Побег с чайного острова - черновик 2

ДЕНЬ I

1.

Похоже, это сон. Или галлюцинация. Мгла повсюду, казалось, она прилипала к коже, волосам и одежде. Прошла секунда или вечность, и белизна растворилась.
— А тебе кто-нибудь говорил, что начинать знакомство с фразы «Эй, ты, гномик» нельзя? — низкорослый мужчина сидел за столом и держал в руках глиняную кружку с пивом. — Что за это как минимум можно получить в морду, тебе говорили? — он отхлебнул и продолжил: — Между прочим, я не гномик, как ты выразился, а гном. В какой-нибудь Радонии меня бы звали краснолюдом. А ты можешь звать меня Дувель Крук. Глупое имя, но уж какое досталось.
Дувель говорил на чистом радонийском. Без характерных жевательных звуков, которые есть у всех, кто учит язык, а не говорит на нём с рождения. Ксенос тоже умел говорить на радонийском как на родном, но Ксенос учился радонийскому и другим языкам мира с самого детства.
Гном отхлебнул пива и двумя пальцами показал на свой гладко выбритый подбородок.
— Видишь? Никакой бороды. И усов. И мы не дети подземелий, — Дувель выставил палец. — Запомни. Всё это тебе пригодится.
Точные ударения, даже в, казалось бы, сложных словах. Верная интонация. Этот гном, если бы он был настоящим, а не плодом ядовитой галлюцинации, мог легко сколотить состояние, преподавая радонийский в императорских академиях.
— На самом деле я люблю тераграндийский, — гном будто услышал мысли Брайдера. — Не язык, а музыка. Правда, проблемы с некоторыми буквами, но к этому можно привыкнуть.
Стол, за которым сидел Дувель Крук, был посреди абсолютно пустой таверны: без барной стойки, других столов, лестниц. Просто огромное помещение. Стены из брёвен, лежащих друг на друге без какого-либо крепления. Ксенос Брайдер стоял рядом со столом и, глядя на эти стены, прикидывал, куда отпрыгнуть, когда всё начнёт рушиться.
А ещё эта странная таверна непонятно как подсвечена. Ксеносу казалось, что свечение исходит отовсюду и из ниоткуда.
— Эти брёвна побывали в руках гнома и гномом уложены. Вторая великая чистка уничтожит всё, но они устоят, — усмехнулся Дувель, затем в несколько глотков допил пиво и с грохотом поставил кружку на стол. — Так и будешь молчать? Скоро сюда придёт Труналапатан Сур-пур-пур... Тьфу! Язык сломаешь, пока полное имя этого чёрта выговоришь!
Дувель полез в мешок, который, как оказалось, лежал на столе и который Ксенос не заметил. А глиняная кружка исчезла. Видимо, особенности сна: всё появляется из ниоткуда и туда же уходит.
Гном достал мятую бумажку, и сделал пальцами движение, которым обычно убирают ото рта усы. Видимо, по привычке.
— Его зовут Трунулапатан Рустумбургалин Улабарод. Признайся, ты страдал? Если читать, то с третьего раза поймёшь. А с пятого получится без ошибок. Но всё это не важно, потому что я зову его Томми. Увидишь — поймёшь. Но лучше бы тебе его не увидеть. Противный тип. Жутко раздражает. Особенно когда начинает нудить и пальцы загибать: «Это раз, это два», — гном воспроизвёл ситуацию. — Правда, пальцев у него нет, но дела это не меняет, — он бросил бумажку на пол. — Так вот, этот Томми скоро придёт. И если ты будешь прикидываться статуей, то лучше нам распрощаться прямо сейчас.
Ксенос не понимал, в чём дело. Мозг работал, мысли сверкали, но в голове тихо и пусто. Ни одной тактики, ни одной стратегии, даже ни одного слова не возникало. Ксенос просто смотрел на Дувеля и стоял.
— Видимо, паралич. Ладно, плавали, знаем. Вот что тебе нужно сделать, — Дувель выставил палец, будто собирался им погрозить. — Первое: Олаф. Вроде как Дадвалафорс, но это не точно. Маг высшей категории. Второе: Дария Молина Альварес. Постарайся найти её до того, как она состарится, потому что тебе сотворить с ней новую жизнь.
Ксенос Брайдер почувствовал, как к горлу что-то подступает. Нет, это не была тошнота, нет, это был воздух. Воздух, который, проходя через голосовые связки, обрёл звуковую форму. Ксенос не контролировал происходящее и говорил как будто против воли:
— Это как в тех глупых книжонках? Предназначение?
Правая рука Ксеноса резко поднялась и закрыла рот. Мозг не отдавал команды для этого движения.
— Знаю, знаю, —Дувель расплылся в хитрой улыбке. — Эвелин занимает тебя, да? Она хороша. Но она должна погибнуть.
Расстояние — два шага. Препятствие — стол. Длина меча — сто десять сантиметров, ещё сорок рукоять. Меч за спиной.
«Когда я успел повесить его за спину? Это же непрактично! Да и откуда у меня меч?» — мелькнуло в голове у Ксеноса.
Левая рука скользит к поясу, правая нога вперёд, правая рука — тянется к рукояти меча. Коротышка-гном. Рост примерно стодвадцать сантиметров, может уклониться, качнувшись назад и упав. Но не уклоняется.
Второй шаг. У стола. Левая рука хватает столешницу, поднимает и толкает вперёд. Гном падает вместе со стулом на спину. Правая рука, так и не коснувшись рукояти меча, идёт вниз и упирается в столешницу. Надавливает с силой. Обе руки. Давят. Столешница переламывает гнома пополам сразу чуть ниже рёбер...
— Замечтался? — щелчок пальцами вывел Ксеноса из состояния планирования. — Долго ты. Целых две секунды. Я б за это время успел девку какую завалить в сарае. Кстати, вор, — гном пальцем указал на Брайдера, — поздравляю тебя с новым навыком. Эти мысленные шахматы просто восхитительны! Правда, думаешь долго, но для профессионального вора, а не устранителя это хороший результат.
— Кто ты?
— У тебя не голова, а капуста? Чем ты слушал, когда я представлялся? — гном хохотнул. — Ладно, ты ещё в полёте. И думаешь не о том, о чем надо.
— А о чем надо?
— О девках, конечно, что за вопрос! И выпивка, о выпивке тоже! Но это когда ты жив. А с Эвелин ты найдёшь смерть. Настоящую, а не как сейчас.
— Как сейчас?
Ксенос Брайдер заметил, что гном облачён в кольчужный доспех. Странно.
— Похоже, здорово тебе мозги яд-то пожрал. Хорошо, что Эвелин не рассчитала дозу. Уж не знаю, специально или случайно. И теперь ты разговариваешь со мной, получая от этого непередаваемые ощущения и море удовольствия.
Дувель Крук мерзко хохотнул.
— Доза? С тобой? Маленькая?
Гном выдохнул и серьезно посмотрел на профессионального вора.
— Тебе пора просыпаться, пока ещё можешь. Обычно в таких случаях человек открывает глаза, резко поднимается и делает глубокий, звучный вдох, после чего часто и глубоко дышит, смотря куда-то вперёд или вниз. Но наш Ксенос Брайдер решил, что лучше так не делать. Лучше запомнить третье: не доверяй воле океанических волн.
Ксенос понятия не имел, что это за шифровка и чья воля должна вызывать доверие.
— Кто знает, что замыслила Эвелин. Кстати, а так ли её на самом деле зовут?
Ксенос открыл глаза и огляделся. Он не понимал, как это произошло, потому что он и так стоял с открытыми глазами посреди пустой таверны. Но ещё Ксенос лежал на кровати в небольшой комнате с грубо обработанными каменными стенами и таким же дрянным потолком. Светло-зеленый свет, как будто от луны, проникал через узкие щели в стенах. В комнате одна дверь – дубовая вся в масле или грязи.
— Ничего страшного, — в руках у Дувеля теперь был не глиняный, а стеклянный бокал с пивом, — Сейчас начнётся. Запомни четвёртое: Дария Молина Альварес должна выжить. Даже если придётся сжечь целый мир. Всё, что тебе нужно делать — это защищать её.
Гном замолчал, затем демонстративно осушил бокал и бросил его в стену. Звука удара и звона стекла не последовало. Не было вообще никаких звуков.
— Если она не выживет, начнётся Вторая Великая чистка.
Руки и ноги Ксеноса были привязаны к кровати. Кожаные ремни, на вид крепкие. Брайдер решил проверить, напряг руки и потянул вверх. Не вышло.
Дверь открылась, но при этом осталась закрытой. Вошла женщина с зелёными глазами, волосами цвета корицы. Облачённая одежду, сшитую, кажется, из лоскутов кожи разного оттенка.
— Эвелин? — спросил Ксенос. Разумеется, это была не Эвелин, но отравленный ядом мозг твердил обратное.
— Ксенос Брайдер, как хорошо, что ты проснулся, — голос не-Эвелин был каким-то тягучим, низким, будто произнесённым дважды. — Ты был в коме уже несколько дней. Надеюсь, ничего не болит?
— Что ты со мной сделала? — выпалил Ксенос, не понимая, почему он это спрашивает.
— Ты же знаешь, я всегда получаю, что хочу, — ответила не-Эвелин, подошла к кровати. — Я знаю, что ты вор. Профессиональный вор, работающий по найму. Я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что, — она села на край кровати и продолжала стоять рядом.
Какой-то жуткий сон, с каждой секундой бесконечности он становился всё странней и странней.
— Сделай для меня кое-что, и я подарю тебе наслаждение, которого ты никогда раньше не испытывал.
Ксенос пытался освободиться, но не мог — даже не из-за ремней, а потому что тело не подчинялось приказам. Как обычно бывает в кошмарах.
— Я не сделаю для тебя ничего, потому что не сделаю ничего, потому что не сделаю ничего, — сказал Ксенос. Комната исчезла, кровать тоже, остались только Ксенос среди звёзд и голова не-Эвелин рядом.
— Мы будем вместе. Вечно, — звучал голос, похожий теперь на хлюпание и рык одновременно.
Ксенос сосредоточился на своём теле. На реальном теле, том, которое лежит на кровати в главной городской таверне. Порт Дендро. Надо попытаться пошевелить руками или ногами. Обычно с этого всё и начинается. Да, с движения. Этому учили в лагере на острове. Чтобы сделать небольшое движение там, в реальности, во сне нужно приложить нечеловеческие усилия. Можно было бы попытаться сделать что-то необычное, но тут и так всё странно. Ладно, дальше — дыхание.
Ксенос глубоко вдохнул, но это был вдох во сне. Попробовал снова. Задержал дыхание. Открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука. Значит, осталось последнее — перестроить этот сон. Брайдер представил остров и воровской лагерь... но не смог ничего вспомнить.



2. УТРО

Хавьер Берналь внимательно наблюдал за тем, как слуга закинул на крышу последний чемодан. Чтобы успеть домой, пришлось встать до восхода солнца, поэтому Хавьер что есть сил давил зевоту. Мия, его жена, тоже не выспалась, тем более после приёма у Мерталов. Но зато она уже в повозке, может, задремала — шторы на окнах кареты были задёрнуты, к счастью.
Хавьер вдохнул — медленно и глубоко. Им ехать весь световой день. Кое-где дорога проходит вдоль гор, а это значит, что... А ничего это не значит. Проходит и проходит. Берналь мысленно пожал плечами и подошёл к кучеру.
— Ну что, к вечеру будем?
В ответ кучер как-то странно посмотрел и кивнул.
— Поместье Лакруа. К вечеру доберёмся? — повторил Хавьер твёрдым голосом.
— Да, да, конечно, — ответил кучер и несколько раз кивнул.
Мия была в карете. Женщине было некомфортно в широком, расшитом золотыми нитками и бисером платье, поверх которого лежала шёлковая накидка. Однако Мия не стала раздеваться. Она подготовила веер, поставила рядом корзину с водой и фруктами, высвободила из-под золотой заколки вьющиеся каштановые волосы, которые тут же упали на плечи.
Теперь можно подремать. Мия рассчитывала сделать это под шум колёс, однако повозка до сих пор не двигалась. Женщине хотелось высунуться и спросить, скоро ли они поедут, но, во-первых, это было бы как-то странно — для того образа, который они с мужем рисовали. А во-вторых, ну как она будет выглядывать, придётся же заново всё надевать.
— Вы уже ездили этим маршрутом? — услышала она голос мужа.
— Да, конечно, тут дорога-то одна, — спешно ответил кучер.
Хавьер устроился напротив жены, скинул на сиденье рядом с собой халат, расшитый золотыми нитками, оставшись в выбеленной льняной рубашке, башмаках и чёрных тонких штанах. Послышался щелчок кнута, карета медленно поползла по улице.
— Всего неделя, — произнесла Мия.
— В следующий раз попрошу у папаши побольше, — ухмыльнулся Хавьер.
— Дней?
— Денег.
Хавьер Берналь, конечно, любил своего отца, но больше как денежный мешок. И честно сам себе в этом признавался. Уважения не было, страха тоже, только вынужденная игра. Тем не менее, желал отцу долгих лет жизни, поскольку наследником станет Базиль, старший брат Хавьера. И уж Базиль точно не упустит шанса пустить младшенького по миру. Поэтому вот уже лет десять как Хавьер подворовывал из отцовской казны — подделывая и внося изменения в чайные бумаги.
Лакруа на острове были известны двумя стабильными, как время, вещами: чайной плантацией и тем, что в роду всегда рождались мальчики. Однако в какой-то момент впервые родилась девочка.
— Ты меня вообще слушаешь? — если бы Мия могла дотянуться до Хавьера, она бы подёргала его за плечо. — Я говорю, больше не хочу общаться с этими Мерталами.
— Почему? — Хавьер попытался вспомнить, что могло пойти не так на приёме, но не получилось. Ну приём и приём, было вино, пиво, много мяса и фруктов. И какие-то разговоры. Хавьер никогда не вникал в разговоры на приёмах, потому что ему они никогда не нравились. Ну о чём можно говорить? О состоянии? О том, кто какую книгу прочитал или какое представление видел? «О, смотрите, я купила новый ковёр, а я заказал у ювелира новые браслеты»? Поэтому Хавьер ограничил своё общение на таких событиях односложной болтовнёй: кивал, когда надо, строил серьёзную мину, когда нет, и хохотал, когда было что-то похожее на шутку. Тем более что темы не менялись и почти всегда сводились к забавным историям, которые произошли с теми, кого Бернали не знали и знать не могли. С выдуманными людьми. Хавьер ходил на такие приёмы и ужины по двум причинам: увести в укромное место какую-нибудь симпатичную служанку и не допустить того, чтобы какой-нибудь светский выродок увёл в укромное местечко Мию.
— За столько лет общения я поняла, что мне совершенно не хочется проводить с ними время. Не знаю, почему. Может, из-за их позиции, — задумчиво сказала Мия.
В карете шумнее обычного.
— Мой старик тоже иногда чудит, но что с него взять? — поскольку Хавьер не помнил, что за разговоры были на вчерашнем приёме, то и поддержать жену он не мог. Поэтому рассчитывал вывести её на нужное русло с помощью общих фраз, а потом, поняв, в чём дело, высказать свою точку зрения.
— При чём тут твой старик? — Мия, кажется, была возмущена. — Мерталы твердят о какой-то свободе, выборе, о дороге в будущее, а сами нанимают всё больше слуг. Я думаю, если б не порядки, то они б и не платили даже. Потому что им нужны рабы.
Поведение старика Итана Берналя тоже было не ангельским. На склоне лет он заделался благодетелем и доброхотом, всё больше играя в немощного старика с провалами в памяти. Однако Хавьер знал, что это трюк, что его отец на самом деле хитрый и расчётливый. И в курсе про подворовывания и подделки чайной документации.
— Ну мы же тоже не играем в освободителей, — сказал Хавьер, и прошёлся языком по зубам, как будто в них что-то застряло. Он знал, что Мию это разозлит. Всегда злило, особенно причмокивания, которые Хавьер при этом издавал. Однако в карете было слишком шумно, поэтому выпад улетел в никуда. — Если отец ослабит хватку, то поместье развалится. Наши поселенцы, назовём их так, первыми же поднимут нас на колья. Поэтому ни о какой, не знаю, свободе и речи быть не может. Мы рождены, чтобы править, они — чтобы подчиняться.
Мия тяжело вздохнула и закатила глаза. Нет, Хавьер точно её не слушал. Или не слышал. Женщина знала о том, что Хавьеру не было дела до светских игр и прочих представлений. Все в приличном обществе это знали, поэтому одного Хавьера никуда не звали. Зато у мужа была другая странная особенность: время от времени по вечерам он шёл в дальнюю корчму в поместье, почти у границы с поместьем семьи Кадуки, где переодевался в простую одежду, без бархата и украшений, и почти до утра сидел с мужиками. Утром Мия видела блеск в глазах мужа, но не только алкогольный, а какой-то жизнерадостный.
Возможно, таким способом Хавьер хотел спрятаться. Спрятаться от себя самого, раствориться в жизни, потому что не чувствовал себя полноценным. Но, возможно, это всего лишь домыслы. Поэтому Мия поменяла тему. И нет ничего лучше, чем поговорить о женщинах и о еде. Первую тему затрагивать было бы как-то странно, поэтому Мия взялась за вторую.
— Как тебе мясной бульон? Мне кажется, мясо ягнёнка было особенно нежным, — Мия была женщиной в теле, поэтому старалась сильно не налегать на еду. И бульон этот она не пробовала.
— О, да, волшебно! — оживился Хавьер. — А салат с кускусом, сыром и огурцом — вообще невероятно! Вино, кстати, было радонийское, — Хавьер сморщил лицо. — Я, конечно, ко всякому привык, но в голове тревожно. Надо было к лекарю заглянуть, порошки какие взять. Или к травнице, что ли.
Разговор не клеился. Хавьер сложил руки на груди, откинулся на спинку и закрыл глаза, пытаясь дремать. А Мия подумала о том, что по дороге из Анжерена в поместье они ездят уже лет десять, если не больше. Выезжают через западные ворота, потому что постоялый двор «Этюд», самый большой в Анжерене, расположен совсем рядом. Ходу там — минута, максимум две. На воротах всегда две проверки: первую делают городские стражники, вторую — солдаты из гарнизона.
Мия не знала, во сколько они с мужем отбыли от постоялого двора, однако по ощущениям казалось, что в пути они уже минут пять.
— Хавьер...
Карета замедлила ход и остановилась. Послышался тяжёлый топот, дверца кареты распахнулась, и на пороге возник обычного вида мужчина. Это даже удивило Хавьера: ни лысины, ни огромной рожи с квадратной челюстью, ни шрамов, ни бороды с усами. Ничего запоминающегося. Обычный городской стражник, облачённый в кожаные ламелярные доспехи без каких-либо гербов и других опознавательных знаков. Короткая дубинка, ножом за поясом. Тёмные кудрявые волосы, как у Хавьера, густые брови, карие глаза, смугловатая кожа. Берналю даже показалось, что стражнику тоже около сорока лет. Однако, во-первых, на лице у стражника всё-таки прослеживались морщины. А во-вторых, это был жандарм.
— Мия и Хавьер Бернали, — то ли спрашивая, то ли утверждая произнёс мужчина у порога кареты. — Я — старший городской дознаватель Пристос Суше. Надеюсь, вы пойдёте со мной добровольно.
Позади дознавателя стояло несколько человек в кирасах и с дубинками. Эти точно были стражниками — видно по глупым лицам.
Мию начало трясти, у Хавьера перехватило дыхание. Чтобы не сделать какой глупости и успокоить руки, мужчина с силой давил ладонями в колени. Хавьер хотел задать всего один вопрос. Словно услышав мысли, Суше кивнул.
— В чём нас обвиняют? — Берналь старался говорить ровным тоном.
Старший городской дознаватель либо выучил наизусть текст обвинения, либо просто был к этому готов, потому что слова из его рта вылетали скороговоркой:
— Массовое уничтожение чужого имущества, уничтожение чайной плантации, нанесение урона существованию острова Тиам и островной цепи — нашей великой Тераграндии, угроза продовольственной безопасности, потенциальная угроза императору, массовое убийство с особой жестокостью, попытка побега с чайного острова после преступления, — казалось, Суше сказал это всё на одном выдохе. — Попытка обмана старшего городского дознавателя. Но это мы в протокол заносить не будем. А теперь, — он отступил назад и в сторону, открывая проход, — по одному, без резких движений.



