Обещанная Ветру главы 7-8

Глава 7
 
Прошло два года
Москва. Съёмная квартира семьи Громовых.
Умывшись холодной водой, Таня прислонила к лицу полотенце, промокнула влагу с кожи, а затем убрала его и вгляделась в свое отражение в зеркале:
кто-то после родов набирает вес, а кто-то, например, она, стоит сейчас, спустя два месяца после появления дочери Сонечки на свет, и видит впалые щеки, заострившийся носик и синие тени под глазами...
Кстати, о глазах:
Таня оттянула подушечкой указательного пальца кожу под нижним веком на одном глазу, потом на другом: красноватые белки и мутный, сонный взгляд. Всё это результат постоянных бессонных ночей и долгих часов, которые она проводит за машинкой, работая с текстами.
Хмм…«Красавица»…Ничего не скажешь...
Девушка вздохнула и провела ладонью по волосам, ото лба к макушке, продолжая смотреть на свое зеркальное отражение.
Надо бы поспать.
Хотя бы час, пока уснула Соня… Только вот нельзя…
Работать надо.
****
Весь последний год, вернее, всю беременность и два месяца после родов, Таня зарабатывает тем, что берет у студентов на печать дипломные и курсовые работы. Оказалось, что труд машинистки очень даже востребован, но хороших денег такой специальностью, к сожалению, не заработаешь. Можно сказать – это труд за копейки, но зато эти копейки очень помогают Тане обходиться без унизительных , для нее, выспрашиваний денег у мужа.
Муж Тани, Эдуард, сейчас уже хорошо зарабатывает. Он вновь устроился в городское печатное издание, днями пропадает на своих деловых встречах, а приезжая домой закрывается в гостиной (эта большая и светлая комната с застекленным балконом у него в роли кабинета) и пытается писать.
Только вот с каждым прожитым вместе месяцем, Эдик все меньше и меньше времени проводит дома, и, соответственно, меньше уделяет времени писательскому труду. Бывает, он не появляется по целой неделе, и что самое обидное для Тани - мужа совсем не заботит, на какие деньги живет его жена, а сейчас уже и ребенок все то время, когда он пропадает, порою, неизвестно где. Девушка уже рада тому, что хотя бы Эдик регулярно отдает деньги хозяйке за жильё. На все другие семейные финансовые трудности Таня молча закрывает глаза, ничего не просит у мужа (за редкими исключениями), и старается жить на те деньги, что умудряется заработать сама.
В те дни, когда все же муж появляется дома «ясным солнышком», благоухающим дорогим парфюмом, он, первым делом, вываливает из своего чемодана гору вещей для стирки в ванной комнате, а затем требует (вернее, «учит» Таню, как и с чем она должна встречать мужа из командировок) …
Требует Эдик, чтобы дома, к его приезду, всегда был в запасе у Тани вкусный, дорогой кофе (он без него не может работать), должны быть приготовлены мясные, сытные блюда, и, обязательно, куплены свежие сыр и колбаска для бутербродов. И только когда Таня говорит ему, что на кофе, мясо и деликатесы у нее нет денег, Эдуард, недовольно поджимая губы, выделяет некоторую сумму денег со словами:
- Учись экономить, Танюша. Вспомни мою маму: у неё на все всегда хватало денег. Я ведь тебе даю деньги, а ты уже распределяй их, как хорошая хозяйка.
Но даже после того, как в доме появляются дорогие продукты, Эдуард надолго с семьей не задерживается, и, вновь собрав чемодан с уже чистыми вещами, уезжает, демонстративно оставляя беруши (заглушки для ушей от громких звуков) на видном месте, в упрек ей, Татьяне.
****
Таня давно уже поняла, что не ладится у нее семейная жизнь с Эдуардом.
Их брачное безоблачное счастье длилось всего-то пару-тройку месяцев после переезда в Тверь. Тогда он был внимателен к юной жене, дарил Тане маленькие милые подарочки и букеты цветов, и они очень много времени проводили в супружеской постели.
А потом проблемы закрутили Эдуарда, сделали из него рассеянного и раздражительного человека, а она, как верная жена, старалась наладить быт, свить уютное семейное гнездышко, и окружить заботой и лаской любимого.
И Тане это удалось.
С ее помощью, с ее успокаивающими и вдохновляющими вечерними и утренними разговорами, с ее ласками и расслабляющими массажами, Эдуард все же вышел из депрессии и поверил в свои силы.
