Сапоги

Толик родился в 1908году, был четвертым ребенком в семье кузнеца. Кузнец был высокий, двухметровый сильный, русский мужик. Кузнечным делом занимался с малолетства, схватывал всё на лету. Силой обладал немеряной. Был немного грамотный. Имел свою подпись. Как другие крестик не ставил. Работу свою любил. С раннего утра и до познего вечера, почти без выходных работал кузнец. Только на церковные празники и то если не было работы позволял себе отдохнуть. Семья была большая, четыре мальчика родилось у кузнеца, все погодки. Шаловливые дюже. Но с батей не побалуешь. Батя был строг. Только батя был все время в кузнеце, поэтому ребятишки веселились, как могли. Мама была очень добрая. В избе где жила семья кузнеца места было мало, поэтому дети баловаться шли во двор. Толик был самым маленьким и задиристым. Ему ничего не оставалось делать, без его егозистости старшие заклевали бы. Поэтому он был и старался быть шумнее и шустрее других. Мама была на сносях пятым ребенком. Когда Толику было шесть его мама умерла в родах. Все вокруг сменило краски. Вдруг веселая жизнь озорного мальчишки сменилась на жуткое разочарование. Не хотелось ни играть, ни шуметь. Потерялся интерес. Толик безучастно слонялся. После похорон стало только хуже. Дети ходили полуголодные. Соседка, что помогала по дому за плату, варила не так кашу и щи были безвкусные. А может после смерти мамы всё стало плохо и невкусно. Спустя пару месяцев кузнец привел в дом высокую женщину, сказал что зовут Пелагея и это их мачеха. Мальчики обалдели. Но с батей разговоривать не имело смысла. Пелагея осталась на хозяйстве. Каша была у неё вкусная, наваристая. Дети стали по немногу приходить в себя. Спустя год Пелагея родила дочь. Опять в жизни детей начало что то меняться. Дети чувствовали свою ненужность. Опять они ушли на второй план. Церковная школа, что посещали братья была единственной отдушиной.

Произошла революция. Для семьи кузнеца почти незаметно. Он как работал в своей кузнеце без устали, так и работал. А когда за столом мальчики начинали говорить про революцию, то такие разговоры пресекал и грозил кулаком. Не понимал на тот момент кузнец, в силу своей необразованости и политнеподкованности силу революции. В том небольшом городке Ярославской области, что жила семья кузнеца перемена власти прошла почти незаметно. Щадяще. Если можно так сказать. После революции дети пошли учиться в гимназию. Раньше мимо которой проходя только удивлялись, какие хоромы и кто там учится. А сейчас простые дети сидят за этими красивыми деревянными партами, которые складываюся и раскладываются. Как переменчив мир. Как в одночасье все может поменяться. Дети которые в раннем возрасте потеряли мать, но обрели какую то им пока не понятную свободу, независимость, нужность. Им это нравилось. Патриотизм внушался детям учителями, с плакатов, агитацией. Братья Толика и сам Толик выросли в духе времени. Пошли работать на руководящие должности в исполняющие комиссии и комитеты. Кричали за родину до разрыва глотки. Толик стал молодым директором мукамольного завода. Был честным и добрым руководителем. Переехал жить в дом бывшего купца. Из дома купца сделали четыре квартиры. В первую квартиру и переехал. Его отец также трудился кузнецом. Он наладил сбыт набоек на сапоги почти в промышленном маштабе. Насколько это можно сделать в небольшом городе. Какое время такие и набойки. Ой, такая и потребность. На седьмое октября справил своим старшим сыновьям новые кожаные сапоги. Сапоги были красивые. У Толика были красного цвета. Самые красивые. Натертые барсучьим жиром. На заводе где был директором Анатолий Сергеевич все заметили такую красоту присущую не всем. Сапоги притягивали взоры всех работников мукамольного завода. А вообще их уже давно немного раздрожал новый директор, его молодая жена, новорожденный сын, новое жильё а тут ещё сапоги, да и какие. Ну сколько можно этому везунчику уже мозолить людям глаза. Слабые мозги не далёких работников завода не знали про непростую детскую жизнь. Жалость не была присуща тем временам и душам. Жизнь Анатолию вообще тяжело далась. Но это не интересовало никого. Видели только то что хотели видеть. Тогда страна вступила в эпоху анонимок. Черных воронков. Троек НКВД. На Анатолия пришло три анонимки, и все три были противоречивы. Но время тогда было на полном доверии людям, которые писали в органы с надеждой на некую справедливость, им только понятную. Ночью за Анатолием прехал черный воронок. Анатолий оделся, натянул красные сапоги, и последовал за представителями власти. Свои красные сапоги на тот момент он носил всего две недели, только успел разносить. Обвинение гласило, заподозрен в антисоветской агитации. Анатолий был подавлен и утрирован. Как прошли последние месяцы его жизни, остается только догадываться. Жизнь всегда полна лишений. Скорее всего Анатолий прожил свои тридцать лет жизни хорошим человеком. Маленькая надежда теплилась в душе, может ещё разберутся. Но увы. Время было сложное. Обвинение было серьёзное. Разбираться никто не хотел. И не считал нужным. Анонимка была весомым доказательством. Анатолия растреляли. Жена, которой на момент смерти было 21год, ростила сына сама, и вы не сомневайтесь вырастила хорошим человнком. Любящим свою родину. Спустя много лет, в 1987году, после раскопки большой братской могилы, нашли большое колличество человеческих останков и некоторые не истлевшие вещи, среди них были ремни кожаные, пуговицы, медали, и сапоги, несколько пар, одни сапоги отличались от других, красные, красивые почти не истлевшие. Почему они не сгинули в земле сырой. Почему они остались целы, они как напоминание минувшей эпохи ярко красным цветом сигнализировали о несправедливости того тяжелого времени. Что бы не забыли. Что бы помнили. Что бы не повторили. Что бы не оступились. И не пошли на поводу чего то такого, о чем потом пытается забыть не одно поколение и не ни как не может.