Бабушка Оля

               
    Моя бабушка Оля (Голда)  Щервинская родилась 1 сентября 1891 года на хуторе Воеводино в Николаевской губернии. В семье было четверо детей: Илья, Ольга, Роза и Абрам. У них было большое хозяйство – 16 коров.   Девочки не учились в школе, а  получили  домашнее образование. Бабушка Оля  умела читать и писать, всегда писала нам добрые письма, полные мудрых советов.
 
  Я никогда не видела её с книгой в руках, но в молодости она  очень красиво вышивала и вязала кружева. У нас были рушники, вышитые гладью и обвязанные белым кружевом. На одном были красивые буквы Г и Щ (Голда Щервинская).  А на другом цветными нитками были вышиты снегири. Оба эти рушника бабушка подарила маме, и они все моё детство украшали наш дом. Половинка одного из рушников с большой буквой «Щ» должна и сейчас висеть в этнографическом музее школы-интерната среди других рушников. Я отдала её, когда открылся музей в 2000 году. 
 
  Бабушка рассказывала, что в юности любила одного студента, который проводил каникулы у них на хуторе. Но в 19 лет её выдали замуж за  Самуила Новака  – приказчика магазина.   В день их свадьбы шёл дождь – это посчитали добрым предзнаменованием счастливой семейной жизни.  И каждый год в этот июльский день шёл дождь 47 лет подряд, а когда дедушка умер, в день свадьбы  дождя не было.
 
   Молодая семья переехала в Вознесенск. Когда плыли на пароходе, приданое находилось в больших плетёных корзинах. Из одной корзины  ловкие воришки вытянули всё тонкое батистовое постельное бельё. Бабушка рассказывала об этом мне с улыбкой – дело прошлое.
   Мой дедушка Самуил женился в тридцать лет, когда построил дом и смог привезти молодую  жену в собственный дом. Сам он родился в семье, где было 13 детей.  Я знала только дедушкину сестру, которую моя мама называла тётей Мэтой.  И ещё смутно помню дедушкиного брата Иосифа Новака. Но у дедушки Самуила было много племянников и племянниц, и я с некоторыми была знакома.
 
   У нас сохранилась фотография, на которой сняты мои бабушка Оля и дедушка Самуил в день свадьбы – очень красивая пара. Ольга-Голда была не только красивой, у неё была золотая душа, и не любить её было невозможно.   
   В Вознесенске бабушка Оля родила трёх детей. Первый ребёнок умер ещё до года. Вторым был сын Михаил (Миня), а через шесть лет родилась моя мама Гитя 31 декабря 1918 года.  Время было очень сложное – революции, война – роды проходили трудно, так как ребёнок шел ножками. В результате  в 27 лет у моей бабушки Оли, тогда ещё совсем молодой женщины, произошло выпадение матки, и она всю свою долгую жизнь вынуждена была носить специальный бандаж. Но, ни дети, ни внуки её никогда не задумывались над её проблемами.  Я узнала об этом, когда уже сама стала мамой.
   Бабушка Оля рано вставала, одевалась, заплетала косу, прятала её под косынку, надевала фартук и приступала к своим обязанностям. На ней была закупка продуктов и приготовление еды на всю большую семью. А  с ростом семьи обязанности только добавлялись.  Но  на её лице всегда цвела доброжелательная улыбка. 
   
  Когда в 1919 году  началась гражданская война, они переехали в Одессу, жили  на улице Успенской в подвале дома №24. На лето детей отправляли  к бабушке Соне в деревню.  Там собирались все многочисленные внуки разных возрастов.
  В 1924 году  семья дедушки Самуила и его сестры Мэты  (Зайдманы) переехали   в особняк на улице Базарной угол Ремесленной с большим двором и множеством комнат (после войны там было Индийское консульство). В этом доме, наверное, часто устраивали семейные застолья. Бабушка была великолепной хозяйкой, умела готовить любые блюда, печь торты. У неё был фирменный рецепт «наполеона» с апельсиновыми корками. Ещё один вкусный торт назывался почему-то «мишка на севере».
 
  Когда началась Великая Отечественная война, дядя Миня сумел эвакуировать всю свою семью на Урал. Собирались в спешке, но бабушка, как всегда,  была спокойной и деловитой. Упаковали  и взяли в дорогу только самое необходимое. Семья была большая – жена дяди Мини Полина с годовалым Лёнчиком, моя мама, бабушка Оля и дедушка Самуил, а также бабушкины родители, мои прабабушка и прадедушка. Во время долгого пути дедушка Лева заболел и умер. Добрались они до маленького посёлка Лобва в Свердловской области.  Мама моя стала работать детским врачом, а бабушка, которую уже тогда уважительно называли Ольгой Львовной, тоже работала вместе с дедушкой Самуилом на разных работах. Очень уставала, но никогда не жаловалась.
 