3. УТРОДЕНЬ

Комната, в которую привели Берналей, была не похожа ни на кабинет дознавателя, ни на тюрьму, ни на что-либо ещё. Это просто помещение на третьем этаже в здании островной жандармерии.
Три пустых дыры-окна размером с человеческий рост, голые каменные стены, песок, пыль. Большая деревянная дверь с засовом. Окна выходили во двор жандармерии. Хавьер смекнул, что иногда подозреваемые могли из этих окон выпасть — случайно или пытаясь сбежать. Поэтому он взял Мию за руку и стал так близко к двери, насколько это возможно. В комнате не было никого, кроме Берналей и Суше. Значит, либо дознаватель самоуверен, либо просто использует нож при необходимости.
— Подвал занят, там пытают очередного мятежника, — словно извиняясь сказал Пристос Суше, видя замешательство Берналей. — Что касается вашего случая, то это было неделю назад. Как раз после вашего отъезда из поместья Лакруа, — дознаватель прохаживался вдоль окон. — Урожай с плантаций входил в состав тераграндийского чая. Знаменитого на всю Гардарику. Теперь вы понимаете, откуда в обвинении угроза императору. Сгорело всё. Поселковые дома тоже сгорели. Вместе с людьми.
Поместье Лакруа сохранило своё родовое название. Но, как и все другие, это уже не семейная усадьба, а настоящий посёлок. Большинство работало на чайной плантации, однако развивались и другие виды деятельности: был свой кузнец, корчма, небольшой постоялый двор, рынок, часовня — всё то, без чего не может жить нормальное поселение. Конечно, масштабы совсем не сравнимы с Анжереном, главным и крупнейшим городом на острове. Сколько там человек проживало? Хавьер силился, но вспомнить не мог.
И сейчас Бернали слушали, что говорит дознаватель, но отказывались это понимать. Не потому что противились мысли, что потеряли всё, а потому что не могли принять мысль, что буквально потеряли всё и сразу, в одно мгновение — будто по щелчку пальцев. Но такое ведь невозможно. В том мире, который был ещё каких-то двадцать лет назад, — да. Но в этом мире, мире относительного спокойствия и стабильности — нет. Такое могла сотворить только магия.
— Отсюда в обвинении массовом уничтожение чужого имущества, которое я упомянул ранее, — Суше остановился и попеременно смотрел на Хавьера и Мию.
В доме были деньги. В двухэтажном особняке, где жила семья Берналей, было много денег. Только у одной Мии — около сорока тысяч грандирок. Целое состояние, скрытое от мужа. Однако монеты не могли расплавиться. Мия знала, как их чеканят. Раз дознаватель не сказал про деньги, значит, их украли.
А почему она подумала про деньги? Уничтожен целый посёлок, люди, чужие и родные, превратились в пепел, а она думает о деньгах. Какой позор! Мия хотела разрыдаться, но не могла этого сделать. Женщина в принципе не могла ничего сделать, потому что не чувствовала своего тела. Оно никуда не девалось, но оно никак не отзывалось на команды, данные мозгом.
Дознаватель остановился. Посмотрел на Мию, затем на Хавьера.
— Вообще странно было бы устраивать такое ради денег. Но эту версию мы проверили первой. Мёртвым деньги ни к чему, поэтому всё, что найдено, отправилось в островную казну. Обнаруженное на месте вашей усадьбы — тоже.
Мия почувствовала, как её нежные пальцы медленно сжимаются. Это кража! Законная, но кража!
— Погодите, но это же наши деньги! — злость внутри Хавьера пересилила ужас и оцепенение. — Так нельзя! — он сделал шаг.
Дознаватель выставил ладонь.
— И хотя гарнизон поручил мне вас всячески защищать и оберегать, если прямо сейчас, пока мы с вами в этом помещении, вы сделаете ещё хотя бы шаг, я выброшу вас в окно и напишу в рапорте о нападении.
Тон дознавателя был неожиданно доброжелательным. Суше сложил руки на груди и качнулся взад-вперёд.
— Итак, версия. На большой земле вы встретились с приезжей бандой. И договорились о том, чтобы обнести имение. Чтобы отвлечь внимание, решили поджечь плантацию. Всё это должно было произойти в ночь после вашего отъезда. Однако что-то пошло не так. Думаю, на остров Тиам вместо четырёх бандитов прибыло четыре тысячи, которые камня на камне не оставили.
Хавьер слушал и понимал, что всё это похоже на какую-то глупую сказку. Берналю казалось, что сам Суше не верит в то, что говорит, пусть и очень убедительно.
— Вы не знали, что произошло, поэтому спокойно проводили время в Анжерене и собирались ехать домой в поместье, — Пристос заложил руки за спину и повернулся к окнам. — Какая глупость.
Хавьер, сам того не понимая открыл рот. А потом закрыл. Хотел выставить палец, но передумал — мало ли что.
— Погодите, — Хавьер сделал шаг назад. — Так мы невиновны? А зачем этот цирк тогда?
Хавьер был напуган, но одновременно с этим и зол. Судя по всему, Суше ждал, что Бернали — по одиночке или вместе — набросятся на него, либо попытаются сбежать. Тем самым подтвердив свою виновность. Зато теперь стало понятно, почему все эти разговоры происходили не возле виселицы.
Дознаватель подтвердил догадки Хавьера.
— Чтобы попытаться вас спровоцировать. Чтобы заставить вас понервничать и, возможно, в чём-нибудь сознаться, — Пристос Суше продолжил ходить по комнате вдоль окон. — Хотя в чём вы можете сознаться? Такое не могли устроить два человека. Человека, — Суше сделал паузу, остановился и посмотрел на Берналей. — А раз так, это уже не моя забота, — дознаватель повернулся к окну и посмотрел на внезапно опустевший внутренний двор. — На третий день начальник гарнизона отправил письмо на Тераграндию. И, если быть точным, уже через пару дней сюда должен прибыть Спинерил Кюус.
Дознаватель сделал паузу, словно давая Берналям возможность напрячь мозги. Но Бесполезно. Мия знала всю островную знать и несколько благородных семей с большой земли. Хавьер в принципе ничего и никого не знал, потому что вся эта человеческая масса его никогда не интересовала.
— Это помощник смотрителя императорской мастерской, — сказал дознаватель и повернулся к Берналям. — Вы вольны в передвижениях, вам даже предоставят жильё в верхнем квартале. Не то, что было, но вам хватит. Не пытайтесь бежать с острова. К вам приставят двух «тайников», — заметив замешательство супружеской пары, Суше коротко улыбнулся; казалось, это была первая улыбка в жизни дознавателя. — Тайная жандармерия, верно. Я знаю, что у вас в банке есть немного грандирок. Несколько счетов, — Суше посмотрел на Мию. — Рекомендую снимать по очереди, тогда дольше протянете, если всё затянется.
Хавьер вспотел, но не столько от напряжения, сколько от жары: днём в Анжерене, да и по всему острову Тиаму было около тридцати градусов. И воздух начинал прогреваться.
Дверь позади Берналей открылась, зашёл стражник. Супружеская пара вздрогнула, но быстро успокоилась. Это точно был стражник, потому что только глупый человек будет ходить в кирасе по жаре. Стражников на Тиаме никто не боялся. Это что-то вроде тренировочных болванчиков: их много, в стражу принимают всех, деньги платят хорошие. Да и обязанности — не бей лежачего: ходишь тут, там, создаёшь иллюзию порядка и контроля. Стражники умирали из-за болезней, алкоголя и опиума.
На острове были свои бандиты и убийцы. Однако даже среди них убийство стражника считалось самым позорным деянием, которое только можно совершить.
— Господин дознаватель, чай готов, — сказал стражник и скрылся, оставив дверь открытой.
Пристос Суше потёр ладони.
— Как раз вовремя.
Соседняя комната была совершенно не похожа на предыдущую. Сравнивать их, конечно, глупо, но очень сложно поверить, что те пыльные пустоты и этот кабинет, который больше подходит городскому управляющему, чем дознавателю, расположены в одном здании буквально через стену.
Бернали теперь сидели в мягких креслах перед низким столиком, на котором стояли две пиалы с чаем, блюдо с сухофруктами, сладостями, варёным рисом и тонкими лепёшками.
Мия взяла со стола большой веер с эмблемой тигра и обмахивалась. Хавьер пытался пить чай. Хотел ещё и поесть, но кусок в горло не лез.
Суше разместился за большим столом напротив. Стол, к слову, хоть и был внушительных размеров, но завален бумагами, книгами, документами, каменными изваяниями, набором метательных ножей. Удивительно, как нашлось место для пиалы и подноса с сушёными финиками.
В комнате тоже три окна, но все за плотными шторами. На каждой стене висело по два светильника, под потолком — небольшая люстра на семь свечей. Сама планировка комнаты Хавьеру показалась странной: входная дверь находилась слева от дознавателя, а окна — справа.
— На самом деле гарнизон поручил мне вас не арестовать, а взять под защиту. Однако вы были на большой земле, а вчера прибыли, и с корабля отправились на приём к Мерталам. Потому возникли некоторые, — дознаватель взял в руки пиалу и сделал глоток, — сложности. Пожар держали в тайне. О случившемся знают в городском управлении и в банке.
Пристос Суше вертел в руках сушёный финик и рассматривал его так, будто это главный подозреваемый в деле о пожаре.
— Если народ прознает, начнётся паника. Придётся закрывать город, да и весь остров. Постарайтесь не болтать лишнего и по улицам просто так не ходить, особенно ночью и особенно в Нижний.
Нижний — это Нижний квартал. Пристанище для бандитов, воров, бедняков, сирот. А ещё там расположен храм во имя Великого Эрзы, мага, правившего Тераграндией и создавшего остров Тиам. Правда, в то время остров был цельным, и никаких разделений не существовало.
— В Нижнем квартале сейчас карантин. Там всегда карантин, потому что какой-нибудь дурак то крысу сожрёт, то голубю голову откусит, то ещё что-то. Жандармерия следит за этим.
Если стража была «кирасными болванчиками», то жандармерия, учреждённая после магической аннигиляции новым императором, занималась той самой народной защитой и безопасностью. В стражники брали каждого второго, но если хотелось в жандармы, то одного желания мало. Чтобы стать жандармом, нужно много работать, учиться. Нужно умнеть. Ну или человек должен быть удачливым.
На одном из благородных приёмов Мия услышала историю о стражнике, который случайно наткнулся на вора. Вор этот пытался обокрасть дом городского управляющего. Как именно это произошло, история умалчивает, однако вор был пойман, а стражник сменил кирасу на кожаные ламелярные доспехи. Без гербов, рисунков и других опознавательных знаков, поскольку все, кроме старшего дознавателя, были равны в правах и должностях. А дознавателя знали почти все.
— Вот что хотел спросить, — Суше отложил финик, взял пиалу и сделал глоток. — Вы жемчугом не промышляли?
К северо-западу от Анжерена есть поселение, которое возникло как раз рядом с колонией моллюсков. Кунар. Как оно называлось на самом деле, никто не знал. Да и не важно это. Вот там, в Кунаре, за жемчуг могли и убить, и сжечь в сарае, и скинуть камень на голову, и коралла натолочь в еду. Однако дознаватель говорит не о Кунаре, а о поместье Лакруа.
— Мы же чайная семья, вы это знаете, — прожевав, сказал Хавьер. К нему, наконец, пришло осознание невиновности, поэтому он смог съесть небольшой кусок лепёшки.
Мия тем временем налегала на виноград. Она не хотела его, да и не любила особо, но женщине нужно было что-то жевать, потому что этого требовал организм.
— Это тайна следствия, но я вам расскажу, вдруг вы что-то вспомните. Что-то необычное, — дознаватель глубоко вдохнул и выдохнул, затем нахмурил брови и прищурился. Казалось, он сильно сомневался, стоит ли рассказывать всё это Берналям.
Помолчав несколько секунд, которые показались супругам вечностью, Пристос Суше продолжил:
— Все сгорели в своих домах. Никто не попытался выбраться. Огонь вспыхнул ночью. Погода устоялась сухая, ветра почти не было, а до сезона дождей ещё около месяца. Пожар не перекинулся на соседей.
Ближайшие соседи — семья Кадуки. Тоже посёлок. Расположен в трёх километрах к югу.
— В подозреваемые их не запишешь, потому что пламя вспыхнуло на севере и двинулось вниз. А на севере только горы. Хребет протянулся с запада на восток, — продолжил Суше. — Вы и без меня знаете, что там до магической аннигиляции жили гномы.
Древняя сталь — так на острове называли всё, что выковали гномы. А ещё они возвели все каменные дома в Анжерене. Это и городское управление, и жандармерия, и гарнизон, и стены. Даже некоторые постройки в Нижнем квартале — гномьих рук дело.
— Получилось своеобразная горная граница, — дознаватель нарисовал пальцем в воздухе круг, затем провёл ещё несколько линий, — которая отсекает две плантации от острова. Огонь уничтожил всё сверху, — дознаватель поднял руку повыше и сжал кулак, — двинулся вниз, — рука следовала за словами, — но даже и близко не сумел подойти к плантациям Кадуки.
Пристос Суше развёл руки в стороны.
— Остановился, будто по щелчку пальцев.
На секунду Берналям показалось, будто старший городской дознаватель рассказывает историю друзьям в таверне. Щелчок пальцев заставил супругов вздрогнуть и вспомнить, что они в жандармерии.
— Остров Тиам был местом покоя. Местом чая и жемчуга. По крайней мере, если не считать порт Анжерена. День через два корабль швартуется, а сколько мелких судов, сказать сложно.
Но даже полный шума и пороков Анжерен в некоторой степени был безопасней любого крупного города на большой земле. Был.
— Почти закончил, — Суше встал, заложил руки за спину. — Мы подготовили для вас жильё. Посидите тихо, пока Спинерил Кюус во всём не разберётся. Потом вас переселят на Тераграндию или повесят, — Суше улыбнулся, и Хавьер был готов поклясться, что это вторая в жизни улыбка дознавателя. — Шутка. Чтобы не привлекать внимания, стража не будет вас провожать.
Когда Бернали вышли из кабинета, Пристос Суше подошёл к центральному окну, слегка отодвинул штору и бросил взгляд на внутренний двор. Там жандармы обучали городскую стражу простым приёмам кулачного боя. Неподалёку были солдаты гарнизона, которые учили уже самих жандармов стрельбе из арбалетов. Суше смотрел на всё это представление, щурясь то ли от солнечного света, то ли от тяжёлых мыслей.
Хавьер, своей крупной комплекцией похожий на кузнеца, и Мия, красивая женщина в теле, явно не могли устроить того, что произошло. Значит, в деле замешана магия. Суше вздрогнул. Надо бы последить за Берналями — на всякий случай.



4. ДЕНЬ

Жильё, как выразился Пристос Суше, действительно было подготовлено. Гостиная, две спальни, прихожая и нечто вроде кладовки, дверь в которую была заколочена наглухо.
Каждая комната отделена друг от друга дверью. Два окна из гостиной выходили на главную дорогу. Окна спален смотрели на соседние дома и на какой-то безымянный скверик. Сами комнаты были в слегка покосившемся трёхэтажном здании.
Пока Хавьер заносил вещи из кареты, Мия решила чем-то себя занять. Поэтому изучала книжные стеллажи в гостиной. На книгах не было ни пылинки — будто кто-то заботливо протёр всё незадолго до прихода Берналей.
Читать не хотелось, но чем-то заняться было нужно. Поэтому женщина взяла книгу с красным корешком. На обложке не было никакого текста, но Мие и не особо-то хотелось знать название. Открыв на середине, женщина прочла несколько строк. Речь шла о каком-то обманщике, за которым пришла тень.
«У него было странное чувство, будто кто-то за ним следил. Это чувство сопровождало его последние два дня», — прочитала Мия. Какое точное описание. С тех пор как они с мужем вышли из городской жандармерии и погрузились в карету, Мие тоже кажется, что за ней следят. И жильё это, видно, что его готовили заранее: чистые слоты, стулья, стены, на полу совершенно нет песка и другой грязи — кроме того, что на своих ногах занесли Бернали. Ковры, которые висят в гостиной и спальнях, выглядят ухоженными.
Поставив книгу на место, Мия взяла следующую и тоже открыла в середине.
«Это явление называется петлёй преподобного. Был один эльф, который хотел жить среди людей и стать человеком», — подавив отвращение, Мия решила, что эта книга точно не должна вернуться на книжную полку. Подумать только! Эльфы!
От своих родителей Мия знала, что эльфы были самовлюблёнными и высокомерными. «Потому что долгая жизнь не прибавляет ума», — примерно так говорил дедушка Огюст, а затем начинал долгий и полный подробностей рассказ о том, как в молодости вместе с друзьями охотился на «ушастых выродков». Сейчас сложно сказать, было это правдой или сочинением для вечернего застолья. Одно Мия знала точно: эльфы всей остальной Гардарики погибли во время магической аннигиляции. Но эльфы на Тераграндии умерли гораздо раньше — их истребили забавы ради.
Разумеется, Мия Берналь никогда в жизни не встречала эльфов. Однако относилась к ним предвзято. Даже к упоминанию оных в книгах. Поэтому бросила сочинение про добрых эльфов на столик и взяла следующую. На обложке значилось: «Любовницы Екатерины и ручной волк, автор Джакомо Месси». Похоже, переводное издание. Значит, здесь точно раньше жил библиотекарь. Мия решила сразу узнать, чем всё закончится.
«Стоя на коленях, она вытерла ладонью лицо, улыбнулась и щелкнула пальцами».
Мия быстро закрыла книгу. Последнее время она слишком часто встречает это движение. Вернув книгу на полку, женщина села в кресло, стоявшее рядом, и опустила голову на ладони. Они с мужем должны были миновать половину пути и уже остановиться недалеко от северной гряды гномьих гор. А теперь — всё вот это. И как быть дальше?
Мия попыталась представить, что скажет знакомым, с которыми встретится на улицах Анжерена. В голове возникли двигающиеся картинки: «Ой, а вы же вчера уехали», — «Решили задержаться». Без поместья, без рода Мия, скорее всего, будет выглядеть примерно так же, как любой из Нижнего квартала. Просто манерам обучена и одета благородно, красиво. Бернали всё ещё смогут поговорить с теми же Мерталами, от которых ещё утром Мия открещивалась. Поговорить про погоду, про урожай чая, про походы на выходные в горы или к заливу Фрера чуть севернее порта.
Но, положа руку на сердце, Мия понимала, что друзей в Анжерене у неё нет. Они были в поместье. А тут — высшее общество, в которое женщина вошла благодаря замужеству. По крайней мере, так считали многие. Так оно и было на самом деле, пусть отчасти.
Мия вдруг поняла, что никогда не любила ни чай, ни поместье, ни этот проклятый остров. Вся эта жизнь ей, как оказалось, не нравится.
— Мия, дорогая, — послышался голос Хавьера из спальни.
Да, вот кому-кому, а Хавьеру всё равно, что и кто подумает. Ни ума, ни фантазии, только жажда развлечений. Ему в лицо будут плевать вчерашние друзья, а он им руку пожмёт.
— Да, милый, — ответила женщина.
Хавьер, закончив заносить вещи, лёг на постель и уставился в потолок. В голове шумело, с левой стороны лица, чуть выше уголка губ, безостановочно что-то подёргивало.
Волны во время шторма. Мысленные волны бились о мысленный берег. Время от времени доносились слова: «никого», «ничего», «пусто». Произносились они голосом Пристоса Суше.
Никого. Ничего. Один. Пусто. Потерев ладонями лицо, Берналь решил, что ничего в этом страшного нет. Что-то внутри накатывало, конечно, но как будто не всерьёз. Понарошку, что ли. Вот сейчас они выйдут на улицу, дойдут до озера, которое в нескольких минутах...
«Как же оно называется? Фантазия, что ли?»
И там откуда-нибудь из-за деревьев или из-за кустов вылезет этот Суше и скажет, что разыграл Берналей. Скажет, что старик проплатил такую шутку, чтоб преподать урок. Все посмеются, поругаются, подкатит новая карета и увезёт всех в поместье.
Хавьер улыбнулся через силу. Поместье. Это для остальных оно поместье, а для него дом. Правда, Хавьер никогда это место так не называл. И, наверно, не считал таковым. Усадьба, плантация, поместье. Но не дом. А теперь его нет. И что дальше?
Подёргивание возле уголка губы прекратилось.
А ничего. Нужно что-то делать. Может, поесть?
— Давай, пройдёмся.
— Давай, пройдёмся, — повторила Мия словно бы с неохотой.

Рядом с озером располагался парк. Мия вспомнила, что озеро называлось Антази, ударение кочевало от буквы к букве, но чаще всего оседало на последнем слоге. В безмятежном прошлом Мия и Хавьер, приезжая в город, обязательно гуляли у воды. Озеро Антази — одно из главных украшений города. Чистое, ухоженное, с аккуратными спусками к воде со всех сторон. Будто змеёй оно пронзало весь сад. Три поворота в одну сторону, два – в другую. Кое-где, будто паразиты, поселились островки из кустарников. Но озеро-змея было тощим, словно не ело лет сто: до соседнего берега можно было с лёгкостью добросить камень.
Бернали приезжали сюда в былые времена, гуляли по парку, любовались водой, кормили птиц. Наслаждались обществом друг друга, строили какие-то планы. Впрочем, воспоминания эти были не слишком яркими, чтобы ими дорожить, потому что Анжерен — всего лишь остановка на пути к большой земле. Пробыв сутки, в редких случаях двое, Бернали отправлялись на Тераграндию.
И вот сейчас, дойдя до парка и полюбовавшись озером издалека, Бернали вспомнили, что с утра во рту не было ни крошки. Угощения дознавателя точно нельзя считать едой.
На выбор сразу две таверны поблизости: «Обар Дэлю» у самой границы парка, низкое одноэтажное здание, наспех собранное из камней и брёвен и покрытое соломой. Никто там особо не засиживался, в основном заходили промочить горло, что-то пожевать, и двигались дальше. Заведению больше подходило слово «забегаловка», чем «таверна». В народе название не прижилось, все говорили просто «барбар».
Второе заведение располагалось южнее и чуть дальше, через пару кварталов, практически возле театра. Поэтому и называлось «У театра». Очевидно, что среди посетителей всегда находились актёры разной степени таланта. Заведение было большим, двухэтажным, с черепичной крышей. Внутри имелась сцена.
В районе нового жилья Берналей была и третья таверна. Однако она называлась «Якорный сарай» и располагалась в порту. Соваться туда — самое глупое решение, которое только можно принять в жизни. Разве что ты не моряк, бандит, искатель острых ощущений или работник «Якорного сарая». Зато женщины, которые, скажем так, обслуживали это заведение, всегда могли рассказать историю-другую.
— «Барбар» или театр? — спросил Хавьер, хоть и знал ответ.
— Банк. Сначала грандирки, — сухо ответила Мия.
Банк Де Вааль, единственный на всём острове, располагался на западной стороне города. Соседство у банка было потрясающе удачное: жандармерия, городское управление (оно так только называлось, на самом же деле там заведовали всем островом, поэтому в народе его называли «остравой») и огромный рынок. Там же, на небольшом возвышении, располагался дом травницы.
У Берналей были счёт в банке. У всех жителей острова Тиама, кроме разве что обитателей Нижнего квартала таковой имелся. Супруги избегали разговоров о деньгах, потому что в поместье в них и не нуждались особо, не считая тайных ночных загулов Хавьера с вполне определёнными тратами.


