Сын солнца. Глава 1

Ох, и хороша уродилась юная Марийка, кто не встретит, всяк залюбуется, косы толстые, глазища голубые, а уж стан девичий. И нравом удалась, добра да приветлива, каждому улыбнётся, да чего хорошее непременно скажет, распевает день деньской, словно птичка. Да и всякая работа в руках спорится. Женихов, конечно, много сваталась, только дева всем отказывала, и молодым, и старым, и красавцам, и уродцам, и богатым, и бедным, говорила, сердцем чует, ждёт её особый возлюбленный, а второго такого в целом свете нет. И вот пошла как-то с подружками по грибы по ягоды, да, и заблудилось, а навстречу ей лихие разбойники, как увидели такую красоту, обрадовались, возжелали с ней потешится. Бросилась дева прочь, да разве от взрослых мужиков убежишь, как волки кровожадные окружили. И закричала несчастная, восплакала.


— О, лес, батюшка, щедрый даритель, кормилиц, защити меня, убереги от злых людей! — молила она.


Но, ничем не мог помочь добрый лес, лишь деревья раскачивались горестно, да листья шелестели сочувственно. Звери дикие и вовсе оружных боялися.


— О, могучий ветер, что гонит корабли по морю, и ломает деревья, словно прутики, помоги мне, выручи из беды, не дай сгинуть, — продолжала несчастная, под дружный злобный смех губителей.


Поднялся ветер, покрывал шапки с голов разбойников, только большего не мог, в буреломе густом, в ветвях путался. Ещё больше развеселились злодеи, не спешили хватать жертвы, хотели послушать, кого ещё звать станет.


— О, ясно солнышко, разгоняющее мрак ночи, защити меня от жестокой судьбы, — Марийка разрыдалась, — не позволь свершиться непотребству.


И глянуло солнце с небес, и увидело красавицу, а также лиходеев кровожадных, разгневалось, натянуло оно свой лук могучий и послало вниз лучи-стрелы. Угодили они в разбойников, испепелили, обратили в прах, а его по ветру пустили. И пала на колени спасённая, благодарила, поклоны била, слёзы радости роняла. Приглянулась красавица солнышку, по сердцу пришлась, и послало оно луч единственный, согревающий, что коснулся лица красавицы, словно кто ладонью погладил. А когда пришёл срок соответствующий, родила Марийка сына, писаного красавца. Весь в отца, рыжий, да конопатый. Крестила его в церкви, как Владимира, но в миру иначе как «Лучиком» не звали, до того весел и светел был, улыбка с уст не сходила. И во всем дитя удалось, и лицом, и статью, но, особенно, силой богатырской, с самого младенчества такие чудеса творил, окружающие только диву давались. Когда было дитя о трёх лет всего, напал на дитятко пёс озлобленный, у соседа-богача с цепи сорвался, ухватил малый зверя за хвост, раскрутил над головой, да через забор назад и перекинул, бедняга лишь взвизгнуть и успел. Как исполнилось десять, столкнулся с быком, забодавшим пастуха, на узкой тропинке. Могучая зверюга голову нагнула, надеясь забодать, только мальчик ухватил его скоренько, поднял, словно котёнка и на бок положил, да так, что вовсе дух выбил.


А уж как исполнилось шестнадцать, отроку, вовсе никто не смел ему попадаться, аль слова дурного сказать. Меж тем, нравом богатырь юный был добр, да жалостлив, невинного никогда не обидит, даже мяса животного и того не ел, а вот встретиться злодей какой, тут пощады не жди. Уж больно добрый молодец любил кулачный бой, никто с ним в том сравниться не мог, хоть один человек выходи, хоть десять, всех побьет. Но, нельзя не отметить, Мощь свою знал, потому бил в полсилы, а то и в четверть, дабы не зашибить никого, грех на душу не взять. Не хотелось Марийке расставаться с дитятком, да понимала, грех ему простым крестьянством заниматься, при таком-то талантище, лучше в дружину княжескую, родной край от ворогов защищать.


