«Одна девчонка в шестнадцать лет
Поверила в счастье, которого нет…
А кто она, как её зовут –
вы догадайтесь сами…»
А вот и неправда! Есть счастье на свете, его просто не может не быть! Ну и что, если за окном льёт дождь которую неделю, и лето где-то заблудилось, и холод стоит в этом июле, как в октябре – всё это совсем неважно, если на тебя наконец обратил внимание парень, который тебе очень-очень нравится… Нравится так, что при встрече испытываешь одновременно и тревогу, и какое-то ненормальное счастье… а ещё - совершенно неведомое раньше чувство… очень сложно описать его словами… проще подобрать похожее сравнение с чем-то, что уже испытано, пережито… Вот, скажем – стоишь ты на вершине скалистого, обрывистого берега. Внизу – бесконечная водная гладь. Жарко, душно… солнце палит нещадно… одуряюще пахнет сосновой смолой, разнотравьем и старыми топляками, выброшенными приливом на прибрежный песок. А вода такая манящая, такая упоительно-спокойная, что хочется очертя голову броситься вниз, сейчас же! Чтобы ощутить радость полёта и с размаху бухнуться в прохладные волны, почти утонуть, а потом всплыть на поверхность, раскинуть руки и так лежать… не думая ни о чём на свете… и меньше всего – о чужом мнении по поводу твоего поведения. Но голос разума нудно твердит тебе, что это безрассудно, глупо, и в конце концов – просто-напросто небезопасно… Ты, помедлив ещё немного, и с тоскою бросив последний взгляд на сверкающую ширь, всё-таки ему подчиняешься, вздыхаешь… и идёшь, как все нормальные люди, вниз по склону, осторожно сгибая ноги, чтобы не свалиться ненароком с каменистой тропинки, поросшей вездесущей серебристой полынью и перечёркнутой ползучими и жилистыми корнями сорняков… Идёшь и думаешь – «Эх… ну что же это я?! Ведь можно ж было прыгнуть!» И так досадно, что снова прохлопал шанс, проиграл собственному благоразумию, будь оно неладно…
Вот примерно тоже самое ощущала и я, когда при первой нашей с Динаром встрече грубо его «отшила», а потом неделями казнилась и мучалась – ну что же дура-то какая была! Теперь мне оставалось только вздыхать про себя и страдать от чёрной зависти, изо дня в день наблюдая, как развиваются его отношения с моей подругой… Но это всё в душе, внутри себя… Снаружи – полное презрение и ледяные взгляды:
- Привет, красотка! Тебя там Алик заждался, чего здесь прохлаждаешься?
- А тебе какое дело? (высокомерно фыркаю) Идёшь себе и иди на здоровье… Тебя и самого, поди, Мулька ждёт не дождётся!
- Ну, минутку-другую можно и подождать… (и улыбается так отвратительно-лучезарно, что мурашки бегут по спине, и хочется врезать ему как следует по его слащавой физиономии!)
Впрочем, сумбурное какое-то у меня выходит повествование… Наверное, всё-таки стоит обо всём рассказать по порядку.
…Весна в тот год, когда мне стукнуло пятнадцать, выдалась настолько же замечательная, насколько ужасным вышло сменившее её лето. Вокруг всё для меня было ново и непривычно – район-новостройка, состоящий из множества одинаковых многоэтажек, третья по счёту школа, где я опять была новенькой, новые бытовые условия, новые соседи, новые запахи и новые лица… Далеко не всё из этого набора мне нравилось, но выбора не было – мы переехали сюда два месяца назад, под самый Новый Год, и жить теперь мне предстояло здесь - приспосабливаясь и подстраиваясь, изменяясь вместе с переменами в своей судьбе. Облегчало эту непростую задачу то обстоятельство, что тут новенькими были почти все – район застроился совсем недавно, и самые первые переселенцы едва-едва успели справить новоселье. А наш дом и два соседних вообще заселился примерно в одно время с нами, и в трёх последних подъездах до сих пор шли отделочные работы. Накануне переезда, когда уж ордер был на руках и наверняка стало известно, какую именно квартиру нам дают, мне приснился ужасный сон – будто в новой этой квартире нет ванной. Глупо, конечно, и наверняка непонятно непосвящённым – ну что же здесь ужасного? Всё дело заключалось в прежних моих жилищных условиях. Вернее, в почти полном их отсутствии. В старом нашем доме не было не то, чтобы ванной – и сама вода-то отсутствовала. В том смысле, что не текла сама по себе, стоит только кранчик открыть, а стояла в ведре. И её для разных бытовых целей надо было наливать ковшичком. А в это самое ведро попадала из фляги, а флягу наливали из колонки на улице, через переулок от дома… Думаю, теперь наши бытовые сложности ясны во всей их неприкрытой очевидности. И во сне, где дневные печали всегда гипертрофированно раздуты, мне было ужасающе обидно, что квартира-то у нас теперь есть, а ванной – предела моих мечтаний на то время – нет, как и не было! Но наяву, впервые зайдя в новенькое, пахнущее свежей краской и бумажными обоями многокомнатное помещение, я буквально остолбенела – на том месте, где, по всем признакам, должна была красоваться новенькая беленькая ванная, зияла чёрная, зловещая дыра… Судорожно нащупав выключатель, я убедилась, что зрение меня не обманывает – раковина есть, а ванной нет!! Люди, объясните мне кто-нибудь, что происходит?! Но объяснять было совершенно некому – во всей квартире только я да шестимесячный щенок… Взрослые, закинув нас сюда с несколькими первыми баулами, чтобы не мешались под ногами, были сейчас заняты на прежнем месте погрузкой основного барахла, нажитого за всю жизнь непосильным трудом. Дрожащими руками накинув пальто, я вышла подышать свежим воздухом, выгулять собаку и заодно изучить ближайшие окрестности. Дом наш был крайним из новой застройки, и вокруг простирался внушительный пустырь, где-то вдалеке переходящий в непролазные заросли речной поймы. В дальних подъездах происходило суетливое движение… Несколько рабочих разгружали из огромной припаркованной фуры двери, унитазы, рулоны линолеума и прочие нужные для отделки и оснащения квартир материалы.
- Добрый вечер! – поздоровалась я с ними, - Вы не могли бы мне помочь… Я хотела спросить…
- Чего тебе? – буркнул один, остановившийся на минуту, чтобы затянуться сигареткой.
- Я из второго подъезда… мы только сегодня переехали… а у нас в квартире нету ванной, понимаете? Вы не подскажете, к кому обратиться?
- Нету ванной, говоришь? – он спросил это совершенно будничным тоном, и меня, готовую к долгим препирательствам, это весьма удивило, - Какой у вас этаж?
- Первый! – с готовностью ответила я, - Вы посмотрите?
- А чего там смотреть… - он выбросил окурок прочь, и тот прочертил в вечернем сумраке алую мерцающую кривую, прежде чем потухнуть, уткнувшись в грязный снег, - Счас принесём!
- Сейчас?! – изумилась я.
- Ну да, - строитель пожал плечами, - А чего ждать-то…
Через двадцать минут я уже была счастливой обладательницей новенькой, сверкающей ванной! К ней, в придачу, принесли смеситель в коробке, рулон уплотнителя и ещё какие-то необходимые для установки тюбики.
- Монтажник придёт уже завтра… дома кто-нибудь будет?
- Да! – заверила я своих благодетелей, - Конечно! Но, скажите… Теперь что, кто-то другой без ванной останется?
- С чего бы это? – не поняли рабочие.
- Ну, раз нам не поставили сразу, а вы принесли из другого подъезда, значит – кому-то не хватит?
- Не волнуйся, ещё привезут! – ответили мне с усмешкой, - В ваннах здесь недостатка нет…
Таким вот удачным образом проблема с оснащением нового жилья гигиеническим оборудованием была мною разрешена в первый же вечер. Теперь нужно было обзавестись новыми знакомствами. За этим тоже дело не стало – наутро заселялись жильцы в квартиру напротив: мама-папа и две дочери. Одна совсем малявка, вторая старше меня на год, как мы выяснили, перекинувшись парой фраз. Вот и первая потенциальная подруга! И ходить далеко не надо)). Вышла на обычный утренний променад – познакомилась с ещё одной собачницей, тоже своей ровесницей. Они заехали в угловой подъезд уже неделю назад – старожилы! Слово за слово, обсуждая своих собак, мы с ней больше часа бродили по пустырю, позабыв о времени. В результате нас нашёл обеспокоенный отец моей новой подруги:
- Мулька, вот ты где! Завтракать давно пора, где вас носит?! Разве можно так?!
- Прости пап… Мы вот тут всё время гуляли… Познакомься, это Ника!
- Здрасьте… - робко пискнула я, но рассерженный высокий мужчина не обратил на меня никакого внимания.
- Марш домой! – скомандовал он дочери, и, не дожидаясь, пока она пойдёт следом, развернулся и направился в сторону дома. Их овчарка, в отличии от девочки, выполнила команду блестяще – прилипла к хозяйской ноге, и больше в нашу сторону даже не посмотрела.
- Только отца и уважает, - хмыкнула девчонка, - Мы все для неё по боку… Ну, давай… до скорого!
- Пока… - улыбнулась я, и тут же, спохватившись, спросила: - Почему он тебя так странно назвал?
- А… - она усмехнулась, - Такое домашнее прозвище… Когда совсем мелкая была, называла себя Мулей, сокращала так «маленькая Юля». Вот и прилипло, теперь не отмажешься… - Юлька весело расхохоталась, давая понять, что вовсе и не против.
Нужно сказать, что она оказалась совершенно права – впоследствии вся наша компашка, и в школе, и во дворе – все поголовно, и за глаза, и в глаза, называли её Мулькой. Уж больно подходило к ней это кукольное прозвище – огромные голубые глаза, длинные тёмные ресницы, пухлые губки, фигурка Барби и льняные, кудрявые от природы блестящие волосы вызывали у всех, кто её видел, однозначную ассоциацию с большой заводной куклой. А если к этому прибавить лёгкий, смешливый нрав и неотягощённый лишними познаниями интеллект, картина становилась ещё более очевидной. Справедливости ради стоит заметить, что Мулечка была девчонкой довольно милой, не стервозной, всегда стремилась помочь ближнему своему, и ради подруги готова была снять с себя последнее, как говорится. Впрочем, не только ради подруги… Стремление нравиться всем и каждому и флиртовать напропалую было заложено в её хорошенькую головку самой природой, и сама она совершенно не пыталась его скрывать или хотя бы контролировать.
… Новогодние праздники, а за ними и зимние каникулы пролетели в приятных хозяйственных хлопотах – вместо ёлки в углу самой большой комнаты красовалась пирамида из коробок, которые предстояло разобрать. Расставляли мебель, гладили и вешали шторы, собирали шкафы, раскладывали по местам вещи – времени на долгие прогулки по окрестностям просто не оставалось. А десятого января, переступив порог новенькой школы, до которой и идти-то было всего-ничего – через два дома от нашего, я с изумлением обнаружила множество знакомых лиц! Если хорошо подумать, ничего удивительного в этом не было – со старой застройки в центре города именно сюда и расселяли все ветхие домишки. За прошедший год и следующий за ним эта миграция приняла по-настоящему массовый характер – городской администрации пришла «сверху» соответствующая разнарядка, и ряды переселенцев на окраину новостроек пополнились многими прежними моими знакомцами. С кем-то учились в старой школе, с иными во второй по счёту, где я полтора года изнывала, мучаясь под гнётом усложнённой математической программы, кое-кого знала ещё по музыкалке, и даже с детского садика – шутка ли, всю жизнь провести в одном районе! Впрочем, основную массу составляли всё-таки незнакомцы, с которыми только ещё предстояло выяснить свои отношения…
Смешно, но первой по счёту, с кем пришлось эти отношения выяснять, стала… школьная директриса! Самолично изловив меня в гулком длиннющем коридоре на одной из перемен, она заверещала противным, визжащим дискантом:
- Милочка моя, в чём это ты на занятия пришла?!
В первое мгновение я остолбенела от такой неожиданной атаки, и, кажется даже покраснев, в ужасе бросила взгляд на свою одежду – может, я чего не заметила с утра? Юбка порвалась на самом видном месте или пуговица расстегнулась?! Да нет, вроде всё в порядке… Отчаянно жалея, что не могу увидеть себя с заднего, так сказать, фланга, я гордо вскинула голову и посмотрела директрисе прямо в глаза:
- А что не так?
- Нет, вы только посмотрите на неё! – громко возмутилась она, обращаясь, по всей видимости, к уже начавшей собираться вокруг интересного действа разномастной толпе учеников, - Всё не так! Где твоя форма, деточка?!
- А… - я выдохнула почти с облегчением. Так вот почему она взъелась! – Нету у меня формы, - пожала плечами с чувством собственного превосходства в этой бессмысленной дискуссии, - Старая давно мала, я последний год училась в школе, где была свободная форма одежды… А новой сейчас и не купить нигде! – и победно поглядела на директрису – «что, съела?!»
Сие была абсолютная правда, и она сама прекрасно это знала – сгущались смутные времена, Советский Союз стоял одной ногой в могиле, в магазинах – шаром покати, какая уж тут школьная форма? Я вообще не думала о какой-то другой одежде, когда собиралась в эту новую школу, и мать моя ни словом не заикнулась, придя с родительского собрания, что у них форма требуется. Да и потом – пусть глаза-то разует! Я что, одна здесь такая? Вон - народ в подавляющей массе ходит в чём попало! И кстати, на мне ещё не самый худший вариант! Вполне скромный костюмчик: светленькая серо-голубая ткань, похожая на джинсу, по ней пёстрый узорчик, изображающий почтовые марки, и надписи разные на английском. Видимо, это её и взбесило. Ну, тут уж поделать нечего, извиняйте! Какое дома выдали, такое и носим. На самом деле, одёжка эта досталась мне уже с богатым прошлым - ещё мама её носила в далёкой своей молодости, а теперь вот, извлечённая из старого сундука, и мне пригодилась.
- В такой одежде только на дискотеку ходить, а не на занятия! – никак не унималась директриса. Сгрудившиеся любопытные занимали собою уже почти всю ширину коридора. Я начинала злиться.
- Не могу с вами согласиться, - покачала я головой, и сделала недоумевающую гримаску, - Длина юбки - миди, блузка под горло, пиджак строгого покроя, с длинными рукавами… На дискотеку обычно так не одеваются! Вот, скажем, если… - я демонстративно оглядела свою оппонентку, - Если вырез будет побольше… и цвет поярче… рукава покороче… Ну, и низ в обтяжечку… тогда самое то!
Школьная начальница, одетая в ярко-алую блузку с внушительным вырезом, с короткими рукавами-фонариками, да ещё и с расстёгнутой верхней пуговицей, аж побагровела от гнева:
- Да что ты… - конца этой фразы никто не дождался, хотя всем было ужасно интересно!! - Я… я не потерплю здесь такого нахальства!! – но сама отступила на шаг назад, и, сверкнув напоследок глазами, удалилась с поля боя под тихие смешки и перешёптывания. Едва только её внушительный зад, туго обтянутый фланелевой юбкой, скрылся за поворотом, эти робкие звуки обрушились оглушительным рёвом – бурный восторг зрителей выражался в самой разной звуковой палитре – от дикого хохота до одобрительных воплей:
- Не, вы это видели?!
- Во даёт!
- Вообще молоток!
- Кремень, а не девчонка!!
Признанный школьный авторитет – высокий, смазливый парень с наглым и довольно глуповатым выражением на вечно усмехающейся физиономии, подошёл ко мне вплотную, с размаха хлопнул по плечу, и высказался в таком ключе:
- Прям офигенный зачёт! Ты у нас, Кораблёва, похоже, только с виду правильная! Из каких краёв залетела?
- С Комаровки, - сообщила я спокойно.
- Хы-ы! – расцвёл Сказочник, – такая за ним числилась странноватая «кликуха», - Зачёт Комаровке! - и пошёл вразвалочку, уверенно расставляя свои столбообразные ножищи. За ним двинулась вся «основная» стая, гогоча и развешивая по дороге профилактические тумаки некстати подвернувшимся малолеткам.
На этом выяснение отношений с кем бы то ни было – и в самой школе, и в целом на районе, можно было считать делом завершённым. Не было бы счастья, как говорится… Правда, первое время директорша изредка ещё предпринимала попытки указать мне подходящее место, но, так и не встретив с моей стороны никакой интересной реакции, самоликвидировала свои претензии, занявшись более злободневными вопросами. В этих последних, старших классах, «школьные годы чудесные» не оставили в моей памяти никаких, сколько-нибудь внятных воспоминаний о самом учебном процессе. Кроме уроков литературы, разумеется. Собственно говоря, как такового учебного процесса-то особо уже и не наблюдалось на то время. Немногочисленные оставшиеся в школе учителя, острый дефицит которых не мог восполнить ни один, даже самый рьяный руководитель, были отчаянно заняты проблемами собственного выживания. На стремительно обесценивающиеся зарплаты купить можно было всё меньше и меньше товаров народного потребления, да и те из магазинов исчезали со скоростью света. Мне лично очень запомнился ближайший к дому универсам – огромное помещение с полупустыми прилавками, где среди неубранных вовремя ценников, объявляющих всем желающим о стоимости тех или иных отсутствующих продуктов, гордыми рядами стояли трёхлитровые банки с зелёными консервированными помидорами, и высился хлебный прилавок с двумя разновидностями продукции – белые и серые кирпичики бок о бок сплотились в борьбе с происками западных империалистов, как всегда, вынашивающих коварные планы, чтобы разрушить нашу великую и могучую… Да, и ещё был лимонад – «Золотой Ключик» и «Тархун». Ну, и молоко с кефиром тоже завозили иногда, в неприлично ранние утренние часы. Чтобы купить всё остальное, необходимое совгражданам для пропитания, нужно было выстаивать длиннющие очереди, предварительно получив продуктовые талоны. Талоны на сахар, на муку, на мясо и на колбасные изделия… на крупы и конфеты, на масло растительное и сливочное… талоны на всё на свете! Отлично жилось нам тогда, на просторах великой страны… Ну, а кого не устраивало – можно было доехать до рынка. Здесь было всё, и безо всяких талонов. Правда, цены автоматом множились в три-четыре раза, но в целом – пожалуйста, покупай, что душе твоей угодно… Справедливости ради надо сказать следующее: подростков вроде меня всё это не особенно волновало. У нас были свои насущные сложности, а бытовуху, как и во все времена, мы милостиво оставляли скучным своим взрослым.
Каким-то ярко-солнечным, ненормально жарким мартовским днём мы с Мулькой испытывали следующие насущные сложности: демонстративно сидели на лавочке возле подъезда в соседнем дворе, и ждали – через какое количество минут подойдёт к нам кто-нибудь из парней, чтобы завести знакомство? Мулька, в отличии от меня, продолжала учиться в своей прежней школе, в другом районе, откуда они с семьёй недавно переехали. Ей хотелось и здесь поразить всех наповал своей неземной красотой. Что было, в общем-то, совсем не сложно, да только времени никак не хватало. Зимой, так вообще – ранним утром уезжаешь – ещё темно, после обеда возвращаешься – уже темнеет. Строгий Мулькин отец пас её, как хороший пастух любимую овечку, и о том, чтобы в сумерках на улицу выходить, не было даже и речи. Забегая вперёд, оговорюсь, что он был совершенно прав, учитывая тогдашние нравы и податливый, как мягкий пластилин, характер собственной дочери. Незапланированно рано наступившие погожие деньки принесли Мульке долгожданную возможность вывести себя «в свет». Я, как верная подруга, сопровождала её в этом променаде.
- Тебе бы, конечно, вырасти ещё немножко… - с сожалением говорила она, осматривая меня пытливым взглядом профессионала, - Фигурка-то хорошая, но вот рост…
- Ну что ж поделать, что выросло, то выросло! – отшучивалась я, давным-давно закалённая насмешками одноклассников.
- Да… если только каблуки одеть! – оживилась внезапно Мулька, - Какой у тебя размер?
Размеры наших ног тоже кардинально отличались… пришлось идти, как есть. В принципе, я особо и не расстроилась – в отличии от подруги, у меня не было планов подцепить себе парня, а уж тем более – произвести фурор в обществе. Накрасить себя «как следует» я тоже ей не дала, и Мулька, тяжко вздохнув, покачала головою:
- Ну что ж ты какая несговорчивая! Так никогда себе никого не найдешь!
- Если ты не заметила, я и не ищу!
- Ну и дура! – резюмировала подруга, и показала мне язык. Впрочем, вполне беззлобно. Я в ответ только хмыкнула, на том мы и сошлись. И вот теперь, сидя на лавочке в самом «популярном» дворе на районе, в компании портативного магнитофона, орущего на всю ивановскую, мы терпеливо ждали, пока на Мулькину немудрёную удочку пачками начнут клевать одурманенные её безупречной внешностью парни.
- Почему мы сидим, как две дуры, именно здесь? – осведомилась я у Муленьки после нескольких минут нашего «заседания».
- Это самый проходной двор! Тут все ходят, во-он в ту сквозную арку… - терпеливо объяснила мне она.
- Ааа… - я понимающе кивнула. Однако время шло, а Мулькин прогноз что-то сбываться не спешил – мы по-прежнему сидели в гордом одиночестве. Не было не то, что парней, желающих завести знакомство с записной красоткой, но и вообще никого. Ни одной живой души на горизонте. Казалось, народонаселение нашего микрорайона просто вымерло.
- И куда они все… - начала было я, но тут подруга грозно на меня шикнула, и пихнула со всей силы в бок. Да так сильно, что я чуть было с лавки не свалилась.
- Идут… - сквозь зубы процедила Мулька, не глядя на меня и радужно улыбаясь.
- Где? – я завертела головой, по-прежнему ничего не замечая.
- Сзади! – яростным шёпотом ответила она, - Не смей оборачиваться!
Помню, что я едва успела подумать – «Ни фига себе зрение у неё – глаза, что-ли, дополнительные на затылке?» как совсем рядом послышался грубоватый мальчишеский голос:
- Привет, девчонки! А чё это вы тут одни сидите?
Меня передёрнуло, словно от удара током. Не доверяя своим ушам, я повернула голову и… Батюшки светы! Прямо передо мной стоял человек, которого я хотела бы видеть здесь и сейчас в самую распоследнюю очередь!! Да что там – вообще ни в какой очереди из тех, кого бы я хотела видеть, он не числился.
- О, какие люди! И без охраны! – с торжеством охотника, увидавшего редкую добычу, присвистнул этот ненавистный мне субъект, и все мои слабые надежды на то, что он меня, может быть, и не узнает, а если узнает – то не подаст виду, разом рухнули.
- Кораблёва, дорогая моя! – с наигранно-фальшивым изумлением продолжал разоряться мой старый знакомец, - Какими судьбами ты здесь?!
- Такими же, как и ты, надо полагать. - сделав каменное лицо, отвечала я, и натянула на лицо убийственно-противную улыбку.
Мулька, изо всех сил пытающаяся вникнуть в смысл нашего диалога, растерянно улыбалась и строила глазки. Но сейчас её уловки не действовали – первый из подошедших к нам парней был всецело поглощён моей, так неожиданно встреченной здесь, персоной, а второй точно также, как и она сама, старался понять, в чём тут дело, и какие такие отношения скрываются за нашей словесной пикировкой.
- Ну вот встреча так встреча! – не унимался говорящий, - Это дело надо отметить, как вы считаете?! – он обвёл светлым, приторно-радостным взглядом всю нашу маленькую компанию, - Пойдёмте с нами, а? Прогуляемся…
Мулька, только и ждущая этого момента, уже была готова вскочить с лавки и согласиться, но я изо всех сил сжала её руку, впившись остро отточенными ногтями в ладонь. Она сделала страшные глаза и посмотрела на меня с плохо скрываемой яростью – мол, что это ты вытворяешь?! Но я не дала ей шанса переломить ситуацию в свою пользу, а быстро и твёрдо сказала:
- Ты, Алишер, вали откуда пришёл! И даже не думай выделываться, понятно?! Сам прекрасно знаешь, что никуда я с тобой не пойду, поэтому хорош дурака валять.
- Ни грамма не изменилась! – с гордостью констатировал мой старый враг, продолжая мило улыбаться, - Только ещё симпатичнее стала! Совсем большая выросла наша крошка! Сколько мы с тобой не виделись, а? Года два? А я вот теперь совсем другим человеком стал, да… - он по-хозяйски плюхнулся рядом на лавку, и вытянул длинные ноги в обвислых спортивных штанах, - Может, зароем уже топор войны?!
- Ага, счас! – фыркнула презрительно я, - Совсем за дуру меня держишь? Рассказывай кому-нибудь другому свои сказочки… И вообще, нам пора! – я встала, не в силах дольше выносить это невыносимое общество, и с силой потянула за руку Мульку: - Пошли!
- А чё это ты своей подругой командуешь? – возмутился Алишер, - Допустим, тебе я не нравлюсь… ладно, переживём… а может, понравлюсь ей, а? - и он поглядел на Мульку долгим, оценивающим взглядом. Ох… если бы у этой дурищи был хвост, она бы сразу им и завиляла, клянусь! Но, поскольку этого приспособления природа нас давно уже лишила, ей оставалось только радужно улыбаться, сверкая своими кукольными глазищами, с чем она и справилась на отлично.
- Юль, пойдём! – угрожающе повторила я, - Нам ещё к Скрипкиной нужно зайти, помнишь? – и, отвернувшись от парней, изо всех сил подмигнула ей, намекая, что здесь ловить совершенно нечего. Но верная своей натуре Мулька совершенно не вняла моим бессловесным предупреждениям. Вместо этого она принялась напропалую флиртовать с Алишером, всем своим видом выражая полную готовность идти с ним прямо сейчас и куда угодно. В полном отчаянии я попыталась было ещё раз вразумить её – всё было бесполезно. Вдвоём с Алишером они уже мило трещали обо всякой ерунде, Мулька счастливо хохотала над его плоскими шутками, запрокидывая голову, как породистая кобыла, и никаких ресурсов, чтобы остановить это опасное безобразие, у меня просто не было...
- Кажется, они уже нашли общий язык… - чуть хрипловатый голос удивительно красивого тембра совсем некстати отвлёк меня от лихорадочных поисков разрешения насущной проблемы. Поражённая внезапным появлением здесь и сейчас своего давнего заклятого врага, я уж и думать забыла о втором парне, который пришёл вместе с ним. А он, оказывается, никуда не делся – стоял рядом, прислонившись спиной к дереву, неторопливо курил и улыбался, наблюдая за нашими разборками.
- У тебя потрясающие ножки! – сообщил он мне, и поглядел так, что мне стало ужасно неловко… - И ещё ты очаровательно краснеешь… - мой возмущённо- яростный взгляд его ничуть не обескуражил, наоборот – прищурив синие-пресиние свои глаза, этот субъект совершенно бесстыже пялился на меня, и всем своим видом больше всего напоминал наглого и довольного кота, который уже поймал мышку, но есть пока не спешит, и от скуки намерен с ней немного поиграть. В голове моей вихрем пронеслись самые разные мысли, и даже, кажется, упали друг на друга, зацепившись чем-то, что там у них вместо ног…
Первая: «Да что он себе вообще позволяет!»
Вторая: «Этот негодяй ужасно на кого-то похож…»
И третья: «Боже мой, какие глаза! Разве бывают у людей такие глаза?!»
Вдобавок к мыслям объявились и чувства. Стало жарко, следом меня пробил непонятный озноб, во рту пересохло, внутри появилось какое-то неприятное тянущее ощущение, и показалось, что к горлу подступает тошнота… Голова слегка закружилась, ноги стали тяжёлыми и непослушными. «Что это со мной?!» - испуганно подумала я, и… уселась обратно на лавку. Мой мучитель отлепился от дерева и лениво подошёл ближе.
- Ты ведь Ника, да?
Кажется, я кивнула, или сделала утвердительный знак глазами, или вообще ничего… не особенно помню, но ему, похоже, и не требовался мой ответ.
- Алишер мне рассказывал про тебя… - он уселся рядом, и оказался так близко… почему-то это лишило меня возможности нормально дышать… С трудом пытаясь сообразить, почему, я приписала своё недомогание терпкому запаху какого-то дезодоранта, которым пользовался мой новый знакомый. Впрочем, какой он мне, к чёрту, знакомый?! Вовсе не собираюсь я знакомиться с дружками Алишера! А то мне не хватало их здесь, как же!
- А я Динар… - придвинувшись ещё ближе, этот обаятельный, надо отдать ему должное, нахал, обнял меня за плечи: - Ты красивая…
В этот момент я очень хорошо поняла, что выражение «невероятным усилием воли» мною до сих пор трактовалось в корне неверно. Сейчас моя воля была действительно, полностью парализована. Ей, этой воле, больше всего нужно было вырваться из цепких бархатных лап человекообразного кота, и убежать отсюда без оглядки. Но… чему-то другому внутри меня, какой-то неведомой моей составляющей, которая раньше вообще никак себя не проявляла, хотелось абсолютно другого! Ей хотелось закрыть глаза, склонить голову на тёплое крепкое плечо сидящего рядом парня, и… И вот только не-ве-ро-ят-ным, титаническим, нечеловеческим усилием воли мне удалось всё-таки одержать верх над этой внутренней распутницей, с негодованием вырваться, вскочить с разнесчастной лавочки, и, тяжело дыша, вскричать:
- Убери свои лапы!! Не смей ко мне прикасаться!
Моя реакция почему-то очень развеселила Динара. Он широко улыбнулся… и расхохотался так заразительно, что даже мне, несмотря на причинённое оскорбление, захотелось рассмеяться вместе с ним!
«- Боже мой, что происходит?! Может, я сплю, и мне всё это снится?» - подумала я с надеждой.
Уж слишком фантасмагоричным казалось всё происходящее. Нахмурившись, я поискала взглядом Мульку. Если я сплю, то вряд ли её сейчас обнаружу. В нормальном сне не бывает таких прочных связей… Но Мулька, как назло, была тут как тут, и никуда не делась. Другое дело, что она уже совершенно не обращала на меня внимания, полностью поглощённая своим новым знакомством. Они с Алишером сидели чуть в отдалении, на соседней лавочке, и мило ворковали, явно намереваясь вскорости перейти на новый уровень своих отношений.
- Твоя подружка гораздо более сговорчивая! – кивнул с ухмылкой Динар в их сторону.
- Вот к ней и катись!! – дистанция, образовавшаяся между нами, окончательно привела меня в чувство. Мне было уже совершенно всё равно, что там будет с Мулькой. Я ей, в конце концов, не мамка и не нянька! Пусть своей головой думает! Не дала мне даже шанса объяснить, кто такой Алишер! Пальцем поманили, и побежала… тьфу! Кажется, в пылу собственного праведного гнева я действительно плюнула под ноги своему новому знакомцу, сопроводив этот некрасивый жест примерно такой фразочкой:
- Да катитесь все вы к чертям!! – и умчалась прочь - расстроенная, оскорблённая и негодующая. Ворвавшись в свою комнату, я бросилась на диван и зарылась головой в подушки, трясясь от тяжких рыданий. Меня просто разрывало на части! И самое страшное состояло в том, что я и сама не могла бы ответить, почему… Целых два дня я не показывала носу на улицу. Ни под каким предлогом не соглашалась выходить из дому. Даже чтобы погулять с собакой. Сказалась домашним больной, и валялась на диване, как овощ, зарывшись с носом в увлекательную книгу.
- Деточка моя… там к тебе Юленька пришла! Просит, чтобы ты вышла к ней.
- Не, бабуль… - я сползла по подушке, и зарылась в одеяло, - Скажи ей, что я болею… мне чего-то совсем нехорошо… не хочу её заразить!
Бабушка озадаченно поглядела на меня, пощупала лоб… и ушла, хмурясь и что-то бормоча себе под нос. Дома не понимали, как и трактовать моё неожиданное недомогание – температуры нет, и в школу не нужно… на дворе плюс двадцать и только что начались весенние каникулы… обычно при таких обстоятельствах меня и домой-то не загонишь, а сейчас наоборот – совсем и не выгонишь… Я, признаться, и сама мало что понимала. Поэтому и заперлась от всего мира, забаррикадировалась книгами, окуклилась в одеяльном коконе, пытаясь осознать, что же случилось. Почему я так себя чувствую, словно в грязи вывалялась? И одновременно – как будто только что лишилась чего-то долгожданного, очень-очень ценного… и лишилась по собственной глупости! Из этого неразрешимого собственными силами ступора мне помогла выбраться Ирка-соседка-напротив. Невзирая на мои запреты, бабушка всё же допустила её, пришедшую поинтересоваться, куда это я запропала, до моего немощного, погребённого под толстым слоем подушек и пледов, тела.
- Да ты втюрилась в него по уши! – со смехом констатировала соседушка моя, выслушав сбивчивый рассказ о недавних событиях.
- Что-о?! – возмутилась я, и даже вылезла из-под одеяла, - Не-ет!!
- Да-аа!! – передразнила Ирка.
- Слушай, давай рассуждать логически, - я потрясла головой: - Я этого придурка видела позавчера первый раз в жизни! Минуты две от силы. Какая любовь?!
- Самая обыкновенная… - пожала плечами Ирка, - С первого взгляда! Неужели ты не знаешь?
- Да глупости это всё! – отмахнулась я, - Только в книжках так бывает!
- Ну, судя по всему, не только… - хитро прищурилась подруга, - Ты вон сама не своя! Точно втюрилась, зуб даю!
- Ни в кого я не втюрилась! – разозлилась я уже не на шутку, - Он же алишеровский дружок! Наверняка такой же мерзавец… Я, конечно, тебе не рассказывала…
- О чём? – насторожилась Ирка.
- Давняя история… - я тяжело вздохнула, - Мы с Алишером очень давно друг друга знаем… с первого класса вместе учились… - разумеется, я не смогла за один короткий вечер рассказать ей всю многолетнюю историю нашей вражды, а только самый вопиющий и последний по хронологии эпизод, после которого я и ушла из первой своей школы…
- Подожди, подожди… - остановила она мои бурные сентенции, - Выходит, это не Алишер, а твой прежний парень подставил тебя тогда?
- Что?! – я изумлённо на неё уставилась, не понимая…
- Ну конечно! – Ирка утвердительно кивнула, - Алишер к тебе подваливал по-всякому, а этот твой Рыцарь в белых доспехах смылся, и целовался в кустиках с другой, так?
- Так… - я обескураженно кивнула, - Но… Он же погнался за мной! Со всей своей кодлой! Хватал лапищами своими…
- Ну, а если бы догнал? – рассудительно продолжала подруга, - Представь, чтобы тогда?
- Бррр… даже представлять не хочу! – я затрясла головой и крепко зажмурилась.
- А тут и представлять особо нечего! – рассмеялась вдруг Ирка, - Сделал бы тоже самое, что и твой рыцарь в кустиках, вот и всё! Там же народу кругом полно было! Большой двор, трамвайная остановка рядом, магазины… Так ведь? Я думаю, ты бы не расклеилась от маленького поцелуйчика!
- Да он… да он противный, как… как…
- Брось! Глупости ты сейчас говоришь! – соседка уверенно махнула рукой, - Видела я Алишера твоего – красавец-мальчишка, настоящий симпатяшка!
- Где? – потрясённо поинтересовалась я, недоверчиво на неё глядя.
- Где-где, здесь конечно! С Мулькой по всему двору обжимаются!
- Ааа… - я облегчённо выдохнула.
Но потом мне стало как-то не по себе. Неужели действительно, для кого-то другого, кто не знал этого подонка с самого детства, он может быть и симпатичным, и привлекательным?! Я ещё долго раздумывала об этом, и о многом другом… Ирка ушла к себе, меня позвали ужинать, и над миром сгустились звонкие весенние сумерки. Требовалось срочно проветрить голову, и я решилась прервать своё добровольное затворничество. Оделась, свистнула собаку, и вышла из подъезда в тёплую, полную щебетания и суетливой возни, стремительно наплывающую ночь. На этот раз прогулка не ограничилась ближайшим пустырём. Мы с собакой решили пройтись основательно, и уже через несколько минут оказались на тропинке, ведущей сквозь густые заросли ракитника и рогоза на берег небольшой, змеящейся сквозь городскую застройку, реки. Выросшая в небольшом райончике частных домов, где все друг друга знали, и с детства привыкшая бродить где угодно, я никогда не боялась гулять по темноте. Мне как-то даже в голову не приходило, что для девочки моего возраста такая прогулка может закончиться очень даже плачевно… Впрочем, мне всегда везло на разные авантюрные предприятия, повезло и на этот раз. Никто нас с Багирой не съел и не поймал, здесь вообще было совершенно безлюдно и бессобачно)). Осторожно ступая в полутьме, вскоре мы вышли на открытое песчаное пространство, лишь кое-где поросшее низкой, чахлой травой. Пока моя четвероногая спутница вынюхивала интересные метки и сообщения, я отлично скоротала время, усевшись на толстый поваленный ствол корявого осокоря, и глядя на воду. В свете недалёких городских огней речная гладь отсвечивала ярко-оранжевым, изредка проплывали вдоль самого берега утки, торопясь занять спальные места в прибрежных камышах, и иногда спокойствие нарушала водяная крыса, неторопливо пересекающая течение наискосок, высунув из воды усатую любопытную морду… Вокруг, словно вместе с рекой, разливалась чарующая безмятежность… но отнюдь не тишина! Каждое из живых существ, населяющих пойму, издавало радостные звуки возрождающейся, после долгого зимнего сна, жизни. Свист, писк, кряхтенье, шуршанье, ворчанье и кваканье заполняли собою и небо, и воду, и землю. В какую-то минуту насторожившаяся моя собака не дала кому-то, идущему по той же тропинке по нашим следам, появиться незамеченным. Лаять она, тактичная от природы, не стала, а только встала по струнке, глядя в шевелящийся рогоз, навострила уши и жадно втягивала ноздрями чужой резкий запах. Повернулась на стволе и я, вглядываясь в сумрак.
« - Наверняка, кто-то ещё с собакой пришёл гулять… может, Мулькин отец?»
Но человек шёл один, никакая собака впереди не бежала. Вот он уже почти показался среди жухлой, с осени ещё стоящей, поросли… Вот идёт в нашу сторону…
«- Блин! Почему-то я уже нисколько не удивлена…» - досадливо подумалось мне.
- Ты что, следишь за мной?! – вслух высказала я Алишеру, стоящему передо мною на песчаном берегу. Он как-то глупо улыбнулся в несвойственной себе манере, и ответил:
- Типа того…
- Зачем?! – возмутилась я, - Теперь-то тебе что от меня надо?!
- Не бойся… - не ответив на мой вопрос прямо, он уселся с другого конца толстенного ствола, и вытащил пачку сигарет.
- Если ты пришёл сюда покурить, то я ухожу! Мы уже и так собирались обратно…
- Извини… - абсолютно невозможное в его устах слово, да ещё сказанное действительно виноватым тоном, прозвучало ещё более стыдливо и жалко, чем воспринимается обычно. Я замерла на месте, не веря своим ушам.
- Что ты сказал?!
- Извини меня, Ника… - его тёмные глаза блеснули в темноте отражённым светом близких фонарей – с другой стороны довольно узкой речки возвышались давно отстроенные жилые кварталы, и освещения здесь хватало, чтобы рассмотреть лицо собеседника, - Я был ужасным дураком…
« - Вот ещё новости! Почему это был?!» - очень хотелось сказать мне вслух, но я сдержалась, донельзя заинтригованная происходящим. Моё молчание, видимо, спровоцировало целый словесный поток у незваного собеседника:
- Ты считаешь меня полным дебилом, я знаю… Сам виноват, всегда задирал тебя… Понимаешь, нам, пацанам, очень сложно сказать девчонке, что она тебе нравится…
На этой минуте откровений я чуть со ствола не свалилась – ничего себе, оборотик! Меня стал разбирать страшный смех, и пришлось отвернуться, чтобы Алишер не рассмотрел ненароком, как я пытаюсь сдержаться, и не заржать в голос.
- Короче… - он глубоко вздохнул, - Я… я хочу предложить… Ты будешь со мной ходить?
«Батюшки святы! Только этого мне и не хватало!» - ужаснулась я внутренне. Теперь надо было как-то выкручиваться. Вплоть до сегодняшнего дня я бы даже не задумывалась – сказала бы этому наглецу пару ласковых, и дело с концом! Но теперь… он был таким, таким… неожиданно жалким… несчастным… ничтожным даже… Куда-то испарилась вся моя давняя ненависть, жажда мести… Подумалось, что все наши детские, в сущности, проблемы и горести давным-давно прошли и быльём поросли… Теперь, с высоты своих целых пятнадцати, двухгодичной давности события показались мелкими и несущественными. Особенно после разговора с Иркой. И чего я, действительно, так завелась тогда? Самой нужно поменьше раздувать из мухи слона, вот что.
- Слушай, Алик… - почти ласково сказала я, - Давай оставим всё это в прошлом, хорошо?
Он напряжённо молчал, видимо, соображая, что именно я предлагаю оставить.
- Мы с тобой никогда не были друзьями, это правда… - усмехнулась я, - Но… насчёт всего остального это уже ты загибаешь… У тебя же Мулька есть! – вдруг сообразила я, и радостно заулыбалась: - Шутишь, правда?! Ну ладно… извинения приняты… пошли отсюда, меня счас дома потеряют…
Обогнув наш длинный дом, мы вступили в цивилизацию. Она встретила нас ярким электрическим светом, детским визгом с игровой площадки, мерными ударами баскетбольного мяча, и… зрелищем настолько неожиданным, что я, идущая чуть впереди с собакой на поводке, вдруг встала как вкопанная. Алишер едва на меня не налетел, и, затормозив в каких-то сантиметрах позади, смачно выругался. Надо сказать, я вполне его понимала - в закутке, образованном смещением стены между угловым подъездом и следующими, ещё не заселёнными, уютно разместилась целующаяся парочка. Это были… Мулька и Дамир. По какой-то неведомой причине на меня эта картина произвела впечатление настолько гнетущее, что аж в голову вступило. Алишер помчался устраивать разборки, а я повернула обратно, и обойдя дом с противоположной стороны, вернулась в свой второй подъезд. И чувствовала себя так, как будто меня избили…
Спустя парочку недель самокопания я, наконец, осознала очевидный факт. Тот самый, который так легко и быстро поняла соседка Ирка. Маленькая девочка Ника, не понимавшая ещё совсем недавно терзаний своих одноклассников… безнадёжно влюбилась. И оказалось почему-то, что любовь – вовсе не волшебная магия, дающая невидимые крылья и поднимающая тебя к радужным небесам. Нет. Не верьте! Любовь – это страдания. Ужасное чувство, как будто от тебя отрезали часть, и отдали другому человеку. Давно-давно, а ты и не знал ничего. Жил себе спокойно, и даже не подозревал, каково это – быть разрезанным на части. А вот встретил ненароком именно того, у кого внутри часть тебя, и всё! Прощай, спокойная жизнь! Даже если любовь счастливая, разделённая, и то постоянно не покидает тревога – а вдруг он уйдёт?! Покинет тебя, унесёт с собою то, что принадлежит тебе, и без чего нормальная, прежняя жизнь уже никогда не будет возможна! Как вам такой расклад? А про несчастную любовь и говорить нечего… И ничем тут не поможешь. Бессчётное количество раз я пыталась убеждать сама себя, что всё это сплошные глупости, ерунда на постном масле! Ну, подумаешь – симпатичный парень! Мало ли их, таких, на свете-то! Сегодня один, а завтра, глядишь – другой нарисуется, ещё лучше! Да и характер у него не сахар, и слухи разные ползут следом – один другого неприятнее… И самое-то главное – ты ведь ему абсолютно не нужна! Пристал разок от скуки – и к Мульке переметнулся. А она… А что она? Про неё с самого начала всё понятно было. Ничего удивительного - такая уж у Муленьки натура. Меняет парней, как перчатки. Таких, как она, раньше называли отчаянными кокетками. А сейчас… Ну, впрочем, бог с ней, с Мулькой. Не будем углубляться в детали.
О том, чтобы выдать хоть одним словом или взглядом, свою тоску, конечно же, и речи не шло! Более того, неожиданно для самой себя, я стала встречаться с… Алишером. Нет, ничего такого – мне по-прежнему была противна даже сама мысль о том, чтобы иметь с ним какие-то близкие отношения. Но мы много вместе гуляли – в основном, когда я выходила вечерами с собакой. Алик, как я теперь его называла, рассказывал мне жуткие вещи о своей жизни. Про беспробудно пьющего отца, и про мать, которую он с малыми детьми гонял по двору, угрожая убить топором… И про то, как он сам долгими часами прятался в сарае, боясь вылезти на свет божий… и про отчима, который появился в доме, когда умер, наконец, пьяница-отец… А оказался, в итоге, таким же чудовищем, только непьющим…
- Ты знала, что Дилька наша родила в четырнадцать? – спросил он меня как-то раз.
- Вроде что-то говорили… - ответила я уклончиво.
- Это от него… - сказал он яростно и тихо, и лицо его стало бледным и строгим, - Я… я, когда узнал… тяпкой его шибанул по загривку…
- Что-о?! – я в изумлении уставилась на Алика, - Ты его убил?!
- К сожалению, нет… - он закусил нижнюю губу и покачал головой, - Жив остался, скотина… Меня долго таскали по ментовкам, потом замяли… Мать сказала, что он заявление какое-то написал… типа – претензий не имеет. Ууу… сука! – выругался Алишер, и с силой метнул первый попавшийся камень в темноту.
- А что… с Дилькой? И… с ребёнком… - тихо спросила я.
- Ребёнка отдали в детдом… А она… наркотой теперь балуется… и пьёт, как отец раньше пил… - Алик безнадёжно махнул рукой: - Да ну их…
Я постояла молча, переваривая полученную информацию. На этом фоне собственные терзания показались мне такими пустыми, мелочными… «Вот бы завтра проснуться и понять, что всё прошло!» - подумала я, медленно шагая к своему подъезду. Но… новый день со всей очевидностью показал, что не прошло ни-че-го. В конце концов, мучительная тоска, снедающая меня изнутри, настолько задолбала, что я решила заняться чем-нибудь продуктивным. Например, уборкой. Времени свободного был вагон и маленькая тележка – давным-давно нас распустили на летние каникулы, уже и июнь близился к концу, и ещё два месяца ничегонеделания обещали добить меня окончательно.
« - А что? Раньше отлично помогало!» - вспоминала я свою прежнюю жизнь, ДО Динара. Правда, теперь всё стало по-другому, но… что-то же делать нужно было! Так и сбрендить окончательно недолго…
- Ты что, балкон мыть собралась? – удивилась бабушка, завидев меня в одно хмурое утро с тазиком наперевес, полным мыльной пены, - Смотри-ка, опять дождь собирается! Зря только время переведёшь…
- Ничего не зря! – парировала я, - Хотя бы с одной стороны чистые будут… Вон какая пылища!
- Ну мой, мой… - покладисто пробормотала бабуля, - Если уж пристала такая охота…
Ну я и мыла. Лазила туда-сюда по рамам нашей длинной застеклённой лоджии, высовываясь наружу почти целиком, балансируя ногами на тонких деревяшках, и с яростью тёрла стёкла губкой, потом тряпкой, а потом начисто шлифовала старыми газетами. Получалась красота! И становилось немного легче. Правда, совсем не думать о нём всё равно не получалось… Особенно, когда туда-сюда перед глазами мельтешит взволнованная Мулька, и спрашивает советов, что надеть – «вот эту юбочку, или джинсовые шорты?»
- Ну давай, слезай уже со своего балкона! – пристаёт она ко мне, - Пойдём гулять! Ты с Аликом, я с Динаром. Мы на пляж договорились идти. Ну, правда, Ник! Ну, что мне надеть, а?
- Иди сразу в купальнике, - посоветовала я ей хмуро, - Всё равно – что юбка твоя, что шорты ничего особо не закрывают.
- В купальнике?! – изумилась Мулька, - Прямо так? Ну, это как-то…
- Зато подумай, скольких парней сразу подцепишь! А?! Как тебе идея?!
Мулька мечтательно улыбнулась, и ямочки на розовых щёчках сразу же сделали её невозможно миленькой: - Ник… ну ты, как всегда… Смеёшься, да?!
- И вовсе не смеюсь, - я пожала плечами, выбрасывая на пол использованную газету, - На тебя что ни надень, всё равно выходит одно и то же!
- Совершенно верно! – хрипловатый голос, добавившийся к нашему разговору, пока я отвлекалась, сминая новый газетный ком, заставил меня вздрогнуть. Надеюсь, он этого не заметил…
- Юлечка у меня красавица! – наверное, он её сейчас обнимает… Не буду оборачиваться… Я мою окна, идите все лесом! Или на пляж, или куда вы там собрались…
- Пойдём с нами! Алика я уже позвал…
«Ну конечно, и он туда же… Не пойду я с вами никуда, отвалите вы уже, пожалуйста…»
- Идите, пока дождь опять ненароком не пошёл. Только не замёрзните там, на пляже-то! А мне потом ещё другие окна мыть…
- Ты что, Золушка? – он смеётся, и каждый звук этого бархатного смеха царапает мне сердце длинной, ржавой иглой…
- Типа того…
- Ну ладно, мы пойдём! – Мулька, как всегда, совершенно очаровательна… - Догоняйте нас с Аликом!
- Ага, ладно…
«Господи, идите уже отсюда, прошу!! Я ведь не так много прошу, правда?! Просто не видеть их больше никогда - таких счастливых, оживлённых… Смотреть противно!! Может, снова переехать отсюда, ко всем чертям?! Да куда же мы переедем… Тогда путь уедут они!» - строя эти несбыточные планы, я погрузилась в свои печальные мысли, и даже не заметила, как под окна подошёл Алик.
- Слушай, Кораблёва… - иногда на него ещё находила прежняя гадкая манера, и он называл меня как раньше, по фамилии. А я, в принципе, и не возражала.
- Чего тебе?
- Спускайся сюда, разговор есть.
- Я занята, не видно?! Потом поговорим.
- Срочный.
- Да что там у тебя стряслось? Вечером приходи, пойдём с собакой гулять, как обычно.
- Нет, я же тебе говорю – это срочно!
- Ну давай сам поднимайся, меня всё равно обедать вот-вот позовут… - с кухни уже вовсю распространялся одуряющий аромат свежесваренного борща и беляшей. Есть хочешь?
- Хм… Не прогонят меня твои предки? – недоверчиво спросил Алишер.
- Да ты что! – возмутилась я, - Ты не помнишь мою бабушку? Её же хлебом не корми – дай только кого-нибудь напичкать своими борщами!
Мы дружно расхохотались, и тут же как будто вернулись в детство… на наши старенькие, пыльные улочки, утопающие в вишенных зарослях и кустах цветущей сирени… Впрочем, сейчас там уже не цветёт сирень, всё давно отцвело – и яблони, и вишни… В Комаровке сейчас собирают малину и клубнику, если в такое дождливое лето вообще что-нибудь выросло… Как будто прочитав мои мысли, Алик вдруг спросил:
- Ты… давно не была на Комаровке?
- С тех пор, как мы уехали… и даже не собираюсь! – отрезала я, и решительно спрыгнула на пол лоджии.
Конечно, бабушка никого не прогнала. Она была просто счастлива увидеть знакомое лицо, и буквально засыпала Алика вопросами о его родственниках – кто да где, с кем да как…
Он пытался ей отвечать с набитым ртом, пока я решительно не прервала это безобразие: - Бабуль, ну дай уже человеку нормально поесть!
- Ладно-ладно… - бабушка сдала свои позиции, - Ешьте-ка вот беляши… - и поставила на стол огромную эмалированную миску, полную дымящихся, только что поджаренных, беляшиков.
«Вот странно…» - подумала я, поглощая третий, - «Страдаю от несчастной любви, а аппетит всё равно никуда не делся… Может, и правда пройдёт?»
В те счастливые годы я ещё не знала, что ничего и никогда не проходит, а просто утихает, рубцуется, зарастают душевные раны новой, розовой и блестящей кожей… но в любую минуту, когда ты чувствуешь боль – неважно, по какому поводу, вся твоя прежняя печаль тотчас же вылезает наружу и приплюсовывается к новеньким печалькам. И этот груз ты обречён тянуть за собой всю свою жизнь… сколько бы не прожил. Наверное, именно поэтому с годами люди перестают бояться смерти. Слишком тяжело становится жить…
- Разве ты не боишься умирать? – спрашивала я, в ту пору ещё дошкольница, свою старенькую Пра. Перед этим она мне самолично сообщила, что сложила «всё своё смёртное в сундук» и в принципе, к собственным похоронам готова.
- Да чего ж тут бояться? – улыбнулась она так светло, так радостно, что я тут же почувствовала неосознанную зависть – почему это она понимает что-то такое, чего не понимаю я? …А вот теперь, спустя столько лет, кажется, начала понимать…
- Так я чего пришёл-то… - Алик сидел у меня в комнате с выражением лица довольно смущённым.
- Да, чего ты припёрся? – помогла я ему приблизиться к сути.
- Динар мне тут сказал на днях… вернее, спросил…
- Ну?! – упоминание имени моего мучителя сделало ожидание совершенно непереносимым.
- Ты что какая нервная? – окрысился Алишер, - Того и гляди укусишь!
- Устала просто, как собака… извини… - дала я задний ход, и, вздохнув, взяла кружку с чаем, чтобы деть куда-нибудь свои руки.
- Так вот… подходит он тут на днях… и спрашивает… типа… насколько у нас с тобой серьёзно…
- А ты? – я решила выражаться лаконично, чтобы ненароком не выдать себя.
- А что я… - Алишер грустно усмехнулся, - Врать не стал, я ж знаю, что ты мне все глаза выцарапаешь, если узнаешь…
- Молодец! – одобрила я приятеля, - И что?
- А он поглядел так странно… и спросил – может, ему стоит опять к тебе подвалить?
- П…п…подвалить?! - от волнения я чуть не поперхнулась чаем.
- Ну вот я ему тоже самое и сказал! – облегчённо рассмеялся Алик, - Мало ему одного-то раза было, что ли?
- Что. Ты. Конкретно. Ему. Сказал. – бесцветным тоном уточнила я, стараясь говорить как можно более индифферентно. Внутри у меня всё кипело и бурлило, но я держалась, как могла.
- Что ты ни с кем встречаться не собираешься, а от него тебя вообще тошнит, - как ни в чём не бывало сообщил Алишер, и тоже чуть не подавился своим чаем, наткнувшись на мой отчаянный взгляд: - Что? Что я опять не так сделал?! Ты же сама говорила…
- Кто тебя за язык тянул, дурака?! – чуть не в слезах воскликнула я, и рысью убежала в туалет. Как он ушёл, я не видела, потому что просидела в этом помещении около часа, наверное. И всё это время беззвучно рыдала. Наконец, ко мне постучалась мать и осведомилась, что я там делаю.
- Ничего… - дождавшись, пока она уйдёт, я вылезла наружу. Той ночью я, наверное, вообще не спала. Или мне так показалось. Но наутро глядеть на себя в зеркало мне было страшно. Поэтому я решила вообще не глядеть, а снова заняться чем-нибудь полезным, и уселась за шитьё. К вечеру из рулона довольно весёленького штапеля, сто лет валяющегося без дела в бабушкином шкафу, вышла симпатичная юбка-хвост: спереди очень короткая, а сзади ниспадающая почти до земли длинным оборчатым шлейфом. Ультрамодная штучка! Вооружённая таким предметом гардероба, я добавила к ней блестящие, пахнущие новым воздушным шариком, лосины, нацепила что-то сверху, и… пошла гулять. Одна. Без собаки и без Мульки. Просто шла, куда глаза глядят, и надеялась, что прямо сейчас не пойдёт дождь. Все предпосылки к тому были налицо – низко висящие хмурые тучи так и не собирались покидать наш город, неся круглосуточную вахту в сером, по их милости, безнадёжном небе. Холодрыга стояла такая, что аж зубы сводило. Это в июле-то! Первое такое ужасное лето выдалось в тот год на моей памяти.
Иду я, значит, дефилирую себе… и уже начинаю покрываться противными ледяными мурашками… но домой всё ещё не сворачиваю. Ну и видок же у меня был, наверное! Коротенькая юбчонка, сзади хвост, лосины цвета «вырви глаз», высоко зачёсанные волосы, собранные в пушистый пучок, из которого пронизывающий ветер почти сразу же сделал чёрт-те что, и вдобавок ко всему покрасневший от холода нос… И, как назло, никогошеньки навстречу! Вот так будешь умирать с горя, и даже поговорить не с кем… К Мульке не пойду, хоть режьте! У неё наверняка ОН счас сидит… Или они вдвоём где-нибудь шастают… Ещё через несколько минут я уже так замёрзла, что не чувствовала кончиков своих пальцев на ногах. Пришлось вытереть слёзы рукавом, понадеяться, что и на обратном пути я никого не встречу – теперь уж точно выгляжу как чучело! – и топать в сторону дома. Зачем я так вырядилась, куда подалась? Ответов на эти вопросы у меня не было… В отдалении уже показался мой дом… Напротив – дом, где живёт Динар… Так… дорога здесь одна, как ни крути, придётся пройти прямо мимо его подъезда… Ну ничего… авось его и дома нет… а если и есть – занят своей ненаглядной Мулечкой…
- Ника! Ты откуда? – раздался знакомый голос прямо за моей спиной. Я вздрогнула всем телом и обернулась:
- От верблю… - хотела была ответить общеизвестной колкостью, но тут…
- Божечки мои, а кто это у тебя?! Это что, твой?!
- Мой! – говорит гордо, и улыбается так, что терпеть просто невозможно – и губами, и глазами, и даже светлые волосы на макушке сияют, несмотря на хмурость и начинающийся дождь – ну да, куда ж нам без него!
- Какой миленький… - не дожидаясь разрешения, ласково глажу невероятно симпатичного, плюшевого, самого чудесного на свете щенка!
- Ты такой сладкий, такой хороший… - говорю я ему, а этот малыш лижет мне щёки, нос, и губы, и глаза, и вообще всё, что попадётся под его розовый, мягкий язычок.
- Ну всё, всё… ты сейчас налижешься этой гадости, которой я намазюкалась… и ещё, не дай бог, заболеешь! – ласкаясь со щеником, я напрочь забыла о том, что он ведь сейчас слижет с меня всю косметику, и о необходимости выбирать слова… Ведь рядом стоит парень, при котором я должна выглядеть на все сто! А я сейчас, мягко говоря… недотягиваю до образа… Эх, не быть мне воздушной дамой, восхищающей сердца…
Поднимаюсь, отряхивая с себя какой-то налипший мусор, гордо вскидываю голову, стараясь не думать, на кого я сейчас похожа, и вижу, что он продолжает лучезарно улыбаться, глядя на меня:
- Ты не боишься заразиться от него чем-нибудь? – спрашивает меня так, будто проверяет что-то.
- Шутишь?! – я возмущена до глубины души, - Чем можно заразиться от такого чуда? Кроме того, если ты помнишь, у меня ведь и у самой собака есть. Я люблю собак.
- У Юльки тоже есть… - констатирует он, - Но она сказала, чтобы мы с ним даже не подходили к ней, пока не сделаем прививки.
- Оу… - меня это сообщение весьма удивляет, - Чего это она вдруг? – поскольку этот вопрос риторический, и ответа на него я особо не жду, то продолжаю сыпать более интересными:
- Это же ньюфик, правда? Коричневый ньюфик… красотун какой… лапочка… Откуда ты его взял?! Такого ещё надо постараться достать… Ух, какой у нас носик… - и снова принимаюсь тискать щенка, не дожидаясь ответов.
- Дядька подарил! – сообщает Динар, - Ему полтора месяца всего.
- Вижу, вижу… не слепая же я… - чешу малыша за ушком, а он валится на землю, и подставляет мне своё голое, нежное пузико – чеши!
- Слушай… - вдруг до меня доходит очевидная вещь, и я, хмурясь, снова спрашиваю: - Зачем ты его на улицу-то вытащил?! У него же нет прививок! Вам на карантине нужно до трёх месяцев сидеть!
- Да ладно! - Динар машет беззаботно рукой, - Что с ним случится… чисто вокруг.
- Ты не понимаешь! – начинаю кипятиться я, - У породистых собак нет такого сильного врождённого иммунитета, как у дворняг, а он же совсем маленький… его беречь надо!
- Ну ладно-ладно… - проникнувшись моей озабоченностью, хозяин поднимает своё сокровище на руки и идёт с ним к подъезду. У самой двери оборачивается: - Может, зайдёшь?
- Думаю, не стоит… - я разом вспоминаю все свои печали.
- Почему? Я не кусаюсь! Или ты боишься? – он хитро прищуривается.
- Глупости! – сержусь я, - Неужели не понимаешь?
- Что не понимаю? – во взгляде искреннее недоумение, или так хорошо прикидываться умеет.
- Юлька – твоя девушка и моя подруга! – объясняю я ему зачем-то очевидные вещи, - Я не могу так с ней поступить.
- Но… - он снова хитро улыбается, - Мы же с тобой не будем… Или...? – и смотрит тем же самым взглядом, как и тогда, в самый первый раз.
Я моментально краснею: - Разумеется, нет! Но она не поймёт, я её знаю.
- Ну, раз так… - притворно вздыхает он, и берётся за дверную ручку, а я поворачиваюсь, чтобы идти через дорогу и домой. И вдруг слышу за спиной:
- Ты удивительная, Ника… Слышишь?
Но я делаю вид, что нет, и уже не оборачиваясь, перехожу дорогу. А потом не выдерживаю, и всё-таки оглядываюсь. Он всё ещё стоит у подъезда со щенком под мышкой и улыбается мне…
…Ну почему, почему я такая непроходимая дура?! Зачем я сначала делаю, а потом думаю? Ну что вот мне стоило промолчать тогда, сделать глупые глазки, как умеет Мулька? Поди, не растаяла бы, не сахарная! Ну ладно, так я не умею, и никогда не сумею… Но, хотя бы не плевать под ноги человеку я уж, наверное, смогла бы?! Конечно, смогла бы, если бы получше думала своей головой!! А вот теперь всё пропало… всё!!
- Милая, что ты там бормочешь? – бабушка, зевая, гасит возле своей кровати свет.
- Ничего, бабуль… Всё хорошо. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи!
Воцаряется темнота. Хоть бы мне сейчас уснуть побыстрее, и ненадолго забыться, не думать о нём… Вообще ни о чём не думать! Но и во сне мне нет покоя – вот идёт Мулька в свадебном платье… Какая красавица! Почему я не такая красавица?! Юбка пышная, спереди короткая, как пачка у балерины, а сзади длинный шлейф… и в руке у неё болтается что-то… пушистенькое, безжизненное… Боже мой! Да это же Динаров щенок!! Мёртвый…
- Он ужасно заразный! – она делает брезгливую гримаску, и с размаху швыряет маленькое обвисшее тельце на твёрдый, мокрый асфальт…
- Нет!! – кричу я и бросаюсь к нему, - Нет, нет, нет!!
Она заливисто смеётся… этот смех просто выводит меня из себя! Он такой резкий, такой противный… Я хочу, чтобы этот смех немедленно прекратился!!
- Матерь Божья, святые угодники, что стряслось?! – растревоженная бабушка ковыляет ко входной двери, - Никак, помер кто…
Я продираю глаза, и прислушиваюсь: в нашу дверь отчаянно трезвонят. Вскакиваю с дивана, смотрю на часы: пять утра! Действительно, что-то стряслось…
- Что? Нику? Да она спит ещё… Ты зачем людей тревожишь в такую рань, милок?
Из подъезда раздаётся голос… он кажется мне знакомым… или нет… ничего не могу понять! Накидываю халат, тоже иду ко входной двери, выхожу в тамбур… и чуть глаза не лезут на лоб:
- Динар?! Ты почему здесь… - осекаюсь на полуслове, ошарашенная его видом: красные глаза полны слёз, руки трясутся… - Что случилось?!
- Рудик… ему так плохо…
- Что с ним?! – волнуюсь я.
- Его рвало всю ночь… Пойдём, пожалуйста, ты же разбираешься… У меня все уехали, я с ним один…
- Сейчас! – я пулей несусь обратно в комнату, влезаю в первые попавшиеся вещи, - Бабуль, я ушла! Надо пёсику помочь!
Не слушая никаких возражений, вылетаю из квартиры, хлобыстнув дверью так, что, если кто из соседей ещё не проснулся, заслышав эту суматоху, теперь точно вскочит с постели. Но мне всё равно. Мы с Динаром спешим к нему домой – спасать Рудика. А спустя час уже сидим в пахнущем карболкой коридоре единственной в нашем городе дежурной ветклиники. Когда-то именно сюда я принесла в большой сумке свою умирающую Ладочку… При этих воспоминаниях мне становится дурно, кружится голова и кажется, что сейчас стошнит.
- Ты в порядке? - Динар встревоженно смотрит мне в лицо.
- Да… То есть, нет… Я сейчас! – убегаю в туалет, там меня рвёт… я реву, как припадочная, и умываюсь ледяной водой над тусклой эмалированной раковиной с зияющими чёрными пятнами.
- Матерь всего сущего! - говорю я почему-то своему отражению в старом-престаром зеркале с ободранной по краям амальгамой, - Сделай так, чтобы этот щенок не умер! Пожалуйста, ну что тебе стоит?! Ты уже забрала к себе достаточно собачьих душ… Только у меня целых семь, если считать вместе с Ладкиными щенками… Неужели тебе нужен ещё и этот малыш… а вместе с ним и моё израненное сердце… Умоляю!! Ведь ОН мне этого не простит… он будет всегда думать, что это я убила его собаку… Опять мой длинный язык во рту не удержался… зачем вчера сказала все эти глупости… и про косметику, и про прививки…
Возвращаюсь в коридор – лицо опухло, глаза в красных пятнах… И у моего спутника видок не лучше… На коленях у него вытянулся, тяжело дыша и вздрагивая, несчастный страдалец Рудичка…
- Проходите! – резкий окрик ударил по нам, как невидимый бич. Не сговариваясь, мы тревожно уставились друг на друга:
- Ника, ты…
- Молчи! – перебиваю я, - Всё будет хорошо, вот увидишь! Пошли!
… - На самом деле, всё не так плохо, как могло бы быть… Вы хорошо сделали, что дали ему регидрон… самое страшное для щенков при энтерите – обезвоживание. Купите вот эти препараты… От укола ему уже скоро получшеет… завтра привозите на следующий… Или, если найдёте, кто сможет сам сделать…
- Я умею! Внутримышечно не сложно…
- Вот и прекрасно, - удовлетворённо кивает собачий доктор, и достаёт из кармана сигареты, - На улицу до прививок ни ногой! И денька через три приезжайте показаться… Но думаю, что всё у вас будет хорошо…
- Мы приедем! Обязательно приедем! – обнадёженный Динар суёт врачу смятую купюру: - Вот, возьмите… Не обижайте! – выставляет руку в ответ на возражения, - Спасибо вам большое!
- Подружке своей скажи спасибо! – ухмыляется врач и небрежно засовывает смятую красненькую бумажку в карман, - Я смотрю, она в собаках разбирается…
Совершенно счастливые, мы выходим из здания. Я крепко прижимаю к себе завёрнутого в махровое полотенце Рудика… Динар ловит такси…
«-Откуда у него столько денег?» - успеваю подумать я, и… отключаюсь, проваливаясь в глубокий сон на заднем сиденье тряского автомобиля. …С трудом открыв глаза, обнаруживаю, что моя голова уютно лежит на плече у Динара. Он… обнимает меня своей сильной рукой и тихонько говорит:
- Просыпайся, соня…
- Не хочу… - честно отвечаю я. Мне действительно очень хочется, чтобы эта волшебная поездка никогда-никогда не кончалась… Но…
- Пойдём… Давай его сюда…
- Ну, пока…
- Зайди, попьём кофе!
- Я не могу… - отрицательно трясу головой, - Извини…
- Как это не можешь?! Только что могла!
- Это другое… Я пойду, пока!
- Подожди, Ника…
- Нет-нет, давай, увидимся! Вечером приду сделать укол! Ты, главное, купи всё что нужно!
- Конечно… пока… - он опять стоит у подъезда и смотрит мне вслед… Матерь богов, неужели так сложно найти нужные слова?! Какие они всё-таки все дураки!!
Вернувшись домой, я завалилась спать. Очень надеясь, что на этот раз меня никто больше не потревожит. Зря надеялась. На этот раз такую функцию взяла на себя Мулька.
- Ник, ты чего - спишь?! Ну ты даёшь… Тут такое… а она спит!
- Что ещё стряслось?! – злая и растрёпанная, я хотела только одного – чтобы она немедленно убралась отсюда. Какого чёрта её ко мне вообще пустили?!
- Алик… он… - её нежные щёчки покрылись густым румянцем. Вот ведь! Даже краснеет она, как нежная роза – и посмотреть приятно! Не то что я – сразу же иду уродливыми красными пятнами.
- Что – он? – я недовольно таращу на неё глаза, - Ты пришла испытывать моё терпение или как?
- Он… - она лукаво улыбается, и как попугай, повторяет всё то же местоимение. Заело её, что ли?
- А ты… не будешь сердиться? – спрашивает она наконец, и смотрит умоляюще-противно.
- Ну говори уже!! – не выдерживая, рявкаю я.
- Он опять предложил мне встречаться! – взвизгивает Мулька, и закрывает лицо руками. Глаза её светятся счастьем.
- Что?! – поражаюсь я до глубины души.
- Ты сердишься, Ника, да? Я знаю, что сердишься… Ну, прости меня пожалуйста, прости… Я же не виновата…
- Заткнись! – приходится идти на крайние меры, потому что самостоятельно эта дурища не остановится. – Замолчи, прошу тебя… Мне фиолетово, что у вас там с Алишером. Но… как же Динар?
- А что Динар… - она возмущённо фыркает, - У нас с ним и не было ничего особенного…
- Подожди-подожди… - я вглядываюсь в её лицо, пытаясь понять, врёт она сейчас или нет, - Как это не было? Я сама лично видела, как вы целовались возле дальнего подъезда!
- Ой, да подумаешь! – она обиженно надувает губки, - Ну, было разок… И всё! Он всё время какой-то отсутствующий… Молчит, дуется… Вообще не знаю, зачем он мне встречаться предложил? – она недоумевающе поводит плечами.
- То есть, ты хочешь сказать… что отшила его? – уточняю я, чтобы расставить все точки над «i».