Вскоре он получил место в издательстве, и, с головой, ушел в новую, активную жизнь, практически забыв о молоденькой жене, которая верно ждала его дома, ведя хозяйство и перепечатывая старые рукописные тексты, а также работая с его новыми текстами.
Эдуард из каждой командировки стал привозить домой записи на магнитофонных кассетах тех интервью, что он брал у чиновников и людей интересных и талантливых, и Таня, порою тратя все ночи на прослушивание этих записей, затем кропотливо и точно переносила информацию на бумагу, так как муж считал, что это всё будет ему полезно через время для написания новых книг, и «читать с листа» ему будет удобнее и привычнее.
Так и жили. Таня, в тот первый год замужества, отложила своё дальнейшее образование, и решила что пока, до следующей весны, она посвятит себя мужу и налаживанию быта, ведь Эдуарду тогда было особенно тяжело на новом месте. Но и в следующем году поступить у Тани никуда не получилось, так как она узнала, что беременна.
И именно это, казалось бы, очень радостное событие стало концом счастливой семейной жизни, и отдалило Эдуарда от Татьяны.
Так получилось, что в то время Эдуард был отправлен в издательством в длительную командировку, а когда вернулся домой Таня ему сообщила радостную новость: у них будет ребенок.
Только эта новость не обрадовала Эдуарда от слова «совсем», и лишь беседа с наблюдающим беременность доктором поставила точку на его требовании немедленно прервать беременность. Оказалось, что по медицинским показаниям, Татьяне было поздно уже делать такую операцию.
И тогда Эдуард, стиснув зубы и кипя от злости, все же смирился с тем, что скоро Тане придется делить свое внимание между ним и этим ребенком.
Таня же, на протяжении всех месяцев своей беременности надеялась, что муж, увидев своё дитя, смягчится сердцем, и в нем проснется родительский инстинкт.
Но, Сонечка родилась, а такого чуда так и не случилось.
Эдуард теперь все реже бывал дома, а когда все же являлся, то демонстративно затыкал берушами уши и закрывал плотно двери в гостиную, чтобы не слышать плача малышки.
Таня, видя такое отношение к себе и дочке, давно уже вынашивала мысль о разводе и возвращению к маме, но гордость (вернуться разведенкой в родной переулок Сиреневый, где ее знает каждый житель) не позволяла ей этого сделать.
И Таня, день за днем, терпела, надеясь на то, что, со временем, все образуется.
Она растила Сонечку, жала возвращения мужа с работы и командировок с готовыми обедами-ужинами, с накрахмаленными рубашками и наглаженными брюками, и еще печатала ночами, стараясь заработать лишнюю копейку.
Сожалела Таня теперь только о том, что не разглядела она еще тогда, до замужества, в Эдуарде, за его красивым «фасадом» и головокружительными улыбками, самообожания, эгоизма и потребительского отношения ко всему миру и людям, окружающим его.

В дверь позвонили.
Кто это может быть?
Чувствуя неприятное волнение в душе, Таня направилась в прихожую.
Скорее всего, опять очередной какой-нибудь «институтский друг» или коллега.
Эдуард часто присылает Татьяне от себя «весточки» в свое отсутствие, в виде неожиданных гостей, являющихся на порог их квартиры.
Каждый такой раз, демонстрируя ей листочек бумажки, исписанный знакомым почерком мужа, как пропуск, незнакомые люди врывались в ее тихую жизнь со своими сумками, шумами, запахами и прочими неприятными моментами, сопровождающими этих гостей. И сколько не говорила мужу Таня, что ей боязно пускать в дом незнакомцев, когда его самого нет дома, Эдуард этого словно не слышал, продолжая подселять в квартиру, на сутки или ночь, своих друзей и знакомых.
Открыв двери в тот раз, Таня увидела на пороге двух мужчин лет тридцати –тридцати пяти, одетых в джинсы, черные куртки и такие же черные трикотажные шапки-«горшки», натянутые по самые брови, со спортивными сумками на плечах.
- Здравствуйте, Татьяна Александровна. Мы к вам от вашего мужа.
Один из мужчин протянул Тане обычный белый тетрадный листок, с написанным Эдуардом текстом. Развернув записку, Таня начала читать:
«Привет, милая. Это мои коллеги. Они должны дождаться моего возвращения у нас в квартире. Я вернусь завтра утром. Прими их, как ты умеешь, чтобы мне не было стыдно за наш дом.
До встречи завтра, любовь моя.»
