19-3-24

                РУССКИЕ    СКАЗКИ    ИЗ    ГЕРМАНИИ

               
                Ах, ёлочка!

   Однажды зимой на тюрингский лес выпал снег. И папа с Ваней пошли туда красоту смотреть.   
    Много бродили они по снежному-нежному лесу, много весёлых снежков упало им с деревьев на счастливые головы. Искали папа с Ваней: что тут всего красивей, что чудесней? 
    - Вот! - обрадовался Ваня, раздвигая белые заросли.
    А там есть чудо невиданное, неслыханное! А там - не то быль, не то сказка, которой ещё никто не сказывал, и никто не слыхал...
    На поляне - ёлка, на ветках у неё - ёлочные игрушки.
    - Кто её нарядил? - удивились папа с сыном.
    Но её никакой человек не наряжал. Она такая появилась. Ванечка хотел отстегнуть одну красивую игрушку, только ведь она не пристёгнута вовсе, она на той ёлке растёт.
    - Ах! - воскликнул папа. - На других растут шишки, а на этой к Рождеству поспели стеклянные игрушки.
    Папа с сыном их трогают и нюхают. Игрушечные шары (золотые, серебряные) и разные игрушечные зверушки да птахи, да жуки разукрашенные, добрые, - все хвоей пахнут хорошо. От них и папа с мальчиком запахли хвоей.
    - Хочу вон ту игрушку, и вон ту, и те тоже! - сказал Ваня.
    - Так ведь не для одних нас выросла ёлочка, - возразил папа. - Давай так. Сорви три игрушки: мне одну, одну маме, которая нам сейчас дома готовит обед, и одну себе. Остальные пусть растут. Так?
    - Так!
    Ваня в это утро был очень хороший мальчик, самый лучший мальчик во всём тюрингском лесу, без каприз, - он только три игрушки сорвал. И пошли домой.
    Чуть отошли, - вдруг у той ёлки - лесной народец собрался (зайцы, лисы и так далее). Они, когда людей услыхали, то попрятались, а теперь опять появились.      Стали вокруг ёлки прыгать, в снегу кувыркаться да фыркать. И они на человеческих ребят похожи: у этого шубка коричневая, у того серая, а на том белая, - и все другие в шубках цветных, тёплых и каждому впору.
    Весёлые эти дети лесные! Они ёлку задевают, и на ней игрушки позванивают тоненько-претоненько. А с веток снег посыпал, и воздух  вокруг ёлки насквозь заснежился, побелел...
    Папа с сыном тихонько присели, смотрят сквозь снежные-нежные кусты - и вместе с морозным воздухом - Божью красоту в себя вдыхают. В самое сердце. 
    Красота белая, нежная, снежная. Бело-нежно-снежная.  Чтоб в сердце – и навсегда...   


                Буря в стакане

   Ваня фон дер Фрайербергербург хорошо пообедал, и мама придвинула ему стакан с чаем. А чай в этом семействе пьют, как пили в Краснодаре - не из маленьких бумажных пакетиков, а так, что в стакане плавают чаинки. Причём, чай «Краснодарский», купленный в русской лавке.
    - Европейские хитрости нам, простым людям фон дер Фрайербергербургам, ни к чему, - сказал папа. - Всю жизнь пили так, с чаинками: мне это напоминает неприхотливое пионерское детство.
    - И мне, - согласилась мама.
    - И мне, - согласился Ваня.
    Родители дружно погладили ребёнка по голове. Папа при этом настоятельно велел:
    - Если тебя местные немецкоговорящие дети спросят, где ты родился, то отвечай, чтоб отстали: "В роддоме". Это чистая правда.
    Чай был горячим. Ваня на него подул. Чай взволновался маленькими волнами.
    - Буря в стакане, - заметил папа.
    Ване понравилось, и он подул сильно, сложив губы дудочкой. Одна чаинка пошла ко дну.
    - Готов! - сказал Ваня.
    - Кто готов? - спросили родители.
    - Я адмирал, - признался Ваня. - Вот это, - он показал на самую длинную и толстую чаинку, которая уверенней других держалась на волнах, - мой ракетоносный крейсер. Атомный. А все те, - Ваня пересчитал пальцем остальные чаинки, - корабли противника. - Ага, ещё один враг пошёл топориком!
    - А кто на кого напал? - спросил папа.
    - Я.
    - Зачем?
    - Нравится. Я их всех потоплю, и всё море будет только моё. Ага, опять попал, и этот топориком!
    - На кораблях экипажи. Тебе людей не жалко? - спросил папа.
    - Они враги.
    - Но ты сам напал, они не были врагами.
    - Ага! Ещё один готов!
    Папа рассердился и воскликнул:
    - В нашей квартире растёт недобрый человек, агрессор! Хватит топить!
    - Ага! Последний враг топориком! - праздновал очередное точное попадание Ваня.
    Тут папа взял его за ухо и отвёл в угол.
    - Вот место всем агрессорам. Стой, пока не станешь мирным человеком. И пусть мама за тебя не заступается.
    - И не подумаю, - сказала мама. - Каждая мать хочет иметь доброго ребёнка.
    Затем папа вернулся к столу, взял Ванин стакан с морем и завоевательским крейсером - и большими глотками выпил.
    - Там же я! - возмутился Ваня.
    - На первый раз - ты и вся команда успели выпрыгнуть.
    Адмирал стоял в углу. В папином животе заурчало.
    - Ой! - испугалась вдруг мама. - Дорогой наш папа, как ты себя чувствуешь? Крейсер-то атомный!
    - И ракетоносный, - буркнул адмирал из угла.
    - Ничего, - отважно ответил папа, поглаживая живот. - Желудок у меня ещё советский, закалённый, не такое переваривал, а тут подумаешь - какой-то атомный ракетоносец!
    Мама засмеялась. А Ваня ещё веселей засмеялся мирным смехом. И папа, засмеявшись, сказал:
    - Кажется, наш адмирал становится мирным человеком. А послушным сыном?
    Ваня бросился из угла папе на шею. Папа его обнял. А мама - их обоих. А обнявшись, они подумали: "Хорошо, что мы есть друг у друга и не воюем меж собой, а друг друга любим!"...
    