   Только в начале 1944 года, когда стало ясно, что Япония не вступит в войну, а дядю Миню, как военного инженера, перевели в мирный Владивосток, он забрал туда всю свою семью. После этого бабушка и дедушка уже не работали.  Когда вернулись из эвакуации в Одессу, в их бывшей квартире уже разместилось Индийское консульство. Дяде Мине дали замечательную отдельную квартиру на третьем этаже дома №85 по улице Свердлова, напротив Куликового поля.
 
   Эту квартиру я помню до мельчайших подробностей. Из просторного тёмного коридора высокие двери направо вели в большую комнату – гостиную -  с балконом, а налево – в столовую. В гостиной , оклеенной красивыми обоями, под одной стеной стояла широкая тахта, накрытая зимой толстым ковром, а у другой стены  -  высокая кровать с никелированными спинками. На ней спали дедушка с бабушкой. Бабушка Соня спала в столовой на узкой железной койке. Там же потом спали и Лёня с Лёкой. Ещё была спальня – комната тёти Поли. Во всей квартире были высокие потолки с лепными узорами. На стенах и на полу – красивые ковры. В центре гостиной висела лампа под большим оранжевым шелковым абажуром с кистями.
 
   Из столовой  дверь вела в узкий тёмный коридор, а оттуда в кухню и дальше в ванную и туалет. В кухне  тоже был высокий, тёмный потолок, узкое окно в углу около крана и ещё антресоли. Кухонный шкаф загораживал плотно закрытую дверь чёрного хода.  Бывать в кухне я не любила. Мне всегда казалось, что там сыро и неуютно.  А в ванной моё любопытство привлекала маленькая форточка. Когда мы в мае 1950 года приехали с мамой в Одессу, и я попала в эту ванную комнату, то приставила к стенке маленький стульчик  и выглянула в форточку.  С высоты третьего этажа я увидела рабочих в желто-серых робах и странных кепках. Они что-то строили, носили доски и вёдра. Лёня объяснил мне, что это пленные немцы строят воинский штаб. Мы с ним потом спустились на улицу,  и Лёня подвёл меня к высокому деревянному забору. Сквозь щели можно было лучше рассмотреть этих пленных, которые ещё не так давно были врагами. Война закончилась всего пять лет назад.
  Когда я приехала в Одессу летом следующего года, окошко в ванной уже было замуровано – штаб – это засекреченный военный объект – смотреть не положено.
 
  Каждое лето мы с мамой ездили в Одессу к бабушке Оле. Особенно запомнились поездки на дачу, которая была на 8-й станции Большого фонтана.  В первый раз это было в 1953 году. Дача была на две семьи. У Новаков  - одна комната с верандой и крошечной кладовкой, служившей кухней.  Там бабушка Оля готовила на электроплитке. На столе ещё стоял кипятильник в стеклянной банке. Однажды бабушка неловко повернулась, банка с кипящей водой и кипятильником перевернулась, а кипятильник почему-то приклеился к бабушкиной руке. Всё же она быстро выключила кипятильник. А ожог на руке оставил свой след навсегда.  Взрослые были тогда на работе, а мы, дети, поразились бабушкиному самообладанию.

  Ещё  у бабушки были шрамы на двух пальцах. Это уже другая история.  Лёня с Лёкой часто дрались, а бабушка старалась их утихомирить. Как-то они гонялись друг за другом  в городской квартире из комнаты в комнату и прищемили бабушке пальцы большой и тяжёлой дверью.
   Я не помню, чтобы бабушка Оля на что-нибудь жаловалась. Она была очень терпеливой и внешне спокойной. Вся кухня была на ней. Семья была большая, летом ещё мы приезжали или другие родственники. На столе всегда был вкусный обед. Летом бабушка варила борщ без мяса в большой зелёной кастрюле. Его хватало на два дня. На второе были вареники с вишней или жареная рыба.  Дядя Миня и его жена тётя Поля возвращались с работы  в переполненном трамвае, разгорячённые жарой и теснотой. Тётя могла упрекнуть бабушку, что где-то не вытерта пыль или что-то не на месте. Но бабушка никогда не отвечала на упрёки, молча делала своё дело.