Да и самому Лучику такая мысль дюже нравилась. В общем, как подрос достаточно, всем селом собрали в дорогу, не поскупились, правда денег тех и на доброго коня не набралось, лишь на кое-какую одежонку справную, да припасы в дорогу, а лапти себе странник и сам сплёл. И вот поспешил он в столицу, прекрасный и могучий город Киев, да дорогу туда не близкая, да опасная, идти надо через болота, чуть оступишься, в топь попадешь и как есть, конец придёт. Идёт Лучик осторожно, с кочки на кочку перепрыгивает, и вдруг видит, впереди старичок какой-то сидит, волос, да борода зелены, вместо носа сучок, рубаха на нем так же зелёная и задом наперёд вывернута, опирается тяжело на посох толстый. Вроде расточку малого, да явная нечисть, а с ней всегда осторожным надо быть. Поклонился богатырь незнакомцу.


— Здрав будь, хозяин болот, — произнес Владимир, — прости неразумного, что вторгся в твои владения без разрешения, прошу, не топи путника, дай пройти.


— Сразу видно истинного сына солнца, — незнакомец улыбнулся, — разумом силён, да словом вежлив. Пропущу тебя, если подношение сделаешь, приведёшь мне деву-красу, живую душу, тогда дальше пройдёшь, нет, умрешь злой смертью.


— Не дело это жертвы человеческие приносить, — странник нахмурился, — уж лучше самому сгинуть, коли сумеешь одолеть, конечно.


— Ладно, мне с таким силачом бороться не сподручно, годы уж не те, — старик крякнул, — а нет ли у тебя, случайно, зелена вина заморского?


— Здесь бы я отдал, не пожадничал, — Лучик вздохнул, — да из бедной семьи, нет у меня денег на подобное, если хочешь, могу хлебом поделиться, что матушка в дорогу пекла, нет его вкуснее в целом свете.


— Хлеб мне не подходит, — хозяин болот вздохнул, — только рыба, да лягушки и пиявки с червяками. Однако, остался последний шанс. Забрёл ко мне злой чужак, видом страшный, нравом безжалостный, всех кикимор распугал, самого прихлопнуть грозит, каждого путника, что к нам забредает, проглатывается с костями и одеждой. Сумеешь злодея прогнать или извести, и из болот выберешься невредимым, и ещё подарок поднесу бесценный.


— Самый прекрасный дар, это возможность доброе дело сделать, иного не требуется, — отмахнулся добрый молодец, — а веди меня к чудовищу поганому, непотребному. Посмотрим, сумею ли сдюжить и извести его?


И вот повёл старик Владимира за собой, а кочки перед ними сами из топи выныривали, и вот забрались в самую гиблую часть, старик в воду камешек бросил и вздыбилась топь, показалась из неё образина жуткая, голова рыбья, туловище медвежье, когти на передних лапах тигриные, вместо ног вовсе хвост змеиный. Зарычала тварь безобразная, кинулась на храбреца зубами щёлкая, только Лучик не убоялся, принялся нечисть мерзкую кулаками охаживать, от ударов тех ох не сладко пришлось людоеду, чешуя и та не помогала. Наконец, ослабел монстр, язык из пасти вывалился, дышал хрипло, не мог и подняться, взмолился человеческим голосом.


— Пожалей меня, пожалуйста, чудо богатырь ради моих малых детушек, не губи, обещаю с болота сего уйти, да не губить людей напрасно, не обижать другую нечисть, — начал он, — хочешь, любую награду дам, откуп, есть и злато, и серебро и камни драгоценные, что у путников отобрал.


— Молод я и неопытен, — Лучик вздохнул, — жизни не знаю, опыта не набрался, а спрошу совета у хозяина болот, скажет помиловать, поверить, почему бы и нет, даже такую мерзость губить совсем-совсем-совсем не хочется, прикатит казнить, не обессудь. Нечисть любая лгать большая мастерица.


— Нет у него ни золота, ни камней самоцветных, врет, подсунет обычных гнилушек зачарованных, да и был таков, — покачал головой старик, — а потребуй с него зуб, наложу на него чары сильные, чтобы не сумел нарушить слова данного, а иначе сгинет непременно, умрет смертью ужасной.


Зарычал болотный монстр сердито, но не посмел перечить, тем паче, несколько его зубов, после ударов богатырских, шатались, один выдернул и кинул болотнику. Тот добычу в кочку воткнул, пошептал над ней, руками поводил, только искры посыпались, и стал зуб тот словно золотым. Протянул Лучику.