               
                Лесник

    - Да-а, - печально сказал деда Вова, глава древнего рода фон дер Фрайербергербургеров, откладывая прочтённую газету. - Человеческая душа - потёмки. Человеческая душа - дремучий лес.
    - Твоя душа тоже? - спросил Ваня.
    - Чем я лучше других? А света так хочется! Чтоб внутри всё засияло! - ответил глава рода, лёг и уснул крепким сном, с храпом.
    А внук тихонько (не разбудить бы) постучался пальцем ему в грудь, прошептав:
    - Дедушкино сердце, открой твою дверцу, пожалуйста!..
    Он где-то слыхал, что у каждого сердца есть своя дверца.
    - Тук-тук, - ответил дедушкино сердце, и дверца в нём открылась, на одно лишь мгновенье. Ваня в неё скорей вошёл, и она закрылась.
    Смотрит Ваня - ничего не видно. Но вот руки нащупали кустик, а вот ствол дерева.
    "Лес", - понял мальчик.
    - Тут темно и холодно! Дедушкино сердце, - сказал он, - откройся, пожалуйста!
    Но сердце обратно окрываться не хочет до поры - до времени.
    "Ой-ой!" - подумал Ваня и пошёл искать другой выход в полной темноте. Он идёт, о ветки царапается.
    - Ой-ой! - заплакал Ваня. - Вдруг прибегут волки. Дикие. Им же есть тоже охота. Им же съесть ребёнка - раз плюнуть. А что этого ребёнка любят все родные и знакомые, - им до этого дела нет!
    - Деда! - закричал Ваня. - Не храпи, пожалуйста, тут и так страшно!
    - Хр-р-р, - ответил глубоко спящий дедушка.
    Пошёл мальчик далее. Уже весь исцарапался, устал стукаться лбом о стволы деревьев и сел на пень отдохнуть.
    И нащупал рукой коробок со спичками.
    - Мне уже разрешают, - сказал Ваня и зажёг одну. И увидел такую картину: сидит он под ёлкой, а на еловых ветвях - свечки. Он свечку зажёг. И другую, и третью, и все, которые достал руками. Потом зажёг край длинной коряги, а ею - все верхние свечки. С каждым новым огоньком светлело. А потом он встал на цыпочки, дотянулся корягой до макушки - до свечи в виде Рождественской звезды.
   Вот как зажглась та звезда, да засияла, да засветила на весь тёмный, дремучий, холодный лес, - и того леса не стало. А стал светлый, прозрачный, добрый Рождественский лес. Снежно, но тепло. Зимние птахи запели, зарадовались. Им в темноте жилось очень плохо, потому и не пели.
    Тут Ваня увидел дедушкино сердце и постучался. Дверца на мгновенье открылась, и он выбежал.
    А дедушка на кровати сидит, улыбается как младенец.
    - Ты чего, деда? - спросил внук.
    - В душе сиятельно, - улыбается старик. - Благодарю тебя, внучек, за огромную помощь. И дай, я тебе все твои мужественные царапины и ссадины на лбу смажу йодом.
    Йод Ваня выдержал беззвучно. И они вместе запели Рождественскую песню; а зимние птахи в лесу подпевали, любуясь ёлкой и праздничным лесом.
    ... Потом ещё Ваня ходил зажигать свечи на ёлках в бабушкин лес, в папин и мамин. Чтобы мальчик в темноте не царапался и не стукался, ему подарили фонарик с кнопкой и, конечно, хорошо одевали, чтоб не простыл.
    - Вон, сколько лесов ты уже осветил, - говорят ему родные. - А кем хочешь стать, когда вырастешь?
    - Ещё точно не решил, но, наверно, лесником. Зажигать свечи на ёлках...
    Так ответил он, и родным его выбор очень понравился.