5. ДЕНЬ

— И что будет дальше? – спросила Мия, когда они сидели за столом в «Обар Дэлю». Таверна хоть и считалась в народе забегаловкой, однако располагалась в Верхнем квартале, поэтому статус какой-никакой, но у заведения имелся. А ещё здесь всегда было шумно, хоть и немноголюдно.
— Что-нибудь придумаем, — ответил Хавьер, поставил локти на стол и подпёр подбородок.
Столы в «Обар Дэлю» — длинные, покрытые чёрным лаком, с такими же лавками. Планировка заведения такая, что все окна по одной стороне и выходят на озеро.
Хавьер не понимал, почему они пошли именно сюда. Можно было к театру сгонять, тем более что ещё не вечер, это Верхний квартал. А они, Бернали, торчат в этой забегаловке. Ну хотя бы выбрали стол у окна.
Хавьер повернул голову и посмотрел на уток и гусей, которые скользили по водной глади. Странно, что никто до сих пор не пустил их на мясо. Днём всё под охраной жандармов, а ночью? Жандармы же ночью должны спать. Ну и птицы эти не всё время на середине озера, иногда и к берегу подплывают.
— Думаешь, виновных найдут?
— Я даже не знаю, что думать. Дьявольщина какая-то.
Вместе с попытками осознать, что случилось, в голове кружились слова дознавателя о Спинереле Кюусе. Мия знала, что помощник смотрителя императорской мастерской не занимается преступлениями. Он занимается магией. От этих мыслей Мия словно сжалась внутри. Магия. Худшее, что мог сотворить этот мир. Итан Берналь, покойный ныне отец Хавьера, рассказывал Мие про магию. И про Эрзу. Волшебник, маг, чародей, сумасшедший — назовите, как угодно, не ошибётесь. Одни при имени Эрзы плюют, другие называют великим и вздымают руки к небу. На острове к волшебнику, как несложно догадаться, отношение двоякое.
Во-первых, именно Эрза создал сам остров и гарнизон. Том самый, который растянулся по всей северной стене, сразу позади парка. Каменные башни возвышались над Анжереном, чтобы город был как на ладони.
Сейчас гарнизон нужен, чтобы защищать от потенциальных нападений со стороны Фиделии или Радонии. Но когда-то гарнизон служил Эрзе. Сброд из числа бывших убийц и воров, набранный ради забавы, они никого не защищали, а только нагоняли страха на население. Однако это была стража — первая в истории острова. Грабить и убивать налево и направо им не разрешали, потому что Эрза хоть и ненавидел всех и вся, но править хотел живыми существами, а восседать императором пустошей.
Если кто-то из гарнизона, из прежнего гарнизона переходил от запугивания к убийствам и грабежам, Эрза узнавал об этом через несколько минут. И через несколько минут нарушивший запрет просто переставал существовать.
 Магическую аннигиляцию никто из старого состава не пережил – из-за близости к Эрзе. Новый, нынешний император Эстебьен Сондьяфу попытался навести порядок, и первым делом распорядился создать в каждом крупном городе жандармерию. В довесок к страже, которая тоже исполняла никому неизвестные функции.
Однако гарнизон не канул в лету. Император пересобрал его и сменил цели и задачи: бойцов держали на тот случай, если Радония или Фиделия пойдут войной. В каждом крупном городе патруль ходил по двум маршрутам: вдоль стен, а также к городскому управлению и обратно. Всегда было пятеро: трое пеших, двое конных.
В итоге на Тераграндии получилась целых три типа вооружённых людей: «кирасные болванчики», жандармерия, которая занимается охраной порядка и поиском и наказанием преступником, и гарнизон. Первые лет пять возникала путаница, но потом люди привыкли.
Всё это Мие рассказал Итан Берналь, потому что сама Мия никогда бы не стала этим интересоваться.
Хавьер легонько хлопнул себя по лбу: за заказом в этой забегаловке нужно ходить самостоятельно, а он и думать забыл. Еду пришлось нести в два захода: сперва две похлёбки с мясом неизвестного происхождения, затем салат, две лепёшки и большая кружка пива.
Ели молча, почти не смотря друг на друга. Аппетита не было совсем. Особенно учитывая ужасную стряпню: попробовав похлёбку, Хавьер вспомнил утренний разговор в карете. Да, это совсем не тот мясной бульон из ягнёнка. Мясные фрагменты напоминали по жёсткости проваренные ботинки. А от самого бульона несло подгорелым жиром.
Хавьер как мог быстро приговорил похлёбку, после чего попытался сбить мерзкое послевкусие пивом. Но и тут разочаровался: от пива только тёмно-коричневый цвет. Запах рыбный, на вкус кислятина с горечью. А ещё в напиток как будто покрошили чёрного перца. Такое пойло больше подошло бы для «Якорного сарая», чтобы моряки и прочие категории могли догоняться. Можно ещё коней поить перед длинными поездками: не охмелеют, так взбодрятся.
Хавьер недовольно посмотрел в сторону трактирщика. И представил, что при других условиях дал бы ему по жирной роже. Но других условий не было.
Мия какое-то время наблюдала за лицом мужа и размышляла, почему они не пошли в «У театра». У Берналей не сказать, что много знакомых в Анжерене, так, в основном деловые контакты и общение по линии родственников. Но нет, почему-то надо было именно сюда. Предложил Хавьер, а Мия как-то не возражала. Когда муж принялся за пиво, она решила распознала кусочки рыбы, маслины, листья салата, помидоры и зелёный лук. А ещё набор трав, определить которые Мия не могла. Однако попробовав, готова была поклясться, что это солома.
— Дамы и господа! Я — Машри-рик, — в таверну зашёл какой-то трубадур в халате, cшитом из разноцветных лоскутов. В руках мужчина держал двухструнную ребабу. — Послушайте моё героическое сочинение!
Голос у мужчины был красивый и даже мелодичный, однако играл музыкант щипками пальцев. Инструмент явно был расстроен. Послушав текст песни, Хавьер улыбнулся: «героический эпос» рассказывал о том, как фиделиец попадал в дурацкие ситуации. Всё это было смешно и глупо, но в этом и состояла задумка музыканта: если повеселить народ, то можно услышать звон монет. К лирике горожане неравнодушны, но не в этой забегаловке.
Мия обрадовалась, что появился какой-никакой фон, отличный от хлюпанья, кряхтения, кашля и разговоров.
Музыкант медленно перемещался по таверне. К тому времени, когда он достиг Берналей, супруги закончили с едой окончательно: Хавьер пытался пить пиво и жевал сухие лепёшки, больше похожие на сухари, а Мия ковыряла салат, нехотя отправляя его в рот.
Музыка и пение затихли, уступив место людскому гомону.
— Почтенные! — сказал Машри-рик. Он стоял у стола Берналей. Хавьер выпрямился и глубоко вдохнул. Сейчас начнётся.
— Нет, — сказал он музыканту. Прикончил мерзкое пиво и ждал, когда жена поймёт, что не хочет доедать свой салат.
— Вам понравилась моя песня?
Хавьер обтёр лежавшей на столе тканью и без того сухие губы.
— Всего доброго, — он посмотрел на Машри-рика и кивнул.
— Я могу сочинить новую песню. Ту, которая вам понравится, — в голосе музыканта слышалась типичная для творческих пройдох угроза. Да, Машри-рик угрожал, что споёт про Берналей. Про жадных мужа и жену, которым дорисует какие-нибудь смешные и нелепые приключения.
— Вот, — Хавьер мог встать и ударом кулака уложить музыкантишку на пол таверны, но потасовка ни к чему. Поэтому положил на стол рядом с музыкантом одну монету. — Вклад в ваше творчество, которое нас, уверен, обойдёт стороной.
Хавьеру очень хотелось спокойно досидеть, спокойно встать и уйти домой. Точнее, в то место, которое сейчас называется домом.
— Искусство вас не забудет! Искусство вас увековечит! — Машри-рик вскинул голову, затем быстро схватил монету и направился к следующему столу.
— Дуралей, — буркнул под нос Берналь, затем посмотрел на жену, которая отчаянно пыталась есть салат и никуда не спешила.
Минут через пять, когда Бернали выходили из забегаловки, послышался шум, отличный от обычных разговоров. Хавьер не оборачивался, но улыбнулся, потому что музыкант, похоже, получил более весомый вклад в искусство, чем того хотел.

До своего нового дома Бернали добрались неспешно и без происшествий. Если так пойдёт дальше, то дни до приезда помощника смотрителя императорской мастерской пролетят незаметно. А что будет потом, ни Мия, ни Хавьер не знали. Наверно, уедут на большую землю, попытаются построить новую жизнь.
До позднего вечера Хавьер и Мия ходили по дому, в сотый раз изучая комнаты. Изучить постройку целиком не было возможности: проход на первый и второы этажи закрывали массивные двери, наглухо заколоченные досками.
Бернали пытались говорить о погоде, о книгах, обсуждали знакомых и прошлые путешествия. Но всё неизменно сводилось к поместью Лакруа, которого больше нет. В итоге Мия нашла тонкую книжку и осилила несколько страниц, а Хавьер за это время сходил лавку недалеко от дома, взял немного вяленого мяса, овощей и бутылку арака.
Ужинали поздно. Хавьер в одиночку выдул весь алкоголь и, к своему счастью, завалился спать.



6.

В какой-то момент Мие показалось, что она вот-вот задохнётся. Выбежав на улицу, женщина направилась к озеру. Нет, она ни в коем случае не собиралась топиться — во-первых, благородное происхождение, а во-вторых, очень сильно любила жизнь.
Даже ночью в верхнем квартале кипела жизнь, и все скамейки у воды были заняты. Лёгкий ветер вместе с прохладой разносил запахи хлеба, сырости, рыбы и алкоголя. По водной глади бежала лёгкая рябь. Небо безоблачное, лунный свет был очень ярким. Если бы на соседнем берегу был человек, Мия без труда его бы разглядела.
Найдя свободную скамейку, Мия Берналь села и закрыла ладонями лицо.
— Свободно? — услышала Мия за спиной женский голос. И только сейчас поняла, что вышла ночью совершенно одна.
— Всё в порядке, не волнуйся.
Мия Берналь почувствовала какой-то аромат. Интересный букет, из которого она смогла выделить сильный запах мяты, на фоне которого растворялись эстрагон, цитрус и, кажется, хвоя. Сочетание странное, однако вместе с тем Мие оно понравилось.
На скамейку опустилась небольшая белая (или серая — понять было сложно) сумка. Затем села молодая девушка.
— Дария Молина Альварес. Обычно использую без среднего имени.
— Мия Берналь, — скромно кивнула в ответ Мия.
Дария — травница и лекарь. Удивительная девушка, совмещающая сразу несколько профессий. Возможно, практикует что-то ещё. Пару лет назад Бернали заходили к ней за какими-то настойками.
— Я частенько гуляю по ночам у этого озера. Но впервые вижу такую смелую женщину. Кстати, ты знаешь, почему озеро называется Антази? — спросила Дария.
Она произнесла название с ударением на первый слог, и Мия слегка удивилась, однако затем мысленно сама себя осекла: да какая разница, как правильно произносить название этого озера?
— Никогда не интересовалась, — ответила Мия, чтобы поддержать беседу. И отметила про себя, что девушка очень свободно и непринуждённо общается. Будто они не только что встретились, а уже знакомы несколько лет. В любом случае, общество молодой травницы было приятней одиночества. И, наверно, безопасней. — Магический рикошет?
Дария засмеялась. Мия даже в слабом свете луны и масляных фонарей заметила, что у Альварес удивительно белые зубы. Наверно, дело в травах, каких-нибудь порошках или растворах. А ещё у девушки была очень светлая кожа. Более светлая, чем у остального населения Анжерена и всего Тиама.
— Не всё в нашем мире возникло из-за магического рикошета. Наш остров Тиам появился по воле великого Эрзы.
Дария придвинулась ближе. Мия Берналь не протестовала. Запах мяты усилился, подавив все остальные. Женщина разглядела на травнице широкое однотонное платье в пол. Возле горла и на рукавах были вышиты какие-то причудливые узоры. Они напоминали волны, которые плавно перетекали в летающего льва.
— Жил однажды здесь человек. Его звали Джей Люзяк, но сам этот человек предпочитал, — Дария сделала паузу, будто вспоминая что-то, — чтобы его звали Клаптрап. Мне кажется, это анаграмма его имени на радонийском.
Дария сделала паузу и посмотрела на небо.
— Хорошая ночь. Так вот, тот молодой человек был высокого роста, с благородной осанкой. Начитан, образован. Работал помощником библиотекаря. Наверно, поэтому Люзяк начал что-то пописывать. Какие-то стихи, рассказы, даже были научные труды про движение небесных тел и влияние на повозки. В списке увлечений было и наблюдение за животными, но Джей Люзяк быстро от этого отказался, когда чудом выжил после встречи со стаей бродячих собак.
Дария как бы невзначай посмотрела на свои ногти. Мия заметила, что они тоже выглядят ухоженными и здоровыми.
— Поэтому я больше люблю кошек. Хотя не держу дома никакой живности вообще. Кроме разве что одного молодого воришки, — травница перевела взгляд на Мию и подмигнула. — Шли годы, старый библиотекарь никак не помирал, поэтому Люзяк оставался помощником со скромным жалованьем. Как это обычно бывает, от отчаяния уже далеко не юноша споткнулся о таверну. Хотя, знаешь, мог бы и податься в театр, ибо актёр был хороший. Так продолжалось несколько лет, пока однажды на наш остров Тиам не прибыл помощник великого Эрзы.
Дария откинулась на спинку скамейки и вытянула вдоль неё левую руку. Таким образом, ладонь травницы оказалась за спиной у Мии.
— Надо сказать, что наш герой был очень настойчив в своих желаниях и устремлениях. Например, он решительно вознамерился дождаться, пока библиотекарь помрёт от старости. Поэтому, едва увидев помощника мага, Люзяк отринул писанину, наблюдения, книги и животных. Решил, что станет магом.
— И у него ничего не вышло?
Дария снова рассмеялась. И Мия отметила, что у девушки точно нет ни тени страха или стеснения: смех громкий, а на дворе ночь. Мало ли кто ходит по округе, а стражников Мия последний раз видела днём.
— Магией нельзя овладеть просто так. Ты либо появляешься великим, либо живёшь как есть. У простых людей был шанс: род предназначенцев.
Мия не понимала ни слова. Они никогда не интересовалась магией и всем, что с этим связано. Покойные родители ни о чём подобном не рассказывали, в семье Берналей на этот счёт тоже особо не болтали. А среди знакомых в основном обсуждали чай, прибыль, новые наряды, вечеринки, сплетки и путешествия. Женщина посмотрела на воду и кивнула, то ли соглашаясь, то ли подтвеждая.
— С самого детства предназначенцев готовят как дар великим.
Мия слегка поёжилась. Дар? Немыслимо! Как будто вещь какая-то, а не человек. Как хорошо, что маги уничтожили себя и себе подобных!
Дария снова засмеялась.
— Ничего такого, о чём ты могла бы подумать, нет. У великих магов есть помощники, но их не берут с улицы. Их отбирают по происхождению. Вернее, отбирали.
Мия посмотрела на травницу: та выглядела молодо. Даже в грубом свете Луны кожа рук и лица была нежной. Ни морщин, ни царапин. Кажется, только-только сошла юношеская припухлость с лица. Тонкие руки, утончённый подбородок, аккуратный нос и маленькие губы. Цвет глаз определить было сложно — ночью все кошки серы. Тем не менее, было во взгляде Дарии что-то такое, что внушало доверие.
Но больше всего Мию впечатлила коса, которая тянулась практически до земли, и которую женщина почему-то заметила только сейчас. В эту косу вплетены луговые цветы и травы — наверно, те, которые девушка использует для приготовления своих отваров и зелий.
А ещё от волос девушки исходил такой до боли знакомый запах, что у Мии слега покруживалась голова. Казалось, что за ароматами трав и цветов прослеживается чай. Причем Мия не понимала, как он пробивается через мяту.
— Обычно предназначенцев забирали из семьи в девять лет.
— А много их было?
— У кого? — женщина всё ещё рассматривала косу девушки. Мие так и не удалось отрастить волосы такой же длины — мешали разные обстоятельства. А сейчас женщина не могла себе этого позволить — и в силу возраста, и потому что... Потому что Мия сомневалась, что с её лицом и формами это будет хорошо смотреться. К тому же каштановые волосы до пояса, которым Мия время от времени придавала различные изысканные формы, тоже были неплохи.
— У Великого Эрзы.
Берналь кивнула. Она посмотрела в лицо Дарии. Понятно, как девушка относится к магии.
— Один на два поколения. Вместе с титулом помощника выдавался и амулет — частичка волшебной силы. И уже помощник мог нанимать на работу обычных людей.
Мия посмотрела на воду.
— А озеро тут при чём?
— Джей Люзяк решил, что сперва станет помощником. И дальше доберётся до мага. Наверно, так же, как до библиотекаря. Но это не важно.
После этих слов Мия ощутила, как ладонь Дарии коснулась её спины. Молчание длилось несколько секунд, затем Берналь не выдержала и повернулась к девушке, тем самым отстранившись от прикосновения:
— И что было дальше?
Дария улыбнулась.
— Зайди ко мне завтра утром.
Кивнув, Мия встала и пошла, но совсем не в ту сторону, куда было нужно. В голове столько мыслей, к которым теперь добавилась история Джея Люзяка, человека, в честь которого («Или не в его честь?») названо озеро. Долгими путями добравшись до дома, Мия тихонько зашла во вторую спальню. Женщина до сих пор ощущала странный, но притягательный аромат, который источала травница. Запах, который сводил с ума.



ДЕНЬ II.

7.

Зимнее утро выдалось солнечным, безветренным и морозным. Снег под ногами хрустел оглушительно громко. Лучи света проникали даже сквозь густые кроны сосен. Джессамина перекидывала из руки в руку секиру и ходила вокруг окровавленного Суомира. Тот лежал на снегу с перебитой правой рукой. Броня на животе была разодрана, пластины смешались с фрагментами плоти и органов. Рядом в нескольких метрах валялись два расколотых щита.
— Пощады! — прокричал Суомир. Лицо его было бледно-красным – от мороза и крови. Он выставил перед собой левую руку.
Джесс улыбнулась: Суомир кричит, потому что думает, что кто-то услышит. Но Дневох далеко, к тому же ветер с моря Шварцаля идёт к берегу. Это значит, что крики предателя услышат разве что хищники.
— Хорошо, — широкий взмах, и вытянутая рука Суомира согнулась в неестественном положении. Джессамина просмотрела на полотно секиры. Да, таким оружием руку сразу не отсечь. Не помогли и тщательная заточка, и ворвань.
Джесамина присела рядом с Суомиром.
— Что случилось в деревне? — карие глаза женщины, казалось, источали холод и смерть. Суомир не отвечал, он смотрел куда-то перед собой и шевелил губами.
— Ты меня слышал? — Джессамина размахнулась и рубанула Суомиру по правому колену. Послышался звук размозжённой плоти и костей, Суомир закричал и схватился за ногу. Взглянув на острие секиры, Джесс заметила, что оружие погнулось. Бродэкс Суомира где-то поблизости. Но и он, скорее всего, тоже сломан. Оружейника найти — не проблема, сложнее объяснить ему, почему оружие сломалось.
— Что случилось в деревне? — Джессамина села рядом. Но Суомир, похоже, не слышал вопроса. Он вообще ничего, казалось, не слышал, просто сидел, прислонившись спиной к дереву, что-то бормотал себе под нос, пытаясь шевелить перебитыми конечностями.
Выслеживая Суомира, Джесс узнала о нём много интересного. Низкорослый, жилистый, он был любителем почесать язык и кулаки, особенно если заливался вином. Хвастался, что завалил ударом головы быка.
Женщина сняла с пояса бурдюк с вином. Демонстративно откупорила и сделала несколько больших глотков.
— Твоё последнее вино перед встречей с создателем, — она протянула бурдюк Суомиру, тот, наконец, заметил Джессамину и попытался пошевелить перебитыми руками. — Хочешь? Тогда говори! — она держала выпивку перед лицом мужчины. — Что случилось с вашим отрядом? Что случилось с моим мужем?
Суомир посмотрел на Джессамину и внезапно улыбнулся, обнажив окровавленные зубы.
— Я иду по мосту. Звон. Вода. Идёт вверх. Поднимаются. Холодно. Хочется есть.
Он бредит. Джессамина закрыла бурдюк с вином и повесила на пояс. Пора с ним кончать.
— Они все были обезображены, — неожиданно простонал Суомир и посмотрел в лицо женщине. — Я не мог пошевелиться. Стрелы, копья... Голос звал нас. Требовал. Убей, убей. А потом не мог остановиться
— Эй! — Джессамина сняла левую перчатку и пощёлкала пальцами перед лицом умирающего. — Что за голос?
— Он звучал у меня внутри. Дикари бежали. Рвали на себе кожу. А мы — рубили. Кололи. А голос звал: «Железная Джесс». Ты.
Суомир кашлянул, сплюнул кровь.
— Тебя найдут. Тебя выследят. Ты умрёшь на руках любимого человека.
Джессамина чуть пошевелила рукой, в которой держала секиру. Тупиковый след. Надо с этим кончать. Но Суомир опередил её — кашлянув ещё раз, он замер.
За спиной женщины едва слышно хрустнул снег. Затем послышалась «козья ножка».
Арбалет. Стрелок за спиной, но пока Джесс будет подниматься, пока искать его взглядом, пройдёт очень много времени. Стрелок, скорее всего далеко, и болт и не сможет пробить пластинчатый доспех. Но если стрелок меткий и умный, то целиться будет в голову.
Бросив секиру вперёд, Джесс сделала рывок к телу Суомира и схватила его за грудки. Падая, накрыла им себя. Болт вошёл в спину Суомира. Сбросив с себя тело, Джесс увидела арбалетчика. Калеб. Ну конечно! Молодой и горячий, соратник Суомира — по оружию и вину. Они вместе устраивали набеги на соседние деревни. Разумеется, без ведома ярла.
Поднимаясь на ноги, Джессамина метнула в Калеба секиру. Нет, она знала, что промажет, и оружие действительно пролетело мимо. Но это было нужно только для того, чтоб задержать арбалетчика.
Женщина спряталась за деревом. Щиты были далеко, из оружия – только нож.
— Зря сюда полезла, Железная Джесс, — прорычал Калеб. Судя по треску снега, он сокращал дистанцию.
— Почему вы меня так называете? — не выдержала Джессамина.
— Это не мы.
Калеб не дурак, и подходить не станет. Зато точно попадёт в голову Атано, с какой стороны дерева та бы ни показалась.
— Кто?
— Он сказал, его зовут Эрза и он правил миром.
Что за дурацкое имя! Джесс на секунду призадумалась, однако не смогла вспомнить ни одного человека, которого так звали.
— Я не буду тебя убивать, Железная Джесс! — сказал Калеб. Звук донёсся справа. Значит, заходит слева.
— Да? Неужели угостишь деву щита вином? — Джессамина пыталась что-то придумать, но вариантов никаких не было.
Но шанс был: Калеба выслеживал сын Джессамины, Бернунг. Значит, он был где-то рядом. Если, конечно, не погиб.
— Возьму, пока будешь остывать, — голос Калеба был совсем близко. Джессамина скривила лицо от отвращения. Похоже, там, в походе, они совсем из ума выжили.
— Что случилось с моим мужем? — воительница не надеялась получить ответ, но всё равно спросила, чтобы потянуть время.
— Его забрали.
Опять бред.
— Ты выслеживала Суомира несколько недель. И не знала, что мы с ним напарники, — голос Калеба прозвучал совсем близко.
Джессамина подготовила нож. Она не знала, с какой стороны появится Калеб, но была готова среагировать, если сын не успеет.
К счастью, этого не потребовалось. Послышался звук спуска арбалетного болта. Хрип и звук падения тела на снег. Джесс спокойно вышла из-за дерева.
— Тянул до последнего, да?
Юноша стоял среди деревьев в паре десятков метров от Джессамины и улыбался.
— Никогда так больше не делай.
Бернунг подошёл и обнял мать.
— Рассказывай.
А рассказывать нечего: удалось выяснить только местоположение тайника Суомира и Калеба. Золота было очень много, за одну жизнь столько точно не накопить.
— Женщины и вино, — ответил Бернунг.
— У меня тоже ничего.
Ладно, эти следы никуда не привели. Остались ещё Густас и Шарледав, но где их искать? И что значит «Железная Джесс»? Это прозвище такое?
— Они назвали меня «Железной Джесс». Слышал что-то подобное?
Бернунг пожал плечами:
— Пока я следил за Калебом, он ни слова о тебе не сказал. Ни о тебе, ни о том походе.
И тут нет ясности. Покойный муж Вернер тоже никогда так Джессамину не называл.
— Давай, соберём оружие.
Воительница отправила сына обобрать труп Суомира, а сама наклонилась за арбалетом, который сжимал в руках Калеб. На снег упали несколько капель крови — левая ладонь была порезана. Как раз та, которая без перчатки.
Оторвав кусок ткани от одежды Калеба, Джессамина сделала перевязку. Затем нашла брошенную перчатку и надела её.
А ещё у Джесс болело правое плечо. Сражаясь с Суомиром, она пропустила удар. Повезло, что бродэкс прошёл по касательной, однако всё-таки задел. Шнурки были порезаны, пластины слегка разъехались.
— Мы всё ещё можем вернуться в Дневох, — сказала воительница, когда они закончили сбор оружия. Правда, много взять не получилось: Джессамина забрала только арбалет и щит. Сын был и без того гружён, поэтому взял только золото.
— Мне нужно к оружейнику и починить броню. Ты отправляйся домой. Я зайду к знахарке.
Бернунг издал короткий смешок. Мать заходила к знахарке и по поводу, и без повода. А после гибели Вернера и вовсе там поселилась.
— Хочешь что-то сказать?
Бернунг подавил улыбку и отрицательно покачал головой. Лучше не спорить и не перечить.
— Встретимся до рассвета в таверне.
Джессамина не сказала, в какой таверне, однако в Дневохе она была всего одна — дом ярла. Эрланд Ингольф настолько сильно любил звон золотых монет, что решил переделать фамильное гнездо в настоящий трехэтажный гостиный дом. Для себя любимого Ингольф затребовал отдельный вход с отдельной лестницей и коридорами, изолированными от остальной части здания.
Это решение пытались обсуждать и осуждать, но с первыми казнями всё затихло. Может, оно и к лучшему: когда Джессамина выяснит, что же случилось с её мужем, проще будет добраться до Ингольфа.
Воительница обернулась очень быстро, едва только услышала призвуки, села и попыталась закрыться щитом. Прошла секунда, но никакой болт так и не вонзился в щит. Тогда что это был за звук? Джессамина выглянула из-за щита.
Это была девушка, молодая девушка. Одета она была по-свойски: суконные брюки, высокие меховые сапоги с обмотками. Сверху меховой тулуп, шапка из куницы, капюшон и плащ. Оружия при себе у незнакомки не было.
— Назовись! — практически приказала Джесс, пытаясь придумать, как в сидячем скрюченном положении зарядить арбалет.
По лицу было видно, что девушка очень сильно недовольна. Он что-то произнесла, однако Джессамина не поняла ни слова. Какой-то чужой язык. Стараясь действовать максимально быстро, воительница отбросила щит, зарядила арбалет и нацелилась на незнакомку.
— Последний раз: кто ты?
В одной руке у девушки был скрученный кусок бумаги. Другая рука была свободна, и девушка медленно вытянула её и выставила палец. Джессамина кивнула, как бы соглашаясь подождать.
Девушка опять что-то сказала. Голос был приятный. Слова звучали как-то мелодично, немного даже напевно, однако это всё ещё был чужой язык. Джесс предположила, что девушка пытается понять, где она находится.
Они стояли так ещё около минуты или меньше.
— Значит, фиделийский, — произнесла, наконец, девушка. — Какая мерзость.
Девушка щёлкнула пальцами и исчезла — с таким же странным, похожим на арбалетный выстрел звуком, с каким и появилась. Джесс, сама не зная, почему, выстрелила. Болт ударился о ствол дерева и отскочил. Да, таким можно максимум нежно погладить. Придётся ещё и на болты раскошелиться.



