Тетрадь 3. Синцов Николай Алексеевич

Однажды к Тоне и Геннадию приехала погостить Палага, мать Тони. Характер у неё не позавидуешь. Не знаю сразу или на второй день начала она ругать Тоню:“ Что ты наносила телят то”, имея в виду детей.(Это точно так мне говорила мама). Да и Геннадия задевало, да так задевало, что он не выдержал. К тому же выдержки у него никогда и не было. Он сказал своей тёще: “ Я плохой, но здесь хозяин. Чтобы завтра же тебя у меня не было”.
Немного погодя приходит Палага к маме (на нашу половину) и говорит: “ Сваха, а Сваха, пустите меня переночевать” – “Ночуй, ночуй“, - ответила мама. И Палага ночевала у мамы не помню ночь или две.
     Нашего папаньки в живых уже не было. Я был в армии, а мама жила с Василием, который был ещё не женат, а Геннадий с Тоней. Мама вспоминает такой случай. Геннадий получил по карточкам постное масло, принёс домой и стал делить. Отлил половину себе, другую половину в бутылку маме. И сравнил обе бутылки. В маминой бутылке масла оказалось чуть-чуть побольше. Так он взял и  немножко отлил в свою. Чтобы было точно поровну.
Мама по этому поводу мне сказала: “я удивилась когда он это делил.” Конечно ей было больно в эту минуту. Но была война, время трудное. Хотя жила она все же не так плохо.
Мамин рассказ: (жили на Республиканской). Во дворе были натянуты бельевые  верёвки. Дорога к уборной тоже была под верёвкой. “Идёт Нинка Мертвищева, ничего не видит, голову опустила и идёт. Как упрётся в  лямку. И давай ругаться.“
М. рассказ: Жил у нас один квартирант с женой. Пришел он как-то пьяный, а жил внизу. Идёт лыко не вяжет и вниз. Да по лестнице как ухнется вниз головой. Лежит у двери и стонет. Потом все же кое-как поднялся и дошёл до места. Всё лицо ободрал.
Уж очень оригинально пел у нас  внизу квартирант Аркадий Зимин, когда бывал навеселе по праздникам. Когда один, а чаще с гостями. А нам с  мамой всё слышно. Мы и слушали. Ни ладу ни складу. Зато громко, во все горло. Много раз  мы с мамой вспоминали уже здесь, в микрорайоне, как он  живописно пел.

   Мама конечно не раз слушала и Василия Егоровича Кузовёнкова.  Как праздник, так его голос раздавался по нашему двору – басистый, густой, громкий: “ И беспрерывно гром гремел и ветры в дебрях бушевали… Своей и вражьей кровью смыв
Все преступленья буйной жизни
И за победы заслужив
Благословения отчизны, —
Нам смерть не может быть страшна;
Свое мы дело совершили:
Сибирь царю покорена,
И мы — не праздно в мире жили!»
      Про горбатую жену Сорокина Володи мама мне рассказывала, что она незадолго до смерти лазила на один из клёнов, который рос перед нашим домом и пыталась поймать матку пчелиного роя, охотилась за пчёлами. Ставила лестницу и лазила в густую листву клёна.
      Однажды к Тоне приехала сестра с девочкой – с дочкой. Получилось так, что оставить девочку было не с кем и она пошла на Мытный рынок с ней. В одной руке бидон с молоком, а на другой руке девчонка. На улице Ошарская её встретила мама. Она продала молоко и шла домой с пустым бидоном и сумкой.  Так мама, увидев Клавдию, как ей было трудно и неудобно нести, не прошла мимо, не пошла домой. Мама вернулась и пошла вместе с Клавдией опять на рынок, помогла ей донести бидон до рынка.
   Мама говорила во время болезни и раньше, что отец, когда мы жили в Долгове,с одной жнеёй занимался (ведь ничего от меня не скрывала). Только я не понял – когда жили общий семьей в большом доме или когда отделились. Скорее всего когда жили в своем доме.
