Ты жив!

    Лет пятнадцать Женя не знала, где он и что с ним. Было предположение, что живёт в Швейцарии, куда, наверное, забрала его дочь, об этом её желании он не раз говорил до того, как внезапно и окончательно исчез с питерского горизонта.

    А потом случилось неожиданное его появление Вконтакте - и три месяца ежедневных писем, потребность в которых стала у неё почти маниакальной, … как и у него («прости моё рассуждение такое длинное и скучное, каким бывает день без твоего письма»).
 
    Как настоящие филологи они упивались возможностью высказать свои мысли, облечь в слова то, что бродило где-то в закоулках памяти или зрело в душе. Кому ещё она могла так писать! «Когда так много высказывается в одном письме, когда информируется о тридцати прочитанных томах Герцена (кстати, о количестве томов я не знала, но прекрасно помню, что ты был в восторге от стиля и мыслей разбуженного декабристами писателя!)...  Я-то читала через строчку "Былое и думы", со слезами - "Сороку-воровку" в школе и, конечно, ещё что-то из статей.  Так вот, когда тут же о двух поэтических царицах, об объекте моего преклонения А. М. Панченко, о Л.Н. Гумилёве, лекции которого я с упоением слушала по радио на кухне, чистя картошку или отчищая подгоревшее молоко с кастрюли...
    Так и хочется воскликнуть: остановись, о муж высокоучёный! не спеши! давай обо всё подробно, с чувством и с расстановкой! И так ужасно жаль, что расстояние разделяет нас и НИКОГДА мы не пойдём по набережным, по улочкам и паркам, и я не буду внимать тебе, наполняясь... нет, не знаниями и концепциями, а чувством невыразимой гордости, что всё это говорится мне, для меня. Никогда мы даже просто не посидим у комелька или у камина, когда можно дотронуться до твоей руки и, заглядывая в твои глаза, слушать и видеть тебя всё тем же, бесконечно дорогим мне другом».
 
     Или его чуть насмешливый, чуть язвительный ответ на её мудрствования лукавые: «Милый друг, привет! Всё же я тебя дожал и получил письмо со всеми признаками задействованного интеллектуального потенциала и личной ответственности за порученное дело.
    Не без лукавства, конечно, для чего соответствующий словарь - внутрикультурная,  межличностная и прочие коммуникации - предназначенный не для того, чтобы прояснить, а для того, чтобы пустить дымовую завесу.
    А по мне, так просто: цель коммуникации, так сказать надличная, - художественная,  незаинтересованная, то, что называется искусством для искусства. А цель личная - эгоистическая, гедонистическая, эпикурейская - в достижении личного удовольствия. И ты - средство для его достижения, то есть, обращаясь к тебе, я доставляю сам себе удовольствие.
    Конечно, "удовольствие" не совсем то слово, оно не вполне выражает испытываемое чувство или ощущение: с удовольствием чешут спину или пьют кофий, а слово  " наслаждение" было бы пафосным и философским. Это случай, когда сгодился бы французский язык: tes lettres me font du bien или me font beaucoup de bien. Или: quel plaisir t';crire ou re;evoir tes lettres. "Plaisir" годится для всех случаев, потому что синонимов для такого контекста у слова нет».

    Уже трудно было обходиться без этой переписки – но так же внезапно, как началось, всё повисло в тишине, оборвалось, увязло в томительном ожидании. Женя всё ещё писала - безответно, спрашивала, что произошло. Стучась в закрытую дверь, всё надеялась, что хоть щёлочка приоткроется, хоть дуновение чужой жизни коснётся её щеки…

     Прошёл год, и в его день рождения она послала последнее письмо ему…

Давно мой друг не пишет мне,
но верю я: в свой день рожденья
в веселье или в тишине
он принимает поздравленья!..

Как просто жить, когда ты юн,
как сложно жить, когда всё знаешь,
и песни птицы Гамаюн
ты, как никто, воспринимаешь,

Блуждая средь седых равнин,
Иной раз сам себя обманешь
За предсказание Сирин
Ты песню ветра принимаешь.

Задать решишься ли вопрос:
Что впереди? Что предвещает
В твоих виденьях Алконост,
Чем душу бедную прельщает.

    В ответ  отозвалась наконец дочь, и сообщила ей, что он умер - сразу после своего последнего дня рождения.

    Они были очень близки, отец и дочь, однако во время болезни он запретил ей «вмешиваться в его личную переписку» с Женей, а распорядиться передать ей последнее «прости» не успел.

    А несколько лет спустя, когда Женя решила скопировать из почты и сохранить его письма, безжалостный и щедрый Интернет вернул ей наслаждение того совместного интеллектуального пиршества с примесью горького послевкусия безвозвратной утраты.

    Друга не было в реальности много лет, его нет и сейчас – но как поверить в таком случае в его несуществование?..