- Да нет пока… Он не приходил ни вчера, ни сегодня… Пару дней назад притащился ко мне с этим своим щенком… ты видела? А у нас Гера только что чем-то инфекционным переболела… Ну я и сказала ему, чтобы он даже и близко не подходил – мало ли какой заразы подцепить можно! У него никаких прививок нет, а у Герки иммунитет слабый после болезни… Отец её куда-то за город возил к ветеринару, в питомник, здесь никто не справился, - Мулька сделала озабоченное лицо и надула губки, - А этот нахал… представь только! Он сказал мне… что, типа: «не очень-то и хотелось»! Она возмущенно покачала головой:
- Я к такому не привыкла, знаешь ли! Алик совсем другой… - лицо подруги озарила счастливая улыбка: - Он весёлый, и простой! Мы с ним так ржали… - и она принялась рассказывать мне о чём-то, над чем они с Алишером там ржали. Я совершенно не слушала её, только потянула за собой на кухню, достала банку с кофе и насыпала нам по чашечке. Она всё щебетала и щебетала, а я… я мешала ложечкой свой кофе, и глядя на тёмную пузырящуюся жидкость, улыбалась своим собственным мыслям.
- Привет! – дверь квартиры отворилась, - Проходи! Смотри – ему уже намного лучше! Он поел, и воды попил, и температура спала…
- Я очень рада! А ну-ка, дружочек… иди сюда… Держи его… Вот так, так нормально… Не бойся, дурачок… Вот и всё! На, выкинь шприц.
- Теперь можем кофе попить? – с надеждой спрашивает, едва я выхожу из ванной, помыв руки.
- Теперь… теперь можем! – улыбаюсь я. И, пока он шуршит по кухне, доставая настоящую турку, кофе в зёрнах, кофемолку и чего-то там ещё… разглядываю его, как будто в первый раз. Нет, ну надо же уродиться человеку таким красивым! Из них с Мулькой действительно вышла бы отличная пара! Волосы совершенно белые… причём свои, ничем не крашеные. И синие-пресиние глаза. Не голубые, не серые, а именно синие. Как васильки. Или как море издалека. Или как сапфир. Да, больше всего похожи на сапфиры. Разве могут быть у людей такие глаза?! А может, он и не человек вовсе? Какой-нибудь инопланетянин, прилетевший на нашу планету… Вот сижу я тут, ничего не подозревая… а он сейчас…
- Ваш кофе, мадемуазель! Ты чего пугаешься?!
- Прости… я что-то задумалась…
- Над чем? – его лицо так близко… мне сложно, когда он так близко…
- Динар… не надо…
- Почему…
- Не знаю… подожди… просто это всё… так сложно…
- Глупости… ничего не сложно… ты мне так нравишься… - он придвигается ко мне практически вплотную… а я на своей табуретке, в закутке между столом и холодильником, как загнанная в угол мышь, которой больше некуда бежать… Мне страшно… и тяжело дышать… я хочу исчезнуть отсюда, растворившись в воздухе… и одновременно отчаянно надеюсь, что никто сейчас не придёт, не позвонит, и не помешает ему сделать то, что он явно собирается сделать…
- Ника… - он обнимает меня своими большими руками и длинными, прохладными пальцами гладит по щеке. Я смотрю на него расширенными, от неведомого самой себе чувства, глазами, и вся дрожу, как будто мне сейчас предстоит пережить какую-то страшную вещь… что-то типа ужасно болезненного укола или даже операции… мне никогда раньше не делали операции… я не хочу… не надо…
- Ника… - его лицо приближается… я закрываю глаза, я больше не могу на него смотреть! Дышать, кажется, тоже уже не могу… и чувствую на своих губах - его… – такие нежные… разве могут быть у парня такие нежные губы… От него слегка пахнет сигаретами… Но мне не противно от этого запаха… Странно… раньше было противно… Что со мной?!
- Ты… будешь моей девушкой?
- Нет…
- Как это нет?! – вся романтика вмиг улетучивается, мы сидим на табуретках друг напротив друга, он смотрит на меня нахмурившись: - Почему?! Теперь что не так?!
- Мулька… - выдыхаю я с несчастным видом.
- Что – Мулька?! – он вскакивает со своей табуретки и нервно, как упустивший добычу тигр, мечется по длинной кухне взад и вперёд, - Что Мулька?! – орёт он почти в ярости, - Далась тебе эта Мулька! Да мне плевать на неё, понимаешь ты?! Плевать! Я с ней таскался, чтобы ты ревновала! ТЫ, понимаешь? Какая же ты глупышка… У тебя что, никогда парня не было?
- Мне пятнадцать! – настал мой черёд возмущаться, - Какие к чёрту парни?!
Он смотрит на меня… потом улыбается… и… разражается диким хохотом! Я тоже смеюсь, даже не понимая, отчего.
- Ника… - он снова садится на табуретку, и смотрит на меня так… что мне хочется немедленно провалиться сквозь бетонный пол, - Какая же ты…
- Ну хватит! Давай пить кофе, совсем остынет!
- Погреем… - он не обращает никакого внимания на мои ремарки, и всё смотрит и смотрит…
- Ты меня сейчас до дыр засмотришь! – жалобно протестую я, - Хватит уже!
- Будешь моей девушкой или нет? – почти угрожающе спрашивает он.
- Да буду, буду… отвяжись уже наконец!
- То-то же! – очень довольный, он берёт чашки, выливает их содержимое обратно в турку, и греет на плите.
Остаток лета мы были нечеловечески счастливы. Ходили вместе, держась за руки, и не видели окружающего мира. Мы были слишком заняты сами собой.
- Эй, сладкая парочка! Вы что, вообще не алё?!
- Пойдём, Алик! Не видишь, им не до нас! У них любоффь! – возмущённая до глубины души моим «предательством» Мулька дулась первые полтора дня, как всё узнала, а потом примчалась мириться, сгорая от любопытства:
- Ну ты даёшь, тихушница! Увела, значит, у меня парня, и даже не поморщилась!
- Никого я у тебя не уводила, и ты это прекрасно знаешь… Хватит уже, Юль.
- Ладно-ладно… Ну давай, рассказывай!!
…Ближе к сентябрю я, внезапно для себя, выяснила, что Динар учится классом младше. Это открытие как-то не вязалось с его почти взрослой внешностью.
- Слушай, а сколько же тебе лет?
- Не бойся, я не маленький… - усмехнулся он, - В декабре семнадцать стукнет.
- Семнадцать? А почему же…
- Я в школу пошёл не с семи, а с восьми. Даже почти уже с девяти, три месяца оставалось.
- Почему?
- Долгая история… болел часто. А потом ещё на год оставили в седьмом… в предыдущей школе.
Тут я уже тактично промолчала, предоставляя ему самому объяснить причину такого повтора.
- Учиться не хотел… - сказал он наконец нехотя, - Прогуливал… - и снова умолк.
- Ладно, расскажешь, как захочешь… Не суть. Главное, что ты не малолетний салага, а то бы меня на смех подняли!
- Ах ты… - он состроил притворно-яростную гримасу, - Сейчас я тебе покажу малолетнего салагу!!
Далее наши собаки, сидящие рядышком на траве, с неподдельным интересом наблюдали, как один человек с пронзительным визгом ринулся бежать вдоль берега, а второй в два прыжка нагнал его, повалил на песок, и принялся лизать куда ни попадя. Первый отбивался и хохотал, а второй всё не ослаблял своей железной хватки… Через несколько минут громкий хохот почти затих…
- Нет… нет, Динар…
- Почему?
- Как это почему?! Мы ещё не взрослые!
- Ну и что же… необязательно быть совсем взрослыми, чтобы любить друг друга…
- Я не могу… нет… не заставляй меня, это нечестно!
- Хорошо-хорошо… как скажешь… Ну, и кто теперь у нас маленькая салага?
- Брось, пожалуйста, это не смешно!
В растрёпанных чувствах я возвращалась в тот вечер домой. Лето заканчивалось, и в последние свои дни внезапно решило одарить город погожими, даже жаркими деньками. Весьма щедро, учитывая, что с самой середины мая и до этого момента мы все видели только две погодных разновидности: просто жуткий холод или жуткий холод совместно с дождём. Рано пожелтевшие листья устилали тёплую землю золотистыми коврами, и летучие паутинки серебряных волос бабьего лета уносил прочь грустный и слабый ветерок. Мне было совершенно понятно, что Динар вскоре снова вернётся к затронутой сегодня щекотливой теме. Ведь он-то уже действительно почти взрослый, а я… Что делать мне?! И почему всё так сложно в этих «взрослых» отношениях, чёрт побери?! А если он будет настаивать, а я снова откажусь, то он… бросит меня? И как же я тогда… При одной мысли об этом меня прошибал холодный пот и подкашивались ноги. Впрочем, при мысли о другом реакция организма была практически такой же…
Промучившись так какое-то время, я решилась спросить совета у более опытных подруг. Мульку я в расчёт не брала, хотя и предполагала, что она наверняка осведомлена в этом вопросе куда больше меня. Но её легкомыслие и совершенное неумение хранить чужие секреты делали её непригодной на роль моей наперсницы. Подумав над оставшимися вариантами, выбрала Ирку -соседку-напротив. Она была на год старше и казалась мне очень рассудительной и трезвомыслящей особой.
- Конечно, парням только этого и нужно! – подтвердила она мои опасения, - А что ты думала, когда соглашалась с ним встречаться?
- Ничего… не знаю… - промямлила я в печали… Что делать-то теперь?
- Выбор небольшой, - пожала плечами Ирка, - Или расставаться, или…
- Я не хочу ни того, ни другого! Неужели нельзя как-то подождать?
- Можно, наверное… - Ирка ухмыльнулась, - Но дождёшься ты только одного.
- Чего именно?
- Уведёт его у тебя более сговорчивая, вот чего! – и соседушка моя от души расхохоталась над моей очевидной глупостью.
- Ир… - спросила я её осторожно, когда она, наконец, отсмеялась, - А ты сама… когда-нибудь… а?
- Было пару раз… - небрежно ответила подруга, напуская на себя важный вид.
- И как? – с замиранием сердца спросила я, - Ужасно?
- Ну, почему же ужасно… - на Иркиных губах заиграла таинственная улыбка, - Многим даже нравится!
- Многим… - раздумывала я вслух, - А тебе?
- Слушай, Ник… ты такие странные вопросы задаёшь! – рассердилась почему-то она, - Попробуешь и узнаешь, ясно?
- Ясно… - уныло согласилась я. Но желания «пробовать» этот наш разговор ни капельки не прибавил.
Надо отдать должное Динару – он, вопреки моим ожиданиям, к этой теме больше не возвращался. Но мне, любящей во всём определённость, такое шаткое положение вещей было в тягость. Поэтому как-то раз я решилась и напрямую высказала ему все свои опасения.
- Не глупи, Ник… - поморщился мой возлюбленный, - Ты уже сказала, я всё понял.
- Точно? – меня было просто так не свернуть с намеченного пути.
- Точно. - он поглядел на меня очень серьёзно, - Неужели ты действительно думаешь, что я стану тебя принуждать?
- Нет, конечно… Но…
- Ну говори уже…
- Но я очень боюсь, что ты меня бросишь! – выбросила я из себя страшные слова и разревелась, как маленькая.
- Какая же ты у меня ещё глупышка… - его сильные тёплые руки обняли меня, и прижали, и гладили по голове… долго-долго… пока я, наконец, не успокоилась.
…Сентябрь разменял первую школьную неделю, и абсолютно все старшие классы гудели, словно растревоженный улей, передавая из уст в уста потрясающую новость – недотрога Кораблёва и уважаемый всеми окрестными хулиганами «авторитет» и второгодник! Вот это парочка, ну кто бы мог подумать?!
- Ого, Кораблёва! – Сказочник подгрёб на какой-то перемене выразить своё угловатое уважение, - Да ты у нас, оказывается, птица важная!
- И? – не слишком вежливо просверлила я его взглядом, - Что дальше?
- Ты… это… – совсем стушевался громила, - Если вы… того… разбежитесь – только скажи… когда подваливать будут. Скручу! – и он, довольно ухмыльнувшись, продемонстрировал мне свой огромный бицепс.
- Подожди-подожди… - подозрительно сощурилась я, - Это ты мне что, протекцию предлагаешь?! На случай, если…
- Ну, типа того… - и он заржал, - Уж лучше со мной, чем со всеми подряд, да, Кораблёва?
Меня кинуло в жар от его наглой бестактности:
- С чего ты взял, что…
- Да брось! – Сказочник понимающе ухмыльнулся, - Динар сам говорил, что у вас с ним всё по нотам…
- Ах, по нотам! – я аж задохнулась от возмущения, сообразив, что этот негодяй имеет ввиду, - Вот как…
Едва дождавшись окончания уроков, я устроила своему парню настоящий скандал: - Как ты посмел?! Как посмел сказать всем, что я… Что мы с тобой… Ты хоть представляешь, что наделал?!
- Остынь! – к моему изумлению, он даже не пытался оправдываться или отнекиваться, - А что я, по-твоему, должен был им сказать? Что мы с тобой, как в детском саду, гуляем, держась за ручки, да?
- Разве не существует чего-то среднего, нормального?!
- Для них нормально, когда парень с девчонкой встречаются со всеми вытекающими последствиями! Другого они не поймут!
- И поэтому нужно выставлять меня перед всеми… - тут я попыталась, как могла, подыскать приличный синоним неприличному названию, - Выставлять доступной девицей лёгкого поведения?!
- Нет… ты не понимаешь…
- Что, по-твоему, я не понимаю?! Я всё прекрасно понимаю! Ты такой же, как все! Думаешь только об одном, и врёшь! Мне наврал, что не будешь настаивать, им наврал, что… А, к чёрту всё это! – в полной ярости я бросилась прочь. Он догнал меня, схватил за предплечье:
- Стой!
- Не смей меня хватать!!
- Подожди, Ника…
- Не смей меня трогать, я сказала! Не смей подходить! Не желаю иметь с тобой больше ничего общего!! – вырвавшись из его цепких рук и больше ничего не слушая, я помчалась, как раненая антилопа, к спасительной двери своего подъезда. Минута, другая – вот я уже и дома! Коридор, комната… диван… моя верная подружка-подушка, насквозь залитая слезами… странно, как из неё ещё соль не сыпется, если как следует встряхнуть… Но прямо сейчас я не стану плакать! Не дождётся! Мерзавец и обманщик, как таких только земля носит! – в свои пятнадцать с половиной я не скупилась на ругательные эпитеты и скоропалительные выводы, - Ну, пусть только попробует прийти, я ему… я ему такого скажу… Мало не покажется!!
…Через пятнадцать минут я уже была не так уверена в непогрешимости своей позиции, через полчаса жалела о слишком резкой форме большей части высказываний… через час корила себя, на чём свет стоит… и, едва дождавшись отбоя, снова щедро оросила многострадальную мягкую подружку…
… О том, чтобы идти мириться первой, даже и речи не было. Поэтому я набралась терпения и стала ждать. Пока он сам придёт. Прошёл день, за ним другой… закончились тянущиеся, как растаявшая жвачка, выходные… В школе ходила с гордо поднятой головой, не позволяя себе ни единого взгляда в его сторону, да что там взгляда – даже и упоминания его имени! Когда меня спрашивали любопытствующие, что произошло, ибо слухами земля полнится весьма быстро, даже невообразимо быстро – я делала вид, что не понимаю, о чём они говорят. Или просто гордо молчала. К концу недели, прошедшей со дня нашей ссоры, мне стало совсем невмоготу. Внутри. Снаружи я по-прежнему изображала полную безмятежность. Не знаю, как это смотрелось. Скорее всего, очень так себе. Всякий раз, проходя мимо его подъезда, я отчаянно надеялась, что снова услышу знакомый голос за спиной. Подходя к своему – издалека всматривалась, не маячит ли возле знакомая фигура. Каждая вечерняя прогулка с собакой была настоящей пыткой – любой прохожий в темноте казался мне идущим навстречу любимым. Но… ничего такого не происходило. Кажется, в третью по счёту субботу я вдруг увидела ИХ. Они шли мне навстречу, улыбаясь и о чём-то весело говоря. Он обнимал её за плечи… Она смеялась… и смотрела на него счастливыми, влюблёнными глазами. Я знала, как зовут эту фифочку. Танечка Салманова. Учится в параллели. Очень красивая, высокая, стройная. Глаза голубые, наивные, волосы светлые. Ни дать ни взять вторая Мулька. Но близко с ней не общалась, поэтому наверняка не знаю. Да и зачем мне знать? Что это знание изменит… Поравнявшись с ними, я сделала равнодушный, невидящий взгляд. Словно прошла мимо незнакомца. Я такое умею. А он… он даже не посмотрел на меня. Склонился к ней, и что-то ласково шептал ей на ушко, рукой прижимая к себе… Честное слово, кажется, меня сейчас стошнит. Нужно сесть.
- Сидеть, Багира! Сидеть, говорю тебе!! Вот так. Посидим здесь… Немножко…
- Привет, Кораблёва!
- Господи, Алик, разве можно так пугать?!
- А ты чего пугаешься? Я ж не кусаюсь! – он довольно ржёт своей банальной и глупенькой шуточке, - Ну что, прошла любовь? Завяли помидоры?
- Ага, завяли. И даже уже осыпались. – я напускаю на себя совершенно независимый вид, - А у вас с Юлькой как дела?
- Всё тип-топ! – улыбается он, - Я покурю?
- Кури… - равнодушно говорю я. Мне сейчас действительно всё равно.
- Эй… ты точно в порядке? – он пытливо заглядывает мне в лицо. А я… разражаюсь ненормальным, истерическим хохотом:
- Точно… ой, не могу… точно! – мне кажется до абсурда комичной эта ситуация – я, значит, загибаюсь тут от несчастной любви, и единственный человек, который меня утешает в печали – неприятель Алишер, которого я с семи лет люто ненавидела… Смешно, не правда ли?!
…Закончилось коротенькое бабье лето. Краткий миг радости между ненастьем прошлым и ненастьем будущим. По крайней мере, в этом году так и было. Ровно, как и у меня – полтора месяца с хвостиком длилась моя первая любовь. Позади печали, впереди – тусклая неизвестность. В сердце затаилась непроходящая боль. Не придуманная, как в романах, а самая что ни на есть настоящая! Больно глубоко вздохнуть… Больно, когда думаю о нём… как он обнимает другую… как прижимает к себе крепкой и тёплой своей рукой… Хочется кричать от обиды!! А как же я?! Как же я… Может, я чем-нибудь смертельно больна? Ведь не может же быть, чтобы от любви было так больно… Если вот ЭТО и есть взрослая жизнь – постоянные недоразумения, обман, предательство, и после – нескончаемая боль, то я её НЕ-ХО-ЧУ! Слышите – не нужна мне такая жизнь! Кто там её раздаёт – забирайте обратно! К чему было всё, что происходило со мною до этого? Чтобы вот так теперь мучиться? Ну нет! Я не собираюсь больше это терпеть! Нужно выключить в себе какой-то невидимый тумблер! Я знаю, я чувствую, что он есть! Где-то точно есть, нужно только поискать… Кто-нибудь, ау! Кто-нибудь, кто страдал вот также, как сейчас я – подскажите, прошу вас! Прошу… Что нужно делать, чтоб выключить страшную боль… Я боюсь, я очень боюсь, что не выдержу её…
…Тёмное небо в серых клочьях быстро летящих облаков. Скоро они вновь прольются на землю холодным осенним дождём… Дождевая вода уйдёт в остывающую землю, омоет древесные корни, вольётся в подземные источники… А после вновь выберется из плена спрессованной породы на свет, изменив своё состояние. Была тяжёлой жидкостью, стремящейся вниз – станет лёгким паром, улетающим в небеса! Круговорот воды в природе… Интересно, а наши слёзы участвуют в этом круговороте? Если да, то вот эти рваные, мышиного цвета тучи состоят из одних только слёз… Человеческих, собачьих, чьих-то ещё… Все плачут, когда им плохо. Выплачешь все слёзы – станет тебе хорошо. Или нет? Сколько нужно плакать, чтобы стало лучше, сколько нужно отдать своих слёз на этот вечный круговорот, чтобы понять что-то очень-очень важное? Настолько важное, чтобы ради этого жить. Жить дальше. И надеяться, обязательно надеяться! На то, что однажды, наплакавшись вволю, ты возьмёшь и изменишь своё состояние. Из тяжёлой, мрачной жидкости станешь лёгким, стремящимся ввысь, паром… Так и будет, я знаю! Иначе просто нет никакого смысла в этой ужасной, несправедливой, удивительной, непредсказуемой, самой лучшей из всех возможных, жизни…
…В тот день случилось у меня неожиданно хорошее настроение. Без всяких видимых причин. Не знаю, правда, как такое могло вообще быть – ведь я всё ещё продолжала горевать по своему бывшему парню. Но что ж поделать – ведь единственным человеком, кто мог быть в этом виноват, являлась я сама. Вот такая меня поразила любовь с первого взгляда… А со второго взгляда я всё моментально испортила… и знаете – мне к такому не привыкать! Но он, он-то ведь терпеливо ждал, пока моя глупая башка сможет осознать непреложный факт влюблённости мятущейся души, и всё-таки выгадал подходящий момент, чтобы вновь попытаться объяснить очевидное. Со второй попытки это ему удалось, но счастье наше оказалось непрочным, как первый тонкий ледок, стягивающий осенними ночами засыпающую воду мелких водоёмов. Моя чудовищная гордость и ненужное никому предубеждение, прямо как в знаменитом романе, свели к нулю всё, что у нас было. Да и было ли? Теперь мне казалось, что все нежные чувства моего возлюбленного гнездились лишь в моём воспалённом воображении…
Так вот, иду я, значит, вся такая в странно-приподнятом настроении, с собакой гуляю. Выходной, солнышко светит и даже греет, несмотря на самый конец сентября. Видимо, пытаясь компенсировать ужасающее по температурному режиму прошедшее лето. И так разгулялись мы с Багирой, что и сами не заметили, как перешли широкий проспект и углубились на другую сторону нового нашего микрорайона. Где, между прочим, до этого ни разу и не были. И вдруг…
- Петька! – восклицаю радостно и буквально кидаюсь на шею неожиданно попавшемуся мне навстречу симпатичному парню, - Петька, ты здесь какими судьбами?!
- Ника? – он улыбается, и слегка отстраняя меня, разглядывает с видимым удовольствием: - Мы тоже сюда переехали, во-он в тот дом!
- Обалдеть! Скоро все наши тут соберутся! – смеюсь я.
- Ну, все не все… - говорит рассудительно мой бывший одноклассник, - А ты-то как?
- Да нормально, - я напускаю беззаботный вид, и пускаюсь в длинные рассказы о нынешней своей жизни. Поверхностные, разумеется.
- Ты помнишь мою канарейку? Ну, мы с тобой ещё вместе ходили ей самца покупать…
- Помню, конечно… - он снова широко улыбается, - Злющая такая была, как коршун!
- Почему была? – обижаюсь я не всерьёз за свою крылатую питомицу, - Она и сейчас ещё ого-го! На днях они с Сенькой птенцов вывели, представляешь?!
- Да ладно, - удивляется Петька, - Она же лет пять одни жировики несла?
- Ну да, - подтверждаю я, - А вот наконец канареечный бог смилостивился над этой бездетной парой, и на старости лет подарил им детишек!
Мы весело ржём над моим каламбуром, и тотчас же решаем идти ко мне и смотреть желторотиков. На обратной дороге я то и дело поглядываю на идущего рядышком Петьку и не могу сдержать радостной улыбки. Мы с ним дружим, вернее, дружили… с шестого класса. Познакомились на Птичке – он пришёл за кормом для своих рыбок, а я как раз за пернатым мужем для своей старой канареечной девы. Она долго у нас жила, в этом году уж девять лет, наверное, будет… Да, точно девять. Первые годы занималась в основном тем, что в пух и прах била попугаев, деливших с ней домашний приют, да воровала сахар-песок отовсюду, где могла его достать. Даже улетать пыталась пару раз! Правда, дальше соседской ранетки её путешествие не продлевалось. Нагулявшись, умная пцыца сама залетала в свою родную клеточку, которую мы ей оставляли на садовой скамейке, потому как на воле обожаемых ею конопляных семян почему-то не произрастало.
По пути мы с Петькой так развеселились, вспоминая свои школьные годы чудесные, что я не сразу и заметила идущего нам навстречу Динара. Очнулась, лишь когда мы почти нос к носу столкнулись.
- Ой, да прекрати уже, пожалуйста! – загибаясь в три погибели от смеха, умоляла в это время я Петьку пощадить меня и не рассказывать больше ни слова о нашей бывшей алгебраичке, - Я больше не могу, правда…
- О, привет! – разлепив мокрые от смешливых слёз глаза, еле выговорила я, вдруг увидав прямо перед собою бывшего парня. Выговорила безо всякого выражения, походя, как если бы столкнулась, скажем, с Аликом или Мулькой. Сама поразилась после, насколько спокойно отреагировала на эту нечаянную встречу. Видимо, его это тоже задело – что-то такое промелькнуло во взгляде… больше всего похожее на досаду и… ревность? Он что, к Петьке ревнует?! Это открытие ещё больше меня развеселило, и бедному моему приятелю пришлось буквально тащить на себе дальше свою невменяемую от хохота подругу. Дома мы прекрасно провели всё оставшееся до ужина время, разглядывая и оценивая голенастую, едва оперившуюся тройню, произведённую на свет счастливой канареечной парой. Было решено, что всех птенцов заберёт, когда придёт время, Петька – одного оставит себе, а ещё двоих продаст каким-то своим знакомым. Честно вырученные деньги мы собирались пустить на совместное хобби – пополнение коллекции марок и книг.
- Слушай, так здорово, что вы теперь тоже здесь живёте! – искренне сказала я своему приятелю на прощание, - Я так рада была тебя видеть!
- Я тоже… - слегка смутившись, он взял с вешалки свою куртку и вышел в тамбур, отделяющий нашу и соседскую квартиру от общего подъезда.
Всё ещё улыбаясь от радостного послевкусия этой встречи, впервые за долгие хмурые дни напитавшей мой организм такими необходимыми положительными эмоциями, я наткнулась взглядом на книгу, забытую моим гостем.
- Петька-а! – схватив томик, опрометью выскочила к подъезду, - Петька! Ты…
…Слова захлебнулись отчаянным воплем, который испустила я, увидав жуткую сцену, развернувшуюся прямо у двери: Динар, весь объятый бешенством, бил кулаком по лицу моего школьного друга!!
- Ты что это творишь?! – я налетела на него разъярённой кошкой: - Отпусти его немедленно!! Отпусти, я кому говорю!!
…За прошествием многих лет уже не помню в деталях, как именно вышло, что высокий, плечистый Динар оказался лежащим на земле, с перепачканным кровью лицом, в разорванной куртке и с совершенно глупым выражением лица. Помню только, как сбегались отовсюду соседи, как я рыдала, сидя над ним и умоляя меня простить, и вытирала вязкую, тёмно-вишнёвого цвета жидкость с его лба… каким бледным и растерянным был Петька, тоже пострадавший, но не так сильно – он отделался лишь разбитой губой. И надо всем этим - голос моей бабушки, говорящий с явным оттенком плохо скрытой гордости кому-то из соседей:
- Ведь ей только шестнадцатый годок пошёл! А уже вон – в кровь друг другу морды бьют!
Также начисто изгладился из памяти промежуток, видимо, очень небольшой, между этими событиями и совершенно сумасшедшими поцелуями на техническом этаже нашего же подъезда…
- Ну всё… всё… прекрати… - едва дыша, я высвободилась из его крепких объятий, - Мне домой пора… они меня там уже сто процентов обыскались с собаками…
- Это вряд ли… - счастливо улыбается Динар, - Все собаки здесь…
Мы смеёмся, глядя на наших лохматых спутников, которые действительно сидят рядышком и спокойно ждут, когда их странные люди закончат лизаться. Давно привыкшие к такому времяпровождению, от природы флегматичный щенок ньюфаундленда и моя довольно индифферентная колли зевают, ищут в своей чистой шерсти несуществующих блох и иногда спят, привалившись друг к другу. А мы… Нам столько нужно теперь обсудить!
- Зачем ты на Петьку напал, идиот? – нежно поглаживая по волосам своего любимого, интересуюсь я, - Мы же с ним просто друзья, с шестого класса друг друга знаем.
- У него что, такая табличка на лбу висит? – резонно возражает мне он, - Имей ввиду – убью любого, кто к тебе приблизится хотя бы!
- Дурачок ты дурачок… - усмехаюсь я, - Ничего-то ты не понимаешь… Петька, он… вообще девчонками не интересуется.
- А чего тогда он у тебя забыл? – подозрительно хмурится Дин, - Мотал бы тогда к своему парню…
- Да нету у него никакого парня, - я качаю головой, - И вообще никого нет. А у нас с ним… увлечения общие – книги, марки, птицы, рыбки аквариумные…
- Так он у тебя вроде подружки? – смеётся Динар, - Нет, я, конечно, знал, что ты у меня чудная, но - чтобы настолько!
- Какая уж уродилась, - сил, чтобы злиться, у меня уже не осталось, поэтому я безразлично пожимаю плечами, - Не нравится – можешь идти к своим Таням-Маням.
- Как будто тебе всё равно? – хитро прищуривается мой возлюбленный.
- Нет, не всё равно! – честно отвечаю я, - Но и меняться ради твоего удовольствия я не собираюсь, так и знай! И больше людям морду не бей, пока не разберёшься в ситуации, понял?
- А то что? – он опять смеётся, - Совсем тогда прихлопнешь?
Я ничего не отвечаю и сердито дуюсь – кто же знал, что он оступится от моего стремительного натиска и головой своей глупой об лавку шибанётся?
- Я раньше думал, что ты у меня такая хрупкая малышка… что тебя надо защищать от всего на свете! – он продолжает прикалываться, - А ты, оказывается, пантера свирепая! Кто бы мог подумать!
- Алишер тебя предупреждал… - равнодушно говорю я, зевая, - Только вы, пацаны, никогда ничего не слушаете. Чуть что – сразу руки распускаете… Ладно, пошли уже… Я правда устала…
- Подожди-подожди… - он снова обнимает меня и притягивает к себе: - Никогда не уходи больше, пожалуйста… - его примирительный, почти жалобный тон трогает меня до глубины души, и я опять чуть не плачу…
Прощание затягивается ещё на какое-то время… и, наконец, уже повидавшая виды за недолгие месяцы заселения дома подъездная дверь раздражённо хлопает, и выпускает в пронзительную осеннюю темноту двуногого и четвероногого посетителей. Остаёмся только мы с Багирой – коренные жители этого огромного, битком набитого человеческими и звериными душами, дома. Я стою возле своего тамбура и глупо улыбаюсь, и почему-то медлю, не заходя внутрь… Словно почувствовав это, открывается дверь напротив:
- О, а я к тебе собиралась идти! Ты чего тут торчишь? Опять поругались?
- Не-ет… - моя счастливая физиономия весьма впечатляет Ирку:
- Ой, пошли ко мне, расскажешь всё…
На другой день мы с Динаром договорились ехать в центр, за новым ошейником для стремительно подрастающего Рудольфа. Поехали, как водится, на такси – общественного транспорта мой кавалер вообще не признавал. Мне уже давно хотелось разузнать у него об источнике таких потрясающих финансовых возможностей, но всё как-то неудобно было. Смолчала я и на этот раз, покорно погрузившись на заднее сиденье подъехавшей белой «Волги». Динар уселся тоже, и скомандовал водителю:
- Трогай, шеф!
И шеф «тронул» - и город тронулся следом, сдвинулся с места и стремительно понёсся назад по обе стороны автомобильных стёкол. Дороги взрезали, как длинные серые ножи, жилые кварталы и парки, разбрызгивали вокруг себя прохожих, отбрасывали летящим воздушным потоком метущихся по небу птиц… Рудик, сидящий со мной рядом на заднем сиденье, то и дело зевал и вытягивал милую шоколадную мордаху к щели приоткрытого окна, шумно принюхиваясь.
Покупка собачьей амуниции много времени не заняла, и, поскольку его у нас было ещё предостаточно, поступило предложение прогуляться по центру. И два влюблённых юных человека и одна юная, но пока ещё не обременённая такими ненужными чувствами собака, двинулись пешочком по городской исторической застройке - хаотичному переплетению узких улочек, утыканных старыми и очень старыми строениями, частично уже нежилыми. Моё детство прошло неподалёку отсюда, но всё же этот район был мне почти незнаком. Мы неспешно брели мимо скрученных годами вязов и осыпающихся фасадов из дореволюционного, мелкого кирпича. Возле одного из таких, обречённых на скорую гибель, дома, мой спутник остановился и замолчал. Я, недавно тоже лишившаяся своего родного дома, всё поняла без слов.
- Он был такой красивый… - сказала я тихо, и легонько сжала его ладонь, - Ты всё равно будешь его помнить, всегда…
Динар резко обернулся и посмотрел на меня, как на больную:
- Что ты сказала?!
Меня испугал этот взгляд – злой, растревоженный. Раньше он никогда так на меня не смотрел…
- Кто тебе рассказал, кто?! – он почти кричал, отдёрнул руку, и стоял теперь напротив, подозрительно сузив свои невероятные глаза.
- О чём ты?! – поразилась я, в свою очередь, такой непредсказуемой реакции.
- Скажи немедленно, что именно ты знаешь! – потребовал он в ультимативном тоне.
- Господи, Динар! – я уже готова была заплакать, - Прекрати, пожалуйста, я уже ничего не понимаю!! Что я такого сказала?! Разве только, что я отлично понимаю тебя, потому что сама не так давно лишилась родного дома, вот и всё!
- Ох… - выдохнул он с явным облегчением, - Иди сюда… - и обнял меня так крепко, словно боялся, что я сейчас исчезну, если ослабить хватку, - Прости… прости меня… Пойдём, я покажу тебе одно шикарное место…
И буквально бегом потащил нас с Рудиком, который тоже ничего не понял, вверх по улице – к старому парку на обрыве, откуда открывался великолепный вид на простирающуюся далеко внизу водную гладь. Неподалёку от входа мы резко свернули налево, и нырнули в низенькую дверь, наполовину скрытую зарослями разросшихся жасминовых кустов.
- Здорово, Салават! Сделай нам два напёрстка фирменного… - крепкое мужское рукопожатие, улыбающийся бармен, с одобрением поглядывающий в мою сторону, полуподвальный сумрак, к которому долго привыкают глаза после яркого дневного света…
- Что ты заказал? – шёпотом осведомляюсь я, - Спиртное не буду!
- Не беспокойся, малыш… Хочешь пирожное?
- Даже не знаю… а какое здесь есть?
- Меню, пожалуйста… - официант словно отделился от стены, ей-Богу! Меня аж передёрнуло, когда раздалась эта его реплика. У них тут что, невидимки работают?!
- Можно мне молочный коктейль?
- Конечно… - на лице играет снисходительная улыбка, - С шоколадом или с бананом?
- С бананом, пожалуйста…
- А тебе, Динар?
- Мне только кофе, и покрепче.
Официант исчезает так же незаметно, как и появился, а я продолжаю разглядывать обстановку – теперь глаза привыкли, и видно ряды разномастных бутылок на стене за барной стойкой, бокалы, висящие вниз головой на специальных креплениях, деревянные панели с резным орнаментом и причудливые постеры над столиками. Я первый раз в настоящем баре, и мне тут всё интересно. Но Дин сидит какой-то поникший, опустошённый, и чертит пальцем по столу.
- Ваш кофе! – призрак в чёрном переднике ставит перед нами поднос с двумя ну просто микроскопическими чашечками! Когда-то я из таких поила игрушечным чаем своих игрушечных собак…
- Нравится? – чуть улыбаясь, спрашивает Динар.
- Ужасная гадость! – я едва могу дышать, отпив крохотный глоточек маслянистой, тягучей, невероятно горячей жидкости, - Что там такое?!
- Только лучший зерновой кофе и немного коньяку, - смеётся он.
- Коньяк?! Ты серьёзно?! – возмущаюсь я, - Я же сказала…
- Да там всего-то пять грамм! – возражает Динар, и ухмыляется: - Но ты и до этого не доросла… Знаю-знаю! – обезоруживающе поднимает обе руки над головой, предупреждая мои гневные слова, - Если мне не нравится, я могу проваливать, так?
- Нет, не так! Совсем не так… - я хмурюсь, но не сержусь почему-то, - Просто буду пить свой коктейль, вот и всё.
- Ты правда не сердишься? – он заглядывает мне в глаза, и загребает мою руку в свою огромную ладонь, - Правда?
- Нет, конечно… Зачем? Это бессмысленно…
- Я рад… - он улыбается светло и немного печально, и легонько целует моё запястье: - Пей свой коктейль… А потом мы поедем в гости к моей бабушке, тут недалеко…
- К твоей бабушке?! – изумляюсь я.
- Да, она уже давно хочет с тобой познакомиться… Но сначала… Мне надо рассказать тебе кое-что…
- Валяй! – я потягиваю через широкую трубочку вкусный, пузырчатый напиток и готовлюсь внимательно слушать.
- Я… - он закусывает верхнюю губу и медлит, - В общем… Здесь, в этом доме, повесился мой родной отец…
Я широко раскрываю глаза и отставляю бокал. И молчу. Мне хорошо понятно, что сейчас лучше не задавать никаких лишних вопросов.
- Мне было тогда шесть… - немного ободрённый моим правильным молчанием, продолжает он, - Они с матерью постоянно ругались, мы с ней всю дорогу к соседям уходили… однажды вернулись, а он… Я… увидел его, понимаешь? – и внезапно со всей силы ударяет кулаком по столешнице, - Увидел первым, раньше, чем она…
- Боже мой… - я вздрагиваю, тянусь ладонью ко лбу и на две секунды закрываю глаза. Мне становится дурно…
- Я не разговаривал после этого полтора года… Поэтому и в школу пошёл позже всех… И учился плохо, всё никак не мог забыть это зрелище…
- Прости… - я совершенно по-новому осмысливаю свои собственные слова, сказанные возле того старого дома… - Я не хотела… не знала…
- Да, - он кивает, и снова берёт меня за руку, - Да, я понимаю… ты тоже прости меня… В шестнадцать, когда получал паспорт, мать уже сменила мне имя, и фамилию тоже.
- Сменила имя? – эта информация меня поражает. Я и не знала, что человек может сменить своё имя… - И… как же тебя звали раньше?
- Вадим… - он улыбается одними уголками губ, - Вадим Стрелецкий.
- Ты… он… - видимо, сегодня мне выпал день сплошных удивлений, - Твой отец… выходит, он… русский… был? – невнятно, путаясь в словах, спрашиваю я.
- Да, я полукровка, - он ухмыляется как-то горько, - Мать мою, когда она за отца вышла, выгнали из семьи. Правда, потом обратно приняли, когда во второй раз поступила правильно и нашла мне отчима-татарина. Это, потому что…
- Знаю, знаю! – вдруг перебиваю его я, - Татарочкам нельзя за русского выходить, а вот наоборот – пожалуйста.
- Откуда такая осведомлённость?! – настал его черёд удивляться и поднимать брови.
- Моя школьная подружка - татарка. Её Абика прекрасно меня информировала! – смеюсь я, и вдруг ещё раз отхлёбываю ужасающее пойло из маленькой чашки. Почему-то теперь оно кажется мне не таким уж и отвратительным…
- Значит, ты морально готова познакомиться ещё с одной Абикой! – довольно улыбается Динар, - Поехали!
…В богатом особняке, обнесённом крепким кирпичным забором, обитала многочисленная, как я думала, Динарова родня. Не только Абика – по дороге он успел мне рассказать, что и семья его дядьки – младшего сына из всей родни, живёт вместе с ней. Такое мне тоже было не в диковинку, у нас на Комаровке всё было ровно так же. Нажимаем кнопку звонка… ждём… во дворе тихо, никто не выходит.
- Куда они все запропастились? – негодует Динар, и нажимает на ручку калитки. Паче чаяния, она легко отворяется, и мы проходим внутрь. Не дойдя до входной двери самого дома каких-то пару шагов, я боковым зрением вижу, как в нашу сторону бросается огромная мохнатая собаченция, явно, не особенно дружелюбно настроенная. И, судя по всему, объектом её злости являемся вовсе не мы, люди, а большой коричневый щенок, весело вышагивающий рядом.
- Джохар! – орёт мой спутник, - Нет, нельзя!
Но воинственный Джохар не желает слушать человека – он несётся через весь двор, громыхая обрывком своей цепи.
- Чёрт!! Он сорвался! – отчаянно кричит Динар, - Бегите в дом, скорее!
Но мне будто кто-то не даёт сделать так, как настойчиво просят. Впрочем, как и всегда… Вместо того, чтобы подхватить Рудика и бежать в дом, я разворачиваюсь навстречу серому, уже почти домчавшемуся до нас, кавказцу, и грозно командую ему:
- А ну, стоять, Джохар!! Стоять!! - и твёрдо смотрю в тёмно-коричневые умные глаза. И вижу в них, что он совсем не злой, и всё понимает. Пёс действительно останавливается передо мной, но он ещё не принял окончательное решение – послушаться решительную незнакомку, или накинуться на эту чужую собаку.
- Это щенок, Джохар… - говорю я ему укоризненно, - Маленький, глупый щенок. Разве такой взрослый, умный пёс, как ты, может обидеть щенка?! Ээ -эх… как не стыдно… Ведёшь себя безобразно!
Кавказец озадаченно смотрит на меня… потом на Рудика, который опасливо прижался к ноге своего хозяина… и, наконец, слабо виляет хвостом, показывая, что узнал Динара и не собирается больше нападать на принадлежащую ему собаку.
- То-то же! – говорю я ему, - Думай в другой раз, прежде чем кидаться! Ну, иди теперь, понюхай малыша! Вон, смотри – испугал его до смерти!
Между тем Рудик, уже сообразивший, что его больше не собираются жрать, припадает на передние свои толстые лапы и звонко тявкает, приглашая большую собаку поиграть. Огромный Джохар подходит, не торопясь, к щенку, делает вокруг него оборот, и осторожно обнюхивает. А глупышка Рудольф высоко подпрыгивает и… восторженно лижет большого друга прямо в нос! Оторопевший пёс переступает лапами и даёт задний ход. А с крыльца раздаётся громкий и одобрительный мужской смех:
- Дина-ар, я смотрю - твоя подруга кремень, а не девушка! Ну, проходите же в дом! Не стойте возле порога…
… Действительно, очень богатый дом – везде красивая отделка, в большой гостиной бело-мраморный камин… складчатые бархатные шторы… а вот и Абика выходит, и раскрывает объятия своему внуку:
- Динарчик мой приехал! Ах, дорогой… алмазный мой… Наконец-то… я уж думала, совсем забыл свою старую Абику… А кого это ты нам привёз, а?
- Исямисис! – произношу я традиционное татарское приветствие, - Как поживаете, уважаемая?
- Аллах всемогущий! – воздевает руки в радостном жесте Динарова бабка, - Наша кызым татарочка! Как я рада, как рада…
- Вообще-то, нет… - смущённо отвечаю я, - Моя лучшая подруга татарочка, поэтому я немного знаю ваш язык и обычаи.
- Ну… не беда, кызым… - тут же машет рукой бабуля, - Не беда… русским можно за татаринов выходить, можно!
Я едва сдерживаю смех – фраза точь-в-точь, как у Софиной Абики. Они их с одних и тех же учебников заучивают?!
… И вот мы уже сидим за большим овальным столом, который блестит своей полированной ореховой поверхностью так, что больно смотреть, и едим шурпу с треугольниками… и я непринуждённо болтаю с Абикой, как будто знаю её с детства. Она действительно очень похожа на «мою» Абику, комаровскую – не внешне, разумеется, а повадками. Динаров дядька – Тенгиз-ата, посматривает на меня с одобрительным интересом, и тоже порой вставляет скупые мужские реплики, а мой возлюбленный просто цветёт и пахнет от счастья, что его девушка пришлась в семье ко двору.
- Давай, Улым! До скорого… – прощаясь, говорит Динару дядька, и суёт ему нехилую такую пачку купюр… и я в ответ слышу, как Дин, обнимая своего родственника, называет его отцом. Окончательно запутавшись, решаюсь спросить в обратном такси о сложных родственных связях.
- У них с Зейтуной нет детей, - просто объясняет Динар, - И уже не будет. А он мне с детства как отец. Своего я, считай, и не знал толком… Он бухой был почти всегда…
Наконец-то наступает ясность насчёт источника финансирования богатых возможностей моего парня. Разумеется, в татарских семьях принято поддерживать родственников всеми силами. А уж, если семья богатая, как со всей очевидностью имела я случай убедиться…
- Слушай, а мама твоя и… отчим… как к этому относятся? – осторожно спрашиваю я.
- Им до меня фиолетово… - равнодушно пожимает плечами Динар, - У них есть Ильсур, и скоро ещё девчонка родится. Я с ними последний год.
- А… потом?
- Тенгиз-ата на восемнадцать подарит нам дом, - как будто о чём-то будничном, сообщает мой возлюбленный.
- Нам? – я поднимаю брови, выражая своё недоумение этим неуместным местоимением.
- Ну, конечно, малыш… - он улыбается мне одними глазами, - Конечно нам – мне и тебе.
- Постой-постой… А я тут причём?
- Как это причём? Ты моя невеста, разве нет?
Если бы я уж давно не привыкла к подобным ошеломляющим его заявлениям, я бы, наверное, сейчас разбушевалась. Но, по прошествии некоторого времени стала умнее, и нынче только скептически улыбаюсь. Не стану я начинать разборки про весь этот бред. Шутит он, разумеется. Ему-то, может, и восемнадцать через пару месяцев. Да и то ещё надо проверить эту болтовню. А мне как был шестнадцатый год, так и будет до следующего мая. Нашли невесту, вот умора! Меня разбирает глупый нервный смех.
- Да, конечно… - выдавливаю я, еле сдерживаясь. Почему-то всплывающая перед моим внутренним взором сцена, где я в белом пышном платье и фате, а Динар в строгом костюме с жилеткой и живой розой в петлице, вызывает лишь оторопь и противные мурашки. Нет, не то, чтобы я была против такого поворота событий… но не сейчас же, святые угодники! Так сказала бы моя бабушка. И на этот раз я была с ней очень склонна согласиться…
…За пару недель до осенних каникул всем старшим классам кинули клич – набиралась туристическая группа для поездки в Феодосию.
- Я не поеду… - но мой упавший голос и потерянный вид вызвали в Дине один лишь неумеренный энтузиазм:
- Конечно, поедешь! О чём речь! Я сам заплачУ, и все дела.
- Нет, так не пойдёт… - покачиваю головой, - Мама не позволит…
Впрочем, на пути к этому путешествию возникло ещё одно, совершенно не связанное с материальной составляющей, препятствие: руководитель экскурсионной группы – завуч по внеклассной работе, наотрез отказалась брать с собой неуспевающего двоечника. И это как раз, когда моя собственная мать в кои-то веки согласилась заплатить за поездку!
- Любовь Алексеевна… - я стою у неё в кабинете и никак не решаюсь перейти к сути дела. Здесь я на хорошем счету – моя помощь во всяком оформлении школьных мероприятий, как неоднократно говорила она сама, «просто неоценима».
- Что такое, Ника? Ты ведь у нас едешь в Феодосию, я надеюсь?
- Да я-то еду… а вот Динар Мухутдинов… Понимаете, он… он мой близкий друг!
- Вот как… - в глазах у добродушной, в общем-то, учительницы, прыгают весёлые чертенята, - И что же?
- Я… я не поеду без него! – заявляю очень решительно.
- Ох, Ника… - Любовь Алексеевна не особо одобрительно покачивает головой, - Ты уверена, что он… тебя достоин?
- Да! А… что? – от того тона, которым она задала этот вопрос, мне становится как-то не по себе…
- Просто… у него не слишком хорошая репутация… Но, впрочем, всё это только слухи! - спешит добавить она, видя, как изменилось моё лицо, - Ну-ну… не стоит придавать такого значения моим словам…
«Не стоит, в таком случае, и говорить!» - думаю про себя я, и смотрю на неё моляще.
- Да пускай уже едет! – наконец, говорит она, - Если ты за него ручаешься…
- Конечно!! Спасибо Вам огромное!! – на моей довольной физиономии расцветает мимическая роза, - Спасибо ещё раз! – эти слова долетают до улыбающейся наставницы уже из-за двери, перед тем, как она захлопывается, обрезая обыденный шум школьных коридоров.
Ура! Мы едем в Феодосию!!
Ох, если бы я знала тогда, чем для меня обернётся эта поездочка…
Перед отъездом ко мне подошёл самый незначительный мальчик из нашего класса – маленький, тощенький, в огромных очках… С виду он смахивал, скорее, на среднее звено – класс так седьмой или восьмой, нежели на ученика десятого. Ввиду его малости и ничтожности все называли его просто Вовочкой. И звучало это отнюдь не ласкового, а достаточно уничижительно. Клянусь, за пару месяцев в этом классе я даже ни разу не слышала, как он вообще разговаривает. Ну, или не обращала внимания.
- Прости, пожалуйста… - огромные, из-за толстых очков, глаза, делают его похожим на озабоченного муравья.
- Да? – я удивлённо разглядываю это странное существо, гадая, что ему вдруг от меня понадобилось.
- Я… я просто хотел… - видно, что слова даются ему нелегко, - Хотел… поговорить с тобой! – он с силой выталкивает каждое из них, и влажные, расплывчатые, беспокойные глаза становятся уже просто жалкими. Я, как человек с развитой эмпатией, пытаюсь его подбодрить:
- Говори, я тебя слушаю... – и даже сажусь на подоконник и ободряюще улыбаюсь.
- Короче… я хотел сказать… чтобы ты не доверяла ему… - чуть не плача, выдавливает Вовочка.
- Кому? – удивляюсь я, и тут же до меня всё доходит: - Да какое твоё дело! – возмущённо вскрикиваю, и соскакиваю с подоконника: - Что вы все заладили одно и то же!! – и… внезапно понимаю, что сболтнула явно лишнего.
- Кто? – он вдруг цепко хватает меня за рукав, - Кто ещё тебе говорил?
- Дед Пихто! – злобно шиплю я, как рассерженная кошка, и вырываю руку: - Отвали!
…И гордо удаляюсь прочь по коридору, намереваясь поскорее забыть весь этот бред. Но… у самой лестницы почему-то торможу… и оборачиваюсь. Вовочка, весь красный от непосильного бремени этой неудавшейся беседы, стоит всё там же, где я его и оставила, и тоскливо смотрит мне вслед… Помедлив две секунды, и приказав себе отбросить прочь все глупые эмоции и поскорее забыть непрошенных советчиков, бегом спускаюсь на первый этаж. Уже в гардеробе, накинув пальто, вдруг понимаю, отчего мне стало так неуютно, когда я увидала этот его взгляд. Точно с таким же выражением смотрят ветеринары, когда сообщают владельцу, что его любимую собаку или кошечку уже не спасти…
…Длинный, как кишка, состав, занимает собою всю видимую часть железнодорожной платформы. Неужели так много народу едет сейчас на юг?! Там ведь уже не жарко – от октября осталась пара дней, и наступит самый хмурый и длинный осенний месяц. Лично мне он никогда и осенним-то не казался. Он, скорее, переходный между осенью и зимой. В эту пору хочется зарыться поглубже в одеяло, и даже носу на улицу не показывать! И вообще никуда не показывать… Конечно, там, на далёком и ласковом юге, сейчас ещё довольно тепло… по сравнению с нашими широтами. Но всё равно уже не лето, и купаться получится вряд ли.
- Ника, ты купальник взяла? – как будто угадав мои мысли, спрашивает Галочка Хазарова, вертлявая и суетливая моя одноклассница.
- Да нет… - пожимаю я плечами, - Зачем он мне? Вода сейчас уже холодная…
- Нормальная там вода! – встревает Олеська Скрипникова, - Она остывает медленнее воздуха!
- Вот и проверим… - философски заключаю я, и пытаюсь запихнуть свою дорожную сумку под нижнюю полку в нашем плацкартном отсеке.
- Зачем сама мучаешься? – возникает рядом Дин, - Дай-ка сюда… - и в два счёта приводит в действие механизм, поднимающий сиденья.
- И нашу подними, будь другом! – стреляет глазками Скрипка, как зовут её все.
- Готово! – ухмыляется Динар, - Кому ещё помочь?
- Ну не знаю… - ржёт Галка, - Пойди по вагонам, я думаю – никто не откажется!
Мой парень демонстративно закатывает глаза и делает головой движения, означающие: - «Как же вы все меня достали!» И тут я с ним полностью согласна. Вокруг него всегда, где бы он не появился, тотчас же собирается толпа воздыхательниц. Это мне, с одной стороны, льстит, а с другой…
- И как только тебе удалось его охмурить? – в который уж раз завистливо спрашивает Скрипка, ничуть не смущаясь присутствием предмета обсуждения.
- Легко! – отвечает за меня он, - Один взгляд – и готово! Тебе так не суметь, Скрипочка… - и усмехается.
- А может, попробуем? – она подходит к нему почти вплотную, и смотрит также, как Мулька, моя соседка по дому, когда хочет именно «охмурить» очередного парня.
- Перестань, Олесь! – возмущается, тоже за меня, Галка. Видимо, они сегодня сговорились озвучивать мои мысли. Ну и пусть, а я пока посижу и спокойно в окно погляжу…
- Ну коне-ечно… - жеманно вздыхая, тянет Скрипникова, - Куда уж нам… вы, говорят, уже и платье белое пошили на заказ? – и зырк своими глазищами в мою сторону.
Я чуть улыбаюсь и продолжаю молчать. С недавних пор поняла, что такая тактика в некоторых случаях работает получше тысячи слов. И правда – Олеська наконец успокаивается, и, демонстративно вздохнув, лезет на свою верхнюю полку.
- Ты на нижней будешь спать? – осведомляется мой заботливый кавалер, - Одеяло у тебя есть, всё нормально?
- Да всё у неё есть! Вали уже отсюда!! – злобно фырчит с верхотуры Скрипочка, - Мы переодеться хотим! А если чё не хватит – приходи вечерком, сам погреешь! А мы полюбуемся! – и снова ржёт.
- Знаешь, Олесь, это уже слишком! – наконец не выдерживаю я, и смотрю на неё осуждающе. Вообще, она девчонка неплохая, добрая… но иногда её просто заносит. И надо, чтобы кто-нибудь осадил.
- А кто с вами ещё едет? – Динар тоже никак не угомонится, - В этом купе?
- Не знаю… - я пожимаю плечами, - Может, и никто… Спросим потом у Любочки.
- Ну ладно… - говорит он, и, дёргая губой на одну сторону, озадаченно осматривает ещё раз всё наше дорожное помещение, - Отдыхай! Я потом ещё приду… - чмокает меня в щёку, и удаляется вдаль по составу в свой вагон.
- Не, ну кроме шуток, Ник… - свешивается с верхней полки любопытная голова, как только Динар исчезает, - Как тебе это удалось?! Он же ни с кем больше двух недель не встречался… Да и то – только ради…
- Скрипникова!! – рычит Галька, - Хватит уже, умоляю!! Ну что ты к ней пристала?! Дай посидеть спокойно! Пойдёмте лучше завесим одеялом проход!
Что мы все вместе благополучно и проделываем. Через несколько минут поезд резко дёргается всем своим длинным гусеничным телом, и… трогается с места, весело перестукивая бесчисленными круглыми ногами. Мы едем, мы едем! В «наших» вагонах радостное оживление – приключение начинается!!
… Благословенный Юг встречал нас действительно очень тёплой, даже по здешним меркам, погодой. Все радостно побросали свои громоздкие демисезонные вещи в чемоданы и сумки, и почти в одних маечках двинулись до места расселения. В гостинице выяснилось, что меня расселили в номер с одной девицей из одиннадцатого класса. Репутация у этой особы наличествовала, мягко говоря, сомнительная. Я даже расстроилась было, но потом подумала – а что я так переживаю? Нам всё равно вместе только спать. Днём же никто в номере сидеть не станет. Вышло так потому, что в своём новом классе я ни с кем пока толком не сошлась – практически все девчонки знали друг друга ещё с прошлого года, и мне пары не нашлось. А почему эта Лиля из «старожилов» оказалась тоже в одиночестве, я не знала. Да мне, в сущности, было почти всё равно. В первый же вечер она свинтила к кому-то в другой конец коридора, и оттуда до самого отбоя слышалась гремящая музыка и взрывы безудержного хохота. А ко мне, само собой, пришёл на освободившуюся площадь Динар, и мы прекрасно провели время – целуясь, валяясь вдвоём на моей достаточно узкой кровати, и болтая о разных пустяках.
- Шухер! – раздаётся там и сям, хлопают двери номеров, и запоздавшие жильцы возвращаются на свои законные места. Несколько минут до отбоя – пора прощаться…
Новый день увидел нашу тёплую экскурсионную компанию неприлично рано для каникул – чуть ли не к семи часам утра нас ожидал в столовой завтрак, а после – бесконечный «чёс» по музеям, памятникам и прочим «злачным местам». И так несколько дней подряд. Честно, из всей этой кутерьмы мне запомнилась только галерея имени Айвазовского, и его потрясающая картина со знаменитой «лунной дорожкой». Куда ни отойдёшь – сияющая эта дорожка, как живая, двигается вслед за тобой! После такого напряжённого «отдыха» я лично в гостиницу приползала еле живая, и перспектива идти ещё куда-либо самостоятельно меня абсолютно не привлекала. Да нас и не пускали никуда одних, поэтому все зажигали, разбившись на компашки по интересам в больших четырёхместных номерах, или ходили в кинозал смотреть фильмы, которые каждый вечер крутили с проектора на большом экране. Отдельные энтузиасты также посещали спортивный зал, правда, больше не для тренировок, а чтобы тихо покурить в укромном закутке у запасного выхода из здания. Ну, а у нас вечера не блистали разнообразием, и только с каждым разом всё дольше длились поцелуи, всё настойчивее становились руки… всё крепче объятия…
- Дин! Ну я ведь просила тебя… не надо… и ты, между прочим, говорил, что не станешь возвращаться к этому вопросу…
- Да… - он хмурится, нехотя отстраняется от меня, и в своей меланхолии становится и вовсе похожим на принца в изгнании. Я отлично вижу, что его такое положение вещей не устраивает, и пытаюсь разными способами отвлечь:
- Расскажи что-нибудь… мне нравится слушать, как ты рассказываешь про политику… Я, правда, мало что понимаю… но всё равно очень интересно!
Он улыбается снисходительно, довольный моим немудрёным комплиментом, и продолжает моё полит-просвещение. Причём далеко не в официозном ключе. С его слов выходит, что дедушка Ленин вовсе не великий вождь мирового пролетариата, а тиран и убийца русского царя, и что наша страна семимильными шагами движется прямиком в пропасть (вот в это я легко могу поверить, все признаки всеобщего коллапса налицо – в магазинах уже почти нет продуктов, а в школах – учителей).
- И вообще… - продолжает он просвещать меня, увлекаясь, - Я тут узнал… в шестнадцать можно замуж выйти. Надо только справку с женской консультации.
- Какую справку? – подозрительно прищуриваюсь я.
- О беременности, – он произносит это так легко и непринуждённо, словно речь идёт о каких-то пустяках – ну подумаешь, справка о беременности!
- Слушай, хватит! – злюсь я, и вскакиваю с гостиничной койки, - Мы с тобой сто раз всё это обсуждали! Сначала я закончу школу, а уж потом поговорим на эту тему.
- Но я-то эту долбаную школу закончу уже в этом году! – вдруг говорит он.
- Как так? Ты же ещё только в девятом, тебе этот год надо проскрипеть, да ещё потом целых два.
- Кому нужны эти последние два? – он пренебрежительно складывает свои красивые губы в трубочку, - Девятый и тю-тю! Только они меня и видели!
- Ну, а дальше что? Куда ты пойдёшь с неполным аттестатом? – волнуюсь я так, словно речь идёт об аттестате моём собственном.
- Никуда, - спокойно пожимает плечами, - А зачем? Деньги делать можно и вообще без аттестата.
- И это всё, что тебя в жизни интересует? – я кипячусь, как забытый на плите чайник.
- Всех! - назидательно говорит он, - Запомни, малыш, всех! Интересует именно это. Зачем поступают на вышку, по-твоему?
- Ну… получить хорошую профессию… устроиться на приличную работу…
- Вот! А что такое приличная работа? Я скажу тебе! Это когда ты получаешь от трёхсот и выше. А дядька мой за месяц делает в три раза больше, и безо всякой приличной работы. И я также буду.
- Сколько?! – в голове у меня мелькают эти невероятные цифры. Он, наверное, шутит… - Каким это образом, хотелось бы мне знать, можно так зарабатывать?
- А вот это уже не женское дело, малыш… - уверенно говорит Динар, - Тебе о таком знать вовсе не нужно.
- Вот как… - с оттенком горечи резюмирую я, - А о чём же мне тогда нужно знать?
- Ну… обо всяких ваших женских вещах… - пожимает плечами Дин, - Сумочки-помадки, платьица-духи… всё в таком роде… - и улыбается снова снисходительно.
Меня всё это очень напрягает, но виду я стараюсь не показывать, прекрасно зная, что получу только одно – очередную ужасную ссору. А я не хочу с ним ссориться… В конце концов, далеко не каждое сказанное слово становится чем-то реальным. Поживём, как говорится, и увидим.
…В предпоследний день взрослые сжалились над нами, и разрешили всем желающим идти на морской берег, с двумя обязательными сопровождающими. Мне купаться особо не хотелось, а вот по побережью побродить – даже очень! А Динар идти вообще не собирался:
- Чего я там не видел, на этом вонючем берегу… Один мусор кругом… То ли дело за границей! Когда поженимся, обязательно поедем с тобой за границу – в Болгарию или даже в Турцию. У нас там родственники. Тенгиз-ата всё устроит в лучшем виде.
- А зачем ты тогда вообще сюда поехал? – удивилась я, - Если даже не хочешь на море посмотреть?
- Да видел я это море! - отмахнулся он, - Я здесь только из-за тебя… Вдруг кто обидит, пока меня рядом нет? Ах, ты, моя глупышка… - далее следует щемящая сердце пауза, свободная от каких-бы то ни было слов…
- Ну - иди, иди… прогуляйся… Твои подружки ведь пойдут?
- Да, все наши собираются, - подтвердила я.
- Вот и отлично! А у меня что-то голова побаливает, я, пожалуй, покемарю тут, пока вы там на море смотрите… - рассеянно чмокнул меня в лоб и ушёл в свой номер.
Я скрючила недоумённую гримаску, и постояла немного в задумчивости. «- Ну и пусть не идёт!» - решила наконец, - «- А я ещё когда на море-то теперь попаду…»
Феодосийское побережье встретило нашу развесёлую компанию пронизывающим холодным ветром. Но подавляющее большинство юных туристов, невзирая на крикливые предупреждения учителей, смело ринулось в холоднющую, на мой взгляд, воду. Пока они резвились в набегающих волнах, визжали и топили друг друга на мелководье, бедные наши сопровождающие метались, как верные собаки, которым и хочется защитить своих ужасно неосмотрительных людей, и в воду залезть страшно.
- Хабарова!! Ты что делаешь, а ну, вернись немедленно!
- Шкарлет, а ты куда полез, Господи боже мой! И зачем мы их только сюда привели!!
Немного побродив по берегу, я погрузилась в поиски чего-нибудь интересного среди песка и мелких обломков ракушек… но от этих истеричных криков и завываний, а может, и от сильного, пронизывающего насквозь, ветра, вскоре ужасно разболелась голова.
- Можно, я пойду в гостиницу? Мне что-то нехорошо…
- Иди! – махнула на меня, почти не глядя, учительница, - Ты у нас с головой дружишь, в отличии от некоторых… - при этом, как мне показалось, она имела ввиду не бесшабашных учеников, а именно себя)).
Временное наше пристанище располагалось недалеко, и я пошла обратно пешком, надеясь, что от движения станет полегче. Почти дойдя до гостиницы, почувствовала на лице первые капли летящего навстречу дождя… и до меня наконец-то дошло, в чём дело. К перемене погоды голова моя всегда трещит по швам. Просто здесь как-то уж слишком резко всё поменялось – ещё пару часов назад в небе не было ни единого облачка, да и холодный ветер нагнал нас только у побережья. Северный ветер, мой давний тревожный знакомец… зачем ты нашёл меня тут, у безмятежных чужих берегов?
Оказавшись внутри, я первым делом пошла в столовую – взять себе чаю с лимоном. Обычно неплохо помогает… Потом вдруг вспомнила, что и Динар ведь жаловался на головную боль! Надо сходить, проведать, как он там…
- Привет… - тихонько отворяю дверь, - Смотри, что я… - и тут же на меня обрушивается такое зрелище, что разом темнеет в глазах, и разрывает виски от пульсирующих сгустков жуткой боли! Лилька… моя соседка по номеру… практически без одежды… и он… разбросанные как попало вещи… сползшая с кровати простыня… Нет, это неправда!! Какой-то кошмарный бред… Я не верю, не верю своим глазам… Я, наверное, сплю, и всё это только лишь снится…
- Постой!! Ника, постой!!
…Ничего не желаю слышать, никого не хочу видеть… Прочь, все прочь!! Бегать я тоже умею, если надо… Всё!! Только замок повернуть… и голову спрятать в подушки… не слышать, не слышать, Не СЛЫ-ШАТЬ!!! Не думать, не знать, не дышать…
… - И давно она там заперлась?
- Не знаю… мы вернулись, переоделись, пошли обедать… в столовой её никто не видел…
- Ника, ты спишь? Ни-ка!! Через пятнадцать минут на экскурсию уезжаем! Да что там с ней такое…
Резкий стук в дверь. Настойчивый, непрекращающийся. Голоса. Ещё голоса. Потом крики. Потом опять стучат. Шли бы они все лесом, я не стану открывать…
- Неужели так крепко спит?! Нет, как хотите, Любовь Алексеевна, но нужно открывать. У дежурной наверняка есть запасной ключ.
Вот так-то лучше… Голоса умолкли, суматоха стихла… Можно спать и ни о чём не думать… ни о чём…
Опять стук! Да что ж такое, не дают никакого покоя… Звук открывающегося замка…
- Ника! Ты что, спишь?
- А… да… у меня голова очень болела…
- А зачем закрылась изнутри?! Мы тут все чуть с ума не посходили…
- Простите, пожалуйста… Нечаянно… Я не могу идти на экскурсию…
- Ты выпила какую-нибудь таблетку? У тебя так болела раньше голова?
- Да… цитрамон… всегда к перемене погоды болит… Хорошо… Я буду здесь, конечно…
- Дверь больше не закрывай!
«Да не буду я закрывать вашу дверь… Я сейчас встану и пойду в душ… Где мой пакет… надо взять полотенце…»
Длинный пустой коридор пуст. Все уехали. Душевые в са-амом конце… «Горячая вода… Матерь богов, спасибо, что создала горячую воду!!»
Я стою под обжигающими струями и не вполне понимаю – это вода такая солёная здесь или мои горючие слёзы бегут нескончаемым потоком, смешиваясь с рукотворным водопадом, низвергающимся сверху… Почему-то очень хочется думать о простых и банальных вещах. Хороший у них здесь душ – сильный напор, вода приятная… Я ведь не в первый раз тут моюсь… а раньше не замечала, какая, оказывается, хорошая здесь вода! Интересно, они её из моря набирают или из какой-нибудь реки? Или из озера… Надо почитать, что тут ещё есть, кроме моря… Наверняка ведь что-то есть… Ну вот, теперь я чистая. Очень чистая, как до того… ну, впрочем, неважно. Остаётся только высушить полотенцем волосы… И фен тоже хороший – сильный, горячий…
Возникшее за спиной лишнее отражение в зеркале меня нисколько не удивляет и не пугает.
- Приближаться не смей! – угрожающе говорю я ему, не оборачиваясь.
- Малыш…
- Говорить тоже ничего не смей!! – теперь уже оборачиваюсь, и смотрю ему прямо в лицо с неприкрытой яростью: - Молчи, или я за себя не ручаюсь!!
Он что-то такое видит в моих глазах, и его собственные, только что подсвеченные надеждой, потухают… Я снова отворачиваюсь к зеркалу и продолжаю сушить волосы. Фен ревёт, как взлетающий самолёт, и мне всё равно ничего не слышно. Вот и прекрасно. Слова не помогут. Никакие, хоть будь они трижды волшебными. Я больше не верю словам.
…Никому, ни одной живой душе, не сказала я тогда ни единого словечка о том, что увидела в номере парней. Динар продолжал маячить где-то поблизости бледной тенью себя самого… а я смотрела сквозь него, и на любые попытки заговорить просто разворачивалась и уходила прочь. Позиция у него была невыгодная – вокруг всё время находились люди. Я старалась держаться в гуще толпы, насколько это было возможно, и считала часы до отъезда. Делать ничего не хотелось, есть тоже… идти куда-то – тем более. Но всё-таки пришлось. Чтобы снова не остаться в номере одной. Или ещё хуже – с Лилькой. Хотя она ко мне старалась не приближаться, и проскальзывала в наш общий номер либо в моё отсутствие, либо уже под самый отбой – нырк в постель и тишина…
«Хорошо, что это случилось уже почти в конце поездки…» - заговаривала я сама себя, пытаясь унять жуткую душевную боль, как заговаривают знахарки больной зуб: - «Каких-то полтора дня, и буду уже дома…»
…Перед отъездом нам выделили свободный вечер, и повели просто пройтись по магазинам, чтобы затариться сувенирами. В обычных торговых точках, как и везде, почти ничего не было, а если и завалялось что – продавалось втридорога. Зато вовсю торговали с лотков сувенирами самодельными, и наши, радостно гомоня, закупились глянцевыми большими раковинами с восседающими на них котиками и черепахами, склеенными из таких же ракушек, но помельче; ракушечными же бусами, серёжками и кулонами; мыльницами и стаканами, ручками и рамками для картин, и прочей ерундой, насквозь пронизанной фальшивой и дешёвой морской туристической тематикой. Я бродила по лавкам вместе со всеми, улыбалась, разглядывала, смеялась и болтала с девчонками, как будто ничего не случилось. Не слишком внимательные однокашницы во мне самой никаких перемен не заметили, но зато чётко зафиксировали перемену в наших отношениях с Динаром.
- Вы что, поссорились? Совсем? Или так… не очень?
- Ты с ним вообще не разговариваешь, да? А почему? Что случилось?