   Помню дело было в Долгове. Дома были мама и я. Пришла цыганка гадать. Мама согласилась. Цыганка взяла блюдце, налила в него воды, в неё чего-то посыпала и вода закипела. Все молчали, а в блюдце шипело. Это мне запомнилось. А что говорила или спрашивала цыганка – не помню.

На улице Рес. тоже приходила цыганка, гадала маме, а что говорила не помню. Я стоял рядом. Мы стояли недалеко от въездных ворот, примерно против окна, у забора.
   Помню на Рес. у мамы были куры белые. М. их метила чернилами. Они неслись внизу  в конюшне, где у стены были устроены специальные ячейки для них, были гнёзда  и на сеновале. М. регулярно собирала  яйца. Но нередко замечала, что яйца кто-то берёт из гнёзд. Но говорят– не пойман не вор. У М. много  чего пропадала. И молоко и огурцы.  А огурцы у М. всегда были отличные. Тоня не стеснялась подавать наши  огурцы своим  гостям. Это М. заметила и мне об этом говорила. У мамы пропадали не только продукты, но и вещи. У Таисии пропал мешок. Она его нашла там, где предполагала. У кого-то пропали продуктовые карточки. Греха было немало.
    Когда мы переехали в четвёртый микрорайон, погреб ещё не был продан и конюшня тоже. Потом нашелся покупатель. Я ему всё это продавал за 25 руб. Получил деньги. Через некоторое время к нам приходит Варвара Смолина и Санькина жена. Расплакались, что ему нельзя доверять ни копейки, он отдал последние деньги. Они просили нас вернуть деньги. Мы с мамой поговорили и деньги вернули. Возможно они надеялись, что это всё и так им достанется, без денег. Но я на другой или на третий день продал это всё одному мужчине из Лапшихи за теже 25 рублей. Он всё погрузил на машину и увёз.
   
Какие дела делала мама в Тайнове? Пасла гусей под горой, сгоняла скотину со двора и загоняла её во двор, мела и мыла полы, мыла избу перед  Пасхой, прибиралась , готовила пищу, носила пищу в поле и в мастерскую, шила, возила навоз на поле, работала в саду и огороде, топила баню, шила мешки для средней мельницы, Жало, садила, окучивала картофель, перебирала картофель  весной под полом, кормила гусей, корову, овец, пряла, ткала, вышибала, шила на машинке швейной, открывала от дома снег, стирала, гладила сушила, молотила, работала лугах. В Долгове шесть лет жила в общей семье вместе со свекровью. В таком большом доме только повертывайся: уход за детьми, мытье полов, домашние и полевые дела, молотьба, стирка, мытье избы. После раздела и покупки своего дома вела всё хозяйство, все дела домашние, полевые, уход за детьми, за скотиной. Даже ездила на мельницу молоть зерно. Работы было по горло , сушила и мяла лён.
После переезда в город - все домашние дела, Скотина, продажа молока, возня с кормами, дети. Даже иногда на лошади ездила работать с папанькой  (когда Геннадий уезжал в гости), с папанькой и тёс выгружала. Летом ходила доить корову она стоила. Всё это вместе взятое выглядит как огромный трудовой подвиг.
   В первые дни болезни невропатолог назначил маме постельный режим  (18 ноября 1972г.) на один месяц.