— Большая сила в сей вещи, — пояснил хозяин болот, — если вонзишь какому ворогу в тела, кем бы ни был, хоть человек, хоть чудовище громадное, хоть сам демон из преисподней, непременно помрет. Но, использовать можно лишь раз, потому, береги, больше, чем собственные очи, да никому о добыче не рассказывай, а то магия моя разрушится, и болотный монстр от клятвы избавится, да начнёт снова зло творить.
Поклонился богатырь старику низко, благодарил за дар бесценный, уж тому, кто собирается со злом бороться, да край родной защищать, такой предмет точно сгодится. Попрощался и с чудовищем, да посоветовал помнить о данной клятве. Зуб же веревкой обвязал да на шею повесил, под рубаху спрятал. Новый знакомый, как и обещал, провёл через болота, показал верный путь. Отправился Лучик дальше, долго ли, коротко ли шёл, да дорогу преградила пропасть широкая, жуткое провалище, и не обойти его, не перепрыгнуть никак. Покрутил головой добрый молодец и увидел невдалеке дерево поваленное, видать, сильным ветром уронило, или само упало от старости, поднял его богатырь и перекинул вместо моста, только перешёл, как раздался рык злобный, от которого земля задрожала, поднялся перед странником на той стороне великан огромный, голова кабанья, рога турьи, туловище человечье, но все волосами густыми заросло, за ахал кулаками огромными.


— Как смеешь ты мосты наводить, да на земли мои ступать без дозволения? — закричал монстр ужасающий. —  Трижды тридцать человек загубил я, лишь на этой седмице, без одного человека, вот ты как раз им и станешь.


— Не поймавши сокола, а уж пёрышки выдергиваешь? — разозлился Лучик. — И откуда ты только такой взялся, губитель невинный?


— Как и многих злодеев, породил меня злой колдун, что зовётся «Сто Бед», — пояснил великан, — сила его колдовская особенная, чем больше горя невинным приносит, тем могущественнее становится, и нет ничего в сём мире, что способно ему вред причинить. Но, тебе это знание не поможет, ибо сейчас убью, да и съем.


Попытался монстр ужасный странника ударить, да тот его кулак своим встретил и раздался хруст громкий, завопило чудовище, замахало пострадавшей конечностью. Лучик же подхватил ствол-мост, да отправил его в полёт могучей дланью, не забыв молитву произнести. Угодил прямо в лоб противнику, и сел великан, в себя придти не может, лишь икает, и глазищами, осоловевшими моргает. Не стал Владимир времени терять, сцапал недруга за копыта, оторвал от земли, раскрутил и в пропасть сбросил. А провалище ближе ко дну сужалось, и застрял рогатый, пошевелиться не может, взмолился он о пощаде, умолял вытащить его, обещался больше люду русскому не чинить вреда, никого не гнать со своей земли, а ещё возвести мост своими руками и охранять его, да поддерживать в хорошем состоянии. Пожалел побитого странник, спустился вниз потихонечку, до того сбросив дерево, толкнул им гиганта, выбил, словно пробку из бочки. Только обманщик, как из пропасти выбрался, дождался, пока Лучик вылезет и схватил его, радостно хохоча, думал раздавить спасителя, да поднёс к морде неосмотрительно.


Силач пальцы разжал, оттолкнулся от ладони, приложил кулаком врага коварного уронил его на землю, сверху приземлился, ухватил противника бывшего за рог, отломил его без жалости, да в глаз твари и вогнал, тут великану бесчестному и конец пришёл, распался он в пыль, а она собралась комочками в определённые формы и вот явились перед удивленным богатырем кабан обычный, тур, да человек какой-то мёртвый, звери же прочь кинулись и скрылись из виду, чары злые, на них наложенные порушились. Мёртвый же походил больше всего на половца, из злых кочевников. Похоронил Владимир его, грех же тело так бросать, да пошёл дальше, опечаленный. Победа не радовало, если бы великан не обманул, был бы жив до сих пор, а так пришлось жизни лишить. Долго ли коротко шёл, а увидел впереди какое-то сияние необычное, от которого даже глаза болели. Решился подойти, посмотреть, что за чудо чудное, диво дивное. Видит терем стоит, да не простой такой огромный, что за крышу облака цепляются, бревна, из которых срублен, словно из чистого золота, окошки драгоценными каменьями обложены, вокруг же, словно сторож, бродит Чудо-юдо огромное, о трёх головах, из ноздрей дым валит, как увидело странника, зарычало злобно, накинулось. Только Лучик уж попривык к разным ужасам, навидался, подхватил с земли камень, да бросил, угодил прямо в пасть чудовищу, оно им и поперхнулось, закашлялось, меж тем, богатырь оббежал ворога с другой стороны, ухватил сильно могучими руками за хвост, рывком оторвал от земли и принялся колотить о твердь, три раза приложил, и взмолилось Чудо-юдо, простило помиловать, обещало больше не нападать ни на кого.