8.

Облачившись в рабочий халат из грубого серого хлопка, натянув дурацкую косынку и немного измазав лицо в грязи, старший городской дознаватель Пристос Суше не ждал, что станет невидимкой, но большего маскарада и не требовалось. Всё-таки Бернали — обычные люди, а не хитроумные разбойники, которые за версту чувствуют угрозу.
Дознаватель видел, как семейная пара заселилась, как ходила в банк, наблюдал за трапезой в таверне. Затем была скука смертная, но ровно до тех пор, пока не наступила ночь. Пока Мия не встретилась с Дарией возле озера.
Сидя на лавке прямо перед новым домом Берналей, Суше слипающимися глазами наблюдал, как светает и как на улицы выползают человеческие массы. Дознаватель держал на коленях блюдо с кусками белого хлеба и запечённой форели — рыбы, которая водилась в прибрежных водах в неприлично огромном количестве, из-за чего стоила гроши и считалась «беднячьей рыбой».
Травница не давала дознавателю покоя с тех пор, как перешла из подросткового возраста в состояние сводящей с ума девушки. Благодаря дружбе с городским управляющим и доступу к книгам учёта Пристос Суше знал, что слишком стар для девушки.
Дария происходила из рода потомственных лекарей, знахарей и травников, которые одно время жили на большой земле, а затем по неизвестным причинам перебрались на остров. Никаких бурь и потрясений не было, по крайней мере, так засвидетельствовано в учётных книгах. Девушка родилась здесь, на острове, до магической аннигиляции. Родители умерли естественной смертью, когда Дарии было 16 лет. К тому моменту девушка получила невероятные познания в ботанике, медицине и точных науках.
Пристос Суше медленным движением отправил в рот кусочек рыбы, затем пальцами этой же руки потёр лоб, оставив на нём немного масла. Дознаватель не сомневался, что травница знает про пожар, иначе зачем ей вот так интересоваться Мией. Но зачем это всё травнице? Что она замыслила?
Хотя нет, это неверный вопрос. Правильно будет спросить, что она знает. Отставив тарелку на лавку, дознаватель потянулся. Почти сутки он на ногах, и чертовски устал. В свободные минуты Суше вливал в себя кофе, и это помогало какое-то время оставаться бодрым. Однако сейчас усталость накопилась и льётся через край. Нужно поспать.
Из дома вышел Хавьер, и дознаватель ощутил прилив сил. Возможно, последний, после которого окончательно свалится на какой-нибудь лавке. Но это всё будет потом, а сейчас Пристос Суше отставил тарелку и взглядом проводил Берналя.
Идёт в центр города. Не интересно. Дознаватель знал, что Хавьер сделает крюк — на случай, если жена выйдет следом или знакомые встретятся — и отправится в таверну или дом для утех. И там, и там у Пристоса есть свои люди, которые проследят и доложат.

Мия сомневалась, стоит ли ей идти. Она проводила мужа, и долго стояла возле двери. Дария жила у северо-западной стены. Путь пролегал через парк, который можно было обогнуть снизу — через таверну, здание городского управляющего, казначейство и рынок. Дорога сверху была короче и шла буквально под городскими стенами мимо гарнизона. Но Мия не знала, какое значение вложила в слово «утром» травница. Поэтому решила идти долгим путём.
Дом травницы был небольших размеров. Прямоугольная коробка из крупных брёвен, с черепичной крышей, вход по центру. Вокруг дома мини-сад: ипомея, гелиотроп, лаванда, мята, тубероза, магония, рододендрон и ещё несколько цветов, названия которых Мия не знала. Слева и справа от входной двери росли две яблони.
Войдя в дом, женщина отметила, что внутри легко бы проглядывалось всё от стены до стены, если б не деревянные перегородки. Справа от входа небольшая печь для создания отваров, зелий и тому подобного, слева — несколько цветов и растений в горшках. Рядом полки с готовой продукцией. Жилая зона находилась слева и дополнительно перекрывалась шторой из плотной чёрной ткани. Что было за ней, Мия не знала. Но там была печь, потому что на крыше дома имелось две трубы.
Не смотря на набор растений, настоек, порошков и прочего в доме пахло чем-то однотонным и приятным. Это был не столько аромат, сколько ощущение какой-то свежести с цветочными нотками.
Дария Альварес стояла возле рабочего стола (он располагался прямо напротив входа), сложив руки на груди, и смотрела на дверь, будто поджидая Мию.
— Доброе утро, — улыбнулась девушка. Да, у неё действительно были белые зубы. А ещё Мия разглядела цвет глаз (серый) и цвет платья (светло-синий). Пшеничного цвета коса была перекинута через плечо.
— Доброе, — улыбнулась в ответ Мия. А ещё она отметила, что старше девушки лет, наверно, на двадцать.
— Проблема будет только одна: тебе нужно запомнить названия трав и прочих ингредиентов. Я всё делаю сама, а ты подаёшь и приносишь. Иногда нужно будет ходить в парк, реже — за городские стены. Для каждой колбы с конкретным отваром или настойкой есть своё место. Жить на широкую ногу не выйдет, потому что я травница, а не городской банк. Но вы, насколько я знаю, и без того не бедствуете.
Мия Берналь заметила, что ногти на руках девушки окрашены в фиолетово-белый цвет, и только ноготь безымянного пальца — чёрный.
— Погоди, ты предлагаешь мне работу?
Дария улыбнулась:
— А как ты собираешься занять время до прибытия Спинерила Кюуса? Сутками напролёт читать пыльные книги про эльфов и воинствующих дев?
Мия сильно удивилась. И даже немного испугалась. За румянами не видно, как лицо женщины слегка побледнело.
— Приступать можешь уже сегодня. Как это обычно бывает, весь дом в твоём распоряжении, кроме жилой зоны, — Дария указала пальцем на плотную чёрную штору. — Надеюсь, у нас не будет классических сюжетов из дурацких книжек для подростков.
— Нет-нет, ни в коем случае! — покачала головой Мия.
— Вот и славно, — травница вытащила из-под рабочего стола небольшую сумку из чёрной кожи с длинным ремнём. Внутри позвякивало стекло. — Город ты знаешь не слишком хорошо, но этого достаточно. Вот, — Дария протянула сумку, — здесь три пузырька с растровом и два свёртка с порошком. Постарайся ничего не разбить. Все пять домов находятся в верхнем квартале. Пузырёк с синей жидкостью тебе нужно доставить в городское управление, с бурой — в банк. Прозрачную жидкость отдай торговцу Матиасу на рынке. Матиас продаёт одежду, которую ты никогда в жизни бы не купила, — Дария сделала паузу и уточнила: — никогда в прошлой жизни. Свёртки с порошком ждут старый Паркози и семья Гуппо. Паркози живёт у северо-восточной стены, примерно рядом с вашим жилищем, а Гуппо — на границе с нижним кварталом.
Мия Берналь взяла сумку и клочок бумажки с адресами. Кивнула.
— Но сначала переоденься. В своей парадной одежде ты смотришься красиво, но не слишком практично, — Дария взяла со стола за спиной платье. По виду оно было похоже на то, в которое облачена сама травница, только песочно-коричневого цвета. — Там же, в сумке, твоё жалование. Когда закончишь, просто иди домой. Ну или снова выходи к озеру.
— Хорошо, — снова кивнула Мия. Взяла платье. Мягкое, практически невесомое. По всему платью были волнистые узоры, плавно переходящие в фигуры летающих змей. На вороте и рукавах рисунок был виден более отчётливо.
— Ну и? — неожиданно сказала Дария.
Мия непонимающе посмотрела на девушку. Повисла пауза.
— Ты переодеваться-то будешь? — Дария улыбнулась, разведя руки в стороны.
— Здесь?
Травница хохотнула.
— Можешь сходить и переодеться дома — как тебе будет удобно.
В другой ситуации Мию Берналь такое поведение очень сильно бы возмутило. Но сейчас женщина почему-то чувствовала неловкость. А ещё это платье, оно, конечно, было красивым, но, представляя себя в нём, Мия ощущала какую-то неловкость. Как будто оно не по возрасту. Постояв ещё несколько секунд, разглядывая узоры, Мия улыбнулась, наклонив голову, после чего вышла.
Уже дома, стоя перед зеркалом, женщина потеряла остатки сомнений в выборе травницы. Не слишком пышное, не слишком прилегающее, платье смотрелось аккуратно, подчёркивая достоинства, а за счёт складок и размывало недостатки. Не сильно широкое к низу, оно доходило до щиколоток. А ещё источало странный, умиротворяющий аромат. Женщина не сразу поняла, что это бергамот.
Постояв ещё немного у зеркала, Мия почувствовала, как приятно кружится голова — в том числе от нахлынувших воспоминаний из далёкой юности.



9.

Увидев Матиаса, Мия поняла, о чём говорила травница. Широкоплечий, немного сутулый. Мокрые непослушные кудри зачёсаны назад и закреплены чем-то, возможно, заколками-невидимками. Матиас продавал странные одежды и ткани. Крупное смуглое лицо торговца, казалось, замерло в улыбке. Но улыбался Матиас одними губами. Что касается товара, на первый взгляд всё было похоже на привычные платья, юбки, плащи и штаны. Но вот материал, из которого эта одежда сшита, удивлял и пугал. Он был какой-то ворсовый, очень грубый на вид. При этом сам Матиас одет, что называется, по погоде — в запашной кафтан коричневого цвета с косым воротом.
— Вы от прекрасной? — спросил Матиас, когда Мия подошла к торговой палатке. — Очень вовремя, — он обтёр лицо платком, однако пот очень быстро появился снова.
— Да, — кивнула Мия. У женщины не было никакого желания даже приближаться к торговцу, поэтому она оставила пузырёк с прозрачной жидкостью на прилавке. И хотела спешно удалиться, но снова задержала взгляд на товарах. Дария была права: в прошлой жизни Мия Берналь никогда бы не купила себе такого. Да и в нынешней жизни тоже.
— Прекрасны и уродливы, — с улыбкой сказал Матиас, взял пузырёк и убрал его под прилавок. — Я знаю, что они вам не нравятся, но глаз невозможно отвести. Сам ими любуюсь.
— Удивительно, как я не видела это всё раньше, — Мия сказала это вслух. Она вспомнила, что за всё время визитов в Анжерен их с мужем как-то не заносило в эту часть рынка.
— Продам эту партию, а потом покину чайный остров.
Мия поймала себя на мысли, что сама тоже хотела бы покинуть этот остров.
— Почему? — рассматривая одежду, женщина заметила белый сарафан, на котором была красная узорчатая вышивка.
— По той же причине, по которой вы посмотрите, но ничего не купите. В Анжерене все предпочитают шёлк, лён и хлопок, — Матиас пожал плечами. — Одежда из грубого полотна только выглядит дёшево. На самом деле производить это куда сложней. Ну и не стоит забывать о погоде: в Анжерене всегда солнечно. А эти материалы, они, как бы это сказать, больше для красоты, чем для ношения. Поэтому я работаю в минус. Иногда выхожу в ноль. Но, знаете, — Матиас вложил всю искренность во взгляд, — положа руку на сердце: я просто обожаю одежду. Ткани. Разные ткани, красивые, безобразные, сложные и простые. Я побывал почти на всех континентах, кроме разве что мира номер сорок пять, чтобы собрать всё, чтобы увидеть все ткани, какие только возможны, чтобы потрогать и примерить все одежды, которые только способен выдумать человек.
Мир номер сорок пять. Мия мысленно кивнула. Итан Берналь, отец Хавьера, бывал там. Всего один раз и в юности. Небольшой остров посреди океана, который служит своего рода базой для наёмников. Не только убийц, но и воров, обольстителей и так далее. Профессиональные исполнители контракта — любого, лишь бы монеты были. Остров возник от магического рикошета. Название так и не придумали.
Обо всём этом Итан рассказал Мие незадолго до пожара.
— А как называется этот материал? — покупать, как верно заметил Матиас, женщина точно ничего не собиралась, да и денег не было. Но поинтересоваться всё же решила.
— Сукно, — ответил Матиас. — У нас на Тераграндии такого не делают — климат не тот, — продавец рассмеялся. — Я никогда не рассчитывал продать этот товар, но всё равно купил его в Радонии и привёз сюда. Почему? Потому что я хотел показать, как бывает там, за пределами.
— Тераграндии? — Мия заворожённо водила пальцами по ткани.
— За пределами острова. Знаете, наш славный Тиам, он похож на... Ну не знаю, это как будто маленький мирок в большом мире. Вроде все живые, вроде все интересуются чем-то, но всё сводится к социальной игре.
Мия отвлеклась от ткани и посмотрела в глаза торговцу. Что-то похожее она слышала и от Хавьера, который сейчас, небось, торчит в «Якорном сарае», лапая очередную девку. Какой козёл.
— До того, как встретить свою любовь, — Матиас хитро посмотрел на Мию и подмигнул, — я про ткани, разумеется, знаете, я хотел стать лекарем. Даже не лекарем, а учёным. Будучи совсем ещё мальчишкой, я грезил об исцелении людей. Исцелении от любых болезней — и тела, — Матиас коснулся груди в районе сердца, — и головы, — он несколько раз постучал указательным пальцем по виску. — Поэтому поступил в Тераграндийскую академию. О, вы бы знали, какое это было время! — торговец мечтательно закатил глаза. — Пьянящая юность, вера в то, что весь мир твой.
Матиас отвернулся.
— Тыквенное пиво. Тогда я впервые попробовал тыквенное пиво. Мы зашли в таверну, я и другие, кто сумел пробиться. Кажется, это была Анаис. Она предложила его.
Матиас неожиданно замолчал, и Мия поняла, что торговец балансирует на границе личных переживаний и развлечения клиента.
— Нас учили наблюдать, — не оборачиваясь, продолжил торговец. — Нас учили видеть не симптом, а человека. Обстоятельства, при которых всё произошло. Спрашивать. Собирать информацию. А ещё мы утопали в книгах. На Тераграндии при нашем Великом Эрзе, да будет ему земля бритвой, книги были не в почёте. По крайней мере, те, которые могли пошатнуть его власть, его силу. Которые могли показать, что магия нам и не нужна-то особо. Что он нам не нужен.
Торговец обернулся. В одной рук он держал стеклянный графин с тёмно-красной жидкостью, в другой пиалу.
— Поэтому в академии мы читали иностранные тексты. Особенно радонийские.
Матиас наполнил пиалу вязкой жидкостью.
— Попробуйте, вам понравится.
— Что это? — Мия скрыла недоверие в голосе, но на лице оно отобразилось.
— Не волнуйтесь, отраву в Анжерене делает только прекрасная Дария. Если она предложит вам зелёный порошок, непременно откажитесь, перед этим задержав дыхание, — торговец поставил графин на стол с товаром и протянул женщине пиалу.
Мия приняла напиток и с подозрением посмотрела на него.
— Это сок из вишни. У нас на острове он не особо популярен, потому что сложно вырастить — климат не тот. На Терагранди оно встречается на северной цепи островов. Пробуйте. Не волнуйтесь. Хотите, я отведаю из вашего кубка?
Матиас улыбнулся, едва не обнажив зубы, но тут же как бы невзначай потёр щетинистый подбородок, прикрыв рот. Затем продолжил:
— Это всё Орос. Там много чего интересного. Настоящий рай для травника и лекаря. У меня как раз заваривается чай, но не обычный, не тераграндийский. Вернее, не просто тераграндийский, а с добавкой! — Матиас выставил палец и продолжал улыбаться губами, не обнажая зубы. Из-за этого выглядел немного карикатурно. — Просто попробуйте сок, потом я скажу, — он кивнул.
Мия поднесла пиалу к губам. Пахнет приятно. Попробовала. Кисло, терпко, но вкусно. Но допивать не стала, улыбнулась, кивнула и вернула пиалу.
— В чае, который тераграндийский, всё великолепно, — он наклонился поближе к Мие и сказал почти шёпотом: — Это на случай, если нас подслушивают, — затем продолжил обычным голосом. — Но я добавил в него один ингредиент, о котором узнал на Оросе. Вернее, в Оросе — местные предпочитают говорить именно так.
Матиас скрылся в палатке с графином и пиалой, после чего вернулся, держа в руках блюдце, на котором стоял стаканчик с чаем. Нижняя часть стаканчика была заужена, а верхняя — расширена.
— Это чай, в который я добавил облепиховое масло. Невероятное растение. Наверно, только в Оросе и встретишь.
Торговец протянул женщине стаканчик. Ещё не взяв в руки, Мия почувствовала, как аромат напитка сводит её с ума. На секунду женщине показалось, что закружилась голова.
— Осторожно, беритесь за верх, чтобы не обжечься, — сказал торговец, хотя Мия и так это знала.
Сделав небольшой глоток, Мия поняла, что готова всё отдать за этот чай. Матиас, словно ожидал такого, снова скрылся в палатке и вышел с баночкой размером с хорошую мужскую ладонь. Внутри этой баночки была оранжевая густая жижа.
— Держите. Одну ложку на кружку. Если хочется достичь вершин безумия, кладите две.
— Сколько это стоит? — Мия полезла в сумку в поисках денег, но Матиас выставил ладони вперёд и покачал головой.
— Для друга прекрасной Дарии — бесплатно.
Матиас, наконец, показал зубы. Буквально на доли секунды оскалился, сам того не заметив, но Мие хватило, чтобы заметить коричневый налёт. Да, с зубами у многих проблемы. Кроме Дарии. Поэтому Мия Берналь твёрдо вознамерилась узнать у травницы секрет белых, а, главное, здоровых зубов.
— Спасибо, — кивнула Мия. Она вернула стакан торговцу и положила банку в сумку. — Я, пожалуй, пойду.
— Да, конечно. Передавайте мой пламенный привет, полный любви и обожания, несравненной и прекрасной Дарии Молине...
Покинув рынок, Мия Берналь без каких-либо проблем посетила городское управление. Затем был банк, и там женщине пришлось едва ли не отбиваться от навязчивого банкира, который предлагал выгодный займ под небольшие проценты — в обмен на понятно что.
— Такого предложения вы не встретите нигде на Тиаме! — восторженно говорил мужичок в вышитом золотом костюме, который занял хорошую должность благодаря папаше.
Время клонилось к вечеру. Остались два свёртка с порошком. Мия жутко устала, но травница была права: это лучше, чем сидеть дома.



10.

Дознаватель засыпал на ходу. Он видел, как Мия вышла из дома, как зашла к травнице, потом вышла с сумкой и платьем. Видимо, устроилась на работу и получила первые заказы, которые требуют особых условий. Очевидно, что те, кому нужны все эти отвары и порошки, сами не могут посетить дом Дарии.
Пристос Суше старался не заснуть, но время от времени проваливался в микро-сны. Почему он не поручил это кому-то ещё? Ответа на этот вопрос у Пристоса не было. Не поручил, и всё. Сам хотел сделать. Но те времена, когда дознаватель обходился без сна по двое суток и выглядел бодрым и свежим, давно прошли. Времена-то прошли, а привычки остались.
Рядом с дознавателем возник один из «тайников». Суше, уставший до невозможного, был готов поклясться, что жандарм на самом деле возник из воздуха. Мужчина протянул дознавателю записку.
«Чайный росток берёт свет и отправляется искать ответ», — таково было донесение. Дознаватель секунду или две соображал, пытаясь расшифровать. Хавьер Берналь отправился в банк, снял деньги. Затем попытался проникнуть через блок-посты в Нижний квартал, где расположен публичный дом, но почему-то не смог этого сделать, и отправился в таверну «У театра», где пытается строить отношения с разного пошиба знатью, а заодно клеит разносящих выпивку девок.
Дознаватель вернул бумажку и жестом отправил «тайника» прочь. Затем попытался выцепить взглядом Мию. Женщина закончила разговор с торговцем и удалилась. Значит, теперь черёд Пристоса.
— Как идёт торговля сукном? — обратился дознаватель к спине Матиаса. Торговец обернулся, смерил бродягу взглядом, что-то буркнул и вернулся к своим делам.
— Какое неуважение к покупателю, — покачал головой Суше. Он снова почувствовал прилив сил.
— Ты ничего не купишь, — буркнул Матиас, не оборачиваясь.
Дознаватель вытащил из-под халата небольшой мешок из козьей кожи, достал оттуда три монеты и кинул их на стол перед собой. Поскольку на этом столе лежала различная ткань, гулкого звона, на который рассчитывал Суше, не произошло, однако Матиас выпрямился и медленно обернулся.
— А теперь вы проявите ко мне уважение и начнёте растекаться в улыбке?
— Кто ты?
Матиас убрал мешок под халат и подошёл к самому краю стола.
— Тот, кто испортит тебе жизнь, если ты не ответишь на мои вопросы.
Повисла пауза, которую заполнил людской шум.
— Ладно, это я нагоняю драматизма. Пристос Суше, главный городской дознаватель. Я хочу знать, о чём ты говорил с женщиной, которая здесь только что была.
Матиас недоверчиво смотрел то на бродягу, то на монеты.
— Бери-бери, — кивнул Суше. И подумал, что в обычных условиях разыграл бы представление не хуже тех, что дают в театре: с переодеванием, акцентом и душевными щедротами — тем более что Матиас никогда прежде не встречался с дознавателем. Но, во-первых, не было времени, а во-вторых, дознаватель готов свалиться в любой момент, и кратковременная бодрость просто вызвана азартом от издевательства над торговцем.
— Уходите, — ответил Матиас с тревогой в голосе. — И деньги свои заберите.
Суше тяжело, но не слишком шумно выдохнул.
— Я могу попросить стражников, чтобы они перевернули твою палатку и раскидали тряпьё. А потом придут жандармы и закроют тебя в подвале. И тогда я приду тебя допрашивать, но уже не так вежливо.
Повисла пауза.
— Она принесла мне заказ от Дарии. Вернее, я заказал у Дарии, а эта женщина мне принесла, — ответил Матиас.
— Ты говоришь «женщина». Имени не знаешь?
— Не спрашивал.
— О чём вы говорили?
— Я рассказывал ей про сукно, — Матиас провёл ладонью вдоль материала, на котором лежали три грандирки.
— И всё?
— Да, — ни секунды не медля ответил торговец. — Пожалуйста, уходите.
— Откуда ты прибыл, Матиас? Я могу прочесть об этом в книге учёта, но это будет нескоро.
— С большой земли. Пожалуйста, уходите.
Мия, скорее всего, ищет, где бы ей пообедать, поэтому Пристос Суше может не торопиться и даже вздремнуть. Главное — в долгий сон не провалиться.
— Почему ты ездишь в Радонию за тканями и одеждой?
Матиас нервно потёр ладони.
— Вы меня в чём-то подозреваете?
Суше снова достал мешочек, вынул из него монету и бросил на ткань.
— У нас своего мало? Во всей Тераграндии мало красивых одеяний? Или нет такой ткани, что удовлетворила бы большинство?
— Я торговец. Моя работа — куда-то ездить и что-то привозить. Это теперь преступление?
— Во время ваших визитов на чужую землю не было никаких подозрительных контактов?
Матиас понял, к чему клонит незнакомец. Обвинение в шпионаже и предательстве — смертная казнь на месте.
— Нет, — процедил Матиас. — Пожалуйста, уходите.
Беседа не клеилась. Пристос попытался понять, хочет ли Матиас забрать деньги, которые лежат на ткани, в итоге решил их оставить в любом случае, развернулся и медленно зашагал прочь.
Матиас дождался, когда странный гость смешается с толпой, после чего смёл монеты на землю, подальше от своей палатки.