   Бабушку Олю очень уважали соседи по даче. Особенно она дружила с Клеопатрой Афанасьевной. Та работала врачом, каждое утро проходила вдоль дачного забора к трамвайной остановке и , увидев бабушку, уважительно здоровалась:
- Доброе утро, Ольга Львовна!
Вечером, возвращаясь из города, она могла остановиться около штакетника и поговорить несколько минут, посетовать на жару или узнать у бабушки рецепт варенья из клубники. Я часто разговаривала через забор с внуком Клеопатры Афанасьевны Аликом.
   
  Когда я стала старше, мы вместе с бабушкой ездили на базар на 7-ю или на 10-ю станцию Большого фонтана и везли оттуда фрукты, овощи, молодую картошку, бычки или скумбрию.  Потом я чистила мелкую, мельче ореха, картошку и считала, чтобы на всех хватило. А бабушка жарила рыбу в маленькой фанерной кухоньке на керогазе. Однажды, это было, когда я перешла в шестой класс и собиралась впервые в пионерский лагерь, вдруг керогаз вспыхнул и вместе со сковородкой превратился в огромный факел. Бабушка успела выскочить из кухни и что-то закричала. Хорошо, что дедушка был недалеко. Он схватил с раскладушки ватное одеяло, забежал в кухню и тут же выбежал, держа керогаз в одеяле на вытянутых руках. Слава Богу, кроме обгоревшего одеяла, больше никто не пострадал.
 
  Когда я переходила в 9-й класс, и сдавала экзамены, 3 июня 1958 года дедушка Самуил умер от инсульта. Бабушка не плакала, она словно закаменела. В то лето я снова собиралась в пионерский лагерь. Мы приехали в Одессу с моей подругой Идой и два дня провели у бабушки на даче. Меня поразило бабушкино мужество и спокойствие, с которым она делала свои обычные дела.
Несмотря на все свои болячки, бабушка Оля всегда бодрилась, была жизнерадостной.
   Вспоминается, как она приехала к нам зимой, когда я была в 10-м классе. В воскресенье мы с ней пошли на базар. Погода стояла морозная и солнечная, но было довольно скользко. Мы шли осторожно по тротуару мимо госпиталя с бабушкой «под ручку». Я поскользнулась и села, а бабушка сразу же села рядом со мной, и мы обе начали весело смеяться.  Потом я поднялась, помогла подняться бабушке, и мы зашагали дальше. Хорошо, что в сумке у меня не было ничего бьющегося, что никто не ушибся – зимние пальто на ватине смягчили посадку.
 
  Летом я поступала в институт, готовилась к экзаменам в Одессе и жила у бабушки на даче. В то лето, в июне, умерла прабабушка Соня в возрасте 92 лет. А бабушке Оле было только 68 лет, и  как в песне «Дом ( держался ) на бабушке моей».
 Когда я поступила в институт, то родители решили, что я буду жить у тёти Анюты, маминой двоюродной сестры, и что она будет меня кормить завтраком, обедом и ужином. Жила я у тёти Анюты три года, а вот кормила она меня только один месяц в сентябре. Она привыкла жить одна, есть в определённое время, и пристраиваться к моей студенческой жизни ей было сложно. То я опоздала на обед, то не успела позавтракать. Мне надоело слушать постоянные упрёки. Очень быстро всё решилось легко и просто – я стала приходить на обед к бабушке Оле. Это было замечательно.
   
  После занятий я ехала домой троллейбусом №1, оставляла папку с конспектами  и шла к бабушке. Чаще пешком, а в плохую погоду ехала трамваем две остановки. Студенческий трамвайно-троллейбусный билет стоил 1.8 рубля в месяц. Бабушка кормила меня с радостью вкусно и бесплатно. Какое это было удовольствие -  войти с мороза в тёплую квартиру, сесть за большой круглый стол, на котором уже стоит блюдо с жареной скумбрией и с наслаждением есть вкуснейший бабушкин красный  борщ с белым хлебом и со сметаной. Однажды я у неё впервые попробовала бутерброд с красной икрой. Деликатесы приносил дядя Миня. Обстановка в доме была очень напряжённой, т.к. дядя Миня ушёл из семьи.

  Через много лет я узнала подробности. Его полюбила бухгалтер  предприятия, на котором он работал. Путем шантажа она заставила его развестись. Тётя Поля ужасно переживала развод. Лёке было 12 лет, а Лёне уже  19 , и от переживаний он попал в больницу.
Бабушка Оля переживала молча, внешне оставалась спокойной. На столе всегда был вкусный обед несмотря ни на что.  Я помогала, чем могла, занималась с Лёкой, брала его на экскурсии в катакомбы, в театр.
 Летом по-прежнему переезжали на дачу и жили там до октября, пока не уберут виноград. Там росли два сорта винограда – «изабелла» и «лидия» - с прекрасным запахом. Из винограда  бабушка делала сок и ароматное вино. В кухне городской квартиры на столе стояли два огромных стеклянных бутля  с крышками и трубками, и бабушка с ними священнодействовала, никогда не разрешая нам к ним прикасаться. Вино потом пили на всех застольях в праздники, когда собирались все родственники. Я была на этих праздниках в гостях у дяди Абрама. Он с женой тогда вернулся из Магадана. Помню его скупые рассказы, но вино не пила.   
   