Все просто сгорали от любопытства и желания хоть что-нибудь выведать! Хоть крупицу информации, из которой потом можно будет раздуть такого! Но я только загадочно улыбалась и не давала им не малейшего шанса. Ежу понятно, что и без этого слухи поползли моментально, но от меня лично никто и ничего не узнает. Лилька, если уж не совсем дура, тоже, надеюсь, будет молчать… Когда первый испуг прошёл, и она поняла, что я ничего не рассказала учителям, я пару раз ловила на себе её испытующие взгляды… В них было, пожалуй, даже некое уважение… Но мне было плевать и на неё саму, и на её богатый внутренний мир с высокой колокольни. Я сосредоточилась только на одном – поскорее попасть домой. В спасительную собственную спальню. Где меня никто не достанет, и можно будет, наконец, дать выход зашкаливающим эмоциям.
- Ника, что с тобой? – на меня внимательно смотрит Лера - тихая, ничем особо не выделяющаяся отличница. Кроме длины своих шикарных волос – вот они у неё действительно потрясающие! По времени появления в классе она числится непосредственно передо мной – приехала в город вместе с родителями, в самом конце прошлого учебного года.
- Ты какая-то… - она серьёзно вглядывается, чуть хмурясь, и не вдруг подбирая слова: - Какая-то… отсутствующая…
«…Браво, Лерочка! Ты единственный, умеющий видеть, человек, среди этой беспечной толпы…»
- Он… обидел тебя, да? – спрашивает она осторожно.
- Меня? – я гордо поднимаю вверх подбородок, - Глупости! Да я сама кого хочешь обижу! – и тут же отвожу от неё взгляд: - О, какая прелесть! – мы стоим возле газетного киоска, и глаз мой, замыленный бесконечными сувенирами, вдруг упирается в симпатичную бежевую обложку:
- Кулинарная книга… Рецепты Крыма… - вслух читаю я, пытаясь показать, что поиски стоящего сувенира – это всё, что меня в данный момент интересует, - Отлично! Вот её мы и возьмём!
- И правда, оригинально… - соглашается со мной Лера, и тоже приобретает экземпляр крымских рецептов.
За короткое время, оставшееся до отъезда, мы с ней становимся чуть ли не лучшими подругами – находится множество общих интересов и тем… она мне рассказывает, как её семья буквально убежала из Душанбе, где они жили и не тужили вплоть до прошлого марта… как там гнобят и притесняют сейчас русских, выгоняют из квартир и домов… и это ещё повезёт, если просто устроят погром и выселят, даже не дав толком собраться – уже были и случаи самой настоящей кровавой расправы…
Я слушаю её и не верю своим ушам – это что же такое, чёрт возьми, происходит у нас в стране?! Выходит, Динар-то был прав, когда посвящал меня в свои странные политические взгляды…
- И как же вы здесь… где живёте? – сочувствуя чужой беде, спрашиваю я её.
- Ну, отец пока в ЖЭУ устроился сантехником… дали служебную квартиру… на очередь поставили, как вынужденных переселенцев…
Мне нравится эта тихая девочка, я чувствую к ней расположение… Похоже, она тут единственная, кто не озабочен шмотками и поисками парней… Да ещё и литературой увлекается… Определённо, мы можем подружиться!
…Уже погрузившись в поезд, я чувствую просто-таки ненормальную сонливость… Меня так плющит, словно сверху придавили небо тяжёлой бетонной плитой. Еле-еле доползаю до своей верхней, на этот раз, полки, и проваливаюсь в тяжкую, перемежающуюся кошмарами, дремотную пропасть…
- Где я?! Вокруг темно… никого рядом… и слышен только ритмичный перестук колёс… «Наш» отсек снова занавешен одеялом, и как будто бы издалека… из-под толщи воды… доносится шум голосов и оживлённый смех… И ещё прилипчивая простенькая мелодия:
«Одна девчонка в шестнадцать лет
Купила на поезд плацкартный билет…»
- эту незатейливую песенку и прочую подобную ерунду уже до дыр заездили наши девчонки, сотни раз прокручивая на переносном кассетном магнитофоне. И дальше:
«Синие лебеди, светлые сны...
Гордые птицы волшебной весны,
Вы обманули меня, улетели, за дальние дали…
Синие лебеди, где же вы, где?
Тени от крыльев на синей воде,
Вы же любовь от беды уберечь мне обещали…»
Ну что ж… а мне и не обещал никто беречь любовь… так что и требовать не с кого… Но что с моим слухом? Почему я слышу всё, как из-под ватного одеяла… Надо встать… пойти освежиться…
Пытаюсь спрыгнуть, как обычно, с полки, и чуть не падаю – нога поскальзывается на гладкой откидной ступеньке, и внутри всё обрывается…
- Эй… ты тут живая ваще? – практически нос к носу сталкиваюсь с… Лилькой! Она стремительно ныряет в щёлку между зацепленным за соседние полки одеялом и перегородкой плацкарты, и быстро начинает тараторить, виновато бегая глазами:
- Ты… это… брось на него дуться… Ну подумаешь – перепихнулись пару раз… А ты как думала - что он будет дожидаться, пока тебя не уломает?! У парней, знаешь ли, свои потребности…
- Пару раз?! – из этого словесного потока я извлекаю лишь самую нужную для себя информацию. Остальное мне и без неё известно – поглядите, какая лекторша нашлась…
- Ну… - тушуется она, понимая, что сболтнула явно лишнего, и вдруг чуть ли не умоляющим тоном шепчет, поднимая свои густо накрашенные брови домиком: - Не будь ты такой занудой… он же там весь уже извёлся… Смотри - доведёшь парня до беды… Ты ведь тоже не маленькая, хоть и вся такая правильная… Должна ж понимать, что к чему!
- А тебе какое дело? – я спрашиваю это беззлобно, почти жалея её, потому что уже начинаю догадываться, что эта несчастная втюрилась по уши, и на всё готова, лишь бы только зацепиться хоть за кро-ошечный шанс…
Она молчит… но смотрит так, что мои догадки уже не нуждаются в вербальном подтверждении.
- Я больше не намерена иметь с ним ничего общего! Так что можешь подобрать… - милостиво выговариваю я.
- Да если бы! – вдруг почти вскрикивает она отчаянным шёпотом, - Думаешь, я не пыталась?! Он же любит тебя, дура… по-настоящему любит… Любая другая на твоём месте вцепилась бы когтями и зубами… А ты…
- А я не любая! – жёстко перебиваю я её излияния, - Спасибо за сочувствие, но мне нужно идти…
Лилька досадливо трясёт головой, и пытается, схватив меня за руку, сказать что-то ещё… про какую-то беременную от него девчонку, которая сделала аборт и чуть не умерла, ещё про какую-то, вскрывшую себе вены в ванной…
А меня уже разбирает истерический смех от всей этой нелепой сцены… и новую страшную информацию о любимом (всё ещё любимом, вот ужас-то в чём!) отказывается воспринимать мозг… я вырываюсь от неё, стремительно бегу вдоль по вагону… и в самом конце, почти у туалетов, вижу такую картину: в тесном отсеке набились, как шпроты в жестяной банке, наши – и пацаны, и девчонки… Сашка Архипов бренчит на гитаре… кто-то пытается петь… И опять, блин, про этих долбаных синих лебедей! Дались же они им всем… С верхних полок свешиваются чьи-то бесчисленные ноги и головы… шум, гам, смех, грех… скольжу взглядом по всей этой пёстрой кутерьме и… откуда-то сбоку, с другой стороны, слышу хрипловатый, до боли знакомый голос… Всякий раз, когда я слышу этот голос – неважно, в ссоре мы или нет – у меня внутри сильно сжимается что-то… становится немного больно, и одновременно радостно, и жарко, и холодно, и всё, всё сразу!! Ну зачем, зачем у него такой голос?! Зачем он такой вообще уродился на свет!! Зачем прицепился ко мне?! Зачем мы с ним повстречались… Кто-нибудь, дайте ответы на эти вопросы…
- Так вот же она, наша спящая красавица! – говорит он как-то уж чересчур бодро, даже пафосно, - Выспалась, наконец?! А мы тут ждём-пождем… да, Лерусик?
Заслышав последнюю фразу, я медленно оборачиваюсь… Его сапфировые глаза светятся злой усмешкой… одной рукой он крепко прижимает к себе Лерку… и гладит её роскошные длинные волосы… Чёрт возьми, Лерку!! Почему её? Неужели она такая же, как и все… А в глаза не смотрит, сучка… Вот уж действительно – никому нельзя верить, кроме самой себя!! Это очередное предательство настолько меня вымораживает, что просто уже нету ни слов, ни эмоций… Я тупо стою, как пригвождённая к месту, и тоскливо смотрю и смотрю… Забыла – куда шла, зачем… А он… он всё говорит и говорит что-то ядовитое… злое… похабное даже… но смысл этих слов до меня почти не доходит… как до собаки – одна интонация….
- Ни-ик… - кто-то из девчонок трогает меня за плечо, - Пойдём отсюда, а?
- Да пойдите вы уже все, все!!! – ору я в бешенстве, и срываюсь с места. Бегу вдоль по вагонам, не разбирая дороги, сметая на своём пути всё и всех, кто подворачивается под ноги – чемоданы, пассажиров, несущих в руках горячий чай; проводников, мелких детей, вышедших покурить в тамбур взрослых мужиков… Стучат распашные двери между вагонами, кто-то орёт, кто-то ругается вслед… а я всё лечу, и никак не могу остановиться… Наконец, в каком-то из вагонов, за бог знает сколько отсеков от нашего, меня ловят подоспевшие учителя, и, рассыпаясь в извинениях перед всеми, кому моё бегство причинило сколько-нибудь ощутимый вред, этапируют обратно. Кажется, я реву в голос и трясусь, как парализованная старуха, или это рядом кто-то так истошно орёт… Всплывает откуда-то озабоченное лицо Динара… нет, это наверное, мне только кажется… перепуганные девчонки столпились возле нашего плацкартного уголка… и наконец, прямо перед своим носом я вижу ненормально огромные и влажные, как у телёнка, глаза Вовочки… только они почему-то перевёрнуты наоборот… вверх ногами… Но разве у глаз есть ноги? Господи, как же смешно…
- Да у неё самая настоящая истерика! Надо врача!
- Где ж мы здесь возьмём врача-то, матерь божья…
Рядом возникает высокая фигура в фуражке и синей униформе и торопливо спрашивает:
- Что у нас тут?! Так, понятно… вызывай скорую, Татьяна! Останавливаем состав стоп-краном!
Снова суета и суматоха… недоумевающие пассажиры высовываются головами из всех щелей, словно тараканы, потревоженные внезапной дезинсекцией…
И какой-то назойливый, противный, то ли вой, то ли плач настырно льётся мне в уши:
- Ника… прости, прости меня!! Прости пожалуйста… я… я не хотела… я не думала…
- Господи, ещё одна с катушек слетела!! Да что у вас тут творится?! - измученная вконец нашими разборками Любовь Алексеевна бессильно опускается рядом со мной и щупает лоб:
- Ого!! – она отдёргивает руку, как от горячего утюга и хватается за собственную голову: - Где, чёрт подери, эта скорая?!!
Почти сразу же после этого вскрика, исполненного отчаяния, поезд резко тормозит, дёргается туда-сюда… с полок падают чьи-то вещи… стеклянные ребристые стаканы в железных объятиях своих подстаканников выбивают отчаянную чечётку и сползают по столикам назад и влево… где-то что-то разбивается, кто-то снова громко кричит… Промежутка никакого я не помню… а может его и не было вовсе… и вот уже новое и чужое лицо смотрит на меня озабоченно и устало:
- Сделаем укол… вот нашатырь, если снова сознание потеряет… Откуда мне знать, что?! – вдруг огрызается это гладко выбритое, безразличное лицо, - Это вам, любезная, должно быть виднее, что с вашими подопечными тут происходит… Может, паническая атака… может даже гипертонический криз… да-да, на фоне сильных потрясений и в этом возрасте бывает! А может, банально беременная… даже скорее всего… Счас посмотрим… мы мало что можем в этих условиях… Да нет, давление вроде нормальное… немного понижено, но после укола бывает… Пусть спит, короче. Приедет – сходит с родителями к врачу. Э-эх… молодо-зелено…
Чужое безразличное лицо расплывается… становится жидким, как часы Дали… и уплывает в далёкое Море лиц… Все они толкутся, как большие и блёклые рыбы… перемещаются туда и сюда в толще прозрачной воды… открывают беззвучно рты… И только одно лицо… только одно-единственное – божественно красивое, как у древнегреческих статуй… остаётся висеть надо мною, сияя в этом вязком сумраке, словно больное, нахмуренное ноябрьское солнце…
Мобильных телефонов в ту пору ещё не водилось в наших краях, но каким-то чудесным, загадочным образом, слухи о моей предполагаемой беременности добрались домой быстрее поезда.
- Да как ты могла!! – орёт в истерике мать, едва я успеваю переступить порог, - Как ты могла так поступить со мной?!
- Ты о чём?! – я смотрю на неё недоумённо и настороженно.
- О твоём позоре, вот о чём!! Так я и знала, что этот наглец тебя обрюхатит!! Все они такие, все! Им нужно только одного!! Что этот, что отец твой… а чуть почуют ответственность – сваливают налево! Как мы теперь в глаза людям смотреть-то будем… - она картинно опускается на диван, заламывает руки и плачет.
- Я, вообще-то, не беременна… - сообщаю с каменным лицом.
- Ты уверена?! – кричит она, вскакивая и подбегая ко мне. Смотреть на неё страшно – лицо скрючила злобная гримаса, один глаз подёргивается, руки дрожат… Я вдруг вижу, какая она стала поблёкшая и некрасивая…
- Уверена.
- Как ты можешь быть в этом уверена, как?!
- Очень просто, - я пожимаю плечами, - Раз я ни с кем не спала, значит, и не беременна. Вот и всё.
- Но врач же сказал…
- Что, что сказал врач?! – закипаю я снова, - Ты сама-то там была?! Нет? Вот и заткнись!
- Да как ты… - в её глазах испуг и ненависть, - Да как ты смеешь так с матерью разговаривать, сучка мелкая!! А ну, марш в свою комнату, и чтобы даже не вылезала оттуда никуда!!
А вот это я с большим удовольствием! Только этого мне и надо…
- Если кто-нибудь придёт – не пускайте! – ору я уже из-за своей двери, - Никого! Меня нет! Я заболела, умерла, уехала – что угодно!!
От каникул остаётся всего один день, и тот неполный. Завтра нужно в школу… Впрочем, в субботу я и в лучшее-то время не ходила. А теперь и подавно не собираюсь…
- Милая моя… - это уже бабушка пришла на свою законную половину жилплощади, которую мы с ней делим с самого моего рождения, - Как чувствуешь-то себя?
- Да нормально, бабуль… Отлежусь немного, и будет всё хорошо…
- Это правда, что мать-то сейчас орала? – осторожно спрашивает она.
- Ты о чём? – я опускаю книгу и смотрю ей в глаза. Мне интересно, какие слова подберёт для этой же ситуации другой человек.
- Ну… - смущается моя добрая бабушка, - Грязное дело-то у вас было?! – тихонько говоря эти «срамнЫе» слова, она озирается вокруг, как будто сквозь стены нас могут услышать соседи.
Меня разбирает хохот:
- Грязное дело?! Да так сейчас называют преступления, бабуль! Убийство, тяжкие телесные… А ты что имеешь ввиду? – и невинно хлопаю глазами.
Бабушка смотрит совсем потерянно:
- Всё ты отлично понимаешь! – сердится она.
- Не было… - вздыхаю я, пожалев её, - Ничего не было. А может, было бы лучше, если бы и было…
- Ох, не надо! – качает головой бабуля, - Успеешь ещё… От такого одни только неприятности…
- Правда? – испытующе спрашиваю я, - А почему тогда все так и норовят поиметь такие неприятности, а?
- Откуда ж мне знать… - уходит от прямого ответа бабушка, и опять смущается.
- Нет, ну правда… - продолжаю приставать к ней я, - Ты вот сама… ты же была замужем… мою маму родила… Неужели так уж всё плохо было?
- Пил он запоями, - вдруг невпопад говорит бабушка, - Все денежки пропил… и голову свою пропил, и себя самого… Вот и всё хорошее…
Мне становится её очень жалко… Я вылезаю из-под своего пледа, сажусь рядом и обнимаю бабушку за плечи:
- А меня вот замуж звали… а я не соглашалась… поэтому он нашёл себе более сговорчивую… а может, даже и не одну…
- Господи! – бабушка изумлённо таращит свои подслеповатые глаза, - Тебе ещё и шестнадцати нет! Какой замуж?!
- Он татарин. Наполовину. – уточняю я для верности, - У них чуть ли не в четырнадцать замуж выходят.
- Это точно, - кивает бабуля, подтверждая мою информацию, - У татар свадьбы с муллой. Раньше, в деревнях-то, и у нас в ЗАГСы никто не ходил… Это сейчас молодёжь расписывается… А ты подумай, моя дорогая… Всё-таки подумай… рановато тебе ещё замуж-то… учиться надо…
На том мы и заканчиваем свою душещипательную беседу… А наутро родная мама «радует» меня потрясающей новостью:
- Собирайся, поедем к гинекологу!
- Зачем?! – изумляюсь я.
- Как это зачем?! – огрызается она, - Я должна знать, беременна ты или нет! Ты хоть понимаешь, что такое родить ребёнка?!
- В смысле, «должна знать…» - я ошарашенно смотрю на неё, - А моего слова тебе недостаточно?! Я же сказала…
- Мало ли что ты там сказала! – она пренебрежительно машет рукой, - Ты можешь и вообще ничего не понять!
- Ну ни фига себе! Я, по-твоему, идиотка?! Хотя нет… ты мне просто не веришь! И никогда не верила!
- А с чего бы это я должна тебе верить?! – прищуривается она, и спокойно отхлёбывает из своей чашки растворимый кофе.
- И правда… - соглашаюсь я, - С чего бы?! Я же худший в мире человек, лгу на каждом шагу, и доверия никакого мне нет…
- Ну хватит!! – она резко отставляет чашку в сторону, и со всей силы ударяет кулаком по столу, - Хватит мне голову морочить своими россказнями!! Я сказала – поедешь к врачу, значит - поедешь!!
- А если не поеду? – с ледяным спокойствием уточняю я, - Тогда что?
- Тогда… тогда заставлю!
- Как именно?
- Счас я тебе покажу, как именно! – обещает она, и рысью убегает в коридор. Возвращается с длинным кожаным ремнём, тяжело дыша, и раздувая ноздри, как разъярённая кобыла.
- Ты что, будешь меня бить?! – я ужасаюсь, и пытаюсь выбежать из кухни вон. Но узкий проход не даёт этого сделать, а она всё наступает и наступает, отжимая меня к окну… хлещет ремнём направо и налево, и что-то визжит при этом так, что уши режет. Я закрываю лицо руками… по тыльной стороне предплечий, по бокам, по ногам - свистя, проходится узкая кожаная полоска, оставляя горящие ссадины… В кухню врывается бабушка:
- Ты что делаешь, психованная?! Брось ремень! Брось, я тебе говорю!! А ну-ка, дай сюда…
Кажется, и бабушке достаётся тоже пару раз, в пылу сражения… Я, наконец, выбегаю в подъезд, не слушая криков, раздающихся из-за спины, а оттуда на улицу, и к Мульке – подальше из этого дурдома…
Её родителей, к счастью, дома нет, но мне приходится звонить в дверь довольно долго, прежде чем заспанная Мулечка открывает и удивлённо меня разглядывает:
- Кто это тебя так… Это Динар?!
- Нет, нет… - тяжело дыша, я вваливаюсь к ним в квартиру, - Моя мать…
- Господи… - взбалмошная, но добрая Мулька всплёскивает руками: - Пойдём в ванную, я помогу…
Минут через пятнадцать, обработанная йодом, перевязанная пластырями и бинтами, напоенная горячим чаем, я сижу в её комнате, и, размазывая слёзы и сопли, рассказываю ей все подробности произошедших недавно событий. Мулька учится на год младше, в другой школе, но дворовые слухи, которыми земля полнится, уже дошли и до неё.
- Вот урод! – констатирует она в конце моего скорбного повествования, - Помнишь, я ведь тебе сразу говорила, что он ненормальный! Вечно молчит, вечно…
- Юль! – не выдерживаю я, - Свои оценки оставь при себе, пожалуйста! Лучше скажи, что мне делать?!
- Бросить его, конечно! – она недоумённо поводит плечами. Ей вообще невдомёк, как можно так с ума сходить по парню. Мулечка к жизни относится легко, и, похоже, чувствами себя вообще не обременяет… Может, так и надо? Наверное, намного проще жить…
- Да я не об этом! Что мне вообще делать?
- Ну… не знаю… сходи к гинекологу, а что тебе терять-то? Ты же с ним не спала, если я всё правильно поняла.
- Правильно-то правильно… но это же унизительно! Вот твоя мать тебя водила к гинекологу?
- Ага, - совершенно спокойно кивает Мулька, - Раз в полгода таскаемся!
- Что?! – я поражена наповал.
- Боится! – хихикнув, сообщает подруга, - Чтобы я в подоле не принесла!
- Кошмар… неужели нельзя поверить родной дочери?!
- Ой, да ладно! – машет рукой моя соседка, - И мы такие будем, когда вырастем!
- Ну нет… Я точно не буду!
- Будешь-будешь! – Мулька заливисто смеётся, - Ладно, иди уже домой, мирись с мамкой своей…
Дома – затишье после бури. Мать сидит у себя и дуется, бабушка гоношится на кухне. Прохожу к себе, ныряю на диван и делаю вид, что сплю. На самом деле - напряжённо думаю. Зачем семья, если здесь тебя не любят? Не верят, не хотят понять? О помощи уж и речи нет никакой… Делай, что сказано, и будь рада тому, что дают. Вот и вся нехитрая психология. Жить так всегда?! Ну уж нет, дудки! Тогда что? – череду лихорадочных мыслей прерывает назойливый звонок.
- Ника! – кричит бабушка, - К тебе пришли!
- Кто там… я же просила никого не пускать…
- Я и не пускала… Вон – за порогом ждёт…
- Ты?! – я поражена наповал. Чтобы вот так, после всего, прийти прямо домой… - Что ты хотел?
- Малыш… ну прости меня, дурака… пожалуйста…
- Слушай… - я всё ещё в шоке, - Ты правда думаешь, что вот так можно – попросил прощения, и всё забыто?!
- А почему нет?
От возмущения у меня брови лезут на лоб, и я не сразу нахожу, что ответить.
Он быстро ориентируется, и подходит вплотную: - Никуш… ну перестань…
- Убери руки! – рычу я гневно, - Убери, я сказала! Поди и спроси свою Лильку, и Мульку, и Таньку… и самое главное – Лерочку! Вот её особенно. Прям скажи, что я очень интересовалась, почему нельзя так сразу простить. А потом приходи, поговорим!
- Не будь, как маленькая! – он тоже сердится.
- Я буду, какая захочу! А тебя… тебя я даже…
Он не даёт мне договорить - с силой прижимает к стене и целует. В голове всё идёт кувырком, ноги слабеют… мысли путаются… хочется реветь, как белуга, вырваться и убежать… прижаться к нему всем телом и стоять так вечно… Я сама не знаю, чего мне хочется!!
- Ты моя глупышка… - шепчет он и улыбается.
- Динар... – я тяжело вздыхаю, - Я не стану с тобой больше встречаться.
- Ты сейчас сердишься, я знаю… Но это всё пройдёт… Мы с тобой поженимся, и всё у нас будет хорошо…
- Чёрт! Что ты себе втемяшил этот бред! Если так уж хочешь жениться – ну почему ты не выберешь себе такую, которая будет этому рада?
- Разве ты не понимаешь? – он заглядывает мне в глаза, и это снова действует на меня, как дудочка факира на змею, - Я люблю тебя! Тебя, а не кого-то…
- И поэтому ты спал с Лилькой? – отворачиваясь, горько спрашиваю я.
- Нет. Лилька просто подстилка. Она меня не интересует. Ты всё поймёшь, когда мы…
- О господи!! – я вырываюсь от него, - Нет! Можешь даже не мечтать, понял? Вот поэтому я и не буду больше с тобой встречаться! Наши планы на жизнь не совпадают, как ты не понимаешь?!
- Это ты не понимаешь. – он спокоен и уверен в себе, как никогда, - Послушай меня внимательно. Хочешь или нет – ты будешь моей. Пусть не сейчас, не завтра... Настанет время. Я подожду. Ты просто ещё не выросла.
- Не устанешь ждать-то? – иронично осведомляюсь я.
- Нет, - он улыбается так, что мне становится страшно, - И ещё – имей ввиду. Убью любого, кто приблизится хотя бы на метр! Я не шучу.
Я смотрю на него – он и правда не шутит. Теперь мне ещё страшнее. Чего я ещё не знаю об этом человеке?!
- Думай что хочешь, - я пожимаю плечами, - Можешь верить в этот свой бред, но я тебе не кукла, чтобы мной управлять!
- Поживём – увидим… - он вдруг ещё раз набрасывается на меня, буквально вжимая в холодную и шершавую подъездную стену… Я выворачиваюсь и ныряю в тамбур.
- Поди ко всем чертям! – ору ему в бессильной ярости. А он только смеётся, и спокойненько уходит вниз по лестнице…
… Почти до конца учебного года я стойко держала свою линию обороны. А Динар ходил вокруг, как лис, дожидающийся, пока однажды курятник плохо закроют на ночь, и периодически подсылал ко мне своих «агентов». Кого только я не выслушала! А ещё больше выгнала взашей. Только одного человека прогнать не смогла – слишком уж удивилась, когда увидела возле своей двери.
- Что, и ты тоже?! Он и тебя подослал?!
- Нет… ну что ты… - мой гость совершенно тушуется, и его тёмно-бархатные глаза, многократно увеличенные толстыми стёклами очков, смотрят смущённо и потерянно: - Я ведь никто… твой Динар даже не знает о моём существовании…
Мне становится неловко, и стыдно почему-то… Чтобы как-то заполнить возникшую паузу, и ещё бог знает почему, я вдруг приглашаю его войти:
- Будешь чай? Я вафли сегодня пекла…
Он нерешительно мнётся на пороге: - Я… только на минутку…
- Ой, да брось! – широким жестом гостеприимной хозяйки я повожу рукой и буквально насильно усаживаю его к столу. Горячий чай и хрустящие вафельные трубочки выполняют свою миссию, Вовочкины глаза теплеют и теряют своё обычное, беспомощно-жалкое выражение. Он смотрит по сторонам с интересом, спрашивает у меня что-то про канареек, и, видимо, забывает ненадолго, зачем вообще пришёл.
- Так что ты хотел? - мой простой вопрос заставляет его вздрогнуть, и озабоченно свести брови.
- Я… вобщем… - Вовка долго подыскивает нужное начало, и, наконец, решительно сдвинув брови, ловит непослушную фразу за хвост: - Короче, Ник… Кто-то же должен рассказать тебе, как всё было!
- В смысле? – я снова более чем удивлена, - А… как всё было?
- Ты ведь не знаешь, тебе наверняка никто не сказал… Когда ты уснула… там, в поезде, Динар просто места себе не находил – ты проспала беспробудно с посадки и до самого позднего вечера! Ходил и ходил туда-сюда… смотрел на тебя раз сто пятьдесят… даже будить пытался! А ты всё равно никак не просыпалась… И Любовь Алексеевна тоже очень переживала. Наконец, Лилька не выдержала, сказала ему что-то такое в тамбуре… Я сам не слышал, но девчонки потом трепались - якобы, что ты просто дура малолетняя (прости пожалуйста…) – тут Вовочка трагически сморщил свой гладкий лоб, и ему надо послать тебя куда подальше… Вокруг, мол, целые толпы девчонок – на всё готовы ради него, чтоб разул свои глаза, и так далее… А он на неё наорал, обозвал некрасиво… Она потом рыдала в своём отсеке, знаешь как?
- Не знаю, - вставила я свои пять копеек, - И знать не хочу!
- Ну вот… - мой гость, похоже, и не нуждался в ремарках, а только торопился поскорее закончить своё сумбурное повествование, - А Динар… он закрылся в одном из туалетов, и сидел там чуть не час, пока не пришёл старший проводник и не стал ругаться и в дверь стучать. Вышел – глаза все красные… И тут как раз Лилька к тебе пошла… это она тебя разбудила?
- Не помню… - я покачала головой, - Кажется, я сама проснулась… А может, и нет… не знаю.
- Короче, не прошло и пяти минут, как она уже обратно, как пуля, пролетела – и к себе в плацкарту. Следом слышим – вроде ты идёшь. Тут Динар вскочил, как волк, хищно так глазами по сторонам – зырк-зырк! И вцепился в Лерку. Чуть не насильно усадил её рядом, и стал втирать – какая она красивая, и всё такое… ну, ты знаешь… - Вовка заметно смутился.
Я молча кивнула.
- А когда ты… - он тяжело вздохнул и поморщился, снова пытаясь найти словечко поизящнее.
- Когда я с катушек слетела, - спокойно помогла ему я, - Не бойся, чего уж там – будем называть вещи своими именами!
Он благодарно поглядел на меня и продолжил: - Да… тогда мы все к тебе кинулись, и Лера тоже. А он пришёл, всех растолкал, а её вообще грубо так отпихнул, и сказал такую гадкую вещь… - Вовочка снова замялся, не решаясь повторить даже чужие мерзости.
- Ну уж говори, раз начал! – «подбодрила» я его, - Поди, не расклеюсь…
- Что всяким шалавам не пристало прикасаться к его девушке… - попытался всё-таки смягчить Динаровы слова Вовка.
- И? – меня это совершенно не тронуло, а только хотелось полной ясности. Ну сказал и сказал. Мало ли он всякого дерьма-то говорил и делал.
- Но она ведь не такая! – в отчаянии почти выкрикнул Вовочка, - Она не виновата, понимаешь?!
- Так ты пришёл ко мне её защищать?! – в который раз поразилась я, и, не подумав толком, добавила: - Зачем?
И прямо тут же до меня и дошло: - Ты же… - и совершенно новыми глазами посмотрела на этого маленького, тщедушного какого-то, пацана.
- Да… - печально подтвердил он, - Я знаю, что она на меня никогда даже не посмотрит… Но… хотя бы ты-то её не гноби, а?
- С чего это ты взял? – возмутилась было я, но этот хилый с виду субъект вдруг проявил недюжинную стойкость:
- Я видел, вы же с ней почти подружились там… в последний день… Правда?
- Правда, - была вынуждена признать я, - Но…
- Она на самом деле не виновата… - тихо, но очень убедительно повторил безнадёжно влюблённый Вовочка, - И мучается сейчас из-за этого всего… Прости её, Ник… Пожалуйста! Ну что тебе стоит?
- Ладно… я с ней поговорю… - уступчиво пообещала я ему. В принципе, я что-то такое и сама подозревала. Уж больно не вязалось вопиющее Леркино поведение в тот ужасный вечерок со всем её цельным характером. Однако, знала я и другое – ни одна девчонка в мире, будь она хоть трижды правильная, не сумела бы устоять перед невероятным обаянием Динара…
…На мой день рождения он притащил прямо в класс огромную корзину белых роз. Мне было ужасно стыдно перед нашей классной – пожилой и очень интеллигентной русичкой. Она разглядывала эту корзину с таким выражением… А я поочерёдно краснела и бледнела, отлично понимая, что такой «букетик» стоит как две её зарплаты, если не больше…
- Зачем ты его принёс?! – шипела я на него в коридоре, - Разве не понимаешь, как это выглядит?!
- Нормально выглядит… Пусть никто не забывает, что ты моя девушка!
- Какая я тебе девушка!! Всё это давным-давно осталось только в твоём больном воображении, Динар.
- Скажешь, что я тебе безразличен? – вдруг очень серьёзно спросил он, и сделал такое скорбное лицо… - Ты… меня больше не любишь?
- Разве я тебе что-то обещала? – возмутилась я.
- Нет, ты скажи – любишь или нет? – упёрся он, как осёл. И, как всегда, распустил руки.
- Я… я не знаю… - с какой-то ужасной, безнадёжной обречённостью выдохнула я, - Всё это… очень сложно...
- Всё просто… на самом деле… Поедем ко мне… Тенгиз-ата с женой уехали на море, а Абика у второго сына неделю будет жить. Поедем, прошу тебя…
- Ты серьёзно?! Думаешь, я уже всё забыла? Как ты не понимаешь – я тебе не верю!! И вряд ли уже когда-нибудь смогу поверить…
- Ну почему?! – он уже почти кричит, а я, смущённо оглядываясь, понимаю, что наш укромный уголок в самом конце рекреации давно уже напоминает авансцену, - Я хочу быть только с тобой! Тебе уже шестнадцать, хватит играть в маленькую!
- Ладно… - с целью избавиться от повышенного общественного внимания, неопределённо бурчу я, - Пойдём отсюда… Увидимся позже…
Кажется, я его очень обнадёжила!
Вечером он пришёл на пустырь с Рудиком, взяв его с собой в качестве тяжёлой артиллерии. И снова стал уговаривать меня «прекратить заниматься глупостями». Наверное, мне стоило послать его куда подальше, и как можно более жёстко. Но… я просто не смогла этого сделать. Не было больше сил. Что-то сломалось у меня внутри, какой-то правильный внутренний стержень… Поздно вечером я снова пошла за советом к Ирке-соседке. При слабом свете старенькой настольной лампы у неё в комнате мы долго шушукались о разных секретных вещах.
- Главное – не бойся! – напутствовала она меня, провожая до дверей, - Ничего страшного, все через это проходят…
- Я пока ещё ничего не решила, Ир… - вернувшись к себе, я долго не могла уснуть, и зачитала до дыр тоненькую брошюрку, которой она меня снабдила на прощанье. В итоге и сама не заметила, как задремала, а злосчастная книжица свалилась у меня из рук и коварно заползла под диван…
- Что. Это. Такое??!! – надрывно орала мать на следующий день, потрясая у меня перед носом хлипким подпольным изданием.
Я хранила гордое молчание.
- Теперь ты точно пойдёшь со мной к гинекологу, шлюшка подзаборная!! Я из тебя всю эту дурь выбью…
- Как ты меня назвала?! – казалось, к лицу за одну секунду прилила вся имеющаяся в наличии кровь, и застучала в виски, как молот мифического Гефеста.
- Как заслужила, так и назвала! – брызгая слюной во все стороны, ярилась моя родительница, - Или ты думала, что будешь по ****кам таскаться, а я тебя содержать?!
В памяти моей тут же всплыли все долгие, тоскливые вечера и ночи, в которые я – испуганная маленькая девочка, потом обиженный и ранимый подросток, потом раздосадованная восьмиклассница – раз за разом обнаруживала, что мамина дверь на её половине дома наглухо закрыта, оттуда раздаётся громкая музыка, визгливый смех… и прочие – тревожные, и не особенно мне поначалу понятные звуки… Или мамы дома нет, и появление её, на ночь глядя, вовсе не предвидится… и бабушка стоит за кухонным столом, моет грязную посуду с нахмуренным лицом, потом наливает нам чай, ставит тарелку с пирожками или печеньем, и поплотнее закрывает дверь, ведущую на «половину матери».
- Опять мы с тобой вдвоём… - грустно улыбается она, и ласково гладит меня по щеке, - Не бойся, с ней всё в порядке, она скоро вернётся…
Ну что ж… прошло каких-то семь-восемь лет… и я уже не боюсь! Может больше не возвращаться. Но теперь-то, теперь, когда я ей стала гораздо нужнее, чем была тогда, потому что её весёлые ночи стремительно тают… она требует от меня того, чего сама мне никогда не давала – любви, сочувствия, сопереживания… И даже не так. В её понимании и любовь, и сочувствие заменяются на послушание и беспрекословное подчинение. А разговоры по душам – на заученные, пошлые, выхолощенные штампы. Неужели она сама так всегда жила?! Неужели за всю свою взрослую жизнь так и не поняла, что родные люди должны уметь слышать друг друга…
- Нет, мама… - говорю я ей спокойно, - Ты не будешь меня содержать, не волнуйся.
- Что это ты задумала?! – встревоженно говорит она, сдвигая брови.
- Ничего. Я пойду уроки делать, а потом с Багирой гулять. А книжечка эта Мулькина, она у меня оставила. Сама отнесёшь или мне сходить? – Ирку я подставлять не стала, конечно; ей бы тоже досталось от своей матери на орехи, а вот Мулькиного отца моя мать побаивается, и разборки учинять к ним не пойдёт.
- На, отнеси ей эту погань! И чтобы я эту прошмандовку больше здесь не видела, понятно?!
- Понятно.
- А теперь иди, и… займись делом!
Наконец мне можно удалиться к себе… Так, это брать не стоит… это тоже не поместится… Интересно, уйдёт она сегодня вечером к Иркиной матери или нет? Ну, когда-нибудь всё равно уйдёт. Куда, не так уж важно… Я быстро набиваю дорожную сумку среднего размера своими вещами, отбирая только самые необходимые. Книги… блин, как жалко книг! И альбома с марками, и канареек… Ну ничего, потом, возможно, ещё представится шанс всё забрать…
- Багирка, ты пойдёшь со мной! Да, да… тебя я не оставлю здесь, не бойся…
Собака, понимая, что происходит нечто неординарное, склоняет внимательную свою морду на бок и тихонько поскуливает. Запихиваю сумку в диван, и плюхаюсь сверху, закрывая тайник своим телом, так сказать…
…Увидев меня у своей двери с большой сумкой, он как будто сразу всё понял.
- Малыш! Проходи скорей…
- Твои дома?
- Дома, только у себя, - ухмыляется он, - Они же строятся за Волгой…
- Хорошо… - я решительно перешагиваю порог, и… не знаю, что сказать. Все слова куда-то попрятались. Меня колотит нервная дрожь, и кажется, что сейчас хлопнусь в обморок от напряжения последних нескольких дней.
- Пойдём, я сделаю тебе кофе… - он обнимает меня за плечи, ведёт в кухню, и снова усаживает в уютный уголок между столом и холодильником. Когда-то я сидела тут впервые, замирая от восторга и любви… А теперь что? Пытаюсь понять свои внутренние ощущения, но тут же отказываюсь от этого неблагодарного занятия. Мне хочется отдохнуть. Без криков, без вечной ругани… Просто тихо посидеть и выпить кофе. Не хочу больше вспоминать старое.
- Может, нам… начать всё заново? – вдруг спрашивает он, будто прочтя мои мысли.
Я улыбаюсь. И пью кофе. Я не хочу ничего обещать. Сама не знаю, что получится. Но одно знаю совершенно точно – я всё ещё его люблю…
Он тоже молчит, и ждёт, что я как-то объясню своё появление здесь с дорожной сумкой.
- Я… ушла из дома, - наконец выдавливаю из себя страшные слова, - Совсем. Если… ты меня не примешь… то можешь, пожалуйста, одолжить денег на билет? Я поеду к отцу. Мне больше не к кому… обратиться…
Кажется, я плачу. Кажется, он тоже плачет?!
- Почему ты у меня такая глупенькая… Сейчас я вызову такси… У дядьки всё ещё никого нет…
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… боюсь.
- Не бойся… я тебя не обижу… Ну что ты… я обещаю тебе, что всё будет хорошо, слышишь?
В ночном такси пахнет тревогой и другой, стремительно надвигающейся на меня, жизнью. Скоро всё изменится. Останется ли что-нибудь от меня прежней? Не утрачу ли я что-то важное, бесконечно ценное… Не стоит ли всё сейчас отменить и повернуть назад? Я вспоминаю злое лицо матери… набившую оскомину будничную ругань… её вечные упрёки, свою злость, своё отчаяние… Нет, назад дороги нет! Что ж, если светлый путь к другой, свободной жизни идёт сквозь страх, сквозь боль и неизвестность, значит – нужно глубоко вздохнуть и всё это преодолеть! Он любит меня, я люблю его, его родственники баснословно богаты и принимают меня, как родную. Что ещё нужно? Оставим позади свои глупые детские страхи.
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… люблю тебя…
Его тёплые руки скользят по моему телу, а губы становятся такими требовательными и одновременно нежными… мне не по себе, и стыдно, и приятно… но больше не страшно! Я твёрдо решила расстаться сегодня со своим затянувшимся детством.
…Тёмный дом высится в узеньком переулке, как сторожевая башня. Верный лохматый сторож кидается было к нам в темноте… но, признав своих, радостно визжит и обнюхивает интересную новую подружку, которую привели с собой люди. Багира рычит на него, приподняв верхнюю губу и обнажая острые как ножницы, белые клыки. Огромный глупыш Рудик весело скачет вокруг.
- Вся в хозяйку! – смеётся Динар, - Ну, пойдём…
Оставляя собак развлекаться всей честной компанией, мы заходим в пустой дом. Дин ведёт меня куда-то вглубь, где я раньше не была… При виде большой кровати под роскошным балдахином мои щёки становятся пунцовыми. Хорошо, что этого не видно в темноте!
- Чья… это комната? – еле ворочая непослушным языком, спрашиваю я.
- Наша! – радостно отвечает он, - Твоя и моя! Сейчас мы это дело отметим… - и извлекает откуда-то пузатую тёмную бутылку.
- Я же не пью! – возмущённо протестую, выставляя вперёд руку.
- Сегодня пьёшь. – серьёзно говорит он, и наливает янтарного цвета жидкость в такой же пузатый стакан.
- Мне надо… чем-то запить… - жалобно сообщаю я.
- Счас организуем! Ты пока тут располагайся…
Мне ужасно неудобно и даже стыдно «располагаться» в чужом доме. Но делать нечего – я сама это выбрала! Все ящики пусты… в шкафу тоже нет никакой одежды… Похоже, он не врал, когда говорил, что комната ничья. Скорее всего, гостевая… Я читала, что у богатых есть гостевые комнаты… А сколько же вообще в этом огромном доме помещений? Три этажа! Да здесь можно батальон расквартировать, и ещё место останется… А куда ведёт вот эта дверь? Боже, да здесь и своя ванная комната! Вот это роскошь… И очень удобно…
- Будешь чай или апельсиновый сок? – Динар возвратился, и принёс с собой большой поднос. На нём заварочный чайник, бутылка с соком, нарезанный хлеб… какие-то паштеты…
- С коньяком лучше чай… - вспоминаю я однажды где-то прочитанное.
- Давай! – он наливает тёмный, вкусно пахнущий чай в высокий стеклянный стакан с ручкой, и пододвигает мне пузатый фужер с коньяком, - За нас!
- За нас… - соглашаюсь я, и залпом опрокидываю свою порцию. И сижу, ожидая каких-то ужасных последствий. Но… ничего такого страшного не происходит. Только по всему телу разливается приятное тепло… и я перестаю дрожать.
- Это очень хороший коньяк! – авторитетно сообщает мне Динар, и наливает ещё.
- Мне только чуть-чуть! Хватит…
- Пожалуй, для первого раза достаточно, - соглашается он.
Через пару минут я уже весело смеюсь над его шутками, с любопытством разглядываю обстановку, и даже соглашаюсь переодеться в домашнее. Правда, при мысли о том, что будет дальше, меня всё ещё потряхивает… но я гоню эту скользкую мыслишку прочь. И пью горячий чай с ещё одной ложечкой коньяка… какой же это, оказывается, прекрасный напиток! Как хорошо быть взрослой! Пожалуй, я тоже не пойду в последний класс… Зачем?! Он во всём был прав… А я была непроходимая дура…
- Иди сюда… ты такая красивая…
Как кружится голова… наверное, это от коньяка… или от его близости? Матерь богов, что он делает?!
- Всё хорошо, не бойся… Я люблю тебя… Я так долго тебя ждал…
…Вспышки молний в ночном тёмном небе. Качаются тонкие ветки за окнами, свистит надрывно ветер… На город надвигается самая настоящая весенняя гроза! Как хорошо, что догадливый западный ветер пригнал к нам первую в этом году грозу! В этом небесном грохоте я не услышу собственных жалобных стонов… Мне стыдно, но я не могу их сдержать! Он шепчет всякие милые глупости прямо мне в ухо, и эти нежные, невозможно сладкие слова вползают внутрь мохнатыми щекотными паучками… и бегут вниз, вниз… Я не могу, я не хочу им больше сопротивляться! Моё собственное тело больше не принадлежит мне, оно теперь стало частью чего-то другого - раньше чужого, опасного и невозможного… а теперь такого близкого, такого… такого правильного! Да! Всё, что сейчас происходит со мной – это правильно! Наконец-то я это чувствую! Так и должно быть, теперь уж нет никаких сомнений! Мы должны быть вместе, наверняка это даже где-то написано… там, на другом конце мироздания… Там, где обитают всезнающие, умудрённые тайным, недоступным нам опытом, существа, которые держат в своих руках нити наших разрозненных судеб…
- Ты не спишь?
- Нет…
- Ты… плачешь?
Я молчу. Что говорить, если и так всё ясно. Волшебство закончилось, и теперь мне просто противно. Противно от того, что только что случилось, от осознания факта, что я теперь ничем не лучше Лильки… противно от самой себя! А противнее всего то, что мне всё произошедшее… понравилось? Да, понравилось… И я совсем не прочь всё это повторить… Как же стыдно!! Разве так ведут себя хорошие девочки?! Моя мать была права – я испорченная, гадкая и падшая… Но, с другой стороны – он же собирается на мне жениться. Так зачем переживать? Разве только за то, что теперь я действительно могу залететь… Но, наверное, с одного-то раза ничего не случится… А потом схожу к этому самому гинекологу. Теперь-то уж что… Ирка говорила, можно поставить какую-то спираль…
- Завтра приезжают мои. Мы им всё скажем. Абика обрадуется… Ты ей очень понравилась тогда.
- Ладно… - бесцветно говорю я.
- Малыш… - он, видимо, сегодня вообще спать не собирается?
- Что?
- Ты… любишь меня?
- Конечно…
- И больше не уйдёшь?
« - Куда уж мне теперь уходить-то?!» - мысленно сыронизировала я, но вслух сказала только:
- Нет, не уйду… Давай спать, я устала…
- Конечно… - я прямо вижу в темноте, как он довольно улыбается, и его невозможные глаза светятся, как два больших, искусно огранённых сапфира.
Интересно, кем был его родной отец? Какой-то недобитый аристократ? Киноактёр? И почему я чувствую, что знала его ещё до того, как впервые увидела? Почему я всё ему простила, почему это совершенно ничего теперь не значит?! Какая неведомая сила заставляет нас тянуться изо всех сил, как тонкий стебелёк к солнцу, к какому-то человеку, выделив его из тысяч и тысяч других? Отчего мне кажется, будто я видела это лицо с тонким профилем, эти странные серебристые волосы когда-то ужасно давно… может быть, ещё до моего рождения… Интересно, чувствует ли он тоже самое…
…Реакция Динаровой семьи даже превзошла всё то, что он прогнозировал. Едва успев переступить порог собственного дома, они обнаружили совершенно счастливого племянника, и донельзя смущённую меня, и так этому обрадовались, словно речь шла о долгожданной помолвке в каком-нибудь царственном доме. Нас усадили во главе стола, и тихая хлопотливая Зейтуна нереально быстро организовала торжественный обед. Абика просто светилась от счастья:
- Как хорошо, дети! Мой Динарчик женится, хвала Аллаху! Теперь у меня будет ещё одна оныкэ… счастье-то какое! Только вот… дорогая моя… - она смотрит на меня так, будто собирается сообщить нечто удручающее: - Кызым… чтобы выйти замуж за Динарчика, тебе нужно будет сделать Никях!
- Ты ведь сказал ей, мой золотой, правда? – обращается она ко внуку, и, даже не давая ему возможности ответить, без перерыва снова мне:
- Не бойся, кызым… ничего страшного нет! Никях – это… - она на секунду замолкает, пытаясь подобрать нужное русское слово…
- Я знаю, что такое Никях, - вставляю, наконец, свою реплику, - Всё, хорошо, Абика… конечно, я не против.
- Ай, моя золотая! – бабушкины глаза увлажняются, и она вытирает их кончиком своего длинного головного платка, - Ай, моя хорошая… Динарчик такую хорошую Килен нам нашёл!
- Тенгиз, угыл… ты уже показывал им дом? – встрепенувшись, спрашивает она у сына.
- Нет пока… - он улыбается, - Сейчас организуем!
Нас ведут смотреть недостроенный дом – близко, через переулок. Почти такой же огромный, как и этот. Я рассеянно хожу по пустым и гулким помещениям, краем уха слушая, как Динар с дядькой обсуждают разные технические подробности. Мне нравится думать, что я буду здесь хозяйкой… Но какое-то тревожное чувство не покидает… не даёт ощутить полноценную радость… Ну да, конечно же… Мне ведь предстоит ещё выдержать битву со своей семьёй, которая явно не присоединится к этим восторгам… Это будет похуже никях, который не представляет собой ничего страшного – просто церемония перехода в мусульманскую веру, вот и всё. Мне, не придающей значения никаким религиозным формальностям, на это вообще наплевать. Я не считаю себя христианкой, и мусульманкой тоже не буду, чего бы они там себе не придумывали…
Улучив минутку, тихонько говорю Динару:
- Мне надо съездить домой…
- Зачем? – хмурится он, - Мы же уже всё решили…
- Да, но… я не могу так поступить с ними… нужно дать им шанс, это всё-таки моя семья… Мать мне никогда не простит, если я выйду замуж вот так, скрытно… Она, наверное, там уже с ума сходит… И бабушка тоже…
- Не надо… Они не отпустят тебя обратно! – он нервничает и сильно сжимает мне руку.
- Я скажу, что теперь уже поздно пить боржоми… понимаешь? Выбора особо тогда не останется.
- Ты уверена? – он тревожно заглядывает мне в глаза, - Уверена?
- Да.
- Я пойду с тобой.
Но идти нам никуда не пришлось. Когда вернулись переулочком к дому Тенгиза, лоб в лоб столкнулись с моей матерью, яростно нападающей на кнопочку звонка у калитки. И тут же, не успели мы все и словечком перекинуться, рядом затормозила легковая машина, хлопнула передняя дверца, и из салона выскочила мать Динара. Нужно ли говорить, что обе наши родительницы находились в состоянии полной боевой готовности. Первая фраза этой перебранки принадлежала, конечно же, моей разгневанной маме:
- Совсем стыд потеряла!! Пока вы тут всю ночь кувыркались, я уже все больницы и морги обзвонила!! Сама чуть с инсультом не слегла! Как ты вообще додумалась до такого!! Как я теперь людям в глаза…
- Никак! – резко оборвала я её выступление, - Никак не будешь, мам. Я выхожу замуж.
- Замуж?! – она насмешливо подняла брови и захохотала противным, кудахтающим смехом: - Замуж она собралась, вы только поглядите на неё!! Да кто ж тебя отпустит?!
- Я и спрашивать, вообще-то, не собираюсь, просто для сведения тебе говорю.
Тут её глаза загорелись яростным, злобным огоньком, и она было хотела сказать что-то совсем уж грязное, но вмешался дядька Тенгиз:
- Уважаемая… прошу вас, пойдёмте в дом, поговорим там, как взрослые люди. Зачем устраивать здесь шум на всю улицу?
- Я ничего не устраиваю!! А вот вас нужно спросить, что вы тут устраиваете! Развели здесь подпольный публичный дом, детей совращаете! Я сейчас же вызову милицию!!
- Я бы вам не советовал, - усмехнулся Тенгиз, - Повторяю, пойдёмте в дом! – и, не дожидаясь более ни согласия, ни ответа, открыл калитку и пропустил меня и Динара внутрь. Мать отреагировать не успела, потому что стояла чуть поодаль, а Динарова родительница, которая пока и полслова не проронила, тоже прошла вслед за нами. Моей ничего не оставалось, кроме как присоединиться к остальным.
- Любовь Андреевна! – сказал ей Динар, как только она появилась на пороге, - Если хотите кого-то винить – я к вашим услугам. Ника ни в чём не виновата. К тому же мы действительно собираемся пожениться.
- Её шестнадцать! – взвизгнула мать.
- Я знаю, - улыбнулся он.
- Тебя посадить надо за совращение малолетней, паршивец ты недоделанный!
- Выбирайте выражения… - Тенгиз посмотрел на неё так, что она малость поутихла, - Никто никого не совращал, прекратите уже истерики закатывать! Дети любят друг друга, вот и всё. Ваша дочка сама хочет выйти замуж за моего племянника, никто её не заставляет.
- Она знает про его диагноз? – вдруг иронично осведомилась Динарова мать, наконец-то вступив в нашу оживлённую перепалку.
- Какой диагноз?! – тут же отреагировала моя мать, и театрально схватилась за сердце.
- Мам, зачем ты так… - Динар поглядел на мать с отчаянием.
- Да-да, про его диагноз, и, кстати, не один! И про отягощённую наследственность, и про отца…
- Знаю! – громко сказала я, подошла к Динару и взяла его за руку, - Я всё знаю.
- Ну, тогда ты либо очень влюблена, либо очень глупа… Впрочем, это почти одно и тоже, - ухмыльнулась Резеда Шариповна, - Потом не говори, что я тебя не предупреждала!
- Резеда, ты это назло мне сейчас делаешь? – спросил её Тенгиз, - Всё никак не можешь успокоиться?
- Да мне плевать на вас на всех! – пренебрежительно скривила лицо она, - Просто вот эта женщина достала меня с самого раннего утра своими претензиями, - она указала рукой на мою мать, но сама даже на неё не поглядела, - И пустыми угрозами! Мы с Рифкатом решили, что проще будет пойти ей навстречу, тем более, что на этом этапе наши интересы частично совпадают. Итак, я ответственно заявляю, что против этого брака! И вообще против того, чтобы мой неполноценный сын женился.
- Да как вы можете говорить так о собственном ребёнке?! – возмутилась я, - Если он плохо учится, это ещё ничего не значит!
- Ох, девочка… - она картинно вздохнула, - Сколького ты ещё не понимаешь… Сейчас они тебя захомутают, а потом ты так вляпаешься…
- Резеда! – угрожающе прикрикнул на неё Тенгиз, - Хватит уже! Угомонись!!
- Вы всё слышали? – осведомилась та у моей матери, повернувшись к ней, наконец, - Я сделала всё, что могла! Этому оболтусу уже полгода, как исполнилось восемнадцать, ко мне никаких претензий, ясно? Разбирайтесь тут сами! – и она, больше никого не слушая, покинула помещение, хлопнув дверью.
На шум откуда-то из глубины дома приковыляла Абика, и встала, держась одной рукой за дверной косяк, а другой перебирая свои чётки:
- Резеда тут? Я слышала её голос…
- Ушла только что… И ты иди, Эни… будешь только зря расстраиваться…
- Нет, я скажу! – подбоченилась бабка, - Вы, уважаемая, зачем так кричите и возмущаетесь? Ваша дочка умница и красавица, и любит нашего Динарчика, и он её любит. Сделаем хорошую свадьбу! Гулять будем, кушать будем… Для них и дом уже готов… Жить будут хорошо, ни в чём нужды у нас нет… Динарчик моему Тенгизу как сын - и умница, и красавец какой… А там и внуки у нас пойдут! Ваши внуки, а мои правнуки… Какая радость, а вы ругаетесь! Ай, Аллах…
- Ника! – проигнорировав эту пламенную речь, обратила свой арсенал убеждения на меня мама, - Ты что, собираешься всю жизнь в чадре ходить?! Или как там это у них называется… Совсем с ума сошла?! Я тебя растила, мучалась одна, когда отец твой нас бросил, а теперь и ты бросаешь?!
- Мам, ну что ты такое говоришь? По-твоему, если я выйду замуж, то этим как-то тебя обижу? Разве рано или поздно это не должно было произойти?
- Вот именно! – уцепилась она за слово, - Вот именно – рано!! Очень рано, слишком даже рано!! Какое замужество?! Ты ещё ребёнок!
- Нет, уже не ребёнок.
- Ну пусть даже так! Пусть! – вдруг быстро-быстро и горячо затараторила мама, - Сейчас уже не то время… никто пальцем показывать не будет! Если даже родишь, мы с бабушкой вырастим!
- Стоп! – не выдержал Динар, - Это бред какой-то! Мы женимся, вы разве не слышали?! Я вообще-то не собираюсь её бросать! Я люблю её, и хочу сделать счастливой! Да у неё будет всё, о чём можно только мечтать!
- Правда? – ехидно осведомилась моя мать, - Всё? Да она даже школу не закончила, ей ещё учиться надо! В институт поступать! А только потом уж семьёй обзаводиться! Ты! – она ткнула рукой в мою сторону, - Ты что, хочешь нарожать мал мала меньше и похоронить себя в этом мавзолее?! – она обвела уничижительным взглядом богатую обстановку.
Я молчала. Такой вариант развития событий меня и вправду не устраивал, но… Мы же не собирались вот так сразу обзаводиться детьми… Вопросительно посмотрела на Динара, но он лишь тепло улыбнулся и пожал мне руку. Мол, пусть разоряется, а ты не слушай!
- А что плохого в детишках? – опять выступила Абика, - Я девятерых родила, в пятнадцать замуж вышла! И в институтах не училась, и не жалуюсь! – она тоже обвела рукой большое открытое помещение первого этажа, где все мы находились, но, в отличии от моей матери, гордым хозяйским жестом: - Всё, всё это будет для них!
- Они тебя здесь запрут и не отпустят никуда! Подумай, прежде чем загубить свою жизнь! – вещала между тем мама, но ближе не подходила, опасаясь, видимо, объединённой силы в лице Тенгиза и Динара, - И обо мне подумай! И о бабушке своей тоже! Нам такое за что?! Для этого мы тебя растили, для этого любую копейку откладывали?!
- Прекрати, мам!
- Собирайся сейчас же, и поедем домой! – не отступала она, - По крайней мере, сделай всё правильно! Зачем убежала из дому, как цыганка? Опозоришь ведь нас перед всеми! Пожалей ты меня, не будь такой неблагодарной! Я ведь живу только для тебя!! Для тебя одной! Самой уж мне ничего и не надо! – из глаз её тотчас полились крупные, жалобные слёзы.
Я дрогнула. Решимость моя выйти замуж, не возвращаясь домой, поколебалась. Новые родственники это тут же почуяли, и выдвинули контраргументы:
- Никакого позора, кызым! – решительно сказала Абика, - Оставайся, ты здесь у себя дома! Мои дети… - обняла она нас с Динаром, - Оставайтесь здесь… мы вам завтра же устроим никях и поженим с муллой! А потом уж хотите – и в загсе расписывайтесь, по-современному…
- Раз уж так всё серьёзно – хорошо! Женитесь, - неожиданно сдала позиции мать, - Но! – вдруг повысила она голос до трагического надрывного дисканта, - Если ты сейчас же не поедешь со мной домой, не соберёшься, как полагается, и опозоришь нас с бабушкой перед всеми родными – я руки на себя наложу, поняла?! И это навсегда будет на твоей совести!!
- Динар… - я с глубоким сожалением посмотрела на своего жениха, - Я так не могу… пойми, пожалуйста… Надо сделать всё правильно!
- Нет! - он с силой сжал моё предплечье, и я аж поморщилась от боли, - Нет, не уезжай! Они тебя закроют, увезут!
- Глупости… я же не рабыня… Ну, перестань… Всё будет хорошо… Приезжай вечером - увидимся, погуляем с собаками. Мне правда надо подготовиться к свадьбе, подруг пригласить… Ты же понимаешь, правда?
Он молчал, нервно закусив нижнюю губу и с силой сжимая кулаки… Дядька Тенгиз тоже молчал, и Абика затихла… Все ждали его ответа.
- Хорошо, поезжай… - наконец выдавил он, не глядя мне в глаза, - Увидимся…
Я кивнула и пошла вслед за матерью. На душе было гадко и тревожно. Но я верила, что поступаю правильно…
- Ника!! – у самых дверей он нагнал меня, обнял и сжал так сильно… - Пожалуйста… не уходи…
- Я вернусь! Ну, перестань… Ты же видишь – я даже вещи не забираю… Зачем? Всё равно скоро вернусь…
- Ладно… - он весь дрожал, а взгляд – жалко смотреть, как у ребёнка, лишившегося любимой игрушки… - Завтра поедем подавать заявление в ЗАГС! – зацепившись за эту мысль, немного расслабился: - Пока… Люблю тебя…
- И я тебя…
- До свидания! – это уже прочим остающимся, - До встречи!
- Сёбелигис, кызым!
– До свидания, дочка… - тяжёлая полированная дверь защёлкнулась, беззвучно, без единого скрипа, отворилась хорошо смазанная калитка, выпуская нас за периметр.
- Подождите! – спохватился Динар, идущий следом, - Я вызову вам такси!
- Сами доберёмся! – гордо и одновременно презрительно ответила моя мамаша, - Пойдём, Ника!
… В самом конце переулка я не выдержала и оглянулась – он так и стоял у ворот, и лёгкий игривый ветерок изящно раскидывал его прекрасные серебристые волосы…
Оказавшись дома, я попала под перекрёстный огонь – кроме мамы и бабушки, к этой артиллерии присоединилась ещё и моя крёстная, видать, намеренно приглашённая с целью усилить натиск. Уж чем только они меня не пугали! Но я не сдавалась. А когда ругаться надоело, просто ушла в ванную, и сидела там часа полтора. Пока не стали стучаться и орать под дверью. Тогда ушла в спальню и заперлась там. Открыла только бабушке, под вечер, когда уж спать надо было ложиться. Динар почему-то так и не пришёл… Заявился он только ближе к одиннадцати, когда мы все почти уснули. На дверной звонок я вскочила, как ошпаренная, и раньше всех выскользнула в подъезд.
- Ника?! – тут же выглянула следом мать.
- Не беспокойся, никуда я не денусь! Не в халате же убегу! Иди, спи…
Динар оказался в стельку пьян. Он глупо улыбался, пошатываясь, лез целоваться и что-то бессвязно бормотал. Мне стало противно:
- Слушай… уже поздно… иди домой, тебе выспаться надо… Увидимся завтра, хорошо?
- Ты меня прогоняешь?!
- Господи… нет! Говорю, что уже поздно… я устала, понимаешь? До завтра…
- Ты меня не любишь?!
- Вот наказанье-то… Люблю, люблю! Но не в таком же виде… Иди, пожалуйста, домой!
Наконец, он убрался восвояси, громко хлопнув подъездной дверью. А я потом полночи не спала, разбуженная некстати, и всё обдумывала - и так и сяк – свою предстоящую свадьбу. То мне казалось, что я на верном пути – ведь мы любим друг друга! В этом у меня не было никаких сомнений. Но после вспоминался весь негатив, в котором тоже не имелось недостатка… и тогда думалось, что вся эта авантюра ни к чему хорошему не приведёт. К тому же, созерцание суженого в том отвратительном состоянии, в котором он заявился несколько часов назад, энтузиазма нисколько не добавляло…
- Да ладно тебе, что ты теряешь? – пожала плечами соседка-Ирка, когда узнала на другой день от меня последние новости, - Не понравится – разведёшься, и все дела!
- А если будет ребёнок? Ир, я совсем не хочу пока никаких детей! Я вообще детей не хочу, если точнее…
- Ну, тогда сходи, поставь спираль.
- Но кто же мне её поставит, если я пока не замужем? А в ЗАГСе не зарегистрируют брак, пока нет справки… Замкнутый круг какой-то получается…
- Есть люди, которые за деньги решают такие проблемы, - хитро прищурилась Ирка, - Пусть твой женишок заплатит, и я найду вам адресочек.
Но, когда я попыталась, преодолевая смущение, поговорить на эту тему с Динаром, он воспринял всё в штыки:
- Какие ещё спирали?! Ты не будешь такими вещами заниматься, даже не думай! В наших традициях большие семьи – чем раньше, тем лучше!
- То есть, ты хочешь, чтобы я, как твоя Абика, всю жизнь ходила беременная и рожала тебе одного за одним?!
- А что здесь такого? – он пожал плечами, - Это нормально!
Однако для меня такие перспективы нормальными казались едва ли. Как могла, я пыталась убедить его, что с детьми нам придётся повременить. Ну что мы, сами только начинающие взрослую жизнь, сможем дать своим детям? Не в материальном плане, конечно, с этим всё было как раз отлично. Да и то, если вдуматься – деньги-то поступали от дядьки. А вдруг он решит в какой-то момент, что хватит? Или по каким-то причинам передумает содержать семью своего племянника? Дин уверял меня, что этого никогда не произойдёт, что на его имя уже и счёт в банке открыт, и всё в таком же духе… Однако меня всё это почему-то не сильно убеждало. А уж его планы на жизнь и вовсе вымораживали. Нет, такого я точно не хочу, увольте. Сначала я должна сама состояться как личность, получить образование, узнать эту самую жизнь, в конце концов…
В каждую нашу встречу мы всё больше и больше ссорились по этому поводу. Он злился, я плакала… Он обещал, что всё будет хорошо, я сомневалась… Он обвинял меня в том, что я сама не знаю, чего хочу, и это было правдой. Как-то раз, вернувшись домой после вечерней прогулки, я застала у нас его мать. Она уже собиралась уходить, и, увидев меня, лишь презрительно ухмыльнулась:
- А, вот и наша невестушка!
Моя собственная мать поддержала эту её пошлую грубость своим визгливым смехом, и та кивнула ей, как сообщнице. Едва я успела раздеться, мне под нос сунули какую-то бумажку:
- На, полюбуйся!
- Что это? – я недоумевающе повертела её в руках:
«Выписка из истории болезни»… - прочла сверху. Дальше в этой дрянной бумажонке было понаписано много мудрёных медицинских терминов, которые касались моего Динара. Я поняла, с ужасом дочитав до конца, что он с самого раннего детства состоит на учёте у психиатра, что тот самый «диагноз», про который так ехидно сообщала его мать в доме Тенгиза, действительно есть, и он далеко не единственный… Мир пошатнулся у меня под ногами, и всё, во что я верила, потеряло смысл. Моя мать была донельзя рада произведённым эффектом. Она прямо сияла, и сияние это находилось в обратной зависимости от моего собственного угасания. Мне не хотелось больше ничего – ни есть, ни пить, ни спать, ни жить. Ни, тем более, выходить замуж. Динар, навестив меня в очередной раз, и увидев моё растерянное лицо, встревожился, и стал допытываться, что случилось. Вместо ответа я молча показала ему эту злополучную бумажку. Он побагровел, потом смертельно побледнел и ушёл, так ничего и не сказав. А что тут скажешь, действительно… Но через день вернулся, и привёл с собой дядьку Тенгиза.
- Резеда поступила очень некрасиво… - говорил тот, прохаживаясь вдоль дивана, на котором сидели я, моя мать, и бабушка. Динар стоял рядом, нервно кусая губы.
- Она сама создала все условия, чтобы мальчишка заполучил нервное расстройство! – продолжал Тенгиз, - Мы с Зейтуной сто раз предлагали ей отдать нам малыша, но она продолжала таскать его по соседям и чужим углам, пугать бесконечными пьяными ссорами, а уж когда случилось самое страшное… думаете, хоть какой-нибудь ребёнок выдержал бы?! Конечно же, он нуждался во врачебной помощи. Думаете, она этим занималась? Нет, ничего подобного! Вместо этого шлялась по мужикам, а сына сдала в круглосуточный интернат для детей с задержкой развития! Откуда только на выходные забирала его, да и то не каждый раз. Ну, а когда он всё-таки пошёл в обычную школу – прошу заметить, только под давлением семьи! Так вот, в это время его мать обуяли новые заботы – второе замужество, другая семья… Динар стал ей попросту не нужен! Более того, зная, что я сделал его своим наследником, она приложила все усилия, чтобы поставить ему этот чёртов диагноз! А теперь не хочет, чтобы у него самого родились дети – ведь они тоже будут иметь право на наследство, и тогда ей и другим её детям не достанется ничего! Вот чем объясняется её солидарность с вами… - он тяжело вздохнул, и продолжил: - Но вы-то! Вы ведь желаете счастья своей дочери, правда?
- Конечно! – бодро согласилась мама.
- Посмотрите на них – как они любят друг друга! Разве можно разлучать такие любящие сердца!
- Разве я их разлучаю? – пожала она плечами, - Просто прошу с этим подождать! Нике только шестнадцать исполнилось! Слишком рано ей замуж. Разве вы сами, будь у вас дочь, отдали бы её замуж в шестнадцать лет?
Тут мама явно прогадала со своей аргументацией.
- В хорошую семью – разумеется! – не моргнув глазом, ответил Тенгиз, - Предназначение женщины – хранить крепкую семью, быть матерью и женой. Всё остальное вторично. Много ли вы видели счастливых незамужних женщин, уважаемая?
- Всё равно рано! – упиралась мать, и, поискав меня взглядом, спросила: - Неужели ты хочешь только этого?
- Не только… - вынуждена была согласиться я, но тут же добавила: - Но я люблю Динара! И мы уже всё решили.
- Вот видите! – победно провозгласил его дядька, и на этом наша оживлённая дискуссия закончилась сама собой. На следующую неделю был назначен никях и собственно татарская свадьба.
…Пока наступление этого события было условным, неопределённым, можно было о нём почти не думать, отодвинув в своём сознании в сторону. Но теперь… теперь меня буквально трясло. Родные тоже не добавляли спокойствия, каждую минуту капая на мозги. Одним ласковым летним утром, проснувшись после очередного кошмара, я поняла, что нужно расставить все точки над «I».
- А, это ты… - скривила губы его мать, открыв мне дверь, - Дрыхнет твой женишок, придётся подождать.
- Ника? – он вышел через минутку – заспанный, белые волосы слегка спутаны… - Что случилось?
- Ничего… пойдём прогуляемся…
Наверное, если бы это утро выдалось хмурым и дождливым, как в прошлое лето, когда мы впервые узнали друг друга, мне было бы легче… Но погода, как назло, стояла такая замечательная, что было просто противно омрачать новый искрящийся день такими тяжёлыми словами. Но выбора у меня не оставалось…
- Послушай… - я никак не решалась посмотреть ему в глаза, но он всё отлично почувствовал, остановил меня, взял за плечи и развернул к себе лицом:
- Теперь говори.
- Я… я не могу выйти за тебя на ваших условиях…
- Вот как… - в его глазах, и всегда-то печальных – такими уж их создала природа – сейчас плескалось самое настоящее горе. Я тут же почувствовала себя предательницей, недостойной не только любви, но и простого доверия. Он молчал… и мне пришлось говорить дальше:
- Прости, Дин… Я люблю тебя, очень люблю, правда… Но я не хочу прямо сейчас обзаводиться большой семьёй, понимаешь?
- Предположим… а чего же ты хочешь? – его голос был механически-бесстрастным, и мне стало очень страшно…
- Закончить школу, получить профессию… сначала стать кем-то! Я не смогу… не смогу ничего дать детям, если они родятся…
- Так тебе и не нужно! – он слегка улыбнулся и покачал головой, - Этим буду заниматься я!