 
У неё были признаки лёгкого паралича, возможно была маленькое кровоизлияние. Одна рука работала хуже чем раньше. Ослабло зрение. Предметы ей казались не такими как прежде. Когда врач ей показывал пальцы своей руки и просила её назвать сколько пальцев она путала. Но на судно с кровати она слезала сама, садилась, вставала, опять ложилась в постель. Но утром, проснувшись и умывшись сидя – я ей приносил в блюде подогретую воду и полотенце - просила меня или Василия заплести ей редкие волосы в две косички. Помню и я заплетала и Василий тоже. Сама она не могла. Рука плохо работала. Каждый день приходила сестра и делала ей укол эуфиллина ( сосудорасширяющее)в ягодицу.  И кроме того она пила таблетки. Сделали ей 10 уколов, я долго не работал (полтора месяца) по освобождению врача. У неё был постельный режим и после отмены его я ещё три месяца не работал. Кормил, поил, ухаживал за своей больной мамой. После отмены постельного режима у неё появились головные боли. Ежедневно после полудня температура 37,2 до 38°. Врач определил, что это грипп. Я всё же пошёл на работу. Тамара и Таисия к маме приходили по очереди, чтобы покормить её обедом около 2 часов дня. Дать таблетки как я писал им, смерить температуру. Я им утром оставлял тетрадь, в которой обо всём было написано.
   В первые дни они ей приносили своего супа, варенье, пирожки. Пока мама была на постельном режиме и так далее. Но в дальнейшем я сам варил щи, кашу, жарим картошку. Пока мама была на постельном режиме её не мыли. Через некоторое время после отмены постельного режима врач разрешил её помыть в ванной. Первые 2 - 3 раза её мыли в двоём Таисия и Тамара. А потом когда кто по очереди. В марте из-за упорно продолжавшейся температуры я решил вызвать на дом старшего терапевта Смирнову.   Она пришла и сделала осмотр, спросила что болит и так далее. Мама выглядела худой и жёлтой. Врач заподозрила у неё страшную неизлечимую болезнь и дала направление на рентген в Лапшиху.
На другой или на третий день, я не помню, я сходил на стройплощадку, взял такси и подъехал к подъезду. Мама была дома, уже одета и ждала моего прихода. Я вошёл домой, мы вышли на улицу, сели в такси и поехали в Лапшиху на рентген. Там маму пропустили без очереди. Рентгенолог держал её довольно долго.Ей давали глотать жидкую белую массу, чтобы определить проходимость пищевода и желудка и кроме того мяли живот. Это у них такая методика. Потом мама вышла, а меня позвали. Мне сказали всё и дали результат обследования на руки. Диагноз подтвердился, обнаружилась задержка прохождения проглоченной массы через желудок. Сказали, что уточнить диагноз можно в диспансере на Мызе. Она ничего не узнала, моя мама, а я узнал и у меня заболела душа. Над мамой нависла угроза скорой смерти. Но мне ещё не хотелось верить этому и я думал, не ошибка ли этот диагноз.
  Ходил я после этого в  диспансер, но там сказали, что операцию в таком возрасте делать ей не будем, тем более после удара.” А если хотите уточнить диагноз привозите её, покажите.» Мы собирались все вместе – я, Василий, Анатолий. На повторную и нелёгкую проверку везти её не решили. Решили будь что будет. Дело шло к апрелю и к лету. Надеялись не помогут ли летние прогулки, и не поправят ли  они ей аппетит и здоровье.
Время шло. Температура спадала, потом опять поднималась,а аппетит так и не налаживался. В бане маму мыли раз в десять дней. Вначале бельё у мамы брала и стирала Тамара. Она брала домой, Таисия у нас в ванной стирала. Потом перестали. Мама начала выходить на лавочку, на прогулку. Выйдет, потом посидит полчасика или часик и идёт домой. Устает. Придёт домой и ложиться на кушетку или на диван. Иногда гуляла с температурой. Потом заболела Тамара и её почти на всё лето положили в больницу. К маме в обед стала ходить Только Таисья. Кроме того, всё время пока болела мама дней нечасто ходила бабушка Груня, Агриппина Андреевна, её же возраста. Мама давала ей денег, чтобы помянуть родителей, потом бабушка Груня заказала молебен о здравии. 40 дней молились в Высоковской церкве о здравии мамы. Надеялись и на это.
