Котова месть

В субботу у Котриарха дома был сложный вечер. Ему, так привыкшему перемещаться исключительно по собственному дому, пришлось ехать за тридевять земель в ужасной грохочущей штуковине! А там чужие руки щупали, гладили, проткнули иголкой лапку, вставили противную палочку стыдно сказать куда! Хорошо ещё, что Мама додумалась приобрести специальный домик для поездок, а то раньше в сумке таскали: возмутительно неудобно!

Всю дорогу за тридевять земель и обратно сКот Сойер обдумывал планы мести. Можно, например, ни с кем не разговаривать. Сидеть на своём диванчике, отвернувшись к стене, и выражать всей пушистой спиной обиду и презрение. И пусть сами придут. И прощения попросят. И вкусного чего-нибудь принесут. А он ещё подумает, простить ли. Или вот ещё можно от едулечки отказаться. Не надолго конечно. Пусть мисочку принесут прямо на диванчик, да поуговаривают. Правда, вряд ли этот трюк получится: это только Старшая Мамми мисочку приносит. Когда никто не видит. А сегодня дома все, не разрешат ей... А ещё... сКот Сойер задумался, угрюмо глядя через решётку переноски на мелькающие снаружи чёрные ветки и остатки некрасивого, грязного снега. Мимо пробежал, пригнувшись, уличный кошак: тело напряжено, уши прижаты, хвост тревожно вытянут. Сойер проводил его взглядом: да, уличная жизнь не сахар... Сам он на улице почти не жил: котёнком его подбросили к добрым людям, которые залечили раны малыша, а потом познакомили с Мамой. И лишь дважды оказался он один на улице надолго: первый - когда поехал с Мамой в гости к хорошим людям, испугался там чужой собаки, от стресса укусил Мамочку за палец (до сих пор стыдно, между прочим!) и до утра дрожал под кустом на улице. А потом, когда Мама его нашла, совсем не хотел уходить от неё. Ни на шажочек. Обнимал лапками и мурчал, мурчал, мурчал... А второй раз был уже здесь, в родном доме. Как-то молодой ещё, а потому сильный и уверенный в себе кот выскользнул на балкон, потянулся за нагло щебечущим воробьём и... свалился вниз! Испугался очень-преочень, спрятался в подвале и начал ждать, когда придёт Мама и спасёт. И она звала его, он слышал, но было так страшно, что подойти к подвальному окошку, откуда знакомые руки его бы взяли, погладили, успокоили, просто не было сил. Три дня он боялся. Боялся, когда пытался спать. Боялся, когда пил противную воду из лужицы. Боялся, когда в отчаянии звал Маму. А потом - вдруг - стало не только страшно, но и очень голодно. И голод постепенно оказался сильнее. И оказалось, что можно если и не выйти из подвала наружу, то хотя бы подойти к окну настолько близко, чтобы Мама смогла взять на ручки. "Вот от тебя пахнет-то! - сказала Мама, прижав его к себе. - Бомжик ты мой! Обещай никогда больше не теряться!". И он, конечно же, обещал: ему и самому не понравилось. И с тех пор выходил куда-то разве что рядом со Старшей Мамми и не отходил далеко... И вот сейчас, глядя на удирающего уличного кота, Сойер вспомнил и сырость подвала, и паутину, и крысиный запах, и голод, и понимал, что ему-то в жизни очень повезло. У него есть тёплый дом. Есть вкусная еда. Есть своя семья. И кошичка Василиса есть, и собака Гера тоже. И все его любят. И слушаются. И... но всё равно же надо как-то отомстить за такую испорченную субботу!

Дома Сойер гордо вышел из пластикового домика и пошёл к себе. Не здороваясь. "Дедушка Сойер ты где был?! - позвала его чёрная кошичка Василиса. - Мы так волновались!". сКот Сойер гордо молчал. Собака Гера принюхалась. "У тёти врача он был, - сказала со знанием дела. - Я этот запах хорошо знаю". Кошичка спрыгнула с подоконника, подошла, лизнула: "Расскажешь о путешествии? А то я только в окно смотрю, ничего же не знаю"... И Дедушка Сойер начал рассказывать. И о том, как шумно и громко лязгал трамвай, на котором его везли Старшая Мамми и Папа, и о том, как пахло в доме, где живёт Тётя Врач, и о том, как он целых три дня жил вольной жизнью и как ему это не понравилось... Кошичка слушала с замиранием сердца: ей и хотелось приключений, и страшно было... Как же жить-то без мягкой подстилочки, без вкусной едулечки, без своей семьи?..

А пока Дедушка Сойер рассказы рассказывал, пришла с работы Мама. И Сойер, словно много лет назад, бросился к ней на ручки и стал жаловаться, какой же тяжёлый день у него был. И гладиться, и ласкаться, и просить вкусняшку, и требовать, чтобы больше никогда-никогда-никогда с ним так не поступали! Потому как домашним котикам надо жить дома. Дома! И никаких путешествий. Для этого вон, собаки есть! И, дабы закрепить свою речь, он вышел в коридор, подошёл к входной двери и обозначил своё возмущение. Очень доходчиво. "Сойер, ты подлец!", - громко сообщил Папа, чуть не вляпавшийся в котовое возмущение. А сКот, вернувшись на кровать к Маме, удовлетворённо замурчал: месть удалась.

(рис. Бен Каплан)