбнулся:
- Так оно, Илья Лукич, обычаи местных попирать не гоже, быть граду Свияжском…