Анаколуф

 В тот тяжёлый год её родное конструкторское бюро – как и всё вокруг – накрылось медным тазом;  Ксении пришлось  изворачиваться.  Задачка не из лёгких: прокормить стремительно тянущуюся –  в кого она такая длинная уродилась? – дочь-подростка. Да матери и самой хотелось ещё пожить, конечно.
   Сперва она с энтузиазмом искала работу.  Нашла интересный вариант: шить игрушки на дому.  Приволокла два тюка цветных меховых обрезков, пластмассовые глаза и клювы, какие-то сложные – даже для бывшего инженера –  схемы и выкройки.  Едва дочь Настя унеслась в школу, Ксения, вздыхая,  принялась за противное её неусидчивой натуре рукоделие. Через час прокляла всё на свете: дико болела шея, глаза слезились от напряжения. Рабочий день, наполненный рабским трудом – и миру был явлен один-единственный  кособокий попугай. Незадачливая портниха чертыхнулась, швырнула птичку на пол; сгребла лоскутки в мешок и вынесла  добро с глаз долой – на помойку.
    Бракованный попугайчик прижился в доме. Стоять  по причине инвалидности  не мог – валялся на книжной полке, впитывал  пыль и весело косился пуговичным глазом на пузатый черно-белый телевизор, по которому  каждый вечер показывали рабыню Изауру.
 Ксения не унывала. 
– Смотри, в  массовку Ленфильма  требуются женщины с длинными волосами! – с воодушевлением сообщила она дочери, сидящей на кровати в пижаме. Настя слушала рассеянно: мечтала  поскорее достать из-под подушки категорически  запрещённое матерью внеклассное чтение –  растрепанную книжку про любовные похождения Анжелики и короля.
  – А ты разве женщина? – задала дочь вопрос, повергший Ксению в оторопь.
   – А кто?! – спросила мать испуганно. Она поняла, что сходит с ума.
– Ну, я не так выразилась, – ответила малолетняя дурочка, – там, в кино, наверное, молодые женщины нужны...
   Ксения, которой ещё не было и сорока, резко вскочила и, на радость Насте, убежала в свою комнату – ей было срочно необходимо поплакать в подушку.  На кинопробы, конечно, так и не собралась, хотя денег у них оставалось – дня на три полуголодного существования.
   На следующий день она выискала в газете "Реклама-шанс"  ещё одно заманчивое предложение. Полная надежд, отправилась навстречу новым приключениям – по телефону ей твёрдо пообещали заплатить в конце рабочего дня.
    Сидя за шатким столом в вестибюле  женской консультации, она выдавала медицинские полисы. Беременные дамы – все поголовно – были не в состоянии чётко продиктовать свои фамилии и расписаться в верной графе: портили бланки, просили прощения, брали новые – и вновь ошибались. Ксения,  получающая сдельную оплату за каждый правильно заполненный лист, вечером не смогла приобрести даже талончики на трамвай. Поехала домой зайцем – естественно,  попалась злым голодным контролёрам. Остаток пути плелась пешком под пакостно моросящим дождём и в голос ревела...
  Почти совсем отчаявшись, она нанялась курьером в издательство – разносить по школам пособия по новой дисциплине – петербурговедению. Автором учебника был указан какой-то маститый учёный – профессор с приятной, внушающей доверие фамилией Даринский. Новоиспеченная курьерша, даже не пролистав тонкие книжечки с контуром Адмиралтейства на обложке,  загрузила в старый походный рюкзак две увесистые пачки и бодро понеслась по первому адресу.
    В школе её встретила приветливая моложавая директриса. Сказала нежным, совершенно недиректорским голосом:
– Подождите минуточку, надо хоть одним глазом глянуть, что мы берём.
 Открыла учебник, пробежала глазами первые строчки – и внезапно покраснела.
– Вы хоть видели, что вы нам привезли?  – спросила она сдавленным голосом.
Ксения с ужасом поняла, что женщина сдерживает смех.
– Увы, нет, мне выдали – я взяла,   – ответила она вежливо, – а что там?
– Войдя в музей, перед вами откроется простая русская изба! – громко,  с театральным  пафосом прочитала директриса. – Или вот, ещё лучше: вслед за церковью – пройдите за собор!
– Ой, – пискнула Ксения.
 –  Очень живо представляю себе эту картинку – гуляющую по городу церковь! Это называется – анаколуф.   Я как раз вчера объясняла старшеклассникам на уроке литературы,  почему в сочинении следует опасаться таких ляпов...Здесь у вас, простите, не учебник, а, выходит, один сплошной анаколуф.
– Бооооже...– растерянно протянула Ксения.
Было дико стыдно,  словно она –  а не профессор Даринский – написала сей глупый и безграмотный текст.
– Я возьму у вас только один экземпляр – почитаю ученикам. Пусть посмеются.       Директриса встала из-за стола и резко отодвинула от себя стопку творений неведомого учёного.
  Больше Ксения ничего не искала... Выживали на пособие по безработице. Летом мать и дочь как-то держались на подножном корме —  варили супы из щавеля, окучивали на даче картошку, собирали в ближайшей роще чернику и малину. Немного  – копейками с пенсии – помогали пожилые родственники.
   К осени стало совсем тяжело. 
    Ксения начала ездить на окрестные колхозные поля – приносила в большой, оставшейся от деда корзине капустные листы или мелкую морковь – всё, что валялось на покрытой инеем земле после уборки урожая.   
     По грибы она выбиралась ежедневно – до самых заморозков. Собирала жутковатые лиловые страшилища  – поганки поганками с виду. Насте  попробовать монстров сперва не дала – вдруг ядовитые?  Сварила суп,  мужественно съела полную тарелку – помирать, так хоть не голодной.  Настя грибному чутью матери доверяла, не слишком волновалась – писала в своей комнате  сочинение "Образ Молчалина в комедии "Горе от ума". Но прислушивалась одним ухом, конечно: не пора ли вызывать скорую? Вроде обошлось...