Что-нибудь в марте бабушка Груня присылала священника, чтобы причастить маму, конечно за деньги. Я был дома. Он зашёл к маме в спальню и у икон причастил маму как это должно быть. Маме как будто Дан стало легче. Бабушка Груня ей приносила и поесть; то самодельной икорки, то овсяного киселя, то гороха. Она уважала мою маму и всё время её навещала. Хорошая старушка. Время шло, но не в пользу мамы. Пока мама болела, зимой похоронили Таисью из первого подъезда, весной в марте Павлу Александру, а летом и Григория Матвеевича. А мама на кануне его смерти сидела с ним на лавочке. Летом мама обходила по утрам дом один раз. И после этого, устав, садилась на лавочку или шла домой, ложилась отдыхать. Сама открывала и запирала дверь. Ещё могла. Что нибудь в августе Василий работал в новой больнице им. Семашко и обещал похлопотать, чтобы положить маму в больницу, ещё раз проверить её и полечить. Но ничего не получилось. С таким диагнозом какой был у неё её не взяли. Да мама всё время не очень то и стремилась в больницу. Не хотела. Правда в больницу Семашко она не возражала. Думала не помогут ли. Я возил её на такси в эту больницу показать начальнику терапевтического отделения. Показал. Домой вёз опять на такси. Но потом её в больницу, как я уже об этом написал, не положили. Мама всё говорила: «Ничего меня врачи не лечат». Мама надеялась, что я что-то для неё сделаю, но я в это время уже не раз ей говорил
:»Мама, я не знаю как тебе помочь». И это была правда. Как то маме пришло время мыться. Она сказала Таисье. А та ответила:»Завтра». А завтра воду горячую выключили, да не на день, а на целый месяц. Она и была целый месяц не мыта. Правда бабушка Груня сказала в то время, что она одно время целый год не мылась. А только протирала тело одеколоном. У мамы кожа зудела, чесалась. И она мне сказала, чтобы я ей купил одеколону. Я купил пузырёк грамм  на 200 и принёс ей. Она ваткой, где могла, сама натёрлась, а спину я ей всё натирал одеколоном. И ей стало полегче. Потом, когда дали горячую воду и её опять стала мыть Таисья. Но мама всё больше и больше худела и слабела. Как сейчас помню: перед сном или утром глядит она на свои исхудалые руки со складками кожи и удивляется:»У меня никогда такие худые руки не были». Я смотрел вместе с ней на её руки и вполне с ней был согласен. Никогда у неё таких исхудалых рук не было. Слабело у неё и сердце. Ничего не ела, а живот в последние дни был увеличеный, тугой. Возможно развилась водянка живота. Одно время  появилась и росла отрыжка, которой в последний день, казалось, не будет конца. Помню я, Надя, Ира с Юрой не успевали ей приносить ковш и тряпки и уносить то же. Всё же ей надо было дня ещё за три до смерти произвести выкачку жидкости из живота. Может быть она ещё немного пожила бы. Но я не сумел принять всех мер, какие можно было. И мамы не стало.
 Прихожу с работы домой, когда мама болела, вхожу в прихожую, она слышит что вошли ( к меня был свой ключ) и спрашивает лёжа на кушетке или из спальной: «Кто там? Николай, это ты?»-«Да мама, это я пришёл»- отвечал я.
; «Да что ты так долго?»- Иногда спросит она. -«Бродил по магазинам на ул. Бекетова»-что нибудь в этом роде отвечу я. Или: «Задержался на собрании. Ты разве забыла? Я тебе вчера говорил».-«Забыла», - ответит она. И когда  была ещё здорова, тут же идёт на кухню собирает ужинать. Я не успею умыться, а у неё уже всё разогрето, всё уже на столе. Я ещё не редко говорил ей: Ты мама, больно быстро собираешь ужинать. Я ещё не успел умыться. Ты собирай немного попозднее». Какая она была заботливая!