Таня растерялась и даже…испугалась от вида таких огромных и сильных мужчин на своем пороге, но закрыть перед незнакомцами двери она не смогла. Тем более, записка говорила о том, что муж знает этих людей.
Посторонившись, Таня пропустила незваных гостей в дом и проводила на кухню. Мужчины сняли верхнюю одежду в прихожей и представились как Антон и Вениамин.
Объяснив мужчинам, что в их распоряжении будет гостиная с диваном и раскладушкой, Таня поставила греться на плиту чайник, включила маленький телевизор, стоящий на холодильнике, прикрыла двери на кухню, чтобы громкие звуки не долетали до спальни, а сама отправилась к дочке, проверить, спит малышка или уже проснулась.
****
Зайдя в комнату, Таня увидела, что дочь Сонечка вот-вот проснется, так как ее сон уже не крепок, и она дергает ручками, пытаясь почесать себе носик.
Переодевшись в чистые, пахнущие стиральным порошком домашние вещи, и решив, что пока дочь проснется окончательно, она успеет накрыть для мужчин стол, Таня поспешила вернуться на кухню.
Видимо, так решили всевышние силы, но задержавшись возле неплотно прикрытых дверей кухни, чтобы провести по волосам руками и одернуть на груди футболку, Таня, неожиданно, услышала тихий разговор мужчин, смешивающийся со звуками работающего телевизора:
- … все рукописи, кассеты и печатные варианты хранить в диване)) Ты когда-нибудь еще такого клоуна встречал? Поражаюсь я с таких…Еще лезут в самое пекло, за жирным куском, а потом…берите все, только мою шкурку не попортьте…
Другой голос ответил:
- Угу.. Делец высшей пробы… Ну, зато нам меньше проблем… Заберем всё. Там не так уж и много, по его словам… Кстати, не хочу ждать до ночи. Надо уговорить женушку писателя выпить с нами чаю…и поскорее разложить её на диванчике…
В голосе другого собеседника после этого предложения прозвучали нотки настороженности:
- Ты так уверен в ее возможностях? Она ж нас двоих не выдержит до утра. Еще скопытится. Такое чувство, что этот красавчик держит ее на воде и хлебе… Давай лучше до вечера подождем, аппетит нагуляем, а уж ночью оторвемся по полной… Кстати… А если она в курсе всех его дел?
За этими словами послышался многократный чиркающий звук зажигалки, и только сейчас последовал ответ:
- Нет. Думаю, что нет. Даже если она видела и слышала что-то, то в общей массе всей информации, хранящееся в квартире, зерно от плевел не отличит.
Собеседник согласился с таким мнением товарища:
- Ну да… Девчонка еще совсем. Он сказал, что из деревни она за ним увязалась. Влюбилась… Эта, как ее… «Поклонница таланта»!. Видать, рядом со своим кумиром сладкой жизни захотела в Москве, вот и потащилась «хвостом».
Послышался звук выдоха, а за ним прозвучал ответ, сопровождаемый тихим хмыком:
- Ну, вот и…сбудутся ее мечты…Будет у нее сегодня сладкая,.. незабываемая ночь, благодаря своему мужу-кумиру.
Из спальни донесся плач Сони, и Таня, бесшумно попятившись назад (как хорошо, что она не любит носить домашние тапочки, и постоянно забывает их везде, где только сядет (диван, кресло, стул на кухне)) незаметно покинула место у дверей кухни.
****
С бешено колотящимся сердцем и шумом в ушах, забежав в комнату, она вытащила малышку из детской кроватки и положила на свою кровать.
Минута у нее ушла на панические размышления, и вот, в небольшую сумку (чтобы не было подозрительно), она закинула свои и дочери документы, затем достала с верхней полочки шкафа, из под стопки постельного белья, свои заработанные деньги и сунула их в сумку, вслед за документами. Быстро переодевшись в спортивный костюм и сложив в сумку бутылочку с кипяченой водой, а также несколько пеленок и вещей малышки, Таня поменяла дочери мокрые пеленки на сухие, завернула ее в одеяло, и вышла из комнаты.