Дознаватель увидел Мию в парке возле озера, с противоположной стороны от забегаловки «Обар Дэлю». Женщина сидела на скамейке в тени деревьев и смотрела на воду. Суше вспомнил, что похожая ситуация была этой ночью, только к женщине подсела травница. Может, и у дознавателя есть шанс?
Не в таком состоянии. К Пристосу подошёл другой «тайник», они обменялись кивками. До вечера за Мией последят.



11.

Мия закончила с оставшимися двумя заказами до наступления темноты и вернулась домой. Хавьер спал, как убитый. От него разило алкоголем и чужими женскими телами. Поборов тошноту, которая подступила к горлу, и желание придушить мужа, Мия отправилась к озеру, надеясь снова встретиться там с Дарией.
На улице уже стемнело, и фонарщики обходили дома и столбы, выполняя свою работу. Мия только сейчас заметила, что Анжерен, небольшой и единственный город на острове, очень хорошо освещается. В городской казне не пожалели денег на свечи, факелы, масло и прочее необходимое, чтобы даже ночью граждане чувствовали себя более-менее комфортно. По крайней мере, в Верхнем квартале.
А благодаря полнолунию Мия издалека заприметила белое платье травницы на скамейке почти у самой кромки воды.
— Чудесная ночь, — сказала Дария и улыбнулась. Девушка сидела по центру, и, заметив замешательство Мии, похлопала ладонью рядом с собой. Мия кивнула и села рядом. Их плечи и бёдра время от времени соприкасались, и женщине было немного не по себе.
— Как прошёл твой день? — спросила Дария, повернувшись к Мие. Женщина чувствовала обжигающее и немного учащённое дыхание девушки. А ещё улавливала какой-то аромат. Запах трав. Часть из них была цветочная, часть напоминала то ли лекарство, то ли что-то ещё. Запах был приятным и как будто обволакивал Мию.
— Было очень тяжело, — ответила Мия Берналь, отвернувшись. — Ты знаешь, я как-то к такому не привыкла.
— А привыкать и не нужно, нужно просто наслаждаться жизнью. Как тебе Матиас?
— Милый и разговорчивый. Показал мне необычную ткань, которую я почему-то никогда не встречала. Хотя я и на рынок-то особо не ходила, — Мие очень хотелось посмотреть в глаза девушке. Но вместо этого она рассматривала уток на озере.
— Кстати, я так и не рассказала историю про озеро, — Дария откинулась на спинку скамейки. — На чём мы остановились?
— Что-то про амулет и про то, что Джей Люзяк станет помощником.
— Ах, да, — улыбнулась Дария Альварес. — Ну так вот, Джей Люзяк по прозвищу Клаптрап. Из городских архивов он узнал, что среди посвящённых и тех, кто хотел стать наместниками великих магов, были отверженные. Это либо те, кто получил силу, а потом утратил доверие, либо те, кто не смог пройти обряд пробуждения. Отверженные, как несложно догадаться, изгонялись из высшего общества. Один такой обитал в окрестностях Анжерена, — Дария сделала жест рукой, — Ну то есть как, обитал, был заточён в дереве.
— В дереве? — Мия с подозрением посмотрела на Дарию. — Мы точно куда-то не туда не свернули?
— Сандер Тон-Кас. Наш герой разыскал это дерево, — Дария продолжала как ни в чём не бывало, изучая озеро, будто впервые его видит. — Но так и не нашёл способа пробудить этого отверженного. Люзяк и молил, и угрожал, и причитал, и даже пытался сломать дерево и вырвать его. Однако любые надломы тут же срастались, а когда Люзяк выдирал дерево с корнем, оно вылезало с такой лёгкостью, будто травинка. Тут же из ниоткуда возникало новое дерево, а старое рассыпалось прахом. Люзяк провёл несколько дней и ночей под деревом, пока, наконец, не признал глупость своей затеи. И в этот момент дерево — а мы, если что, говорим о хорошем таком дереве, толщиной примерно с нашего городского управляющего, — просто завалилось, открыв дыру. Лаз шириной в полметра.
Мия понимала, что всё это какая-то чепуха, однако зачарованно слушала рассказ, пытаясь представлять себе эти картины.
— Из дыры послышался грубый, но при этом какой-то тонкий голосок. Ну да, особенности магии: ты можешь слышать и видеть одновременно два противоположных явления. Так вот, рык, похожий на голос младенца, спросил: «Что, уже ужин?». Джей Люзяк не растерялся и ответил, что пришёл за помощью. Отверженный пообещал пустить нашего героя по ветру, когда вылезет. Люзяк пошёл на хитрость: он сказал, что на самом деле хочет помочь отверженному вернуться в высший свет. Разумеется, это было невозможно, однако Сандер Тон-Кас спал в этой дыре, кажется, три вечности и два года, поэтому потерял связь с реальностью и был готов поверить в любую чушь.
Мия заметила, что у Дарии гладкая и, кажется, очень нежная кожа рук. Скорее всего, возраст плюс какие-то травы и мази. Женщина решила, что непременно выведает рецепт.
— Дальше была яркая вспышка света, которая вырвалась из этой дыры. И на сцену вышел седой старик в расписной хламиде и с тюрбаном на голове. Отверженный поприветствовал нашего Люзяку. А Люзяк — парень не промах, сходу зашёл с крупных карт: начал рассыпаться словами «великий волшебник», «маг» и «чародей». В итоге получил от Сандера Тон-Каса лекцию о том, что маги-де не носят бороды и надевают шляпы, а волшебники — те ещё оболтусы. А он, наш отверженный, хотел стать чародеем. Чары, то есть накладывать.
Мия засмеялась и как бы невзначай, между делом, чуть отодвинулась от девушки.
— Джей Люзяк поведал свой план: хочет пробиться в волшебники, для этого ему нужны силы, обряды и прочее. И если обретёт силу, то непременно не забудет о своём наставнике. Разумеется, и речи не шло о том, чтобы свергнуть Великого Эрзу, — Дария достала из сумки яблоко и протянула женщине. — Это ведь не дешёвое подростковое чтиво из библиотеки в вашем доме, это серьёзная, настоящая история. Однако отверженный хотел отомстить, поэтому воспринял пришедшего уже не молодого человека как подарок судьбы. И стал его учить боевым заклинаниям.
— Дай, угадаю: из этого ничего не вышло? — Мия вертела в руках яблоко, не решаясь откусить.
Дария кивнула.
— Ни отверженный, ни наш герой ждать не могли, поэтому попытались проглотить всю науку за раз. И лучше бы они этого не делали.
— Самоуничтожение? — спросила Мия.
— Лучше. Как ты, наверно, не знаешь, магия, вот это вот всё, о чём мы говорим, оно не берётся из ниоткуда и не уходит в никуда. Есть, как бы тебе пояснить, окружающее нас поле. Невидимое. Из него свою силу брал в том числе Великий Эрза. Туда же залезал и отверженный Сандер Тон-Кас. Однако чем могущественней маг, тем больше у него контроля над полем. Как в одной сказке был рыцарь, который каждый день пересчитывал своё золото и знал точное количество монет. Конечно, поле — не казна, а казна не поле. Великий Эрза заметил магическое возбуждение. Моментально появился рядом с этими двумя пройдохами. Сказал всего три слова: «Ну и оказия». Щёлкнул пальцами, и превратил Сандера Тон-Каса в коровье это самое, а Джея Люзяка — в озеро, — Дария кивком на него указала. — То есть на самом деле озеро называется Оказия, но в народе оно не прижилось. Сперва была «Антазия». А потом каким-то неведомым образом стало Антази.
— Это ведь всё выдумка? — слегка улыбнувшись, спросила Мия.
— От начала до конца, — кивнула Дария Молина Альварес.
Глаза смотрели в глаза.
— Приходи завтра утром, — сказала Дария. — Приходи пораньше.
Мия наблюдала за тем, как по ветру развивается платье девушки. Посидев немного, женщина отправилась домой.



ДЕНЬ III.

12.

Громкий стук в дверь. Напористый стук. Если сразу не открыть, то дверь точно высадят. Пристос Суше подскочил с дивана, на котором уснул, и тут же согнулся от боли в пояснице и коленях. Кое-как доковылял до окон и раздвинул шторы.
— Ох ты чёрт! — выругался Суше. Вчера он зашёл в свой кабинет в жандармерии, надеясь покемарить пару часов, а в итоге проспал весь вечер и ночь. Ну хотя бы проснулся на рассвете.
В дверь, меж тем, продолжали ломиться. По силе и настойчивости казалось, что это малая гарнизонная группа.
— Иду, иду.
С хрустом разминаясь и растягиваясь, Суше в потёмках добрёл до двери и сдвинул засов. В помещение ворвался городской управляющий Пьер Кюри. Низенький мужчина шириной в два дознавателя, скрывающий залысину под тюрбаном, в расшитом золотом и красным бархатом халате. Выглядел Кюри обеспокоенно.
— В чем дело?
— Сядь, — городской управляющий указал на кресло для посетителей.
Дознаватель приподнял брови. Видимо, дело очень серьёзное, раз Кюри забыл, что не у себя в остраве. Управляющий всё понял, тихо выругался и занял гостевое место. Старший дознаватель неспешно прошёл через кабинет и расположился на своём кресле.
— Императорский гарнизон просто на ушах стоит.
— Не тяни.
Пьер Кюри обтёр пот со лба льняным платком и посмотрел на дознавателя.
— Императорский гарнизон неохотно делится информацией, если это не общественное достояние...
— Не тяни, — повторил Суше. Он уже полностью проснулся и не понимал, чего хочет больше: позавтракать или скинуть, наконец, лохмотья и отмыться от вони, которой пропиталась кожа и волосы.
— Пока все нормальные мужчины любят девок, Факси Камин, начальник гарнизона...
— Я знаю, кто такой Факси Камин, — недовольно сказал Суше, выставив ладонь.
— ... предпочитает быть выродком...
— Я знаю, что предпочитает Камин, — казалось, терпение старшего дознавателя скоро закончится. Всё-таки сначала он пойдёт мыться.
— Они что-то нашли. Не знаю, что, но это очень сильно их встревожило. Хотя какой там встревожило, скорее напугало до одури. Поэтому они и отправили письмо на Тераграндию, поэтому и спешит сюда на всех парах помощник смотрителя мастерской, как его там, а и чёрт с ним, — Кюри махнул рукой.
— Значит, нашли, — Суше упёрся кулаками в лоб и тяжело вдохнул и выдохнул. — И что же?
Повисла пауза. Во дворе жандармерии послышались множественные смешки, как мужские, так и женские. Суше нахмурился. Чёртовы сосунки, опять с утра пораньше привели девок, чтобы попытаться кого-то охмурить. В другой ситуации, при других обстоятельствах это — нарушение дисциплины: девок за ворота, сосунков — к столбу и выпороть. Однако молодчики не знают, что дознаватель в здании, поэтому и ведут себя подобающе. Поэтому и радуются жизни.
Что нашёл гарнизон? Что они, мать их, тупые солдаты, смогли найти? И как так получилось, что Пристос Суше два дня почти на брюхе ползал по пепелищу, а солдаты взяли и нашли?
— Лодку.
— Что? Лодку?
Пьер Кюри кивнул.
— Сколько? Когда?
— В лодке могли поместиться четверо.
— Их нашли?
— Нет. Скорее всего, правда в горах засели.
— Или погибли во время, — Кюри сделал паузу, — пожара.
Чёрта с два они погибли, Суше нутром чуял. Прячутся, крысы.
— В городе они не появлялись, иначе я бы уже знал, — продолжил управляющий.
Пьера Кюри и Пристоса Суше связывала давняя дружба. Оба выходили из богатого, знатного рода, который добился успеха ещё при магической власти. Пьер и Пристос часто влезали в различные рисковые дела и столь же часто помогали друг другу выпутываться из неприятностей. Магическая аннигиляция застала их в уже во взрослости. Собственно говоря, она, эта магическая аннигиляция, и обеспечила одному власть, а другому — силу.
— Где была лодка?
Пьер Кюри пожал плечами, но дознаватель и без того всё знал. Причалить они могли недалеко от северной горной гряды, потому что там нет построек и людей. Ещё один вариант – на противоположной стороне острова. Там гномий пик, без карты не разберёшься.
Причалив, прошли вдоль гор и вызвали огонь. Вспыхнуло моментально по всей ширине границ поместья, очень быстро опустилось вниз и погасло.
Только на следующее утро приехали жандармы и стражники. Последние больше как мебель. Обследовали каждый кусок почерневшей земли. Двое суток потратили, и ничего. Само собой, дознаватель и жандармы обошли берег. Ничего.
Весть на большую землю отправили сразу. На третий день солдаты отправились на пепелище после жандармерии — зачем? Почему? Может быть, кто-то что-то шепнул? Или кого-то поймали?
— Мне кажется, твой информатор что-то не договаривает, — Пристос Суше встал, обошёл кресло и упёрся в его спинку руками. — Слишком всё странно.
— Мой информатор с трудом узнал то, что я тебе рассказал. В гарнизоне переполох, я говорил. Все носятся, бегают, уровень секретности такой, что никому и не снилось.
Повисло молчание. Со двора уже не доносилось ни звука — видимо, жандармы услышали знакомый голос, который доносился с третьего этажа, и быстренько выпроводили посторонних, а сами кто по казармам, а кто в патрули.
Дознаватель знал, что информатор Пьера — немолодая особа в гарнизонной канцелярии. Бедняжка верит, что городской управляющий её любит и однажды ради неё бросит семью и детей.
— Ладно, я попробую сам что-нибудь выяснить.
— Будь осторожен, — сказал Пьер Кюри. Он знал, что в былые времена Пристос любил искать приключений на каждую часть своего тела.
— Буду.
Городской управляющий, наместник императора Эстебьена Сондьяфу на острове Тиаме Пьер Меланьярдо Кюри. Так звучит его полное имя и должность.
— В проливе Диксона, где с момента создания острова царил штиль, неожиданно разыгралась буря. С полудня и до сих пор. К острову не подходит.
Суше глубоко вдохнул и поджал губы. Это плохой знак. Значит, помощник смотрителя императорской мастерской, который на всех парах спешит сюда, будет не скоро.
Управляющий вышел. Пристос машинально потёр ладонями лицо, размазывая грязь и жир. В нос ударила вонь протухшего мяса. К чёрту всё. Сначала баня, потом всё остальное. Даже если это магия пытается вернуться в наш мир, Суше всё равно не сможет ей противостоять. А за Берналями пусть присмотрят другие.



13.

От горячей воды поднимался пар. В свете камина он приобретал причудливые формы. Окна были занавешены плотной тканью — чтобы ни человек, ни лучи восходящего солнца, когда они появятся, не могли заглянуть внутрь.
Травница Дария лежала в широкой деревянной кадке, опустившись в воду по плечи, прислонив голову к борту. Волосы были распущены и занимали практически всю поверхность рядом с кадкой. На расстоянии вытянутой руки стоял стул с белым платьем и полотенцем. Сама кадка располагалась практически в центре жилой зоны. Чуть подальше кровать. Рядом — деревянные полки с книгами и стеклянными тубами. А ещё здесь был вход в подвал.
Вокруг кадки расставлены свечи, по углам комнаты висели масляные светильники. Ещё два стояли на рабочем столе, расположенном у окна.
Лицом к шторе, отсекающей жилую зону, стоял Мистерион, лидер одного из воровских кланов Анжерена. Он был безвозвратно и безнадёжно влюблён в травницу, и девушка это знала. Однако никто никогда не произносил ничего такого вслух, не проявлял во взглядах и жестах.
— Значит, их было четверо.
Мистерион кивнул, хотя Дария не могла этого видеть.
— В город они не заходили, иначе ты уже давно бы об этом знала. Двоих поймали. Вернее, нашли сегодня утром. Полуживыми и обезумевшими. Прямо возле северных стен.
— То есть у себя под боком.
Мистерион снова кивнул, и поджал губы. Поправил и без того ровно висевшую на шее клетчатую куфию.
— Узнал имена?
— Они были в таком состоянии, — начал Мистерион, но потом он представил, как Дария закатывает глаза. — Лисберн и Расмус.
— Лисберн и Расмус, — проговорила Дария, глядя на языки пламени. — Какие странные имена.
— Лисберн и Расмус, — кивнул вор. — Фиделийцы.
— Думаешь, фиделийцы?
— Сложно сказать. Но очень похоже. Я думаю, они прибыли на Тераграндию месяца два назад или около того. Входили во вкус, знакомились с местным, так сказать, населением, — Мистерион сложил руки на груди. — А когда им показали, что на Тераграндии всё поделено, решили бежать. Прибыли на Тиам. Мои информаторы, ты бы их видела: белый цвет не такой белый, как их лица, когда они мне всё это рассказывали, — Мистерион зачем-то поправил и без того ровно сидящую серого цвета абу. — Мне кажется, тут замешана магия.
— Магия.
Дария Молина Альварес погрузилась так, чтобы вода касалась подбородка, и закрыла глаза. Значит, её цель ближе, чем ей казалось.
— Где они сейчас? — спросила Дария.
— Не знаю. Эти двое попались, а другие — как сквозь землю провалились. Точнее, как будто по земле и не ходили вовсе. Я сперва думал, что двое неизвестных в горах засели.
В горах, где до магической аннигиляции жили гномы. Большинство доспехов, мечей, копий щитов и всего остального, что используют в гарнизоне и жандармерии, дело рук гномов. Сталь, которую делают сейчас люди, годится разве что разрезать хлеб. Поэтому новоделом вооружена стража — всё равно она ни на что не годится, кроме как заниматься показательными прогулками по городу.
— Мои ребята отказываются туда идти — цепь такая, что чёрт ногу сломит. В гарнизоне тоже не суются, потому что там в засаду легко попасть, — Мистерион сделал паузу. — И потому что ждут Спинерила Кюуса.
— Который приедет не скоро.
Мистерион кивнул, и снова мысленно отругал себя за это движение.
— Город скоро закроют. А к ночи и весь остров, — сказал он, подразумевая, что если кто-то хотел бежать, то сейчас самое время.
Дария открыла глаза, чуть приподнялась и выставила в сторону Мистериона правую руку.
— Только не радонийское.
Вор кивнул. Отыскал бутылку вина на полках, нашёл бокал, плеснул в него вина и вложил в руку Альварес. Всё это сделал так, чтобы даже краем глаза не видеть девушку.
С исчезновением гномов в горах остались только пещеры. Всё, что можно было забрать, забрали и принесли. Но поджигатели точно не там, они угодили в петлю преподобного.
Дария улыбнулась. Какое забавное это наказание для тех, кто хочет быть великим магом, но не имеет на это права. Петлю создали как самооборонительное заклинание.
Если человек — а в те времена и любая живая и разумная тварь вроде гномов, эльфов и прочей нечисти — не является магом, помощником или предназначенцем, но хочет прикоснуться к великой силе, то всё кончится плохо.
Во-первых, неконтролируемые потоки заклинаний — в основном разрушающего или перемещающего характера. Если носитель свитка не погибает в процессе, то в конце его ждёт петля, из которой он никогда не сможет выбраться. Разве что великий маг, любой великий маг, не только настоящий владелец свитка, сжалится. Но такого не было никогда.
Дария сделала глоток вина и села повыше, но так, чтобы грудь всё ещё оставалась под водой. Ни Мистериона, ни кого бы то ни было девушка не стеснялась. Она даже слова такого не знала. Тем более что вода была прозрачной.
— Что ты об этом думаешь? — Дария спросила больше для того, чтобы подтолкнуть свои размышления. Мнение Мистериона её не интересовало.
— Я вор, моя задача — кражи продумывать, а не в магию лезть, — Мистерион слегка наклонил голову и повернул влево. Краем глаза он видел девушку.
Двое сидят в петле. Лисберн и Расмус сумели выбраться. Но это невозможно, потому что для спасения нужен как минимум предназначенец.
Дария поставила бокал с вином на пол возле кадки, собрала волосы так, чтобы случайно их не намочить, встала в полный рост и повернулась к Мистериону.
— Дай полотенце, пожалуйста.
Услышав просьбу, вор кивнул. Щёки налились кровью, сердце заколотилось. Она хочет, чтобы он посмотрел, чтобы увидел. И Мистерион повернулся.
Дария стояла посреди кадки. Одной рукой удерживала волосы, другую протянула в сторону Мистериона. У которого на секунду перехватило дыхание.
«Гладкость и аккуратность» — слова, которые промелькнуло в голове у вора.
Стараясь действовать быстро и не задерживать взгляда, он взял полотенце и вложил в руку травнице, после чего занял исходную позицию. В голове возникли песочные часы, хотя такое сравнение было немного ошибочно. У Дарии была девичья грудь, плоский живот и не такая уж сильно узкая талия. Низ тоже не раздут, даже подтянут.
Приняв полотенце и до того, как Мистерион отвернулся, Дария одарила его улыбкой.
— Спасибо, — травница обмоталась полотенцем и сошла на деревянный пол.
Это второй раз, когда Мистерион видел девушку без одежды. Первый произошёл в момент знакомства, если это можно так назвать.
Несколько лет назад солнечным утром Мистерион получил первое задание. И не придумал ничего лучше, чем зайти к травнице. Прикинувшись покупателем, поинтересовался редкими травами, настойками и маслами. Альварес, конечно, сразу раскусила юнца — не только по внешнему виду, но и по вопросу, который паренёк задал:
— У вас есть настойка эхименецея клаптирадонного? — ничего более глупого Мистерион не смог придумать.
Дария сделала вид, будто что-то ищет возле рабочей печи, а вор заглянул в жилую зону и увидел дверцу в подвал.
«Это и будет целью!» — подумал Мистерион. Он решил, что провернул трюк незаметно, однако Дария просто подыграла парнишке, чуть дольше копаясь среди склянок и свёртков.
— К сожалению, ничего не могу вам предложить, — ответила травница. — Приходите ко мне завтра утром, может, сыщется что.
Мистерион спешно удалился. Зная, что он наблюдает за домом, Дария сделала вид, что отправляется куда-то по делам. На самом деле, сделав небольшой крюк, вернулась и стала наблюдать.
Вор наворачивал круги, как бы невзначай прощупывая оконные рамы. Чем очень сильно посмешил Дарию. Ну кто так делает? Проходи мимо стражники, и вору несдобровать.
Когда Мистерион всё-таки проник в жилище, Дария поспешила домой. Вошла бесшумно. В правой руке сжимала горсть коричневого порошка. Резко одёрнув штору, которая закрывала жилую зону, Дария выдула весь порошок точно в лицо вору. Мистерион успел подумать о том, что, кажется, влюбился, после чего упал, парализованный.
— Я не сдам тебя, — голос Дарии звучал спокойно, без какой-либо ненависти. — Но, если ты ещё раз попытаешься ко мне влезть, порошок будет зелёным.
Лёжа на полу в доме травницы, Мистерион впервые увидел Дарию без одежды. Все полтора часа девушка как будто не замечала вора и занималась своими делами: приготовить несколько отваров, сменила платье, прочитала несколько книг с рецептами и сделала запись в дневник.
Когда в Мистериону вернулся контроль, он поставил выдавленное стекло на место и тихо вышел через дверь.
Позже, намного позже Мистерион выкрал зелёный порошок и накормил им одного благородного человека, который повёл себя совершенно не благородно с Дарией. Зелёный порошок подействовал через секунду или две, и зрелище было жуткое. Мистерион не знал, да и не особо интересовался медицинскими подробностями. Но это была идеальная месть. Когда Дария узнала о случившемся, она погладила Мистериона по щеке и улыбнулась. Большего вор и желать не мог.
Вторая встреча Мистериона и травницы произошла тюрьме.
В Верхнем квартале казни совершаются у северных ворот, рядом с гарнизоном, а в Нижнем — между рынком нищих и храмом, рядом с приютом имени Эрзы. То есть, получается, на глазах у детей. Это сделали специально, чтобы отбивать у сирот желание переступать закон.
Мистерион ещё не успел стать матёрым вором, и попался. Способ казни — виселица. Делать это решили утром следующего дня — чтобы за один заход сразу пятерых повесить.
Вечером к приговорённым пришёл служитель храма и несколько сирот из приюта. Это была первая часть показательного выступления, которое организовал городской управляющий. Дети и подростки должны посмотреть на преступников и испытать презрение и жалость. Служитель храма прочитал небольшую проповедь.
— Неужели ты думаешь, что Великий Эрза такого будущего хотел для своих детей? Неужели ты думаешь, что Великий Эрза простил бы такое? Покайся, дитя!
Эта и подобная болтовня, обращённая к каждому приговорённому, исторгалась минут пять. И пока служитель храма подбирался к Мистериону, тот заметил среди толпы оборванцев Дарию.
Чтобы не привлекать внимания, девушка сменила своё привычное платье на лохмотья, в которых ходят жители трущоб, накинула на голову капюшон и испачкала белоснежное лицо в грязи. Сложнее всего было спрятать волосы, но Дария Альварес и с этим справилась: она обмоталась ими и связала в некоторых местах тонкой верёвкой. Чтобы попасть в темницу к приговорённым, травница, скорее всего, к вору, девушка представилась другим именем. Но Мистерион был уверен, что без порошков и зелий не обошлось.
Служитель храма не мог ничего понять, потому что детей и подростков в приюте было много, да и не помнил он всех по именам и лицам.
План Дарии мог сорваться, потому что к клеткам проповедник не приближался, предпочитая возносить свои речи на почтительном расстоянии.
— Прошу вас, — когда служитель храма добрался до Мистериона, вор решил помочь травнице и подыграть. — Прошу вас, мне это нужно. Я чувствую его волю.
Служитель храма несколько секунд колебался — кто-то его вообще слушал? И даже поверил всем этим бредням? Или просто умом тронулся на фоне неизбежности? Проповедник подошёл поближе, за ним и Дария.
— Да простит тебя Великий Эрза, — скрывая то ли отвращение, то ли удивление, изрёк служитель и положил свои ладони поверх ладоней вора.
Мистерион склонил голову и издал звук, похожий на плач. В это время Дария подошла достаточно близко, и когда преподобный отнял руки, вор всё ещё держал свои просунутыми сквозь решётку.
— Идём, дети мои, — скомандовал служитель и развернулся. В этот момент Мистерион ощутил лёгкий укол в большой палец левой руки.
На следующий день повесили только четверых, потому что пятого нашли мёртвым в камере. Бездыханное тело в луже собственной мочи с гримасой ужаса на лице. Мистерион лежал на спине, выгнувшись дугой.
Городской управляющий Анжерена потребовал сжечь тело, опасаясь вспышки какой-нибудь заразы.
— Это кощунство! Он не умер, а вознёсся к Великому с помощью приступа веры! — твердил служитель храма. Он купился на игру вора и теперь всячески защищал память «сына Великого Эрзы».
— Я думаю, нужно делать вскрытие, — сказал городской лекарь, и сплюнул. Ему всё это казалось очень подозрительным.
В итоге служитель храма добился погребения, хоть и без церемоний.
Так могла закончиться история Мистериона, если бы в дело снова не вмешалась Дария Альварес. С помощью шантажа, манипуляций и различного сочетания трав девушка договорилась, чтобы вора положили в деревянный гроб и отвезли на кладбище — оно располагалось за южными воротами. Где-то в середине этой процедуры гроб пропал, а потом снова появился. Чуть легче, чем был, но никого это не заботило.
На момент так называемой смерти у вора не было имени. А с перерождением появился Мистерион. Он не был в рабстве у травницы, но выполнял любые её поручения. Делать это стало проще, когда Мистерион возглавил один из начинающих воровских кланов.
И вот сейчас Мистерион снова увидел Дарию без одежды. Прекрасная. Она хотела, чтобы он увидел, чтобы оценил — и её саму, и шансы на что-либо.
Вор взял с полки большое зеркало и гребень и передал девушке.
— Лисберн и Расмус, скорее всего, не сами выбрались из петли преподобного, а вывалились оттуда. Ещё двое сидят там до сих пор, — Дария Молина Альварес села за стол у окна и расчёсывала волосы. — Это не могло быть случайностью. Это не могло быть усилием воли кого-то из бандитов, — она обернулась и посмотрела на Мистериона. — А знаешь, почему эти двое они вывались?
 Вор не знал, но догадывался. Если ты не умеешь читать, то не страшно, в Нижнем квартале тебе расскажут любую историю, какая только существует — успевай слушать.
—Магический свиток был в руках предназначенца, — сказал Мистерион.
Дария прикусила нижнюю губу и отрицательно покачала головой.
— Достаточно, чтобы обе составляющие были рядом.
Мистерион кивнул. И на этот раз не стал себя корить, потому что момент был подходящий. Травница попросила его об услуге. Вероятно, последней в их негласном контракте.
Вор знал, что великих магов было шестеро. Им не нужны были никакие свитки, чтобы использовать силу. Ведь что такое свитки? Просто кусок свёрнутой бумаги. Они появились, когда произошла магическая аннигиляция. Каждый свиток — фрагмент того или иного мага. Десятки тысяч на каждого.
Из всей бумаги, в которую превратились великие маги, ценность представляют только шесть — по одному на каждого. И раз свиток, который у банды, стал защищаться, значит, у них в руках правильный. Какие же они всё-таки везучие.
— Петля закрутилась где-то возле гарнизона. Ближе к западной или к восточной части?
— Восточной.
Мистерион подумал, что Дария снова попросит об услуге. Но сейчас, учитывая, что началось в гарнизоне, он точно туда не сможет попасть. То, что вор сообщил травнице, добыто с огромным трудом и риском для жизни.
— Шторм в проливе смещён к этой части? — Дария рассматривала причудливые узоры, нанесённые на гребень. Волны, которые плавно перетекали в льва или тигра и обратно. Она знала ответ, но ей хотелось, чтобы это сказал Мистерион. И вор это понял.
— Да. Тераграндия с северо-западной стороны, но остров нужно обогнуть. Причалить больше некуда.
Дария Молина Альварес положила гребень на стол, встала и скинула полотенце. Мистерион, хоть и не моментально, но отвернулся.
— Что ты будешь делать?
— Надену лучшее платье.



