Аркадий Вяткин. Красивые болезни

  (Статья Аркадия Вяткина из журнала "Тайны двадцатого века" (номер сорок три, октябрь две тысячи двадцать второго года, десятая страница)).
  "Гламурные" недуги - это модные болезни, которыми восхищались и которых хотели - несмотря на то, что многие из них вызыают недомогание, боли и сокращают срок жизни. Случалось так, что предметом вожделения и подражания становилась не столько сама болезнь, сколько создаваемые ею последствия, которые модники, не будучи больными, стремились имитировать.
  В истории человечества подобного рода сдвиги сознания происходили неоднократно, причём как в отдельных случаях, так и в массовом порядке.
  Например, в царское время один лакей хвастливо рассказывал своим товарищам, что он получил болезнь аристократов - подагру, допивая остатки вина из рюмок гостей своего хозяина. В те же годы какой-то крестьянин, попав в больницу, впоследствии важничал и страшно гордился поставленным ему диагнозом - анкилозирующий спондилоартрит, который якобы возвышал его над односельчанами.
  Если обратить внимание на фигуры людей, изображённых на средневековых картинах и гравюрах, можно заметить некую манерность их поз.
  Независимо от того, кто изображён - купец или простолюдин, знатный вельможа или сам король, святой или грешник, - фигуры отличает одна странная особенность. Сегодня её называют средневековой, или готической, сутулостью. Все персонажи на картинах тех лет имеют особое искривление позвоночника в верхней части, напоминающее растущий горб, в медицине называемое кифозом. Примечательно, что эти изображения вовсе не были одной лишь прихотью художников: сутулость в те годы была у многих и даже считалась модной, поскольку она якобы подчёркивала стройность и грацию фигуры.
  Причина самого факта появления массовой сутулости тогдашних жителей стала понятна только в наше время, когда произвели археологические раскопки на средневековых кладбищах. Оказалось, что многие найденные скелеты имели следы перенесённого в детстве рахита, повлёкшего специфические изменения конечностей и позвоночника. Установлено, что рахит был буквально бичом всех детей той эпохи, поскольку причин этой болезни не только не знали, но и по простоте душевной способствовали её развитию. Особенно это касалось детей аристократов, которые, несмотря на лучший уход и питание, болели рахитом чаще и с более серьёзными последствиями. Детишек богачей и знати сильно кутали и не выносили на свежий воздух, опасаясь простуды и солнечных лучей, вызывающих "плебейский" загар.
  В отличие от них дети из социальных низов, едва начав ходить, весь день проводили на улице, подвергаясь воздействию солнечных лучей. У первых вследствие недостатка витамина D развивался рахит, тогда как у вторых, растущих на солнышке, рахитические изменения костей появлялись гораздо реже.
  Трансформация сознания, при которой патология становилась модной, коснулась и других специфических признаков перенесённого рахита.
  Модная в то время сутулость сопровождалась не менее модным выпячиванием живота, вследствие соответствующего изгиба позвоночника, или лордоза. В результате возникало впечатление, будто все женщины Средневековья были "немного беременны", а мужчины с тем же дефектом страдают вздутием живота, или метеоризмом.
  К числу других рахитических признаков, которые хорошо видны на портретах средневековых красавиц, относится и высокий, так называемый олимпийский лоб, когда линия роста волос сдвигается к темени, что стало в те годы предметом мечты всех модниц из высшего света. При отстуствии признаков перенесённого рахита они подбривали волосы на лбу и зачёсывали их назад.
  Другой "аристократической" болезнью, но уже в девятнадцатом веке, считался туберкулёз, или, как его называли раньше, - чахотка. Сегодня причисление туберкулёза к разряду "благородных" болезней, которыми якобы болеют только интеллектуалы или романтики, кажется по меньшей мере странным, поскольку никакой особой духовности или интеллекта среди больных туберкулёзом не отмечается. Напротив, сегодня им по большей части болеют далеко не представители высокой духовной культуры.
  Но в прошлые времена всё было иначе, и, хотя туберкулёз поражал все сословия без разбору, он считался благородной и даже романтической болезнью.
