Ветеран ВОВ - Разумовская А. А

Сестра мамы (тётя) Кирюхина М.Р. (ветерана Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., публиковал о нём здесь в феврале) – Разумовская Александра Александровна (Шурочка).
Ветеран Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
Автобиографическая справка, написана лично Шурочкой. Все тексты ниже её.

«Москва 1941г.
1-го мая исполнилось 18.
22-го июня война началась, чтоб добровольно на фронт пойти, 25-го писали заявление в райком комсомола. Райком направил в Комитет красного креста. 10 дней учили оказывать 1-ую доврачебную помощь. А 6-го июля уже прощались с Москвой. С каждым шагом всё дальше и дальше от дома шли на запад навстречу с врагом. До трамвая меня проводила мама. Ох, молодец. Всю дорогу держалась без слёз. Только при расставании сильно расплакалась. Еле вымолвила, - Доченька, будь достойной, и вернись, ради бога, живой.
7-го июля присягу приняли. Сразу стали военными. День и ночь началась жизнь под небом открытым. Эх, юность и молодость. Как ты быстро промчалась, - порой хочется крикнуть, - вернись или постой… А была наша юность военной, беспокойной, суровой, крутой. Уже минуло 40, как мы уходили из дома. Стонов раненых нам не забыть. И ползком, на ходу, с раскрытой повязкой (бинтом или пакетом), чтобы рану побыстрее закрыть. А бывало под пулями, что пели, а смерть тогда нам была не страшна. Смерти не боялись, и как-то не думали о ней. Ведь мы же комсомольцы, и главное советское «Вперёд!», на запад, чтоб фашистов прогнать со своей земли, победить. 13 октября 1941-го года – наша вся 2-ая столичная дивизия ополчения. В лесу под Вязьмой оказались. Жили в землянках-блиндажах. В медсанбат меня послали сопровождать раненых. И там узнали, что мы окружены. Тут приказ командира: всем и всё собрать. А по шоссе уже двигались все части к Москве, т.е. назад. 10-го мы тоже к ним присоединились. А это значит, должен быть прорыв. 12-го утром, был октябрь, скопление массовое всех родов войск. Оказывается, мост взорвали фрицы. И даже стала красная вода в реке. Справа гора, оттуда пулемёты, миномёты и самолёты с чёрными крестами бомбили нас. Второй враг, конечно, была паника, никто не скроет… И только к вечеру собрались оставшиеся в живых, и кто ходить или ползти способен. Наш командир дивизиона приказал, что будем пробиваться только группами. Вдруг кто-то крикнул, - «Немцы!» «Танки!» Все сразу – в лес и врассыпную. Нас оказалось 4 девушки и командир дивизиона с сыном (он был наводчиком, ему 17 лет). Шли только ночью. Днём маскировались к большим дорогам, чтобы не встретить фрицев. Маскировали нас смоленские леса. 14-го ночью нам блиндаж попался, конечно, нашими солдатами оставлен был. Уже выпал снег. А мы замёрзшие, усталые, голодные. Конечно, суждено было в него войти. Там стол и нары, и маленькая печка. А на столе – кусок хлеба, качан капусты. Всё сразу разделили, заморили червячка, и повалились все на нары, и сон над нами одержал победу. Проснулись все 15-го утром от крика, услышав немецкие голоса. «Русь партизан». И нас схватили за руки. А ведь у нас – гранаты, пистолеты были и уговор был, если будет встреча с фрицами, чтобы биться до последнего, а в крайнем случае, или гранатой, или последнюю пулю в себя. Все документы, ведь командир был коммунист, мы комсомольцы, чтобы не достались немцам, в землю закопали. Оказалось, что там был склад, нашими солдатами оставленный с оружием. Они за ним приехали. Увидев след на снегу, зашли в блиндаж. Мы спали. И боя не было. Они нас сразу же схватили за руки. Вывели на улицу. Привели в деревню. Но допросили только командира. А у него уже был орден за Финскую войну был орден Красная звезда. Все