Выдохнув перед дверями кухни и собрав всю свою волю и смелость в кулак, Таня смело прошла через маленькое пространство кухни, попутно улыбнувшись мужчинам приветливо, затем достала одной свободной рукой (другой она прижимает к себе дочь) две чайные чашки с полки, за ними остатки печенья и конфет в вазочке, и поставив все это на стол, произнесла, вновь улыбнувшись (в душе Таня очень надеется, что ее улыбка не выглядит фальшиво):
- Я вас оставлю на двадцать минут буквально. Мне ребенка надо к медсестре на укол отнести. У нас уколы строго по графику. Бронхит у малышки. Анна Степановна живет в соседнем доме. Я быстро. А вы пока чаю выпейте и отдохните с дороги. Можете в душ сходить. Свежие полотенца лежат там же, в ванной комнате, на полочке. А я как вернусь, ужин приготовлю…
Квартиру не закрываю, чувствуйте себя, как дома.
Мужчины после слов Тани переглянулись, и один из них произнес:
- Давайте я вас провожу, ребенка помогу донести.
Сердце у Тани упало в пятки после этих слов гостя, и она, пытаясь придумать хоть что-то, произнесла, молясь, чтобы ее голос не дрогнул и не выдал ее волнения:
- Нет, не надо. Здесь совсем близко. И у меня коляска внизу у тети Маши стоит. Она, наверное, уже выкатила ее в подъезд и нас дожидается. Мы дружим с ней. Она как родная бабушка моей Сонечке. Я, когда мне надо в магазин отлучиться или в аптеку, у нее малышку оставляю.
Мужчины вновь переглянулись, и…
Слава Богу!!
кивнули головами, изобразив на лицах понимающие и доброжелательные улыбки.
Получив «разрешение», Таня вышла из квартиры и, как и обещала, не стала закрывать двери, чтобы не вызвать подозрение.
Спустившись на первый этаж и выйдя из подъезда, Таня прошла вдоль дома и свернула за угол, радуясь, что окна квартиры выходят на другую сторону улицы.
Дойдя до троллейбусной остановки, девушка зашла в первый подошедший транспорт и поспешила сесть рядом с женщиной, чтобы ее не было видно через оконные стекла троллейбуса.
Выйдя через несколько остановок из троллейбуса, Таня подошла к стоянке таксистов и попросила отвезти ее на Казанский вокзал.
Добравшись до вокзала, девушка подошла к одной из телефонных будок и вызвала наряд милиции в квартиру, назвавшись бдительной соседкой, заметившей, что дверь в соседнюю квартиру открыта.
Сделать что-то большее Тане мешали внутреннее напряжение и волнение.
Лишь оказавшись в плацкартном вагоне поезда, который должен довезти ее до города, от которого уже будет рукой подать до родного села и переулка Сиреневого, Таня выдохнула.
Боясь сесть у окна (страх, что мужчины догонят, увидят и вернут в квартиру не отпускает девушку), Таня села у прохода на свое место, положив дочь рядом с собой.
Вспомнив в этот момент о муже, она зажмурила глаза, испытывая душевную боль и обиду, понимая, что Эдуард отправил этих мужчин к ней с ребенком в дом, видимо, попав в какой-то переплет. А раз он не побоялся за жизни ее и Сонечки, то и она поступит точно также: пусть Эдуард выпутывается сам из всех передряг! Наряд милиции, обязательно, сообщит владелице квартиры, что квартиросъемщиков нет на месте, и она приедет и закроет квартиру, а вот что будет с этими «гостями» ей совершенно не интересно: успеют уйти до прихода милиции – их счастье, не успеют – пусть объясняют, кто они такие, и что делают в чужой квартире.
Все, что связано с мужем ей теперь неинтересно и даже ненавистно.
Возвращаться к Эдуарду Таня больше никогда не собирается. Она такого страха натерпелась из-за него! Муж безжалостно отдал ее, беззащитную, с маленьким ребенком на руках, на растерзание этим преступникам, спасая себя любимого и драгоценного!
ВСЁ.
ХВАТИТ!
Закончилась ее семейная жизнь, основанная на её любви «в одни ворота».
Домой! Скорее! К любимой, дорогой мамочке.
И пусть будет, что будет.
Главное – они с дочерью остались целы и невредимы.

Глава 8
 
Эдуард не понимал, за что он терпит такие мучения.
Чувствуя языком, как шатаются выбитые пару зубов в десне и надсадно ноют разбитые губы, он не уставал повторять своим мучителям:
- Я вам фсё отдал. Фсё, что было! Клянусь!
Но ему не верили. И опять били.
И только после того, как ему развязали руки и дали бутылку, наполненную желтой, от ржавчины, водой из-под крана, чтобы утолить жажду и прополоскать рот, Эдуард … внезапно и очень отчетливо кое-что... ВСПОМНИЛ!