14.

Это была очень странная буря. А потом Ксенос открыл глаза и снова увидел таверну. Эту же самую таверну. Стол в центре, за ним гном. Дупель Хрюк или как его? С тем же выражением лица, с глиняной кружкой, которая каждые пару секунд превращается в стеклянную и наоборот.
— Мы рады видеть тебя, — сказал гном. — Хоть какое-то разнообразие
— Мы?
Гном кивнул. Указал рукой вправо.
— Здравствуй, — произнесла сфера размером со стол, за которым сидел гном. Сфера молочно-белого цвета. — Дувель Крук называл меня Томми. На самом деле это не моё имя.
Голос, который исходил из сферы, напоминал обычный мужской голос. Никаких искажений, изменений и прочих эффектов. И не было интонации.
— Я просто веселился, — признался гном. — Думал, мы его больше не увидим. Однако ж гляди, до сих пор тут, — он посмотрел на сферу и глиняной кружкой указал на вора.
Ксенос всё ещё во сне. Какая досада. Или, может, счастье?
— Дувель Крук развлекался и наговорил тебе много всякой чуши. Но кое-что было правдой. Например, имена и некоторые события. Он достал их из твоей головы.
Гном громко отхлебнул из теперь уже стеклянной кружки.
— Я — Клодифей, — произнесла сфера.
Ксенос Брайдер почувствовал, как его брови ползут вверх, а рот открывается в немом крике.
— Великий маг. Я правил Радонией до того, как нас всех не стало, — ответила сфера.
Клодифей. Один из шести великих магов. Первый, кто обрёл силу. И что же он делает здесь, в голове у рядового, хоть и профессионального вора?
— А это, — возникла пауза, как будто сфера несколько раз пыталась показать несуществующей рукой в сторону гнома, — это Венцей Сталс.
Ещё один великий маг. Правил Фиделией.
— Если вы хотите забрать мою душу, то увы, она не продаётся. А разум мне и так не принадлежит, — Брайдер выдавил улыбку.
— Я предстал в образе сферы, и мне ещё повезло. Мог бы быть гномом или того хуже — эльфом.
Профессиональный вор скрестил руки на груди. Понятно, значит, они его даже не слушают. Или не слышат. Типичные маги.
— И мы, ты не поверишь, удивлены не меньше тебя, что сейчас здесь, — сказал гном, которого звали Венцеем Сталсом. — Когда мы, ты и я, — он указал пальцем на себя и Ксеноса, — первый раз встретились, мне казалось, что это не твой, это мой, один из моих бесконечных мёртвых снов. Информация, которая высыпалась на меня из твоей головы, радовала. Наконец-то нормальный сюжет! А то всё белизна и яркие вспышки. Вот я и начал его раскручивать.
Ксенос кивнул. Или ему так только показалось. А ещё он поймал себя на мысли, что понимает и Клодифея, и Венцея. Понимает без перевода, будто они говорят на одном языке.
— Почему я здесь? Почему вы здесь? Почему мы встретились?
Гном пожал плечами. Сфера бы тоже это сделала, имей она плечи.
— Ты нёс магические свитки, украденные из императорской мастерской. А потом тебя отравили. Возможно, близость к магическим свиткам и сильные эмоции привели нас. А возможно, нет. Сложно сказать. При всей нашей бесконечной жизни мы никогда не задумывались об этом.
— Мы думали, что будем вечны, — закончил за сферу гном. — А оно вон как оказалось.
Брайдер улыбнулся. Конечно, проклятые тираны-кровопийцы, все вы так думаете. А потом раз! — и наступает небытие.
— То есть вы двое — великие маги? — Ксенос Брайдер выставил указательные пальцы.
— Мы — фрагменты того, кем были раньше, — покачал головой гном. — Фрагменты, которые на самом деле там, в реальности. В одном из магических свитков, в которые мы превратились.
Что-то такое Ксенос Брайдер когда-то слышал или читал. Маги вроде исчезли, а вроде не до конца. В каждом городе был как минимум один блаженный проповедник, который твердил на площади или в любом другом людном месте о возвращении силы. Собирал вокруг себя таких же блаженных. Люди, нормальные люди, сторонились таких сборищ, но особо чувствительные кидали пару монет. Организовать какое-либо общество блаженным маговерам не позволяли, поскольку мир только-только оправлялся от магии. Чаще всего в императорском дворце предпочитали не замечать такие группы по интересам, а если что-то подобное и намечалось, то наиболее активный проповедник неожиданно пропадал.
— Хотя времени у нас — две бесконечности и одна продолжительность, мы не можем тебе всего рассказать, даже пытаться не будем, потому что ты не поймёшь — в силу своей человеческой сути, — послышался голос из сферы.
Ох уж эти высокомерные маги. Всех, кто не они сами, считают недостойными и глупыми, неспособными к познанию. Народ выдохнул, когда вся эта муть исчезла. Правда, было жаль другие расы и существ.
— Спасибо, и без того голова болит, — Ксенос использовал это не как устойчивое выражение, а как описание состояния — голова на самом деле начинала болеть. — Так. Это мой сон?
Гном посмотрел на сферу, затем на Брайдера. Вор всё понял без слов. Они не знают, потому что никогда не сталкивались с подобным. «Великие маги», называется. Всё их величие — горстка бумаг там, в реальности, и глупые образы здесь, непонятно где.
— Что из сказанного при первой встрече было правдой? — Ксенос обратился к гному, но ответила сфера.
— Эвелин. Она несёт пустые магические свитки. В них нет меня.
Ксеносу Брайдеру показалось, будто сфера загибает пальцы.
— Второе: Олаф Дадвалафорс — выдумка. Мага высшей категории с таким именем никогда не существовало. Да и нет у нас никаких категорий и быть не может.
Позади вора появился стул. Большой, деревянный. Обменявшись взглядами с гномом, Ксенос сел.
— Третье: Дария Молина Альварес. Правда. Она существует, и она важна. Мне очень жаль, что она идёт за Эрзой.
Ксенос сильно удивился, однако лицо оставалось неподвижным. Ещё один великий маг. Он что, тоже сейчас придёт в этот сон? Тогда можно устроить цирк уродов. Билеты будут нарасхват. Ксенос даже придумал название: «Трио из небытия: гном, шар и мерзавец». Фантазия понеслась дальше и показала, какие трюки могут выполнять три как бы великих мага. Не в силах сдерживаться, профессиональный вор расхохотался.
— Если бы у меня была такая кровь, — продолжила сфера, игнорируя эмоции Ксеноса, — я бы постарался возродиться иначе. Я бы постарался сохранить такую преданность и веру. Вернувшись, ценил и обожал.
Жизнь никогда прежде не сводила Брайдера с девушкой по имени Дария Молина Альварес. Либо сводила, но в таком случае имени профессиональный вор не спрашивал. Ну хорошо, найдёт он эту Дарию. Дальше что? Рассказать про галлюцинацию, про то, как гном, который не гном, и сфера, которая не сфера, велели ему, Ксеносу, построить семью и родить детей? Если девушка с головой дружит, то минимум рассмеётся, а вообще позовёт стражу. И лекаря заодно.
— Эрза пытается вернуться в реальность. И для этого ему нужна Дария. Вернуться он попробует с риском для жизни девушки, — пояснил гном.
— Да, да, я отравлен, но не глуп, — Ксенос выставил ладонь. — Как с этим связан я, человек, который за две бесконечности, как выразилась сфера, находится и от девушки, и от Эрзы? Вы меня телепортируете или что?
— Мы же враги, — сказал гном. — Мы ненавидели друг друга. И были рады, когда началась магическая аннигиляция, потому что это единственный способ убить других. Я сейчас рядом с Клодифеем, потому что меня не существует, потому что я лишь фрагмент. И Клодифей, — гном посмотрел на сферу, — рядом со мной, потому что фрагмент.
Ксеноса утомили эти разговоры про фрагменты. Но он не знал, как их прекратить. Разве что проснуться или умереть. Но ни то, ни другое не приходили. Попросить этих двух чудиков замолчать? Хорошая мысль, но сработает ли?
— Эй, а вы можете заткнуться? У меня голова болит от вас?
Голова и правда болела. Лёгкое покалывание позади левого глаза, которое началось с появлением сферы, сейчас превратилось в постукивания киркой по темени. Это было невыносимо больно, но вместе с тем практически не ощущалось.
— Эрза пытается выйти, и нас это злит. Мы завидуем ему, — произнесла сфера. Да, просьба замолчать не сработала.
— А мы каким-то образом попали к тебе в голову, в твой сон, — продолжил гном. — Поэтому, из зависти и злости мы тебе всё это рассказываем.
— И совершенно не слушаете, что я говорю. Ау! — Ксенос хлопнул в ладоши, и сразу пожалел об этом — в голове как будто гром раскатился. — Я лежу в таверне в Радонии! Порт Дендро! А ваш мерзавец и эта, как её, они где? Как я туда попаду? Я ж, когда в себя приду, я после отравления. Мне в лучшем случае дня три восстанавливаться, а в худшем — найдёт устранитель. Я же не исполнил контракт! — Брайдера распирала ярость. Он подскочил и смахнул со стола кружку с пивом. — Мне сейчас надо мечтать о смерти! Какие к чёрту возвращения!
Ксенос отвернулся и схватился правой ладонью за лоб. Но это был не театральный жест, лоб как будто горел.
— После того, как наши физические сущности уничтожили друг друга, мы пребывали в мёртвом сне, — продолжала сфера.
— Дария связана с кровью предназначенцев, но не является таковой. Поэтому магическая аннигиляция не затронула девушку, однако позволила ей использовать, — гном замялся, подбирая слова, — позволила ей использовать магическую пыль. Дария чувствует магию, и может идти по её следу. Девушка прибыла на остров незадолго до того, как туда приехал свиток — вместе с бандой несчастных. Поэтому у Дарии было много времени, чтобы внушить всем, что она здесь давно.
— Самооборона свитка, отправившая банду в петлю преподобного, заблокировала умения Дарии, — продолжила сфера за гнома. — Однако к тому времени травница — так она всем представилась — уже подготовилась.
От информации и от нарастающей боли у Ксеноса Брайдера пухла голова.
— И хотя девушка привязана к Эрзе, она может вернуть любого из нас, — сказал гном. — А Эрза собирается возродиться самым варварским способом — через захват её тела.
Вот оно что! Брайдер усмехнулся. Ну да, ну да, зависть. Ох уж эти маги! Любые сказки расскажут о заботе и обожании, только помоги вернуться. Ксенос был готов рассмеяться, однако следующая фраза ввела его в ступор:
— Мы хотим, чтобы ты помешал Эрзе вернуться, — сказал гном.
— Потому что хотите, чтобы она вернула вас? — Ксенос ухмыльнулся. Он стоял посреди таверны, но одновременно с этим восседал на троне, подперев голову. Перед ним были гном и сфера, а ещё какие-то люди в доспехах. В прошлый раз перед пробуждением тоже было такое смешение, такое наслоение картинок.
— Мы не хотим, чтобы она кого-либо возвращала, — произнесла сфера. — Это здесь, с тобой мы такие добрые. Если вернутся все маги, возможно, мир и устоит. Но представь, что будет, если возродится только один великий маг.
Теперь Ксенос Брайдер стоял на холме и чувствовал себя королём. Где-то впереди, прямо в воздухе, зависли гном за столиком и сфера рядом. Брайдер смотрел и на них, и на какую-то деревню у подножия холма, которая полыхала.
— Какое благородство! — сказал он, и картинки с холмом и деревней исчезли. Снова светящаяся таверна и пустота. — Как чувствовал, надо было отказаться от этого контракта.
— Наши заряженные свитки до сих пор не найдены — ни вообще, ни тем более людьми.
Перед Ксеносом появился стол, на нём — деревянный бокал. Не задавая вопросов и не говоря ни слова, Брайдер схватил кружку и отхлебнул. Это было пиво, но какое-то безвкусное. Пахло пивом, а на вкус как вода.
— Ваша, как вы выразились, кровь небось вас уже ищет. А мне надо либо умереть, либо придумать оправдание тому, почему я не исполнил контракт. Хотя, наверно, проще умереть, — недовольно сказал Ксенос.
— Нашей крови, — послышался голос сферы, — больше нет.
Грустно, наверно. И обидно. Великие маги, которые застряли в небытие и в голове у рядового вора, пусть и профессионального. Ксенос захохотал. Эта драма, которую разыгрывали гном и сфера, очень напоминала комедию.
— Ладно, скажите мне, великие олухи, вы название нашему островку не дали просто так или из вредности? — Брайдер поднял бокал, кивнул и сделал глоток. И сразу же почувствовал острую боль в животе. Сполз со стула и стал на четвереньки. Тяжело задышал. К горлу что-то подступало. Секунда, две, три. Ксеноса вырвало кровью. Что ж, видимо, сказанное ранее пожелание смерти начинает исполняться.
— Мы не сможем доставить тебя на остров, — сказал гном. — Мы сейчас существуем нигде и у тебя в голове. Если нам удастся вернуться, и ты к тому моменту ещё будешь жив, мы тебя не вспомним, потому что не будем знать.
— Но лучше никому не возвращаться, — с трудом выговорил профессиональный вор.
— Эрза был самым мерзким из нас, но не самым жестоким. Он будет мстить людям. Но не так, как это мог бы сделать я, — произнесла сфера. — Мы все злые и мстительные, но первый — особенно.
— Я всё ещё в таверне в Радонии? — что-то прижимало вора к полу. Лицо клонилось к луже крови. В отражении он увидел, как полыхает какая-то деревня.
— Нет.
Ксенос не мог понять, кто это сказал, потому что в голове шумело. Гул, похожий на ветер во время шторма.
— Где я? — Брайдер почти коснулся лбом лужицы. Он хотел поднять голову и посмотреть на гнома и сферу, но тело не подчинялось.
— Это была очень странная буря, — послышался голос гнома. — Ты очнёшься в месте контакта.
Ксенос Брайдер говорил на тераграндийском без акцента. Правда, если он прибудет туда в том, в чём был в той таверне, то есть у людей возникнут вопросы.
— Им не до этого, — произнесла сфера, будто услышав мысли Брайдера.
Вор провалился в красную тьму.



