Она никогда меня не ревновала
Я безумно, безумно боялся не то, чтобы потерять её, а хотя бы на минуту исчезнуть из её мыслей. И не быть той причиной, по которой она улыбается. Но то была юность, то были наши самые первые встречи, и мою молодость и горячность ещё можно было чем-то оправдать. Но оправдать её? Она никогда меня не ревновала.
Ни к случайно встречанной однокурсницей, с которой я пытался болтать полчаса без умолку, хотя всё время смотрел только на неё, пытаясь прочитать ревность на ее лице. Ни к моей школьной подруге и соседке по парте, которую я шутя именовал своей первой любовью. Ни к официантке в том же кафе, которая тоже однажды принесла мне пирожное от заведения, за которое я заблаговременно заплатил.
Дошло до того, что я попытался добиться её ревности, как несколько месяцев назад инстинктивно добивался её.Весь вечер на её глазах я шутил с её лучшей подругой, заплатил за её ужин и даже вызвался зачем-то её провожать. В итоге я один безнадёжно слонялся по городу, дабы прийти поздно и заявить, что все это время я провёл с другой женщиной, которая умеет ревновать. А подругу я отвел в сторону от окон, в которых сидела моя, и посадил в такси, потому что с ней находиться было тошно, и губы у нее были безвкусные, и руки тёплые, их не нужно было греть, и ещё она вечно кашляла и сопела носом, в нелюбимом человеке всегда бесит то, за что ты ценишь любимого.
До двенадцати я кормил голубей на проспекте, потом додумался даже купить бутылку пива в качестве декорации, сделал глоток для смелости, но так, чтобы не потерять рассудок и с удовольствием прочитать ревность на её красивом лице.
Подойдя к старой многоэтажке, я не нашел наших окон включёнными, они так же безнадёжно потухли, как и другие, и, кажется, никого не ждали. Разъярённый, я пешком поднялся на седьмой этаж, неся в руках открытую бутылку, вязкая жидкость плескалась на одежду и пол.
Я попытался прикинуться пьяным, позвонил в нашу дверь, начал громко ругаться, петь песни и обещал разбудить соседей.
И моя, уставшая, заспанная, в ночном халатике долго поднималась с кровати, наконец-то открыла дверь и пустила меня. Она помогла мне снять куртку, обувь, мои руки не слушались, она смешно ухаживала за мной. А я отуманенным взглядом смотрел на ее лицо, на котором не было ни одного признака ревности.
Я полез целоваться, крепко обнимал ее, путался в волосах и кричал, что она меня не любит, и требовал, чтобы она меня сейчас же убедила в обратном.
— Люблю, — она взяла моё лицо своими холодными руками, на ней не было признаков ревности.
— Как можно любить не ревнуя? — я не смог сдержаться и полез под её кофту.
— Как можно любить не доверяя? — её глаза были большими, голубыми, бездонными, я тону в них, тону, ведь совсем не умею плавать в голубых глазах.
— Ты простишь меня? — мой голос дрожал.
— За что? — она улыбалась.
— Я никогда по-настоящему не любил тебя тогда.
Мы сидели на подоконнике в старой хрущёвки на нашей кухне, заканчивали мою бутылку со вчерашними пирожными, потом включили музыку и танцевали в узком проеме между столом и плитой.
В окне были звёзды, такие звёзды, а мы бесконечно долго говорили подробно и полно о всех наших чувствах, страхах, травмах и болях. Она рассказывала, как впервые меня увидела и выделила из толпы, и узнала, узнала меня сердцем, а я схватил карандаш и старую газету и принялся поверх печати всё это записывать.
До этого момента в жизни я никогда никого не любил, и ее не любил, а после длинного ночного разговора полюбил безумно, бесшабашно, она стала смыслом.
Свидетельство о публикации №224031901127