звёзды из пилоток наших, у него, конечно, тоже, вырвали, в сарай закрыли, и часового с автоматом поставили у двери. И так до темноты. А вечером нас в колонну пленных отвезли. Шоссе – Москва – Минск. Так до утра все протопали от холода, все на дороге, но убежать было нельзя. Ходили часовые конвоиры с автоматами. Кто чуть сойдёт с дороги, сразу автомат и смерть, и так до 19-го двигались к Смоленску. А утром мы с подругой убежали. По нам стреляли. Не суждено нам было умереть. Мы упали на землю, как будто мёртвые. Всех остальных своих в колонне растеряли. Спасибо женщине, которая спасла нас. Эта деревня называлась Новой. От Драгобуша - 5 км. Отошли только, сразу сняли всё военное. Она заставила всё в подвал побросать, а нам дала свои платья, юбку. Ведь мы с подругой Аней только двое убежали. Она попросила помочь ей картошку из-под снега покопать. Нам не терпелось поскорей к своим пробраться. Шли глухими деревнями, чтоб фашистам не попасться. Конец был декабря. Уже пошли в наступление наши. Фрицев от Москвы начали гнать. В начале января мы оказались в Можайске. Оказавшись в штабе, всё рассказали. Но был закон такой, кто пришёл с той стороны, должны тех проверить в лагере. НКВД после проверки – в запасной полк. И опять на фронт. Уже под Сталинград. Там 2-й раз меня ранило. Но в медсанбат я не пошла. Т.к. ранение живота и в лёгкое. Ткани и рана зажили и так…»
Стихи Шурочки «О юности» 1941-1945.
«Пронеслась она быстро, мгновенно,
Не воротишь, не крикнешь «постой!»
А была наша юность военной,
Беспокойной, суровой, крутой…
В восемнадцать ушли мы из дома,
Оставив родительский кров.
…
Дни и ночи под небом открытым,
На своих неокрепших плечах,
Вещмешок, санитарную сумку
Мы несли, укрываясь в лесах…
Пригибаясь к земле под обстрелом,
Стонов раненых нам не забыть.
И ползком уж с раскрытым пакетом,
Чтобы рану быстрее закрыть…
А бывало, под пулями пели,
Смерть была нам тогда не страшна.
Видно время было такое,
Очень Родина нам была дорога…
Жизнь проходит, мы остались живые.
И война уж давно позади.
Лишь на память от сорок третьего года
Фриц оставил осколок в груди…
Повезло, мы теперь уже дома.
Мирный труд, коллектив и работа…»
(текс местами смазан, нечёткий, восстановить пока не удалось).
Письмо с фронта Разумовской А.А. отцу в 27.02.1945:
«27.2.45 г.
Здравствуйте, дорогие мои родители!
Спешу сообщить о том, что я жива и здорова. Нахожусь опять в части. Обо мне не беспокойтесь. Насчёт того, чтобы приехать домой к вам, ничего не вышло. Ну что ж, значит будем воевать. Газеты читаете, так, наверное, слышали о реке Трон. Чувствую себя замечательно. Горло не болит. Вылечила. Опять со своими бойцами. Извините, что так долго не писала. Я думала, изменится адрес. Любимые старички: отец и мама, недалёк тот час, когда мы встретимся после долгой разлуки, ведь уже скоро 4 года, это не шутки. А тем более сейчас, на чужой территории. Немец собирает свою последнюю силу. Думает устоять перед русским воином. Но его карта уже бита. Он чувствует гибель. Это факт. Снег уже здесь растаял. Грязно только. Почти и не было зимы. Кушаем хорошо. Ну что ещё надо солдату? Немца добить и Родину любить. Вот я пролежала в госпитале. А за это время вы посылали посылку. Надеюсь, в скором времени подготовить и послать тоже. Никому пока не пишу. Ни Сане, ни Кристи. Только вам. Интересно, как вы все там живёте? Ведь вы уже старенькие. Некому помочь вам. Растили-растили нас, а тут война. И разъехались в разные стороны… Как Витя? Не приехал ли он домой? У меня на вкладной книжке есть тысячи полторы рублей. Но переслать сейчас некогда вам. Ну они не пропадут. Мне хочется вам чем-нибудь помочь. Кажется, вам там тяжело.
Пишите. Обо всём».