15. ДЕНЬ

Дознаватель был счастлив, когда снова облачился в привычную одежду. Он сидел в своём кабинете, дожидаясь, пока придёт группа жандармов.
Возле сгоревшего поместья кажется, что ми будто разделился надвое. С одной стороны чёрная, мёртвая земля, которая, кажется, никогда не восстановится. С другой — трава, деревья, жизнь.
Магическая природа пожара дала ответ на другой вопрос, который мучил Пристоса: дым и ветер. Их не было аккурат по участку поместья. Как будто была какая-то невидимая граница, пересечь которую огонь и то, что он после себя оставил, не могло. То есть ни во время пожара, ни после гарь, смрад и пепел не разносились по острову.
Магия, чёрт её дери. Не могла подождать лет сто или лучше двести, решила возродиться сразу. А люди только привыкли, только успокоились.
Четыре жандарма и шестеро стражников вошли в кабинет.
— Что ищем? — спросил один из жандармов.
— Двое к особняку, двое — к берегу у северной гряды, — скомандовал Пристос Суше. Он обращался к жандармам, а не к страже, потому что стража и без того знала, что ей нужно разделиться и следовать за жандармами. — Ищите всё, что может показаться странным. Знаю, в нашей ситуации таким кажется всё, но постарайтесь.
Что же дознаватель хотел найти? Следы магии, конечно. Правда, Пристос не понимал, как они могут выглядеть и почему они должны быть здесь. Зато знал, как выглядит обычный пожар и какие он оставляет разрушения. Искать необычное будет проще, потому что основные улики и прочие подозрительные предметы давно собраны.
— Не забудьте воду и платки, — напомнил дознаватель.
В прошлый визит никто об этом даже не подумал. В прошлый раз толпа была огромной, и за несколько минут пепелище окутал чёрный туман. Все кашляли, ругались, потеряли кучу времени. Только потом додумались обвязать мокрую ткань вокруг рта и носа.
Теперь Пристос отправлял небольшую группу. Спешить им некуда.
Обменявшись кивками, жандармы и стражники вышли, а Пристос вспомнил один из допросов, которые устроил, вступив в должность. Тогда молодому дознавателю тоже некуда было спешить.
На остров прибыл чужестранец. Молодой человек, который утверждал, что он какой-то искатель, и должен открыть людям путь истины. Твердил о предназначении, о какой-то девушке в белом, искал какой-то меч. В общем, типичный маговер. Так поначалу решили в Анжерене.
Молодой человек с тёмными волосами, серыми глазами, крепкого телосложения, по-тераграндийски говорил без какого-либо акцента. С крупными мускулами, как потом убедился Пристос Суше.
В какой-то момент юноша обронил, что знаком волшебником и сам таковым является. Да не просто волшебником, а боевым.
Информация дошла до Пристоса. Сидя в этом же кабинете, тогда ещё молодой дознаватель тоже встретил небольшую группу, которой приказал устроить исчезновение искателя-маговера.
Через пару часов юноша оказался в подвале жандармерии. Пристос использовал разные тактики. Сперва подослал жандарма, который прикидывался другом, потом пришёл другой — с угрозами. Потом в камеру к юноше подселили другого маговера — разумеется, это был третий жандарм.
Однако юноша оказался непреклонен, повторяя свои речи про истину, поиски, предназначение и победу над злом.
В гарнизоне не успели прознать о случившемся. Да и Пристос не спешил докладывать. Он хотел всё сделать сам, хотел выслужиться. Поэтому, когда ни одна тактика не подействовала, в камеру поставили деревянный столб, к которому привязали юношу.
Пристос не спешил и, казалось, наслаждался процессом. Он снимал с юноши кожу полоска за полоской. Чтобы маговер не умер раньше времени, использовал раскалённое железо для прижигания ран. Иногда обливал водой.
Дознаватель выяснил, что юнца звали Рихард, прибыл он из какой-то страны с дурацким названием, которой даже нет на карте. Родом из деревни, помогал по хозяйству, водил людей через леса и болота. Потом прошёл тернистый путь, победил зло, но появилось новое, встретил какую-то мать, влюбился, потом оказался здесь. Что из этого было правдой, Пристос Суше сказать точно не мог, да и не интересовала правда уже его правда. Молодой дознаватель вошёл во вкус и просто развлекался.
В какой-то момент все слова, издаваемые юношей, превратились в протяжное «эээльээээээээн». Однако Рихард этот оказался очень крепким, что ещё больше раззадоривало дознавателя.
Но к вечеру запал иссяк. Тело, больше похожее на кусок бесформенного мяса, бесследно исчезло из подвала жандармерии. Потом жандарм, ответственный за служебную псарню, с удивлением рассказывал, что его подопечные внезапно отказались от ночной кормёжки.
Нынешний Пристос Суше вздрогнул, стараясь прогнать эти воспоминания. Сейчас он так бы не поступил. Вообще нынешний Пристос очень сильно отличается от того, каким был почти двадцать лет назад.
Сейчас Суше очень хотел обрести покой и остаться в должности. А ещё подумывал о том, что пора обзавестись семьёй. Одна проблема: главный и желанный претендент на роль жены не знает о своём статусе главного и желанного. А если узнает, то рассмеётся пьянящей юностью прямо в уставшее лицо дознавателя.
В дверь постучали.
— Войдите.
Зашёл жандарм и два стражника.
— Время для приветствия, — кивнул Пристос Суше.
Просторный внутренний двор жандармерии разделён на несколько зон. Всё по стандарту: стрельба по мишеням, отработка приёмов с деревянными болванчиками, небольшая полоса препятствий, аренда для поединков и плац. Последние два расположены рядом.
Прочитав небольшую лекцию о важности жандармерии на Тиаме и о службе во имя справедливости и великого императора на плацу, Суше взял деревянный меч и позвал на арену одного из новобранцев, которому вручили настоящую сталь.
— Не волнуйся, — ободряюще сказал дознаватель, заметив страх на лице новенького, — ты меня даже не коснёшься.
Этот бесполезный ритуал был введён со вступлением в должность дознавателя. По сути, начальника жандармерии. Только двадцать лет назад это было сродни битве за титул и доказательству права, а сейчас — просто развлечение. Пристосу нужно было разобраться минимум с двумя новобранцами, после чего вступить в бой с опытным жандармом.
Первый бой завершился, едва начавшись: новенький сделал выпад вперёд, Суше отошёл в сторону и ударил новобранца деревянным мечом по заднице, по лопаткам и по затылку. Юноша упал без чувств.
Второй поединок продлился чуть дольше. Новобранец делал предсказуемые удары. Суше мог легко парировать каждый, но предпочитал просто уклоняться, слегка перенаправляя сталь в сторону. Позволив юнцу вдоволь намахаться мечом, дознаватель в два движения выбил из его рук оружие, а третьим щёлкнул новобранца по лбу.
Пришёл черёд опытного противника. Пристос пальцем указал на долговязого жандарма с небольшой залысиной на лбу. По подбородку от уха до уха проходил относительно свежий шрам от пореза. На самом деле Пристос мог выбрать любого жандарма, потому что они никогда не поддавались на таких поединках.
В руках у противника была глефа с широким топорообразным наконечником. На другом конце в качестве противовеса был большой металлический шар. Пристос Суше взял свой палаш.
Первый выпад глефы последовал, едва жандарм занял боевую позицию. Чтобы уклониться, Пристосу пришлось подставить под наконечник палаш. Звякнул металл.
Противник сделал шаг, крутанулся и выбросил глефу обратной стороной на всю длину древка, пытаясь металлическим шаром попасть по животу дознавателя, но Пристос отпрыгнул.
Меняя положение, наконечник глефы сделал полукруг в воздухе и опустился на место, где доли секунды назад была голова дознавателя. Пристос поднырнул под руки Мардека и плоской стороной палаша ударил по затылку.
Долговязый жандарм упал без сознания.
— Что вы должны вынести из этого боя? — Пристос обвёл палашом присутствующи. — Во-первых, нужно брать нормальное оружие, а шутовскую палку.
Повисла недолгая пауза. Новобранцы, вероятно, ожидали увидеть более продолжительный и захватывающий бой.
— Второе: в реальности всё обычно так и заканчивается. Никто не сражается на клинках по полчаса, — сказал дознаватель и убрал палаш в ножны. — И запомните: вы — жандармы, а не вязальщицы. Вам не нужно подставлять своё оружие под удары противника, вам нужно сделать один, максимум два уклонения, после чего вырубить или убить. Исходя из этого выбирайте и оружие. Вы — не императорская конница в большом походе, вы патрулируете улицы. Чем короче оружие, тем быстрее вы сможете с ним управляться.
— У меня есть вопрос, — сказал один из новобранцев. Суше посмотрел на него и кивнул. — Он был с глефой и нападал. Но если бы нападали вы?
Пристос Суше ждал этого вопроса. Подойдя к лежащему без сознания Клию, он поднял глефу.
— Выходи.
Бросил к ногам вышедшего на арену новобранца и кивком указал на неё.
— Не подпускай меня.
Новобранец направил глефу на дознавателя.
Пристос всё сделал на ходу, даже не сбавляя темпа. Подойдя практически к самому наконечнику глефы, дознаватель ударил по нему ножнами снизу вверх. Новобранец Сделал шаг назад, пытаясь увести глефу и сделать ей тычок. Этим воспользовался Пристос. Палаш легко выскочил из ножен, затем быстрый взмах, и древко перерублено пополам.
— Вычтем это из твоего жалования, — Пристос суше указал палашом на остатки древка в руках новобранца. — А сейчас расходитесь по манекенам и отрабатывайте увиденное.



16. УТРО

Мия Берналь проснулась до первых лучей. Быстро привела себя в порядок, надела подаренное (или просто выданное на время?) травницей платье и не выбежала, а вылетела из дома, подгоняемая предвкушением приятной встречи.
Одаривая прохожих блаженной улыбкой, Мия прошла мимо парка, обогнула остраву и зашла на рынок, чтобы пообщаться с Матиасом, а заодно и дать травнице время — вдруг девушка ещё спит.
Торговец говорил, что скоро уедет, однако Мия не думала, что это будет так скоро. Женщина нашла палатку, но та была занята сумками и прочими вещами, которые явно не принадлежали Матиасу. Поговорив с соседними торговцами, женщина выяснила, что Матиас спешно покинул рынок ещё до захода солнца. Мию это насторожило.
— Он просто собрал все вещи, погрузил на повозку и уехал, — рассказали Мие.
Огорчённая тем, что не получилось приятной утренней беседы, Мия отправилась к дому травницы. Но и там женщину ждало разочарование — большой замок на двери.
— Да как же так? — с досадой в голосе произнесла Мия. Она не знала, что ей делать дальше и куда идти.
— Вот ты где! — послышался за спиной голос мужа.
Мия обернулась. Чалма, белый, похожий на саван халат, подвязанный белым же поясом, чёрные хлопковые брюки и такого же цвета ботинки. Мие казалось, что её муж собрался на тот свет.
— Я тут подумал, а не погулять ли нам по городу! — Хавьер улыбнулся и подставил руку. Мия не понимала, что происходит, но приняла приглашение мужа.
Они неспешно прошли от дома травницы к парку. Всё это время Хавьер молчал, словно бы ожидая каких-то слов от Мии. А Мие ну совсем не хотелось говорить — ни вообще, ни тем более с этим человеком. Женщину занимали мысли о внезапном отъезде Матиаса, но больше, конечно, закрытая дверь дома Дарии. Разумеется, девушка не была привязана к этому месту и вольна перемещаться по городу и целому острову. Возможно, перед самым визитом Мии у травницы возникли неотложные дела. А может, она с ночи не появлялась.
Мия тяжело, но едва слышно выдохнула, представив, что с Дарией могло что-то случиться. Женщина добралась до дома без происшествий, а как же девушка? Вдруг она встретила каких бандитов? Или обезумевшие от алкоголя стражники решили развлечься?
Мия вздрогнула, на это обратил внимание Хавьер.
— Всё в порядке?
— Да, просто не выспалась.
Дежурная фраза, которая ни в чём не могла убедить Хавьера. Да и не должна была. Мия понимала, что вся эта прогулка — всего лишь игра. Затишье перед бурей, которая должна была разразиться в поместье.
— Мне кажется, это конец, — сказал Хавьер, и его слова не были неожиданностью. Муж на самом деле не просто так оделся.
— Не надо так говорить.
Слова расходились с тем, что на самом деле чувствовала Мия Берналь. А она ничего не чувствовала. Она шла под руку с человеком, с которым прожила почти тридцать лет, и не чувствовала ничего. И сейчас женщина не понимала, к какому финалу приведёт эта игра, затеянная Хавьером.
Их отношения плавно скатывались в пропасть, но с того момента, как сгорел дом, настоящий дом семьи Берналь, и об этом сообщил дознаватель, падение ускорилось.
Мия призналась самой себе, что идёт под руку с человеком,  с которым связана с только фамилией.
— Травница сегодня занята?
Они дошли до парка и плавно его огибали. Мия поняла, что они идут в сторону дома. Нового дома.
— Да.
Хавьер, скорее всего, хотел кричать. Он знал о двух ночных встречах Мии и Дарии. Он видел, как Мия переменилась. Из уставшей догорающей звезды она превратилась едва ли не в... Дарию. Глаза горят, на лице улыбка. И платье. Практически такое же, как у травницы.
Чудовищные перемены всего за пару дней.
Когда они, Бернали, покидали поместье, отправляясь в этот злосчастный отпуск, Хавьер хотел серьёзно поговорить с женой. Тема была стандартной для тех, кто уже много лет живёт супружеской жизнью: холод. Хавьер готовился принять тот факт, что с возрастом у некоторых пар уходит близость, оставляя место привычке. Но мириться с этим не мог, и планировал прийти к какому-то решению. Жена с каждым днём всё больше напоминала море: волна за волной, то ненависть, то отвращение, то обожание. У Хавьера было достаточно времени и ума, чтобы схватиться за нить и пройти по ней. Путь был близким: северо-западное крыло особняка, построенного в стиле, название которого Хавьер так и не запомнил. Покои отца, покойного ныне Итана Берналя.
— Ничего не хочешь мне сказать?
— Нет.
Солнечный диск показался полностью, воздух стал прогреваться стремительно быстро. На лице у Хавьера выступил пот, а Мия, казалось, не ощущает жары. И к тому же ходит с непокрытой головой
Муж хочет поставить точку. Скорее всего, он ждёт какие-то признания, связанные со своим отцом, но Мие так не хотелось говорить — ни об этом вообще, ни с человеком, который считается её мужем. А любила ли она его? Вот что б по-настоящему? Или всё-таки расчёт?
Мия Берналь. В девичестве — Мия Ардан. Родилась на большой земле в семье потомственных виноделов. Дедушка Огюст входил в отряды эльфоборцев. И, кажется, был тем человеком, который буквально затоптал ногами последнего эльфа на Тераграндии. Отец, Бенисио Ардан, продолжил дело по части вина. Но случилась трагедия. Она, наверно, всегда случается, когда всё слишком хорошо. Отец сошёл с ума. Нет, его никто не бил, с лошади он не падал.
Это произошло во время очередного званного ужина. Благородное семейство. Мама, папа, восьмилетняя Мия, дедушка, дяди, тёти, прочие родственники. Подавали запечённую под соусом форель, какие-то салаты, фрукты. И, конечно, вино и сыр. Дедушка Огюст, на склоне лет теряющий память, но не рассудок, в очередной раз поведал историю об охоте на ушастых выродков — не стесняясь выражений. Когда он закончил, отец Мии улыбнулся, взял рыбный столовый нож и воткнул себе в бедро. Потом схватил свечу с ближайшего гобелена и ткнул ей себе в левый глаз.
Крики, плачь, беготня. Ночной визит лекаря. Отец Мии не умер, но перестал быть Бенисио Арданом. Хромая и опираясь на трость, он выходил в сад, собирал цветы, пытался накормить ими слуг и себя. Заходил на псарню, обмазывал руки собачьим помётом и рисовал на стенах амбара.
Семейное дело на свои хрупкие, при этом довольно широкие плечи взвалила мать Мии, Шарлотта. Она была сама добродетель — до того, как, по сути, потеряла мужа. Но в сильную, жестокую, холодную и расчётливую женщину не превратилась. Шарлотта старалась сохранить винодельческий бизнес, но не смогла, потому что спустя неделю после отцовского сумасшествия умер дедушка Огюст. Остальные родственники стали разъезжаться кто куда, прихватив немного денег в качестве наследства.
Затем ударил кризис. Винограда в том районе, где жила Мия с мамой, стало невероятно много. Товар, бывший главным источником дохода семьи Ардан и сотни других, внезапно стал проклятием. Его продавали по ценам, которые не покрывали затрат на выращивание.
Чтобы сдержать перепроизводство, которое обрушило цены на виноград и вино, приходилось уничтожать виноградники. Некоторые семьи выжили, но другие, в том числе и Ардан, потеряли всё.
Мать учила Мию жизни. Но не той, которую преподают благородным дамам, а настоящей жизни. Учила быть готовым ко всему.
— Хитрость, расчётливость и умение думать на три шага вперёд — вот твои союзники, — говорила Шарлотта дочери на протяжении всего взросления. — Если эмоции тебе мешают, отодвинь их. Учись контролировать и голову, и тело.
Мать говорила прямо, без каких-либо намёков. И примерно через четыре года Мия смогла применить полученные знания, встретив Хавьера.
Юноша ей не нравился: ни внешне, ни тем более как личность. Это были очень ранние, подростковые суждения. Тем не менее, Мия поняла, что это будет удачная партия, и сделала важный и ответственный ход.
Хави — так она его когда-то ласково называла — влюбился смертельно и неожиданно. А Мия надеялась, что стерпится — слюбится.
Не слюбилось, но стерпелось. Привыклось.
Отец Хавьера Итан, на тот момент не перешагнувший за тридцать, тоже положил глаз на Мию. Девушка не смогла устоять, но не перед обольщением, а перед мыслью о том, что на самом деле вот это её счастливый билет. А не Хавьер. Итан тоже понял прагматичный подход юной невестки, и его это устраивало. Так у Мии и появился счёт на заявителя.
Шло время, Мия взрослела, и постепенно приходила к мысли что находиться рядом с Итаном ей приятней, чем с мужем. Ну вот как-то так получилось.
Итан Берналь был достаточно умён для того, чтобы обустраивать свидания как само собой разумеющиеся явления. То конная прогулка, то открытие выставки в Анжерене, то визит в гномьи горы. Глава семейства приглашал в поместье мастеров, артистов, музыкантов. И не забывал о сыне, разумеется, но скорее для того, чтобы поддерживать образ невинного общения родственников.
Катрина, законная жена Итана, обо всём догадывалась, но прямых доказательств так и не получила. А попытки разговорить неверного супруга — то же самое, что пытаться поговорить с забором. Итан был твёрд и непробиваем. Его сложно было вывести из себя.
За всё время этой игры Мия успела скопить сто пятьдесят тысяч грандирок. Если обменять их на радонийские лоты и золотняки даже по самому грабительскому курсу, можно прикупить хороший дом с садом на западном побережье, и долгое время ни о чём вообще не задумываться.
Вот оно, настоящее наследство Мии, награда за тридцать с лишним лет унижений и практически рабства. Простого использования.
— Почти пришли, — сказал Хавьер. Вдалеке Мия увидела очертания их нового жилища. Женщина на секунду дольше, чем нужно, закрыла глаза и оступилась. Хавьер ловко поймал жену и поставил на ноги. Пока они стояли, он держал жену за локти и смотрел в глаза. А Мия не хотела отвечать тем же. Но нужно было. Надо взглянуть в эти карие глаза, которые ошибочно казались родными, чтобы вымолвить заветное «Я тебя не люблю».
— Я всё знаю, — сказал Хавьер, и они пошли дальше.
Мие казалось, что в этот момент она должна была почувствовать какое-то облегчение. Вот, ты знал, но молчал, значит, принимал. Может, любил. Значит, не только ходил по девкам и кабакам, но и пытался, пусть странным образом, но сохранить. Но погодите-ка, сохранить? Что сохранить? Брак? Брак и без того был формальным — лет двадцать как. Сохранить семью? Она бы точно не развалилась, потому что покойный Итан Берналь этого не допустил бы. А ещё есть общество, репутация, прочие игры и маскарады. Что сохранить-то он пытался? За столько лет жизни, подойдя к такому возрасту, они так и не завели детей. А Мия их очень хотела. И не скрывала своего желания — ни от одного из Берналей. Потом, устав от ожидания и неудач, Мия просто выкинула из головы эти мысли.
— Я тебя не прощаю, — сказал Хавьер, когда они подошли ко входной двери.
Мие было всё равно. Она принимала свою судьбу с гордо поднятой головой. Хавьер открыл дверь, женщина зашла внутрь, даже не посмотрев на мужа.
— Ты ведь давно с ней, да? — спросил Хавьер, когда они поднимались по ступенькам.
Если бы ситуация позволяла, Мия рассмеялась. Какой же он всё-таки дурак. Дерево, из которого сколочены ступни под ногами, и то умней, чем Хавьер.
Подойдя к двери в их новое жилище на третьем этаже, они остановились.
— Можешь больше не играть.
Хавьер открыл дверь и втолкнул Мию внутрь. Женщина едва удержала равновесие. Хавьер вошёл следом и задвинул засов. Стремительно подошёл к жене и отвесил ей пощёчину. Мия, схватившись за щеку, наклонилась. Хавьер подскочил сзади, прижал к себе одной рукой, а второй стал задирать платье.
— Что ты делаешь, пусти! — Мия отбивалась, но получила ещё одну пощёчину.
Возле двери был небольшой стол, заставленный какими-то предметами, назначение которых Хавьера никогда не интересовало. Смахнув их, Хавьер уложил на этот стол Мию и придавил.
— Пусти! Уйди! — Мия вырывалась, но сил не хватало. Хавьер схватил жену за волосы и приложил головой о столешницу.
— Шлюху не просят, — Хавьер распахнул халат и спустил штаны.
Кровь на лице Мии смешалась со слезами. Женщина перестала сопротивляться. Хавьер скоро закончит, и она его больше никогда не увидит.
Однако через пару минут Хавьер развернул Мию и поставил на колени. Женщина слышала, как сильно стучат зубы Хавьера — от ненависти, злобы и возбуждения. Значит, вот его тайная сторона, вот зачем он ночами пропадал в другом конце поместья.
Мия смотрела прямо перед собой. Она была как никогда послушной. Ей хотелось поскорее закончить, поэтому она сделала всё, чего хотел человек, именуемый мужем.
Кровь смешивалась со слезами и слюной. Мия чувствовала подкатывающую к горлу тошноту. Скоро всё закончится.
Предчувствуя финал, Мия захотела увидеть это чудовище. В последний раз. Посмотреть в глаза человеку, который таковым только притворялся. И почувствовала запах мяты.
— Акхргыкрхр, — выговорил Хавьер, когда чья-то рука растёрла по его лицу зелёного цвета порошок.
— Не дыши! — эта фраза была обращена к Мие.
Хавьер схватился за горло и упал. Тело какое-то время билось в конвульсиях, потом замерло.
Руки, полные заботы и тепла, подхватили Мию. Тонкие, хрупкие, с виду казалось, что хрустальные — чуть надави, и сломается, — обладали невероятной силой. Они оттащили Мию от тела человека по имени Хавьер Берналь. Кофе, мята, цитрус. Мия провалилась в нечто похожее на сон.