- Ты не понимаешь… - я совсем отчаялась объяснить ему, что именно меня терзает, - Не смогу ничему их научить… ведь я сама ещё ничего не умею толком! Не смогу любить так, как нужно, как каждый человек этого заслуживает… Просто ещё не пришло время… пойми меня пожалуйста, ну неужели это так сложно?! Давай поженимся, да, я согласна! Но только не будем так сразу обзаводиться большой семьёй! Подождём… добьёмся чего-нибудь сами… без помощи твоего дяди… Давай… давай уедем куда-нибудь! – вдруг сообразила я, и даже разулыбалась – таким хорошим показался мне этот выход, - Уедем вдвоём, и станем жить самостоятельно.
- Нет, так не пойдёт… - он упрямо помотал головой, - Я не могу подвести дядю!
- А я не могу подвести сама себя! – запальчиво воскликнула я, и тут же пожалела об этом. Его глаза снова стали злыми, губы сложились в тонкую складку:
- Я так и знал, что твоя мамаша тебя обработает… чего ещё было ожидать!
- Она тут совсем ни при чём! – запротестовала я, - Поверь, я бы и сама с удовольствием от неё уехала! Вот и предлагаю тебе…
- Нет! – прервал он моё страстные заверения, - Либо свадьба, и всё, как полагается, либо…
- Я поняла… - горечь подступала к самому горлу, глаза застилали слёзы, - Тогда… - и уже сделала малюсенький шажок в сторону, как вдруг он схватил меня за руки так резко, что я по-настоящему испугалась:
- А ты не думала, что уже… уже можешь быть беременна?
- Думала… конечно думала… Но нет.
- Это… точно?! – он смотрел на меня с такой надеждой, с какой смертельно больной смотрит на врача, ещё наверняка не зная, что тот скажет.
- Да. – я слегка кивнула, - Точно.
- Значит… всё? – от этих его слов, сказанных с совершенно невозможной интонацией, у меня внутри словно что-то оборвалось.
- Ну почему всё, Дин?! Почему всё?! Я же не отказываюсь от тебя, я просто прошу подождать!!
- Сколько? Сколько и чего я должен ждать?! Пока ты не закончишь университет?! Пока не решишь, чего ты, собственно, хочешь в этой жизни?! Пока окончательно не разорвёшь наши отношения?! Пока надо мной не станут смеяться?!
- Нет… не знаю… - беспомощно и жалобно протестовала я.
- Вот именно – ты не знаешь!! – он уцепился за последнее слово, словно клешнями, - Ты сама ничего не знаешь! А я знаю! Я отлично знаю! Хочешь, скажу тебе, что именно?!
Он уже почти кричал, а я подавленно молчала, вжимая голову в плечи.
- Ты просто не любишь меня!! – выкрикнул он так громко, что гуляющая возле нас голубиная стая испуганно поднялась в воздух, - И никогда не любила! Все эти твои выкрутасы – это ты не можешь, это ты не хочешь! Хватит! С меня хватит, слышишь?! Не хочу тебя больше видеть!! Никогда! – он резко сорвался с места и рванул прочь, навстречу солнечному свету… Если бы у него были крылья, он бы тогда догнал и растерзал этих несчастных голубей, улетевших минутой раньше. А я… я глубоко вздохнула, и осторожно передвигая непослушные ноги, доковыляла до ближайшей лавочки. Села, обхватив руками колени, и зарыдала так, что непрочно прикрученная к асфальту скамейка заходила ходуном. В тот момент я была абсолютно уверена, что жизнь моя на этом закончена, и больше ничего, ничего хорошего уже никогда не случится…
…Говорят, что мироздание так или иначе идёт нам навстречу, если только очень-очень сильно желать чего-нибудь! И быть абсолютно, на двести процентов уверенным в своём стремлении. Тогда всё получается. После нашего с Динаром разрыва всё, чего я хотела – уехать куда-нибудь подальше. Чтобы не видеть каждый день довольное лицо матери, не выслушивать от неё по сто двадцать пятому разу, как она была права, и какая же я непроходимая дура. Чтобы не ходить по тем же тропинкам, где мы гуляли вместе с ним, не видеть те же самые речные пейзажи, не разговаривать с общими знакомыми, не дышать тем же воздухом! С ним же самим можно было не опасаться случайной встречи – сарафанное радио донесло, что он уехал в другой район, и больше здесь не живёт. А мне вот уехать было совершенно некуда… но так хотелось! И надо же такому случиться – недели через три внезапно позвонил мой отец, который давным-давно жил в другой семье, в далёком-далёком отсюда, городе, и сказал… что приглашает меня в гости! Что я могу полететь к нему самолётом, через всю огромную страну! И, если я согласна, он поговорит с мамой. Да конечно же, я была согласна! Я бы с огромным удовольствием уехала не только в гости, а и вообще насовсем! Чтобы начать жизнь заново, с чистого листа, как будто и не было ничего… как будто я не знала ЕГО, и никогда не любила…
- Езжай! – сказала мне мать, - Развеешься… Только смотри – чтобы вернулась! - видимо, даже она почувствовала моё настроение, хотя обычно подобной эмпатией не отличалась.
…Почти месяц моего отсутствия пролетел гораздо быстрее, чем хотелось бы… А дома встречали ужасными новостями – не успела я прибыть с вокзала, как ко мне буквально ворвалась Мулька:
- Господи, Ника! Где ты пропадаешь! Тут такое творилось! По телеку – сплошное лебединое озеро! В Москве танки! Путч!
- Муль… у нас там творилось тоже самое, поверь… - с усмешкой осадила я подругу. Пару секунд она растерянно хлопала глазами, что-то соображая, а потом беззаботно махнула рукой:
- Ну да, что же это я! – и звонко расхохоталась. Посмеялась и я вместе с ней, искренне радуясь такому лёгкому отношению к жизни, и чаю мы попили, и поболтали о разных пустяках… а только собираясь уходить, она вдруг вспомнила:
- О, знаешь что? Твой-то бывший того… - и попыталась сделать строгое лицо.
- Что – того? – насторожилась я.
- Вены вскрыл, - буднично сообщила Мулька, накидывая олимпийку, - Вот умора, правда?
Стены нашей квартиры вдруг расступились и поплыли куда-то… а вместо них я очень чётко увидела движущуюся живую картинку – отдалённо, как в калейдоскопе – узкий старенький переулок двигался по обе стороны от моего взгляда, словно я быстро шла или на чём-то ехала по вымощенному гладкими булыжниками тротуару… кованая решётка ворот… открывается обшарпанная калитка… тёмные коридоры, скрипучие деревянные лестницы… и вдруг!! – разом бьющий в глаза ослепительный свет!! Солнце - яркое, откуда ни возьмись выпрыгнувшее солнце, выхватило своими лучами одну-единственную комнату во всём этом старом, пыльном, обречённом на скорую гибель доме – бумажные обои букетиками… круглый стол, накрытый потёртой плюшевой скатертью с длинными кистями… низко висящий абажур… а сразу за ним, чуть в стороне… Господи!! Человеческая фигура, вертикально разрезающая оконный проём своим неестественно вывернутым силуэтом – руки и ноги как-то слишком вытянуты относительно безжизненно болтающегося туловища, голова свёрнута набок… синюшное лицо… вспухшая, багровая шея… и поверх всего этого кошмара – круглые от шока, синие-синие глаза маленького напуганного мальчика…
Мне стало дурно, голова закружилась, в глазах потемнело… и во рту появился какой-то странный, словно металлический, привкус… я ухватилась за ручку кухонной двери, чтобы не упасть…
- Ника, ты что?! – всполошилась Мулька, - Тебе плохо? Пойдём, присядь…
- Как ты сказала… - едва ворочая непослушным языком, еле выговорила я, - Вскрыл… себе вены?
- Ой, да не до смерти! – беспечно махнула рукой подруга, - Откачали его, в больничке вроде потом лежал…
- А… сейчас? Где он сейчас…
- Откуда мне знать? – слегка возмутилась Мулька, - Да и тебе какое дело? Вы же давно уж разбежались. И правильно, кстати! Я ведь тебе сразу говорила…
- Ой, да прекрати ты уже! – вдруг прикрикнула я на ни в чём не повинную Мулечку, и вскочила с дивана, - Мне надо идти!
- Куда? Ты же только что приехала…
Но я уже выбегала из квартиры прочь, и мама сердито кричала что-то из кухни, и Мулька изумлённо смотрела мне вслед от подъезда… Так… какая туда идёт маршрутка? Он же наверняка у них…
- Ника?! Ты вернулась? – меня словно ударило током, и сердце сбилось с ритма, и всё, всё что было и чего не было тоже – всё тотчас же стёрлось, обнулилось, стало ненужным и незначительным! А единственным, по-настоящему важным снова был только он – он один – живой!! Живой… до боли близкий, стоящий прямо передо мной…
- Динар!! – кажется, я чуть не свалила его с ног, бросившись на шею: - Динар… ты живой…
- А ты… ты не уехала навсегда… как же я скучал…
Спустя какое-то время, отмерившее своими бесстрастными шагами нашу бурную встречу, мы лежали, обнявшись, на его диване, в пустой квартире, из которой вывезли почти всю мебель, и разговаривали обо всём на свете.
- Ты простишь меня? Я понял, что не могу без тебя… Почему ты уехала? Я пришёл, а твоя мать мне сказала, что ты вряд ли вернёшься обратно…
- Очень на неё похоже! – злюсь я, - Но теперь-то я здесь… и ты здесь… Зачем ты это сделал, идиот… Не смей больше никогда…
- А ты никогда больше не уезжай… - он гладит меня по волосам и легонько целует в макушку, - Ты придёшь ко мне ещё?
- Сюда? Ты теперь здесь один живёшь?
- Когда как… приезжаю иногда, присмотреть за квартирой… Мать с отчимом в дом переехали. Приходи… мне плохо без тебя, слышишь?
- Боже, что мы опять делаем… Чем это теперь всё обернётся…
- Я не знаю… я просто хочу быть с тобой… Мне всё равно… Ты любишь меня? У тебя никого больше нет? - и пытливо смотрит мне в глаза.
- Да… Да! Люблю… Конечно, никого… Я приехала домой час назад, глупый…
- Вот и хорошо… Я убью любого…
- Знаю, знаю… Молчи, пожалуйста…
- Ты права, совершенно права… хватит болтать…
… Когда я узнала, что он всё-таки женится, и родня подыскала ему хорошую невесту-татарочку, прошло уже больше полугода. Всё это время мы тайно встречались – то у него, на пустой квартире, то где-нибудь в гостинице. Я ни о чём не спрашивала, он ни о чём не рассказывал. Нам просто было хорошо вместе… Эта новость меня совершенно не тронула – не было ни больно, ни обидно… Как будто это не мой любимый парень женится, а кто-то совершенно посторонний… и весь этот фарс нас с ним вообще никак не касается. Словно я уже давно знала, наверняка знала - какой-то глубоко скрытой частью своего сознания, что так всё и будет.
- Это ничего не изменит! – убеждал он меня, - Мне на неё наплевать! Ты ведь знаешь, я люблю только тебя… - и целовал мои глаза, и волосы, и лоб, и вообще всё, что попадалось под горячие, нежные губы…
- Знаю… - соглашалась я, - Конечно, знаю…
- Как хорошо, что ты всё понимаешь…
Да, теперь я уже всё понимала. И прекрасно чувствовала, что нам не суждено быть вместе. Не судьба, как говорится. Да, горько. Обидно, и больно, и просто физически плохо. Но – ничего не поделаешь. Вот такая странная штука – мы словно созданы друг для друга… но только, если дело не выходит за пределы постели… Во всём остальном – полная противоположность! У нас просто нет будущего… нет ни одного-единственного гвоздика, за который можно закрепить тонкую нить совместной жизни… Ему нужна совершенно другая жена – покорная, молчаливая, без претензий и каких-бы то ни было амбиций. Мне – вообще неизвестно, кто нужен. Скорее всего, никто. Кто сможет заменить его?! Кто сможет сравниться…
… В последний раз мы были вместе накануне его чёртовой, никому не нужной свадьбы. Он был молчалив, растревожен – весь, как натянутая струна. Большой катушечный магнитофон разрывал тягучую тишину пустых комнат:
«Мы встретимся снова, пусть свечи сгорели и кончился бал…
Мы встретимся снова! Я верю в судьбу, я не умолял…
Ведь жизнь – это вечный, большой карнавал… Я узнаю тебя!»
Мне было не по себе – немного лихорадило, и временами я словно проваливалась куда-то во времени и пространстве, и тогда казалось, что смотрю со стороны сама на себя… Почти пустая комната… свет не горит, во всей квартире темно… две фигуры на одной постели почти светятся в этом полумраке – такая бешеная исходит от них энергетика… Хочется плакать… хочется никогда в жизни не покидать пределов этой маленькой комнаты… Недостаточно! Мне ещё недостаточно!! Я не готова отпустить его… пожалуйста, я не могу… не сейчас, умоляю…
- Мы… больше не увидимся… да? – тонкий профиль на фоне темнеющего окна повёрнут ко мне с безотчётной, угасающей надеждой.
Зачем спрашивать? Он и сам отлично знает ответ. Всё утрачено… всё прошло… и больше никогда не повторится.
- Почему ты молчишь? – он выбрасывает окурок, захлопывает форточку, и возвращается в постель, - Малыш… не оставляй меня…
- Ты сам знаешь, что это невозможно…
- Я без тебя не смогу… - он нервно закусывает губы, его лицо как застывшая мокрая маска…
- Не плачь… не надо…
- Мы обязательно ещё встретимся… Я найду тебя… я тебе обещаю!
- Дин… не нужно, пожалуйста… я ведь тоже не железная…
- Скажи ещё раз… меня никто так не называл… и больше не назовёт… - он с силой сжимает челюсти и кулаки, как будто собирается сейчас с кем-нибудь подраться.
- Дин… мой Дин… мой любимый… - я плачу – тоненько, жалобно, и глажу его по серебристым волосам, и целую в мокрые прекрасные глаза…
- Ты не можешь меня оставить!!
- Я… должна.
- Но ты… ты не забудешь меня?!
- Нет… никогда не забуду…
- Ох… Ника… Почему всё так сложно?!
- Я не знаю… Мы уже столько раз всё это обсуждали… Пусти… мне нужно идти…
- Нет, останься!! Останься ещё ненадолго… Ника!
- Прощай, мой Дин…
- Нет, нет!! Скажи, что любишь меня… Скажи ещё раз!
- Я… я больше не могу так!! Мы с тобой измучили друг друга… Я больше ничего не чувствую… слишком больно…
- Прощай, малыш… - он снова уходит к окну, поворачивается ко мне спиной и смотрит в темноту…
…Спустя многие годы я уже плохо помню черты его лица – ни одной фотографии не сохранилось… Единственную, на которой мы навсегда остались стоять вдвоём, обнявшись, на фоне каких-то феодосийских развалин, я порвала на мелкие клочки, безудержно рыдая, года через два после этой прощальной встречи…
А дальше в моей жизни, да и в его, наверное, тоже… было так много всего… Но порою, когда за окнами почти неслышно плачет ноябрьский - ледяной и тусклый дождь, и сердце сжимается от безнадёжной тоски – не по утраченной первой любви, от которой уже не осталось ни сожалений, ни даже воспоминаний; а по чему-то неясному, пугающе-притягательному, почти невозможному – вот тогда мне вспоминается этот печальный силуэт в рамке слабо освещённого уличными фонарями окна, и думается, что мы не вольны выбирать свою судьбу – всё уже давным-давно предрешено и расписано за нас. Кем-то пугающим, безучастным, ко всему на этой земле одинаково равнодушным. Кто мы?! Зачем мы здесь? Почему не можем распоряжаться даже своими собственными чувствами? Отчего нам бывает так необходимо оттолкнуть своими же руками самого нужного, самого любимого на всём белом свете человека… Отчего мы связаны по рукам и ногам бесчисленными и глупыми условностями…
Мы не знаем, и никогда не узнаем ответов на эти вопросы. Всё было правильно. Всё будет хорошо. Большего нам не дано и не нужно… Но снова, и снова, и снова – сквозь толщу времён, среди тысячи лиц, возвращаясь обратно - мы вдруг замечаем одно… И заранее знаем, что вот она – наша Судьба.
«Одна девчонка в шестнадцать лет
Поверила в счастье, которого нет…
А кто она, как её зовут –
вы догадайтесь сами…»
А вот и неправда! Есть счастье на свете, его просто не может не быть! Ну и что, если за окном льёт дождь которую неделю, и лето где-то заблудилось, и холод стоит в этом июле, как в октябре – всё это совсем неважно, если на тебя наконец обратил внимание парень, который тебе очень-очень нравится… Нравится так, что при встрече испытываешь одновременно и тревогу, и какое-то ненормальное счастье… а ещё - совершенно неведомое раньше чувство… очень сложно описать его словами… проще подобрать похожее сравнение с чем-то, что уже испытано, пережито… Вот, скажем – стоишь ты на вершине скалистого, обрывистого берега. Внизу – бесконечная водная гладь. Жарко, душно… солнце палит нещадно… одуряюще пахнет сосновой смолой, разнотравьем и старыми топляками, выброшенными приливом на прибрежный песок. А вода такая манящая, такая упоительно-спокойная, что хочется очертя голову броситься вниз, сейчас же! Чтобы ощутить радость полёта и с размаху бухнуться в прохладные волны, почти утонуть, а потом всплыть на поверхность, раскинуть руки и так лежать… не думая ни о чём на свете… и меньше всего – о чужом мнении по поводу твоего поведения. Но голос разума нудно твердит тебе, что это безрассудно, глупо, и в конце концов – просто-напросто небезопасно… Ты, помедлив ещё немного, и с тоскою бросив последний взгляд на сверкающую ширь, всё-таки ему подчиняешься, вздыхаешь… и идёшь, как все нормальные люди, вниз по склону, осторожно сгибая ноги, чтобы не свалиться ненароком с каменистой тропинки, поросшей вездесущей серебристой полынью и перечёркнутой ползучими и жилистыми корнями сорняков… Идёшь и думаешь – «Эх… ну что же это я?! Ведь можно ж было прыгнуть!» И так досадно, что снова прохлопал шанс, проиграл собственному благоразумию, будь оно неладно…
Вот примерно тоже самое ощущала и я, когда при первой нашей с Динаром встрече грубо его «отшила», а потом неделями казнилась и мучалась – ну что же дура-то какая была! Теперь мне оставалось только вздыхать про себя и страдать от чёрной зависти, изо дня в день наблюдая, как развиваются его отношения с моей подругой… Но это всё в душе, внутри себя… Снаружи – полное презрение и ледяные взгляды:
- Привет, красотка! Тебя там Алик заждался, чего здесь прохлаждаешься?
- А тебе какое дело? (высокомерно фыркаю) Идёшь себе и иди на здоровье… Тебя и самого, поди, Мулька ждёт не дождётся!
- Ну, минутку-другую можно и подождать… (и улыбается так отвратительно-лучезарно, что мурашки бегут по спине, и хочется врезать ему как следует по его слащавой физиономии!)
Впрочем, сумбурное какое-то у меня выходит повествование… Наверное, всё-таки стоит обо всём рассказать по порядку.
…Весна в тот год, когда мне стукнуло пятнадцать, выдалась настолько же замечательная, насколько ужасным вышло сменившее её лето. Вокруг всё для меня было ново и непривычно – район-новостройка, состоящий из множества одинаковых многоэтажек, третья по счёту школа, где я опять была новенькой, новые бытовые условия, новые соседи, новые запахи и новые лица… Далеко не всё из этого набора мне нравилось, но выбора не было – мы переехали сюда два месяца назад, под самый Новый Год, и жить теперь мне предстояло здесь - приспосабливаясь и подстраиваясь, изменяясь вместе с переменами в своей судьбе. Облегчало эту непростую задачу то обстоятельство, что тут новенькими были почти все – район застроился совсем недавно, и самые первые переселенцы едва-едва успели справить новоселье. А наш дом и два соседних вообще заселился примерно в одно время с нами, и в трёх последних подъездах до сих пор шли отделочные работы. Накануне переезда, когда уж ордер был на руках и наверняка стало известно, какую именно квартиру нам дают, мне приснился ужасный сон – будто в новой этой квартире нет ванной. Глупо, конечно, и наверняка непонятно непосвящённым – ну что же здесь ужасного? Всё дело заключалось в прежних моих жилищных условиях. Вернее, в почти полном их отсутствии. В старом нашем доме не было не то, чтобы ванной – и сама вода-то отсутствовала. В том смысле, что не текла сама по себе, стоит только кранчик открыть, а стояла в ведре. И её для разных бытовых целей надо было наливать ковшичком. А в это самое ведро попадала из фляги, а флягу наливали из колонки на улице, через переулок от дома… Думаю, теперь наши бытовые сложности ясны во всей их неприкрытой очевидности. И во сне, где дневные печали всегда гипертрофированно раздуты, мне было ужасающе обидно, что квартира-то у нас теперь есть, а ванной – предела моих мечтаний на то время – нет, как и не было! Но наяву, впервые зайдя в новенькое, пахнущее свежей краской и бумажными обоями многокомнатное помещение, я буквально остолбенела – на том месте, где, по всем признакам, должна была красоваться новенькая беленькая ванная, зияла чёрная, зловещая дыра… Судорожно нащупав выключатель, я убедилась, что зрение меня не обманывает – раковина есть, а ванной нет!! Люди, объясните мне кто-нибудь, что происходит?! Но объяснять было совершенно некому – во всей квартире только я да шестимесячный щенок… Взрослые, закинув нас сюда с несколькими первыми баулами, чтобы не мешались под ногами, были сейчас заняты на прежнем месте погрузкой основного барахла, нажитого за всю жизнь непосильным трудом. Дрожащими руками накинув пальто, я вышла подышать свежим воздухом, выгулять собаку и заодно изучить ближайшие окрестности. Дом наш был крайним из новой застройки, и вокруг простирался внушительный пустырь, где-то вдалеке переходящий в непролазные заросли речной поймы. В дальних подъездах происходило суетливое движение… Несколько рабочих разгружали из огромной припаркованной фуры двери, унитазы, рулоны линолеума и прочие нужные для отделки и оснащения квартир материалы.
- Добрый вечер! – поздоровалась я с ними, - Вы не могли бы мне помочь… Я хотела спросить…
- Чего тебе? – буркнул один, остановившийся на минуту, чтобы затянуться сигареткой.
- Я из второго подъезда… мы только сегодня переехали… а у нас в квартире нету ванной, понимаете? Вы не подскажете, к кому обратиться?
- Нету ванной, говоришь? – он спросил это совершенно будничным тоном, и меня, готовую к долгим препирательствам, это весьма удивило, - Какой у вас этаж?
- Первый! – с готовностью ответила я, - Вы посмотрите?
- А чего там смотреть… - он выбросил окурок прочь, и тот прочертил в вечернем сумраке алую мерцающую кривую, прежде чем потухнуть, уткнувшись в грязный снег, - Счас принесём!
- Сейчас?! – изумилась я.
- Ну да, - строитель пожал плечами, - А чего ждать-то…
Через двадцать минут я уже была счастливой обладательницей новенькой, сверкающей ванной! К ней, в придачу, принесли смеситель в коробке, рулон уплотнителя и ещё какие-то необходимые для установки тюбики.
- Монтажник придёт уже завтра… дома кто-нибудь будет?
- Да! – заверила я своих благодетелей, - Конечно! Но, скажите… Теперь что, кто-то другой без ванной останется?
- С чего бы это? – не поняли рабочие.
- Ну, раз нам не поставили сразу, а вы принесли из другого подъезда, значит – кому-то не хватит?
- Не волнуйся, ещё привезут! – ответили мне с усмешкой, - В ваннах здесь недостатка нет…
Таким вот удачным образом проблема с оснащением нового жилья гигиеническим оборудованием была мною разрешена в первый же вечер. Теперь нужно было обзавестись новыми знакомствами. За этим тоже дело не стало – наутро заселялись жильцы в квартиру напротив: мама-папа и две дочери. Одна совсем малявка, вторая старше меня на год, как мы выяснили, перекинувшись парой фраз. Вот и первая потенциальная подруга! И ходить далеко не надо)). Вышла на обычный утренний променад – познакомилась с ещё одной собачницей, тоже своей ровесницей. Они заехали в угловой подъезд уже неделю назад – старожилы! Слово за слово, обсуждая своих собак, мы с ней больше часа бродили по пустырю, позабыв о времени. В результате нас нашёл обеспокоенный отец моей новой подруги:
- Мулька, вот ты где! Завтракать давно пора, где вас носит?! Разве можно так?!
- Прости пап… Мы вот тут всё время гуляли… Познакомься, это Ника!
- Здрасьте… - робко пискнула я, но рассерженный высокий мужчина не обратил на меня никакого внимания.
- Марш домой! – скомандовал он дочери, и, не дожидаясь, пока она пойдёт следом, развернулся и направился в сторону дома. Их овчарка, в отличии от девочки, выполнила команду блестяще – прилипла к хозяйской ноге, и больше в нашу сторону даже не посмотрела.
- Только отца и уважает, - хмыкнула девчонка, - Мы все для неё по боку… Ну, давай… до скорого!
- Пока… - улыбнулась я, и тут же, спохватившись, спросила: - Почему он тебя так странно назвал?
- А… - она усмехнулась, - Такое домашнее прозвище… Когда совсем мелкая была, называла себя Мулей, сокращала так «маленькая Юля». Вот и прилипло, теперь не отмажешься… - Юлька весело расхохоталась, давая понять, что вовсе и не против.
Нужно сказать, что она оказалась совершенно права – впоследствии вся наша компашка, и в школе, и во дворе – все поголовно, и за глаза, и в глаза, называли её Мулькой. Уж больно подходило к ней это кукольное прозвище – огромные голубые глаза, длинные тёмные ресницы, пухлые губки, фигурка Барби и льняные, кудрявые от природы блестящие волосы вызывали у всех, кто её видел, однозначную ассоциацию с большой заводной куклой. А если к этому прибавить лёгкий, смешливый нрав и неотягощённый лишними познаниями интеллект, картина становилась ещё более очевидной. Справедливости ради стоит заметить, что Мулечка была девчонкой довольно милой, не стервозной, всегда стремилась помочь ближнему своему, и ради подруги готова была снять с себя последнее, как говорится. Впрочем, не только ради подруги… Стремление нравиться всем и каждому и флиртовать напропалую было заложено в её хорошенькую головку самой природой, и сама она совершенно не пыталась его скрывать или хотя бы контролировать.
… Новогодние праздники, а за ними и зимние каникулы пролетели в приятных хозяйственных хлопотах – вместо ёлки в углу самой большой комнаты красовалась пирамида из коробок, которые предстояло разобрать. Расставляли мебель, гладили и вешали шторы, собирали шкафы, раскладывали по местам вещи – времени на долгие прогулки по окрестностям просто не оставалось. А десятого января, переступив порог новенькой школы, до которой и идти-то было всего-ничего – через два дома от нашего, я с изумлением обнаружила множество знакомых лиц! Если хорошо подумать, ничего удивительного в этом не было – со старой застройки в центре города именно сюда и расселяли все ветхие домишки. За прошедший год и следующий за ним эта миграция приняла по-настоящему массовый характер – городской администрации пришла «сверху» соответствующая разнарядка, и ряды переселенцев на окраину новостроек пополнились многими прежними моими знакомцами. С кем-то учились в старой школе, с иными во второй по счёту, где я полтора года изнывала, мучаясь под гнётом усложнённой математической программы, кое-кого знала ещё по музыкалке, и даже с детского садика – шутка ли, всю жизнь провести в одном районе! Впрочем, основную массу составляли всё-таки незнакомцы, с которыми только ещё предстояло выяснить свои отношения…
Смешно, но первой по счёту, с кем пришлось эти отношения выяснять, стала… школьная директриса! Самолично изловив меня в гулком длиннющем коридоре на одной из перемен, она заверещала противным, визжащим дискантом:
- Милочка моя, в чём это ты на занятия пришла?!
В первое мгновение я остолбенела от такой неожиданной атаки, и, кажется даже покраснев, в ужасе бросила взгляд на свою одежду – может, я чего не заметила с утра? Юбка порвалась на самом видном месте или пуговица расстегнулась?! Да нет, вроде всё в порядке… Отчаянно жалея, что не могу увидеть себя с заднего, так сказать, фланга, я гордо вскинула голову и посмотрела директрисе прямо в глаза:
- А что не так?
- Нет, вы только посмотрите на неё! – громко возмутилась она, обращаясь, по всей видимости, к уже начавшей собираться вокруг интересного действа разномастной толпе учеников, - Всё не так! Где твоя форма, деточка?!
- А… - я выдохнула почти с облегчением. Так вот почему она взъелась! – Нету у меня формы, - пожала плечами с чувством собственного превосходства в этой бессмысленной дискуссии, - Старая давно мала, я последний год училась в школе, где была свободная форма одежды… А новой сейчас и не купить нигде! – и победно поглядела на директрису – «что, съела?!»
Сие была абсолютная правда, и она сама прекрасно это знала – сгущались смутные времена, Советский Союз стоял одной ногой в могиле, в магазинах – шаром покати, какая уж тут школьная форма? Я вообще не думала о какой-то другой одежде, когда собиралась в эту новую школу, и мать моя ни словом не заикнулась, придя с родительского собрания, что у них форма требуется. Да и потом – пусть глаза-то разует! Я что, одна здесь такая? Вон - народ в подавляющей массе ходит в чём попало! И кстати, на мне ещё не самый худший вариант! Вполне скромный костюмчик: светленькая серо-голубая ткань, похожая на джинсу, по ней пёстрый узорчик, изображающий почтовые марки, и надписи разные на английском. Видимо, это её и взбесило. Ну, тут уж поделать нечего, извиняйте! Какое дома выдали, такое и носим. На самом деле, одёжка эта досталась мне уже с богатым прошлым - ещё мама её носила в далёкой своей молодости, а теперь вот, извлечённая из старого сундука, и мне пригодилась.
- В такой одежде только на дискотеку ходить, а не на занятия! – никак не унималась директриса. Сгрудившиеся любопытные занимали собою уже почти всю ширину коридора. Я начинала злиться.
- Не могу с вами согласиться, - покачала я головой, и сделала недоумевающую гримаску, - Длина юбки - миди, блузка под горло, пиджак строгого покроя, с длинными рукавами… На дискотеку обычно так не одеваются! Вот, скажем, если… - я демонстративно оглядела свою оппонентку, - Если вырез будет побольше… и цвет поярче… рукава покороче… Ну, и низ в обтяжечку… тогда самое то!
Школьная начальница, одетая в ярко-алую блузку с внушительным вырезом, с короткими рукавами-фонариками, да ещё и с расстёгнутой верхней пуговицей, аж побагровела от гнева:
- Да что ты… - конца этой фразы никто не дождался, хотя всем было ужасно интересно!! - Я… я не потерплю здесь такого нахальства!! – но сама отступила на шаг назад, и, сверкнув напоследок глазами, удалилась с поля боя под тихие смешки и перешёптывания. Едва только её внушительный зад, туго обтянутый фланелевой юбкой, скрылся за поворотом, эти робкие звуки обрушились оглушительным рёвом – бурный восторг зрителей выражался в самой разной звуковой палитре – от дикого хохота до одобрительных воплей:
- Не, вы это видели?!
- Во даёт!
- Вообще молоток!
- Кремень, а не девчонка!!
Признанный школьный авторитет – высокий, смазливый парень с наглым и довольно глуповатым выражением на вечно усмехающейся физиономии, подошёл ко мне вплотную, с размаха хлопнул по плечу, и высказался в таком ключе:
- Прям офигенный зачёт! Ты у нас, Кораблёва, похоже, только с виду правильная! Из каких краёв залетела?
- С Комаровки, - сообщила я спокойно.
- Хы-ы! – расцвёл Сказочник, – такая за ним числилась странноватая «кликуха», - Зачёт Комаровке! - и пошёл вразвалочку, уверенно расставляя свои столбообразные ножищи. За ним двинулась вся «основная» стая, гогоча и развешивая по дороге профилактические тумаки некстати подвернувшимся малолеткам.
На этом выяснение отношений с кем бы то ни было – и в самой школе, и в целом на районе, можно было считать делом завершённым. Не было бы счастья, как говорится… Правда, первое время директорша изредка ещё предпринимала попытки указать мне подходящее место, но, так и не встретив с моей стороны никакой интересной реакции, самоликвидировала свои претензии, занявшись более злободневными вопросами. В этих последних, старших классах, «школьные годы чудесные» не оставили в моей памяти никаких, сколько-нибудь внятных воспоминаний о самом учебном процессе. Кроме уроков литературы, разумеется. Собственно говоря, как такового учебного процесса-то особо уже и не наблюдалось на то время. Немногочисленные оставшиеся в школе учителя, острый дефицит которых не мог восполнить ни один, даже самый рьяный руководитель, были отчаянно заняты проблемами собственного выживания. На стремительно обесценивающиеся зарплаты купить можно было всё меньше и меньше товаров народного потребления, да и те из магазинов исчезали со скоростью света. Мне лично очень запомнился ближайший к дому универсам – огромное помещение с полупустыми прилавками, где среди неубранных вовремя ценников, объявляющих всем желающим о стоимости тех или иных отсутствующих продуктов, гордыми рядами стояли трёхлитровые банки с зелёными консервированными помидорами, и высился хлебный прилавок с двумя разновидностями продукции – белые и серые кирпичики бок о бок сплотились в борьбе с происками западных империалистов, как всегда, вынашивающих коварные планы, чтобы разрушить нашу великую и могучую… Да, и ещё был лимонад – «Золотой Ключик» и «Тархун». Ну, и молоко с кефиром тоже завозили иногда, в неприлично ранние утренние часы. Чтобы купить всё остальное, необходимое совгражданам для пропитания, нужно было выстаивать длиннющие очереди, предварительно получив продуктовые талоны. Талоны на сахар, на муку, на мясо и на колбасные изделия… на крупы и конфеты, на масло растительное и сливочное… талоны на всё на свете! Отлично жилось нам тогда, на просторах великой страны… Ну, а кого не устраивало – можно было доехать до рынка. Здесь было всё, и безо всяких талонов. Правда, цены автоматом множились в три-четыре раза, но в целом – пожалуйста, покупай, что душе твоей угодно… Справедливости ради надо сказать следующее: подростков вроде меня всё это не особенно волновало. У нас были свои насущные сложности, а бытовуху, как и во все времена, мы милостиво оставляли скучным своим взрослым.
Каким-то ярко-солнечным, ненормально жарким мартовским днём мы с Мулькой испытывали следующие насущные сложности: демонстративно сидели на лавочке возле подъезда в соседнем дворе, и ждали – через какое количество минут подойдёт к нам кто-нибудь из парней, чтобы завести знакомство? Мулька, в отличии от меня, продолжала учиться в своей прежней школе, в другом районе, откуда они с семьёй недавно переехали. Ей хотелось и здесь поразить всех наповал своей неземной красотой. Что было, в общем-то, совсем не сложно, да только времени никак не хватало. Зимой, так вообще – ранним утром уезжаешь – ещё темно, после обеда возвращаешься – уже темнеет. Строгий Мулькин отец пас её, как хороший пастух любимую овечку, и о том, чтобы в сумерках на улицу выходить, не было даже и речи. Забегая вперёд, оговорюсь, что он был совершенно прав, учитывая тогдашние нравы и податливый, как мягкий пластилин, характер собственной дочери. Незапланированно рано наступившие погожие деньки принесли Мульке долгожданную возможность вывести себя «в свет». Я, как верная подруга, сопровождала её в этом променаде.
- Тебе бы, конечно, вырасти ещё немножко… - с сожалением говорила она, осматривая меня пытливым взглядом профессионала, - Фигурка-то хорошая, но вот рост…
- Ну что ж поделать, что выросло, то выросло! – отшучивалась я, давным-давно закалённая насмешками одноклассников.
- Да… если только каблуки одеть! – оживилась внезапно Мулька, - Какой у тебя размер?
Размеры наших ног тоже кардинально отличались… пришлось идти, как есть. В принципе, я особо и не расстроилась – в отличии от подруги, у меня не было планов подцепить себе парня, а уж тем более – произвести фурор в обществе. Накрасить себя «как следует» я тоже ей не дала, и Мулька, тяжко вздохнув, покачала головою:
- Ну что ж ты какая несговорчивая! Так никогда себе никого не найдешь!
- Если ты не заметила, я и не ищу!
- Ну и дура! – резюмировала подруга, и показала мне язык. Впрочем, вполне беззлобно. Я в ответ только хмыкнула, на том мы и сошлись. И вот теперь, сидя на лавочке в самом «популярном» дворе на районе, в компании портативного магнитофона, орущего на всю ивановскую, мы терпеливо ждали, пока на Мулькину немудрёную удочку пачками начнут клевать одурманенные её безупречной внешностью парни.
- Почему мы сидим, как две дуры, именно здесь? – осведомилась я у Муленьки после нескольких минут нашего «заседания».
- Это самый проходной двор! Тут все ходят, во-он в ту сквозную арку… - терпеливо объяснила мне она.
- Ааа… - я понимающе кивнула. Однако время шло, а Мулькин прогноз что-то сбываться не спешил – мы по-прежнему сидели в гордом одиночестве. Не было не то, что парней, желающих завести знакомство с записной красоткой, но и вообще никого. Ни одной живой души на горизонте. Казалось, народонаселение нашего микрорайона просто вымерло.
- И куда они все… - начала было я, но тут подруга грозно на меня шикнула, и пихнула со всей силы в бок. Да так сильно, что я чуть было с лавки не свалилась.
- Идут… - сквозь зубы процедила Мулька, не глядя на меня и радужно улыбаясь.
- Где? – я завертела головой, по-прежнему ничего не замечая.
- Сзади! – яростным шёпотом ответила она, - Не смей оборачиваться!
Помню, что я едва успела подумать – «Ни фига себе зрение у неё – глаза, что-ли, дополнительные на затылке?» как совсем рядом послышался грубоватый мальчишеский голос:
- Привет, девчонки! А чё это вы тут одни сидите?
Меня передёрнуло, словно от удара током. Не доверяя своим ушам, я повернула голову и… Батюшки светы! Прямо передо мной стоял человек, которого я хотела бы видеть здесь и сейчас в самую распоследнюю очередь!! Да что там – вообще ни в какой очереди из тех, кого бы я хотела видеть, он не числился.
- О, какие люди! И без охраны! – с торжеством охотника, увидавшего редкую добычу, присвистнул этот ненавистный мне субъект, и все мои слабые надежды на то, что он меня, может быть, и не узнает, а если узнает – то не подаст виду, разом рухнули.
- Кораблёва, дорогая моя! – с наигранно-фальшивым изумлением продолжал разоряться мой старый знакомец, - Какими судьбами ты здесь?!
- Такими же, как и ты, надо полагать. - сделав каменное лицо, отвечала я, и натянула на лицо убийственно-противную улыбку.
Мулька, изо всех сил пытающаяся вникнуть в смысл нашего диалога, растерянно улыбалась и строила глазки. Но сейчас её уловки не действовали – первый из подошедших к нам парней был всецело поглощён моей, так неожиданно встреченной здесь, персоной, а второй точно также, как и она сама, старался понять, в чём тут дело, и какие такие отношения скрываются за нашей словесной пикировкой.
- Ну вот встреча так встреча! – не унимался говорящий, - Это дело надо отметить, как вы считаете?! – он обвёл светлым, приторно-радостным взглядом всю нашу маленькую компанию, - Пойдёмте с нами, а? Прогуляемся…
Мулька, только и ждущая этого момента, уже была готова вскочить с лавки и согласиться, но я изо всех сил сжала её руку, впившись остро отточенными ногтями в ладонь. Она сделала страшные глаза и посмотрела на меня с плохо скрываемой яростью – мол, что это ты вытворяешь?! Но я не дала ей шанса переломить ситуацию в свою пользу, а быстро и твёрдо сказала:
- Ты, Алишер, вали откуда пришёл! И даже не думай выделываться, понятно?! Сам прекрасно знаешь, что никуда я с тобой не пойду, поэтому хорош дурака валять.
- Ни грамма не изменилась! – с гордостью констатировал мой старый враг, продолжая мило улыбаться, - Только ещё симпатичнее стала! Совсем большая выросла наша крошка! Сколько мы с тобой не виделись, а? Года два? А я вот теперь совсем другим человеком стал, да… - он по-хозяйски плюхнулся рядом на лавку, и вытянул длинные ноги в обвислых спортивных штанах, - Может, зароем уже топор войны?!
- Ага, счас! – фыркнула презрительно я, - Совсем за дуру меня держишь? Рассказывай кому-нибудь другому свои сказочки… И вообще, нам пора! – я встала, не в силах дольше выносить это невыносимое общество, и с силой потянула за руку Мульку: - Пошли!
- А чё это ты своей подругой командуешь? – возмутился Алишер, - Допустим, тебе я не нравлюсь… ладно, переживём… а может, понравлюсь ей, а? - и он поглядел на Мульку долгим, оценивающим взглядом. Ох… если бы у этой дурищи был хвост, она бы сразу им и завиляла, клянусь! Но, поскольку этого приспособления природа нас давно уже лишила, ей оставалось только радужно улыбаться, сверкая своими кукольными глазищами, с чем она и справилась на отлично.
- Юль, пойдём! – угрожающе повторила я, - Нам ещё к Скрипкиной нужно зайти, помнишь? – и, отвернувшись от парней, изо всех сил подмигнула ей, намекая, что здесь ловить совершенно нечего. Но верная своей натуре Мулька совершенно не вняла моим бессловесным предупреждениям. Вместо этого она принялась напропалую флиртовать с Алишером, всем своим видом выражая полную готовность идти с ним прямо сейчас и куда угодно. В полном отчаянии я попыталась было ещё раз вразумить её – всё было бесполезно. Вдвоём с Алишером они уже мило трещали обо всякой ерунде, Мулька счастливо хохотала над его плоскими шутками, запрокидывая голову, как породистая кобыла, и никаких ресурсов, чтобы остановить это опасное безобразие, у меня просто не было...
- Кажется, они уже нашли общий язык… - чуть хрипловатый голос удивительно красивого тембра совсем некстати отвлёк меня от лихорадочных поисков разрешения насущной проблемы. Поражённая внезапным появлением здесь и сейчас своего давнего заклятого врага, я уж и думать забыла о втором парне, который пришёл вместе с ним. А он, оказывается, никуда не делся – стоял рядом, прислонившись спиной к дереву, неторопливо курил и улыбался, наблюдая за нашими разборками.
- У тебя потрясающие ножки! – сообщил он мне, и поглядел так, что мне стало ужасно неловко… - И ещё ты очаровательно краснеешь… - мой возмущённо- яростный взгляд его ничуть не обескуражил, наоборот – прищурив синие-пресиние свои глаза, этот субъект совершенно бесстыже пялился на меня, и всем своим видом больше всего напоминал наглого и довольного кота, который уже поймал мышку, но есть пока не спешит, и от скуки намерен с ней немного поиграть. В голове моей вихрем пронеслись самые разные мысли, и даже, кажется, упали друг на друга, зацепившись чем-то, что там у них вместо ног…
Первая: «Да что он себе вообще позволяет!»
Вторая: «Этот негодяй ужасно на кого-то похож…»
И третья: «Боже мой, какие глаза! Разве бывают у людей такие глаза?!»
Вдобавок к мыслям объявились и чувства. Стало жарко, следом меня пробил непонятный озноб, во рту пересохло, внутри появилось какое-то неприятное тянущее ощущение, и показалось, что к горлу подступает тошнота… Голова слегка закружилась, ноги стали тяжёлыми и непослушными. «Что это со мной?!» - испуганно подумала я, и… уселась обратно на лавку. Мой мучитель отлепился от дерева и лениво подошёл ближе.
- Ты ведь Ника, да?
Кажется, я кивнула, или сделала утвердительный знак глазами, или вообще ничего… не особенно помню, но ему, похоже, и не требовался мой ответ.
- Алишер мне рассказывал про тебя… - он уселся рядом, и оказался так близко… почему-то это лишило меня возможности нормально дышать… С трудом пытаясь сообразить, почему, я приписала своё недомогание терпкому запаху какого-то дезодоранта, которым пользовался мой новый знакомый. Впрочем, какой он мне, к чёрту, знакомый?! Вовсе не собираюсь я знакомиться с дружками Алишера! А то мне не хватало их здесь, как же!
- А я Динар… - придвинувшись ещё ближе, этот обаятельный, надо отдать ему должное, нахал, обнял меня за плечи: - Ты красивая…
В этот момент я очень хорошо поняла, что выражение «невероятным усилием воли» мною до сих пор трактовалось в корне неверно. Сейчас моя воля была действительно, полностью парализована. Ей, этой воле, больше всего нужно было вырваться из цепких бархатных лап человекообразного кота, и убежать отсюда без оглядки. Но… чему-то другому внутри меня, какой-то неведомой моей составляющей, которая раньше вообще никак себя не проявляла, хотелось абсолютно другого! Ей хотелось закрыть глаза, склонить голову на тёплое крепкое плечо сидящего рядом парня, и… И вот только не-ве-ро-ят-ным, титаническим, нечеловеческим усилием воли мне удалось всё-таки одержать верх над этой внутренней распутницей, с негодованием вырваться, вскочить с разнесчастной лавочки, и, тяжело дыша, вскричать:
- Убери свои лапы!! Не смей ко мне прикасаться!
Моя реакция почему-то очень развеселила Динара. Он широко улыбнулся… и расхохотался так заразительно, что даже мне, несмотря на причинённое оскорбление, захотелось рассмеяться вместе с ним!
«- Боже мой, что происходит?! Может, я сплю, и мне всё это снится?» - подумала я с надеждой.
Уж слишком фантасмагоричным казалось всё происходящее. Нахмурившись, я поискала взглядом Мульку. Если я сплю, то вряд ли её сейчас обнаружу. В нормальном сне не бывает таких прочных связей… Но Мулька, как назло, была тут как тут, и никуда не делась. Другое дело, что она уже совершенно не обращала на меня внимания, полностью поглощённая своим новым знакомством. Они с Алишером сидели чуть в отдалении, на соседней лавочке, и мило ворковали, явно намереваясь вскорости перейти на новый уровень своих отношений.
- Твоя подружка гораздо более сговорчивая! – кивнул с ухмылкой Динар в их сторону.
- Вот к ней и катись!! – дистанция, образовавшаяся между нами, окончательно привела меня в чувство. Мне было уже совершенно всё равно, что там будет с Мулькой. Я ей, в конце концов, не мамка и не нянька! Пусть своей головой думает! Не дала мне даже шанса объяснить, кто такой Алишер! Пальцем поманили, и побежала… тьфу! Кажется, в пылу собственного праведного гнева я действительно плюнула под ноги своему новому знакомцу, сопроводив этот некрасивый жест примерно такой фразочкой:
- Да катитесь все вы к чертям!! – и умчалась прочь - расстроенная, оскорблённая и негодующая. Ворвавшись в свою комнату, я бросилась на диван и зарылась головой в подушки, трясясь от тяжких рыданий. Меня просто разрывало на части! И самое страшное состояло в том, что я и сама не могла бы ответить, почему… Целых два дня я не показывала носу на улицу. Ни под каким предлогом не соглашалась выходить из дому. Даже чтобы погулять с собакой. Сказалась домашним больной, и валялась на диване, как овощ, зарывшись с носом в увлекательную книгу.
- Деточка моя… там к тебе Юленька пришла! Просит, чтобы ты вышла к ней.
- Не, бабуль… - я сползла по подушке, и зарылась в одеяло, - Скажи ей, что я болею… мне чего-то совсем нехорошо… не хочу её заразить!
Бабушка озадаченно поглядела на меня, пощупала лоб… и ушла, хмурясь и что-то бормоча себе под нос. Дома не понимали, как и трактовать моё неожиданное недомогание – температуры нет, и в школу не нужно… на дворе плюс двадцать и только что начались весенние каникулы… обычно при таких обстоятельствах меня и домой-то не загонишь, а сейчас наоборот – совсем и не выгонишь… Я, признаться, и сама мало что понимала. Поэтому и заперлась от всего мира, забаррикадировалась книгами, окуклилась в одеяльном коконе, пытаясь осознать, что же случилось. Почему я так себя чувствую, словно в грязи вывалялась? И одновременно – как будто только что лишилась чего-то долгожданного, очень-очень ценного… и лишилась по собственной глупости! Из этого неразрешимого собственными силами ступора мне помогла выбраться Ирка-соседка-напротив. Невзирая на мои запреты, бабушка всё же допустила её, пришедшую поинтересоваться, куда это я запропала, до моего немощного, погребённого под толстым слоем подушек и пледов, тела.
- Да ты втюрилась в него по уши! – со смехом констатировала соседушка моя, выслушав сбивчивый рассказ о недавних событиях.
- Что-о?! – возмутилась я, и даже вылезла из-под одеяла, - Не-ет!!
- Да-аа!! – передразнила Ирка.
- Слушай, давай рассуждать логически, - я потрясла головой: - Я этого придурка видела позавчера первый раз в жизни! Минуты две от силы. Какая любовь?!
- Самая обыкновенная… - пожала плечами Ирка, - С первого взгляда! Неужели ты не знаешь?
- Да глупости это всё! – отмахнулась я, - Только в книжках так бывает!
- Ну, судя по всему, не только… - хитро прищурилась подруга, - Ты вон сама не своя! Точно втюрилась, зуб даю!
- Ни в кого я не втюрилась! – разозлилась я уже не на шутку, - Он же алишеровский дружок! Наверняка такой же мерзавец… Я, конечно, тебе не рассказывала…
- О чём? – насторожилась Ирка.
- Давняя история… - я тяжело вздохнула, - Мы с Алишером очень давно друг друга знаем… с первого класса вместе учились… - разумеется, я не смогла за один короткий вечер рассказать ей всю многолетнюю историю нашей вражды, а только самый вопиющий и последний по хронологии эпизод, после которого я и ушла из первой своей школы…
- Подожди, подожди… - остановила она мои бурные сентенции, - Выходит, это не Алишер, а твой прежний парень подставил тебя тогда?
- Что?! – я изумлённо на неё уставилась, не понимая…
- Ну конечно! – Ирка утвердительно кивнула, - Алишер к тебе подваливал по-всякому, а этот твой Рыцарь в белых доспехах смылся, и целовался в кустиках с другой, так?
- Так… - я обескураженно кивнула, - Но… Он же погнался за мной! Со всей своей кодлой! Хватал лапищами своими…
- Ну, а если бы догнал? – рассудительно продолжала подруга, - Представь, чтобы тогда?
- Бррр… даже представлять не хочу! – я затрясла головой и крепко зажмурилась.
- А тут и представлять особо нечего! – рассмеялась вдруг Ирка, - Сделал бы тоже самое, что и твой рыцарь в кустиках, вот и всё! Там же народу кругом полно было! Большой двор, трамвайная остановка рядом, магазины… Так ведь? Я думаю, ты бы не расклеилась от маленького поцелуйчика!
- Да он… да он противный, как… как…
- Брось! Глупости ты сейчас говоришь! – соседка уверенно махнула рукой, - Видела я Алишера твоего – красавец-мальчишка, настоящий симпатяшка!
- Где? – потрясённо поинтересовалась я, недоверчиво на неё глядя.
- Где-где, здесь конечно! С Мулькой по всему двору обжимаются!
- Ааа… - я облегчённо выдохнула.
Но потом мне стало как-то не по себе. Неужели действительно, для кого-то другого, кто не знал этого подонка с самого детства, он может быть и симпатичным, и привлекательным?! Я ещё долго раздумывала об этом, и о многом другом… Ирка ушла к себе, меня позвали ужинать, и над миром сгустились звонкие весенние сумерки. Требовалось срочно проветрить голову, и я решилась прервать своё добровольное затворничество. Оделась, свистнула собаку, и вышла из подъезда в тёплую, полную щебетания и суетливой возни, стремительно наплывающую ночь. На этот раз прогулка не ограничилась ближайшим пустырём. Мы с собакой решили пройтись основательно, и уже через несколько минут оказались на тропинке, ведущей сквозь густые заросли ракитника и рогоза на берег небольшой, змеящейся сквозь городскую застройку, реки. Выросшая в небольшом райончике частных домов, где все друг друга знали, и с детства привыкшая бродить где угодно, я никогда не боялась гулять по темноте. Мне как-то даже в голову не приходило, что для девочки моего возраста такая прогулка может закончиться очень даже плачевно… Впрочем, мне всегда везло на разные авантюрные предприятия, повезло и на этот раз. Никто нас с Багирой не съел и не поймал, здесь вообще было совершенно безлюдно и бессобачно)). Осторожно ступая в полутьме, вскоре мы вышли на открытое песчаное пространство, лишь кое-где поросшее низкой, чахлой травой. Пока моя четвероногая спутница вынюхивала интересные метки и сообщения, я отлично скоротала время, усевшись на толстый поваленный ствол корявого осокоря, и глядя на воду. В свете недалёких городских огней речная гладь отсвечивала ярко-оранжевым, изредка проплывали вдоль самого берега утки, торопясь занять спальные места в прибрежных камышах, и иногда спокойствие нарушала водяная крыса, неторопливо пересекающая течение наискосок, высунув из воды усатую любопытную морду… Вокруг, словно вместе с рекой, разливалась чарующая безмятежность… но отнюдь не тишина! Каждое из живых существ, населяющих пойму, издавало радостные звуки возрождающейся, после долгого зимнего сна, жизни. Свист, писк, кряхтенье, шуршанье, ворчанье и кваканье заполняли собою и небо, и воду, и землю. В какую-то минуту насторожившаяся моя собака не дала кому-то, идущему по той же тропинке по нашим следам, появиться незамеченным. Лаять она, тактичная от природы, не стала, а только встала по струнке, глядя в шевелящийся рогоз, навострила уши и жадно втягивала ноздрями чужой резкий запах. Повернулась на стволе и я, вглядываясь в сумрак.
« - Наверняка, кто-то ещё с собакой пришёл гулять… может, Мулькин отец?»
Но человек шёл один, никакая собака впереди не бежала. Вот он уже почти показался среди жухлой, с осени ещё стоящей, поросли… Вот идёт в нашу сторону…
«- Блин! Почему-то я уже нисколько не удивлена…» - досадливо подумалось мне.
- Ты что, следишь за мной?! – вслух высказала я Алишеру, стоящему передо мною на песчаном берегу. Он как-то глупо улыбнулся в несвойственной себе манере, и ответил:
- Типа того…
- Зачем?! – возмутилась я, - Теперь-то тебе что от меня надо?!
- Не бойся… - не ответив на мой вопрос прямо, он уселся с другого конца толстенного ствола, и вытащил пачку сигарет.
- Если ты пришёл сюда покурить, то я ухожу! Мы уже и так собирались обратно…
- Извини… - абсолютно невозможное в его устах слово, да ещё сказанное действительно виноватым тоном, прозвучало ещё более стыдливо и жалко, чем воспринимается обычно. Я замерла на месте, не веря своим ушам.
- Что ты сказал?!
- Извини меня, Ника… - его тёмные глаза блеснули в темноте отражённым светом близких фонарей – с другой стороны довольно узкой речки возвышались давно отстроенные жилые кварталы, и освещения здесь хватало, чтобы рассмотреть лицо собеседника, - Я был ужасным дураком…
« - Вот ещё новости! Почему это был?!» - очень хотелось сказать мне вслух, но я сдержалась, донельзя заинтригованная происходящим. Моё молчание, видимо, спровоцировало целый словесный поток у незваного собеседника:
- Ты считаешь меня полным дебилом, я знаю… Сам виноват, всегда задирал тебя… Понимаешь, нам, пацанам, очень сложно сказать девчонке, что она тебе нравится…
На этой минуте откровений я чуть со ствола не свалилась – ничего себе, оборотик! Меня стал разбирать страшный смех, и пришлось отвернуться, чтобы Алишер не рассмотрел ненароком, как я пытаюсь сдержаться, и не заржать в голос.
- Короче… - он глубоко вздохнул, - Я… я хочу предложить… Ты будешь со мной ходить?
«Батюшки святы! Только этого мне и не хватало!» - ужаснулась я внутренне. Теперь надо было как-то выкручиваться. Вплоть до сегодняшнего дня я бы даже не задумывалась – сказала бы этому наглецу пару ласковых, и дело с концом! Но теперь… он был таким, таким… неожиданно жалким… несчастным… ничтожным даже… Куда-то испарилась вся моя давняя ненависть, жажда мести… Подумалось, что все наши детские, в сущности, проблемы и горести давным-давно прошли и быльём поросли… Теперь, с высоты своих целых пятнадцати, двухгодичной давности события показались мелкими и несущественными. Особенно после разговора с Иркой. И чего я, действительно, так завелась тогда? Самой нужно поменьше раздувать из мухи слона, вот что.
- Слушай, Алик… - почти ласково сказала я, - Давай оставим всё это в прошлом, хорошо?
Он напряжённо молчал, видимо, соображая, что именно я предлагаю оставить.
- Мы с тобой никогда не были друзьями, это правда… - усмехнулась я, - Но… насчёт всего остального это уже ты загибаешь… У тебя же Мулька есть! – вдруг сообразила я, и радостно заулыбалась: - Шутишь, правда?! Ну ладно… извинения приняты… пошли отсюда, меня счас дома потеряют…
Обогнув наш длинный дом, мы вступили в цивилизацию. Она встретила нас ярким электрическим светом, детским визгом с игровой площадки, мерными ударами баскетбольного мяча, и… зрелищем настолько неожиданным, что я, идущая чуть впереди с собакой на поводке, вдруг встала как вкопанная. Алишер едва на меня не налетел, и, затормозив в каких-то сантиметрах позади, смачно выругался. Надо сказать, я вполне его понимала - в закутке, образованном смещением стены между угловым подъездом и следующими, ещё не заселёнными, уютно разместилась целующаяся парочка. Это были… Мулька и Дамир. По какой-то неведомой причине на меня эта картина произвела впечатление настолько гнетущее, что аж в голову вступило. Алишер помчался устраивать разборки, а я повернула обратно, и обойдя дом с противоположной стороны, вернулась в свой второй подъезд. И чувствовала себя так, как будто меня избили…
Спустя парочку недель самокопания я, наконец, осознала очевидный факт. Тот самый, который так легко и быстро поняла соседка Ирка. Маленькая девочка Ника, не понимавшая ещё совсем недавно терзаний своих одноклассников… безнадёжно влюбилась. И оказалось почему-то, что любовь – вовсе не волшебная магия, дающая невидимые крылья и поднимающая тебя к радужным небесам. Нет. Не верьте! Любовь – это страдания. Ужасное чувство, как будто от тебя отрезали часть, и отдали другому человеку. Давно-давно, а ты и не знал ничего. Жил себе спокойно, и даже не подозревал, каково это – быть разрезанным на части. А вот встретил ненароком именно того, у кого внутри часть тебя, и всё! Прощай, спокойная жизнь! Даже если любовь счастливая, разделённая, и то постоянно не покидает тревога – а вдруг он уйдёт?! Покинет тебя, унесёт с собою то, что принадлежит тебе, и без чего нормальная, прежняя жизнь уже никогда не будет возможна! Как вам такой расклад? А про несчастную любовь и говорить нечего… И ничем тут не поможешь. Бессчётное количество раз я пыталась убеждать сама себя, что всё это сплошные глупости, ерунда на постном масле! Ну, подумаешь – симпатичный парень! Мало ли их, таких, на свете-то! Сегодня один, а завтра, глядишь – другой нарисуется, ещё лучше! Да и характер у него не сахар, и слухи разные ползут следом – один другого неприятнее… И самое-то главное – ты ведь ему абсолютно не нужна! Пристал разок от скуки – и к Мульке переметнулся. А она… А что она? Про неё с самого начала всё понятно было. Ничего удивительного - такая уж у Муленьки натура. Меняет парней, как перчатки. Таких, как она, раньше называли отчаянными кокетками. А сейчас… Ну, впрочем, бог с ней, с Мулькой. Не будем углубляться в детали.
О том, чтобы выдать хоть одним словом или взглядом, свою тоску, конечно же, и речи не шло! Более того, неожиданно для самой себя, я стала встречаться с… Алишером. Нет, ничего такого – мне по-прежнему была противна даже сама мысль о том, чтобы иметь с ним какие-то близкие отношения. Но мы много вместе гуляли – в основном, когда я выходила вечерами с собакой. Алик, как я теперь его называла, рассказывал мне жуткие вещи о своей жизни. Про беспробудно пьющего отца, и про мать, которую он с малыми детьми гонял по двору, угрожая убить топором… И про то, как он сам долгими часами прятался в сарае, боясь вылезти на свет божий… и про отчима, который появился в доме, когда умер, наконец, пьяница-отец… А оказался, в итоге, таким же чудовищем, только непьющим…
- Ты знала, что Дилька наша родила в четырнадцать? – спросил он меня как-то раз.
- Вроде что-то говорили… - ответила я уклончиво.
- Это от него… - сказал он яростно и тихо, и лицо его стало бледным и строгим, - Я… я, когда узнал… тяпкой его шибанул по загривку…
- Что-о?! – я в изумлении уставилась на Алика, - Ты его убил?!
- К сожалению, нет… - он закусил нижнюю губу и покачал головой, - Жив остался, скотина… Меня долго таскали по ментовкам, потом замяли… Мать сказала, что он заявление какое-то написал… типа – претензий не имеет. Ууу… сука! – выругался Алишер, и с силой метнул первый попавшийся камень в темноту.
- А что… с Дилькой? И… с ребёнком… - тихо спросила я.
- Ребёнка отдали в детдом… А она… наркотой теперь балуется… и пьёт, как отец раньше пил… - Алик безнадёжно махнул рукой: - Да ну их…
Я постояла молча, переваривая полученную информацию. На этом фоне собственные терзания показались мне такими пустыми, мелочными… «Вот бы завтра проснуться и понять, что всё прошло!» - подумала я, медленно шагая к своему подъезду. Но… новый день со всей очевидностью показал, что не прошло ни-че-го. В конце концов, мучительная тоска, снедающая меня изнутри, настолько задолбала, что я решила заняться чем-нибудь продуктивным. Например, уборкой. Времени свободного был вагон и маленькая тележка – давным-давно нас распустили на летние каникулы, уже и июнь близился к концу, и ещё два месяца ничегонеделания обещали добить меня окончательно.
« - А что? Раньше отлично помогало!» - вспоминала я свою прежнюю жизнь, ДО Динара. Правда, теперь всё стало по-другому, но… что-то же делать нужно было! Так и сбрендить окончательно недолго…
- Ты что, балкон мыть собралась? – удивилась бабушка, завидев меня в одно хмурое утро с тазиком наперевес, полным мыльной пены, - Смотри-ка, опять дождь собирается! Зря только время переведёшь…
- Ничего не зря! – парировала я, - Хотя бы с одной стороны чистые будут… Вон какая пылища!
- Ну мой, мой… - покладисто пробормотала бабуля, - Если уж пристала такая охота…
Ну я и мыла. Лазила туда-сюда по рамам нашей длинной застеклённой лоджии, высовываясь наружу почти целиком, балансируя ногами на тонких деревяшках, и с яростью тёрла стёкла губкой, потом тряпкой, а потом начисто шлифовала старыми газетами. Получалась красота! И становилось немного легче. Правда, совсем не думать о нём всё равно не получалось… Особенно, когда туда-сюда перед глазами мельтешит взволнованная Мулька, и спрашивает советов, что надеть – «вот эту юбочку, или джинсовые шорты?»
- Ну давай, слезай уже со своего балкона! – пристаёт она ко мне, - Пойдём гулять! Ты с Аликом, я с Динаром. Мы на пляж договорились идти. Ну, правда, Ник! Ну, что мне надеть, а?
- Иди сразу в купальнике, - посоветовала я ей хмуро, - Всё равно – что юбка твоя, что шорты ничего особо не закрывают.
- В купальнике?! – изумилась Мулька, - Прямо так? Ну, это как-то…
- Зато подумай, скольких парней сразу подцепишь! А?! Как тебе идея?!
Мулька мечтательно улыбнулась, и ямочки на розовых щёчках сразу же сделали её невозможно миленькой: - Ник… ну ты, как всегда… Смеёшься, да?!
- И вовсе не смеюсь, - я пожала плечами, выбрасывая на пол использованную газету, - На тебя что ни надень, всё равно выходит одно и то же!
- Совершенно верно! – хрипловатый голос, добавившийся к нашему разговору, пока я отвлекалась, сминая новый газетный ком, заставил меня вздрогнуть. Надеюсь, он этого не заметил…
- Юлечка у меня красавица! – наверное, он её сейчас обнимает… Не буду оборачиваться… Я мою окна, идите все лесом! Или на пляж, или куда вы там собрались…
- Пойдём с нами! Алика я уже позвал…
«Ну конечно, и он туда же… Не пойду я с вами никуда, отвалите вы уже, пожалуйста…»
- Идите, пока дождь опять ненароком не пошёл. Только не замёрзните там, на пляже-то! А мне потом ещё другие окна мыть…
- Ты что, Золушка? – он смеётся, и каждый звук этого бархатного смеха царапает мне сердце длинной, ржавой иглой…
- Типа того…
- Ну ладно, мы пойдём! – Мулька, как всегда, совершенно очаровательна… - Догоняйте нас с Аликом!
- Ага, ладно…
«Господи, идите уже отсюда, прошу!! Я ведь не так много прошу, правда?! Просто не видеть их больше никогда - таких счастливых, оживлённых… Смотреть противно!! Может, снова переехать отсюда, ко всем чертям?! Да куда же мы переедем… Тогда путь уедут они!» - строя эти несбыточные планы, я погрузилась в свои печальные мысли, и даже не заметила, как под окна подошёл Алик.
- Слушай, Кораблёва… - иногда на него ещё находила прежняя гадкая манера, и он называл меня как раньше, по фамилии. А я, в принципе, и не возражала.
- Чего тебе?
- Спускайся сюда, разговор есть.
- Я занята, не видно?! Потом поговорим.
- Срочный.
- Да что там у тебя стряслось? Вечером приходи, пойдём с собакой гулять, как обычно.
- Нет, я же тебе говорю – это срочно!
- Ну давай сам поднимайся, меня всё равно обедать вот-вот позовут… - с кухни уже вовсю распространялся одуряющий аромат свежесваренного борща и беляшей. Есть хочешь?
- Хм… Не прогонят меня твои предки? – недоверчиво спросил Алишер.
- Да ты что! – возмутилась я, - Ты не помнишь мою бабушку? Её же хлебом не корми – дай только кого-нибудь напичкать своими борщами!
Мы дружно расхохотались, и тут же как будто вернулись в детство… на наши старенькие, пыльные улочки, утопающие в вишенных зарослях и кустах цветущей сирени… Впрочем, сейчас там уже не цветёт сирень, всё давно отцвело – и яблони, и вишни… В Комаровке сейчас собирают малину и клубнику, если в такое дождливое лето вообще что-нибудь выросло… Как будто прочитав мои мысли, Алик вдруг спросил:
- Ты… давно не была на Комаровке?
- С тех пор, как мы уехали… и даже не собираюсь! – отрезала я, и решительно спрыгнула на пол лоджии.
Конечно, бабушка никого не прогнала. Она была просто счастлива увидеть знакомое лицо, и буквально засыпала Алика вопросами о его родственниках – кто да где, с кем да как…
Он пытался ей отвечать с набитым ртом, пока я решительно не прервала это безобразие: - Бабуль, ну дай уже человеку нормально поесть!
- Ладно-ладно… - бабушка сдала свои позиции, - Ешьте-ка вот беляши… - и поставила на стол огромную эмалированную миску, полную дымящихся, только что поджаренных, беляшиков.
«Вот странно…» - подумала я, поглощая третий, - «Страдаю от несчастной любви, а аппетит всё равно никуда не делся… Может, и правда пройдёт?»
В те счастливые годы я ещё не знала, что ничего и никогда не проходит, а просто утихает, рубцуется, зарастают душевные раны новой, розовой и блестящей кожей… но в любую минуту, когда ты чувствуешь боль – неважно, по какому поводу, вся твоя прежняя печаль тотчас же вылезает наружу и приплюсовывается к новеньким печалькам. И этот груз ты обречён тянуть за собой всю свою жизнь… сколько бы не прожил. Наверное, именно поэтому с годами люди перестают бояться смерти. Слишком тяжело становится жить…
- Разве ты не боишься умирать? – спрашивала я, в ту пору ещё дошкольница, свою старенькую Пра. Перед этим она мне самолично сообщила, что сложила «всё своё смёртное в сундук» и в принципе, к собственным похоронам готова.
- Да чего ж тут бояться? – улыбнулась она так светло, так радостно, что я тут же почувствовала неосознанную зависть – почему это она понимает что-то такое, чего не понимаю я? …А вот теперь, спустя столько лет, кажется, начала понимать…
- Так я чего пришёл-то… - Алик сидел у меня в комнате с выражением лица довольно смущённым.
- Да, чего ты припёрся? – помогла я ему приблизиться к сути.
- Динар мне тут сказал на днях… вернее, спросил…
- Ну?! – упоминание имени моего мучителя сделало ожидание совершенно непереносимым.
- Ты что какая нервная? – окрысился Алишер, - Того и гляди укусишь!
- Устала просто, как собака… извини… - дала я задний ход, и, вздохнув, взяла кружку с чаем, чтобы деть куда-нибудь свои руки.
- Так вот… подходит он тут на днях… и спрашивает… типа… насколько у нас с тобой серьёзно…
- А ты? – я решила выражаться лаконично, чтобы ненароком не выдать себя.
- А что я… - Алишер грустно усмехнулся, - Врать не стал, я ж знаю, что ты мне все глаза выцарапаешь, если узнаешь…
- Молодец! – одобрила я приятеля, - И что?
- А он поглядел так странно… и спросил – может, ему стоит опять к тебе подвалить?
- П…п…подвалить?! - от волнения я чуть не поперхнулась чаем.
- Ну вот я ему тоже самое и сказал! – облегчённо рассмеялся Алик, - Мало ему одного-то раза было, что ли?
- Что. Ты. Конкретно. Ему. Сказал. – бесцветным тоном уточнила я, стараясь говорить как можно более индифферентно. Внутри у меня всё кипело и бурлило, но я держалась, как могла.