Он вспомнил, что, видимо, так нужная этим людям кассета, осталась в специальном непромокаемом карманном отделении, скрытом под тонкой прокладкой, уложенной на дне его дорожной спортивной сумки.
Почему я сразу об этом не вспомнил!? Может и не били бы меня столько!
***
Эдуард тогда, месяц назад, не придал какого-то особого значения, и не увидел важности в полученной им информации от того записанного им разговора с чиновником среднего звена, от которого все почему-то ждали, что очень скоро он шагнет вверх по карьерной лестнице. Лично Эдуард,в своих предположениях, пророчил успех совсем другому чинуше.
Но в тот вечер именно этот товарищ был хорошо «навеселе» по случаю празднования выхода на заслуженный отдых одного из более «вышестоящих и особо важных», и позволил себе, обняв Эдуарда за плечи, ляпнуть ему лишнего, пока пытался изысканно и высокопарно вроде как похвалить заслуги будущего пенсионера чуть ли не перед всей Вселенной, и раскрыть Эдуарду суть будущего этой самой "Вселенной" в новых лицах.
Эдуард тогда списал все эти откровения на невнятный, пьяный бред человека: как можно всерьез где-то и кому-то показать эту запись, когда там половину слов не разобрать, и имен и фамилий тоже (несколько имен в этом монологе Эдуард вообще слышал впервые), да еще и сплошная нецензурщина через каждое слово?
Вот Эдуард про нее и забыл.
Как выяснилось, уже утром к Эдуарду приходили люди этого человека и в издательство, и к нему домой, но он той же ночью, после посещения праздничного мероприятия, улетел авиарейсом в очередную долгосрочную командировку,
А ту сумку он просто в тот вечер перед отлетом оставил дома, не разобрав полученный материал, и не дав Тане задание на прослушивание кассеты и распечатку информации.
Видимо, Таня, увидев на следующий день оставленную им сумку, просто убрала ее куда-то с глаз долой.
Таких «походных» сумок, с непромокаемыми потайными карманами у Эдуарда всего три. Они одного вида и формы, и все темно-синего цвета, с черными застежками молниями, и отсутствие все это время одной из «трех сестер» он так и не заметил.
Если бы не эта история....
- Вспомнил! Она дома! Кассета дома! Все правильно! Не могло ее быть в диване вместе с другим архивом. Она в сумке осталась! Синяя такая спортивная сумка, с черными молниями! Видимо, жена моя куда-то эту сумку убрала! Может быть, она в шкафу осталась, в спальне, на антресолях! Надо у Тани спросить! Она скажет, где та сумка!
Сразу после этой горячей и эмоциональной речи у Эдуарда забрали бутылку из рук, и медленным движением вылили остатки воды ему на макушку.
От страха за свою жизнь Эдуард боялся даже шевельнуться, и сейчас сидел, и чувствовал, как ржавая вода стекает по его лицу и шее,и ползет струйками вниз, под разорванный ворот рубашки.
- Сумка говоришь… Синяя с черными молниями..... У жены спросить?
Один из двух мужчин, которых он отправлял к Тане сегодня в середине дня с запиской, стоял и смотрел на Эдуарда с очень спокойным выражением на своем лице, но Эдуард точно знал, что это спокойствие фальшивое: этот «шкаф» бьет без предупреждения, и на его лице не дергается при этом ни один мускул.
Эдуарду еще час назад любезно рассказали, что Таня, почти сразу после прихода этих громил, неожиданно сбежала с дочерью из квартиры, и еще и вызвала наряд милиции. За эту ее выходку у Эдуарда теперь спина, наверное, похожа на один большой синяк, и точно есть трещины в ребрах.
Глянув на своих мучителей, Эдуард произнес, уже почти ни на что не надеясь:
- Отпустите меня. Я сам вам принесу эту кассету. Клянусь! Всё будет без обмана! И в милицию я не пойду! Честное слово! Мамой клянусь!
На эту слезную мольбу ему, неожиданно, ответил мужчина, находящийся сейчас тоже в этой комнате. Все эти часы он не принимал участия в избиении, и лишь сидел в глубоком кресле тихим наблюдателем. Его голос прозвучал очень спокойно и вальяжно:
- Принесешь, конечно, Эдик… Куда ж ты деешься… И кассету, и деньги принесешь. Все принесешь…
- Какие деньги?
Эдуард, услышав угрозы, в удивлении и непонимании, сморщил лоб и рефлекторно дернул щекой, вновь почувствовав боль во всех лицевых мышцах.