  Когда мне исполнилось 19 лет, было решено, что день рождения будет отмечаться у бабушки Оли и будет приглашен только Вадик. В гостиной накрыли большой стол. Бабушка испекла свой фирменный «королевский» торт, а тётя Поля приготовила закуски и ещё много еды. Мне запомнились только кружочки красного перца, заполненные охлаждённым  сливочным маслом. Мы с Вадиком пришли вместе и оба чувствовали себя скованно – это было первое знакомство моих родственников с моим будущим мужем. Вадик всем понравился, правда, отметили, что он очень худой. А через полгода, 24 ноября, бабушка Оля, её сестра тётя Роза и её брат дядя Абрам приехали в Балту к нам на свадьбу. Нам подарили двуспальное пуховое одеяло, одеяло из верблюжьей шерсти и ещё пододеяльники и простыни. Что-то из этих подарков сохранилось до сих пор.
 
  Когда мы жили в Яровом, с бабушкой Олей виделись редко. Помню, как она обрадовалась, когда я приехала на дачу в конце августа с Димочкой, которому едва исполнился месяц. Погода стояла тёплая. Вся веранда была увита мелкими розочками, издававшими приятный аромат.  Солнечные лучи пробивались сквозь виноградные листья и матово блестели на   гроздьях винограда.
Перед верандой на широкой садовой скамейке сидели бабушка Оля и её сестра тётя Роза. Я показала им Димочку, который спокойно спал в белом кружевном конверте, перевязанном голубой ленточкой. Приехала с ним двумя трамваями, но не испытывала при этом никаких неудобств.
 
  Ребёнок, первый правнук, бабушке очень понравился. Уже тогда видно было, что носик у него  «новаковский». Как раз в этот момент во двор дачи вошёл дядя Миня. Я поздоровалась и предложила ему посмотреть на моего сына. Он этого делать не стал, сказав мимоходом, что, мол, ещё не на что смотреть. Наверное, он спешил и вообще был не в духе. Меня, конечно,  обидело его такое отношение, но тут я вспомнила, что собственных детей он своим уходом из семьи обидел больше, чем племянницу.
 
  Целый год мы жили в Одессе у родителей Вадика, потом два года в Яровом. Бабушку я видела очень редко, но не забывала посылать ей поздравительные открытки со стихами ко дню рождения 1 сентября и к Новому году.
 Когда в марте 1969 года я ехала в Балту с Димочкой в декретный отпуск, то перед отъездом зашла к бабушке Оле. Она попросила помочь ей справиться с ногтями на ногах – в её годы ей трудно было нагибаться. Я легко справилась с поставленной задачей, а бабушка поблагодарила и добавила:
- Чтоб тебе так легко было рожать, как легко ты справилась с моими ногтями!
Это бабушкино пожелание полностью сбылось – в ночь с 7 на 8 апреля я легко и быстро родила нашу любимую доченьку Алёнушку и была очень-очень счастлива!
 
   В начале 70-х бабушка Оля переехала жить в Балту. Она из-за катаракты уже ничего не видела. Решили сделать ей операцию. Врач сказал, что операция будет стоить 1000 рублей, но даст ли эта операция положительный результат, никто не знал. Я провела с бабушкой сутки в больнице, так как ей не разрешили даже шевелиться. Когда сняли повязку, оказалось, что зрение не вернулось – склероз сетчатки. Было очень обидно. Вернулись домой ни с чем. Но бабушка держалась:
- Хорошо, что теперь хоть отличаю день от ночи!
Каждое утро бабушка вставала, сама одевалась, причёсывалась, заплетала косу, подходила к тумбочке в коридоре и делала несколько отжиманий. Потом она сидела в кресле и была в курсе всего, происходящего в доме. Она получала как иждивенка 22 рубля пенсии. Когда приносили пенсию, она просила нашу маму купить на эти деньги подарок кому-нибудь из правнуков.
  Когда у Лёки родилась девочка, он попросил у бабушки разрешения назвать дочку её именем. Так живёт теперь в Одессе полная бабушкина тёзка Ольга Львовна Новак. Бабушка знала всех своих семь правнуков по именам,  видела не всех, но мы – внуки – все её очень любили.