- Что ты ни с кем встречаться не собираешься, а от него тебя вообще тошнит, - как ни в чём не бывало сообщил Алишер, и тоже чуть не подавился своим чаем, наткнувшись на мой отчаянный взгляд: - Что? Что я опять не так сделал?! Ты же сама говорила…
- Кто тебя за язык тянул, дурака?! – чуть не в слезах воскликнула я, и рысью убежала в туалет. Как он ушёл, я не видела, потому что просидела в этом помещении около часа, наверное. И всё это время беззвучно рыдала. Наконец, ко мне постучалась мать и осведомилась, что я там делаю.
- Ничего… - дождавшись, пока она уйдёт, я вылезла наружу. Той ночью я, наверное, вообще не спала. Или мне так показалось. Но наутро глядеть на себя в зеркало мне было страшно. Поэтому я решила вообще не глядеть, а снова заняться чем-нибудь полезным, и уселась за шитьё. К вечеру из рулона довольно весёленького штапеля, сто лет валяющегося без дела в бабушкином шкафу, вышла симпатичная юбка-хвост: спереди очень короткая, а сзади ниспадающая почти до земли длинным оборчатым шлейфом. Ультрамодная штучка! Вооружённая таким предметом гардероба, я добавила к ней блестящие, пахнущие новым воздушным шариком, лосины, нацепила что-то сверху, и… пошла гулять. Одна. Без собаки и без Мульки. Просто шла, куда глаза глядят, и надеялась, что прямо сейчас не пойдёт дождь. Все предпосылки к тому были налицо – низко висящие хмурые тучи так и не собирались покидать наш город, неся круглосуточную вахту в сером, по их милости, безнадёжном небе. Холодрыга стояла такая, что аж зубы сводило. Это в июле-то! Первое такое ужасное лето выдалось в тот год на моей памяти.
Иду я, значит, дефилирую себе… и уже начинаю покрываться противными ледяными мурашками… но домой всё ещё не сворачиваю. Ну и видок же у меня был, наверное! Коротенькая юбчонка, сзади хвост, лосины цвета «вырви глаз», высоко зачёсанные волосы, собранные в пушистый пучок, из которого пронизывающий ветер почти сразу же сделал чёрт-те что, и вдобавок ко всему покрасневший от холода нос… И, как назло, никогошеньки навстречу! Вот так будешь умирать с горя, и даже поговорить не с кем… К Мульке не пойду, хоть режьте! У неё наверняка ОН счас сидит… Или они вдвоём где-нибудь шастают… Ещё через несколько минут я уже так замёрзла, что не чувствовала кончиков своих пальцев на ногах. Пришлось вытереть слёзы рукавом, понадеяться, что и на обратном пути я никого не встречу – теперь уж точно выгляжу как чучело! – и топать в сторону дома. Зачем я так вырядилась, куда подалась? Ответов на эти вопросы у меня не было… В отдалении уже показался мой дом… Напротив – дом, где живёт Динар… Так… дорога здесь одна, как ни крути, придётся пройти прямо мимо его подъезда… Ну ничего… авось его и дома нет… а если и есть – занят своей ненаглядной Мулечкой…
- Ника! Ты откуда? – раздался знакомый голос прямо за моей спиной. Я вздрогнула всем телом и обернулась:
- От верблю… - хотела была ответить общеизвестной колкостью, но тут…
- Божечки мои, а кто это у тебя?! Это что, твой?!
- Мой! – говорит гордо, и улыбается так, что терпеть просто невозможно – и губами, и глазами, и даже светлые волосы на макушке сияют, несмотря на хмурость и начинающийся дождь – ну да, куда ж нам без него!
- Какой миленький… - не дожидаясь разрешения, ласково глажу невероятно симпатичного, плюшевого, самого чудесного на свете щенка!
- Ты такой сладкий, такой хороший… - говорю я ему, а этот малыш лижет мне щёки, нос, и губы, и глаза, и вообще всё, что попадётся под его розовый, мягкий язычок.
- Ну всё, всё… ты сейчас налижешься этой гадости, которой я намазюкалась… и ещё, не дай бог, заболеешь! – ласкаясь со щеником, я напрочь забыла о том, что он ведь сейчас слижет с меня всю косметику, и о необходимости выбирать слова… Ведь рядом стоит парень, при котором я должна выглядеть на все сто! А я сейчас, мягко говоря… недотягиваю до образа… Эх, не быть мне воздушной дамой, восхищающей сердца…
Поднимаюсь, отряхивая с себя какой-то налипший мусор, гордо вскидываю голову, стараясь не думать, на кого я сейчас похожа, и вижу, что он продолжает лучезарно улыбаться, глядя на меня:
- Ты не боишься заразиться от него чем-нибудь? – спрашивает меня так, будто проверяет что-то.
- Шутишь?! – я возмущена до глубины души, - Чем можно заразиться от такого чуда? Кроме того, если ты помнишь, у меня ведь и у самой собака есть. Я люблю собак.
- У Юльки тоже есть… - констатирует он, - Но она сказала, чтобы мы с ним даже не подходили к ней, пока не сделаем прививки.
- Оу… - меня это сообщение весьма удивляет, - Чего это она вдруг? – поскольку этот вопрос риторический, и ответа на него я особо не жду, то продолжаю сыпать более интересными:
- Это же ньюфик, правда? Коричневый ньюфик… красотун какой… лапочка… Откуда ты его взял?! Такого ещё надо постараться достать… Ух, какой у нас носик… - и снова принимаюсь тискать щенка, не дожидаясь ответов.
- Дядька подарил! – сообщает Динар, - Ему полтора месяца всего.
- Вижу, вижу… не слепая же я… - чешу малыша за ушком, а он валится на землю, и подставляет мне своё голое, нежное пузико – чеши!
- Слушай… - вдруг до меня доходит очевидная вещь, и я, хмурясь, снова спрашиваю: - Зачем ты его на улицу-то вытащил?! У него же нет прививок! Вам на карантине нужно до трёх месяцев сидеть!
- Да ладно! - Динар машет беззаботно рукой, - Что с ним случится… чисто вокруг.
- Ты не понимаешь! – начинаю кипятиться я, - У породистых собак нет такого сильного врождённого иммунитета, как у дворняг, а он же совсем маленький… его беречь надо!
- Ну ладно-ладно… - проникнувшись моей озабоченностью, хозяин поднимает своё сокровище на руки и идёт с ним к подъезду. У самой двери оборачивается: - Может, зайдёшь?
- Думаю, не стоит… - я разом вспоминаю все свои печали.
- Почему? Я не кусаюсь! Или ты боишься? – он хитро прищуривается.
- Глупости! – сержусь я, - Неужели не понимаешь?
- Что не понимаю? – во взгляде искреннее недоумение, или так хорошо прикидываться умеет.
- Юлька – твоя девушка и моя подруга! – объясняю я ему зачем-то очевидные вещи, - Я не могу так с ней поступить.
- Но… - он снова хитро улыбается, - Мы же с тобой не будем… Или...? – и смотрит тем же самым взглядом, как и тогда, в самый первый раз.
Я моментально краснею: - Разумеется, нет! Но она не поймёт, я её знаю.
- Ну, раз так… - притворно вздыхает он, и берётся за дверную ручку, а я поворачиваюсь, чтобы идти через дорогу и домой. И вдруг слышу за спиной:
- Ты удивительная, Ника… Слышишь?
Но я делаю вид, что нет, и уже не оборачиваясь, перехожу дорогу. А потом не выдерживаю, и всё-таки оглядываюсь. Он всё ещё стоит у подъезда со щенком под мышкой и улыбается мне…
…Ну почему, почему я такая непроходимая дура?! Зачем я сначала делаю, а потом думаю? Ну что вот мне стоило промолчать тогда, сделать глупые глазки, как умеет Мулька? Поди, не растаяла бы, не сахарная! Ну ладно, так я не умею, и никогда не сумею… Но, хотя бы не плевать под ноги человеку я уж, наверное, смогла бы?! Конечно, смогла бы, если бы получше думала своей головой!! А вот теперь всё пропало… всё!!
- Милая, что ты там бормочешь? – бабушка, зевая, гасит возле своей кровати свет.
- Ничего, бабуль… Всё хорошо. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи!
Воцаряется темнота. Хоть бы мне сейчас уснуть побыстрее, и ненадолго забыться, не думать о нём… Вообще ни о чём не думать! Но и во сне мне нет покоя – вот идёт Мулька в свадебном платье… Какая красавица! Почему я не такая красавица?! Юбка пышная, спереди короткая, как пачка у балерины, а сзади длинный шлейф… и в руке у неё болтается что-то… пушистенькое, безжизненное… Боже мой! Да это же Динаров щенок!! Мёртвый…
- Он ужасно заразный! – она делает брезгливую гримаску, и с размаху швыряет маленькое обвисшее тельце на твёрдый, мокрый асфальт…
- Нет!! – кричу я и бросаюсь к нему, - Нет, нет, нет!!
Она заливисто смеётся… этот смех просто выводит меня из себя! Он такой резкий, такой противный… Я хочу, чтобы этот смех немедленно прекратился!!
- Матерь Божья, святые угодники, что стряслось?! – растревоженная бабушка ковыляет ко входной двери, - Никак, помер кто…
Я продираю глаза, и прислушиваюсь: в нашу дверь отчаянно трезвонят. Вскакиваю с дивана, смотрю на часы: пять утра! Действительно, что-то стряслось…
- Что? Нику? Да она спит ещё… Ты зачем людей тревожишь в такую рань, милок?
Из подъезда раздаётся голос… он кажется мне знакомым… или нет… ничего не могу понять! Накидываю халат, тоже иду ко входной двери, выхожу в тамбур… и чуть глаза не лезут на лоб:
- Динар?! Ты почему здесь… - осекаюсь на полуслове, ошарашенная его видом: красные глаза полны слёз, руки трясутся… - Что случилось?!
- Рудик… ему так плохо…
- Что с ним?! – волнуюсь я.
- Его рвало всю ночь… Пойдём, пожалуйста, ты же разбираешься… У меня все уехали, я с ним один…
- Сейчас! – я пулей несусь обратно в комнату, влезаю в первые попавшиеся вещи, - Бабуль, я ушла! Надо пёсику помочь!
Не слушая никаких возражений, вылетаю из квартиры, хлобыстнув дверью так, что, если кто из соседей ещё не проснулся, заслышав эту суматоху, теперь точно вскочит с постели. Но мне всё равно. Мы с Динаром спешим к нему домой – спасать Рудика. А спустя час уже сидим в пахнущем карболкой коридоре единственной в нашем городе дежурной ветклиники. Когда-то именно сюда я принесла в большой сумке свою умирающую Ладочку… При этих воспоминаниях мне становится дурно, кружится голова и кажется, что сейчас стошнит.
- Ты в порядке? - Динар встревоженно смотрит мне в лицо.
- Да… То есть, нет… Я сейчас! – убегаю в туалет, там меня рвёт… я реву, как припадочная, и умываюсь ледяной водой над тусклой эмалированной раковиной с зияющими чёрными пятнами.
- Матерь всего сущего! - говорю я почему-то своему отражению в старом-престаром зеркале с ободранной по краям амальгамой, - Сделай так, чтобы этот щенок не умер! Пожалуйста, ну что тебе стоит?! Ты уже забрала к себе достаточно собачьих душ… Только у меня целых семь, если считать вместе с Ладкиными щенками… Неужели тебе нужен ещё и этот малыш… а вместе с ним и моё израненное сердце… Умоляю!! Ведь ОН мне этого не простит… он будет всегда думать, что это я убила его собаку… Опять мой длинный язык во рту не удержался… зачем вчера сказала все эти глупости… и про косметику, и про прививки…
Возвращаюсь в коридор – лицо опухло, глаза в красных пятнах… И у моего спутника видок не лучше… На коленях у него вытянулся, тяжело дыша и вздрагивая, несчастный страдалец Рудичка…
- Проходите! – резкий окрик ударил по нам, как невидимый бич. Не сговариваясь, мы тревожно уставились друг на друга:
- Ника, ты…
- Молчи! – перебиваю я, - Всё будет хорошо, вот увидишь! Пошли!
… - На самом деле, всё не так плохо, как могло бы быть… Вы хорошо сделали, что дали ему регидрон… самое страшное для щенков при энтерите – обезвоживание. Купите вот эти препараты… От укола ему уже скоро получшеет… завтра привозите на следующий… Или, если найдёте, кто сможет сам сделать…
- Я умею! Внутримышечно не сложно…
- Вот и прекрасно, - удовлетворённо кивает собачий доктор, и достаёт из кармана сигареты, - На улицу до прививок ни ногой! И денька через три приезжайте показаться… Но думаю, что всё у вас будет хорошо…
- Мы приедем! Обязательно приедем! – обнадёженный Динар суёт врачу смятую купюру: - Вот, возьмите… Не обижайте! – выставляет руку в ответ на возражения, - Спасибо вам большое!
- Подружке своей скажи спасибо! – ухмыляется врач и небрежно засовывает смятую красненькую бумажку в карман, - Я смотрю, она в собаках разбирается…
Совершенно счастливые, мы выходим из здания. Я крепко прижимаю к себе завёрнутого в махровое полотенце Рудика… Динар ловит такси…
«-Откуда у него столько денег?» - успеваю подумать я, и… отключаюсь, проваливаясь в глубокий сон на заднем сиденье тряского автомобиля. …С трудом открыв глаза, обнаруживаю, что моя голова уютно лежит на плече у Динара. Он… обнимает меня своей сильной рукой и тихонько говорит:
- Просыпайся, соня…
- Не хочу… - честно отвечаю я. Мне действительно очень хочется, чтобы эта волшебная поездка никогда-никогда не кончалась… Но…
- Пойдём… Давай его сюда…
- Ну, пока…
- Зайди, попьём кофе!
- Я не могу… - отрицательно трясу головой, - Извини…
- Как это не можешь?! Только что могла!
- Это другое… Я пойду, пока!
- Подожди, Ника…
- Нет-нет, давай, увидимся! Вечером приду сделать укол! Ты, главное, купи всё что нужно!
- Конечно… пока… - он опять стоит у подъезда и смотрит мне вслед… Матерь богов, неужели так сложно найти нужные слова?! Какие они всё-таки все дураки!!
Вернувшись домой, я завалилась спать. Очень надеясь, что на этот раз меня никто больше не потревожит. Зря надеялась. На этот раз такую функцию взяла на себя Мулька.
- Ник, ты чего - спишь?! Ну ты даёшь… Тут такое… а она спит!
- Что ещё стряслось?! – злая и растрёпанная, я хотела только одного – чтобы она немедленно убралась отсюда. Какого чёрта её ко мне вообще пустили?!
- Алик… он… - её нежные щёчки покрылись густым румянцем. Вот ведь! Даже краснеет она, как нежная роза – и посмотреть приятно! Не то что я – сразу же иду уродливыми красными пятнами.
- Что – он? – я недовольно таращу на неё глаза, - Ты пришла испытывать моё терпение или как?
- Он… - она лукаво улыбается, и как попугай, повторяет всё то же местоимение. Заело её, что ли?
- А ты… не будешь сердиться? – спрашивает она наконец, и смотрит умоляюще-противно.
- Ну говори уже!! – не выдерживая, рявкаю я.
- Он опять предложил мне встречаться! – взвизгивает Мулька, и закрывает лицо руками. Глаза её светятся счастьем.
- Что?! – поражаюсь я до глубины души.
- Ты сердишься, Ника, да? Я знаю, что сердишься… Ну, прости меня пожалуйста, прости… Я же не виновата…
- Заткнись! – приходится идти на крайние меры, потому что самостоятельно эта дурища не остановится. – Замолчи, прошу тебя… Мне фиолетово, что у вас там с Алишером. Но… как же Динар?
- А что Динар… - она возмущённо фыркает, - У нас с ним и не было ничего особенного…
- Подожди-подожди… - я вглядываюсь в её лицо, пытаясь понять, врёт она сейчас или нет, - Как это не было? Я сама лично видела, как вы целовались возле дальнего подъезда!
- Ой, да подумаешь! – она обиженно надувает губки, - Ну, было разок… И всё! Он всё время какой-то отсутствующий… Молчит, дуется… Вообще не знаю, зачем он мне встречаться предложил? – она недоумевающе поводит плечами.
- То есть, ты хочешь сказать… что отшила его? – уточняю я, чтобы расставить все точки над «i».
- Да нет пока… Он не приходил ни вчера, ни сегодня… Пару дней назад притащился ко мне с этим своим щенком… ты видела? А у нас Гера только что чем-то инфекционным переболела… Ну я и сказала ему, чтобы он даже и близко не подходил – мало ли какой заразы подцепить можно! У него никаких прививок нет, а у Герки иммунитет слабый после болезни… Отец её куда-то за город возил к ветеринару, в питомник, здесь никто не справился, - Мулька сделала озабоченное лицо и надула губки, - А этот нахал… представь только! Он сказал мне… что, типа: «не очень-то и хотелось»! Она возмущенно покачала головой:
- Я к такому не привыкла, знаешь ли! Алик совсем другой… - лицо подруги озарила счастливая улыбка: - Он весёлый, и простой! Мы с ним так ржали… - и она принялась рассказывать мне о чём-то, над чем они с Алишером там ржали. Я совершенно не слушала её, только потянула за собой на кухню, достала банку с кофе и насыпала нам по чашечке. Она всё щебетала и щебетала, а я… я мешала ложечкой свой кофе, и глядя на тёмную пузырящуюся жидкость, улыбалась своим собственным мыслям.
- Привет! – дверь квартиры отворилась, - Проходи! Смотри – ему уже намного лучше! Он поел, и воды попил, и температура спала…
- Я очень рада! А ну-ка, дружочек… иди сюда… Держи его… Вот так, так нормально… Не бойся, дурачок… Вот и всё! На, выкинь шприц.
- Теперь можем кофе попить? – с надеждой спрашивает, едва я выхожу из ванной, помыв руки.
- Теперь… теперь можем! – улыбаюсь я. И, пока он шуршит по кухне, доставая настоящую турку, кофе в зёрнах, кофемолку и чего-то там ещё… разглядываю его, как будто в первый раз. Нет, ну надо же уродиться человеку таким красивым! Из них с Мулькой действительно вышла бы отличная пара! Волосы совершенно белые… причём свои, ничем не крашеные. И синие-пресиние глаза. Не голубые, не серые, а именно синие. Как васильки. Или как море издалека. Или как сапфир. Да, больше всего похожи на сапфиры. Разве могут быть у людей такие глаза?! А может, он и не человек вовсе? Какой-нибудь инопланетянин, прилетевший на нашу планету… Вот сижу я тут, ничего не подозревая… а он сейчас…
- Ваш кофе, мадемуазель! Ты чего пугаешься?!
- Прости… я что-то задумалась…
- Над чем? – его лицо так близко… мне сложно, когда он так близко…
- Динар… не надо…
- Почему…
- Не знаю… подожди… просто это всё… так сложно…
- Глупости… ничего не сложно… ты мне так нравишься… - он придвигается ко мне практически вплотную… а я на своей табуретке, в закутке между столом и холодильником, как загнанная в угол мышь, которой больше некуда бежать… Мне страшно… и тяжело дышать… я хочу исчезнуть отсюда, растворившись в воздухе… и одновременно отчаянно надеюсь, что никто сейчас не придёт, не позвонит, и не помешает ему сделать то, что он явно собирается сделать…
- Ника… - он обнимает меня своими большими руками и длинными, прохладными пальцами гладит по щеке. Я смотрю на него расширенными, от неведомого самой себе чувства, глазами, и вся дрожу, как будто мне сейчас предстоит пережить какую-то страшную вещь… что-то типа ужасно болезненного укола или даже операции… мне никогда раньше не делали операции… я не хочу… не надо…
- Ника… - его лицо приближается… я закрываю глаза, я больше не могу на него смотреть! Дышать, кажется, тоже уже не могу… и чувствую на своих губах - его… – такие нежные… разве могут быть у парня такие нежные губы… От него слегка пахнет сигаретами… Но мне не противно от этого запаха… Странно… раньше было противно… Что со мной?!
- Ты… будешь моей девушкой?
- Нет…
- Как это нет?! – вся романтика вмиг улетучивается, мы сидим на табуретках друг напротив друга, он смотрит на меня нахмурившись: - Почему?! Теперь что не так?!
- Мулька… - выдыхаю я с несчастным видом.
- Что – Мулька?! – он вскакивает со своей табуретки и нервно, как упустивший добычу тигр, мечется по длинной кухне взад и вперёд, - Что Мулька?! – орёт он почти в ярости, - Далась тебе эта Мулька! Да мне плевать на неё, понимаешь ты?! Плевать! Я с ней таскался, чтобы ты ревновала! ТЫ, понимаешь? Какая же ты глупышка… У тебя что, никогда парня не было?
- Мне пятнадцать! – настал мой черёд возмущаться, - Какие к чёрту парни?!
Он смотрит на меня… потом улыбается… и… разражается диким хохотом! Я тоже смеюсь, даже не понимая, отчего.
- Ника… - он снова садится на табуретку, и смотрит на меня так… что мне хочется немедленно провалиться сквозь бетонный пол, - Какая же ты…
- Ну хватит! Давай пить кофе, совсем остынет!
- Погреем… - он не обращает никакого внимания на мои ремарки, и всё смотрит и смотрит…
- Ты меня сейчас до дыр засмотришь! – жалобно протестую я, - Хватит уже!
- Будешь моей девушкой или нет? – почти угрожающе спрашивает он.
- Да буду, буду… отвяжись уже наконец!
- То-то же! – очень довольный, он берёт чашки, выливает их содержимое обратно в турку, и греет на плите.
Остаток лета мы были нечеловечески счастливы. Ходили вместе, держась за руки, и не видели окружающего мира. Мы были слишком заняты сами собой.
- Эй, сладкая парочка! Вы что, вообще не алё?!
- Пойдём, Алик! Не видишь, им не до нас! У них любоффь! – возмущённая до глубины души моим «предательством» Мулька дулась первые полтора дня, как всё узнала, а потом примчалась мириться, сгорая от любопытства:
- Ну ты даёшь, тихушница! Увела, значит, у меня парня, и даже не поморщилась!
- Никого я у тебя не уводила, и ты это прекрасно знаешь… Хватит уже, Юль.
- Ладно-ладно… Ну давай, рассказывай!!
…Ближе к сентябрю я, внезапно для себя, выяснила, что Динар учится классом младше. Это открытие как-то не вязалось с его почти взрослой внешностью.
- Слушай, а сколько же тебе лет?
- Не бойся, я не маленький… - усмехнулся он, - В декабре семнадцать стукнет.
- Семнадцать? А почему же…
- Я в школу пошёл не с семи, а с восьми. Даже почти уже с девяти, три месяца оставалось.
- Почему?
- Долгая история… болел часто. А потом ещё на год оставили в седьмом… в предыдущей школе.
Тут я уже тактично промолчала, предоставляя ему самому объяснить причину такого повтора.
- Учиться не хотел… - сказал он наконец нехотя, - Прогуливал… - и снова умолк.
- Ладно, расскажешь, как захочешь… Не суть. Главное, что ты не малолетний салага, а то бы меня на смех подняли!
- Ах ты… - он состроил притворно-яростную гримасу, - Сейчас я тебе покажу малолетнего салагу!!
Далее наши собаки, сидящие рядышком на траве, с неподдельным интересом наблюдали, как один человек с пронзительным визгом ринулся бежать вдоль берега, а второй в два прыжка нагнал его, повалил на песок, и принялся лизать куда ни попадя. Первый отбивался и хохотал, а второй всё не ослаблял своей железной хватки… Через несколько минут громкий хохот почти затих…
- Нет… нет, Динар…
- Почему?
- Как это почему?! Мы ещё не взрослые!
- Ну и что же… необязательно быть совсем взрослыми, чтобы любить друг друга…
- Я не могу… нет… не заставляй меня, это нечестно!
- Хорошо-хорошо… как скажешь… Ну, и кто теперь у нас маленькая салага?
- Брось, пожалуйста, это не смешно!
В растрёпанных чувствах я возвращалась в тот вечер домой. Лето заканчивалось, и в последние свои дни внезапно решило одарить город погожими, даже жаркими деньками. Весьма щедро, учитывая, что с самой середины мая и до этого момента мы все видели только две погодных разновидности: просто жуткий холод или жуткий холод совместно с дождём. Рано пожелтевшие листья устилали тёплую землю золотистыми коврами, и летучие паутинки серебряных волос бабьего лета уносил прочь грустный и слабый ветерок. Мне было совершенно понятно, что Динар вскоре снова вернётся к затронутой сегодня щекотливой теме. Ведь он-то уже действительно почти взрослый, а я… Что делать мне?! И почему всё так сложно в этих «взрослых» отношениях, чёрт побери?! А если он будет настаивать, а я снова откажусь, то он… бросит меня? И как же я тогда… При одной мысли об этом меня прошибал холодный пот и подкашивались ноги. Впрочем, при мысли о другом реакция организма была практически такой же…
Промучившись так какое-то время, я решилась спросить совета у более опытных подруг. Мульку я в расчёт не брала, хотя и предполагала, что она наверняка осведомлена в этом вопросе куда больше меня. Но её легкомыслие и совершенное неумение хранить чужие секреты делали её непригодной на роль моей наперсницы. Подумав над оставшимися вариантами, выбрала Ирку -соседку-напротив. Она была на год старше и казалась мне очень рассудительной и трезвомыслящей особой.
- Конечно, парням только этого и нужно! – подтвердила она мои опасения, - А что ты думала, когда соглашалась с ним встречаться?
- Ничего… не знаю… - промямлила я в печали… Что делать-то теперь?
- Выбор небольшой, - пожала плечами Ирка, - Или расставаться, или…
- Я не хочу ни того, ни другого! Неужели нельзя как-то подождать?
- Можно, наверное… - Ирка ухмыльнулась, - Но дождёшься ты только одного.
- Чего именно?
- Уведёт его у тебя более сговорчивая, вот чего! – и соседушка моя от души расхохоталась над моей очевидной глупостью.
- Ир… - спросила я её осторожно, когда она, наконец, отсмеялась, - А ты сама… когда-нибудь… а?
- Было пару раз… - небрежно ответила подруга, напуская на себя важный вид.
- И как? – с замиранием сердца спросила я, - Ужасно?
- Ну, почему же ужасно… - на Иркиных губах заиграла таинственная улыбка, - Многим даже нравится!
- Многим… - раздумывала я вслух, - А тебе?
- Слушай, Ник… ты такие странные вопросы задаёшь! – рассердилась почему-то она, - Попробуешь и узнаешь, ясно?
- Ясно… - уныло согласилась я. Но желания «пробовать» этот наш разговор ни капельки не прибавил.
Надо отдать должное Динару – он, вопреки моим ожиданиям, к этой теме больше не возвращался. Но мне, любящей во всём определённость, такое шаткое положение вещей было в тягость. Поэтому как-то раз я решилась и напрямую высказала ему все свои опасения.
- Не глупи, Ник… - поморщился мой возлюбленный, - Ты уже сказала, я всё понял.
- Точно? – меня было просто так не свернуть с намеченного пути.
- Точно. - он поглядел на меня очень серьёзно, - Неужели ты действительно думаешь, что я стану тебя принуждать?
- Нет, конечно… Но…
- Ну говори уже…
- Но я очень боюсь, что ты меня бросишь! – выбросила я из себя страшные слова и разревелась, как маленькая.
- Какая же ты у меня ещё глупышка… - его сильные тёплые руки обняли меня, и прижали, и гладили по голове… долго-долго… пока я, наконец, не успокоилась.
…Сентябрь разменял первую школьную неделю, и абсолютно все старшие классы гудели, словно растревоженный улей, передавая из уст в уста потрясающую новость – недотрога Кораблёва и уважаемый всеми окрестными хулиганами «авторитет» и второгодник! Вот это парочка, ну кто бы мог подумать?!
- Ого, Кораблёва! – Сказочник подгрёб на какой-то перемене выразить своё угловатое уважение, - Да ты у нас, оказывается, птица важная!
- И? – не слишком вежливо просверлила я его взглядом, - Что дальше?
- Ты… это… – совсем стушевался громила, - Если вы… того… разбежитесь – только скажи… когда подваливать будут. Скручу! – и он, довольно ухмыльнувшись, продемонстрировал мне свой огромный бицепс.
- Подожди-подожди… - подозрительно сощурилась я, - Это ты мне что, протекцию предлагаешь?! На случай, если…
- Ну, типа того… - и он заржал, - Уж лучше со мной, чем со всеми подряд, да, Кораблёва?
Меня кинуло в жар от его наглой бестактности:
- С чего ты взял, что…
- Да брось! – Сказочник понимающе ухмыльнулся, - Динар сам говорил, что у вас с ним всё по нотам…
- Ах, по нотам! – я аж задохнулась от возмущения, сообразив, что этот негодяй имеет ввиду, - Вот как…
Едва дождавшись окончания уроков, я устроила своему парню настоящий скандал: - Как ты посмел?! Как посмел сказать всем, что я… Что мы с тобой… Ты хоть представляешь, что наделал?!
- Остынь! – к моему изумлению, он даже не пытался оправдываться или отнекиваться, - А что я, по-твоему, должен был им сказать? Что мы с тобой, как в детском саду, гуляем, держась за ручки, да?
- Разве не существует чего-то среднего, нормального?!
- Для них нормально, когда парень с девчонкой встречаются со всеми вытекающими последствиями! Другого они не поймут!
- И поэтому нужно выставлять меня перед всеми… - тут я попыталась, как могла, подыскать приличный синоним неприличному названию, - Выставлять доступной девицей лёгкого поведения?!
- Нет… ты не понимаешь…
- Что, по-твоему, я не понимаю?! Я всё прекрасно понимаю! Ты такой же, как все! Думаешь только об одном, и врёшь! Мне наврал, что не будешь настаивать, им наврал, что… А, к чёрту всё это! – в полной ярости я бросилась прочь. Он догнал меня, схватил за предплечье:
- Стой!
- Не смей меня хватать!!
- Подожди, Ника…
- Не смей меня трогать, я сказала! Не смей подходить! Не желаю иметь с тобой больше ничего общего!! – вырвавшись из его цепких рук и больше ничего не слушая, я помчалась, как раненая антилопа, к спасительной двери своего подъезда. Минута, другая – вот я уже и дома! Коридор, комната… диван… моя верная подружка-подушка, насквозь залитая слезами… странно, как из неё ещё соль не сыпется, если как следует встряхнуть… Но прямо сейчас я не стану плакать! Не дождётся! Мерзавец и обманщик, как таких только земля носит! – в свои пятнадцать с половиной я не скупилась на ругательные эпитеты и скоропалительные выводы, - Ну, пусть только попробует прийти, я ему… я ему такого скажу… Мало не покажется!!
…Через пятнадцать минут я уже была не так уверена в непогрешимости своей позиции, через полчаса жалела о слишком резкой форме большей части высказываний… через час корила себя, на чём свет стоит… и, едва дождавшись отбоя, снова щедро оросила многострадальную мягкую подружку…
… О том, чтобы идти мириться первой, даже и речи не было. Поэтому я набралась терпения и стала ждать. Пока он сам придёт. Прошёл день, за ним другой… закончились тянущиеся, как растаявшая жвачка, выходные… В школе ходила с гордо поднятой головой, не позволяя себе ни единого взгляда в его сторону, да что там взгляда – даже и упоминания его имени! Когда меня спрашивали любопытствующие, что произошло, ибо слухами земля полнится весьма быстро, даже невообразимо быстро – я делала вид, что не понимаю, о чём они говорят. Или просто гордо молчала. К концу недели, прошедшей со дня нашей ссоры, мне стало совсем невмоготу. Внутри. Снаружи я по-прежнему изображала полную безмятежность. Не знаю, как это смотрелось. Скорее всего, очень так себе. Всякий раз, проходя мимо его подъезда, я отчаянно надеялась, что снова услышу знакомый голос за спиной. Подходя к своему – издалека всматривалась, не маячит ли возле знакомая фигура. Каждая вечерняя прогулка с собакой была настоящей пыткой – любой прохожий в темноте казался мне идущим навстречу любимым. Но… ничего такого не происходило. Кажется, в третью по счёту субботу я вдруг увидела ИХ. Они шли мне навстречу, улыбаясь и о чём-то весело говоря. Он обнимал её за плечи… Она смеялась… и смотрела на него счастливыми, влюблёнными глазами. Я знала, как зовут эту фифочку. Танечка Салманова. Учится в параллели. Очень красивая, высокая, стройная. Глаза голубые, наивные, волосы светлые. Ни дать ни взять вторая Мулька. Но близко с ней не общалась, поэтому наверняка не знаю. Да и зачем мне знать? Что это знание изменит… Поравнявшись с ними, я сделала равнодушный, невидящий взгляд. Словно прошла мимо незнакомца. Я такое умею. А он… он даже не посмотрел на меня. Склонился к ней, и что-то ласково шептал ей на ушко, рукой прижимая к себе… Честное слово, кажется, меня сейчас стошнит. Нужно сесть.
- Сидеть, Багира! Сидеть, говорю тебе!! Вот так. Посидим здесь… Немножко…
- Привет, Кораблёва!
- Господи, Алик, разве можно так пугать?!
- А ты чего пугаешься? Я ж не кусаюсь! – он довольно ржёт своей банальной и глупенькой шуточке, - Ну что, прошла любовь? Завяли помидоры?
- Ага, завяли. И даже уже осыпались. – я напускаю на себя совершенно независимый вид, - А у вас с Юлькой как дела?
- Всё тип-топ! – улыбается он, - Я покурю?
- Кури… - равнодушно говорю я. Мне сейчас действительно всё равно.
- Эй… ты точно в порядке? – он пытливо заглядывает мне в лицо. А я… разражаюсь ненормальным, истерическим хохотом:
- Точно… ой, не могу… точно! – мне кажется до абсурда комичной эта ситуация – я, значит, загибаюсь тут от несчастной любви, и единственный человек, который меня утешает в печали – неприятель Алишер, которого я с семи лет люто ненавидела… Смешно, не правда ли?!
…Закончилось коротенькое бабье лето. Краткий миг радости между ненастьем прошлым и ненастьем будущим. По крайней мере, в этом году так и было. Ровно, как и у меня – полтора месяца с хвостиком длилась моя первая любовь. Позади печали, впереди – тусклая неизвестность. В сердце затаилась непроходящая боль. Не придуманная, как в романах, а самая что ни на есть настоящая! Больно глубоко вздохнуть… Больно, когда думаю о нём… как он обнимает другую… как прижимает к себе крепкой и тёплой своей рукой… Хочется кричать от обиды!! А как же я?! Как же я… Может, я чем-нибудь смертельно больна? Ведь не может же быть, чтобы от любви было так больно… Если вот ЭТО и есть взрослая жизнь – постоянные недоразумения, обман, предательство, и после – нескончаемая боль, то я её НЕ-ХО-ЧУ! Слышите – не нужна мне такая жизнь! Кто там её раздаёт – забирайте обратно! К чему было всё, что происходило со мною до этого? Чтобы вот так теперь мучиться? Ну нет! Я не собираюсь больше это терпеть! Нужно выключить в себе какой-то невидимый тумблер! Я знаю, я чувствую, что он есть! Где-то точно есть, нужно только поискать… Кто-нибудь, ау! Кто-нибудь, кто страдал вот также, как сейчас я – подскажите, прошу вас! Прошу… Что нужно делать, чтоб выключить страшную боль… Я боюсь, я очень боюсь, что не выдержу её…
…Тёмное небо в серых клочьях быстро летящих облаков. Скоро они вновь прольются на землю холодным осенним дождём… Дождевая вода уйдёт в остывающую землю, омоет древесные корни, вольётся в подземные источники… А после вновь выберется из плена спрессованной породы на свет, изменив своё состояние. Была тяжёлой жидкостью, стремящейся вниз – станет лёгким паром, улетающим в небеса! Круговорот воды в природе… Интересно, а наши слёзы участвуют в этом круговороте? Если да, то вот эти рваные, мышиного цвета тучи состоят из одних только слёз… Человеческих, собачьих, чьих-то ещё… Все плачут, когда им плохо. Выплачешь все слёзы – станет тебе хорошо. Или нет? Сколько нужно плакать, чтобы стало лучше, сколько нужно отдать своих слёз на этот вечный круговорот, чтобы понять что-то очень-очень важное? Настолько важное, чтобы ради этого жить. Жить дальше. И надеяться, обязательно надеяться! На то, что однажды, наплакавшись вволю, ты возьмёшь и изменишь своё состояние. Из тяжёлой, мрачной жидкости станешь лёгким, стремящимся ввысь, паром… Так и будет, я знаю! Иначе просто нет никакого смысла в этой ужасной, несправедливой, удивительной, непредсказуемой, самой лучшей из всех возможных, жизни…
…В тот день случилось у меня неожиданно хорошее настроение. Без всяких видимых причин. Не знаю, правда, как такое могло вообще быть – ведь я всё ещё продолжала горевать по своему бывшему парню. Но что ж поделать – ведь единственным человеком, кто мог быть в этом виноват, являлась я сама. Вот такая меня поразила любовь с первого взгляда… А со второго взгляда я всё моментально испортила… и знаете – мне к такому не привыкать! Но он, он-то ведь терпеливо ждал, пока моя глупая башка сможет осознать непреложный факт влюблённости мятущейся души, и всё-таки выгадал подходящий момент, чтобы вновь попытаться объяснить очевидное. Со второй попытки это ему удалось, но счастье наше оказалось непрочным, как первый тонкий ледок, стягивающий осенними ночами засыпающую воду мелких водоёмов. Моя чудовищная гордость и ненужное никому предубеждение, прямо как в знаменитом романе, свели к нулю всё, что у нас было. Да и было ли? Теперь мне казалось, что все нежные чувства моего возлюбленного гнездились лишь в моём воспалённом воображении…
Так вот, иду я, значит, вся такая в странно-приподнятом настроении, с собакой гуляю. Выходной, солнышко светит и даже греет, несмотря на самый конец сентября. Видимо, пытаясь компенсировать ужасающее по температурному режиму прошедшее лето. И так разгулялись мы с Багирой, что и сами не заметили, как перешли широкий проспект и углубились на другую сторону нового нашего микрорайона. Где, между прочим, до этого ни разу и не были. И вдруг…
- Петька! – восклицаю радостно и буквально кидаюсь на шею неожиданно попавшемуся мне навстречу симпатичному парню, - Петька, ты здесь какими судьбами?!
- Ника? – он улыбается, и слегка отстраняя меня, разглядывает с видимым удовольствием: - Мы тоже сюда переехали, во-он в тот дом!
- Обалдеть! Скоро все наши тут соберутся! – смеюсь я.
- Ну, все не все… - говорит рассудительно мой бывший одноклассник, - А ты-то как?
- Да нормально, - я напускаю беззаботный вид, и пускаюсь в длинные рассказы о нынешней своей жизни. Поверхностные, разумеется.
- Ты помнишь мою канарейку? Ну, мы с тобой ещё вместе ходили ей самца покупать…
- Помню, конечно… - он снова широко улыбается, - Злющая такая была, как коршун!
- Почему была? – обижаюсь я не всерьёз за свою крылатую питомицу, - Она и сейчас ещё ого-го! На днях они с Сенькой птенцов вывели, представляешь?!
- Да ладно, - удивляется Петька, - Она же лет пять одни жировики несла?
- Ну да, - подтверждаю я, - А вот наконец канареечный бог смилостивился над этой бездетной парой, и на старости лет подарил им детишек!
Мы весело ржём над моим каламбуром, и тотчас же решаем идти ко мне и смотреть желторотиков. На обратной дороге я то и дело поглядываю на идущего рядышком Петьку и не могу сдержать радостной улыбки. Мы с ним дружим, вернее, дружили… с шестого класса. Познакомились на Птичке – он пришёл за кормом для своих рыбок, а я как раз за пернатым мужем для своей старой канареечной девы. Она долго у нас жила, в этом году уж девять лет, наверное, будет… Да, точно девять. Первые годы занималась в основном тем, что в пух и прах била попугаев, деливших с ней домашний приют, да воровала сахар-песок отовсюду, где могла его достать. Даже улетать пыталась пару раз! Правда, дальше соседской ранетки её путешествие не продлевалось. Нагулявшись, умная пцыца сама залетала в свою родную клеточку, которую мы ей оставляли на садовой скамейке, потому как на воле обожаемых ею конопляных семян почему-то не произрастало.
По пути мы с Петькой так развеселились, вспоминая свои школьные годы чудесные, что я не сразу и заметила идущего нам навстречу Динара. Очнулась, лишь когда мы почти нос к носу столкнулись.
- Ой, да прекрати уже, пожалуйста! – загибаясь в три погибели от смеха, умоляла в это время я Петьку пощадить меня и не рассказывать больше ни слова о нашей бывшей алгебраичке, - Я больше не могу, правда…
- О, привет! – разлепив мокрые от смешливых слёз глаза, еле выговорила я, вдруг увидав прямо перед собою бывшего парня. Выговорила безо всякого выражения, походя, как если бы столкнулась, скажем, с Аликом или Мулькой. Сама поразилась после, насколько спокойно отреагировала на эту нечаянную встречу. Видимо, его это тоже задело – что-то такое промелькнуло во взгляде… больше всего похожее на досаду и… ревность? Он что, к Петьке ревнует?! Это открытие ещё больше меня развеселило, и бедному моему приятелю пришлось буквально тащить на себе дальше свою невменяемую от хохота подругу. Дома мы прекрасно провели всё оставшееся до ужина время, разглядывая и оценивая голенастую, едва оперившуюся тройню, произведённую на свет счастливой канареечной парой. Было решено, что всех птенцов заберёт, когда придёт время, Петька – одного оставит себе, а ещё двоих продаст каким-то своим знакомым. Честно вырученные деньги мы собирались пустить на совместное хобби – пополнение коллекции марок и книг.
- Слушай, так здорово, что вы теперь тоже здесь живёте! – искренне сказала я своему приятелю на прощание, - Я так рада была тебя видеть!
- Я тоже… - слегка смутившись, он взял с вешалки свою куртку и вышел в тамбур, отделяющий нашу и соседскую квартиру от общего подъезда.
Всё ещё улыбаясь от радостного послевкусия этой встречи, впервые за долгие хмурые дни напитавшей мой организм такими необходимыми положительными эмоциями, я наткнулась взглядом на книгу, забытую моим гостем.
- Петька-а! – схватив томик, опрометью выскочила к подъезду, - Петька! Ты…
…Слова захлебнулись отчаянным воплем, который испустила я, увидав жуткую сцену, развернувшуюся прямо у двери: Динар, весь объятый бешенством, бил кулаком по лицу моего школьного друга!!
- Ты что это творишь?! – я налетела на него разъярённой кошкой: - Отпусти его немедленно!! Отпусти, я кому говорю!!
…За прошествием многих лет уже не помню в деталях, как именно вышло, что высокий, плечистый Динар оказался лежащим на земле, с перепачканным кровью лицом, в разорванной куртке и с совершенно глупым выражением лица. Помню только, как сбегались отовсюду соседи, как я рыдала, сидя над ним и умоляя меня простить, и вытирала вязкую, тёмно-вишнёвого цвета жидкость с его лба… каким бледным и растерянным был Петька, тоже пострадавший, но не так сильно – он отделался лишь разбитой губой. И надо всем этим - голос моей бабушки, говорящий с явным оттенком плохо скрытой гордости кому-то из соседей:
- Ведь ей только шестнадцатый годок пошёл! А уже вон – в кровь друг другу морды бьют!
Также начисто изгладился из памяти промежуток, видимо, очень небольшой, между этими событиями и совершенно сумасшедшими поцелуями на техническом этаже нашего же подъезда…
- Ну всё… всё… прекрати… - едва дыша, я высвободилась из его крепких объятий, - Мне домой пора… они меня там уже сто процентов обыскались с собаками…
- Это вряд ли… - счастливо улыбается Динар, - Все собаки здесь…
Мы смеёмся, глядя на наших лохматых спутников, которые действительно сидят рядышком и спокойно ждут, когда их странные люди закончат лизаться. Давно привыкшие к такому времяпровождению, от природы флегматичный щенок ньюфаундленда и моя довольно индифферентная колли зевают, ищут в своей чистой шерсти несуществующих блох и иногда спят, привалившись друг к другу. А мы… Нам столько нужно теперь обсудить!
- Зачем ты на Петьку напал, идиот? – нежно поглаживая по волосам своего любимого, интересуюсь я, - Мы же с ним просто друзья, с шестого класса друг друга знаем.
- У него что, такая табличка на лбу висит? – резонно возражает мне он, - Имей ввиду – убью любого, кто к тебе приблизится хотя бы!
- Дурачок ты дурачок… - усмехаюсь я, - Ничего-то ты не понимаешь… Петька, он… вообще девчонками не интересуется.
- А чего тогда он у тебя забыл? – подозрительно хмурится Дин, - Мотал бы тогда к своему парню…
- Да нету у него никакого парня, - я качаю головой, - И вообще никого нет. А у нас с ним… увлечения общие – книги, марки, птицы, рыбки аквариумные…
- Так он у тебя вроде подружки? – смеётся Динар, - Нет, я, конечно, знал, что ты у меня чудная, но - чтобы настолько!
- Какая уж уродилась, - сил, чтобы злиться, у меня уже не осталось, поэтому я безразлично пожимаю плечами, - Не нравится – можешь идти к своим Таням-Маням.
- Как будто тебе всё равно? – хитро прищуривается мой возлюбленный.
- Нет, не всё равно! – честно отвечаю я, - Но и меняться ради твоего удовольствия я не собираюсь, так и знай! И больше людям морду не бей, пока не разберёшься в ситуации, понял?
- А то что? – он опять смеётся, - Совсем тогда прихлопнешь?
Я ничего не отвечаю и сердито дуюсь – кто же знал, что он оступится от моего стремительного натиска и головой своей глупой об лавку шибанётся?
- Я раньше думал, что ты у меня такая хрупкая малышка… что тебя надо защищать от всего на свете! – он продолжает прикалываться, - А ты, оказывается, пантера свирепая! Кто бы мог подумать!
- Алишер тебя предупреждал… - равнодушно говорю я, зевая, - Только вы, пацаны, никогда ничего не слушаете. Чуть что – сразу руки распускаете… Ладно, пошли уже… Я правда устала…
- Подожди-подожди… - он снова обнимает меня и притягивает к себе: - Никогда не уходи больше, пожалуйста… - его примирительный, почти жалобный тон трогает меня до глубины души, и я опять чуть не плачу…
Прощание затягивается ещё на какое-то время… и, наконец, уже повидавшая виды за недолгие месяцы заселения дома подъездная дверь раздражённо хлопает, и выпускает в пронзительную осеннюю темноту двуногого и четвероногого посетителей. Остаёмся только мы с Багирой – коренные жители этого огромного, битком набитого человеческими и звериными душами, дома. Я стою возле своего тамбура и глупо улыбаюсь, и почему-то медлю, не заходя внутрь… Словно почувствовав это, открывается дверь напротив:
- О, а я к тебе собиралась идти! Ты чего тут торчишь? Опять поругались?
- Не-ет… - моя счастливая физиономия весьма впечатляет Ирку:
- Ой, пошли ко мне, расскажешь всё…
На другой день мы с Динаром договорились ехать в центр, за новым ошейником для стремительно подрастающего Рудольфа. Поехали, как водится, на такси – общественного транспорта мой кавалер вообще не признавал. Мне уже давно хотелось разузнать у него об источнике таких потрясающих финансовых возможностей, но всё как-то неудобно было. Смолчала я и на этот раз, покорно погрузившись на заднее сиденье подъехавшей белой «Волги». Динар уселся тоже, и скомандовал водителю:
- Трогай, шеф!
И шеф «тронул» - и город тронулся следом, сдвинулся с места и стремительно понёсся назад по обе стороны автомобильных стёкол. Дороги взрезали, как длинные серые ножи, жилые кварталы и парки, разбрызгивали вокруг себя прохожих, отбрасывали летящим воздушным потоком метущихся по небу птиц… Рудик, сидящий со мной рядом на заднем сиденье, то и дело зевал и вытягивал милую шоколадную мордаху к щели приоткрытого окна, шумно принюхиваясь.
Покупка собачьей амуниции много времени не заняла, и, поскольку его у нас было ещё предостаточно, поступило предложение прогуляться по центру. И два влюблённых юных человека и одна юная, но пока ещё не обременённая такими ненужными чувствами собака, двинулись пешочком по городской исторической застройке - хаотичному переплетению узких улочек, утыканных старыми и очень старыми строениями, частично уже нежилыми. Моё детство прошло неподалёку отсюда, но всё же этот район был мне почти незнаком. Мы неспешно брели мимо скрученных годами вязов и осыпающихся фасадов из дореволюционного, мелкого кирпича. Возле одного из таких, обречённых на скорую гибель, дома, мой спутник остановился и замолчал. Я, недавно тоже лишившаяся своего родного дома, всё поняла без слов.
- Он был такой красивый… - сказала я тихо, и легонько сжала его ладонь, - Ты всё равно будешь его помнить, всегда…
Динар резко обернулся и посмотрел на меня, как на больную:
- Что ты сказала?!
Меня испугал этот взгляд – злой, растревоженный. Раньше он никогда так на меня не смотрел…
- Кто тебе рассказал, кто?! – он почти кричал, отдёрнул руку, и стоял теперь напротив, подозрительно сузив свои невероятные глаза.
- О чём ты?! – поразилась я, в свою очередь, такой непредсказуемой реакции.
- Скажи немедленно, что именно ты знаешь! – потребовал он в ультимативном тоне.
- Господи, Динар! – я уже готова была заплакать, - Прекрати, пожалуйста, я уже ничего не понимаю!! Что я такого сказала?! Разве только, что я отлично понимаю тебя, потому что сама не так давно лишилась родного дома, вот и всё!
- Ох… - выдохнул он с явным облегчением, - Иди сюда… - и обнял меня так крепко, словно боялся, что я сейчас исчезну, если ослабить хватку, - Прости… прости меня… Пойдём, я покажу тебе одно шикарное место…
И буквально бегом потащил нас с Рудиком, который тоже ничего не понял, вверх по улице – к старому парку на обрыве, откуда открывался великолепный вид на простирающуюся далеко внизу водную гладь. Неподалёку от входа мы резко свернули налево, и нырнули в низенькую дверь, наполовину скрытую зарослями разросшихся жасминовых кустов.
- Здорово, Салават! Сделай нам два напёрстка фирменного… - крепкое мужское рукопожатие, улыбающийся бармен, с одобрением поглядывающий в мою сторону, полуподвальный сумрак, к которому долго привыкают глаза после яркого дневного света…
- Что ты заказал? – шёпотом осведомляюсь я, - Спиртное не буду!
- Не беспокойся, малыш… Хочешь пирожное?
- Даже не знаю… а какое здесь есть?
- Меню, пожалуйста… - официант словно отделился от стены, ей-Богу! Меня аж передёрнуло, когда раздалась эта его реплика. У них тут что, невидимки работают?!
- Можно мне молочный коктейль?
- Конечно… - на лице играет снисходительная улыбка, - С шоколадом или с бананом?
- С бананом, пожалуйста…
- А тебе, Динар?
- Мне только кофе, и покрепче.
Официант исчезает так же незаметно, как и появился, а я продолжаю разглядывать обстановку – теперь глаза привыкли, и видно ряды разномастных бутылок на стене за барной стойкой, бокалы, висящие вниз головой на специальных креплениях, деревянные панели с резным орнаментом и причудливые постеры над столиками. Я первый раз в настоящем баре, и мне тут всё интересно. Но Дин сидит какой-то поникший, опустошённый, и чертит пальцем по столу.
- Ваш кофе! – призрак в чёрном переднике ставит перед нами поднос с двумя ну просто микроскопическими чашечками! Когда-то я из таких поила игрушечным чаем своих игрушечных собак…
- Нравится? – чуть улыбаясь, спрашивает Динар.
- Ужасная гадость! – я едва могу дышать, отпив крохотный глоточек маслянистой, тягучей, невероятно горячей жидкости, - Что там такое?!
- Только лучший зерновой кофе и немного коньяку, - смеётся он.
- Коньяк?! Ты серьёзно?! – возмущаюсь я, - Я же сказала…
- Да там всего-то пять грамм! – возражает Динар, и ухмыляется: - Но ты и до этого не доросла… Знаю-знаю! – обезоруживающе поднимает обе руки над головой, предупреждая мои гневные слова, - Если мне не нравится, я могу проваливать, так?
- Нет, не так! Совсем не так… - я хмурюсь, но не сержусь почему-то, - Просто буду пить свой коктейль, вот и всё.
- Ты правда не сердишься? – он заглядывает мне в глаза, и загребает мою руку в свою огромную ладонь, - Правда?
- Нет, конечно… Зачем? Это бессмысленно…
- Я рад… - он улыбается светло и немного печально, и легонько целует моё запястье: - Пей свой коктейль… А потом мы поедем в гости к моей бабушке, тут недалеко…
- К твоей бабушке?! – изумляюсь я.
- Да, она уже давно хочет с тобой познакомиться… Но сначала… Мне надо рассказать тебе кое-что…
- Валяй! – я потягиваю через широкую трубочку вкусный, пузырчатый напиток и готовлюсь внимательно слушать.
- Я… - он закусывает верхнюю губу и медлит, - В общем… Здесь, в этом доме, повесился мой родной отец…
Я широко раскрываю глаза и отставляю бокал. И молчу. Мне хорошо понятно, что сейчас лучше не задавать никаких лишних вопросов.
- Мне было тогда шесть… - немного ободрённый моим правильным молчанием, продолжает он, - Они с матерью постоянно ругались, мы с ней всю дорогу к соседям уходили… однажды вернулись, а он… Я… увидел его, понимаешь? – и внезапно со всей силы ударяет кулаком по столешнице, - Увидел первым, раньше, чем она…
- Боже мой… - я вздрагиваю, тянусь ладонью ко лбу и на две секунды закрываю глаза. Мне становится дурно…
- Я не разговаривал после этого полтора года… Поэтому и в школу пошёл позже всех… И учился плохо, всё никак не мог забыть это зрелище…
- Прости… - я совершенно по-новому осмысливаю свои собственные слова, сказанные возле того старого дома… - Я не хотела… не знала…
- Да, - он кивает, и снова берёт меня за руку, - Да, я понимаю… ты тоже прости меня… В шестнадцать, когда получал паспорт, мать уже сменила мне имя, и фамилию тоже.
- Сменила имя? – эта информация меня поражает. Я и не знала, что человек может сменить своё имя… - И… как же тебя звали раньше?
- Вадим… - он улыбается одними уголками губ, - Вадим Стрелецкий.
- Ты… он… - видимо, сегодня мне выпал день сплошных удивлений, - Твой отец… выходит, он… русский… был? – невнятно, путаясь в словах, спрашиваю я.
- Да, я полукровка, - он ухмыляется как-то горько, - Мать мою, когда она за отца вышла, выгнали из семьи. Правда, потом обратно приняли, когда во второй раз поступила правильно и нашла мне отчима-татарина. Это, потому что…
- Знаю, знаю! – вдруг перебиваю его я, - Татарочкам нельзя за русского выходить, а вот наоборот – пожалуйста.
- Откуда такая осведомлённость?! – настал его черёд удивляться и поднимать брови.
- Моя школьная подружка - татарка. Её Абика прекрасно меня информировала! – смеюсь я, и вдруг ещё раз отхлёбываю ужасающее пойло из маленькой чашки. Почему-то теперь оно кажется мне не таким уж и отвратительным…
- Значит, ты морально готова познакомиться ещё с одной Абикой! – довольно улыбается Динар, - Поехали!
…В богатом особняке, обнесённом крепким кирпичным забором, обитала многочисленная, как я думала, Динарова родня. Не только Абика – по дороге он успел мне рассказать, что и семья его дядьки – младшего сына из всей родни, живёт вместе с ней. Такое мне тоже было не в диковинку, у нас на Комаровке всё было ровно так же. Нажимаем кнопку звонка… ждём… во дворе тихо, никто не выходит.
- Куда они все запропастились? – негодует Динар, и нажимает на ручку калитки. Паче чаяния, она легко отворяется, и мы проходим внутрь. Не дойдя до входной двери самого дома каких-то пару шагов, я боковым зрением вижу, как в нашу сторону бросается огромная мохнатая собаченция, явно, не особенно дружелюбно настроенная. И, судя по всему, объектом её злости являемся вовсе не мы, люди, а большой коричневый щенок, весело вышагивающий рядом.
- Джохар! – орёт мой спутник, - Нет, нельзя!
Но воинственный Джохар не желает слушать человека – он несётся через весь двор, громыхая обрывком своей цепи.
- Чёрт!! Он сорвался! – отчаянно кричит Динар, - Бегите в дом, скорее!
Но мне будто кто-то не даёт сделать так, как настойчиво просят. Впрочем, как и всегда… Вместо того, чтобы подхватить Рудика и бежать в дом, я разворачиваюсь навстречу серому, уже почти домчавшемуся до нас, кавказцу, и грозно командую ему:
- А ну, стоять, Джохар!! Стоять!! - и твёрдо смотрю в тёмно-коричневые умные глаза. И вижу в них, что он совсем не злой, и всё понимает. Пёс действительно останавливается передо мной, но он ещё не принял окончательное решение – послушаться решительную незнакомку, или накинуться на эту чужую собаку.
- Это щенок, Джохар… - говорю я ему укоризненно, - Маленький, глупый щенок. Разве такой взрослый, умный пёс, как ты, может обидеть щенка?! Ээ -эх… как не стыдно… Ведёшь себя безобразно!
Кавказец озадаченно смотрит на меня… потом на Рудика, который опасливо прижался к ноге своего хозяина… и, наконец, слабо виляет хвостом, показывая, что узнал Динара и не собирается больше нападать на принадлежащую ему собаку.
- То-то же! – говорю я ему, - Думай в другой раз, прежде чем кидаться! Ну, иди теперь, понюхай малыша! Вон, смотри – испугал его до смерти!
Между тем Рудик, уже сообразивший, что его больше не собираются жрать, припадает на передние свои толстые лапы и звонко тявкает, приглашая большую собаку поиграть. Огромный Джохар подходит, не торопясь, к щенку, делает вокруг него оборот, и осторожно обнюхивает. А глупышка Рудольф высоко подпрыгивает и… восторженно лижет большого друга прямо в нос! Оторопевший пёс переступает лапами и даёт задний ход. А с крыльца раздаётся громкий и одобрительный мужской смех:
- Дина-ар, я смотрю - твоя подруга кремень, а не девушка! Ну, проходите же в дом! Не стойте возле порога…
… Действительно, очень богатый дом – везде красивая отделка, в большой гостиной бело-мраморный камин… складчатые бархатные шторы… а вот и Абика выходит, и раскрывает объятия своему внуку:
- Динарчик мой приехал! Ах, дорогой… алмазный мой… Наконец-то… я уж думала, совсем забыл свою старую Абику… А кого это ты нам привёз, а?
- Исямисис! – произношу я традиционное татарское приветствие, - Как поживаете, уважаемая?
- Аллах всемогущий! – воздевает руки в радостном жесте Динарова бабка, - Наша кызым татарочка! Как я рада, как рада…
- Вообще-то, нет… - смущённо отвечаю я, - Моя лучшая подруга татарочка, поэтому я немного знаю ваш язык и обычаи.
- Ну… не беда, кызым… - тут же машет рукой бабуля, - Не беда… русским можно за татаринов выходить, можно!
Я едва сдерживаю смех – фраза точь-в-точь, как у Софиной Абики. Они их с одних и тех же учебников заучивают?!
… И вот мы уже сидим за большим овальным столом, который блестит своей полированной ореховой поверхностью так, что больно смотреть, и едим шурпу с треугольниками… и я непринуждённо болтаю с Абикой, как будто знаю её с детства. Она действительно очень похожа на «мою» Абику, комаровскую – не внешне, разумеется, а повадками. Динаров дядька – Тенгиз-ата, посматривает на меня с одобрительным интересом, и тоже порой вставляет скупые мужские реплики, а мой возлюбленный просто цветёт и пахнет от счастья, что его девушка пришлась в семье ко двору.
- Давай, Улым! До скорого… – прощаясь, говорит Динару дядька, и суёт ему нехилую такую пачку купюр… и я в ответ слышу, как Дин, обнимая своего родственника, называет его отцом. Окончательно запутавшись, решаюсь спросить в обратном такси о сложных родственных связях.
- У них с Зейтуной нет детей, - просто объясняет Динар, - И уже не будет. А он мне с детства как отец. Своего я, считай, и не знал толком… Он бухой был почти всегда…
Наконец-то наступает ясность насчёт источника финансирования богатых возможностей моего парня. Разумеется, в татарских семьях принято поддерживать родственников всеми силами. А уж, если семья богатая, как со всей очевидностью имела я случай убедиться…
- Слушай, а мама твоя и… отчим… как к этому относятся? – осторожно спрашиваю я.
- Им до меня фиолетово… - равнодушно пожимает плечами Динар, - У них есть Ильсур, и скоро ещё девчонка родится. Я с ними последний год.
- А… потом?
- Тенгиз-ата на восемнадцать подарит нам дом, - как будто о чём-то будничном, сообщает мой возлюбленный.
- Нам? – я поднимаю брови, выражая своё недоумение этим неуместным местоимением.
- Ну, конечно, малыш… - он улыбается мне одними глазами, - Конечно нам – мне и тебе.
- Постой-постой… А я тут причём?
- Как это причём? Ты моя невеста, разве нет?
Если бы я уж давно не привыкла к подобным ошеломляющим его заявлениям, я бы, наверное, сейчас разбушевалась. Но, по прошествии некоторого времени стала умнее, и нынче только скептически улыбаюсь. Не стану я начинать разборки про весь этот бред. Шутит он, разумеется. Ему-то, может, и восемнадцать через пару месяцев. Да и то ещё надо проверить эту болтовню. А мне как был шестнадцатый год, так и будет до следующего мая. Нашли невесту, вот умора! Меня разбирает глупый нервный смех.
- Да, конечно… - выдавливаю я, еле сдерживаясь. Почему-то всплывающая перед моим внутренним взором сцена, где я в белом пышном платье и фате, а Динар в строгом костюме с жилеткой и живой розой в петлице, вызывает лишь оторопь и противные мурашки. Нет, не то, чтобы я была против такого поворота событий… но не сейчас же, святые угодники! Так сказала бы моя бабушка. И на этот раз я была с ней очень склонна согласиться…
…За пару недель до осенних каникул всем старшим классам кинули клич – набиралась туристическая группа для поездки в Феодосию.
- Я не поеду… - но мой упавший голос и потерянный вид вызвали в Дине один лишь неумеренный энтузиазм:
- Конечно, поедешь! О чём речь! Я сам заплачУ, и все дела.
- Нет, так не пойдёт… - покачиваю головой, - Мама не позволит…
Впрочем, на пути к этому путешествию возникло ещё одно, совершенно не связанное с материальной составляющей, препятствие: руководитель экскурсионной группы – завуч по внеклассной работе, наотрез отказалась брать с собой неуспевающего двоечника. И это как раз, когда моя собственная мать в кои-то веки согласилась заплатить за поездку!
- Любовь Алексеевна… - я стою у неё в кабинете и никак не решаюсь перейти к сути дела. Здесь я на хорошем счету – моя помощь во всяком оформлении школьных мероприятий, как неоднократно говорила она сама, «просто неоценима».
- Что такое, Ника? Ты ведь у нас едешь в Феодосию, я надеюсь?
- Да я-то еду… а вот Динар Мухутдинов… Понимаете, он… он мой близкий друг!
- Вот как… - в глазах у добродушной, в общем-то, учительницы, прыгают весёлые чертенята, - И что же?
- Я… я не поеду без него! – заявляю очень решительно.
- Ох, Ника… - Любовь Алексеевна не особо одобрительно покачивает головой, - Ты уверена, что он… тебя достоин?
- Да! А… что? – от того тона, которым она задала этот вопрос, мне становится как-то не по себе…
- Просто… у него не слишком хорошая репутация… Но, впрочем, всё это только слухи! - спешит добавить она, видя, как изменилось моё лицо, - Ну-ну… не стоит придавать такого значения моим словам…
«Не стоит, в таком случае, и говорить!» - думаю про себя я, и смотрю на неё моляще.
- Да пускай уже едет! – наконец, говорит она, - Если ты за него ручаешься…
- Конечно!! Спасибо Вам огромное!! – на моей довольной физиономии расцветает мимическая роза, - Спасибо ещё раз! – эти слова долетают до улыбающейся наставницы уже из-за двери, перед тем, как она захлопывается, обрезая обыденный шум школьных коридоров.
Ура! Мы едем в Феодосию!!
Ох, если бы я знала тогда, чем для меня обернётся эта поездочка…
Перед отъездом ко мне подошёл самый незначительный мальчик из нашего класса – маленький, тощенький, в огромных очках… С виду он смахивал, скорее, на среднее звено – класс так седьмой или восьмой, нежели на ученика десятого. Ввиду его малости и ничтожности все называли его просто Вовочкой. И звучало это отнюдь не ласкового, а достаточно уничижительно. Клянусь, за пару месяцев в этом классе я даже ни разу не слышала, как он вообще разговаривает. Ну, или не обращала внимания.
- Прости, пожалуйста… - огромные, из-за толстых очков, глаза, делают его похожим на озабоченного муравья.
- Да? – я удивлённо разглядываю это странное существо, гадая, что ему вдруг от меня понадобилось.
- Я… я просто хотел… - видно, что слова даются ему нелегко, - Хотел… поговорить с тобой! – он с силой выталкивает каждое из них, и влажные, расплывчатые, беспокойные глаза становятся уже просто жалкими. Я, как человек с развитой эмпатией, пытаюсь его подбодрить:
- Говори, я тебя слушаю... – и даже сажусь на подоконник и ободряюще улыбаюсь.
- Короче… я хотел сказать… чтобы ты не доверяла ему… - чуть не плача, выдавливает Вовочка.
- Кому? – удивляюсь я, и тут же до меня всё доходит: - Да какое твоё дело! – возмущённо вскрикиваю, и соскакиваю с подоконника: - Что вы все заладили одно и то же!! – и… внезапно понимаю, что сболтнула явно лишнего.
- Кто? – он вдруг цепко хватает меня за рукав, - Кто ещё тебе говорил?
- Дед Пихто! – злобно шиплю я, как рассерженная кошка, и вырываю руку: - Отвали!
…И гордо удаляюсь прочь по коридору, намереваясь поскорее забыть весь этот бред. Но… у самой лестницы почему-то торможу… и оборачиваюсь. Вовочка, весь красный от непосильного бремени этой неудавшейся беседы, стоит всё там же, где я его и оставила, и тоскливо смотрит мне вслед… Помедлив две секунды, и приказав себе отбросить прочь все глупые эмоции и поскорее забыть непрошенных советчиков, бегом спускаюсь на первый этаж. Уже в гардеробе, накинув пальто, вдруг понимаю, отчего мне стало так неуютно, когда я увидала этот его взгляд. Точно с таким же выражением смотрят ветеринары, когда сообщают владельцу, что его любимую собаку или кошечку уже не спасти…
…Длинный, как кишка, состав, занимает собою всю видимую часть железнодорожной платформы. Неужели так много народу едет сейчас на юг?! Там ведь уже не жарко – от октября осталась пара дней, и наступит самый хмурый и длинный осенний месяц. Лично мне он никогда и осенним-то не казался. Он, скорее, переходный между осенью и зимой. В эту пору хочется зарыться поглубже в одеяло, и даже носу на улицу не показывать! И вообще никуда не показывать… Конечно, там, на далёком и ласковом юге, сейчас ещё довольно тепло… по сравнению с нашими широтами. Но всё равно уже не лето, и купаться получится вряд ли.
- Ника, ты купальник взяла? – как будто угадав мои мысли, спрашивает Галочка Хазарова, вертлявая и суетливая моя одноклассница.
- Да нет… - пожимаю я плечами, - Зачем он мне? Вода сейчас уже холодная…
- Нормальная там вода! – встревает Олеська Скрипникова, - Она остывает медленнее воздуха!
- Вот и проверим… - философски заключаю я, и пытаюсь запихнуть свою дорожную сумку под нижнюю полку в нашем плацкартном отсеке.
- Зачем сама мучаешься? – возникает рядом Дин, - Дай-ка сюда… - и в два счёта приводит в действие механизм, поднимающий сиденья.
- И нашу подними, будь другом! – стреляет глазками Скрипка, как зовут её все.
- Готово! – ухмыляется Динар, - Кому ещё помочь?
- Ну не знаю… - ржёт Галка, - Пойди по вагонам, я думаю – никто не откажется!
Мой парень демонстративно закатывает глаза и делает головой движения, означающие: - «Как же вы все меня достали!» И тут я с ним полностью согласна. Вокруг него всегда, где бы он не появился, тотчас же собирается толпа воздыхательниц. Это мне, с одной стороны, льстит, а с другой…
- И как только тебе удалось его охмурить? – в который уж раз завистливо спрашивает Скрипка, ничуть не смущаясь присутствием предмета обсуждения.
- Легко! – отвечает за меня он, - Один взгляд – и готово! Тебе так не суметь, Скрипочка… - и усмехается.
- А может, попробуем? – она подходит к нему почти вплотную, и смотрит также, как Мулька, моя соседка по дому, когда хочет именно «охмурить» очередного парня.
- Перестань, Олесь! – возмущается, тоже за меня, Галка. Видимо, они сегодня сговорились озвучивать мои мысли. Ну и пусть, а я пока посижу и спокойно в окно погляжу…
- Ну коне-ечно… - жеманно вздыхая, тянет Скрипникова, - Куда уж нам… вы, говорят, уже и платье белое пошили на заказ? – и зырк своими глазищами в мою сторону.
Я чуть улыбаюсь и продолжаю молчать. С недавних пор поняла, что такая тактика в некоторых случаях работает получше тысячи слов. И правда – Олеська наконец успокаивается, и, демонстративно вздохнув, лезет на свою верхнюю полку.
- Ты на нижней будешь спать? – осведомляется мой заботливый кавалер, - Одеяло у тебя есть, всё нормально?
- Да всё у неё есть! Вали уже отсюда!! – злобно фырчит с верхотуры Скрипочка, - Мы переодеться хотим! А если чё не хватит – приходи вечерком, сам погреешь! А мы полюбуемся! – и снова ржёт.
- Знаешь, Олесь, это уже слишком! – наконец не выдерживаю я, и смотрю на неё осуждающе. Вообще, она девчонка неплохая, добрая… но иногда её просто заносит. И надо, чтобы кто-нибудь осадил.
- А кто с вами ещё едет? – Динар тоже никак не угомонится, - В этом купе?
- Не знаю… - я пожимаю плечами, - Может, и никто… Спросим потом у Любочки.