17. ДЕНЬ

Пристос Суше получил очередную записку, когда сидел в «У театра» и пил свежесваренный кофе. «Тайник» опустился на лавку с противоположной стороны стола и протянул клочок бумажки. Дознаватель кивнул, но читать сразу не стал. Небось, опять про похождения Хавьера? Или очередные заказы от травницы? Подождёт.
Пристос кивком отпустил «тайника» и посмотрел на записку. Небольшой клочок коричневато-жёлтого цвета. Бездумное расходование дорогого ресурса. Дознаватель пытался вспомнить, откуда эта традиция. А, ну да, пришла с большой земли.
Бумажка лежала текстом вниз, но любопытства в дознавателе не разжигала. Да и у остальных посетителей таверны не было вопросов о том, кто же пришёл сюда пить кофе, облачённый в кожаные ламелярные доспехи без гербов и других опознавательных знаков. У этого тоже была своя история, но, когда на сцене появились музыканты, на Пристоса нахлынули совсем другие воспоминания.
В обед здесь обычно играют спокойную музыку без пения. Утром что-то похожее на марш, а по вечерам здесь дают представление не хуже, чем в театре: с песней, плясками и без культурных ограничений.
Первой вступила флейта. Затем зазвучали шесть струн. Пристос Суше сделал глоток и поморщился, но не от кофейной горечи, а потому что в голову вторглось ещё одно воспоминание. Его навеяли музыканты.
Пристос помотал головой. Странный сегодня день. Хоть бы что приятное вспомнить.
Но волна уже пошла на берег. Перед глазами Пристоса возник храм. Кажется, он назывался драконьим. Большой, двухэтажный. Особенно красиво он смотрелся на восходе: лучи солнца смешивались с пламенем, которым был объят храм.
Завоевательный поход практически сразу после магической аннигиляции, чтобы добить то, что каким-то чудом уцелело. А драконий храм был на юго-западе острова. Пристос сейчас уже не помнил подлинную историю, а по молодости его это и не интересовало. Зато забавлял факт: защитники и служители храма предпочитали музыку.
Желая прогнать воспоминания, дознаватель сделал большой глоток кофе и обжёг язык. Хватая стакан воды, чтобы запить, случайно повалил кружку и турку. Терпкий напиток разлился по столу.
— Да что ж такое-то, а! — тихо выругался нынешний Пристос. Жестом подозвал девушку, которая разносила напитки, и указал на пролитый напиток. Та кивнула, быстро вернулась с тряпкой и стала натирать стол. Через несколько секунд появилась вторая девушка. Она забрала пустую турку и поставила новую.
Девушка, которая вытирала стол, добралась до бумажки. Ах, да, точно! Пристос совсем про неё забыл! Важное донесение от «тайника». Кивком головы дознаватель прогнал девушку и налил новую порцию. Хорошо, что есть вода. Сквозь неё проступают очертания лица. Музыка, звучащая со сцены, перетекает в задорный смех молодого дознавателя. Топить хранителя было чертовски весело.
Пристос Суше растёр ладонями лицо. Это самый ужасный день за всё время.
— Ладно, — зачем-то вслух сказал дознаватель, поднёс кружку к губам. Снова посмотрел на оставленную «тайником» бумажку. Нехотя взял её в руки.
Порох. Чтобы разнести часть храмового ограждения, павильоны с оружием — настоящим, а не флейтами, — и похоронить под обломками более-менее боеспособное население драконьего храма, дознаватель и его группа (хотя тут больше подошло бы слово «банда») использовали порох. Суше выскреб всё, что мог, из запасов жандармерии, хотел дотянуться и до гарнизона, но получил от ворот поворот.
— Куда тебе столько? — орал вслед уезжающему дознавателю молодой городской управляющий.
— Подвинуть древнюю колонну, — с усмешкой отвечал дознаватель.
— Подвинуть или с землёй сравнять?
Чтобы случайно самих себя не подорвать, группа Пристоса перевозила порох компонентами. А уже на месте, в окрестностях храма, приводила к взрывоопасной формуле.
— Так, ладно, — выдохнул Суше. Сегодня он необычно часто говорил вслух. Признак старости?
Дознаватель перевернул записку и пробежал по тексту глазами.
— Ах ты ж, — только и произнёс дознаватель. Кружка упала на стол со звуком, который утонул в партии струнных. Кофе полился со стола на пол.
Схватив палаш, Пристос подскочил и выбежал на улицу.
— Стража!
Дознаватель надеялся всё-таки привлечь внимание не кирасных болванчиков, а жандармов, но тут уже как повезёт, и кто первый откликнется.
— Стража!
«Тайники» на Тиаме — самые, пожалуй, бесполезные создания. Возможно, хуже, чем стража. Они наблюдают, докладывают, но никогда не вмешиваются. Таков устав. Перекочевало на остров это с большой земли.
— Старший городской дознаватель! — приветственно сказали три стражника. Какая досада.
— Ты, — Пристос ткнул пальцем на одного из них, — ветром в жандармерию, пять человек к дому погорельцев! Двое за мной!
Всё время по пути к дому Берналей в голове у дознавателя крутились слова из записки.
«Чай остыл, камин погас, трава и кража видит нас».
Рифмачество — это уже особенность островных «тайников». На большой земле в записках всё односложно, простыми образами, чтобы случайный человек не понял, о чём речь. А в этой записке речь о том, что помощник смотрителя императорской мастерской Спинерил Кюус, когда прибудет на остров, рискует остаться без свидетелей. «Чай» — Бернали, «остыл» — напряжение между ними, которое отметил тайный наблюдатель. «Трава и кража видит нас» — Дария и Мистерион, которые заметили наблюдателя. А «камин» — пробрались в жилище Берналей.
Дознаватель беззвучно выругался: столько времени потратить впустую! Если бы не эти записки, если бы прямые доклады. Ладно, ладно, пусть записки. Но уже слишком поздно. «Тайник», принесший это донесение, следил с самого утра. Скорее всего, утром это и произошло. Почему не пришёл сразу? Зачем выжидать? Какой смысл тогда во всей этой тайной жандармерии?
Вот поэтому дознаватель даже в своём возрасте предпочитал следить за подозреваемыми и свидетелями самостоятельно.
Они были у дома Берналей минут через пять. Это очень быстро по меркам обычной реакции жандармерии на преступления. Стражники, загнанные, будто лошади во время погони, с трудом дышали, но Пристос не позволил останавливаться. Едва не высадив плечом входную дверь в здание, быстро взбежал по лестнице.
Заперто на засов. Дознаватель об этом знал, потому что сам распорядился этот засов на дверь и повесить.
— Ломайте! — приказал дознаватель стражникам, которые еле-еле поднялись по лестнице, а сам сбежал вниз и выскочил на улицу. Никого там не было и быть не могло, но Суше всё равно решил проверить.
Суше успел обследовать двор и не увидел там ничего подозрительного. К тому времени подбежали ещё три стражника. После нескольких ударов тараном петли поддались. Пристос Суше зашёл первым. И ощутил сильный запах мяты, корицы и солода.
Дознаватель не стал вынимать палаш из ножен, потому что в этом не было смысла. Следом за Суше в помещение ввалились три жандарма и два стражника.
— Один есть, — процедил дознаватель, увидев тело Хавьера. Заметил пену у рта, выпяченные глаза. — Не трогайте его лицо!
Пристос Суше окинул взглядом комнату. Какой смешной, демонстративный беспорядок. Первая мысль: здесь что-то искали.
— Осмотритесь, — приказал дознаватель.
Похоже, кто-то старательно изображал семейную ссору. Возможно, других жандармов и можно было обмануть. Отличная постановка. Дознавателю захотелось поаплодировать, потому что за столько лет работы он встречал разные преступления, но с такой наглостью сталкивался впервые.
Из спальни послышался шум.
— Она здесь, — раздался оттуда голос стражника. — Без сознания.
Будто молния пронзила тело внезапная мысль.
— Стой! — проорал Суше, забегая в спальню. Однако было уже поздно: дознаватель увидел, как стражник упал на пол и забился в конвульсиях, а спустя пару секунд испустил последний вздох.
— Дурак, — выдохнул дознаватель. Погибший успел перевернуть женщину, точно потрогал шею, чтобы проверить пульс, возможно, коснулся рук. А затем своего лица. Глупость, достойная учебников по сыскному делу.
Мия лежала полубоком практически поперёк кровати. Платье, так похожее на одеяния травницы, было слегка задрано. Видимо, женщина подверглась унижению, затем применила яд, дотащилась до кровати и рухнула без чувств
— Так, слушайте! — рявкнул Пристос, выйдя в гостиную. — Ничего не трогать! Ничего! Никого! Здесь везде может быть яд!
Сложно сказать, что двигало дознавателем в этот момент. Возможно, служебный долг, а может, Пристос и правда беспокоился за своих людей. Но больше всего, конечно, он волновался за себя.
— Платки, — скомандовал дознаватель. И стражники, и жандармы кивнули. Однако ни у кого не было с собой ткани, чтобы обмотать лицо, а тем более чтобы эту ткань смочить. — И перчатки.
Зазвучал топот, Пристос остался один. Осмотрел гостиную. По сути, дело закрыто. Если гарнизон не доложит о случившемся императору, то это сделает прибывший Спинерил Кюус. Можно, вернее, нужно уже сейчас рисовать какую-либо версию.
Например, чета Берналей на самом деле оказалась преступниками. В предыдущие визиты на большую землю нашли исполнителей — четырёх беспринципных фиделийцев. Обо всём договорились и стали ждать нового отпуска. Хавьер любил сексуальные извращения и издевательства и ходил налево, Мия крутила шашни с его стариком. Оба знали друг о друге всё. Напряжение нарастало.
Подошло время отпуска. Бернали уехали, на остров у северной гряды высадились фиделийцы.
Четыре человека. Ага, да, конечно.
Стоп.
Пристос закрыл глаза.
Четверо фиделийцев во время разгула на большой земле нашли магический свиток. Прибыли на остров, пытались использовать магию. Вместо кражи получилось чудовищное убийство с помощью огня. Банду выбросило в море. Спустя время к берегу прибило двоих, ещё двое сгинули в пучине морской. Бернали, чувствуя вину, разругались. И вместо того, чтобы сбежать с деньгами с острова, убили друг друга. Почти убили — женщина ещё жива.
В помещение вернулись только жандармы, потому что кирасные болванчики. Тем и лучше, подумал Пристос. Жандармы явно не напортачат.
— Ступать с особой осторожностью. Трогать, если уверены, что безопасно, — отдал приказ дознаватель. А сам вернулся к версии. Выглядела она неубедительно, в гарнизоне в неё, может быть, и поверят, но помощник смотрителя мастерской точно не купится.
— Здесь, — один из жандармов указал на куски ткани, лежавшие под открытым окном. — Похоже, было верёвкой.
Пристос кивнул. Значит, всё было иначе.
Мия или Хавьер нашли на своей земле магический свиток. Во время визитов на большую землю выяснили, что это и какой силой обладает. Наняли четырёх фиделийцев — не столько для ограбления, сколько для прикрытия. Банда прибыла ночью, той же ночью в поместье тайно вернулись Бернали.
Скорее всего, возникла перепалка. Ссора. Мия или Хавьер случайно активировали свиток.
Пристос Суше помотал головой. Нет, они не могли его активировать. Они могли максимум спровоцировать самозащиту магического куска бумаги.
Вспыхнул пожар. Берналей переместило на большую землю, а бандиты... А бандиты угодили в море. Двое сумели выжить, ещё двое утонули.
Вернувшись с Тераграндии, Бернали вели себя как ни в чём не бывало.
А дальше?
Дознаватель задумался. Дальше просто совпали разлад между супругами и пронырливая травница.
Нет. Травницу лучше не упоминать. Девушка войдёт в число подозреваемых, и, скорее всего, сгниёт в тюрьме на большой земле, либо бесследно пропадёт. А Суше верил (вообще и в себя), что через год, максимум через два всё-таки заговорит с Дарией.
С другой стороны...
Пристос Суше нервно потёр ладонями лицо. Сегодня определённо странный день, потому что уже в третий раз в голову пришли мысли, которые нынешнему дознавателю не принадлежат. Они вылезли из тёмных глубин молодого дознавателя. И тихо нашёптывали: «Сообщи о травнице, её закроют в подвале, будут истязать, а потом ты явишься спасителем».
— Стоп! — Пристос процедил сквозь зубы и ударил кулаками по несуществующему столу. Жандармы замерли.
— Выйдите, — на выдохе произнёс дознаватель, и жандармы спешно удалились.
Значит, разлад между Берналями. Оба хотели магической власти и денег, но оба не знали, как этой силой управлять. Мия решила избавиться от Хавьера. Зашла к травнице.
Опять травница! Нет, она не должна фигурировать в версии.
Значит, Мия изучала знахарство, зельеварение и яды. Здесь, в Анжерене, женщина собрала нужные компоненты. Но в какой-то момент решила, что не станет убивать мужа. Вышла из дома, заперев дверь на замок. Муж перерыл дом в поисках магического свитка, не нашёл и выбрался с помощью верёвки из тряпок, простыней, одеял и прочего. Настиг жену и повёл обратно, чтобы разобраться без свидетелей.
Уже дома завязалась ссора. Хавьер, как мужчина имея физиологическое преимущество, надругался над Мией. В какой-то момент женщина дотянулась до отравы, которую приготовила, и накормила ей мужа. К несчастью, познания в ботанике у женщины были не очень, поэтому яд был не идеальным. Частички впитались через кожу руку, поэтому Мия с трудом добралась до кровати и рухнула.
Почему Пристос не вызвал медиков? Хороший вопрос. Оценив ситуацию и потеряв одного из стражников, старший городской дознаватель решил не рисковать людьми. Если Мие суждено, она выживет.
Пристос подошёл к окну, возле которого лежали фрагменты самодельной верёвки. Представил лицо Спинерила Кюуса, который спросит, где свиток.
Действительно, где же свиток?
Дознаватель потёр бороду. Он так и не зашёл к цирюльнику.
Пристос Суше предположил бы в разговоре с Кюусом, что свиток снова пропал. Возможно, в очередной раз сработала самозащита. Помощник смотрителя императорской мастерской, конечно, рассмеётся в лицо дознавателю, но дело будет закрыто. По крайней мере, для Пристоса.
И травница останется вне подозрений.
Дознаватель шумно выдохнул и покачал головой. Официальная версия готова. Осталось разобраться с «тайниками». С двумя сразу: один видел Берналей, другой — травницу и вора.
Во-первых, тайные жандармы не сообщили сразу. Да, это правила и всё такое, но тем не менее. Во-вторых, Суше долго пил кофе. Конечно, лишние десять минут погоды не сделают, если это произошло пару часов назад. Но всё же. Если эти два факта сообщить императору, Суше вылетит. И хорошо, если с должности, а не из окна третьего этажа той пустой комнаты в жандармерии.
Один тайник должен был задержаться. Например, в таверне. Или у быстрых девок. Тогда всё зависит от Спинерила Кюуса, от того, как он подаст новость императору. Либо казнь, либо до конца жизни чистить отхожие места.
А вот второй «тайник» должен случайно угодить под колёса торгового экипажа. Или сорваться с крыши. Учитывая, что тайные жандармы выглядят как самые обычные жители Анжерена, вопросов не возникнет.
Дознаватель подошёл к двери и ещё раз окинул взглядом помещение. Итак, у него есть версия для помощника. На самом деле, конечно, всё было не так. Бернали — просто случайные жертвы. Пешки на магической доске. Но настоящей версией Пристос Суше займётся позже, сперва нужно разобраться с другими делами и доложить в гарнизон.
 


18.

Никогда прежде у Ксенона не было таких пробуждений. Он проснулся, потому что начал падать. А падать начал, потому что стоял на ногах. Кое-как удержавшись, профессиональный вор осмотрелся. За спиной — высокие стены города, впереди — океан с подозрительной бурей. Слева на волнах качался чей-то небольшой парусник. На борту несколько тюков, скорее всего, с одеждой. Наверно, торговец. Выбрал неудачное время для визита. И странное место, чтобы причалить, потому что справа был порт.
С моря подуло, и ветер был пронизывающе холодным. Брайдер закутался в широкий и длинный плащ и накинул капюшон. Старая добрая одежда. И никакого дурацкого меча за спиной. Профессиональный вор вздрогнул: ну и глупая же выдумка таскать его там. Ксенос Брайдер не любил оружие и практически никогда его не использовал, но даже он, не будучи искусным рубакой-фехтовальщиком, знал, что нет лучшего способа умереть в бою, чем повесить меч за спину.
Плотно облегающие чёрные штаны, кожаные сапоги, аккуратная рубашка под коротким жилетом. Нет только кожаного подсумка, который стащила Эвелин. Но ничего, с ней Брайдер ещё разберётся.
Со стороны порта приближались две фигуры. Девушка и молодой человек. Ксенос ухмыльнулся: любовь неземная и прогулки у кромки воды. Однако когда стало понятно, во что одета девушка, Ксенос нахмурил брови: очень странный наряд для прогулки. Длинное, практически до щиколоток. То ли светло-голубое, то ли белое с бирюзовым оттенком. И практически прозрачное. Даже не напрягаясь, можно было разглядеть все прелести. Наряд очень непрактичный, значит, девушка хотела кого-то этим платьем впечатлить.
Длинные волосы, собранные в косу, перекинуты через плечо. Опять же, очень красиво, не непрактично. Хотя вряд ли девушка собирается идти на какое-либо дело.
Рядом шёл вор. Ксенос сразу это понял — не столько по одежде, сколько по походке. Мягкая, плавная. Руки, хоть и двигались вы такт, но чуть согнуты в локтях и одна всё время как бы подана вперёд, а другая практически не пересекает линию корпуса. Новичок. Совсем ещё молод, но уже сколотил свой клан. Ксенос усмехнулся и покачал головой. Все молодые воришки мечтают собрать свой клан.
Когда расстояние между Ксеносом Брайдером и парой было примерно метров двадцать, юноша развернулся и побрёл обратно, не оборачиваясь.
«Повожатый», — подумал Ксенос.
Подойдя едва ли не вплотную, девушка приподняла платье и стала на колени. Ксенос Брайдер понял, что это Дария Молина Альварес. Просто потому что об этом говорили два мага в галлюцинации. А Дария приняла Ксеноса за кого-то другого. Возможно, за воплотившегося Эрзу.
— Тэр ранука шанд, — сказал профессиональный вор, и спохватился, потому что заговорил на радонийском. Попытался исправить положение: — И ты тоже здравствуй.
Дария Молина Альварес встала. Серые глаза изучали лицо Ксеноса. Светились то ли от солнца, то ли от ненависти.
— Ты не великий маг, — как будто с облегчением сказала Дария.
Ксенос кивнул.
— Я, если верить другим магам, твой суженый.
Какая гениальная фраза! И куда делось всё остроумие и сообразительность, которыми всегда славился Брайдер? Угасли вместе с ядом?
Дария отступила на шаг и приподняла руки. Брайдер понял, что она собирается выдуть ему в лицо какую-то дрянь. Он ждал слов, может, целой фразы — ведь нельзя же просто атаковать человека без красивой фразы. И немного удивился, когда его левая рука закрыла нос и рот, корпус качнулся назад, затем вниз. Далее был перекат, и Брайдер оказался за спиной травницы. Схватив девушку сзади, Ксенос едва успел увести голову назад, увернувшись от удара головой. В это время правая нога подалась вперёд, закрыв слабое место.
— Тише, тише, дай, я хотя бы рассказывать начну! — хватка Ксеноса была крепкой. Да и девушка была практически невесомой. — Я Ксенос Брайдер, профессиональный вор из мира номер сорок пять. Меня послали Клодифей и Венцей Сталс.
Наверно, представляться следовало не с этого факта, потому что Дария начала вырываться более яростно. Девушка издавала какие-то звуки, но слов разобрать Брайдер не смог. Поэтому решил зайти с другого факта.
— Вернув Эрзу, ты погибнешь, он заберёт твоё тело, — хватка не ослабевала, но и девушка не успокаивалась.
Над водой появилась огромная сфера. Но не такая, как в видении Брайдера. Эта сфера была полупрозрачной. И размерами побольше — раза в три.
Ксенос засмотрелся, и Дария воспользовалась ситуацией: наступила ему на обе ноги, а когда хватка ослабла, высвободилась и оттолкнула. Брайдер завалился спиной на камни, а Дария зашла в воду по пояс.
— Я должен тебя спасти, — сказал Ксенос. Поднимаясь на ноги, он ощутил боль в спине. Видимо, на хороший камень упал.
— Не мешай, — бросила девушка.
По сфере ходили бесшумные молнии. Внутри появились силуэты двух человек.
— Здравствуй, магия, давно тебя не было, — пробурчал Ксенос. А ещё подумал о том, что для своей цели Клодифей и Венцей Сталс нашли неподходящего исполнителя. Обязательно скажет им об этом при следующей встрече.
— Дария! — крикнул он. — Не делай этого, он принесёт разрушения и гибель.
Девушка никак не отреагировала. Тем временем, сфера исторгла из себя двух человек. Пролетев немного, они мягко приземлились на берег. Брайдер по первому взгляду понял, что это были бандиты. Оба при оружии. Судя то множественным колотым и резаным ранам, бандиты успели сойти с ума, пока бродили по петле преподобного. Возможно, пытались съесть друг друга.
— Дария! — Брайдер зашёл в воду. Между ним и Дарией было, наверно, чуть меньше вытянутой руки.
Из сферы выпал свиток. Опять эти проклятые свитки! Все на них помешались просто. Почему маги не могли самоуничтожиться просто так? Зачем эти сложности?
Мгновение, и сфера исчезла — так же беззвучно, как и появилась. Магический свиток, из-за которого началась вся эта история, покоился на водной глади. Не тонул, не намокал. Просто лежал, как мог бы лежать, например, на столе.
Девушка не двигалась. Ксенос Брайдер медленно вдыхал, прикидывая, что же будет дальше. Как это должно произойти? Дария должна прочитать какое-то заклинание? Или просто коснуться свитка? Или взять его в руки? Может, возрождение уже происходит?
Брайдер схватил девушку за плечи и дёрнул к себе. Дария упала и погрузилась под воду. Ксенос нырнул к свитку, схватил его, размотал и рванул на две части. Которые через секунду срослись. Да, это будет сложней, чем думал Брайдер, скомкав бумагу и зажав в кулаке.
Дария медленно поднялась на ноги. Платье, которое и без того было полупрозрачным, теперь облепило тело, превратившись в какой-то дополнительный слой кожи. Волосы намокли и растрепались, отчего девушка со своим взглядом исподлобья смотрелась жутко.
Какая-то первородная злость.
— Отдай.
Это был не голос, это было что-то похожее на звериный рык.
Ксеносу Брайдеру очень хотелось взять паузу. Хотя бы небольшую. Если не посидеть и потравить байки у костра, то хотя бы просто чуть-чуть подумать. Привести в порядок мысли. Но этой паузы не было. Сейчас Дария Молина Альварес кинется на него. Попробует выцарапать глаза или выдавить их. Постарается прокусить шею. Коленями будет целиться в пах. Ксенос Брайдер хоть и крупнее в полтора раза, чем Дария, но, во-первых, они в воде, а во-вторых, Дария чуть выше.
И всё же профессиональный вор решил оттянуть неизбежное.
— Его нельзя возвращать.
К горлу Брайдера подступил какой-то комок. В нём змеями роились непонятно откуда взявшаяся боль, странная обида и жалость. Профессиональный вор вспомнил, что Клодифей и Венцей Сталс говорили про Дарию, что ей нельзя погибнуть. Но прямо сейчас Брайдер понимал: других вариантов, похоже, нет. Но что же тогда будет? Память до конца жизни о совершённом убийстве. Закрытая дверь для магов. Спокойствие для человечества, который найдёт другие способы убивать себе подобных.
Значит, пора сыграть в игру.
Расстояние — один прыжок. Дария напрыгивает на Ксеноса, Ксенос смещается в сторону. Свиток в правой руке, перебрасывает его в левую и заводит за спину. Свободной рукой хватает Дарию за шею.
Шаг вперёд. Правая нога делает нечто вроде подсечки. Дария успевает сделать неполный вдох. Погружается под воду. Если оставить её у поверхности, может сыграть случай — ногти заденут глаза.
Вес Брайдера больше веса девушки. Ксенос делает глубокий вдох и погружается под воду сам, прижимая Дарию ко дну. Сопротивление девушки сводится к минимуму.
Брайдер давит всем весом, насколько это возможно. Конвульсии. Брайдер не слышит, как ломается шея. Лицо Дарии обретает мир, последний воздух выходит.
— Я знаю.
Брайдера будто поразило молнией. Профессиональный вор вздрогнул, по телу побежали мурашки. Знает? Что она знает? Схему, которую он только что представил в голове? Невозможно. Но если так, то нужно менять тактику.
Шаг к девушке. Правая рука делает обманное движение свитком, в это время кулак левой руки...
Погоди, Ксенос Брайдер.
Стой.
Что-то здесь не так.
— Отдай, — Дария выставила руку.
Мысли девушка слышать не может, значит, это был ответ на последнюю фразу Ксеноса. Какую? «Его нельзя возвращать»? Нелепица какая-то.
Почему Дария до сих пор не нападает? Отвлекает внимание?
— Солдаты скоро будут. Тогда точно выйдет.
Сам того не понимая, Ксенос подошёл к Дарии и протянул магический свиток. Девушка взяла и развернула бумагу.
— Я не возвращаю. Я запираю.
Погоди. Стой. Что ты такое говоришь? А как же Клодифей? А Венцей Сталс? Они убеждали, что всё наоборот.
— Великие маги — великие обманщики, — Дария видела замешательство Ксеноса. Она закрыла глаза и зашевелила губами. Магический свиток вспыхнул и разлетелся пеплом.
— Можем постоять здесь ещё немного, — голос девушки звучал мягко, даже немного заигрывающее. — Но мне надо бы переодеться, — девушка осмотрела себя, но без смущения, а скорее оценивающе. — Жаль, город перекрыт, можно было б в таверну.
Ксенос Брайдер поднял руки, отстраняясь:
— Ну, нет, только не в таверну, — Брайдер посмотрел по сторонам. Взгляд упал на парусник. Дария тоже его заметила, посмотрела на Ксеноса, улыбнулась и кивнула.



ДЕНЬ БЕСКОНЕЧНОСТЬ

-03423423,435904935

Гном сидел за столом, подперев голову. Рядом в воздухе зависла белая сфера.
— Он не справился, — произнесла сфера. — Эрза не справился. А Ксенос Брайдер скоро узнает, что Дария — последний и единственный запиратель.
Венцей Сталс, заключённый в тело гнома, поднял кружку и осушил за секунду.
— Никак не могу напиться. Мне это надоело.
— Ты хотя бы руки-ноги имеешь. И на человека похож, — произнесла сфера.
— На человека? — гном повернулся к сфере. — Ты вот это человеком называешь? — он указал на себя. — Видимо, в тебе всё меньше и меньше Клодифея остаётся.
— Что будем делать?
— У нас осталась связь с Брайдером. Можем являться время от времени и сводить его с ума, — предложил гном.
— Запиратель не позволит. А если узнает, то найдёт наши фрагменты. Нужен другой план.
Венцей Сталс в теле гнома сложил руки на груди и нахмурился. Прошла бесконечность или около того.
— Мы можем зайти с другой стороны.
— Как?
— Клодифей, — в голосе гнома чувствовалось злорадство. — Ты убываешь сильнее всех остальных.
Ещё одна почти бесконечная пауза. Сфера стала переливаться красно-синим.
— Эвелин. Затащим сюда Эвелин.