  Чем это могло быть вызвано? Возможно, тем, что болезнь развивалась медленно и незаметно, диагностировалась трудно, в основном на последних стадиях, да и причин её вплоть до конца девятнадцатого века, когда был открыт возбудитель заболевания - палочка Коха, - совершенно не знали. Вследствие этого туберкулёз считался не инфекционной, а нервной болезнью, которой страдают люди утончённые и ранимые, с хрупкой душевной организацией, склонные к отвлечёным размышлениям. Именно эти черты в "благородном" обществе и считались причиной чахотки, вызывая тревогу у многих родителей, когда их чада становились задумчивыми и начинали интересоваться философскими вопросами.
  В силу отмеченных причин и представлений о болезни чахоточных больных не изолировали от общества, они свободно посещали театры, балы, храмы, женились и выходили замуж и даже рожали детей, не подозревая о той смертельной опасности, которой подвергают остальных.
  Примечательно также, что заболевшие туберкулёзом барышни часто обзаводились массой восторженных поклонников, увидевших в них образец красоты и изящества. Такого рода любования болезнью особенно обострились к началу двадцатого века в богемных и декадентских кругах, несмотря на то что туберкулёз уже считался заразным, а лечения ещё не существовало. Считалось, например, что молодые дамы особенно красивы в разгар своей болезни, причём в богемной среде они воспринимались не как жертвы тяжёлого недуга, а как произведения искусства, котрыми следует любоваться и восхищаться. Молодые люди с удивлением наблюдали, как их приятельница, будучи невзрачной "серой мышкой", внезапно преображалась и расцветала, когда болезнь вступала в активную фазу.
  Среди декадентов также существовал особый обычай, который можно назвать патологическим эстетизмом - являться на кладбище во время похорон умершей от чахотки красавицы, чтобы в последний раз запечатлеть в своей памяти её прекрасный образ.
  Как уже сказано, мода - вещь капризная и довольно переменчивая. Она может пренебрегать здравым смыслом, логикой и даже моралью, причём нормы этики и морали она чаще всего и формирует, считая приличным и удобным даже то, что раньше считалось безнравственным, неудобным или приносящим откровенный вред.
  Именно так и случилось с косметическим трендом под названием byojaku, утвердившимся в современной Японии и создающим из местных красавиц подобие больного, жалкого или сильно утомлённого существа.
  Мода на столь необычный внешний облик распространилась в основном среди молодых особ начиная с тринадцатилетнего возраста. Для придания такого вида в Стране восходящего солнца существуют специальные салоны красоты, в которых опытные визажисты не только создают этот впечатляющий облик, но и обучают клиенток своему мастерству.
  Стильный образ простуженной или пережившей несчастье девушки включает в себя бледную с зеленоватым оттенком кожу, тёмные круги и мешки под глазами, набухшие и как бы воспалённые веки, покраснейший кончик носа, имитирующий насморк, сухие, потрескавшиеся губы с небрежно наложенной помадой и обязательно унылое выражение лица.
  Чем вызвана столь экстравагантная мода - сказать теперь трудно. Возможно, стремление выглядеть слабой, несчастной и беззащитной имеет цель обратить на себя внимание, вызвать жалость, сочувствие и желание помочь со стороны противоположного пола. Но такое возможно и даже интересно лишь в отдельных случаях, а когда усталыми и несчастными заполнено всё пространство вокруг - это вызывает недоумение или приводит к неправильным выводам. Примерно такое и случилось с одним нашим туристом.
  Во время своей первой поездки в токийском метро этот турист обратил внимание, что все молодые японки в вагоне имеют измученный вид, словно у них давно болят зубы или они не спали несколько ночей. Зная Японию как страну улыбок, он был немало озадачен увиденным и решил, что где-то тут случилось серьёзное происшествие: дорожная авария, пожар или землетрясение. С этими мыслями он и обратился к ближайшей даме, вызвав на её лице сначала удивление, а потом смех, сильно испортивший весь её старательно нарисованный "несчастный" образ.