- Ну ладно… - говорит он, и, дёргая губой на одну сторону, озадаченно осматривает ещё раз всё наше дорожное помещение, - Отдыхай! Я потом ещё приду… - чмокает меня в щёку, и удаляется вдаль по составу в свой вагон.
- Не, ну кроме шуток, Ник… - свешивается с верхней полки любопытная голова, как только Динар исчезает, - Как тебе это удалось?! Он же ни с кем больше двух недель не встречался… Да и то – только ради…
- Скрипникова!! – рычит Галька, - Хватит уже, умоляю!! Ну что ты к ней пристала?! Дай посидеть спокойно! Пойдёмте лучше завесим одеялом проход!
Что мы все вместе благополучно и проделываем. Через несколько минут поезд резко дёргается всем своим длинным гусеничным телом, и… трогается с места, весело перестукивая бесчисленными круглыми ногами. Мы едем, мы едем! В «наших» вагонах радостное оживление – приключение начинается!!
… Благословенный Юг встречал нас действительно очень тёплой, даже по здешним меркам, погодой. Все радостно побросали свои громоздкие демисезонные вещи в чемоданы и сумки, и почти в одних маечках двинулись до места расселения. В гостинице выяснилось, что меня расселили в номер с одной девицей из одиннадцатого класса. Репутация у этой особы наличествовала, мягко говоря, сомнительная. Я даже расстроилась было, но потом подумала – а что я так переживаю? Нам всё равно вместе только спать. Днём же никто в номере сидеть не станет. Вышло так потому, что в своём новом классе я ни с кем пока толком не сошлась – практически все девчонки знали друг друга ещё с прошлого года, и мне пары не нашлось. А почему эта Лиля из «старожилов» оказалась тоже в одиночестве, я не знала. Да мне, в сущности, было почти всё равно. В первый же вечер она свинтила к кому-то в другой конец коридора, и оттуда до самого отбоя слышалась гремящая музыка и взрывы безудержного хохота. А ко мне, само собой, пришёл на освободившуюся площадь Динар, и мы прекрасно провели время – целуясь, валяясь вдвоём на моей достаточно узкой кровати, и болтая о разных пустяках.
- Шухер! – раздаётся там и сям, хлопают двери номеров, и запоздавшие жильцы возвращаются на свои законные места. Несколько минут до отбоя – пора прощаться…
Новый день увидел нашу тёплую экскурсионную компанию неприлично рано для каникул – чуть ли не к семи часам утра нас ожидал в столовой завтрак, а после – бесконечный «чёс» по музеям, памятникам и прочим «злачным местам». И так несколько дней подряд. Честно, из всей этой кутерьмы мне запомнилась только галерея имени Айвазовского, и его потрясающая картина со знаменитой «лунной дорожкой». Куда ни отойдёшь – сияющая эта дорожка, как живая, двигается вслед за тобой! После такого напряжённого «отдыха» я лично в гостиницу приползала еле живая, и перспектива идти ещё куда-либо самостоятельно меня абсолютно не привлекала. Да нас и не пускали никуда одних, поэтому все зажигали, разбившись на компашки по интересам в больших четырёхместных номерах, или ходили в кинозал смотреть фильмы, которые каждый вечер крутили с проектора на большом экране. Отдельные энтузиасты также посещали спортивный зал, правда, больше не для тренировок, а чтобы тихо покурить в укромном закутке у запасного выхода из здания. Ну, а у нас вечера не блистали разнообразием, и только с каждым разом всё дольше длились поцелуи, всё настойчивее становились руки… всё крепче объятия…
- Дин! Ну я ведь просила тебя… не надо… и ты, между прочим, говорил, что не станешь возвращаться к этому вопросу…
- Да… - он хмурится, нехотя отстраняется от меня, и в своей меланхолии становится и вовсе похожим на принца в изгнании. Я отлично вижу, что его такое положение вещей не устраивает, и пытаюсь разными способами отвлечь:
- Расскажи что-нибудь… мне нравится слушать, как ты рассказываешь про политику… Я, правда, мало что понимаю… но всё равно очень интересно!
Он улыбается снисходительно, довольный моим немудрёным комплиментом, и продолжает моё полит-просвещение. Причём далеко не в официозном ключе. С его слов выходит, что дедушка Ленин вовсе не великий вождь мирового пролетариата, а тиран и убийца русского царя, и что наша страна семимильными шагами движется прямиком в пропасть (вот в это я легко могу поверить, все признаки всеобщего коллапса налицо – в магазинах уже почти нет продуктов, а в школах – учителей).
- И вообще… - продолжает он просвещать меня, увлекаясь, - Я тут узнал… в шестнадцать можно замуж выйти. Надо только справку с женской консультации.
- Какую справку? – подозрительно прищуриваюсь я.
- О беременности, – он произносит это так легко и непринуждённо, словно речь идёт о каких-то пустяках – ну подумаешь, справка о беременности!
- Слушай, хватит! – злюсь я, и вскакиваю с гостиничной койки, - Мы с тобой сто раз всё это обсуждали! Сначала я закончу школу, а уж потом поговорим на эту тему.
- Но я-то эту долбаную школу закончу уже в этом году! – вдруг говорит он.
- Как так? Ты же ещё только в девятом, тебе этот год надо проскрипеть, да ещё потом целых два.
- Кому нужны эти последние два? – он пренебрежительно складывает свои красивые губы в трубочку, - Девятый и тю-тю! Только они меня и видели!
- Ну, а дальше что? Куда ты пойдёшь с неполным аттестатом? – волнуюсь я так, словно речь идёт об аттестате моём собственном.
- Никуда, - спокойно пожимает плечами, - А зачем? Деньги делать можно и вообще без аттестата.
- И это всё, что тебя в жизни интересует? – я кипячусь, как забытый на плите чайник.
- Всех! - назидательно говорит он, - Запомни, малыш, всех! Интересует именно это. Зачем поступают на вышку, по-твоему?
- Ну… получить хорошую профессию… устроиться на приличную работу…
- Вот! А что такое приличная работа? Я скажу тебе! Это когда ты получаешь от трёхсот и выше. А дядька мой за месяц делает в три раза больше, и безо всякой приличной работы. И я также буду.
- Сколько?! – в голове у меня мелькают эти невероятные цифры. Он, наверное, шутит… - Каким это образом, хотелось бы мне знать, можно так зарабатывать?
- А вот это уже не женское дело, малыш… - уверенно говорит Динар, - Тебе о таком знать вовсе не нужно.
- Вот как… - с оттенком горечи резюмирую я, - А о чём же мне тогда нужно знать?
- Ну… обо всяких ваших женских вещах… - пожимает плечами Дин, - Сумочки-помадки, платьица-духи… всё в таком роде… - и улыбается снова снисходительно.
Меня всё это очень напрягает, но виду я стараюсь не показывать, прекрасно зная, что получу только одно – очередную ужасную ссору. А я не хочу с ним ссориться… В конце концов, далеко не каждое сказанное слово становится чем-то реальным. Поживём, как говорится, и увидим.
…В предпоследний день взрослые сжалились над нами, и разрешили всем желающим идти на морской берег, с двумя обязательными сопровождающими. Мне купаться особо не хотелось, а вот по побережью побродить – даже очень! А Динар идти вообще не собирался:
- Чего я там не видел, на этом вонючем берегу… Один мусор кругом… То ли дело за границей! Когда поженимся, обязательно поедем с тобой за границу – в Болгарию или даже в Турцию. У нас там родственники. Тенгиз-ата всё устроит в лучшем виде.
- А зачем ты тогда вообще сюда поехал? – удивилась я, - Если даже не хочешь на море посмотреть?
- Да видел я это море! - отмахнулся он, - Я здесь только из-за тебя… Вдруг кто обидит, пока меня рядом нет? Ах, ты, моя глупышка… - далее следует щемящая сердце пауза, свободная от каких-бы то ни было слов…
- Ну - иди, иди… прогуляйся… Твои подружки ведь пойдут?
- Да, все наши собираются, - подтвердила я.
- Вот и отлично! А у меня что-то голова побаливает, я, пожалуй, покемарю тут, пока вы там на море смотрите… - рассеянно чмокнул меня в лоб и ушёл в свой номер.
Я скрючила недоумённую гримаску, и постояла немного в задумчивости. «- Ну и пусть не идёт!» - решила наконец, - «- А я ещё когда на море-то теперь попаду…»
Феодосийское побережье встретило нашу развесёлую компанию пронизывающим холодным ветром. Но подавляющее большинство юных туристов, невзирая на крикливые предупреждения учителей, смело ринулось в холоднющую, на мой взгляд, воду. Пока они резвились в набегающих волнах, визжали и топили друг друга на мелководье, бедные наши сопровождающие метались, как верные собаки, которым и хочется защитить своих ужасно неосмотрительных людей, и в воду залезть страшно.
- Хабарова!! Ты что делаешь, а ну, вернись немедленно!
- Шкарлет, а ты куда полез, Господи боже мой! И зачем мы их только сюда привели!!
Немного побродив по берегу, я погрузилась в поиски чего-нибудь интересного среди песка и мелких обломков ракушек… но от этих истеричных криков и завываний, а может, и от сильного, пронизывающего насквозь, ветра, вскоре ужасно разболелась голова.
- Можно, я пойду в гостиницу? Мне что-то нехорошо…
- Иди! – махнула на меня, почти не глядя, учительница, - Ты у нас с головой дружишь, в отличии от некоторых… - при этом, как мне показалось, она имела ввиду не бесшабашных учеников, а именно себя)).
Временное наше пристанище располагалось недалеко, и я пошла обратно пешком, надеясь, что от движения станет полегче. Почти дойдя до гостиницы, почувствовала на лице первые капли летящего навстречу дождя… и до меня наконец-то дошло, в чём дело. К перемене погоды голова моя всегда трещит по швам. Просто здесь как-то уж слишком резко всё поменялось – ещё пару часов назад в небе не было ни единого облачка, да и холодный ветер нагнал нас только у побережья. Северный ветер, мой давний тревожный знакомец… зачем ты нашёл меня тут, у безмятежных чужих берегов?
Оказавшись внутри, я первым делом пошла в столовую – взять себе чаю с лимоном. Обычно неплохо помогает… Потом вдруг вспомнила, что и Динар ведь жаловался на головную боль! Надо сходить, проведать, как он там…
- Привет… - тихонько отворяю дверь, - Смотри, что я… - и тут же на меня обрушивается такое зрелище, что разом темнеет в глазах, и разрывает виски от пульсирующих сгустков жуткой боли! Лилька… моя соседка по номеру… практически без одежды… и он… разбросанные как попало вещи… сползшая с кровати простыня… Нет, это неправда!! Какой-то кошмарный бред… Я не верю, не верю своим глазам… Я, наверное, сплю, и всё это только лишь снится…
- Постой!! Ника, постой!!
…Ничего не желаю слышать, никого не хочу видеть… Прочь, все прочь!! Бегать я тоже умею, если надо… Всё!! Только замок повернуть… и голову спрятать в подушки… не слышать, не слышать, Не СЛЫ-ШАТЬ!!! Не думать, не знать, не дышать…
… - И давно она там заперлась?
- Не знаю… мы вернулись, переоделись, пошли обедать… в столовой её никто не видел…
- Ника, ты спишь? Ни-ка!! Через пятнадцать минут на экскурсию уезжаем! Да что там с ней такое…
Резкий стук в дверь. Настойчивый, непрекращающийся. Голоса. Ещё голоса. Потом крики. Потом опять стучат. Шли бы они все лесом, я не стану открывать…
- Неужели так крепко спит?! Нет, как хотите, Любовь Алексеевна, но нужно открывать. У дежурной наверняка есть запасной ключ.
Вот так-то лучше… Голоса умолкли, суматоха стихла… Можно спать и ни о чём не думать… ни о чём…
Опять стук! Да что ж такое, не дают никакого покоя… Звук открывающегося замка…
- Ника! Ты что, спишь?
- А… да… у меня голова очень болела…
- А зачем закрылась изнутри?! Мы тут все чуть с ума не посходили…
- Простите, пожалуйста… Нечаянно… Я не могу идти на экскурсию…
- Ты выпила какую-нибудь таблетку? У тебя так болела раньше голова?
- Да… цитрамон… всегда к перемене погоды болит… Хорошо… Я буду здесь, конечно…
- Дверь больше не закрывай!
«Да не буду я закрывать вашу дверь… Я сейчас встану и пойду в душ… Где мой пакет… надо взять полотенце…»
Длинный пустой коридор пуст. Все уехали. Душевые в са-амом конце… «Горячая вода… Матерь богов, спасибо, что создала горячую воду!!»
Я стою под обжигающими струями и не вполне понимаю – это вода такая солёная здесь или мои горючие слёзы бегут нескончаемым потоком, смешиваясь с рукотворным водопадом, низвергающимся сверху… Почему-то очень хочется думать о простых и банальных вещах. Хороший у них здесь душ – сильный напор, вода приятная… Я ведь не в первый раз тут моюсь… а раньше не замечала, какая, оказывается, хорошая здесь вода! Интересно, они её из моря набирают или из какой-нибудь реки? Или из озера… Надо почитать, что тут ещё есть, кроме моря… Наверняка ведь что-то есть… Ну вот, теперь я чистая. Очень чистая, как до того… ну, впрочем, неважно. Остаётся только высушить полотенцем волосы… И фен тоже хороший – сильный, горячий…
Возникшее за спиной лишнее отражение в зеркале меня нисколько не удивляет и не пугает.
- Приближаться не смей! – угрожающе говорю я ему, не оборачиваясь.
- Малыш…
- Говорить тоже ничего не смей!! – теперь уже оборачиваюсь, и смотрю ему прямо в лицо с неприкрытой яростью: - Молчи, или я за себя не ручаюсь!!
Он что-то такое видит в моих глазах, и его собственные, только что подсвеченные надеждой, потухают… Я снова отворачиваюсь к зеркалу и продолжаю сушить волосы. Фен ревёт, как взлетающий самолёт, и мне всё равно ничего не слышно. Вот и прекрасно. Слова не помогут. Никакие, хоть будь они трижды волшебными. Я больше не верю словам.
…Никому, ни одной живой душе, не сказала я тогда ни единого словечка о том, что увидела в номере парней. Динар продолжал маячить где-то поблизости бледной тенью себя самого… а я смотрела сквозь него, и на любые попытки заговорить просто разворачивалась и уходила прочь. Позиция у него была невыгодная – вокруг всё время находились люди. Я старалась держаться в гуще толпы, насколько это было возможно, и считала часы до отъезда. Делать ничего не хотелось, есть тоже… идти куда-то – тем более. Но всё-таки пришлось. Чтобы снова не остаться в номере одной. Или ещё хуже – с Лилькой. Хотя она ко мне старалась не приближаться, и проскальзывала в наш общий номер либо в моё отсутствие, либо уже под самый отбой – нырк в постель и тишина…
«Хорошо, что это случилось уже почти в конце поездки…» - заговаривала я сама себя, пытаясь унять жуткую душевную боль, как заговаривают знахарки больной зуб: - «Каких-то полтора дня, и буду уже дома…»
…Перед отъездом нам выделили свободный вечер, и повели просто пройтись по магазинам, чтобы затариться сувенирами. В обычных торговых точках, как и везде, почти ничего не было, а если и завалялось что – продавалось втридорога. Зато вовсю торговали с лотков сувенирами самодельными, и наши, радостно гомоня, закупились глянцевыми большими раковинами с восседающими на них котиками и черепахами, склеенными из таких же ракушек, но помельче; ракушечными же бусами, серёжками и кулонами; мыльницами и стаканами, ручками и рамками для картин, и прочей ерундой, насквозь пронизанной фальшивой и дешёвой морской туристической тематикой. Я бродила по лавкам вместе со всеми, улыбалась, разглядывала, смеялась и болтала с девчонками, как будто ничего не случилось. Не слишком внимательные однокашницы во мне самой никаких перемен не заметили, но зато чётко зафиксировали перемену в наших отношениях с Динаром.
- Вы что, поссорились? Совсем? Или так… не очень?
- Ты с ним вообще не разговариваешь, да? А почему? Что случилось?
Все просто сгорали от любопытства и желания хоть что-нибудь выведать! Хоть крупицу информации, из которой потом можно будет раздуть такого! Но я только загадочно улыбалась и не давала им не малейшего шанса. Ежу понятно, что и без этого слухи поползли моментально, но от меня лично никто и ничего не узнает. Лилька, если уж не совсем дура, тоже, надеюсь, будет молчать… Когда первый испуг прошёл, и она поняла, что я ничего не рассказала учителям, я пару раз ловила на себе её испытующие взгляды… В них было, пожалуй, даже некое уважение… Но мне было плевать и на неё саму, и на её богатый внутренний мир с высокой колокольни. Я сосредоточилась только на одном – поскорее попасть домой. В спасительную собственную спальню. Где меня никто не достанет, и можно будет, наконец, дать выход зашкаливающим эмоциям.
- Ника, что с тобой? – на меня внимательно смотрит Лера - тихая, ничем особо не выделяющаяся отличница. Кроме длины своих шикарных волос – вот они у неё действительно потрясающие! По времени появления в классе она числится непосредственно передо мной – приехала в город вместе с родителями, в самом конце прошлого учебного года.
- Ты какая-то… - она серьёзно вглядывается, чуть хмурясь, и не вдруг подбирая слова: - Какая-то… отсутствующая…
«…Браво, Лерочка! Ты единственный, умеющий видеть, человек, среди этой беспечной толпы…»
- Он… обидел тебя, да? – спрашивает она осторожно.
- Меня? – я гордо поднимаю вверх подбородок, - Глупости! Да я сама кого хочешь обижу! – и тут же отвожу от неё взгляд: - О, какая прелесть! – мы стоим возле газетного киоска, и глаз мой, замыленный бесконечными сувенирами, вдруг упирается в симпатичную бежевую обложку:
- Кулинарная книга… Рецепты Крыма… - вслух читаю я, пытаясь показать, что поиски стоящего сувенира – это всё, что меня в данный момент интересует, - Отлично! Вот её мы и возьмём!
- И правда, оригинально… - соглашается со мной Лера, и тоже приобретает экземпляр крымских рецептов.
За короткое время, оставшееся до отъезда, мы с ней становимся чуть ли не лучшими подругами – находится множество общих интересов и тем… она мне рассказывает, как её семья буквально убежала из Душанбе, где они жили и не тужили вплоть до прошлого марта… как там гнобят и притесняют сейчас русских, выгоняют из квартир и домов… и это ещё повезёт, если просто устроят погром и выселят, даже не дав толком собраться – уже были и случаи самой настоящей кровавой расправы…
Я слушаю её и не верю своим ушам – это что же такое, чёрт возьми, происходит у нас в стране?! Выходит, Динар-то был прав, когда посвящал меня в свои странные политические взгляды…
- И как же вы здесь… где живёте? – сочувствуя чужой беде, спрашиваю я её.
- Ну, отец пока в ЖЭУ устроился сантехником… дали служебную квартиру… на очередь поставили, как вынужденных переселенцев…
Мне нравится эта тихая девочка, я чувствую к ней расположение… Похоже, она тут единственная, кто не озабочен шмотками и поисками парней… Да ещё и литературой увлекается… Определённо, мы можем подружиться!
…Уже погрузившись в поезд, я чувствую просто-таки ненормальную сонливость… Меня так плющит, словно сверху придавили небо тяжёлой бетонной плитой. Еле-еле доползаю до своей верхней, на этот раз, полки, и проваливаюсь в тяжкую, перемежающуюся кошмарами, дремотную пропасть…
- Где я?! Вокруг темно… никого рядом… и слышен только ритмичный перестук колёс… «Наш» отсек снова занавешен одеялом, и как будто бы издалека… из-под толщи воды… доносится шум голосов и оживлённый смех… И ещё прилипчивая простенькая мелодия:
«Одна девчонка в шестнадцать лет
Купила на поезд плацкартный билет…»
- эту незатейливую песенку и прочую подобную ерунду уже до дыр заездили наши девчонки, сотни раз прокручивая на переносном кассетном магнитофоне. И дальше:
«Синие лебеди, светлые сны...
Гордые птицы волшебной весны,
Вы обманули меня, улетели, за дальние дали…
Синие лебеди, где же вы, где?
Тени от крыльев на синей воде,
Вы же любовь от беды уберечь мне обещали…»
Ну что ж… а мне и не обещал никто беречь любовь… так что и требовать не с кого… Но что с моим слухом? Почему я слышу всё, как из-под ватного одеяла… Надо встать… пойти освежиться…
Пытаюсь спрыгнуть, как обычно, с полки, и чуть не падаю – нога поскальзывается на гладкой откидной ступеньке, и внутри всё обрывается…
- Эй… ты тут живая ваще? – практически нос к носу сталкиваюсь с… Лилькой! Она стремительно ныряет в щёлку между зацепленным за соседние полки одеялом и перегородкой плацкарты, и быстро начинает тараторить, виновато бегая глазами:
- Ты… это… брось на него дуться… Ну подумаешь – перепихнулись пару раз… А ты как думала - что он будет дожидаться, пока тебя не уломает?! У парней, знаешь ли, свои потребности…
- Пару раз?! – из этого словесного потока я извлекаю лишь самую нужную для себя информацию. Остальное мне и без неё известно – поглядите, какая лекторша нашлась…
- Ну… - тушуется она, понимая, что сболтнула явно лишнего, и вдруг чуть ли не умоляющим тоном шепчет, поднимая свои густо накрашенные брови домиком: - Не будь ты такой занудой… он же там весь уже извёлся… Смотри - доведёшь парня до беды… Ты ведь тоже не маленькая, хоть и вся такая правильная… Должна ж понимать, что к чему!
- А тебе какое дело? – я спрашиваю это беззлобно, почти жалея её, потому что уже начинаю догадываться, что эта несчастная втюрилась по уши, и на всё готова, лишь бы только зацепиться хоть за кро-ошечный шанс…
Она молчит… но смотрит так, что мои догадки уже не нуждаются в вербальном подтверждении.
- Я больше не намерена иметь с ним ничего общего! Так что можешь подобрать… - милостиво выговариваю я.
- Да если бы! – вдруг почти вскрикивает она отчаянным шёпотом, - Думаешь, я не пыталась?! Он же любит тебя, дура… по-настоящему любит… Любая другая на твоём месте вцепилась бы когтями и зубами… А ты…
- А я не любая! – жёстко перебиваю я её излияния, - Спасибо за сочувствие, но мне нужно идти…
Лилька досадливо трясёт головой, и пытается, схватив меня за руку, сказать что-то ещё… про какую-то беременную от него девчонку, которая сделала аборт и чуть не умерла, ещё про какую-то, вскрывшую себе вены в ванной…
А меня уже разбирает истерический смех от всей этой нелепой сцены… и новую страшную информацию о любимом (всё ещё любимом, вот ужас-то в чём!) отказывается воспринимать мозг… я вырываюсь от неё, стремительно бегу вдоль по вагону… и в самом конце, почти у туалетов, вижу такую картину: в тесном отсеке набились, как шпроты в жестяной банке, наши – и пацаны, и девчонки… Сашка Архипов бренчит на гитаре… кто-то пытается петь… И опять, блин, про этих долбаных синих лебедей! Дались же они им всем… С верхних полок свешиваются чьи-то бесчисленные ноги и головы… шум, гам, смех, грех… скольжу взглядом по всей этой пёстрой кутерьме и… откуда-то сбоку, с другой стороны, слышу хрипловатый, до боли знакомый голос… Всякий раз, когда я слышу этот голос – неважно, в ссоре мы или нет – у меня внутри сильно сжимается что-то… становится немного больно, и одновременно радостно, и жарко, и холодно, и всё, всё сразу!! Ну зачем, зачем у него такой голос?! Зачем он такой вообще уродился на свет!! Зачем прицепился ко мне?! Зачем мы с ним повстречались… Кто-нибудь, дайте ответы на эти вопросы…
- Так вот же она, наша спящая красавица! – говорит он как-то уж чересчур бодро, даже пафосно, - Выспалась, наконец?! А мы тут ждём-пождем… да, Лерусик?
Заслышав последнюю фразу, я медленно оборачиваюсь… Его сапфировые глаза светятся злой усмешкой… одной рукой он крепко прижимает к себе Лерку… и гладит её роскошные длинные волосы… Чёрт возьми, Лерку!! Почему её? Неужели она такая же, как и все… А в глаза не смотрит, сучка… Вот уж действительно – никому нельзя верить, кроме самой себя!! Это очередное предательство настолько меня вымораживает, что просто уже нету ни слов, ни эмоций… Я тупо стою, как пригвождённая к месту, и тоскливо смотрю и смотрю… Забыла – куда шла, зачем… А он… он всё говорит и говорит что-то ядовитое… злое… похабное даже… но смысл этих слов до меня почти не доходит… как до собаки – одна интонация….
- Ни-ик… - кто-то из девчонок трогает меня за плечо, - Пойдём отсюда, а?
- Да пойдите вы уже все, все!!! – ору я в бешенстве, и срываюсь с места. Бегу вдоль по вагонам, не разбирая дороги, сметая на своём пути всё и всех, кто подворачивается под ноги – чемоданы, пассажиров, несущих в руках горячий чай; проводников, мелких детей, вышедших покурить в тамбур взрослых мужиков… Стучат распашные двери между вагонами, кто-то орёт, кто-то ругается вслед… а я всё лечу, и никак не могу остановиться… Наконец, в каком-то из вагонов, за бог знает сколько отсеков от нашего, меня ловят подоспевшие учителя, и, рассыпаясь в извинениях перед всеми, кому моё бегство причинило сколько-нибудь ощутимый вред, этапируют обратно. Кажется, я реву в голос и трясусь, как парализованная старуха, или это рядом кто-то так истошно орёт… Всплывает откуда-то озабоченное лицо Динара… нет, это наверное, мне только кажется… перепуганные девчонки столпились возле нашего плацкартного уголка… и наконец, прямо перед своим носом я вижу ненормально огромные и влажные, как у телёнка, глаза Вовочки… только они почему-то перевёрнуты наоборот… вверх ногами… Но разве у глаз есть ноги? Господи, как же смешно…
- Да у неё самая настоящая истерика! Надо врача!
- Где ж мы здесь возьмём врача-то, матерь божья…
Рядом возникает высокая фигура в фуражке и синей униформе и торопливо спрашивает:
- Что у нас тут?! Так, понятно… вызывай скорую, Татьяна! Останавливаем состав стоп-краном!
Снова суета и суматоха… недоумевающие пассажиры высовываются головами из всех щелей, словно тараканы, потревоженные внезапной дезинсекцией…
И какой-то назойливый, противный, то ли вой, то ли плач настырно льётся мне в уши:
- Ника… прости, прости меня!! Прости пожалуйста… я… я не хотела… я не думала…
- Господи, ещё одна с катушек слетела!! Да что у вас тут творится?! - измученная вконец нашими разборками Любовь Алексеевна бессильно опускается рядом со мной и щупает лоб:
- Ого!! – она отдёргивает руку, как от горячего утюга и хватается за собственную голову: - Где, чёрт подери, эта скорая?!!
Почти сразу же после этого вскрика, исполненного отчаяния, поезд резко тормозит, дёргается туда-сюда… с полок падают чьи-то вещи… стеклянные ребристые стаканы в железных объятиях своих подстаканников выбивают отчаянную чечётку и сползают по столикам назад и влево… где-то что-то разбивается, кто-то снова громко кричит… Промежутка никакого я не помню… а может его и не было вовсе… и вот уже новое и чужое лицо смотрит на меня озабоченно и устало:
- Сделаем укол… вот нашатырь, если снова сознание потеряет… Откуда мне знать, что?! – вдруг огрызается это гладко выбритое, безразличное лицо, - Это вам, любезная, должно быть виднее, что с вашими подопечными тут происходит… Может, паническая атака… может даже гипертонический криз… да-да, на фоне сильных потрясений и в этом возрасте бывает! А может, банально беременная… даже скорее всего… Счас посмотрим… мы мало что можем в этих условиях… Да нет, давление вроде нормальное… немного понижено, но после укола бывает… Пусть спит, короче. Приедет – сходит с родителями к врачу. Э-эх… молодо-зелено…
Чужое безразличное лицо расплывается… становится жидким, как часы Дали… и уплывает в далёкое Море лиц… Все они толкутся, как большие и блёклые рыбы… перемещаются туда и сюда в толще прозрачной воды… открывают беззвучно рты… И только одно лицо… только одно-единственное – божественно красивое, как у древнегреческих статуй… остаётся висеть надо мною, сияя в этом вязком сумраке, словно больное, нахмуренное ноябрьское солнце…
Мобильных телефонов в ту пору ещё не водилось в наших краях, но каким-то чудесным, загадочным образом, слухи о моей предполагаемой беременности добрались домой быстрее поезда.
- Да как ты могла!! – орёт в истерике мать, едва я успеваю переступить порог, - Как ты могла так поступить со мной?!
- Ты о чём?! – я смотрю на неё недоумённо и настороженно.
- О твоём позоре, вот о чём!! Так я и знала, что этот наглец тебя обрюхатит!! Все они такие, все! Им нужно только одного!! Что этот, что отец твой… а чуть почуют ответственность – сваливают налево! Как мы теперь в глаза людям смотреть-то будем… - она картинно опускается на диван, заламывает руки и плачет.
- Я, вообще-то, не беременна… - сообщаю с каменным лицом.
- Ты уверена?! – кричит она, вскакивая и подбегая ко мне. Смотреть на неё страшно – лицо скрючила злобная гримаса, один глаз подёргивается, руки дрожат… Я вдруг вижу, какая она стала поблёкшая и некрасивая…
- Уверена.
- Как ты можешь быть в этом уверена, как?!
- Очень просто, - я пожимаю плечами, - Раз я ни с кем не спала, значит, и не беременна. Вот и всё.
- Но врач же сказал…
- Что, что сказал врач?! – закипаю я снова, - Ты сама-то там была?! Нет? Вот и заткнись!
- Да как ты… - в её глазах испуг и ненависть, - Да как ты смеешь так с матерью разговаривать, сучка мелкая!! А ну, марш в свою комнату, и чтобы даже не вылезала оттуда никуда!!
А вот это я с большим удовольствием! Только этого мне и надо…
- Если кто-нибудь придёт – не пускайте! – ору я уже из-за своей двери, - Никого! Меня нет! Я заболела, умерла, уехала – что угодно!!
От каникул остаётся всего один день, и тот неполный. Завтра нужно в школу… Впрочем, в субботу я и в лучшее-то время не ходила. А теперь и подавно не собираюсь…
- Милая моя… - это уже бабушка пришла на свою законную половину жилплощади, которую мы с ней делим с самого моего рождения, - Как чувствуешь-то себя?
- Да нормально, бабуль… Отлежусь немного, и будет всё хорошо…
- Это правда, что мать-то сейчас орала? – осторожно спрашивает она.
- Ты о чём? – я опускаю книгу и смотрю ей в глаза. Мне интересно, какие слова подберёт для этой же ситуации другой человек.
- Ну… - смущается моя добрая бабушка, - Грязное дело-то у вас было?! – тихонько говоря эти «срамнЫе» слова, она озирается вокруг, как будто сквозь стены нас могут услышать соседи.
Меня разбирает хохот:
- Грязное дело?! Да так сейчас называют преступления, бабуль! Убийство, тяжкие телесные… А ты что имеешь ввиду? – и невинно хлопаю глазами.
Бабушка смотрит совсем потерянно:
- Всё ты отлично понимаешь! – сердится она.
- Не было… - вздыхаю я, пожалев её, - Ничего не было. А может, было бы лучше, если бы и было…
- Ох, не надо! – качает головой бабуля, - Успеешь ещё… От такого одни только неприятности…
- Правда? – испытующе спрашиваю я, - А почему тогда все так и норовят поиметь такие неприятности, а?
- Откуда ж мне знать… - уходит от прямого ответа бабушка, и опять смущается.
- Нет, ну правда… - продолжаю приставать к ней я, - Ты вот сама… ты же была замужем… мою маму родила… Неужели так уж всё плохо было?
- Пил он запоями, - вдруг невпопад говорит бабушка, - Все денежки пропил… и голову свою пропил, и себя самого… Вот и всё хорошее…
Мне становится её очень жалко… Я вылезаю из-под своего пледа, сажусь рядом и обнимаю бабушку за плечи:
- А меня вот замуж звали… а я не соглашалась… поэтому он нашёл себе более сговорчивую… а может, даже и не одну…
- Господи! – бабушка изумлённо таращит свои подслеповатые глаза, - Тебе ещё и шестнадцати нет! Какой замуж?!
- Он татарин. Наполовину. – уточняю я для верности, - У них чуть ли не в четырнадцать замуж выходят.
- Это точно, - кивает бабуля, подтверждая мою информацию, - У татар свадьбы с муллой. Раньше, в деревнях-то, и у нас в ЗАГСы никто не ходил… Это сейчас молодёжь расписывается… А ты подумай, моя дорогая… Всё-таки подумай… рановато тебе ещё замуж-то… учиться надо…
На том мы и заканчиваем свою душещипательную беседу… А наутро родная мама «радует» меня потрясающей новостью:
- Собирайся, поедем к гинекологу!
- Зачем?! – изумляюсь я.
- Как это зачем?! – огрызается она, - Я должна знать, беременна ты или нет! Ты хоть понимаешь, что такое родить ребёнка?!
- В смысле, «должна знать…» - я ошарашенно смотрю на неё, - А моего слова тебе недостаточно?! Я же сказала…
- Мало ли что ты там сказала! – она пренебрежительно машет рукой, - Ты можешь и вообще ничего не понять!
- Ну ни фига себе! Я, по-твоему, идиотка?! Хотя нет… ты мне просто не веришь! И никогда не верила!
- А с чего бы это я должна тебе верить?! – прищуривается она, и спокойно отхлёбывает из своей чашки растворимый кофе.
- И правда… - соглашаюсь я, - С чего бы?! Я же худший в мире человек, лгу на каждом шагу, и доверия никакого мне нет…
- Ну хватит!! – она резко отставляет чашку в сторону, и со всей силы ударяет кулаком по столу, - Хватит мне голову морочить своими россказнями!! Я сказала – поедешь к врачу, значит - поедешь!!
- А если не поеду? – с ледяным спокойствием уточняю я, - Тогда что?
- Тогда… тогда заставлю!
- Как именно?
- Счас я тебе покажу, как именно! – обещает она, и рысью убегает в коридор. Возвращается с длинным кожаным ремнём, тяжело дыша, и раздувая ноздри, как разъярённая кобыла.
- Ты что, будешь меня бить?! – я ужасаюсь, и пытаюсь выбежать из кухни вон. Но узкий проход не даёт этого сделать, а она всё наступает и наступает, отжимая меня к окну… хлещет ремнём направо и налево, и что-то визжит при этом так, что уши режет. Я закрываю лицо руками… по тыльной стороне предплечий, по бокам, по ногам - свистя, проходится узкая кожаная полоска, оставляя горящие ссадины… В кухню врывается бабушка:
- Ты что делаешь, психованная?! Брось ремень! Брось, я тебе говорю!! А ну-ка, дай сюда…
Кажется, и бабушке достаётся тоже пару раз, в пылу сражения… Я, наконец, выбегаю в подъезд, не слушая криков, раздающихся из-за спины, а оттуда на улицу, и к Мульке – подальше из этого дурдома…
Её родителей, к счастью, дома нет, но мне приходится звонить в дверь довольно долго, прежде чем заспанная Мулечка открывает и удивлённо меня разглядывает:
- Кто это тебя так… Это Динар?!
- Нет, нет… - тяжело дыша, я вваливаюсь к ним в квартиру, - Моя мать…
- Господи… - взбалмошная, но добрая Мулька всплёскивает руками: - Пойдём в ванную, я помогу…
Минут через пятнадцать, обработанная йодом, перевязанная пластырями и бинтами, напоенная горячим чаем, я сижу в её комнате, и, размазывая слёзы и сопли, рассказываю ей все подробности произошедших недавно событий. Мулька учится на год младше, в другой школе, но дворовые слухи, которыми земля полнится, уже дошли и до неё.
- Вот урод! – констатирует она в конце моего скорбного повествования, - Помнишь, я ведь тебе сразу говорила, что он ненормальный! Вечно молчит, вечно…
- Юль! – не выдерживаю я, - Свои оценки оставь при себе, пожалуйста! Лучше скажи, что мне делать?!
- Бросить его, конечно! – она недоумённо поводит плечами. Ей вообще невдомёк, как можно так с ума сходить по парню. Мулечка к жизни относится легко, и, похоже, чувствами себя вообще не обременяет… Может, так и надо? Наверное, намного проще жить…
- Да я не об этом! Что мне вообще делать?
- Ну… не знаю… сходи к гинекологу, а что тебе терять-то? Ты же с ним не спала, если я всё правильно поняла.
- Правильно-то правильно… но это же унизительно! Вот твоя мать тебя водила к гинекологу?
- Ага, - совершенно спокойно кивает Мулька, - Раз в полгода таскаемся!
- Что?! – я поражена наповал.
- Боится! – хихикнув, сообщает подруга, - Чтобы я в подоле не принесла!
- Кошмар… неужели нельзя поверить родной дочери?!
- Ой, да ладно! – машет рукой моя соседка, - И мы такие будем, когда вырастем!
- Ну нет… Я точно не буду!
- Будешь-будешь! – Мулька заливисто смеётся, - Ладно, иди уже домой, мирись с мамкой своей…
Дома – затишье после бури. Мать сидит у себя и дуется, бабушка гоношится на кухне. Прохожу к себе, ныряю на диван и делаю вид, что сплю. На самом деле - напряжённо думаю. Зачем семья, если здесь тебя не любят? Не верят, не хотят понять? О помощи уж и речи нет никакой… Делай, что сказано, и будь рада тому, что дают. Вот и вся нехитрая психология. Жить так всегда?! Ну уж нет, дудки! Тогда что? – череду лихорадочных мыслей прерывает назойливый звонок.
- Ника! – кричит бабушка, - К тебе пришли!
- Кто там… я же просила никого не пускать…
- Я и не пускала… Вон – за порогом ждёт…
- Ты?! – я поражена наповал. Чтобы вот так, после всего, прийти прямо домой… - Что ты хотел?
- Малыш… ну прости меня, дурака… пожалуйста…
- Слушай… - я всё ещё в шоке, - Ты правда думаешь, что вот так можно – попросил прощения, и всё забыто?!
- А почему нет?
От возмущения у меня брови лезут на лоб, и я не сразу нахожу, что ответить.
Он быстро ориентируется, и подходит вплотную: - Никуш… ну перестань…
- Убери руки! – рычу я гневно, - Убери, я сказала! Поди и спроси свою Лильку, и Мульку, и Таньку… и самое главное – Лерочку! Вот её особенно. Прям скажи, что я очень интересовалась, почему нельзя так сразу простить. А потом приходи, поговорим!
- Не будь, как маленькая! – он тоже сердится.
- Я буду, какая захочу! А тебя… тебя я даже…
Он не даёт мне договорить - с силой прижимает к стене и целует. В голове всё идёт кувырком, ноги слабеют… мысли путаются… хочется реветь, как белуга, вырваться и убежать… прижаться к нему всем телом и стоять так вечно… Я сама не знаю, чего мне хочется!!
- Ты моя глупышка… - шепчет он и улыбается.
- Динар... – я тяжело вздыхаю, - Я не стану с тобой больше встречаться.
- Ты сейчас сердишься, я знаю… Но это всё пройдёт… Мы с тобой поженимся, и всё у нас будет хорошо…
- Чёрт! Что ты себе втемяшил этот бред! Если так уж хочешь жениться – ну почему ты не выберешь себе такую, которая будет этому рада?
- Разве ты не понимаешь? – он заглядывает мне в глаза, и это снова действует на меня, как дудочка факира на змею, - Я люблю тебя! Тебя, а не кого-то…
- И поэтому ты спал с Лилькой? – отворачиваясь, горько спрашиваю я.
- Нет. Лилька просто подстилка. Она меня не интересует. Ты всё поймёшь, когда мы…
- О господи!! – я вырываюсь от него, - Нет! Можешь даже не мечтать, понял? Вот поэтому я и не буду больше с тобой встречаться! Наши планы на жизнь не совпадают, как ты не понимаешь?!
- Это ты не понимаешь. – он спокоен и уверен в себе, как никогда, - Послушай меня внимательно. Хочешь или нет – ты будешь моей. Пусть не сейчас, не завтра... Настанет время. Я подожду. Ты просто ещё не выросла.
- Не устанешь ждать-то? – иронично осведомляюсь я.
- Нет, - он улыбается так, что мне становится страшно, - И ещё – имей ввиду. Убью любого, кто приблизится хотя бы на метр! Я не шучу.
Я смотрю на него – он и правда не шутит. Теперь мне ещё страшнее. Чего я ещё не знаю об этом человеке?!
- Думай что хочешь, - я пожимаю плечами, - Можешь верить в этот свой бред, но я тебе не кукла, чтобы мной управлять!
- Поживём – увидим… - он вдруг ещё раз набрасывается на меня, буквально вжимая в холодную и шершавую подъездную стену… Я выворачиваюсь и ныряю в тамбур.
- Поди ко всем чертям! – ору ему в бессильной ярости. А он только смеётся, и спокойненько уходит вниз по лестнице…
… Почти до конца учебного года я стойко держала свою линию обороны. А Динар ходил вокруг, как лис, дожидающийся, пока однажды курятник плохо закроют на ночь, и периодически подсылал ко мне своих «агентов». Кого только я не выслушала! А ещё больше выгнала взашей. Только одного человека прогнать не смогла – слишком уж удивилась, когда увидела возле своей двери.
- Что, и ты тоже?! Он и тебя подослал?!
- Нет… ну что ты… - мой гость совершенно тушуется, и его тёмно-бархатные глаза, многократно увеличенные толстыми стёклами очков, смотрят смущённо и потерянно: - Я ведь никто… твой Динар даже не знает о моём существовании…
Мне становится неловко, и стыдно почему-то… Чтобы как-то заполнить возникшую паузу, и ещё бог знает почему, я вдруг приглашаю его войти:
- Будешь чай? Я вафли сегодня пекла…
Он нерешительно мнётся на пороге: - Я… только на минутку…
- Ой, да брось! – широким жестом гостеприимной хозяйки я повожу рукой и буквально насильно усаживаю его к столу. Горячий чай и хрустящие вафельные трубочки выполняют свою миссию, Вовочкины глаза теплеют и теряют своё обычное, беспомощно-жалкое выражение. Он смотрит по сторонам с интересом, спрашивает у меня что-то про канареек, и, видимо, забывает ненадолго, зачем вообще пришёл.
- Так что ты хотел? - мой простой вопрос заставляет его вздрогнуть, и озабоченно свести брови.
- Я… вобщем… - Вовка долго подыскивает нужное начало, и, наконец, решительно сдвинув брови, ловит непослушную фразу за хвост: - Короче, Ник… Кто-то же должен рассказать тебе, как всё было!
- В смысле? – я снова более чем удивлена, - А… как всё было?
- Ты ведь не знаешь, тебе наверняка никто не сказал… Когда ты уснула… там, в поезде, Динар просто места себе не находил – ты проспала беспробудно с посадки и до самого позднего вечера! Ходил и ходил туда-сюда… смотрел на тебя раз сто пятьдесят… даже будить пытался! А ты всё равно никак не просыпалась… И Любовь Алексеевна тоже очень переживала. Наконец, Лилька не выдержала, сказала ему что-то такое в тамбуре… Я сам не слышал, но девчонки потом трепались - якобы, что ты просто дура малолетняя (прости пожалуйста…) – тут Вовочка трагически сморщил свой гладкий лоб, и ему надо послать тебя куда подальше… Вокруг, мол, целые толпы девчонок – на всё готовы ради него, чтоб разул свои глаза, и так далее… А он на неё наорал, обозвал некрасиво… Она потом рыдала в своём отсеке, знаешь как?
- Не знаю, - вставила я свои пять копеек, - И знать не хочу!
- Ну вот… - мой гость, похоже, и не нуждался в ремарках, а только торопился поскорее закончить своё сумбурное повествование, - А Динар… он закрылся в одном из туалетов, и сидел там чуть не час, пока не пришёл старший проводник и не стал ругаться и в дверь стучать. Вышел – глаза все красные… И тут как раз Лилька к тебе пошла… это она тебя разбудила?
- Не помню… - я покачала головой, - Кажется, я сама проснулась… А может, и нет… не знаю.
- Короче, не прошло и пяти минут, как она уже обратно, как пуля, пролетела – и к себе в плацкарту. Следом слышим – вроде ты идёшь. Тут Динар вскочил, как волк, хищно так глазами по сторонам – зырк-зырк! И вцепился в Лерку. Чуть не насильно усадил её рядом, и стал втирать – какая она красивая, и всё такое… ну, ты знаешь… - Вовка заметно смутился.
Я молча кивнула.
- А когда ты… - он тяжело вздохнул и поморщился, снова пытаясь найти словечко поизящнее.
- Когда я с катушек слетела, - спокойно помогла ему я, - Не бойся, чего уж там – будем называть вещи своими именами!
Он благодарно поглядел на меня и продолжил: - Да… тогда мы все к тебе кинулись, и Лера тоже. А он пришёл, всех растолкал, а её вообще грубо так отпихнул, и сказал такую гадкую вещь… - Вовочка снова замялся, не решаясь повторить даже чужие мерзости.
- Ну уж говори, раз начал! – «подбодрила» я его, - Поди, не расклеюсь…
- Что всяким шалавам не пристало прикасаться к его девушке… - попытался всё-таки смягчить Динаровы слова Вовка.
- И? – меня это совершенно не тронуло, а только хотелось полной ясности. Ну сказал и сказал. Мало ли он всякого дерьма-то говорил и делал.
- Но она ведь не такая! – в отчаянии почти выкрикнул Вовочка, - Она не виновата, понимаешь?!
- Так ты пришёл ко мне её защищать?! – в который раз поразилась я, и, не подумав толком, добавила: - Зачем?
И прямо тут же до меня и дошло: - Ты же… - и совершенно новыми глазами посмотрела на этого маленького, тщедушного какого-то, пацана.
- Да… - печально подтвердил он, - Я знаю, что она на меня никогда даже не посмотрит… Но… хотя бы ты-то её не гноби, а?
- С чего это ты взял? – возмутилась было я, но этот хилый с виду субъект вдруг проявил недюжинную стойкость:
- Я видел, вы же с ней почти подружились там… в последний день… Правда?
- Правда, - была вынуждена признать я, - Но…
- Она на самом деле не виновата… - тихо, но очень убедительно повторил безнадёжно влюблённый Вовочка, - И мучается сейчас из-за этого всего… Прости её, Ник… Пожалуйста! Ну что тебе стоит?
- Ладно… я с ней поговорю… - уступчиво пообещала я ему. В принципе, я что-то такое и сама подозревала. Уж больно не вязалось вопиющее Леркино поведение в тот ужасный вечерок со всем её цельным характером. Однако, знала я и другое – ни одна девчонка в мире, будь она хоть трижды правильная, не сумела бы устоять перед невероятным обаянием Динара…
…На мой день рождения он притащил прямо в класс огромную корзину белых роз. Мне было ужасно стыдно перед нашей классной – пожилой и очень интеллигентной русичкой. Она разглядывала эту корзину с таким выражением… А я поочерёдно краснела и бледнела, отлично понимая, что такой «букетик» стоит как две её зарплаты, если не больше…
- Зачем ты его принёс?! – шипела я на него в коридоре, - Разве не понимаешь, как это выглядит?!
- Нормально выглядит… Пусть никто не забывает, что ты моя девушка!
- Какая я тебе девушка!! Всё это давным-давно осталось только в твоём больном воображении, Динар.
- Скажешь, что я тебе безразличен? – вдруг очень серьёзно спросил он, и сделал такое скорбное лицо… - Ты… меня больше не любишь?
- Разве я тебе что-то обещала? – возмутилась я.
- Нет, ты скажи – любишь или нет? – упёрся он, как осёл. И, как всегда, распустил руки.
- Я… я не знаю… - с какой-то ужасной, безнадёжной обречённостью выдохнула я, - Всё это… очень сложно...
- Всё просто… на самом деле… Поедем ко мне… Тенгиз-ата с женой уехали на море, а Абика у второго сына неделю будет жить. Поедем, прошу тебя…
- Ты серьёзно?! Думаешь, я уже всё забыла? Как ты не понимаешь – я тебе не верю!! И вряд ли уже когда-нибудь смогу поверить…
- Ну почему?! – он уже почти кричит, а я, смущённо оглядываясь, понимаю, что наш укромный уголок в самом конце рекреации давно уже напоминает авансцену, - Я хочу быть только с тобой! Тебе уже шестнадцать, хватит играть в маленькую!
- Ладно… - с целью избавиться от повышенного общественного внимания, неопределённо бурчу я, - Пойдём отсюда… Увидимся позже…
Кажется, я его очень обнадёжила!
Вечером он пришёл на пустырь с Рудиком, взяв его с собой в качестве тяжёлой артиллерии. И снова стал уговаривать меня «прекратить заниматься глупостями». Наверное, мне стоило послать его куда подальше, и как можно более жёстко. Но… я просто не смогла этого сделать. Не было больше сил. Что-то сломалось у меня внутри, какой-то правильный внутренний стержень… Поздно вечером я снова пошла за советом к Ирке-соседке. При слабом свете старенькой настольной лампы у неё в комнате мы долго шушукались о разных секретных вещах.
- Главное – не бойся! – напутствовала она меня, провожая до дверей, - Ничего страшного, все через это проходят…
- Я пока ещё ничего не решила, Ир… - вернувшись к себе, я долго не могла уснуть, и зачитала до дыр тоненькую брошюрку, которой она меня снабдила на прощанье. В итоге и сама не заметила, как задремала, а злосчастная книжица свалилась у меня из рук и коварно заползла под диван…
- Что. Это. Такое??!! – надрывно орала мать на следующий день, потрясая у меня перед носом хлипким подпольным изданием.
Я хранила гордое молчание.
- Теперь ты точно пойдёшь со мной к гинекологу, шлюшка подзаборная!! Я из тебя всю эту дурь выбью…
- Как ты меня назвала?! – казалось, к лицу за одну секунду прилила вся имеющаяся в наличии кровь, и застучала в виски, как молот мифического Гефеста.
- Как заслужила, так и назвала! – брызгая слюной во все стороны, ярилась моя родительница, - Или ты думала, что будешь по ****кам таскаться, а я тебя содержать?!
В памяти моей тут же всплыли все долгие, тоскливые вечера и ночи, в которые я – испуганная маленькая девочка, потом обиженный и ранимый подросток, потом раздосадованная восьмиклассница – раз за разом обнаруживала, что мамина дверь на её половине дома наглухо закрыта, оттуда раздаётся громкая музыка, визгливый смех… и прочие – тревожные, и не особенно мне поначалу понятные звуки… Или мамы дома нет, и появление её, на ночь глядя, вовсе не предвидится… и бабушка стоит за кухонным столом, моет грязную посуду с нахмуренным лицом, потом наливает нам чай, ставит тарелку с пирожками или печеньем, и поплотнее закрывает дверь, ведущую на «половину матери».
- Опять мы с тобой вдвоём… - грустно улыбается она, и ласково гладит меня по щеке, - Не бойся, с ней всё в порядке, она скоро вернётся…
Ну что ж… прошло каких-то семь-восемь лет… и я уже не боюсь! Может больше не возвращаться. Но теперь-то, теперь, когда я ей стала гораздо нужнее, чем была тогда, потому что её весёлые ночи стремительно тают… она требует от меня того, чего сама мне никогда не давала – любви, сочувствия, сопереживания… И даже не так. В её понимании и любовь, и сочувствие заменяются на послушание и беспрекословное подчинение. А разговоры по душам – на заученные, пошлые, выхолощенные штампы. Неужели она сама так всегда жила?! Неужели за всю свою взрослую жизнь так и не поняла, что родные люди должны уметь слышать друг друга…
- Нет, мама… - говорю я ей спокойно, - Ты не будешь меня содержать, не волнуйся.
- Что это ты задумала?! – встревоженно говорит она, сдвигая брови.
- Ничего. Я пойду уроки делать, а потом с Багирой гулять. А книжечка эта Мулькина, она у меня оставила. Сама отнесёшь или мне сходить? – Ирку я подставлять не стала, конечно; ей бы тоже досталось от своей матери на орехи, а вот Мулькиного отца моя мать побаивается, и разборки учинять к ним не пойдёт.
- На, отнеси ей эту погань! И чтобы я эту прошмандовку больше здесь не видела, понятно?!
- Понятно.
- А теперь иди, и… займись делом!
Наконец мне можно удалиться к себе… Так, это брать не стоит… это тоже не поместится… Интересно, уйдёт она сегодня вечером к Иркиной матери или нет? Ну, когда-нибудь всё равно уйдёт. Куда, не так уж важно… Я быстро набиваю дорожную сумку среднего размера своими вещами, отбирая только самые необходимые. Книги… блин, как жалко книг! И альбома с марками, и канареек… Ну ничего, потом, возможно, ещё представится шанс всё забрать…
- Багирка, ты пойдёшь со мной! Да, да… тебя я не оставлю здесь, не бойся…
Собака, понимая, что происходит нечто неординарное, склоняет внимательную свою морду на бок и тихонько поскуливает. Запихиваю сумку в диван, и плюхаюсь сверху, закрывая тайник своим телом, так сказать…
…Увидев меня у своей двери с большой сумкой, он как будто сразу всё понял.
- Малыш! Проходи скорей…
- Твои дома?
- Дома, только у себя, - ухмыляется он, - Они же строятся за Волгой…
- Хорошо… - я решительно перешагиваю порог, и… не знаю, что сказать. Все слова куда-то попрятались. Меня колотит нервная дрожь, и кажется, что сейчас хлопнусь в обморок от напряжения последних нескольких дней.
- Пойдём, я сделаю тебе кофе… - он обнимает меня за плечи, ведёт в кухню, и снова усаживает в уютный уголок между столом и холодильником. Когда-то я сидела тут впервые, замирая от восторга и любви… А теперь что? Пытаюсь понять свои внутренние ощущения, но тут же отказываюсь от этого неблагодарного занятия. Мне хочется отдохнуть. Без криков, без вечной ругани… Просто тихо посидеть и выпить кофе. Не хочу больше вспоминать старое.
- Может, нам… начать всё заново? – вдруг спрашивает он, будто прочтя мои мысли.
Я улыбаюсь. И пью кофе. Я не хочу ничего обещать. Сама не знаю, что получится. Но одно знаю совершенно точно – я всё ещё его люблю…
Он тоже молчит, и ждёт, что я как-то объясню своё появление здесь с дорожной сумкой.
- Я… ушла из дома, - наконец выдавливаю из себя страшные слова, - Совсем. Если… ты меня не примешь… то можешь, пожалуйста, одолжить денег на билет? Я поеду к отцу. Мне больше не к кому… обратиться…
Кажется, я плачу. Кажется, он тоже плачет?!
- Почему ты у меня такая глупенькая… Сейчас я вызову такси… У дядьки всё ещё никого нет…
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… боюсь.
- Не бойся… я тебя не обижу… Ну что ты… я обещаю тебе, что всё будет хорошо, слышишь?
В ночном такси пахнет тревогой и другой, стремительно надвигающейся на меня, жизнью. Скоро всё изменится. Останется ли что-нибудь от меня прежней? Не утрачу ли я что-то важное, бесконечно ценное… Не стоит ли всё сейчас отменить и повернуть назад? Я вспоминаю злое лицо матери… набившую оскомину будничную ругань… её вечные упрёки, свою злость, своё отчаяние… Нет, назад дороги нет! Что ж, если светлый путь к другой, свободной жизни идёт сквозь страх, сквозь боль и неизвестность, значит – нужно глубоко вздохнуть и всё это преодолеть! Он любит меня, я люблю его, его родственники баснословно богаты и принимают меня, как родную. Что ещё нужно? Оставим позади свои глупые детские страхи.
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… люблю тебя…
Его тёплые руки скользят по моему телу, а губы становятся такими требовательными и одновременно нежными… мне не по себе, и стыдно, и приятно… но больше не страшно! Я твёрдо решила расстаться сегодня со своим затянувшимся детством.
…Тёмный дом высится в узеньком переулке, как сторожевая башня. Верный лохматый сторож кидается было к нам в темноте… но, признав своих, радостно визжит и обнюхивает интересную новую подружку, которую привели с собой люди. Багира рычит на него, приподняв верхнюю губу и обнажая острые как ножницы, белые клыки. Огромный глупыш Рудик весело скачет вокруг.
- Вся в хозяйку! – смеётся Динар, - Ну, пойдём…
Оставляя собак развлекаться всей честной компанией, мы заходим в пустой дом. Дин ведёт меня куда-то вглубь, где я раньше не была… При виде большой кровати под роскошным балдахином мои щёки становятся пунцовыми. Хорошо, что этого не видно в темноте!
- Чья… это комната? – еле ворочая непослушным языком, спрашиваю я.
- Наша! – радостно отвечает он, - Твоя и моя! Сейчас мы это дело отметим… - и извлекает откуда-то пузатую тёмную бутылку.
- Я же не пью! – возмущённо протестую, выставляя вперёд руку.
- Сегодня пьёшь. – серьёзно говорит он, и наливает янтарного цвета жидкость в такой же пузатый стакан.
- Мне надо… чем-то запить… - жалобно сообщаю я.
- Счас организуем! Ты пока тут располагайся…
Мне ужасно неудобно и даже стыдно «располагаться» в чужом доме. Но делать нечего – я сама это выбрала! Все ящики пусты… в шкафу тоже нет никакой одежды… Похоже, он не врал, когда говорил, что комната ничья. Скорее всего, гостевая… Я читала, что у богатых есть гостевые комнаты… А сколько же вообще в этом огромном доме помещений? Три этажа! Да здесь можно батальон расквартировать, и ещё место останется… А куда ведёт вот эта дверь? Боже, да здесь и своя ванная комната! Вот это роскошь… И очень удобно…
- Будешь чай или апельсиновый сок? – Динар возвратился, и принёс с собой большой поднос. На нём заварочный чайник, бутылка с соком, нарезанный хлеб… какие-то паштеты…
- С коньяком лучше чай… - вспоминаю я однажды где-то прочитанное.
- Давай! – он наливает тёмный, вкусно пахнущий чай в высокий стеклянный стакан с ручкой, и пододвигает мне пузатый фужер с коньяком, - За нас!
- За нас… - соглашаюсь я, и залпом опрокидываю свою порцию. И сижу, ожидая каких-то ужасных последствий. Но… ничего такого страшного не происходит. Только по всему телу разливается приятное тепло… и я перестаю дрожать.
- Это очень хороший коньяк! – авторитетно сообщает мне Динар, и наливает ещё.
- Мне только чуть-чуть! Хватит…
- Пожалуй, для первого раза достаточно, - соглашается он.
Через пару минут я уже весело смеюсь над его шутками, с любопытством разглядываю обстановку, и даже соглашаюсь переодеться в домашнее. Правда, при мысли о том, что будет дальше, меня всё ещё потряхивает… но я гоню эту скользкую мыслишку прочь. И пью горячий чай с ещё одной ложечкой коньяка… какой же это, оказывается, прекрасный напиток! Как хорошо быть взрослой! Пожалуй, я тоже не пойду в последний класс… Зачем?! Он во всём был прав… А я была непроходимая дура…
- Иди сюда… ты такая красивая…
Как кружится голова… наверное, это от коньяка… или от его близости? Матерь богов, что он делает?!
- Всё хорошо, не бойся… Я люблю тебя… Я так долго тебя ждал…
…Вспышки молний в ночном тёмном небе. Качаются тонкие ветки за окнами, свистит надрывно ветер… На город надвигается самая настоящая весенняя гроза! Как хорошо, что догадливый западный ветер пригнал к нам первую в этом году грозу! В этом небесном грохоте я не услышу собственных жалобных стонов… Мне стыдно, но я не могу их сдержать! Он шепчет всякие милые глупости прямо мне в ухо, и эти нежные, невозможно сладкие слова вползают внутрь мохнатыми щекотными паучками… и бегут вниз, вниз… Я не могу, я не хочу им больше сопротивляться! Моё собственное тело больше не принадлежит мне, оно теперь стало частью чего-то другого - раньше чужого, опасного и невозможного… а теперь такого близкого, такого… такого правильного! Да! Всё, что сейчас происходит со мной – это правильно! Наконец-то я это чувствую! Так и должно быть, теперь уж нет никаких сомнений! Мы должны быть вместе, наверняка это даже где-то написано… там, на другом конце мироздания… Там, где обитают всезнающие, умудрённые тайным, недоступным нам опытом, существа, которые держат в своих руках нити наших разрозненных судеб…
- Ты не спишь?
- Нет…
- Ты… плачешь?
Я молчу. Что говорить, если и так всё ясно. Волшебство закончилось, и теперь мне просто противно. Противно от того, что только что случилось, от осознания факта, что я теперь ничем не лучше Лильки… противно от самой себя! А противнее всего то, что мне всё произошедшее… понравилось? Да, понравилось… И я совсем не прочь всё это повторить… Как же стыдно!! Разве так ведут себя хорошие девочки?! Моя мать была права – я испорченная, гадкая и падшая… Но, с другой стороны – он же собирается на мне жениться. Так зачем переживать? Разве только за то, что теперь я действительно могу залететь… Но, наверное, с одного-то раза ничего не случится… А потом схожу к этому самому гинекологу. Теперь-то уж что… Ирка говорила, можно поставить какую-то спираль…
- Завтра приезжают мои. Мы им всё скажем. Абика обрадуется… Ты ей очень понравилась тогда.
- Ладно… - бесцветно говорю я.
- Малыш… - он, видимо, сегодня вообще спать не собирается?
- Что?
- Ты… любишь меня?
- Конечно…
- И больше не уйдёшь?
« - Куда уж мне теперь уходить-то?!» - мысленно сыронизировала я, но вслух сказала только:
- Нет, не уйду… Давай спать, я устала…
- Конечно… - я прямо вижу в темноте, как он довольно улыбается, и его невозможные глаза светятся, как два больших, искусно огранённых сапфира.
Интересно, кем был его родной отец? Какой-то недобитый аристократ? Киноактёр? И почему я чувствую, что знала его ещё до того, как впервые увидела? Почему я всё ему простила, почему это совершенно ничего теперь не значит?! Какая неведомая сила заставляет нас тянуться изо всех сил, как тонкий стебелёк к солнцу, к какому-то человеку, выделив его из тысяч и тысяч других? Отчего мне кажется, будто я видела это лицо с тонким профилем, эти странные серебристые волосы когда-то ужасно давно… может быть, ещё до моего рождения… Интересно, чувствует ли он тоже самое…
…Реакция Динаровой семьи даже превзошла всё то, что он прогнозировал. Едва успев переступить порог собственного дома, они обнаружили совершенно счастливого племянника, и донельзя смущённую меня, и так этому обрадовались, словно речь шла о долгожданной помолвке в каком-нибудь царственном доме. Нас усадили во главе стола, и тихая хлопотливая Зейтуна нереально быстро организовала торжественный обед. Абика просто светилась от счастья:
- Как хорошо, дети! Мой Динарчик женится, хвала Аллаху! Теперь у меня будет ещё одна оныкэ… счастье-то какое! Только вот… дорогая моя… - она смотрит на меня так, будто собирается сообщить нечто удручающее: - Кызым… чтобы выйти замуж за Динарчика, тебе нужно будет сделать Никях!
- Ты ведь сказал ей, мой золотой, правда? – обращается она ко внуку, и, даже не давая ему возможности ответить, без перерыва снова мне:
- Не бойся, кызым… ничего страшного нет! Никях – это… - она на секунду замолкает, пытаясь подобрать нужное русское слово…
- Я знаю, что такое Никях, - вставляю, наконец, свою реплику, - Всё, хорошо, Абика… конечно, я не против.
- Ай, моя золотая! – бабушкины глаза увлажняются, и она вытирает их кончиком своего длинного головного платка, - Ай, моя хорошая… Динарчик такую хорошую Килен нам нашёл!
- Тенгиз, угыл… ты уже показывал им дом? – встрепенувшись, спрашивает она у сына.
- Нет пока… - он улыбается, - Сейчас организуем!
Нас ведут смотреть недостроенный дом – близко, через переулок. Почти такой же огромный, как и этот. Я рассеянно хожу по пустым и гулким помещениям, краем уха слушая, как Динар с дядькой обсуждают разные технические подробности. Мне нравится думать, что я буду здесь хозяйкой… Но какое-то тревожное чувство не покидает… не даёт ощутить полноценную радость… Ну да, конечно же… Мне ведь предстоит ещё выдержать битву со своей семьёй, которая явно не присоединится к этим восторгам… Это будет похуже никях, который не представляет собой ничего страшного – просто церемония перехода в мусульманскую веру, вот и всё. Мне, не придающей значения никаким религиозным формальностям, на это вообще наплевать. Я не считаю себя христианкой, и мусульманкой тоже не буду, чего бы они там себе не придумывали…
Улучив минутку, тихонько говорю Динару:
- Мне надо съездить домой…
- Зачем? – хмурится он, - Мы же уже всё решили…
- Да, но… я не могу так поступить с ними… нужно дать им шанс, это всё-таки моя семья… Мать мне никогда не простит, если я выйду замуж вот так, скрытно… Она, наверное, там уже с ума сходит… И бабушка тоже…
- Не надо… Они не отпустят тебя обратно! – он нервничает и сильно сжимает мне руку.
- Я скажу, что теперь уже поздно пить боржоми… понимаешь? Выбора особо тогда не останется.
- Ты уверена? – он тревожно заглядывает мне в глаза, - Уверена?
- Да.
- Я пойду с тобой.
Но идти нам никуда не пришлось. Когда вернулись переулочком к дому Тенгиза, лоб в лоб столкнулись с моей матерью, яростно нападающей на кнопочку звонка у калитки. И тут же, не успели мы все и словечком перекинуться, рядом затормозила легковая машина, хлопнула передняя дверца, и из салона выскочила мать Динара. Нужно ли говорить, что обе наши родительницы находились в состоянии полной боевой готовности. Первая фраза этой перебранки принадлежала, конечно же, моей разгневанной маме:
- Совсем стыд потеряла!! Пока вы тут всю ночь кувыркались, я уже все больницы и морги обзвонила!! Сама чуть с инсультом не слегла! Как ты вообще додумалась до такого!! Как я теперь людям в глаза…
- Никак! – резко оборвала я её выступление, - Никак не будешь, мам. Я выхожу замуж.
- Замуж?! – она насмешливо подняла брови и захохотала противным, кудахтающим смехом: - Замуж она собралась, вы только поглядите на неё!! Да кто ж тебя отпустит?!
- Я и спрашивать, вообще-то, не собираюсь, просто для сведения тебе говорю.
Тут её глаза загорелись яростным, злобным огоньком, и она было хотела сказать что-то совсем уж грязное, но вмешался дядька Тенгиз:
- Уважаемая… прошу вас, пойдёмте в дом, поговорим там, как взрослые люди. Зачем устраивать здесь шум на всю улицу?
- Я ничего не устраиваю!! А вот вас нужно спросить, что вы тут устраиваете! Развели здесь подпольный публичный дом, детей совращаете! Я сейчас же вызову милицию!!
- Я бы вам не советовал, - усмехнулся Тенгиз, - Повторяю, пойдёмте в дом! – и, не дожидаясь более ни согласия, ни ответа, открыл калитку и пропустил меня и Динара внутрь. Мать отреагировать не успела, потому что стояла чуть поодаль, а Динарова родительница, которая пока и полслова не проронила, тоже прошла вслед за нами. Моей ничего не оставалось, кроме как присоединиться к остальным.
- Любовь Андреевна! – сказал ей Динар, как только она появилась на пороге, - Если хотите кого-то винить – я к вашим услугам. Ника ни в чём не виновата. К тому же мы действительно собираемся пожениться.
- Её шестнадцать! – взвизгнула мать.
- Я знаю, - улыбнулся он.
- Тебя посадить надо за совращение малолетней, паршивец ты недоделанный!
- Выбирайте выражения… - Тенгиз посмотрел на неё так, что она малость поутихла, - Никто никого не совращал, прекратите уже истерики закатывать! Дети любят друг друга, вот и всё. Ваша дочка сама хочет выйти замуж за моего племянника, никто её не заставляет.
- Она знает про его диагноз? – вдруг иронично осведомилась Динарова мать, наконец-то вступив в нашу оживлённую перепалку.
- Какой диагноз?! – тут же отреагировала моя мать, и театрально схватилась за сердце.
- Мам, зачем ты так… - Динар поглядел на мать с отчаянием.
- Да-да, про его диагноз, и, кстати, не один! И про отягощённую наследственность, и про отца…
- Знаю! – громко сказала я, подошла к Динару и взяла его за руку, - Я всё знаю.
- Ну, тогда ты либо очень влюблена, либо очень глупа… Впрочем, это почти одно и тоже, - ухмыльнулась Резеда Шариповна, - Потом не говори, что я тебя не предупреждала!
- Резеда, ты это назло мне сейчас делаешь? – спросил её Тенгиз, - Всё никак не можешь успокоиться?
- Да мне плевать на вас на всех! – пренебрежительно скривила лицо она, - Просто вот эта женщина достала меня с самого раннего утра своими претензиями, - она указала рукой на мою мать, но сама даже на неё не поглядела, - И пустыми угрозами! Мы с Рифкатом решили, что проще будет пойти ей навстречу, тем более, что на этом этапе наши интересы частично совпадают. Итак, я ответственно заявляю, что против этого брака! И вообще против того, чтобы мой неполноценный сын женился.
- Да как вы можете говорить так о собственном ребёнке?! – возмутилась я, - Если он плохо учится, это ещё ничего не значит!
- Ох, девочка… - она картинно вздохнула, - Сколького ты ещё не понимаешь… Сейчас они тебя захомутают, а потом ты так вляпаешься…
- Резеда! – угрожающе прикрикнул на неё Тенгиз, - Хватит уже! Угомонись!!
- Вы всё слышали? – осведомилась та у моей матери, повернувшись к ней, наконец, - Я сделала всё, что могла! Этому оболтусу уже полгода, как исполнилось восемнадцать, ко мне никаких претензий, ясно? Разбирайтесь тут сами! – и она, больше никого не слушая, покинула помещение, хлопнув дверью.