    Фиолетовые грибы, рядовки,  были заготовлены на зиму в промышленных масштабах – засолены, засушены, замаринованы — благо их было много: никто больше такое брать не рисковал.  Рядовки росли  гигантскими ведьмиными кругами – тысячи, тысячи  ярко-сиреневых тел среди  безжизненных черных стволов...
    На грибную охоту Ксения вставала в пять утра – к  первой электричке: билетные контролёры ленились выходить на работу  в зябкой осенней черноте.
     Кладовка между кухней и ванной была забита запасами сушёных трав –  крапивой, иван-чаем, земляничным листом.  Настя вздыхала, воротила нос – запахи напоминали ей о бронихитах,  которыми в последние годы жизни страдал отец. Мать, помнится, всё поила его разными травами – да так и не отпоила.
      Деньги — жалкое пособие по безработице –  закончились, как не начинались.  Ксения лежала на продавленном диване и таращилась в мигающий  телевизор, тихо всхлипывая от бессилия.
– Приготовьте воду, я сейчас её буду заряжать, — сказал ей с экрана Кашпировский.
– Этого добра у нас навалом, – пробормотала Ксения и послушно пошла на кухню за баночкой.
  Именно в этот печальный момент Настя вернулась с прогулки в сопровождении крупной грязной собаки.
– Она на помойке еду искала, пойми, мам!
– А что, там можно что-то найти? – спросила мать, – может, мы с ней вместе пойдём поищем?
Собака бегала по комнатам, заглядывала во все щели. Морда острая, хвост завит колечком. Настя, юный знаток пород, сказала: чистокровная лайка. Кто её такую потерял, чистокровную? Кто знает?
  Ксения пришла в отчаяние: заряженной водой тут не обойтись. Не крапивой же кормить зверя?! А собака есть явно хотела –  смотрела Ксении в глаза, поскуливала.
  Мать с дочерью переглянулись, без лишних обсуждений достали из кладовки неприкосновенный запас – последнюю пачку пшена.
   Наутро Ксения позвонила по телефону и дала в газету "Сорока" сообщение: найдена потеряшка, окрас черно-белый, рост средний, похожа на русскую лайку. Отдадим хозяину или охотнику.  Только заберите поскорее, кормить нечем!
Дня через три объявился бородатый черноволосый мужчина с большим,  пахнущим хвоей рюкзаком. Промямлил немного невнятно:
– Я охотник,  мне нужна ваша собачка.
А имени своего не назвал, остался стоять столбом посреди прихожей. Ксения тоже засмущалась, не зная, как себя вести.
 Лайка явно обрадовалась, пристально смотрела гостю в глаза, помахивала хвостом и ждала  указаний.
Ксения позвала:
– Выпьете с нами чаю? У нас, правда  заварки нет, но есть лист смородины...
 Полезла в кладовку, зашуршала своими потайными пакетиками, достала горсть сушёной малины – запас на случай простуды.
 Охотник чай отведал вежливо, не отказался. Малину тоже попробовал и похвалил – видно было, что он пребывает в ужасе от окружающей нищеты. Впрочем, Ксении всё было безразлично — она даже и прибираться к тому времени почти перестала.
    Мужчина допил бурду одним глотком, поднялся,  подхватил с пола рюкзак и слегка свистнул собаке  – та вскочила и с воодушевлением кинулась за ним –  безо всяких поводков. У двери лайка оглянулась и на прощанье вильнула хвостом-бубликом.
– Меня зовут Лёхой, кстати, а то я так и не представился, – сказал охотник смущённо и вдруг покраснел, как первоклассник у доски.
– Я Ксения, – ответила женщина,  стоя в дверях квартиры.  Она не понимала, к чему этот запоздалый обмен именами  – ведь они явно больше не увидятся.
– А псину мы Малышкой назвали, – крикнула Ксения вдогонку, –  она уже откликается!
– Ага, – кивнул Лёха,  не оборачиваясь и тяжело спускаясь по лестнице, – рядом, Малышка!
Собака дернула острыми ушами, пошла у левой ноги – не отставая и не забегая вперёд.
Через неделю, когда Настя и Ксения  про Малышку уже не вспоминали, в квартиру  кто-то требовательно позвонил.
— Кто там? – спросила Ксения осторожно:
 в последнее время их навещали только свидетели Иеговы.
– Вам подарок от собаки Малышки! – крикнул незнакомый звонкий голос.
Ксения торопливо открыла, но молодой парень уже бежал по лестнице вниз, прыгая через две ступеньки.
– Берите сумку, не бойтесь, там всё свежее, – крикнул он.
На коврике лежал огромный белый пакет, в котором  обнаружились замороженные куски мяса – видимо, лосятина.
Ксения и Настя мясо не особо любили, в прежние времена  ели редко, но сейчас – обрадовались. Через неделю под дверь кто-то снова принёс пакет, затем ещё и ещё.
   Так и повелось.  Иногда это была зайчатина, иногда – непонятная пернатая лесная дичь,  кем-то аккуратно ощипанная и разделанная.
   Излишки мяса Ксения  регулярно отвозила бедствующей родне. Бывало —  продавала немного мяса соседям, чтобы  купить мыло, сахар и картошку.
 ...Впоследствии, лет через пятнадцать, Настя пыталась вспоминать –  да тщетно –  как и когда закончились  привычные охотничьи подношения.  Вполне возможно, они прекратились лишь в эпоху,  когда мать и дочь одновременно нашли себе мужей и разъехались по разным,  незнакомым собаке Малышке квартирам.