             
                Замок на берегу синего-синего

    Летом Ваня ходил по берегу Чёрного моря и всё вокруг смотрел. Чёрное море, оказывается, синее-синее. В нём хорошо быть рыбкой, или крабом, или человеком. В него хочется скорей нырнуть. И небо вверху синее-синее-синее. В него хочется взлететь, и там летать, сколько душе угодно.
    В синем-синем Ваня уже нанырялся, наплавался. А вот взлететь - гораздо сложнее. Он пробовал быстро махать руками и подпрыгивать, но остался на песке.
    "На песке тоже неплохо, - подумал Ваня. - Он жёлтый, мягкий как солнышко. Однако там, где не мокро, лучше босиком не ходить: горячо. Лучше пойти туда, где мокро от воды, и заняться прекрасным, полезным делом. А точнее - строительством замка".
    Подумано - сделано.
    "Весёлые волны, пенистые волны! Не мешайте-ка мне строить, не толкайте меня, а дайте, я возьму из-под воды - жидкого песку. Я его вынесу на берег и вот так налью. Он затвердеет, и будет замок. А я буду как великан - сидеть, любоваться.  Вот он какой, мой замок, сердце радуется, на него глядя".
    О, как прекрасен этот замок! Башни у него высокие, в небо стремятся. Ваня их ракушками украсил... Вполне настоящее строение, там можно жить. Только ведь Ваня - великан. А был бы маленьким - поселился б с удовольствием.
    - Эй, волны, не катитесь на замок! Не ваш!
    Ракушки блестят, и они синеватые слегка, потому что есть небо и море.
    Вдруг...
    - Ты кто? - удивился Ваня.
    - Не видис? Краб. Небольсой, - ответил краб. У него неважно с дикцией, он не выговаривает шипящие звуки. - Меня есть не надо, я не для того выполз из синего-синего. А я хоцу поселиться в этом замке.
    И он, не долго думая, поселился.
    - Эй, вылазь! - возмутился Ваня. - Твой, что ли?
    - Мой, - наивно, хотя и нахально, ответил краб. - Я всю зизнь такой себе хотел. Бродил я, бродил я по морскому дну в поисках - да не насол. Думаю, дай вылезу, мозет, тут есть. И вылез. Мой замок.
    - Пойди сначала к логопеду! - рассердился Ваня. - Пусть он тебе выправит речь!
    - И зацем мне логопед, когда у меня такой замок? Мне и так холосо отныне.
    Ваня сунул в замок руку, но был схвачен крепкой клешнёй.
    - Ах, ты драться? Ну, я тебе!.. - разозлился Ваня, выхватив руку. Он уже был готов наступить на замок ногой.
    - И было бы нецестно с твоей стороны, - тут заплакал краб. - Ты больсой, а я маленький... Я тебя оцень-оцень просу: не выгоняй меня, я так люблю этот замок!
    Ване стало жалко.
    "Ладно, пусть живёт, - подумал он. - Что я - жадина? Сам не могу, так пусть другой живёт в замке. Даже хорошо, даже приятно, что я не зря строил".
    - Живи, - сказал Ваня. - И не рыдай.
    Краб вмиг перестал лить слёзы и выглянул наружу, сияющий от улыбки и окружающей синевы. Он так сиял, что от него Ване на живот попал синий небесный лучик.
    "Улыбка украшает всё живое", - глубокомысленно подумал Ваня, глядя на живот.
    - По рукам! - сказал он, протянув руку. - Только не щипаться.
    Краб протянул ему навстречу маленькую клешню.
   И они подружились на всю жизнь:  человек Ваня - и сияющий краб с плохой дикцией. И при чём тут дикция, и какое нам до неё дело?