На шум откуда-то из глубины дома приковыляла Абика, и встала, держась одной рукой за дверной косяк, а другой перебирая свои чётки:
- Резеда тут? Я слышала её голос…
- Ушла только что… И ты иди, Эни… будешь только зря расстраиваться…
- Нет, я скажу! – подбоченилась бабка, - Вы, уважаемая, зачем так кричите и возмущаетесь? Ваша дочка умница и красавица, и любит нашего Динарчика, и он её любит. Сделаем хорошую свадьбу! Гулять будем, кушать будем… Для них и дом уже готов… Жить будут хорошо, ни в чём нужды у нас нет… Динарчик моему Тенгизу как сын - и умница, и красавец какой… А там и внуки у нас пойдут! Ваши внуки, а мои правнуки… Какая радость, а вы ругаетесь! Ай, Аллах…
- Ника! – проигнорировав эту пламенную речь, обратила свой арсенал убеждения на меня мама, - Ты что, собираешься всю жизнь в чадре ходить?! Или как там это у них называется… Совсем с ума сошла?! Я тебя растила, мучалась одна, когда отец твой нас бросил, а теперь и ты бросаешь?!
- Мам, ну что ты такое говоришь? По-твоему, если я выйду замуж, то этим как-то тебя обижу? Разве рано или поздно это не должно было произойти?
- Вот именно! – уцепилась она за слово, - Вот именно – рано!! Очень рано, слишком даже рано!! Какое замужество?! Ты ещё ребёнок!
- Нет, уже не ребёнок.
- Ну пусть даже так! Пусть! – вдруг быстро-быстро и горячо затараторила мама, - Сейчас уже не то время… никто пальцем показывать не будет! Если даже родишь, мы с бабушкой вырастим!
- Стоп! – не выдержал Динар, - Это бред какой-то! Мы женимся, вы разве не слышали?! Я вообще-то не собираюсь её бросать! Я люблю её, и хочу сделать счастливой! Да у неё будет всё, о чём можно только мечтать!
- Правда? – ехидно осведомилась моя мать, - Всё? Да она даже школу не закончила, ей ещё учиться надо! В институт поступать! А только потом уж семьёй обзаводиться! Ты! – она ткнула рукой в мою сторону, - Ты что, хочешь нарожать мал мала меньше и похоронить себя в этом мавзолее?! – она обвела уничижительным взглядом богатую обстановку.
Я молчала. Такой вариант развития событий меня и вправду не устраивал, но… Мы же не собирались вот так сразу обзаводиться детьми… Вопросительно посмотрела на Динара, но он лишь тепло улыбнулся и пожал мне руку. Мол, пусть разоряется, а ты не слушай!
- А что плохого в детишках? – опять выступила Абика, - Я девятерых родила, в пятнадцать замуж вышла! И в институтах не училась, и не жалуюсь! – она тоже обвела рукой большое открытое помещение первого этажа, где все мы находились, но, в отличии от моей матери, гордым хозяйским жестом: - Всё, всё это будет для них!
- Они тебя здесь запрут и не отпустят никуда! Подумай, прежде чем загубить свою жизнь! – вещала между тем мама, но ближе не подходила, опасаясь, видимо, объединённой силы в лице Тенгиза и Динара, - И обо мне подумай! И о бабушке своей тоже! Нам такое за что?! Для этого мы тебя растили, для этого любую копейку откладывали?!
- Прекрати, мам!
- Собирайся сейчас же, и поедем домой! – не отступала она, - По крайней мере, сделай всё правильно! Зачем убежала из дому, как цыганка? Опозоришь ведь нас перед всеми! Пожалей ты меня, не будь такой неблагодарной! Я ведь живу только для тебя!! Для тебя одной! Самой уж мне ничего и не надо! – из глаз её тотчас полились крупные, жалобные слёзы.
Я дрогнула. Решимость моя выйти замуж, не возвращаясь домой, поколебалась. Новые родственники это тут же почуяли, и выдвинули контраргументы:
- Никакого позора, кызым! – решительно сказала Абика, - Оставайся, ты здесь у себя дома! Мои дети… - обняла она нас с Динаром, - Оставайтесь здесь… мы вам завтра же устроим никях и поженим с муллой! А потом уж хотите – и в загсе расписывайтесь, по-современному…
- Раз уж так всё серьёзно – хорошо! Женитесь, - неожиданно сдала позиции мать, - Но! – вдруг повысила она голос до трагического надрывного дисканта, - Если ты сейчас же не поедешь со мной домой, не соберёшься, как полагается, и опозоришь нас с бабушкой перед всеми родными – я руки на себя наложу, поняла?! И это навсегда будет на твоей совести!!
- Динар… - я с глубоким сожалением посмотрела на своего жениха, - Я так не могу… пойми, пожалуйста… Надо сделать всё правильно!
- Нет! - он с силой сжал моё предплечье, и я аж поморщилась от боли, - Нет, не уезжай! Они тебя закроют, увезут!
- Глупости… я же не рабыня… Ну, перестань… Всё будет хорошо… Приезжай вечером - увидимся, погуляем с собаками. Мне правда надо подготовиться к свадьбе, подруг пригласить… Ты же понимаешь, правда?
Он молчал, нервно закусив нижнюю губу и с силой сжимая кулаки… Дядька Тенгиз тоже молчал, и Абика затихла… Все ждали его ответа.
- Хорошо, поезжай… - наконец выдавил он, не глядя мне в глаза, - Увидимся…
Я кивнула и пошла вслед за матерью. На душе было гадко и тревожно. Но я верила, что поступаю правильно…
- Ника!! – у самых дверей он нагнал меня, обнял и сжал так сильно… - Пожалуйста… не уходи…
- Я вернусь! Ну, перестань… Ты же видишь – я даже вещи не забираю… Зачем? Всё равно скоро вернусь…
- Ладно… - он весь дрожал, а взгляд – жалко смотреть, как у ребёнка, лишившегося любимой игрушки… - Завтра поедем подавать заявление в ЗАГС! – зацепившись за эту мысль, немного расслабился: - Пока… Люблю тебя…
- И я тебя…
- До свидания! – это уже прочим остающимся, - До встречи!
- Сёбелигис, кызым!
– До свидания, дочка… - тяжёлая полированная дверь защёлкнулась, беззвучно, без единого скрипа, отворилась хорошо смазанная калитка, выпуская нас за периметр.
- Подождите! – спохватился Динар, идущий следом, - Я вызову вам такси!
- Сами доберёмся! – гордо и одновременно презрительно ответила моя мамаша, - Пойдём, Ника!
… В самом конце переулка я не выдержала и оглянулась – он так и стоял у ворот, и лёгкий игривый ветерок изящно раскидывал его прекрасные серебристые волосы…
Оказавшись дома, я попала под перекрёстный огонь – кроме мамы и бабушки, к этой артиллерии присоединилась ещё и моя крёстная, видать, намеренно приглашённая с целью усилить натиск. Уж чем только они меня не пугали! Но я не сдавалась. А когда ругаться надоело, просто ушла в ванную, и сидела там часа полтора. Пока не стали стучаться и орать под дверью. Тогда ушла в спальню и заперлась там. Открыла только бабушке, под вечер, когда уж спать надо было ложиться. Динар почему-то так и не пришёл… Заявился он только ближе к одиннадцати, когда мы все почти уснули. На дверной звонок я вскочила, как ошпаренная, и раньше всех выскользнула в подъезд.
- Ника?! – тут же выглянула следом мать.
- Не беспокойся, никуда я не денусь! Не в халате же убегу! Иди, спи…
Динар оказался в стельку пьян. Он глупо улыбался, пошатываясь, лез целоваться и что-то бессвязно бормотал. Мне стало противно:
- Слушай… уже поздно… иди домой, тебе выспаться надо… Увидимся завтра, хорошо?
- Ты меня прогоняешь?!
- Господи… нет! Говорю, что уже поздно… я устала, понимаешь? До завтра…
- Ты меня не любишь?!
- Вот наказанье-то… Люблю, люблю! Но не в таком же виде… Иди, пожалуйста, домой!
Наконец, он убрался восвояси, громко хлопнув подъездной дверью. А я потом полночи не спала, разбуженная некстати, и всё обдумывала - и так и сяк – свою предстоящую свадьбу. То мне казалось, что я на верном пути – ведь мы любим друг друга! В этом у меня не было никаких сомнений. Но после вспоминался весь негатив, в котором тоже не имелось недостатка… и тогда думалось, что вся эта авантюра ни к чему хорошему не приведёт. К тому же, созерцание суженого в том отвратительном состоянии, в котором он заявился несколько часов назад, энтузиазма нисколько не добавляло…
- Да ладно тебе, что ты теряешь? – пожала плечами соседка-Ирка, когда узнала на другой день от меня последние новости, - Не понравится – разведёшься, и все дела!
- А если будет ребёнок? Ир, я совсем не хочу пока никаких детей! Я вообще детей не хочу, если точнее…
- Ну, тогда сходи, поставь спираль.
- Но кто же мне её поставит, если я пока не замужем? А в ЗАГСе не зарегистрируют брак, пока нет справки… Замкнутый круг какой-то получается…
- Есть люди, которые за деньги решают такие проблемы, - хитро прищурилась Ирка, - Пусть твой женишок заплатит, и я найду вам адресочек.
Но, когда я попыталась, преодолевая смущение, поговорить на эту тему с Динаром, он воспринял всё в штыки:
- Какие ещё спирали?! Ты не будешь такими вещами заниматься, даже не думай! В наших традициях большие семьи – чем раньше, тем лучше!
- То есть, ты хочешь, чтобы я, как твоя Абика, всю жизнь ходила беременная и рожала тебе одного за одним?!
- А что здесь такого? – он пожал плечами, - Это нормально!
Однако для меня такие перспективы нормальными казались едва ли. Как могла, я пыталась убедить его, что с детьми нам придётся повременить. Ну что мы, сами только начинающие взрослую жизнь, сможем дать своим детям? Не в материальном плане, конечно, с этим всё было как раз отлично. Да и то, если вдуматься – деньги-то поступали от дядьки. А вдруг он решит в какой-то момент, что хватит? Или по каким-то причинам передумает содержать семью своего племянника? Дин уверял меня, что этого никогда не произойдёт, что на его имя уже и счёт в банке открыт, и всё в таком же духе… Однако меня всё это почему-то не сильно убеждало. А уж его планы на жизнь и вовсе вымораживали. Нет, такого я точно не хочу, увольте. Сначала я должна сама состояться как личность, получить образование, узнать эту самую жизнь, в конце концов…
В каждую нашу встречу мы всё больше и больше ссорились по этому поводу. Он злился, я плакала… Он обещал, что всё будет хорошо, я сомневалась… Он обвинял меня в том, что я сама не знаю, чего хочу, и это было правдой. Как-то раз, вернувшись домой после вечерней прогулки, я застала у нас его мать. Она уже собиралась уходить, и, увидев меня, лишь презрительно ухмыльнулась:
- А, вот и наша невестушка!
Моя собственная мать поддержала эту её пошлую грубость своим визгливым смехом, и та кивнула ей, как сообщнице. Едва я успела раздеться, мне под нос сунули какую-то бумажку:
- На, полюбуйся!
- Что это? – я недоумевающе повертела её в руках:
«Выписка из истории болезни»… - прочла сверху. Дальше в этой дрянной бумажонке было понаписано много мудрёных медицинских терминов, которые касались моего Динара. Я поняла, с ужасом дочитав до конца, что он с самого раннего детства состоит на учёте у психиатра, что тот самый «диагноз», про который так ехидно сообщала его мать в доме Тенгиза, действительно есть, и он далеко не единственный… Мир пошатнулся у меня под ногами, и всё, во что я верила, потеряло смысл. Моя мать была донельзя рада произведённым эффектом. Она прямо сияла, и сияние это находилось в обратной зависимости от моего собственного угасания. Мне не хотелось больше ничего – ни есть, ни пить, ни спать, ни жить. Ни, тем более, выходить замуж. Динар, навестив меня в очередной раз, и увидев моё растерянное лицо, встревожился, и стал допытываться, что случилось. Вместо ответа я молча показала ему эту злополучную бумажку. Он побагровел, потом смертельно побледнел и ушёл, так ничего и не сказав. А что тут скажешь, действительно… Но через день вернулся, и привёл с собой дядьку Тенгиза.
- Резеда поступила очень некрасиво… - говорил тот, прохаживаясь вдоль дивана, на котором сидели я, моя мать, и бабушка. Динар стоял рядом, нервно кусая губы.
- Она сама создала все условия, чтобы мальчишка заполучил нервное расстройство! – продолжал Тенгиз, - Мы с Зейтуной сто раз предлагали ей отдать нам малыша, но она продолжала таскать его по соседям и чужим углам, пугать бесконечными пьяными ссорами, а уж когда случилось самое страшное… думаете, хоть какой-нибудь ребёнок выдержал бы?! Конечно же, он нуждался во врачебной помощи. Думаете, она этим занималась? Нет, ничего подобного! Вместо этого шлялась по мужикам, а сына сдала в круглосуточный интернат для детей с задержкой развития! Откуда только на выходные забирала его, да и то не каждый раз. Ну, а когда он всё-таки пошёл в обычную школу – прошу заметить, только под давлением семьи! Так вот, в это время его мать обуяли новые заботы – второе замужество, другая семья… Динар стал ей попросту не нужен! Более того, зная, что я сделал его своим наследником, она приложила все усилия, чтобы поставить ему этот чёртов диагноз! А теперь не хочет, чтобы у него самого родились дети – ведь они тоже будут иметь право на наследство, и тогда ей и другим её детям не достанется ничего! Вот чем объясняется её солидарность с вами… - он тяжело вздохнул, и продолжил: - Но вы-то! Вы ведь желаете счастья своей дочери, правда?
- Конечно! – бодро согласилась мама.
- Посмотрите на них – как они любят друг друга! Разве можно разлучать такие любящие сердца!
- Разве я их разлучаю? – пожала она плечами, - Просто прошу с этим подождать! Нике только шестнадцать исполнилось! Слишком рано ей замуж. Разве вы сами, будь у вас дочь, отдали бы её замуж в шестнадцать лет?
Тут мама явно прогадала со своей аргументацией.
- В хорошую семью – разумеется! – не моргнув глазом, ответил Тенгиз, - Предназначение женщины – хранить крепкую семью, быть матерью и женой. Всё остальное вторично. Много ли вы видели счастливых незамужних женщин, уважаемая?
- Всё равно рано! – упиралась мать, и, поискав меня взглядом, спросила: - Неужели ты хочешь только этого?
- Не только… - вынуждена была согласиться я, но тут же добавила: - Но я люблю Динара! И мы уже всё решили.
- Вот видите! – победно провозгласил его дядька, и на этом наша оживлённая дискуссия закончилась сама собой. На следующую неделю был назначен никях и собственно татарская свадьба.
…Пока наступление этого события было условным, неопределённым, можно было о нём почти не думать, отодвинув в своём сознании в сторону. Но теперь… теперь меня буквально трясло. Родные тоже не добавляли спокойствия, каждую минуту капая на мозги. Одним ласковым летним утром, проснувшись после очередного кошмара, я поняла, что нужно расставить все точки над «I».
- А, это ты… - скривила губы его мать, открыв мне дверь, - Дрыхнет твой женишок, придётся подождать.
- Ника? – он вышел через минутку – заспанный, белые волосы слегка спутаны… - Что случилось?
- Ничего… пойдём прогуляемся…
Наверное, если бы это утро выдалось хмурым и дождливым, как в прошлое лето, когда мы впервые узнали друг друга, мне было бы легче… Но погода, как назло, стояла такая замечательная, что было просто противно омрачать новый искрящийся день такими тяжёлыми словами. Но выбора у меня не оставалось…
- Послушай… - я никак не решалась посмотреть ему в глаза, но он всё отлично почувствовал, остановил меня, взял за плечи и развернул к себе лицом:
- Теперь говори.
- Я… я не могу выйти за тебя на ваших условиях…
- Вот как… - в его глазах, и всегда-то печальных – такими уж их создала природа – сейчас плескалось самое настоящее горе. Я тут же почувствовала себя предательницей, недостойной не только любви, но и простого доверия. Он молчал… и мне пришлось говорить дальше:
- Прости, Дин… Я люблю тебя, очень люблю, правда… Но я не хочу прямо сейчас обзаводиться большой семьёй, понимаешь?
- Предположим… а чего же ты хочешь? – его голос был механически-бесстрастным, и мне стало очень страшно…
- Закончить школу, получить профессию… сначала стать кем-то! Я не смогу… не смогу ничего дать детям, если они родятся…
- Так тебе и не нужно! – он слегка улыбнулся и покачал головой, - Этим буду заниматься я!
- Ты не понимаешь… - я совсем отчаялась объяснить ему, что именно меня терзает, - Не смогу ничему их научить… ведь я сама ещё ничего не умею толком! Не смогу любить так, как нужно, как каждый человек этого заслуживает… Просто ещё не пришло время… пойми меня пожалуйста, ну неужели это так сложно?! Давай поженимся, да, я согласна! Но только не будем так сразу обзаводиться большой семьёй! Подождём… добьёмся чего-нибудь сами… без помощи твоего дяди… Давай… давай уедем куда-нибудь! – вдруг сообразила я, и даже разулыбалась – таким хорошим показался мне этот выход, - Уедем вдвоём, и станем жить самостоятельно.
- Нет, так не пойдёт… - он упрямо помотал головой, - Я не могу подвести дядю!
- А я не могу подвести сама себя! – запальчиво воскликнула я, и тут же пожалела об этом. Его глаза снова стали злыми, губы сложились в тонкую складку:
- Я так и знал, что твоя мамаша тебя обработает… чего ещё было ожидать!
- Она тут совсем ни при чём! – запротестовала я, - Поверь, я бы и сама с удовольствием от неё уехала! Вот и предлагаю тебе…
- Нет! – прервал он моё страстные заверения, - Либо свадьба, и всё, как полагается, либо…
- Я поняла… - горечь подступала к самому горлу, глаза застилали слёзы, - Тогда… - и уже сделала малюсенький шажок в сторону, как вдруг он схватил меня за руки так резко, что я по-настоящему испугалась:
- А ты не думала, что уже… уже можешь быть беременна?
- Думала… конечно думала… Но нет.
- Это… точно?! – он смотрел на меня с такой надеждой, с какой смертельно больной смотрит на врача, ещё наверняка не зная, что тот скажет.
- Да. – я слегка кивнула, - Точно.
- Значит… всё? – от этих его слов, сказанных с совершенно невозможной интонацией, у меня внутри словно что-то оборвалось.
- Ну почему всё, Дин?! Почему всё?! Я же не отказываюсь от тебя, я просто прошу подождать!!
- Сколько? Сколько и чего я должен ждать?! Пока ты не закончишь университет?! Пока не решишь, чего ты, собственно, хочешь в этой жизни?! Пока окончательно не разорвёшь наши отношения?! Пока надо мной не станут смеяться?!
- Нет… не знаю… - беспомощно и жалобно протестовала я.
- Вот именно – ты не знаешь!! – он уцепился за последнее слово, словно клешнями, - Ты сама ничего не знаешь! А я знаю! Я отлично знаю! Хочешь, скажу тебе, что именно?!
Он уже почти кричал, а я подавленно молчала, вжимая голову в плечи.
- Ты просто не любишь меня!! – выкрикнул он так громко, что гуляющая возле нас голубиная стая испуганно поднялась в воздух, - И никогда не любила! Все эти твои выкрутасы – это ты не можешь, это ты не хочешь! Хватит! С меня хватит, слышишь?! Не хочу тебя больше видеть!! Никогда! – он резко сорвался с места и рванул прочь, навстречу солнечному свету… Если бы у него были крылья, он бы тогда догнал и растерзал этих несчастных голубей, улетевших минутой раньше. А я… я глубоко вздохнула, и осторожно передвигая непослушные ноги, доковыляла до ближайшей лавочки. Села, обхватив руками колени, и зарыдала так, что непрочно прикрученная к асфальту скамейка заходила ходуном. В тот момент я была абсолютно уверена, что жизнь моя на этом закончена, и больше ничего, ничего хорошего уже никогда не случится…
…Говорят, что мироздание так или иначе идёт нам навстречу, если только очень-очень сильно желать чего-нибудь! И быть абсолютно, на двести процентов уверенным в своём стремлении. Тогда всё получается. После нашего с Динаром разрыва всё, чего я хотела – уехать куда-нибудь подальше. Чтобы не видеть каждый день довольное лицо матери, не выслушивать от неё по сто двадцать пятому разу, как она была права, и какая же я непроходимая дура. Чтобы не ходить по тем же тропинкам, где мы гуляли вместе с ним, не видеть те же самые речные пейзажи, не разговаривать с общими знакомыми, не дышать тем же воздухом! С ним же самим можно было не опасаться случайной встречи – сарафанное радио донесло, что он уехал в другой район, и больше здесь не живёт. А мне вот уехать было совершенно некуда… но так хотелось! И надо же такому случиться – недели через три внезапно позвонил мой отец, который давным-давно жил в другой семье, в далёком-далёком отсюда, городе, и сказал… что приглашает меня в гости! Что я могу полететь к нему самолётом, через всю огромную страну! И, если я согласна, он поговорит с мамой. Да конечно же, я была согласна! Я бы с огромным удовольствием уехала не только в гости, а и вообще насовсем! Чтобы начать жизнь заново, с чистого листа, как будто и не было ничего… как будто я не знала ЕГО, и никогда не любила…
- Езжай! – сказала мне мать, - Развеешься… Только смотри – чтобы вернулась! - видимо, даже она почувствовала моё настроение, хотя обычно подобной эмпатией не отличалась.
…Почти месяц моего отсутствия пролетел гораздо быстрее, чем хотелось бы… А дома встречали ужасными новостями – не успела я прибыть с вокзала, как ко мне буквально ворвалась Мулька:
- Господи, Ника! Где ты пропадаешь! Тут такое творилось! По телеку – сплошное лебединое озеро! В Москве танки! Путч!
- Муль… у нас там творилось тоже самое, поверь… - с усмешкой осадила я подругу. Пару секунд она растерянно хлопала глазами, что-то соображая, а потом беззаботно махнула рукой:
- Ну да, что же это я! – и звонко расхохоталась. Посмеялась и я вместе с ней, искренне радуясь такому лёгкому отношению к жизни, и чаю мы попили, и поболтали о разных пустяках… а только собираясь уходить, она вдруг вспомнила:
- О, знаешь что? Твой-то бывший того… - и попыталась сделать строгое лицо.
- Что – того? – насторожилась я.
- Вены вскрыл, - буднично сообщила Мулька, накидывая олимпийку, - Вот умора, правда?
Стены нашей квартиры вдруг расступились и поплыли куда-то… а вместо них я очень чётко увидела движущуюся живую картинку – отдалённо, как в калейдоскопе – узкий старенький переулок двигался по обе стороны от моего взгляда, словно я быстро шла или на чём-то ехала по вымощенному гладкими булыжниками тротуару… кованая решётка ворот… открывается обшарпанная калитка… тёмные коридоры, скрипучие деревянные лестницы… и вдруг!! – разом бьющий в глаза ослепительный свет!! Солнце - яркое, откуда ни возьмись выпрыгнувшее солнце, выхватило своими лучами одну-единственную комнату во всём этом старом, пыльном, обречённом на скорую гибель доме – бумажные обои букетиками… круглый стол, накрытый потёртой плюшевой скатертью с длинными кистями… низко висящий абажур… а сразу за ним, чуть в стороне… Господи!! Человеческая фигура, вертикально разрезающая оконный проём своим неестественно вывернутым силуэтом – руки и ноги как-то слишком вытянуты относительно безжизненно болтающегося туловища, голова свёрнута набок… синюшное лицо… вспухшая, багровая шея… и поверх всего этого кошмара – круглые от шока, синие-синие глаза маленького напуганного мальчика…
Мне стало дурно, голова закружилась, в глазах потемнело… и во рту появился какой-то странный, словно металлический, привкус… я ухватилась за ручку кухонной двери, чтобы не упасть…
- Ника, ты что?! – всполошилась Мулька, - Тебе плохо? Пойдём, присядь…
- Как ты сказала… - едва ворочая непослушным языком, еле выговорила я, - Вскрыл… себе вены?
- Ой, да не до смерти! – беспечно махнула рукой подруга, - Откачали его, в больничке вроде потом лежал…
- А… сейчас? Где он сейчас…
- Откуда мне знать? – слегка возмутилась Мулька, - Да и тебе какое дело? Вы же давно уж разбежались. И правильно, кстати! Я ведь тебе сразу говорила…
- Ой, да прекрати ты уже! – вдруг прикрикнула я на ни в чём не повинную Мулечку, и вскочила с дивана, - Мне надо идти!
- Куда? Ты же только что приехала…
Но я уже выбегала из квартиры прочь, и мама сердито кричала что-то из кухни, и Мулька изумлённо смотрела мне вслед от подъезда… Так… какая туда идёт маршрутка? Он же наверняка у них…
- Ника?! Ты вернулась? – меня словно ударило током, и сердце сбилось с ритма, и всё, всё что было и чего не было тоже – всё тотчас же стёрлось, обнулилось, стало ненужным и незначительным! А единственным, по-настоящему важным снова был только он – он один – живой!! Живой… до боли близкий, стоящий прямо передо мной…
- Динар!! – кажется, я чуть не свалила его с ног, бросившись на шею: - Динар… ты живой…
- А ты… ты не уехала навсегда… как же я скучал…
Спустя какое-то время, отмерившее своими бесстрастными шагами нашу бурную встречу, мы лежали, обнявшись, на его диване, в пустой квартире, из которой вывезли почти всю мебель, и разговаривали обо всём на свете.
- Ты простишь меня? Я понял, что не могу без тебя… Почему ты уехала? Я пришёл, а твоя мать мне сказала, что ты вряд ли вернёшься обратно…
- Очень на неё похоже! – злюсь я, - Но теперь-то я здесь… и ты здесь… Зачем ты это сделал, идиот… Не смей больше никогда…
- А ты никогда больше не уезжай… - он гладит меня по волосам и легонько целует в макушку, - Ты придёшь ко мне ещё?
- Сюда? Ты теперь здесь один живёшь?
- Когда как… приезжаю иногда, присмотреть за квартирой… Мать с отчимом в дом переехали. Приходи… мне плохо без тебя, слышишь?
- Боже, что мы опять делаем… Чем это теперь всё обернётся…
- Я не знаю… я просто хочу быть с тобой… Мне всё равно… Ты любишь меня? У тебя никого больше нет? - и пытливо смотрит мне в глаза.
- Да… Да! Люблю… Конечно, никого… Я приехала домой час назад, глупый…
- Вот и хорошо… Я убью любого…
- Знаю, знаю… Молчи, пожалуйста…
- Ты права, совершенно права… хватит болтать…
… Когда я узнала, что он всё-таки женится, и родня подыскала ему хорошую невесту-татарочку, прошло уже больше полугода. Всё это время мы тайно встречались – то у него, на пустой квартире, то где-нибудь в гостинице. Я ни о чём не спрашивала, он ни о чём не рассказывал. Нам просто было хорошо вместе… Эта новость меня совершенно не тронула – не было ни больно, ни обидно… Как будто это не мой любимый парень женится, а кто-то совершенно посторонний… и весь этот фарс нас с ним вообще никак не касается. Словно я уже давно знала, наверняка знала - какой-то глубоко скрытой частью своего сознания, что так всё и будет.
- Это ничего не изменит! – убеждал он меня, - Мне на неё наплевать! Ты ведь знаешь, я люблю только тебя… - и целовал мои глаза, и волосы, и лоб, и вообще всё, что попадалось под горячие, нежные губы…
- Знаю… - соглашалась я, - Конечно, знаю…
- Как хорошо, что ты всё понимаешь…
Да, теперь я уже всё понимала. И прекрасно чувствовала, что нам не суждено быть вместе. Не судьба, как говорится. Да, горько. Обидно, и больно, и просто физически плохо. Но – ничего не поделаешь. Вот такая странная штука – мы словно созданы друг для друга… но только, если дело не выходит за пределы постели… Во всём остальном – полная противоположность! У нас просто нет будущего… нет ни одного-единственного гвоздика, за который можно закрепить тонкую нить совместной жизни… Ему нужна совершенно другая жена – покорная, молчаливая, без претензий и каких-бы то ни было амбиций. Мне – вообще неизвестно, кто нужен. Скорее всего, никто. Кто сможет заменить его?! Кто сможет сравниться…
… В последний раз мы были вместе накануне его чёртовой, никому не нужной свадьбы. Он был молчалив, растревожен – весь, как натянутая струна. Большой катушечный магнитофон разрывал тягучую тишину пустых комнат:
«Мы встретимся снова, пусть свечи сгорели и кончился бал…
Мы встретимся снова! Я верю в судьбу, я не умолял…
Ведь жизнь – это вечный, большой карнавал… Я узнаю тебя!»
Мне было не по себе – немного лихорадило, и временами я словно проваливалась куда-то во времени и пространстве, и тогда казалось, что смотрю со стороны сама на себя… Почти пустая комната… свет не горит, во всей квартире темно… две фигуры на одной постели почти светятся в этом полумраке – такая бешеная исходит от них энергетика… Хочется плакать… хочется никогда в жизни не покидать пределов этой маленькой комнаты… Недостаточно! Мне ещё недостаточно!! Я не готова отпустить его… пожалуйста, я не могу… не сейчас, умоляю…
- Мы… больше не увидимся… да? – тонкий профиль на фоне темнеющего окна повёрнут ко мне с безотчётной, угасающей надеждой.
Зачем спрашивать? Он и сам отлично знает ответ. Всё утрачено… всё прошло… и больше никогда не повторится.
- Почему ты молчишь? – он выбрасывает окурок, захлопывает форточку, и возвращается в постель, - Малыш… не оставляй меня…
- Ты сам знаешь, что это невозможно…
- Я без тебя не смогу… - он нервно закусывает губы, его лицо как застывшая мокрая маска…
- Не плачь… не надо…
- Мы обязательно ещё встретимся… Я найду тебя… я тебе обещаю!
- Дин… не нужно, пожалуйста… я ведь тоже не железная…
- Скажи ещё раз… меня никто так не называл… и больше не назовёт… - он с силой сжимает челюсти и кулаки, как будто собирается сейчас с кем-нибудь подраться.
- Дин… мой Дин… мой любимый… - я плачу – тоненько, жалобно, и глажу его по серебристым волосам, и целую в мокрые прекрасные глаза…
- Ты не можешь меня оставить!!
- Я… должна.
- Но ты… ты не забудешь меня?!
- Нет… никогда не забуду…
- Ох… Ника… Почему всё так сложно?!
- Я не знаю… Мы уже столько раз всё это обсуждали… Пусти… мне нужно идти…
- Нет, останься!! Останься ещё ненадолго… Ника!
- Прощай, мой Дин…
- Нет, нет!! Скажи, что любишь меня… Скажи ещё раз!
- Я… я больше не могу так!! Мы с тобой измучили друг друга… Я больше ничего не чувствую… слишком больно…
- Прощай, малыш… - он снова уходит к окну, поворачивается ко мне спиной и смотрит в темноту…
…Спустя многие годы я уже плохо помню черты его лица – ни одной фотографии не сохранилось… Единственную, на которой мы навсегда остались стоять вдвоём, обнявшись, на фоне каких-то феодосийских развалин, я порвала на мелкие клочки, безудержно рыдая, года через два после этой прощальной встречи…
А дальше в моей жизни, да и в его, наверное, тоже… было так много всего… Но порою, когда за окнами почти неслышно плачет ноябрьский - ледяной и тусклый дождь, и сердце сжимается от безнадёжной тоски – не по утраченной первой любви, от которой уже не осталось ни сожалений, ни даже воспоминаний; а по чему-то неясному, пугающе-притягательному, почти невозможному – вот тогда мне вспоминается этот печальный силуэт в рамке слабо освещённого уличными фонарями окна, и думается, что мы не вольны выбирать свою судьбу – всё уже давным-давно предрешено и расписано за нас. Кем-то пугающим, безучастным, ко всему на этой земле одинаково равнодушным. Кто мы?! Зачем мы здесь? Почему не можем распоряжаться даже своими собственными чувствами? Отчего нам бывает так необходимо оттолкнуть своими же руками самого нужного, самого любимого на всём белом свете человека… Отчего мы связаны по рукам и ногам бесчисленными и глупыми условностями…
Мы не знаем, и никогда не узнаем ответов на эти вопросы. Всё было правильно. Всё будет хорошо. Большего нам не дано и не нужно… Но снова, и снова, и снова – сквозь толщу времён, среди тысячи лиц, возвращаясь обратно - мы вдруг замечаем одно… И заранее знаем, что вот она – наша Судьба.
«Одна девчонка в шестнадцать лет
Поверила в счастье, которого нет…
А кто она, как её зовут –
вы догадайтесь сами…»
А вот и неправда! Есть счастье на свете, его просто не может не быть! Ну и что, если за окном льёт дождь которую неделю, и лето где-то заблудилось, и холод стоит в этом июле, как в октябре – всё это совсем неважно, если на тебя наконец обратил внимание парень, который тебе очень-очень нравится… Нравится так, что при встрече испытываешь одновременно и тревогу, и какое-то ненормальное счастье… а ещё - совершенно неведомое раньше чувство… очень сложно описать его словами… проще подобрать похожее сравнение с чем-то, что уже испытано, пережито… Вот, скажем – стоишь ты на вершине скалистого, обрывистого берега. Внизу – бесконечная водная гладь. Жарко, душно… солнце палит нещадно… одуряюще пахнет сосновой смолой, разнотравьем и старыми топляками, выброшенными приливом на прибрежный песок. А вода такая манящая, такая упоительно-спокойная, что хочется очертя голову броситься вниз, сейчас же! Чтобы ощутить радость полёта и с размаху бухнуться в прохладные волны, почти утонуть, а потом всплыть на поверхность, раскинуть руки и так лежать… не думая ни о чём на свете… и меньше всего – о чужом мнении по поводу твоего поведения. Но голос разума нудно твердит тебе, что это безрассудно, глупо, и в конце концов – просто-напросто небезопасно… Ты, помедлив ещё немного, и с тоскою бросив последний взгляд на сверкающую ширь, всё-таки ему подчиняешься, вздыхаешь… и идёшь, как все нормальные люди, вниз по склону, осторожно сгибая ноги, чтобы не свалиться ненароком с каменистой тропинки, поросшей вездесущей серебристой полынью и перечёркнутой ползучими и жилистыми корнями сорняков… Идёшь и думаешь – «Эх… ну что же это я?! Ведь можно ж было прыгнуть!» И так досадно, что снова прохлопал шанс, проиграл собственному благоразумию, будь оно неладно…
Вот примерно тоже самое ощущала и я, когда при первой нашей с Динаром встрече грубо его «отшила», а потом неделями казнилась и мучалась – ну что же дура-то какая была! Теперь мне оставалось только вздыхать про себя и страдать от чёрной зависти, изо дня в день наблюдая, как развиваются его отношения с моей подругой… Но это всё в душе, внутри себя… Снаружи – полное презрение и ледяные взгляды:
- Привет, красотка! Тебя там Алик заждался, чего здесь прохлаждаешься?
- А тебе какое дело? (высокомерно фыркаю) Идёшь себе и иди на здоровье… Тебя и самого, поди, Мулька ждёт не дождётся!
- Ну, минутку-другую можно и подождать… (и улыбается так отвратительно-лучезарно, что мурашки бегут по спине, и хочется врезать ему как следует по его слащавой физиономии!)
Впрочем, сумбурное какое-то у меня выходит повествование… Наверное, всё-таки стоит обо всём рассказать по порядку.
…Весна в тот год, когда мне стукнуло пятнадцать, выдалась настолько же замечательная, насколько ужасным вышло сменившее её лето. Вокруг всё для меня было ново и непривычно – район-новостройка, состоящий из множества одинаковых многоэтажек, третья по счёту школа, где я опять была новенькой, новые бытовые условия, новые соседи, новые запахи и новые лица… Далеко не всё из этого набора мне нравилось, но выбора не было – мы переехали сюда два месяца назад, под самый Новый Год, и жить теперь мне предстояло здесь - приспосабливаясь и подстраиваясь, изменяясь вместе с переменами в своей судьбе. Облегчало эту непростую задачу то обстоятельство, что тут новенькими были почти все – район застроился совсем недавно, и самые первые переселенцы едва-едва успели справить новоселье. А наш дом и два соседних вообще заселился примерно в одно время с нами, и в трёх последних подъездах до сих пор шли отделочные работы. Накануне переезда, когда уж ордер был на руках и наверняка стало известно, какую именно квартиру нам дают, мне приснился ужасный сон – будто в новой этой квартире нет ванной. Глупо, конечно, и наверняка непонятно непосвящённым – ну что же здесь ужасного? Всё дело заключалось в прежних моих жилищных условиях. Вернее, в почти полном их отсутствии. В старом нашем доме не было не то, чтобы ванной – и сама вода-то отсутствовала. В том смысле, что не текла сама по себе, стоит только кранчик открыть, а стояла в ведре. И её для разных бытовых целей надо было наливать ковшичком. А в это самое ведро попадала из фляги, а флягу наливали из колонки на улице, через переулок от дома… Думаю, теперь наши бытовые сложности ясны во всей их неприкрытой очевидности. И во сне, где дневные печали всегда гипертрофированно раздуты, мне было ужасающе обидно, что квартира-то у нас теперь есть, а ванной – предела моих мечтаний на то время – нет, как и не было! Но наяву, впервые зайдя в новенькое, пахнущее свежей краской и бумажными обоями многокомнатное помещение, я буквально остолбенела – на том месте, где, по всем признакам, должна была красоваться новенькая беленькая ванная, зияла чёрная, зловещая дыра… Судорожно нащупав выключатель, я убедилась, что зрение меня не обманывает – раковина есть, а ванной нет!! Люди, объясните мне кто-нибудь, что происходит?! Но объяснять было совершенно некому – во всей квартире только я да шестимесячный щенок… Взрослые, закинув нас сюда с несколькими первыми баулами, чтобы не мешались под ногами, были сейчас заняты на прежнем месте погрузкой основного барахла, нажитого за всю жизнь непосильным трудом. Дрожащими руками накинув пальто, я вышла подышать свежим воздухом, выгулять собаку и заодно изучить ближайшие окрестности. Дом наш был крайним из новой застройки, и вокруг простирался внушительный пустырь, где-то вдалеке переходящий в непролазные заросли речной поймы. В дальних подъездах происходило суетливое движение… Несколько рабочих разгружали из огромной припаркованной фуры двери, унитазы, рулоны линолеума и прочие нужные для отделки и оснащения квартир материалы.
- Добрый вечер! – поздоровалась я с ними, - Вы не могли бы мне помочь… Я хотела спросить…
- Чего тебе? – буркнул один, остановившийся на минуту, чтобы затянуться сигареткой.
- Я из второго подъезда… мы только сегодня переехали… а у нас в квартире нету ванной, понимаете? Вы не подскажете, к кому обратиться?
- Нету ванной, говоришь? – он спросил это совершенно будничным тоном, и меня, готовую к долгим препирательствам, это весьма удивило, - Какой у вас этаж?
- Первый! – с готовностью ответила я, - Вы посмотрите?
- А чего там смотреть… - он выбросил окурок прочь, и тот прочертил в вечернем сумраке алую мерцающую кривую, прежде чем потухнуть, уткнувшись в грязный снег, - Счас принесём!
- Сейчас?! – изумилась я.
- Ну да, - строитель пожал плечами, - А чего ждать-то…
Через двадцать минут я уже была счастливой обладательницей новенькой, сверкающей ванной! К ней, в придачу, принесли смеситель в коробке, рулон уплотнителя и ещё какие-то необходимые для установки тюбики.
- Монтажник придёт уже завтра… дома кто-нибудь будет?
- Да! – заверила я своих благодетелей, - Конечно! Но, скажите… Теперь что, кто-то другой без ванной останется?
- С чего бы это? – не поняли рабочие.
- Ну, раз нам не поставили сразу, а вы принесли из другого подъезда, значит – кому-то не хватит?
- Не волнуйся, ещё привезут! – ответили мне с усмешкой, - В ваннах здесь недостатка нет…
Таким вот удачным образом проблема с оснащением нового жилья гигиеническим оборудованием была мною разрешена в первый же вечер. Теперь нужно было обзавестись новыми знакомствами. За этим тоже дело не стало – наутро заселялись жильцы в квартиру напротив: мама-папа и две дочери. Одна совсем малявка, вторая старше меня на год, как мы выяснили, перекинувшись парой фраз. Вот и первая потенциальная подруга! И ходить далеко не надо)). Вышла на обычный утренний променад – познакомилась с ещё одной собачницей, тоже своей ровесницей. Они заехали в угловой подъезд уже неделю назад – старожилы! Слово за слово, обсуждая своих собак, мы с ней больше часа бродили по пустырю, позабыв о времени. В результате нас нашёл обеспокоенный отец моей новой подруги:
- Мулька, вот ты где! Завтракать давно пора, где вас носит?! Разве можно так?!
- Прости пап… Мы вот тут всё время гуляли… Познакомься, это Ника!
- Здрасьте… - робко пискнула я, но рассерженный высокий мужчина не обратил на меня никакого внимания.
- Марш домой! – скомандовал он дочери, и, не дожидаясь, пока она пойдёт следом, развернулся и направился в сторону дома. Их овчарка, в отличии от девочки, выполнила команду блестяще – прилипла к хозяйской ноге, и больше в нашу сторону даже не посмотрела.
- Только отца и уважает, - хмыкнула девчонка, - Мы все для неё по боку… Ну, давай… до скорого!
- Пока… - улыбнулась я, и тут же, спохватившись, спросила: - Почему он тебя так странно назвал?
- А… - она усмехнулась, - Такое домашнее прозвище… Когда совсем мелкая была, называла себя Мулей, сокращала так «маленькая Юля». Вот и прилипло, теперь не отмажешься… - Юлька весело расхохоталась, давая понять, что вовсе и не против.
Нужно сказать, что она оказалась совершенно права – впоследствии вся наша компашка, и в школе, и во дворе – все поголовно, и за глаза, и в глаза, называли её Мулькой. Уж больно подходило к ней это кукольное прозвище – огромные голубые глаза, длинные тёмные ресницы, пухлые губки, фигурка Барби и льняные, кудрявые от природы блестящие волосы вызывали у всех, кто её видел, однозначную ассоциацию с большой заводной куклой. А если к этому прибавить лёгкий, смешливый нрав и неотягощённый лишними познаниями интеллект, картина становилась ещё более очевидной. Справедливости ради стоит заметить, что Мулечка была девчонкой довольно милой, не стервозной, всегда стремилась помочь ближнему своему, и ради подруги готова была снять с себя последнее, как говорится. Впрочем, не только ради подруги… Стремление нравиться всем и каждому и флиртовать напропалую было заложено в её хорошенькую головку самой природой, и сама она совершенно не пыталась его скрывать или хотя бы контролировать.
… Новогодние праздники, а за ними и зимние каникулы пролетели в приятных хозяйственных хлопотах – вместо ёлки в углу самой большой комнаты красовалась пирамида из коробок, которые предстояло разобрать. Расставляли мебель, гладили и вешали шторы, собирали шкафы, раскладывали по местам вещи – времени на долгие прогулки по окрестностям просто не оставалось. А десятого января, переступив порог новенькой школы, до которой и идти-то было всего-ничего – через два дома от нашего, я с изумлением обнаружила множество знакомых лиц! Если хорошо подумать, ничего удивительного в этом не было – со старой застройки в центре города именно сюда и расселяли все ветхие домишки. За прошедший год и следующий за ним эта миграция приняла по-настоящему массовый характер – городской администрации пришла «сверху» соответствующая разнарядка, и ряды переселенцев на окраину новостроек пополнились многими прежними моими знакомцами. С кем-то учились в старой школе, с иными во второй по счёту, где я полтора года изнывала, мучаясь под гнётом усложнённой математической программы, кое-кого знала ещё по музыкалке, и даже с детского садика – шутка ли, всю жизнь провести в одном районе! Впрочем, основную массу составляли всё-таки незнакомцы, с которыми только ещё предстояло выяснить свои отношения…
Смешно, но первой по счёту, с кем пришлось эти отношения выяснять, стала… школьная директриса! Самолично изловив меня в гулком длиннющем коридоре на одной из перемен, она заверещала противным, визжащим дискантом:
- Милочка моя, в чём это ты на занятия пришла?!
В первое мгновение я остолбенела от такой неожиданной атаки, и, кажется даже покраснев, в ужасе бросила взгляд на свою одежду – может, я чего не заметила с утра? Юбка порвалась на самом видном месте или пуговица расстегнулась?! Да нет, вроде всё в порядке… Отчаянно жалея, что не могу увидеть себя с заднего, так сказать, фланга, я гордо вскинула голову и посмотрела директрисе прямо в глаза:
- А что не так?
- Нет, вы только посмотрите на неё! – громко возмутилась она, обращаясь, по всей видимости, к уже начавшей собираться вокруг интересного действа разномастной толпе учеников, - Всё не так! Где твоя форма, деточка?!
- А… - я выдохнула почти с облегчением. Так вот почему она взъелась! – Нету у меня формы, - пожала плечами с чувством собственного превосходства в этой бессмысленной дискуссии, - Старая давно мала, я последний год училась в школе, где была свободная форма одежды… А новой сейчас и не купить нигде! – и победно поглядела на директрису – «что, съела?!»
Сие была абсолютная правда, и она сама прекрасно это знала – сгущались смутные времена, Советский Союз стоял одной ногой в могиле, в магазинах – шаром покати, какая уж тут школьная форма? Я вообще не думала о какой-то другой одежде, когда собиралась в эту новую школу, и мать моя ни словом не заикнулась, придя с родительского собрания, что у них форма требуется. Да и потом – пусть глаза-то разует! Я что, одна здесь такая? Вон - народ в подавляющей массе ходит в чём попало! И кстати, на мне ещё не самый худший вариант! Вполне скромный костюмчик: светленькая серо-голубая ткань, похожая на джинсу, по ней пёстрый узорчик, изображающий почтовые марки, и надписи разные на английском. Видимо, это её и взбесило. Ну, тут уж поделать нечего, извиняйте! Какое дома выдали, такое и носим. На самом деле, одёжка эта досталась мне уже с богатым прошлым - ещё мама её носила в далёкой своей молодости, а теперь вот, извлечённая из старого сундука, и мне пригодилась.
- В такой одежде только на дискотеку ходить, а не на занятия! – никак не унималась директриса. Сгрудившиеся любопытные занимали собою уже почти всю ширину коридора. Я начинала злиться.
- Не могу с вами согласиться, - покачала я головой, и сделала недоумевающую гримаску, - Длина юбки - миди, блузка под горло, пиджак строгого покроя, с длинными рукавами… На дискотеку обычно так не одеваются! Вот, скажем, если… - я демонстративно оглядела свою оппонентку, - Если вырез будет побольше… и цвет поярче… рукава покороче… Ну, и низ в обтяжечку… тогда самое то!
Школьная начальница, одетая в ярко-алую блузку с внушительным вырезом, с короткими рукавами-фонариками, да ещё и с расстёгнутой верхней пуговицей, аж побагровела от гнева:
- Да что ты… - конца этой фразы никто не дождался, хотя всем было ужасно интересно!! - Я… я не потерплю здесь такого нахальства!! – но сама отступила на шаг назад, и, сверкнув напоследок глазами, удалилась с поля боя под тихие смешки и перешёптывания. Едва только её внушительный зад, туго обтянутый фланелевой юбкой, скрылся за поворотом, эти робкие звуки обрушились оглушительным рёвом – бурный восторг зрителей выражался в самой разной звуковой палитре – от дикого хохота до одобрительных воплей:
- Не, вы это видели?!
- Во даёт!
- Вообще молоток!
- Кремень, а не девчонка!!
Признанный школьный авторитет – высокий, смазливый парень с наглым и довольно глуповатым выражением на вечно усмехающейся физиономии, подошёл ко мне вплотную, с размаха хлопнул по плечу, и высказался в таком ключе:
- Прям офигенный зачёт! Ты у нас, Кораблёва, похоже, только с виду правильная! Из каких краёв залетела?
- С Комаровки, - сообщила я спокойно.
- Хы-ы! – расцвёл Сказочник, – такая за ним числилась странноватая «кликуха», - Зачёт Комаровке! - и пошёл вразвалочку, уверенно расставляя свои столбообразные ножищи. За ним двинулась вся «основная» стая, гогоча и развешивая по дороге профилактические тумаки некстати подвернувшимся малолеткам.
На этом выяснение отношений с кем бы то ни было – и в самой школе, и в целом на районе, можно было считать делом завершённым. Не было бы счастья, как говорится… Правда, первое время директорша изредка ещё предпринимала попытки указать мне подходящее место, но, так и не встретив с моей стороны никакой интересной реакции, самоликвидировала свои претензии, занявшись более злободневными вопросами. В этих последних, старших классах, «школьные годы чудесные» не оставили в моей памяти никаких, сколько-нибудь внятных воспоминаний о самом учебном процессе. Кроме уроков литературы, разумеется. Собственно говоря, как такового учебного процесса-то особо уже и не наблюдалось на то время. Немногочисленные оставшиеся в школе учителя, острый дефицит которых не мог восполнить ни один, даже самый рьяный руководитель, были отчаянно заняты проблемами собственного выживания. На стремительно обесценивающиеся зарплаты купить можно было всё меньше и меньше товаров народного потребления, да и те из магазинов исчезали со скоростью света. Мне лично очень запомнился ближайший к дому универсам – огромное помещение с полупустыми прилавками, где среди неубранных вовремя ценников, объявляющих всем желающим о стоимости тех или иных отсутствующих продуктов, гордыми рядами стояли трёхлитровые банки с зелёными консервированными помидорами, и высился хлебный прилавок с двумя разновидностями продукции – белые и серые кирпичики бок о бок сплотились в борьбе с происками западных империалистов, как всегда, вынашивающих коварные планы, чтобы разрушить нашу великую и могучую… Да, и ещё был лимонад – «Золотой Ключик» и «Тархун». Ну, и молоко с кефиром тоже завозили иногда, в неприлично ранние утренние часы. Чтобы купить всё остальное, необходимое совгражданам для пропитания, нужно было выстаивать длиннющие очереди, предварительно получив продуктовые талоны. Талоны на сахар, на муку, на мясо и на колбасные изделия… на крупы и конфеты, на масло растительное и сливочное… талоны на всё на свете! Отлично жилось нам тогда, на просторах великой страны… Ну, а кого не устраивало – можно было доехать до рынка. Здесь было всё, и безо всяких талонов. Правда, цены автоматом множились в три-четыре раза, но в целом – пожалуйста, покупай, что душе твоей угодно… Справедливости ради надо сказать следующее: подростков вроде меня всё это не особенно волновало. У нас были свои насущные сложности, а бытовуху, как и во все времена, мы милостиво оставляли скучным своим взрослым.
Каким-то ярко-солнечным, ненормально жарким мартовским днём мы с Мулькой испытывали следующие насущные сложности: демонстративно сидели на лавочке возле подъезда в соседнем дворе, и ждали – через какое количество минут подойдёт к нам кто-нибудь из парней, чтобы завести знакомство? Мулька, в отличии от меня, продолжала учиться в своей прежней школе, в другом районе, откуда они с семьёй недавно переехали. Ей хотелось и здесь поразить всех наповал своей неземной красотой. Что было, в общем-то, совсем не сложно, да только времени никак не хватало. Зимой, так вообще – ранним утром уезжаешь – ещё темно, после обеда возвращаешься – уже темнеет. Строгий Мулькин отец пас её, как хороший пастух любимую овечку, и о том, чтобы в сумерках на улицу выходить, не было даже и речи. Забегая вперёд, оговорюсь, что он был совершенно прав, учитывая тогдашние нравы и податливый, как мягкий пластилин, характер собственной дочери. Незапланированно рано наступившие погожие деньки принесли Мульке долгожданную возможность вывести себя «в свет». Я, как верная подруга, сопровождала её в этом променаде.
- Тебе бы, конечно, вырасти ещё немножко… - с сожалением говорила она, осматривая меня пытливым взглядом профессионала, - Фигурка-то хорошая, но вот рост…
- Ну что ж поделать, что выросло, то выросло! – отшучивалась я, давным-давно закалённая насмешками одноклассников.
- Да… если только каблуки одеть! – оживилась внезапно Мулька, - Какой у тебя размер?
Размеры наших ног тоже кардинально отличались… пришлось идти, как есть. В принципе, я особо и не расстроилась – в отличии от подруги, у меня не было планов подцепить себе парня, а уж тем более – произвести фурор в обществе. Накрасить себя «как следует» я тоже ей не дала, и Мулька, тяжко вздохнув, покачала головою:
- Ну что ж ты какая несговорчивая! Так никогда себе никого не найдешь!
- Если ты не заметила, я и не ищу!
- Ну и дура! – резюмировала подруга, и показала мне язык. Впрочем, вполне беззлобно. Я в ответ только хмыкнула, на том мы и сошлись. И вот теперь, сидя на лавочке в самом «популярном» дворе на районе, в компании портативного магнитофона, орущего на всю ивановскую, мы терпеливо ждали, пока на Мулькину немудрёную удочку пачками начнут клевать одурманенные её безупречной внешностью парни.
- Почему мы сидим, как две дуры, именно здесь? – осведомилась я у Муленьки после нескольких минут нашего «заседания».
- Это самый проходной двор! Тут все ходят, во-он в ту сквозную арку… - терпеливо объяснила мне она.
- Ааа… - я понимающе кивнула. Однако время шло, а Мулькин прогноз что-то сбываться не спешил – мы по-прежнему сидели в гордом одиночестве. Не было не то, что парней, желающих завести знакомство с записной красоткой, но и вообще никого. Ни одной живой души на горизонте. Казалось, народонаселение нашего микрорайона просто вымерло.
- И куда они все… - начала было я, но тут подруга грозно на меня шикнула, и пихнула со всей силы в бок. Да так сильно, что я чуть было с лавки не свалилась.
- Идут… - сквозь зубы процедила Мулька, не глядя на меня и радужно улыбаясь.
- Где? – я завертела головой, по-прежнему ничего не замечая.
- Сзади! – яростным шёпотом ответила она, - Не смей оборачиваться!
Помню, что я едва успела подумать – «Ни фига себе зрение у неё – глаза, что-ли, дополнительные на затылке?» как совсем рядом послышался грубоватый мальчишеский голос:
- Привет, девчонки! А чё это вы тут одни сидите?
Меня передёрнуло, словно от удара током. Не доверяя своим ушам, я повернула голову и… Батюшки светы! Прямо передо мной стоял человек, которого я хотела бы видеть здесь и сейчас в самую распоследнюю очередь!! Да что там – вообще ни в какой очереди из тех, кого бы я хотела видеть, он не числился.
- О, какие люди! И без охраны! – с торжеством охотника, увидавшего редкую добычу, присвистнул этот ненавистный мне субъект, и все мои слабые надежды на то, что он меня, может быть, и не узнает, а если узнает – то не подаст виду, разом рухнули.
- Кораблёва, дорогая моя! – с наигранно-фальшивым изумлением продолжал разоряться мой старый знакомец, - Какими судьбами ты здесь?!
- Такими же, как и ты, надо полагать. - сделав каменное лицо, отвечала я, и натянула на лицо убийственно-противную улыбку.
Мулька, изо всех сил пытающаяся вникнуть в смысл нашего диалога, растерянно улыбалась и строила глазки. Но сейчас её уловки не действовали – первый из подошедших к нам парней был всецело поглощён моей, так неожиданно встреченной здесь, персоной, а второй точно также, как и она сама, старался понять, в чём тут дело, и какие такие отношения скрываются за нашей словесной пикировкой.
- Ну вот встреча так встреча! – не унимался говорящий, - Это дело надо отметить, как вы считаете?! – он обвёл светлым, приторно-радостным взглядом всю нашу маленькую компанию, - Пойдёмте с нами, а? Прогуляемся…
Мулька, только и ждущая этого момента, уже была готова вскочить с лавки и согласиться, но я изо всех сил сжала её руку, впившись остро отточенными ногтями в ладонь. Она сделала страшные глаза и посмотрела на меня с плохо скрываемой яростью – мол, что это ты вытворяешь?! Но я не дала ей шанса переломить ситуацию в свою пользу, а быстро и твёрдо сказала:
- Ты, Алишер, вали откуда пришёл! И даже не думай выделываться, понятно?! Сам прекрасно знаешь, что никуда я с тобой не пойду, поэтому хорош дурака валять.
- Ни грамма не изменилась! – с гордостью констатировал мой старый враг, продолжая мило улыбаться, - Только ещё симпатичнее стала! Совсем большая выросла наша крошка! Сколько мы с тобой не виделись, а? Года два? А я вот теперь совсем другим человеком стал, да… - он по-хозяйски плюхнулся рядом на лавку, и вытянул длинные ноги в обвислых спортивных штанах, - Может, зароем уже топор войны?!
- Ага, счас! – фыркнула презрительно я, - Совсем за дуру меня держишь? Рассказывай кому-нибудь другому свои сказочки… И вообще, нам пора! – я встала, не в силах дольше выносить это невыносимое общество, и с силой потянула за руку Мульку: - Пошли!
- А чё это ты своей подругой командуешь? – возмутился Алишер, - Допустим, тебе я не нравлюсь… ладно, переживём… а может, понравлюсь ей, а? - и он поглядел на Мульку долгим, оценивающим взглядом. Ох… если бы у этой дурищи был хвост, она бы сразу им и завиляла, клянусь! Но, поскольку этого приспособления природа нас давно уже лишила, ей оставалось только радужно улыбаться, сверкая своими кукольными глазищами, с чем она и справилась на отлично.
- Юль, пойдём! – угрожающе повторила я, - Нам ещё к Скрипкиной нужно зайти, помнишь? – и, отвернувшись от парней, изо всех сил подмигнула ей, намекая, что здесь ловить совершенно нечего. Но верная своей натуре Мулька совершенно не вняла моим бессловесным предупреждениям. Вместо этого она принялась напропалую флиртовать с Алишером, всем своим видом выражая полную готовность идти с ним прямо сейчас и куда угодно. В полном отчаянии я попыталась было ещё раз вразумить её – всё было бесполезно. Вдвоём с Алишером они уже мило трещали обо всякой ерунде, Мулька счастливо хохотала над его плоскими шутками, запрокидывая голову, как породистая кобыла, и никаких ресурсов, чтобы остановить это опасное безобразие, у меня просто не было...
- Кажется, они уже нашли общий язык… - чуть хрипловатый голос удивительно красивого тембра совсем некстати отвлёк меня от лихорадочных поисков разрешения насущной проблемы. Поражённая внезапным появлением здесь и сейчас своего давнего заклятого врага, я уж и думать забыла о втором парне, который пришёл вместе с ним. А он, оказывается, никуда не делся – стоял рядом, прислонившись спиной к дереву, неторопливо курил и улыбался, наблюдая за нашими разборками.
- У тебя потрясающие ножки! – сообщил он мне, и поглядел так, что мне стало ужасно неловко… - И ещё ты очаровательно краснеешь… - мой возмущённо- яростный взгляд его ничуть не обескуражил, наоборот – прищурив синие-пресиние свои глаза, этот субъект совершенно бесстыже пялился на меня, и всем своим видом больше всего напоминал наглого и довольного кота, который уже поймал мышку, но есть пока не спешит, и от скуки намерен с ней немного поиграть. В голове моей вихрем пронеслись самые разные мысли, и даже, кажется, упали друг на друга, зацепившись чем-то, что там у них вместо ног…
Первая: «Да что он себе вообще позволяет!»
Вторая: «Этот негодяй ужасно на кого-то похож…»
И третья: «Боже мой, какие глаза! Разве бывают у людей такие глаза?!»
Вдобавок к мыслям объявились и чувства. Стало жарко, следом меня пробил непонятный озноб, во рту пересохло, внутри появилось какое-то неприятное тянущее ощущение, и показалось, что к горлу подступает тошнота… Голова слегка закружилась, ноги стали тяжёлыми и непослушными. «Что это со мной?!» - испуганно подумала я, и… уселась обратно на лавку. Мой мучитель отлепился от дерева и лениво подошёл ближе.
- Ты ведь Ника, да?
Кажется, я кивнула, или сделала утвердительный знак глазами, или вообще ничего… не особенно помню, но ему, похоже, и не требовался мой ответ.
- Алишер мне рассказывал про тебя… - он уселся рядом, и оказался так близко… почему-то это лишило меня возможности нормально дышать… С трудом пытаясь сообразить, почему, я приписала своё недомогание терпкому запаху какого-то дезодоранта, которым пользовался мой новый знакомый. Впрочем, какой он мне, к чёрту, знакомый?! Вовсе не собираюсь я знакомиться с дружками Алишера! А то мне не хватало их здесь, как же!
- А я Динар… - придвинувшись ещё ближе, этот обаятельный, надо отдать ему должное, нахал, обнял меня за плечи: - Ты красивая…
В этот момент я очень хорошо поняла, что выражение «невероятным усилием воли» мною до сих пор трактовалось в корне неверно. Сейчас моя воля была действительно, полностью парализована. Ей, этой воле, больше всего нужно было вырваться из цепких бархатных лап человекообразного кота, и убежать отсюда без оглядки. Но… чему-то другому внутри меня, какой-то неведомой моей составляющей, которая раньше вообще никак себя не проявляла, хотелось абсолютно другого! Ей хотелось закрыть глаза, склонить голову на тёплое крепкое плечо сидящего рядом парня, и… И вот только не-ве-ро-ят-ным, титаническим, нечеловеческим усилием воли мне удалось всё-таки одержать верх над этой внутренней распутницей, с негодованием вырваться, вскочить с разнесчастной лавочки, и, тяжело дыша, вскричать:
- Убери свои лапы!! Не смей ко мне прикасаться!
Моя реакция почему-то очень развеселила Динара. Он широко улыбнулся… и расхохотался так заразительно, что даже мне, несмотря на причинённое оскорбление, захотелось рассмеяться вместе с ним!
«- Боже мой, что происходит?! Может, я сплю, и мне всё это снится?» - подумала я с надеждой.
Уж слишком фантасмагоричным казалось всё происходящее. Нахмурившись, я поискала взглядом Мульку. Если я сплю, то вряд ли её сейчас обнаружу. В нормальном сне не бывает таких прочных связей… Но Мулька, как назло, была тут как тут, и никуда не делась. Другое дело, что она уже совершенно не обращала на меня внимания, полностью поглощённая своим новым знакомством. Они с Алишером сидели чуть в отдалении, на соседней лавочке, и мило ворковали, явно намереваясь вскорости перейти на новый уровень своих отношений.
- Твоя подружка гораздо более сговорчивая! – кивнул с ухмылкой Динар в их сторону.
- Вот к ней и катись!! – дистанция, образовавшаяся между нами, окончательно привела меня в чувство. Мне было уже совершенно всё равно, что там будет с Мулькой. Я ей, в конце концов, не мамка и не нянька! Пусть своей головой думает! Не дала мне даже шанса объяснить, кто такой Алишер! Пальцем поманили, и побежала… тьфу! Кажется, в пылу собственного праведного гнева я действительно плюнула под ноги своему новому знакомцу, сопроводив этот некрасивый жест примерно такой фразочкой:
- Да катитесь все вы к чертям!! – и умчалась прочь - расстроенная, оскорблённая и негодующая. Ворвавшись в свою комнату, я бросилась на диван и зарылась головой в подушки, трясясь от тяжких рыданий. Меня просто разрывало на части! И самое страшное состояло в том, что я и сама не могла бы ответить, почему… Целых два дня я не показывала носу на улицу. Ни под каким предлогом не соглашалась выходить из дому. Даже чтобы погулять с собакой. Сказалась домашним больной, и валялась на диване, как овощ, зарывшись с носом в увлекательную книгу.
- Деточка моя… там к тебе Юленька пришла! Просит, чтобы ты вышла к ней.
- Не, бабуль… - я сползла по подушке, и зарылась в одеяло, - Скажи ей, что я болею… мне чего-то совсем нехорошо… не хочу её заразить!
Бабушка озадаченно поглядела на меня, пощупала лоб… и ушла, хмурясь и что-то бормоча себе под нос. Дома не понимали, как и трактовать моё неожиданное недомогание – температуры нет, и в школу не нужно… на дворе плюс двадцать и только что начались весенние каникулы… обычно при таких обстоятельствах меня и домой-то не загонишь, а сейчас наоборот – совсем и не выгонишь… Я, признаться, и сама мало что понимала. Поэтому и заперлась от всего мира, забаррикадировалась книгами, окуклилась в одеяльном коконе, пытаясь осознать, что же случилось. Почему я так себя чувствую, словно в грязи вывалялась? И одновременно – как будто только что лишилась чего-то долгожданного, очень-очень ценного… и лишилась по собственной глупости! Из этого неразрешимого собственными силами ступора мне помогла выбраться Ирка-соседка-напротив. Невзирая на мои запреты, бабушка всё же допустила её, пришедшую поинтересоваться, куда это я запропала, до моего немощного, погребённого под толстым слоем подушек и пледов, тела.
- Да ты втюрилась в него по уши! – со смехом констатировала соседушка моя, выслушав сбивчивый рассказ о недавних событиях.
- Что-о?! – возмутилась я, и даже вылезла из-под одеяла, - Не-ет!!
- Да-аа!! – передразнила Ирка.
- Слушай, давай рассуждать логически, - я потрясла головой: - Я этого придурка видела позавчера первый раз в жизни! Минуты две от силы. Какая любовь?!
- Самая обыкновенная… - пожала плечами Ирка, - С первого взгляда! Неужели ты не знаешь?
- Да глупости это всё! – отмахнулась я, - Только в книжках так бывает!
- Ну, судя по всему, не только… - хитро прищурилась подруга, - Ты вон сама не своя! Точно втюрилась, зуб даю!
- Ни в кого я не втюрилась! – разозлилась я уже не на шутку, - Он же алишеровский дружок! Наверняка такой же мерзавец… Я, конечно, тебе не рассказывала…
- О чём? – насторожилась Ирка.
- Давняя история… - я тяжело вздохнула, - Мы с Алишером очень давно друг друга знаем… с первого класса вместе учились… - разумеется, я не смогла за один короткий вечер рассказать ей всю многолетнюю историю нашей вражды, а только самый вопиющий и последний по хронологии эпизод, после которого я и ушла из первой своей школы…
- Подожди, подожди… - остановила она мои бурные сентенции, - Выходит, это не Алишер, а твой прежний парень подставил тебя тогда?
- Что?! – я изумлённо на неё уставилась, не понимая…
- Ну конечно! – Ирка утвердительно кивнула, - Алишер к тебе подваливал по-всякому, а этот твой Рыцарь в белых доспехах смылся, и целовался в кустиках с другой, так?
- Так… - я обескураженно кивнула, - Но… Он же погнался за мной! Со всей своей кодлой! Хватал лапищами своими…
- Ну, а если бы догнал? – рассудительно продолжала подруга, - Представь, чтобы тогда?
- Бррр… даже представлять не хочу! – я затрясла головой и крепко зажмурилась.
- А тут и представлять особо нечего! – рассмеялась вдруг Ирка, - Сделал бы тоже самое, что и твой рыцарь в кустиках, вот и всё! Там же народу кругом полно было! Большой двор, трамвайная остановка рядом, магазины… Так ведь? Я думаю, ты бы не расклеилась от маленького поцелуйчика!
- Да он… да он противный, как… как…
- Брось! Глупости ты сейчас говоришь! – соседка уверенно махнула рукой, - Видела я Алишера твоего – красавец-мальчишка, настоящий симпатяшка!
- Где? – потрясённо поинтересовалась я, недоверчиво на неё глядя.
- Где-где, здесь конечно! С Мулькой по всему двору обжимаются!
- Ааа… - я облегчённо выдохнула.
Но потом мне стало как-то не по себе. Неужели действительно, для кого-то другого, кто не знал этого подонка с самого детства, он может быть и симпатичным, и привлекательным?! Я ещё долго раздумывала об этом, и о многом другом… Ирка ушла к себе, меня позвали ужинать, и над миром сгустились звонкие весенние сумерки. Требовалось срочно проветрить голову, и я решилась прервать своё добровольное затворничество. Оделась, свистнула собаку, и вышла из подъезда в тёплую, полную щебетания и суетливой возни, стремительно наплывающую ночь. На этот раз прогулка не ограничилась ближайшим пустырём. Мы с собакой решили пройтись основательно, и уже через несколько минут оказались на тропинке, ведущей сквозь густые заросли ракитника и рогоза на берег небольшой, змеящейся сквозь городскую застройку, реки. Выросшая в небольшом райончике частных домов, где все друг друга знали, и с детства привыкшая бродить где угодно, я никогда не боялась гулять по темноте. Мне как-то даже в голову не приходило, что для девочки моего возраста такая прогулка может закончиться очень даже плачевно… Впрочем, мне всегда везло на разные авантюрные предприятия, повезло и на этот раз. Никто нас с Багирой не съел и не поймал, здесь вообще было совершенно безлюдно и бессобачно)). Осторожно ступая в полутьме, вскоре мы вышли на открытое песчаное пространство, лишь кое-где поросшее низкой, чахлой травой. Пока моя четвероногая спутница вынюхивала интересные метки и сообщения, я отлично скоротала время, усевшись на толстый поваленный ствол корявого осокоря, и глядя на воду. В свете недалёких городских огней речная гладь отсвечивала ярко-оранжевым, изредка проплывали вдоль самого берега утки, торопясь занять спальные места в прибрежных камышах, и иногда спокойствие нарушала водяная крыса, неторопливо пересекающая течение наискосок, высунув из воды усатую любопытную морду… Вокруг, словно вместе с рекой, разливалась чарующая безмятежность… но отнюдь не тишина! Каждое из живых существ, населяющих пойму, издавало радостные звуки возрождающейся, после долгого зимнего сна, жизни. Свист, писк, кряхтенье, шуршанье, ворчанье и кваканье заполняли собою и небо, и воду, и землю. В какую-то минуту насторожившаяся моя собака не дала кому-то, идущему по той же тропинке по нашим следам, появиться незамеченным. Лаять она, тактичная от природы, не стала, а только встала по струнке, глядя в шевелящийся рогоз, навострила уши и жадно втягивала ноздрями чужой резкий запах. Повернулась на стволе и я, вглядываясь в сумрак.
« - Наверняка, кто-то ещё с собакой пришёл гулять… может, Мулькин отец?»
Но человек шёл один, никакая собака впереди не бежала. Вот он уже почти показался среди жухлой, с осени ещё стоящей, поросли… Вот идёт в нашу сторону…
«- Блин! Почему-то я уже нисколько не удивлена…» - досадливо подумалось мне.