Мужчина же, глядя на Эдуарда, склонил голову к плечу, положил ногу на ногу, качнул острым мыском ботинка и добавил, постучав аккуратно подпиленными ногтями по деревянному подлокотнику кресла:
- Те самые деньги,ЭдуАрд, которые будут нам небольшой моральной компенсацией за выходки твоей жены. Ну, а если ты не хочешь сам платить за доставленные нам неприятности – тогда, пожалуйста… приводи жену. И пусть тогда она САМА, добросовестно и старательно, отрабатывает свое отвратительное поведение. Ты ведь сам слышал: ей никто и ничего плохого не сделал, пальцем ее не тронул, а она…взяла и в милицию пошла… И кассету непонятно куда спрятала…
Сказав все эти слова мужчина хмыкнул, и потер подушечкой указательного пальца кожу на переносице, произнеся при этом задумчиво:
- У меня создается впечатление, что твоя баба гораздо умнее тебя, Эдик… Честное слово! И чтобы в этом удостовериться я и сам теперь уже не прочь познакомиться с твоей благоверной, и получить от нее …и разъяснения: зачем ей нужна эта кассета, и …извинения…
На лице у мужчины после этих слов расползлась неприятная улыбка и он добавил, вновь качнув ногой на весу и сверля Эдуарда колючим взглядом:
- По полной программе…
*****
Поселок Сиреневый
Андрей приехал в этом году в отпуск домой ранней весной.
Решение это он принял спонтанно. В какой-то момент он почувствовал просто вселенскую усталость и апатию, и ему до чертиков надоело сидеть все выходные дни в своей одинокой квартире, в маленьком, захудалом городишке, к которому он, за все эти послеармейские годы, так никак и не привык.
Вроде бы уже и оброс он на новом месте и друзьями, и знакомыми, а по душам поговорить-то ему и не с кем.
Вернее, есть с кем, но только вот сам Андрей никого в свою душу пускать не хочет.
Не хватает ему чего-то в последние годы, что позволило бы ему быть открытым для людей.
Нет. Он не затворник и не "волк-одиночка". Если надо кому-то помочь он всегда поможет, поддержать - поддержит, поделиться – последнее отдаст, но вот рассказать о своем личном – это для него табу.
Да и зачем кому-то знать о его личном?
Зачем кому-то знать о том, что за закрытыми дверями его души живет память о доме, об отце, о рано ушедшей маме.
А еще там, за той крепко закрытой дверью в душу и сердце, живет у него маленькая птичка-синичка.
Именно из-за нее, из-за этой крохи, Андрей так старательно охраняет границы своей души, боясь, что одно неосторожное слово кому-то об этой малютке – и его Синица упорхнет от него окончательно. И тогда Андрею станет совсем не по силам нести свое полное одиночество.
Пусть хоть так, глубоко в душе, спрятанная ото всех за семью замками, но его любовь остается с ним все эти годы, улыбается ему ночами во снах, звонко смеется, держит его крепко за руку, и тянет за собой туда, где пышной пеной цветет сирень и ярко светит солнце…
Туда где они вместе…
Он Ветер – Она Синица.
"Неразлучная парочка на все века и времена"
Именно так и должно было быть в их жизни ...
"Должно", но только мешает большое "НО"...
****
Да и тянет, отчего-то, Ветра домой весь последний год, со страшной силой. Хочется ему с отцом поговорить, с младшим братом Сережкой поиграть, послушать его детскую речь (тетя Таня в письмах пишет Андрею, какие смешные слова произносит его младший брат. Так, например, фрукт грушу он называет исключительно «игрушей», а кузов грузовой машины у него зовется «грузов»ом).
Вот и решив не мучить себя больше тоской по дому и родным людям, Андрей бросил всё, написал заявление на отпуск, сел на поезд, и уже через пять дней пути был в родном переулке «Сиреневом».
****
Прошел месяц со дня приезда Андрея в родной дом.
Время отпуска пролетело быстро, и вот, уже завтра, в пять часов утра, Андрей, отдохнувший, выспавшийся на мягких пуховых постелях, и побалованный вкусной едой мамы Зины, сядет в поезд и в отправится в обратный путь.
****
Андрей стоял на улице, у дома Акулины,и разговаривал с ее дочкой Ириной.
Со времен школы дочь Кулемы из щекастой и толстенькой девочки, с крупными веснушками на носу, похожими на кляксы, незаметно выросла и превратилась в молодую румяную девушку, так и не избавившуюся от полноты тела и толстых щечек. Лишь ее веснушки, с годами, стали менее заметны на коже лица, да волосы она стала красить в каштановый цвет, стараясь избавиться, таким образом, от своего родного, соломенного цвета волос.