— В тереме этом живет девица красоты невиданной, — начал трёхголовый, — коли пожалеешь, освобожу её, твоей станет. Из благодарности ни в чем отказа знать не будешь.


— Освободить деву, это дело правильное, — кивнул удалец, — а ты смотри, держи слово своё, не заставляй жизни лишать, убирайся с глаз, и коли услышу, что опять кому вредишь, голов не сносишь.


Поспешил Владимир к терему, выбил плечом двери крепкие, сорвал цепи железные, поднялся по лестнице в светелку, глядит, а там вправду дева-краса сидит, и второй такой в целом свете не сыскать. Поднялась пленница, поклонилась низко, благодарила за спасение, предложила на стол накрыть, захлопотала, мол, пока воин света потчевать изволит, взобьёт перины пуховые, подготовить постели, дабы мог он отдыхать. Хотел уже странник за еду приняться, да чего-то на душе нехорошо былую словно предчувствовал недоброе. Не стал он трогать яств, да пробовать напитков сладких, окно распахнул, да подозвал чудовище, велел пасть открыть. Чудо-юдо смутилось, однако, перечить не посмело, видимо, догадывалось, что за непослушание будет. Стоило проглотить немного, как упало на землю, забилось в агонии, из пастей, разинутых пена пошла. Тут нечисти мерзкой и конец пришёл. Услыхала девица шум, прибежала немедленно, да увидала чудовище мертвое, закричала от злости великой.


— Знал бы ты, что содеял, смертный человек, — прошипела красавица, — то не просто нечисть была зловредная, мой младший братец. Теперь отомщу жестоко, хотела просто скушать, ныне же разорву на кусочки, заставлю страдать бесконечно.
Начала дева расти и меняться, только не стал Лучик ждать, пока закончит, подхватил стол дубовый да ударил хитрое создание, выбросив в коридор, кинулся следом, ухватил за волосы, потащил к постелям застеленным, бросил на перины мягкие. И вылезли из кровати шипы стальные, пронзили хитрого перевертыша, уже мёртвый, сделался он собой прежним, мерзкой змеищей о девяти головах. Распалось тело на части, как и в прошлый раз, превратились кусочки в змей, расползлись в разные стороны, осталось лишь тело девы из рода печенегов, весьма уродливое.


— Ох, не удивлюсь я, коли и эти двое дело рук колдуна нечестивого, что зовётся «Сто Бед», — странник вздохнул, — расстарался же этот зловред, немало чудовищ расселил по земле Русской. Надо бы князю доложить, может, сам с дружиной верной и отправится воевать сего злодея.


Вышел богатырь из терема, поджег его скоренько со всех четырёх сторон, кинул в огонь и тело первого Чудо-юда, которое так же распалось, оставив лишь покойника-человека. Только хотел дальше направиться, как земля задрожала и вот примчалось третье чудище, уже о двенадцати головах, зарычало гневно.


— Как посмел ты моих младших брата и сестру погубить? — воскликнул монстр. — Или надеялся избежать наказания за подобное, убивал я и за меньшее, и тебя со свету сживу!


Выдохнуло Чудо-юдо поганое пламя из всех пастей, казалось от богатыря и праха не останется, только не сделалось ему ничего, видать, сыну солнца жар не страшен вовсе, лишь засветился, растерялась нечисть от подобного, меж тем, храбрец вырвал из горящего терема одно бревнышко, да как начал им недруга охаживать, что многоголовому занеможилось, рухнул, под градом ударов, взмолил пожалеть его, да помиловать, не губить жизни.


— Прости, мог бы я пожалеть, да веры нет таким, как ты, — Лучик покачал головой, — уж больно вы обманывать горазды.


Подхватил врага, да в горящий терем и бросил, тут же тело того распалось и полезли из пламени змеи, скрылись в лесу. Странник же опечалился ещё больше, ох недобрые дела творились, а ведь он не так давно дом покинул и матушку, а уж столько нечисти встретил.