Ирина после школы закончила училище и стала поваром.
Вот уже несколько лет девушка работает по своей профессии в детском саду на кухне, продолжает жить с мамой в одном доме, и страстно мечтает выйти замуж по большой любви…
Ну, или хотя бы пусть по маленькой любви, но лишь бы уже замуж поскорее!
Мечтает Ирина, чтобы муж ее в один прекрасный день (день красивой свадьбы) забрал ее из дома мамы. Забрал красиво: поднял на руки, шагнул за калитку, и…. унёс в голубые дали!
Да, вот о таком чуде в своей жизни мечтает Ирина.
А все это от того, что очень устала от скверного характера мамы, от ее вечно меняющихся ухажеров, с которыми ей приходится делить скромные метры жилплощади. И поэтому нервы у Ирины на пределе, и у них в доме и дня не проходит без скандала.
Вот так и живут не сладко мать и дочь, каждая мечтая, когда-нибудь, разбежаться в разные стороны.
А еще Ирина мечтает родить ребеночка. Но откуда ж ему взяться,этому ребеночку, если нет среди местных парней ни одного, который пожелал бы взять «толстомясую дочку Кулёмы» замуж.
Год за годом проходит, а Ирина еще даже и не целовалась ни с одним парнем ни разу.
Грустно все это…
И девушка хорошо понимает, что с такими ее скромными внешними данными, с такой скандальной мамой, и с такой работой (в детском саду, в женском коллективе работает всего лишь один мужчина – это дворник дед Потап, так и у него есть жена – баба Фрося) она спокойно просидит «в девках» до самой своей пенсии.
Но три недели назад в жизни Ирины кое-что произошло.
И это событие уже повлекло за собой большие перемены.
И Ирина надеется и верит, что это все - начало ее пути к личному счастью…
Случайно встретившись у водяной колонки с сыном дяди Ивана Ветрова, Андреем Ветровым, приехавшим в отпуск из дальних краев, Ирина, набравшись храбрости, спросила в тот день, парня, с робкой надеждой в глазах:
- Андрей? А у вас там, где ты работаешь, повара, случайно, не требуются?
Ире было видно по выражению лица соседа, что он совсем не ожидал от нее такого вопроса. Посмотрев на нее внимательным взглядом, Андрей улыбнулся и ответил:
- Требуются. А тебе зачем?
Ирина, слегка дернув плечами, ответила:
- Как зачем? Работу я ищу. Уехать из села хочу. Что-то новое увидеть хочу в жизни. Интересное! Ты же вот уехал из села, и я так хочу.
Андрей после этих слов Иры расплылся в широкой улыбке и произнес:
- У нас на лесоповале интересного мало! Это тогда тебе куда-то в большой город надо ехать, или к морю.
Ирина фыркнула и ответила, обиженно поджав губы:
- Чего я на том море не видела? Нет. На море я не хочу. В большой город, конечно, можно было бы, но у меня нигде нет знакомых или родственников по стране. От этого страшно решиться. А вот если бы можно было где-то рядом с тобой устроиться – я бы не побоялась поехать.
Андрей задумался над словами Ирины, затем понимающе кивнул головой и ответил:
- Ясно. Ну, раз так… Хочешь, приезжай. Первое время сможешь остановиться в моей квартире – она всё равно простаивает пустой, а потом помогу тебе с работой. Только имей ввиду: у нас там условия совсем не сахар. Не каждая женщина выдержит. Холод, лес, жизнь в вагончике, печку на кухне дровами надо топить. Это не то, что здесь – баллонный газ на делянку не привозят. И коллектив у нас, сама понимаешь, грубый, мужской. Хотя…Может, конечно, нужны повара и в городке, но об этом я не могу точно сказать. Знаю, что есть у нас там две столовые, есть и парочка кафешек. Два детсада есть еще, и школа. Может быть, там тоже нужны повара? Можно будет поузнавать, навести справки по знакомым.
Вот так, слово за слово, и прицепилась Ирка к Андрею, решив не тянуть, а ехать вот прямо сразу и сейчас. Вернее, уже завтра, в пять часов утра ( пока Андрей гостил у отца Ивана и мачехи тети Зины, она уже и отработать положенные две недели успела перед увольнением из детского сада).
****
- Я курицу возьму отварную, яичек вкрутую сварю пару десятков, картошечки запеку, соленых огурчиков могу взять. Ой!! Печенья же я напекла овсяного с изюмом! Тоже возьму нам с тобой. А что еще с собой брать в такую дальнюю дорогу я не знаю.
Андрей, дотронувшись пальцами до облупленной старой зеленой краски на заборе Акулины, ответил Ирке:
- Хватит. Не бери много. Мне еще тетя Зина целую сумку всего собрала. Все равно пропадет что-то, не успеем мы столько съесть. Выкидывать придется.
***
Поговорив еще несколько минут о сборах и предстоящей дороге, парень с девушкой распрощались, и договорились встретится рано утром на этом же месте.
Ровно в 4:00 утра за ними подъедет на своем «Запорожце» мужчина с соседней улицы, которого Ивану удалось нанять, чтобы подвезти сына до железнодорожного вокзала. Благодаря этому уговору Андрею и Ирине теперь не надо будет ночевать всю ночь на вокзале, дожидаясь поезда (настоящего такси в четыре утра в селе не сыщешь, так как нет такого шика в родных краях отродясь, и автобус тоже начинает ходить только с шести утра).
Андрей, махнув Ирке рукой, прежде чем за девушкой закрылась дверь дома, оттолкнулся от забора Акулины и пошел в сторону дома тети Зины, пересекая дорогу.
И в этот момент, уже подходя к калитке, Андрей увидел, что по дороге едет такси.
И едет оно …
Андрей удивленно посторонился и прижался к забору, освобождая дорогу, когда бампер Волги чуть не уперся ему в ноги.
Приглядевшись сквозь автомобильное стекло, Андрей рассмотрел, что водитель, повернувшись вполоборота, принимает от пассажира плату за проезд.
Кто это приехал? Непонятно…
Затем, еще минута удивленного ожидания, и одна из задних дверей такси открылась…
Андрей стоял и смотрел со своего места, как худенькая девушка в куртке, белой шапочке и джинсах, показавшись всего на долю секунды у машины, спиной к Андрею, вновь наклонилась и «нырнула» в салон.
Еще через мгновение девушка выпрямилась, и теперь на ее плече уже висела синего цвета средних размеров спортивная сумка, а в ее руках оказался сверток из одеяла.
???
Андрей не верил своим глазам.
Четыре года он не видел ЕЁ, и вот она стоит, за три метра от него, очень худенькая, бледная лицом, растерянная и напуганная, и смотрит…
Смотрит на него, хлопая своими длинными ресницами.
По выражению лица Тани Андрею было ясно, что девушка сейчас тоже не верит своим глазам, как и он сам.
Такси проехало дальше по переулку, развернулось на более широком участке дороги, и укатило, прошуршав шинами, а Андрей, только сейчас очнувшись от какого-то внутреннего оцепенения, быстро пересек то небольшое расстояние между ними и, подойдя к девушке, произнес, жадно рассматривая ее всю, от сапожек на ногах до белой шапочки на голове:
- Синица… Что случилось? Тебя кто-то обидел?
Таня, услышав голос Андрея, и окунувшись в его такой родной взгляд, такой теплый и очень обеспокоенный, вдруг почувствовала, как у нее начинает щипать глаза от поступающих слез:
Ветер совсем не изменился за эти годы. Он все такой же – внимательный, заботливый, сильный, надежный, родной.
Сильнее прижав к себе Сонечку, Таня произнесла, улыбнувшись другу детства ласково и тепло:
- Привет, Ветер. От тебя, как и в детстве, ничего нельзя скрыть. Ты все видишь сразу, как ни прячь…
****
А дальше еще пара фраз, и Андрей начал действовать, так как просто стоять и смотреть на такую Синицу у него не было сил:
- Давай мне сюда свою драгоценность. Это Сонечка? Твоя дочка?
Кивнув головой, подтверждая догадку Ветра, Таня отдала малышку в его руки, и услышала такие слова:
- А теперь пойдем-ка со мной, Синичка. Нам надо с тобой поговорить сначала наедине, а потом уже пойдем здороваться со всеми.
И Андрей, держа на руках малышку Сонечку, уверенно шагнул к калитке, ведущей во двор отца.
Тане не оставалось ничего другого, как поправить лямку у спортивной сумки, подтянув ее повыше на плечо и пойти вслед за Ветром.

Продолжение следует))

Канал «Наивная сказочница»
Автор Лариса Пятовская

https://dzen.ru/a/ZfaIWXJKBXfykvGN