- Ты что, следишь за мной?! – вслух высказала я Алишеру, стоящему передо мною на песчаном берегу. Он как-то глупо улыбнулся в несвойственной себе манере, и ответил:
- Типа того…
- Зачем?! – возмутилась я, - Теперь-то тебе что от меня надо?!
- Не бойся… - не ответив на мой вопрос прямо, он уселся с другого конца толстенного ствола, и вытащил пачку сигарет.
- Если ты пришёл сюда покурить, то я ухожу! Мы уже и так собирались обратно…
- Извини… - абсолютно невозможное в его устах слово, да ещё сказанное действительно виноватым тоном, прозвучало ещё более стыдливо и жалко, чем воспринимается обычно. Я замерла на месте, не веря своим ушам.
- Что ты сказал?!
- Извини меня, Ника… - его тёмные глаза блеснули в темноте отражённым светом близких фонарей – с другой стороны довольно узкой речки возвышались давно отстроенные жилые кварталы, и освещения здесь хватало, чтобы рассмотреть лицо собеседника, - Я был ужасным дураком…
« - Вот ещё новости! Почему это был?!» - очень хотелось сказать мне вслух, но я сдержалась, донельзя заинтригованная происходящим. Моё молчание, видимо, спровоцировало целый словесный поток у незваного собеседника:
- Ты считаешь меня полным дебилом, я знаю… Сам виноват, всегда задирал тебя… Понимаешь, нам, пацанам, очень сложно сказать девчонке, что она тебе нравится…
На этой минуте откровений я чуть со ствола не свалилась – ничего себе, оборотик! Меня стал разбирать страшный смех, и пришлось отвернуться, чтобы Алишер не рассмотрел ненароком, как я пытаюсь сдержаться, и не заржать в голос.
- Короче… - он глубоко вздохнул, - Я… я хочу предложить… Ты будешь со мной ходить?
«Батюшки святы! Только этого мне и не хватало!» - ужаснулась я внутренне. Теперь надо было как-то выкручиваться. Вплоть до сегодняшнего дня я бы даже не задумывалась – сказала бы этому наглецу пару ласковых, и дело с концом! Но теперь… он был таким, таким… неожиданно жалким… несчастным… ничтожным даже… Куда-то испарилась вся моя давняя ненависть, жажда мести… Подумалось, что все наши детские, в сущности, проблемы и горести давным-давно прошли и быльём поросли… Теперь, с высоты своих целых пятнадцати, двухгодичной давности события показались мелкими и несущественными. Особенно после разговора с Иркой. И чего я, действительно, так завелась тогда? Самой нужно поменьше раздувать из мухи слона, вот что.
- Слушай, Алик… - почти ласково сказала я, - Давай оставим всё это в прошлом, хорошо?
Он напряжённо молчал, видимо, соображая, что именно я предлагаю оставить.
- Мы с тобой никогда не были друзьями, это правда… - усмехнулась я, - Но… насчёт всего остального это уже ты загибаешь… У тебя же Мулька есть! – вдруг сообразила я, и радостно заулыбалась: - Шутишь, правда?! Ну ладно… извинения приняты… пошли отсюда, меня счас дома потеряют…
Обогнув наш длинный дом, мы вступили в цивилизацию. Она встретила нас ярким электрическим светом, детским визгом с игровой площадки, мерными ударами баскетбольного мяча, и… зрелищем настолько неожиданным, что я, идущая чуть впереди с собакой на поводке, вдруг встала как вкопанная. Алишер едва на меня не налетел, и, затормозив в каких-то сантиметрах позади, смачно выругался. Надо сказать, я вполне его понимала - в закутке, образованном смещением стены между угловым подъездом и следующими, ещё не заселёнными, уютно разместилась целующаяся парочка. Это были… Мулька и Дамир. По какой-то неведомой причине на меня эта картина произвела впечатление настолько гнетущее, что аж в голову вступило. Алишер помчался устраивать разборки, а я повернула обратно, и обойдя дом с противоположной стороны, вернулась в свой второй подъезд. И чувствовала себя так, как будто меня избили…
Спустя парочку недель самокопания я, наконец, осознала очевидный факт. Тот самый, который так легко и быстро поняла соседка Ирка. Маленькая девочка Ника, не понимавшая ещё совсем недавно терзаний своих одноклассников… безнадёжно влюбилась. И оказалось почему-то, что любовь – вовсе не волшебная магия, дающая невидимые крылья и поднимающая тебя к радужным небесам. Нет. Не верьте! Любовь – это страдания. Ужасное чувство, как будто от тебя отрезали часть, и отдали другому человеку. Давно-давно, а ты и не знал ничего. Жил себе спокойно, и даже не подозревал, каково это – быть разрезанным на части. А вот встретил ненароком именно того, у кого внутри часть тебя, и всё! Прощай, спокойная жизнь! Даже если любовь счастливая, разделённая, и то постоянно не покидает тревога – а вдруг он уйдёт?! Покинет тебя, унесёт с собою то, что принадлежит тебе, и без чего нормальная, прежняя жизнь уже никогда не будет возможна! Как вам такой расклад? А про несчастную любовь и говорить нечего… И ничем тут не поможешь. Бессчётное количество раз я пыталась убеждать сама себя, что всё это сплошные глупости, ерунда на постном масле! Ну, подумаешь – симпатичный парень! Мало ли их, таких, на свете-то! Сегодня один, а завтра, глядишь – другой нарисуется, ещё лучше! Да и характер у него не сахар, и слухи разные ползут следом – один другого неприятнее… И самое-то главное – ты ведь ему абсолютно не нужна! Пристал разок от скуки – и к Мульке переметнулся. А она… А что она? Про неё с самого начала всё понятно было. Ничего удивительного - такая уж у Муленьки натура. Меняет парней, как перчатки. Таких, как она, раньше называли отчаянными кокетками. А сейчас… Ну, впрочем, бог с ней, с Мулькой. Не будем углубляться в детали.
О том, чтобы выдать хоть одним словом или взглядом, свою тоску, конечно же, и речи не шло! Более того, неожиданно для самой себя, я стала встречаться с… Алишером. Нет, ничего такого – мне по-прежнему была противна даже сама мысль о том, чтобы иметь с ним какие-то близкие отношения. Но мы много вместе гуляли – в основном, когда я выходила вечерами с собакой. Алик, как я теперь его называла, рассказывал мне жуткие вещи о своей жизни. Про беспробудно пьющего отца, и про мать, которую он с малыми детьми гонял по двору, угрожая убить топором… И про то, как он сам долгими часами прятался в сарае, боясь вылезти на свет божий… и про отчима, который появился в доме, когда умер, наконец, пьяница-отец… А оказался, в итоге, таким же чудовищем, только непьющим…
- Ты знала, что Дилька наша родила в четырнадцать? – спросил он меня как-то раз.
- Вроде что-то говорили… - ответила я уклончиво.
- Это от него… - сказал он яростно и тихо, и лицо его стало бледным и строгим, - Я… я, когда узнал… тяпкой его шибанул по загривку…
- Что-о?! – я в изумлении уставилась на Алика, - Ты его убил?!
- К сожалению, нет… - он закусил нижнюю губу и покачал головой, - Жив остался, скотина… Меня долго таскали по ментовкам, потом замяли… Мать сказала, что он заявление какое-то написал… типа – претензий не имеет. Ууу… сука! – выругался Алишер, и с силой метнул первый попавшийся камень в темноту.
- А что… с Дилькой? И… с ребёнком… - тихо спросила я.
- Ребёнка отдали в детдом… А она… наркотой теперь балуется… и пьёт, как отец раньше пил… - Алик безнадёжно махнул рукой: - Да ну их…
Я постояла молча, переваривая полученную информацию. На этом фоне собственные терзания показались мне такими пустыми, мелочными… «Вот бы завтра проснуться и понять, что всё прошло!» - подумала я, медленно шагая к своему подъезду. Но… новый день со всей очевидностью показал, что не прошло ни-че-го. В конце концов, мучительная тоска, снедающая меня изнутри, настолько задолбала, что я решила заняться чем-нибудь продуктивным. Например, уборкой. Времени свободного был вагон и маленькая тележка – давным-давно нас распустили на летние каникулы, уже и июнь близился к концу, и ещё два месяца ничегонеделания обещали добить меня окончательно.
« - А что? Раньше отлично помогало!» - вспоминала я свою прежнюю жизнь, ДО Динара. Правда, теперь всё стало по-другому, но… что-то же делать нужно было! Так и сбрендить окончательно недолго…
- Ты что, балкон мыть собралась? – удивилась бабушка, завидев меня в одно хмурое утро с тазиком наперевес, полным мыльной пены, - Смотри-ка, опять дождь собирается! Зря только время переведёшь…
- Ничего не зря! – парировала я, - Хотя бы с одной стороны чистые будут… Вон какая пылища!
- Ну мой, мой… - покладисто пробормотала бабуля, - Если уж пристала такая охота…
Ну я и мыла. Лазила туда-сюда по рамам нашей длинной застеклённой лоджии, высовываясь наружу почти целиком, балансируя ногами на тонких деревяшках, и с яростью тёрла стёкла губкой, потом тряпкой, а потом начисто шлифовала старыми газетами. Получалась красота! И становилось немного легче. Правда, совсем не думать о нём всё равно не получалось… Особенно, когда туда-сюда перед глазами мельтешит взволнованная Мулька, и спрашивает советов, что надеть – «вот эту юбочку, или джинсовые шорты?»
- Ну давай, слезай уже со своего балкона! – пристаёт она ко мне, - Пойдём гулять! Ты с Аликом, я с Динаром. Мы на пляж договорились идти. Ну, правда, Ник! Ну, что мне надеть, а?
- Иди сразу в купальнике, - посоветовала я ей хмуро, - Всё равно – что юбка твоя, что шорты ничего особо не закрывают.
- В купальнике?! – изумилась Мулька, - Прямо так? Ну, это как-то…
- Зато подумай, скольких парней сразу подцепишь! А?! Как тебе идея?!
Мулька мечтательно улыбнулась, и ямочки на розовых щёчках сразу же сделали её невозможно миленькой: - Ник… ну ты, как всегда… Смеёшься, да?!
- И вовсе не смеюсь, - я пожала плечами, выбрасывая на пол использованную газету, - На тебя что ни надень, всё равно выходит одно и то же!
- Совершенно верно! – хрипловатый голос, добавившийся к нашему разговору, пока я отвлекалась, сминая новый газетный ком, заставил меня вздрогнуть. Надеюсь, он этого не заметил…
- Юлечка у меня красавица! – наверное, он её сейчас обнимает… Не буду оборачиваться… Я мою окна, идите все лесом! Или на пляж, или куда вы там собрались…
- Пойдём с нами! Алика я уже позвал…
«Ну конечно, и он туда же… Не пойду я с вами никуда, отвалите вы уже, пожалуйста…»
- Идите, пока дождь опять ненароком не пошёл. Только не замёрзните там, на пляже-то! А мне потом ещё другие окна мыть…
- Ты что, Золушка? – он смеётся, и каждый звук этого бархатного смеха царапает мне сердце длинной, ржавой иглой…
- Типа того…
- Ну ладно, мы пойдём! – Мулька, как всегда, совершенно очаровательна… - Догоняйте нас с Аликом!
- Ага, ладно…
«Господи, идите уже отсюда, прошу!! Я ведь не так много прошу, правда?! Просто не видеть их больше никогда - таких счастливых, оживлённых… Смотреть противно!! Может, снова переехать отсюда, ко всем чертям?! Да куда же мы переедем… Тогда путь уедут они!» - строя эти несбыточные планы, я погрузилась в свои печальные мысли, и даже не заметила, как под окна подошёл Алик.
- Слушай, Кораблёва… - иногда на него ещё находила прежняя гадкая манера, и он называл меня как раньше, по фамилии. А я, в принципе, и не возражала.
- Чего тебе?
- Спускайся сюда, разговор есть.
- Я занята, не видно?! Потом поговорим.
- Срочный.
- Да что там у тебя стряслось? Вечером приходи, пойдём с собакой гулять, как обычно.
- Нет, я же тебе говорю – это срочно!
- Ну давай сам поднимайся, меня всё равно обедать вот-вот позовут… - с кухни уже вовсю распространялся одуряющий аромат свежесваренного борща и беляшей. Есть хочешь?
- Хм… Не прогонят меня твои предки? – недоверчиво спросил Алишер.
- Да ты что! – возмутилась я, - Ты не помнишь мою бабушку? Её же хлебом не корми – дай только кого-нибудь напичкать своими борщами!
Мы дружно расхохотались, и тут же как будто вернулись в детство… на наши старенькие, пыльные улочки, утопающие в вишенных зарослях и кустах цветущей сирени… Впрочем, сейчас там уже не цветёт сирень, всё давно отцвело – и яблони, и вишни… В Комаровке сейчас собирают малину и клубнику, если в такое дождливое лето вообще что-нибудь выросло… Как будто прочитав мои мысли, Алик вдруг спросил:
- Ты… давно не была на Комаровке?
- С тех пор, как мы уехали… и даже не собираюсь! – отрезала я, и решительно спрыгнула на пол лоджии.
Конечно, бабушка никого не прогнала. Она была просто счастлива увидеть знакомое лицо, и буквально засыпала Алика вопросами о его родственниках – кто да где, с кем да как…
Он пытался ей отвечать с набитым ртом, пока я решительно не прервала это безобразие: - Бабуль, ну дай уже человеку нормально поесть!
- Ладно-ладно… - бабушка сдала свои позиции, - Ешьте-ка вот беляши… - и поставила на стол огромную эмалированную миску, полную дымящихся, только что поджаренных, беляшиков.
«Вот странно…» - подумала я, поглощая третий, - «Страдаю от несчастной любви, а аппетит всё равно никуда не делся… Может, и правда пройдёт?»
В те счастливые годы я ещё не знала, что ничего и никогда не проходит, а просто утихает, рубцуется, зарастают душевные раны новой, розовой и блестящей кожей… но в любую минуту, когда ты чувствуешь боль – неважно, по какому поводу, вся твоя прежняя печаль тотчас же вылезает наружу и приплюсовывается к новеньким печалькам. И этот груз ты обречён тянуть за собой всю свою жизнь… сколько бы не прожил. Наверное, именно поэтому с годами люди перестают бояться смерти. Слишком тяжело становится жить…
- Разве ты не боишься умирать? – спрашивала я, в ту пору ещё дошкольница, свою старенькую Пра. Перед этим она мне самолично сообщила, что сложила «всё своё смёртное в сундук» и в принципе, к собственным похоронам готова.
- Да чего ж тут бояться? – улыбнулась она так светло, так радостно, что я тут же почувствовала неосознанную зависть – почему это она понимает что-то такое, чего не понимаю я? …А вот теперь, спустя столько лет, кажется, начала понимать…
- Так я чего пришёл-то… - Алик сидел у меня в комнате с выражением лица довольно смущённым.
- Да, чего ты припёрся? – помогла я ему приблизиться к сути.
- Динар мне тут сказал на днях… вернее, спросил…
- Ну?! – упоминание имени моего мучителя сделало ожидание совершенно непереносимым.
- Ты что какая нервная? – окрысился Алишер, - Того и гляди укусишь!
- Устала просто, как собака… извини… - дала я задний ход, и, вздохнув, взяла кружку с чаем, чтобы деть куда-нибудь свои руки.
- Так вот… подходит он тут на днях… и спрашивает… типа… насколько у нас с тобой серьёзно…
- А ты? – я решила выражаться лаконично, чтобы ненароком не выдать себя.
- А что я… - Алишер грустно усмехнулся, - Врать не стал, я ж знаю, что ты мне все глаза выцарапаешь, если узнаешь…
- Молодец! – одобрила я приятеля, - И что?
- А он поглядел так странно… и спросил – может, ему стоит опять к тебе подвалить?
- П…п…подвалить?! - от волнения я чуть не поперхнулась чаем.
- Ну вот я ему тоже самое и сказал! – облегчённо рассмеялся Алик, - Мало ему одного-то раза было, что ли?
- Что. Ты. Конкретно. Ему. Сказал. – бесцветным тоном уточнила я, стараясь говорить как можно более индифферентно. Внутри у меня всё кипело и бурлило, но я держалась, как могла.
- Что ты ни с кем встречаться не собираешься, а от него тебя вообще тошнит, - как ни в чём не бывало сообщил Алишер, и тоже чуть не подавился своим чаем, наткнувшись на мой отчаянный взгляд: - Что? Что я опять не так сделал?! Ты же сама говорила…
- Кто тебя за язык тянул, дурака?! – чуть не в слезах воскликнула я, и рысью убежала в туалет. Как он ушёл, я не видела, потому что просидела в этом помещении около часа, наверное. И всё это время беззвучно рыдала. Наконец, ко мне постучалась мать и осведомилась, что я там делаю.
- Ничего… - дождавшись, пока она уйдёт, я вылезла наружу. Той ночью я, наверное, вообще не спала. Или мне так показалось. Но наутро глядеть на себя в зеркало мне было страшно. Поэтому я решила вообще не глядеть, а снова заняться чем-нибудь полезным, и уселась за шитьё. К вечеру из рулона довольно весёленького штапеля, сто лет валяющегося без дела в бабушкином шкафу, вышла симпатичная юбка-хвост: спереди очень короткая, а сзади ниспадающая почти до земли длинным оборчатым шлейфом. Ультрамодная штучка! Вооружённая таким предметом гардероба, я добавила к ней блестящие, пахнущие новым воздушным шариком, лосины, нацепила что-то сверху, и… пошла гулять. Одна. Без собаки и без Мульки. Просто шла, куда глаза глядят, и надеялась, что прямо сейчас не пойдёт дождь. Все предпосылки к тому были налицо – низко висящие хмурые тучи так и не собирались покидать наш город, неся круглосуточную вахту в сером, по их милости, безнадёжном небе. Холодрыга стояла такая, что аж зубы сводило. Это в июле-то! Первое такое ужасное лето выдалось в тот год на моей памяти.
Иду я, значит, дефилирую себе… и уже начинаю покрываться противными ледяными мурашками… но домой всё ещё не сворачиваю. Ну и видок же у меня был, наверное! Коротенькая юбчонка, сзади хвост, лосины цвета «вырви глаз», высоко зачёсанные волосы, собранные в пушистый пучок, из которого пронизывающий ветер почти сразу же сделал чёрт-те что, и вдобавок ко всему покрасневший от холода нос… И, как назло, никогошеньки навстречу! Вот так будешь умирать с горя, и даже поговорить не с кем… К Мульке не пойду, хоть режьте! У неё наверняка ОН счас сидит… Или они вдвоём где-нибудь шастают… Ещё через несколько минут я уже так замёрзла, что не чувствовала кончиков своих пальцев на ногах. Пришлось вытереть слёзы рукавом, понадеяться, что и на обратном пути я никого не встречу – теперь уж точно выгляжу как чучело! – и топать в сторону дома. Зачем я так вырядилась, куда подалась? Ответов на эти вопросы у меня не было… В отдалении уже показался мой дом… Напротив – дом, где живёт Динар… Так… дорога здесь одна, как ни крути, придётся пройти прямо мимо его подъезда… Ну ничего… авось его и дома нет… а если и есть – занят своей ненаглядной Мулечкой…
- Ника! Ты откуда? – раздался знакомый голос прямо за моей спиной. Я вздрогнула всем телом и обернулась:
- От верблю… - хотела была ответить общеизвестной колкостью, но тут…
- Божечки мои, а кто это у тебя?! Это что, твой?!
- Мой! – говорит гордо, и улыбается так, что терпеть просто невозможно – и губами, и глазами, и даже светлые волосы на макушке сияют, несмотря на хмурость и начинающийся дождь – ну да, куда ж нам без него!
- Какой миленький… - не дожидаясь разрешения, ласково глажу невероятно симпатичного, плюшевого, самого чудесного на свете щенка!
- Ты такой сладкий, такой хороший… - говорю я ему, а этот малыш лижет мне щёки, нос, и губы, и глаза, и вообще всё, что попадётся под его розовый, мягкий язычок.
- Ну всё, всё… ты сейчас налижешься этой гадости, которой я намазюкалась… и ещё, не дай бог, заболеешь! – ласкаясь со щеником, я напрочь забыла о том, что он ведь сейчас слижет с меня всю косметику, и о необходимости выбирать слова… Ведь рядом стоит парень, при котором я должна выглядеть на все сто! А я сейчас, мягко говоря… недотягиваю до образа… Эх, не быть мне воздушной дамой, восхищающей сердца…
Поднимаюсь, отряхивая с себя какой-то налипший мусор, гордо вскидываю голову, стараясь не думать, на кого я сейчас похожа, и вижу, что он продолжает лучезарно улыбаться, глядя на меня:
- Ты не боишься заразиться от него чем-нибудь? – спрашивает меня так, будто проверяет что-то.
- Шутишь?! – я возмущена до глубины души, - Чем можно заразиться от такого чуда? Кроме того, если ты помнишь, у меня ведь и у самой собака есть. Я люблю собак.
- У Юльки тоже есть… - констатирует он, - Но она сказала, чтобы мы с ним даже не подходили к ней, пока не сделаем прививки.
- Оу… - меня это сообщение весьма удивляет, - Чего это она вдруг? – поскольку этот вопрос риторический, и ответа на него я особо не жду, то продолжаю сыпать более интересными:
- Это же ньюфик, правда? Коричневый ньюфик… красотун какой… лапочка… Откуда ты его взял?! Такого ещё надо постараться достать… Ух, какой у нас носик… - и снова принимаюсь тискать щенка, не дожидаясь ответов.
- Дядька подарил! – сообщает Динар, - Ему полтора месяца всего.
- Вижу, вижу… не слепая же я… - чешу малыша за ушком, а он валится на землю, и подставляет мне своё голое, нежное пузико – чеши!
- Слушай… - вдруг до меня доходит очевидная вещь, и я, хмурясь, снова спрашиваю: - Зачем ты его на улицу-то вытащил?! У него же нет прививок! Вам на карантине нужно до трёх месяцев сидеть!
- Да ладно! - Динар машет беззаботно рукой, - Что с ним случится… чисто вокруг.
- Ты не понимаешь! – начинаю кипятиться я, - У породистых собак нет такого сильного врождённого иммунитета, как у дворняг, а он же совсем маленький… его беречь надо!
- Ну ладно-ладно… - проникнувшись моей озабоченностью, хозяин поднимает своё сокровище на руки и идёт с ним к подъезду. У самой двери оборачивается: - Может, зайдёшь?
- Думаю, не стоит… - я разом вспоминаю все свои печали.
- Почему? Я не кусаюсь! Или ты боишься? – он хитро прищуривается.
- Глупости! – сержусь я, - Неужели не понимаешь?
- Что не понимаю? – во взгляде искреннее недоумение, или так хорошо прикидываться умеет.
- Юлька – твоя девушка и моя подруга! – объясняю я ему зачем-то очевидные вещи, - Я не могу так с ней поступить.
- Но… - он снова хитро улыбается, - Мы же с тобой не будем… Или...? – и смотрит тем же самым взглядом, как и тогда, в самый первый раз.
Я моментально краснею: - Разумеется, нет! Но она не поймёт, я её знаю.
- Ну, раз так… - притворно вздыхает он, и берётся за дверную ручку, а я поворачиваюсь, чтобы идти через дорогу и домой. И вдруг слышу за спиной:
- Ты удивительная, Ника… Слышишь?
Но я делаю вид, что нет, и уже не оборачиваясь, перехожу дорогу. А потом не выдерживаю, и всё-таки оглядываюсь. Он всё ещё стоит у подъезда со щенком под мышкой и улыбается мне…
…Ну почему, почему я такая непроходимая дура?! Зачем я сначала делаю, а потом думаю? Ну что вот мне стоило промолчать тогда, сделать глупые глазки, как умеет Мулька? Поди, не растаяла бы, не сахарная! Ну ладно, так я не умею, и никогда не сумею… Но, хотя бы не плевать под ноги человеку я уж, наверное, смогла бы?! Конечно, смогла бы, если бы получше думала своей головой!! А вот теперь всё пропало… всё!!
- Милая, что ты там бормочешь? – бабушка, зевая, гасит возле своей кровати свет.
- Ничего, бабуль… Всё хорошо. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи!
Воцаряется темнота. Хоть бы мне сейчас уснуть побыстрее, и ненадолго забыться, не думать о нём… Вообще ни о чём не думать! Но и во сне мне нет покоя – вот идёт Мулька в свадебном платье… Какая красавица! Почему я не такая красавица?! Юбка пышная, спереди короткая, как пачка у балерины, а сзади длинный шлейф… и в руке у неё болтается что-то… пушистенькое, безжизненное… Боже мой! Да это же Динаров щенок!! Мёртвый…
- Он ужасно заразный! – она делает брезгливую гримаску, и с размаху швыряет маленькое обвисшее тельце на твёрдый, мокрый асфальт…
- Нет!! – кричу я и бросаюсь к нему, - Нет, нет, нет!!
Она заливисто смеётся… этот смех просто выводит меня из себя! Он такой резкий, такой противный… Я хочу, чтобы этот смех немедленно прекратился!!
- Матерь Божья, святые угодники, что стряслось?! – растревоженная бабушка ковыляет ко входной двери, - Никак, помер кто…
Я продираю глаза, и прислушиваюсь: в нашу дверь отчаянно трезвонят. Вскакиваю с дивана, смотрю на часы: пять утра! Действительно, что-то стряслось…
- Что? Нику? Да она спит ещё… Ты зачем людей тревожишь в такую рань, милок?
Из подъезда раздаётся голос… он кажется мне знакомым… или нет… ничего не могу понять! Накидываю халат, тоже иду ко входной двери, выхожу в тамбур… и чуть глаза не лезут на лоб:
- Динар?! Ты почему здесь… - осекаюсь на полуслове, ошарашенная его видом: красные глаза полны слёз, руки трясутся… - Что случилось?!
- Рудик… ему так плохо…
- Что с ним?! – волнуюсь я.
- Его рвало всю ночь… Пойдём, пожалуйста, ты же разбираешься… У меня все уехали, я с ним один…
- Сейчас! – я пулей несусь обратно в комнату, влезаю в первые попавшиеся вещи, - Бабуль, я ушла! Надо пёсику помочь!
Не слушая никаких возражений, вылетаю из квартиры, хлобыстнув дверью так, что, если кто из соседей ещё не проснулся, заслышав эту суматоху, теперь точно вскочит с постели. Но мне всё равно. Мы с Динаром спешим к нему домой – спасать Рудика. А спустя час уже сидим в пахнущем карболкой коридоре единственной в нашем городе дежурной ветклиники. Когда-то именно сюда я принесла в большой сумке свою умирающую Ладочку… При этих воспоминаниях мне становится дурно, кружится голова и кажется, что сейчас стошнит.
- Ты в порядке? - Динар встревоженно смотрит мне в лицо.
- Да… То есть, нет… Я сейчас! – убегаю в туалет, там меня рвёт… я реву, как припадочная, и умываюсь ледяной водой над тусклой эмалированной раковиной с зияющими чёрными пятнами.
- Матерь всего сущего! - говорю я почему-то своему отражению в старом-престаром зеркале с ободранной по краям амальгамой, - Сделай так, чтобы этот щенок не умер! Пожалуйста, ну что тебе стоит?! Ты уже забрала к себе достаточно собачьих душ… Только у меня целых семь, если считать вместе с Ладкиными щенками… Неужели тебе нужен ещё и этот малыш… а вместе с ним и моё израненное сердце… Умоляю!! Ведь ОН мне этого не простит… он будет всегда думать, что это я убила его собаку… Опять мой длинный язык во рту не удержался… зачем вчера сказала все эти глупости… и про косметику, и про прививки…
Возвращаюсь в коридор – лицо опухло, глаза в красных пятнах… И у моего спутника видок не лучше… На коленях у него вытянулся, тяжело дыша и вздрагивая, несчастный страдалец Рудичка…
- Проходите! – резкий окрик ударил по нам, как невидимый бич. Не сговариваясь, мы тревожно уставились друг на друга:
- Ника, ты…
- Молчи! – перебиваю я, - Всё будет хорошо, вот увидишь! Пошли!
… - На самом деле, всё не так плохо, как могло бы быть… Вы хорошо сделали, что дали ему регидрон… самое страшное для щенков при энтерите – обезвоживание. Купите вот эти препараты… От укола ему уже скоро получшеет… завтра привозите на следующий… Или, если найдёте, кто сможет сам сделать…
- Я умею! Внутримышечно не сложно…
- Вот и прекрасно, - удовлетворённо кивает собачий доктор, и достаёт из кармана сигареты, - На улицу до прививок ни ногой! И денька через три приезжайте показаться… Но думаю, что всё у вас будет хорошо…
- Мы приедем! Обязательно приедем! – обнадёженный Динар суёт врачу смятую купюру: - Вот, возьмите… Не обижайте! – выставляет руку в ответ на возражения, - Спасибо вам большое!
- Подружке своей скажи спасибо! – ухмыляется врач и небрежно засовывает смятую красненькую бумажку в карман, - Я смотрю, она в собаках разбирается…
Совершенно счастливые, мы выходим из здания. Я крепко прижимаю к себе завёрнутого в махровое полотенце Рудика… Динар ловит такси…
«-Откуда у него столько денег?» - успеваю подумать я, и… отключаюсь, проваливаясь в глубокий сон на заднем сиденье тряского автомобиля. …С трудом открыв глаза, обнаруживаю, что моя голова уютно лежит на плече у Динара. Он… обнимает меня своей сильной рукой и тихонько говорит:
- Просыпайся, соня…
- Не хочу… - честно отвечаю я. Мне действительно очень хочется, чтобы эта волшебная поездка никогда-никогда не кончалась… Но…
- Пойдём… Давай его сюда…
- Ну, пока…
- Зайди, попьём кофе!
- Я не могу… - отрицательно трясу головой, - Извини…
- Как это не можешь?! Только что могла!
- Это другое… Я пойду, пока!
- Подожди, Ника…
- Нет-нет, давай, увидимся! Вечером приду сделать укол! Ты, главное, купи всё что нужно!
- Конечно… пока… - он опять стоит у подъезда и смотрит мне вслед… Матерь богов, неужели так сложно найти нужные слова?! Какие они всё-таки все дураки!!
Вернувшись домой, я завалилась спать. Очень надеясь, что на этот раз меня никто больше не потревожит. Зря надеялась. На этот раз такую функцию взяла на себя Мулька.
- Ник, ты чего - спишь?! Ну ты даёшь… Тут такое… а она спит!
- Что ещё стряслось?! – злая и растрёпанная, я хотела только одного – чтобы она немедленно убралась отсюда. Какого чёрта её ко мне вообще пустили?!
- Алик… он… - её нежные щёчки покрылись густым румянцем. Вот ведь! Даже краснеет она, как нежная роза – и посмотреть приятно! Не то что я – сразу же иду уродливыми красными пятнами.
- Что – он? – я недовольно таращу на неё глаза, - Ты пришла испытывать моё терпение или как?
- Он… - она лукаво улыбается, и как попугай, повторяет всё то же местоимение. Заело её, что ли?
- А ты… не будешь сердиться? – спрашивает она наконец, и смотрит умоляюще-противно.
- Ну говори уже!! – не выдерживая, рявкаю я.
- Он опять предложил мне встречаться! – взвизгивает Мулька, и закрывает лицо руками. Глаза её светятся счастьем.
- Что?! – поражаюсь я до глубины души.
- Ты сердишься, Ника, да? Я знаю, что сердишься… Ну, прости меня пожалуйста, прости… Я же не виновата…
- Заткнись! – приходится идти на крайние меры, потому что самостоятельно эта дурища не остановится. – Замолчи, прошу тебя… Мне фиолетово, что у вас там с Алишером. Но… как же Динар?
- А что Динар… - она возмущённо фыркает, - У нас с ним и не было ничего особенного…
- Подожди-подожди… - я вглядываюсь в её лицо, пытаясь понять, врёт она сейчас или нет, - Как это не было? Я сама лично видела, как вы целовались возле дальнего подъезда!
- Ой, да подумаешь! – она обиженно надувает губки, - Ну, было разок… И всё! Он всё время какой-то отсутствующий… Молчит, дуется… Вообще не знаю, зачем он мне встречаться предложил? – она недоумевающе поводит плечами.
- То есть, ты хочешь сказать… что отшила его? – уточняю я, чтобы расставить все точки над «i».
- Да нет пока… Он не приходил ни вчера, ни сегодня… Пару дней назад притащился ко мне с этим своим щенком… ты видела? А у нас Гера только что чем-то инфекционным переболела… Ну я и сказала ему, чтобы он даже и близко не подходил – мало ли какой заразы подцепить можно! У него никаких прививок нет, а у Герки иммунитет слабый после болезни… Отец её куда-то за город возил к ветеринару, в питомник, здесь никто не справился, - Мулька сделала озабоченное лицо и надула губки, - А этот нахал… представь только! Он сказал мне… что, типа: «не очень-то и хотелось»! Она возмущенно покачала головой:
- Я к такому не привыкла, знаешь ли! Алик совсем другой… - лицо подруги озарила счастливая улыбка: - Он весёлый, и простой! Мы с ним так ржали… - и она принялась рассказывать мне о чём-то, над чем они с Алишером там ржали. Я совершенно не слушала её, только потянула за собой на кухню, достала банку с кофе и насыпала нам по чашечке. Она всё щебетала и щебетала, а я… я мешала ложечкой свой кофе, и глядя на тёмную пузырящуюся жидкость, улыбалась своим собственным мыслям.
- Привет! – дверь квартиры отворилась, - Проходи! Смотри – ему уже намного лучше! Он поел, и воды попил, и температура спала…
- Я очень рада! А ну-ка, дружочек… иди сюда… Держи его… Вот так, так нормально… Не бойся, дурачок… Вот и всё! На, выкинь шприц.
- Теперь можем кофе попить? – с надеждой спрашивает, едва я выхожу из ванной, помыв руки.
- Теперь… теперь можем! – улыбаюсь я. И, пока он шуршит по кухне, доставая настоящую турку, кофе в зёрнах, кофемолку и чего-то там ещё… разглядываю его, как будто в первый раз. Нет, ну надо же уродиться человеку таким красивым! Из них с Мулькой действительно вышла бы отличная пара! Волосы совершенно белые… причём свои, ничем не крашеные. И синие-пресиние глаза. Не голубые, не серые, а именно синие. Как васильки. Или как море издалека. Или как сапфир. Да, больше всего похожи на сапфиры. Разве могут быть у людей такие глаза?! А может, он и не человек вовсе? Какой-нибудь инопланетянин, прилетевший на нашу планету… Вот сижу я тут, ничего не подозревая… а он сейчас…
- Ваш кофе, мадемуазель! Ты чего пугаешься?!
- Прости… я что-то задумалась…
- Над чем? – его лицо так близко… мне сложно, когда он так близко…
- Динар… не надо…
- Почему…
- Не знаю… подожди… просто это всё… так сложно…
- Глупости… ничего не сложно… ты мне так нравишься… - он придвигается ко мне практически вплотную… а я на своей табуретке, в закутке между столом и холодильником, как загнанная в угол мышь, которой больше некуда бежать… Мне страшно… и тяжело дышать… я хочу исчезнуть отсюда, растворившись в воздухе… и одновременно отчаянно надеюсь, что никто сейчас не придёт, не позвонит, и не помешает ему сделать то, что он явно собирается сделать…
- Ника… - он обнимает меня своими большими руками и длинными, прохладными пальцами гладит по щеке. Я смотрю на него расширенными, от неведомого самой себе чувства, глазами, и вся дрожу, как будто мне сейчас предстоит пережить какую-то страшную вещь… что-то типа ужасно болезненного укола или даже операции… мне никогда раньше не делали операции… я не хочу… не надо…
- Ника… - его лицо приближается… я закрываю глаза, я больше не могу на него смотреть! Дышать, кажется, тоже уже не могу… и чувствую на своих губах - его… – такие нежные… разве могут быть у парня такие нежные губы… От него слегка пахнет сигаретами… Но мне не противно от этого запаха… Странно… раньше было противно… Что со мной?!
- Ты… будешь моей девушкой?
- Нет…
- Как это нет?! – вся романтика вмиг улетучивается, мы сидим на табуретках друг напротив друга, он смотрит на меня нахмурившись: - Почему?! Теперь что не так?!
- Мулька… - выдыхаю я с несчастным видом.
- Что – Мулька?! – он вскакивает со своей табуретки и нервно, как упустивший добычу тигр, мечется по длинной кухне взад и вперёд, - Что Мулька?! – орёт он почти в ярости, - Далась тебе эта Мулька! Да мне плевать на неё, понимаешь ты?! Плевать! Я с ней таскался, чтобы ты ревновала! ТЫ, понимаешь? Какая же ты глупышка… У тебя что, никогда парня не было?
- Мне пятнадцать! – настал мой черёд возмущаться, - Какие к чёрту парни?!
Он смотрит на меня… потом улыбается… и… разражается диким хохотом! Я тоже смеюсь, даже не понимая, отчего.
- Ника… - он снова садится на табуретку, и смотрит на меня так… что мне хочется немедленно провалиться сквозь бетонный пол, - Какая же ты…
- Ну хватит! Давай пить кофе, совсем остынет!
- Погреем… - он не обращает никакого внимания на мои ремарки, и всё смотрит и смотрит…
- Ты меня сейчас до дыр засмотришь! – жалобно протестую я, - Хватит уже!
- Будешь моей девушкой или нет? – почти угрожающе спрашивает он.
- Да буду, буду… отвяжись уже наконец!
- То-то же! – очень довольный, он берёт чашки, выливает их содержимое обратно в турку, и греет на плите.
Остаток лета мы были нечеловечески счастливы. Ходили вместе, держась за руки, и не видели окружающего мира. Мы были слишком заняты сами собой.
- Эй, сладкая парочка! Вы что, вообще не алё?!
- Пойдём, Алик! Не видишь, им не до нас! У них любоффь! – возмущённая до глубины души моим «предательством» Мулька дулась первые полтора дня, как всё узнала, а потом примчалась мириться, сгорая от любопытства:
- Ну ты даёшь, тихушница! Увела, значит, у меня парня, и даже не поморщилась!
- Никого я у тебя не уводила, и ты это прекрасно знаешь… Хватит уже, Юль.
- Ладно-ладно… Ну давай, рассказывай!!
…Ближе к сентябрю я, внезапно для себя, выяснила, что Динар учится классом младше. Это открытие как-то не вязалось с его почти взрослой внешностью.
- Слушай, а сколько же тебе лет?
- Не бойся, я не маленький… - усмехнулся он, - В декабре семнадцать стукнет.
- Семнадцать? А почему же…
- Я в школу пошёл не с семи, а с восьми. Даже почти уже с девяти, три месяца оставалось.
- Почему?
- Долгая история… болел часто. А потом ещё на год оставили в седьмом… в предыдущей школе.
Тут я уже тактично промолчала, предоставляя ему самому объяснить причину такого повтора.
- Учиться не хотел… - сказал он наконец нехотя, - Прогуливал… - и снова умолк.
- Ладно, расскажешь, как захочешь… Не суть. Главное, что ты не малолетний салага, а то бы меня на смех подняли!
- Ах ты… - он состроил притворно-яростную гримасу, - Сейчас я тебе покажу малолетнего салагу!!
Далее наши собаки, сидящие рядышком на траве, с неподдельным интересом наблюдали, как один человек с пронзительным визгом ринулся бежать вдоль берега, а второй в два прыжка нагнал его, повалил на песок, и принялся лизать куда ни попадя. Первый отбивался и хохотал, а второй всё не ослаблял своей железной хватки… Через несколько минут громкий хохот почти затих…
- Нет… нет, Динар…
- Почему?
- Как это почему?! Мы ещё не взрослые!
- Ну и что же… необязательно быть совсем взрослыми, чтобы любить друг друга…
- Я не могу… нет… не заставляй меня, это нечестно!
- Хорошо-хорошо… как скажешь… Ну, и кто теперь у нас маленькая салага?
- Брось, пожалуйста, это не смешно!
В растрёпанных чувствах я возвращалась в тот вечер домой. Лето заканчивалось, и в последние свои дни внезапно решило одарить город погожими, даже жаркими деньками. Весьма щедро, учитывая, что с самой середины мая и до этого момента мы все видели только две погодных разновидности: просто жуткий холод или жуткий холод совместно с дождём. Рано пожелтевшие листья устилали тёплую землю золотистыми коврами, и летучие паутинки серебряных волос бабьего лета уносил прочь грустный и слабый ветерок. Мне было совершенно понятно, что Динар вскоре снова вернётся к затронутой сегодня щекотливой теме. Ведь он-то уже действительно почти взрослый, а я… Что делать мне?! И почему всё так сложно в этих «взрослых» отношениях, чёрт побери?! А если он будет настаивать, а я снова откажусь, то он… бросит меня? И как же я тогда… При одной мысли об этом меня прошибал холодный пот и подкашивались ноги. Впрочем, при мысли о другом реакция организма была практически такой же…
Промучившись так какое-то время, я решилась спросить совета у более опытных подруг. Мульку я в расчёт не брала, хотя и предполагала, что она наверняка осведомлена в этом вопросе куда больше меня. Но её легкомыслие и совершенное неумение хранить чужие секреты делали её непригодной на роль моей наперсницы. Подумав над оставшимися вариантами, выбрала Ирку -соседку-напротив. Она была на год старше и казалась мне очень рассудительной и трезвомыслящей особой.
- Конечно, парням только этого и нужно! – подтвердила она мои опасения, - А что ты думала, когда соглашалась с ним встречаться?
- Ничего… не знаю… - промямлила я в печали… Что делать-то теперь?
- Выбор небольшой, - пожала плечами Ирка, - Или расставаться, или…
- Я не хочу ни того, ни другого! Неужели нельзя как-то подождать?
- Можно, наверное… - Ирка ухмыльнулась, - Но дождёшься ты только одного.
- Чего именно?
- Уведёт его у тебя более сговорчивая, вот чего! – и соседушка моя от души расхохоталась над моей очевидной глупостью.
- Ир… - спросила я её осторожно, когда она, наконец, отсмеялась, - А ты сама… когда-нибудь… а?
- Было пару раз… - небрежно ответила подруга, напуская на себя важный вид.
- И как? – с замиранием сердца спросила я, - Ужасно?
- Ну, почему же ужасно… - на Иркиных губах заиграла таинственная улыбка, - Многим даже нравится!
- Многим… - раздумывала я вслух, - А тебе?
- Слушай, Ник… ты такие странные вопросы задаёшь! – рассердилась почему-то она, - Попробуешь и узнаешь, ясно?
- Ясно… - уныло согласилась я. Но желания «пробовать» этот наш разговор ни капельки не прибавил.
Надо отдать должное Динару – он, вопреки моим ожиданиям, к этой теме больше не возвращался. Но мне, любящей во всём определённость, такое шаткое положение вещей было в тягость. Поэтому как-то раз я решилась и напрямую высказала ему все свои опасения.
- Не глупи, Ник… - поморщился мой возлюбленный, - Ты уже сказала, я всё понял.
- Точно? – меня было просто так не свернуть с намеченного пути.
- Точно. - он поглядел на меня очень серьёзно, - Неужели ты действительно думаешь, что я стану тебя принуждать?
- Нет, конечно… Но…
- Ну говори уже…
- Но я очень боюсь, что ты меня бросишь! – выбросила я из себя страшные слова и разревелась, как маленькая.
- Какая же ты у меня ещё глупышка… - его сильные тёплые руки обняли меня, и прижали, и гладили по голове… долго-долго… пока я, наконец, не успокоилась.
…Сентябрь разменял первую школьную неделю, и абсолютно все старшие классы гудели, словно растревоженный улей, передавая из уст в уста потрясающую новость – недотрога Кораблёва и уважаемый всеми окрестными хулиганами «авторитет» и второгодник! Вот это парочка, ну кто бы мог подумать?!
- Ого, Кораблёва! – Сказочник подгрёб на какой-то перемене выразить своё угловатое уважение, - Да ты у нас, оказывается, птица важная!
- И? – не слишком вежливо просверлила я его взглядом, - Что дальше?
- Ты… это… – совсем стушевался громила, - Если вы… того… разбежитесь – только скажи… когда подваливать будут. Скручу! – и он, довольно ухмыльнувшись, продемонстрировал мне свой огромный бицепс.
- Подожди-подожди… - подозрительно сощурилась я, - Это ты мне что, протекцию предлагаешь?! На случай, если…
- Ну, типа того… - и он заржал, - Уж лучше со мной, чем со всеми подряд, да, Кораблёва?
Меня кинуло в жар от его наглой бестактности:
- С чего ты взял, что…
- Да брось! – Сказочник понимающе ухмыльнулся, - Динар сам говорил, что у вас с ним всё по нотам…
- Ах, по нотам! – я аж задохнулась от возмущения, сообразив, что этот негодяй имеет ввиду, - Вот как…
Едва дождавшись окончания уроков, я устроила своему парню настоящий скандал: - Как ты посмел?! Как посмел сказать всем, что я… Что мы с тобой… Ты хоть представляешь, что наделал?!
- Остынь! – к моему изумлению, он даже не пытался оправдываться или отнекиваться, - А что я, по-твоему, должен был им сказать? Что мы с тобой, как в детском саду, гуляем, держась за ручки, да?
- Разве не существует чего-то среднего, нормального?!
- Для них нормально, когда парень с девчонкой встречаются со всеми вытекающими последствиями! Другого они не поймут!
- И поэтому нужно выставлять меня перед всеми… - тут я попыталась, как могла, подыскать приличный синоним неприличному названию, - Выставлять доступной девицей лёгкого поведения?!
- Нет… ты не понимаешь…
- Что, по-твоему, я не понимаю?! Я всё прекрасно понимаю! Ты такой же, как все! Думаешь только об одном, и врёшь! Мне наврал, что не будешь настаивать, им наврал, что… А, к чёрту всё это! – в полной ярости я бросилась прочь. Он догнал меня, схватил за предплечье:
- Стой!
- Не смей меня хватать!!
- Подожди, Ника…
- Не смей меня трогать, я сказала! Не смей подходить! Не желаю иметь с тобой больше ничего общего!! – вырвавшись из его цепких рук и больше ничего не слушая, я помчалась, как раненая антилопа, к спасительной двери своего подъезда. Минута, другая – вот я уже и дома! Коридор, комната… диван… моя верная подружка-подушка, насквозь залитая слезами… странно, как из неё ещё соль не сыпется, если как следует встряхнуть… Но прямо сейчас я не стану плакать! Не дождётся! Мерзавец и обманщик, как таких только земля носит! – в свои пятнадцать с половиной я не скупилась на ругательные эпитеты и скоропалительные выводы, - Ну, пусть только попробует прийти, я ему… я ему такого скажу… Мало не покажется!!
…Через пятнадцать минут я уже была не так уверена в непогрешимости своей позиции, через полчаса жалела о слишком резкой форме большей части высказываний… через час корила себя, на чём свет стоит… и, едва дождавшись отбоя, снова щедро оросила многострадальную мягкую подружку…
… О том, чтобы идти мириться первой, даже и речи не было. Поэтому я набралась терпения и стала ждать. Пока он сам придёт. Прошёл день, за ним другой… закончились тянущиеся, как растаявшая жвачка, выходные… В школе ходила с гордо поднятой головой, не позволяя себе ни единого взгляда в его сторону, да что там взгляда – даже и упоминания его имени! Когда меня спрашивали любопытствующие, что произошло, ибо слухами земля полнится весьма быстро, даже невообразимо быстро – я делала вид, что не понимаю, о чём они говорят. Или просто гордо молчала. К концу недели, прошедшей со дня нашей ссоры, мне стало совсем невмоготу. Внутри. Снаружи я по-прежнему изображала полную безмятежность. Не знаю, как это смотрелось. Скорее всего, очень так себе. Всякий раз, проходя мимо его подъезда, я отчаянно надеялась, что снова услышу знакомый голос за спиной. Подходя к своему – издалека всматривалась, не маячит ли возле знакомая фигура. Каждая вечерняя прогулка с собакой была настоящей пыткой – любой прохожий в темноте казался мне идущим навстречу любимым. Но… ничего такого не происходило. Кажется, в третью по счёту субботу я вдруг увидела ИХ. Они шли мне навстречу, улыбаясь и о чём-то весело говоря. Он обнимал её за плечи… Она смеялась… и смотрела на него счастливыми, влюблёнными глазами. Я знала, как зовут эту фифочку. Танечка Салманова. Учится в параллели. Очень красивая, высокая, стройная. Глаза голубые, наивные, волосы светлые. Ни дать ни взять вторая Мулька. Но близко с ней не общалась, поэтому наверняка не знаю. Да и зачем мне знать? Что это знание изменит… Поравнявшись с ними, я сделала равнодушный, невидящий взгляд. Словно прошла мимо незнакомца. Я такое умею. А он… он даже не посмотрел на меня. Склонился к ней, и что-то ласково шептал ей на ушко, рукой прижимая к себе… Честное слово, кажется, меня сейчас стошнит. Нужно сесть.
- Сидеть, Багира! Сидеть, говорю тебе!! Вот так. Посидим здесь… Немножко…
- Привет, Кораблёва!
- Господи, Алик, разве можно так пугать?!
- А ты чего пугаешься? Я ж не кусаюсь! – он довольно ржёт своей банальной и глупенькой шуточке, - Ну что, прошла любовь? Завяли помидоры?
- Ага, завяли. И даже уже осыпались. – я напускаю на себя совершенно независимый вид, - А у вас с Юлькой как дела?
- Всё тип-топ! – улыбается он, - Я покурю?
- Кури… - равнодушно говорю я. Мне сейчас действительно всё равно.
- Эй… ты точно в порядке? – он пытливо заглядывает мне в лицо. А я… разражаюсь ненормальным, истерическим хохотом:
- Точно… ой, не могу… точно! – мне кажется до абсурда комичной эта ситуация – я, значит, загибаюсь тут от несчастной любви, и единственный человек, который меня утешает в печали – неприятель Алишер, которого я с семи лет люто ненавидела… Смешно, не правда ли?!
…Закончилось коротенькое бабье лето. Краткий миг радости между ненастьем прошлым и ненастьем будущим. По крайней мере, в этом году так и было. Ровно, как и у меня – полтора месяца с хвостиком длилась моя первая любовь. Позади печали, впереди – тусклая неизвестность. В сердце затаилась непроходящая боль. Не придуманная, как в романах, а самая что ни на есть настоящая! Больно глубоко вздохнуть… Больно, когда думаю о нём… как он обнимает другую… как прижимает к себе крепкой и тёплой своей рукой… Хочется кричать от обиды!! А как же я?! Как же я… Может, я чем-нибудь смертельно больна? Ведь не может же быть, чтобы от любви было так больно… Если вот ЭТО и есть взрослая жизнь – постоянные недоразумения, обман, предательство, и после – нескончаемая боль, то я её НЕ-ХО-ЧУ! Слышите – не нужна мне такая жизнь! Кто там её раздаёт – забирайте обратно! К чему было всё, что происходило со мною до этого? Чтобы вот так теперь мучиться? Ну нет! Я не собираюсь больше это терпеть! Нужно выключить в себе какой-то невидимый тумблер! Я знаю, я чувствую, что он есть! Где-то точно есть, нужно только поискать… Кто-нибудь, ау! Кто-нибудь, кто страдал вот также, как сейчас я – подскажите, прошу вас! Прошу… Что нужно делать, чтоб выключить страшную боль… Я боюсь, я очень боюсь, что не выдержу её…
…Тёмное небо в серых клочьях быстро летящих облаков. Скоро они вновь прольются на землю холодным осенним дождём… Дождевая вода уйдёт в остывающую землю, омоет древесные корни, вольётся в подземные источники… А после вновь выберется из плена спрессованной породы на свет, изменив своё состояние. Была тяжёлой жидкостью, стремящейся вниз – станет лёгким паром, улетающим в небеса! Круговорот воды в природе… Интересно, а наши слёзы участвуют в этом круговороте? Если да, то вот эти рваные, мышиного цвета тучи состоят из одних только слёз… Человеческих, собачьих, чьих-то ещё… Все плачут, когда им плохо. Выплачешь все слёзы – станет тебе хорошо. Или нет? Сколько нужно плакать, чтобы стало лучше, сколько нужно отдать своих слёз на этот вечный круговорот, чтобы понять что-то очень-очень важное? Настолько важное, чтобы ради этого жить. Жить дальше. И надеяться, обязательно надеяться! На то, что однажды, наплакавшись вволю, ты возьмёшь и изменишь своё состояние. Из тяжёлой, мрачной жидкости станешь лёгким, стремящимся ввысь, паром… Так и будет, я знаю! Иначе просто нет никакого смысла в этой ужасной, несправедливой, удивительной, непредсказуемой, самой лучшей из всех возможных, жизни…
…В тот день случилось у меня неожиданно хорошее настроение. Без всяких видимых причин. Не знаю, правда, как такое могло вообще быть – ведь я всё ещё продолжала горевать по своему бывшему парню. Но что ж поделать – ведь единственным человеком, кто мог быть в этом виноват, являлась я сама. Вот такая меня поразила любовь с первого взгляда… А со второго взгляда я всё моментально испортила… и знаете – мне к такому не привыкать! Но он, он-то ведь терпеливо ждал, пока моя глупая башка сможет осознать непреложный факт влюблённости мятущейся души, и всё-таки выгадал подходящий момент, чтобы вновь попытаться объяснить очевидное. Со второй попытки это ему удалось, но счастье наше оказалось непрочным, как первый тонкий ледок, стягивающий осенними ночами засыпающую воду мелких водоёмов. Моя чудовищная гордость и ненужное никому предубеждение, прямо как в знаменитом романе, свели к нулю всё, что у нас было. Да и было ли? Теперь мне казалось, что все нежные чувства моего возлюбленного гнездились лишь в моём воспалённом воображении…
Так вот, иду я, значит, вся такая в странно-приподнятом настроении, с собакой гуляю. Выходной, солнышко светит и даже греет, несмотря на самый конец сентября. Видимо, пытаясь компенсировать ужасающее по температурному режиму прошедшее лето. И так разгулялись мы с Багирой, что и сами не заметили, как перешли широкий проспект и углубились на другую сторону нового нашего микрорайона. Где, между прочим, до этого ни разу и не были. И вдруг…
- Петька! – восклицаю радостно и буквально кидаюсь на шею неожиданно попавшемуся мне навстречу симпатичному парню, - Петька, ты здесь какими судьбами?!
- Ника? – он улыбается, и слегка отстраняя меня, разглядывает с видимым удовольствием: - Мы тоже сюда переехали, во-он в тот дом!
- Обалдеть! Скоро все наши тут соберутся! – смеюсь я.
- Ну, все не все… - говорит рассудительно мой бывший одноклассник, - А ты-то как?
- Да нормально, - я напускаю беззаботный вид, и пускаюсь в длинные рассказы о нынешней своей жизни. Поверхностные, разумеется.
- Ты помнишь мою канарейку? Ну, мы с тобой ещё вместе ходили ей самца покупать…
- Помню, конечно… - он снова широко улыбается, - Злющая такая была, как коршун!
- Почему была? – обижаюсь я не всерьёз за свою крылатую питомицу, - Она и сейчас ещё ого-го! На днях они с Сенькой птенцов вывели, представляешь?!
- Да ладно, - удивляется Петька, - Она же лет пять одни жировики несла?
- Ну да, - подтверждаю я, - А вот наконец канареечный бог смилостивился над этой бездетной парой, и на старости лет подарил им детишек!
Мы весело ржём над моим каламбуром, и тотчас же решаем идти ко мне и смотреть желторотиков. На обратной дороге я то и дело поглядываю на идущего рядышком Петьку и не могу сдержать радостной улыбки. Мы с ним дружим, вернее, дружили… с шестого класса. Познакомились на Птичке – он пришёл за кормом для своих рыбок, а я как раз за пернатым мужем для своей старой канареечной девы. Она долго у нас жила, в этом году уж девять лет, наверное, будет… Да, точно девять. Первые годы занималась в основном тем, что в пух и прах била попугаев, деливших с ней домашний приют, да воровала сахар-песок отовсюду, где могла его достать. Даже улетать пыталась пару раз! Правда, дальше соседской ранетки её путешествие не продлевалось. Нагулявшись, умная пцыца сама залетала в свою родную клеточку, которую мы ей оставляли на садовой скамейке, потому как на воле обожаемых ею конопляных семян почему-то не произрастало.
По пути мы с Петькой так развеселились, вспоминая свои школьные годы чудесные, что я не сразу и заметила идущего нам навстречу Динара. Очнулась, лишь когда мы почти нос к носу столкнулись.
- Ой, да прекрати уже, пожалуйста! – загибаясь в три погибели от смеха, умоляла в это время я Петьку пощадить меня и не рассказывать больше ни слова о нашей бывшей алгебраичке, - Я больше не могу, правда…
- О, привет! – разлепив мокрые от смешливых слёз глаза, еле выговорила я, вдруг увидав прямо перед собою бывшего парня. Выговорила безо всякого выражения, походя, как если бы столкнулась, скажем, с Аликом или Мулькой. Сама поразилась после, насколько спокойно отреагировала на эту нечаянную встречу. Видимо, его это тоже задело – что-то такое промелькнуло во взгляде… больше всего похожее на досаду и… ревность? Он что, к Петьке ревнует?! Это открытие ещё больше меня развеселило, и бедному моему приятелю пришлось буквально тащить на себе дальше свою невменяемую от хохота подругу. Дома мы прекрасно провели всё оставшееся до ужина время, разглядывая и оценивая голенастую, едва оперившуюся тройню, произведённую на свет счастливой канареечной парой. Было решено, что всех птенцов заберёт, когда придёт время, Петька – одного оставит себе, а ещё двоих продаст каким-то своим знакомым. Честно вырученные деньги мы собирались пустить на совместное хобби – пополнение коллекции марок и книг.
- Слушай, так здорово, что вы теперь тоже здесь живёте! – искренне сказала я своему приятелю на прощание, - Я так рада была тебя видеть!
- Я тоже… - слегка смутившись, он взял с вешалки свою куртку и вышел в тамбур, отделяющий нашу и соседскую квартиру от общего подъезда.
Всё ещё улыбаясь от радостного послевкусия этой встречи, впервые за долгие хмурые дни напитавшей мой организм такими необходимыми положительными эмоциями, я наткнулась взглядом на книгу, забытую моим гостем.
- Петька-а! – схватив томик, опрометью выскочила к подъезду, - Петька! Ты…
…Слова захлебнулись отчаянным воплем, который испустила я, увидав жуткую сцену, развернувшуюся прямо у двери: Динар, весь объятый бешенством, бил кулаком по лицу моего школьного друга!!
- Ты что это творишь?! – я налетела на него разъярённой кошкой: - Отпусти его немедленно!! Отпусти, я кому говорю!!
…За прошествием многих лет уже не помню в деталях, как именно вышло, что высокий, плечистый Динар оказался лежащим на земле, с перепачканным кровью лицом, в разорванной куртке и с совершенно глупым выражением лица. Помню только, как сбегались отовсюду соседи, как я рыдала, сидя над ним и умоляя меня простить, и вытирала вязкую, тёмно-вишнёвого цвета жидкость с его лба… каким бледным и растерянным был Петька, тоже пострадавший, но не так сильно – он отделался лишь разбитой губой. И надо всем этим - голос моей бабушки, говорящий с явным оттенком плохо скрытой гордости кому-то из соседей:
- Ведь ей только шестнадцатый годок пошёл! А уже вон – в кровь друг другу морды бьют!
Также начисто изгладился из памяти промежуток, видимо, очень небольшой, между этими событиями и совершенно сумасшедшими поцелуями на техническом этаже нашего же подъезда…
- Ну всё… всё… прекрати… - едва дыша, я высвободилась из его крепких объятий, - Мне домой пора… они меня там уже сто процентов обыскались с собаками…
- Это вряд ли… - счастливо улыбается Динар, - Все собаки здесь…
Мы смеёмся, глядя на наших лохматых спутников, которые действительно сидят рядышком и спокойно ждут, когда их странные люди закончат лизаться. Давно привыкшие к такому времяпровождению, от природы флегматичный щенок ньюфаундленда и моя довольно индифферентная колли зевают, ищут в своей чистой шерсти несуществующих блох и иногда спят, привалившись друг к другу. А мы… Нам столько нужно теперь обсудить!
- Зачем ты на Петьку напал, идиот? – нежно поглаживая по волосам своего любимого, интересуюсь я, - Мы же с ним просто друзья, с шестого класса друг друга знаем.
- У него что, такая табличка на лбу висит? – резонно возражает мне он, - Имей ввиду – убью любого, кто к тебе приблизится хотя бы!
- Дурачок ты дурачок… - усмехаюсь я, - Ничего-то ты не понимаешь… Петька, он… вообще девчонками не интересуется.
- А чего тогда он у тебя забыл? – подозрительно хмурится Дин, - Мотал бы тогда к своему парню…
- Да нету у него никакого парня, - я качаю головой, - И вообще никого нет. А у нас с ним… увлечения общие – книги, марки, птицы, рыбки аквариумные…
- Так он у тебя вроде подружки? – смеётся Динар, - Нет, я, конечно, знал, что ты у меня чудная, но - чтобы настолько!
- Какая уж уродилась, - сил, чтобы злиться, у меня уже не осталось, поэтому я безразлично пожимаю плечами, - Не нравится – можешь идти к своим Таням-Маням.
- Как будто тебе всё равно? – хитро прищуривается мой возлюбленный.
- Нет, не всё равно! – честно отвечаю я, - Но и меняться ради твоего удовольствия я не собираюсь, так и знай! И больше людям морду не бей, пока не разберёшься в ситуации, понял?
- А то что? – он опять смеётся, - Совсем тогда прихлопнешь?
Я ничего не отвечаю и сердито дуюсь – кто же знал, что он оступится от моего стремительного натиска и головой своей глупой об лавку шибанётся?
- Я раньше думал, что ты у меня такая хрупкая малышка… что тебя надо защищать от всего на свете! – он продолжает прикалываться, - А ты, оказывается, пантера свирепая! Кто бы мог подумать!
- Алишер тебя предупреждал… - равнодушно говорю я, зевая, - Только вы, пацаны, никогда ничего не слушаете. Чуть что – сразу руки распускаете… Ладно, пошли уже… Я правда устала…
- Подожди-подожди… - он снова обнимает меня и притягивает к себе: - Никогда не уходи больше, пожалуйста… - его примирительный, почти жалобный тон трогает меня до глубины души, и я опять чуть не плачу…
Прощание затягивается ещё на какое-то время… и, наконец, уже повидавшая виды за недолгие месяцы заселения дома подъездная дверь раздражённо хлопает, и выпускает в пронзительную осеннюю темноту двуногого и четвероногого посетителей. Остаёмся только мы с Багирой – коренные жители этого огромного, битком набитого человеческими и звериными душами, дома. Я стою возле своего тамбура и глупо улыбаюсь, и почему-то медлю, не заходя внутрь… Словно почувствовав это, открывается дверь напротив:
- О, а я к тебе собиралась идти! Ты чего тут торчишь? Опять поругались?
- Не-ет… - моя счастливая физиономия весьма впечатляет Ирку:
- Ой, пошли ко мне, расскажешь всё…
На другой день мы с Динаром договорились ехать в центр, за новым ошейником для стремительно подрастающего Рудольфа. Поехали, как водится, на такси – общественного транспорта мой кавалер вообще не признавал. Мне уже давно хотелось разузнать у него об источнике таких потрясающих финансовых возможностей, но всё как-то неудобно было. Смолчала я и на этот раз, покорно погрузившись на заднее сиденье подъехавшей белой «Волги». Динар уселся тоже, и скомандовал водителю:
- Трогай, шеф!
И шеф «тронул» - и город тронулся следом, сдвинулся с места и стремительно понёсся назад по обе стороны автомобильных стёкол. Дороги взрезали, как длинные серые ножи, жилые кварталы и парки, разбрызгивали вокруг себя прохожих, отбрасывали летящим воздушным потоком метущихся по небу птиц… Рудик, сидящий со мной рядом на заднем сиденье, то и дело зевал и вытягивал милую шоколадную мордаху к щели приоткрытого окна, шумно принюхиваясь.
Покупка собачьей амуниции много времени не заняла, и, поскольку его у нас было ещё предостаточно, поступило предложение прогуляться по центру. И два влюблённых юных человека и одна юная, но пока ещё не обременённая такими ненужными чувствами собака, двинулись пешочком по городской исторической застройке - хаотичному переплетению узких улочек, утыканных старыми и очень старыми строениями, частично уже нежилыми. Моё детство прошло неподалёку отсюда, но всё же этот район был мне почти незнаком. Мы неспешно брели мимо скрученных годами вязов и осыпающихся фасадов из дореволюционного, мелкого кирпича. Возле одного из таких, обречённых на скорую гибель, дома, мой спутник остановился и замолчал. Я, недавно тоже лишившаяся своего родного дома, всё поняла без слов.
- Он был такой красивый… - сказала я тихо, и легонько сжала его ладонь, - Ты всё равно будешь его помнить, всегда…
Динар резко обернулся и посмотрел на меня, как на больную:
- Что ты сказала?!
Меня испугал этот взгляд – злой, растревоженный. Раньше он никогда так на меня не смотрел…
- Кто тебе рассказал, кто?! – он почти кричал, отдёрнул руку, и стоял теперь напротив, подозрительно сузив свои невероятные глаза.
- О чём ты?! – поразилась я, в свою очередь, такой непредсказуемой реакции.
- Скажи немедленно, что именно ты знаешь! – потребовал он в ультимативном тоне.
- Господи, Динар! – я уже готова была заплакать, - Прекрати, пожалуйста, я уже ничего не понимаю!! Что я такого сказала?! Разве только, что я отлично понимаю тебя, потому что сама не так давно лишилась родного дома, вот и всё!
- Ох… - выдохнул он с явным облегчением, - Иди сюда… - и обнял меня так крепко, словно боялся, что я сейчас исчезну, если ослабить хватку, - Прости… прости меня… Пойдём, я покажу тебе одно шикарное место…
И буквально бегом потащил нас с Рудиком, который тоже ничего не понял, вверх по улице – к старому парку на обрыве, откуда открывался великолепный вид на простирающуюся далеко внизу водную гладь. Неподалёку от входа мы резко свернули налево, и нырнули в низенькую дверь, наполовину скрытую зарослями разросшихся жасминовых кустов.
- Здорово, Салават! Сделай нам два напёрстка фирменного… - крепкое мужское рукопожатие, улыбающийся бармен, с одобрением поглядывающий в мою сторону, полуподвальный сумрак, к которому долго привыкают глаза после яркого дневного света…
- Что ты заказал? – шёпотом осведомляюсь я, - Спиртное не буду!
- Не беспокойся, малыш… Хочешь пирожное?
- Даже не знаю… а какое здесь есть?
- Меню, пожалуйста… - официант словно отделился от стены, ей-Богу! Меня аж передёрнуло, когда раздалась эта его реплика. У них тут что, невидимки работают?!
- Можно мне молочный коктейль?
- Конечно… - на лице играет снисходительная улыбка, - С шоколадом или с бананом?
- С бананом, пожалуйста…
- А тебе, Динар?
- Мне только кофе, и покрепче.
Официант исчезает так же незаметно, как и появился, а я продолжаю разглядывать обстановку – теперь глаза привыкли, и видно ряды разномастных бутылок на стене за барной стойкой, бокалы, висящие вниз головой на специальных креплениях, деревянные панели с резным орнаментом и причудливые постеры над столиками. Я первый раз в настоящем баре, и мне тут всё интересно. Но Дин сидит какой-то поникший, опустошённый, и чертит пальцем по столу.
- Ваш кофе! – призрак в чёрном переднике ставит перед нами поднос с двумя ну просто микроскопическими чашечками! Когда-то я из таких поила игрушечным чаем своих игрушечных собак…
- Нравится? – чуть улыбаясь, спрашивает Динар.
- Ужасная гадость! – я едва могу дышать, отпив крохотный глоточек маслянистой, тягучей, невероятно горячей жидкости, - Что там такое?!
- Только лучший зерновой кофе и немного коньяку, - смеётся он.
- Коньяк?! Ты серьёзно?! – возмущаюсь я, - Я же сказала…
- Да там всего-то пять грамм! – возражает Динар, и ухмыляется: - Но ты и до этого не доросла… Знаю-знаю! – обезоруживающе поднимает обе руки над головой, предупреждая мои гневные слова, - Если мне не нравится, я могу проваливать, так?
- Нет, не так! Совсем не так… - я хмурюсь, но не сержусь почему-то, - Просто буду пить свой коктейль, вот и всё.
- Ты правда не сердишься? – он заглядывает мне в глаза, и загребает мою руку в свою огромную ладонь, - Правда?
- Нет, конечно… Зачем? Это бессмысленно…
- Я рад… - он улыбается светло и немного печально, и легонько целует моё запястье: - Пей свой коктейль… А потом мы поедем в гости к моей бабушке, тут недалеко…
- К твоей бабушке?! – изумляюсь я.
- Да, она уже давно хочет с тобой познакомиться… Но сначала… Мне надо рассказать тебе кое-что…
- Валяй! – я потягиваю через широкую трубочку вкусный, пузырчатый напиток и готовлюсь внимательно слушать.
- Я… - он закусывает верхнюю губу и медлит, - В общем… Здесь, в этом доме, повесился мой родной отец…
Я широко раскрываю глаза и отставляю бокал. И молчу. Мне хорошо понятно, что сейчас лучше не задавать никаких лишних вопросов.
- Мне было тогда шесть… - немного ободрённый моим правильным молчанием, продолжает он, - Они с матерью постоянно ругались, мы с ней всю дорогу к соседям уходили… однажды вернулись, а он… Я… увидел его, понимаешь? – и внезапно со всей силы ударяет кулаком по столешнице, - Увидел первым, раньше, чем она…
- Боже мой… - я вздрагиваю, тянусь ладонью ко лбу и на две секунды закрываю глаза. Мне становится дурно…
- Я не разговаривал после этого полтора года… Поэтому и в школу пошёл позже всех… И учился плохо, всё никак не мог забыть это зрелище…
- Прости… - я совершенно по-новому осмысливаю свои собственные слова, сказанные возле того старого дома… - Я не хотела… не знала…
- Да, - он кивает, и снова берёт меня за руку, - Да, я понимаю… ты тоже прости меня… В шестнадцать, когда получал паспорт, мать уже сменила мне имя, и фамилию тоже.
- Сменила имя? – эта информация меня поражает. Я и не знала, что человек может сменить своё имя… - И… как же тебя звали раньше?
- Вадим… - он улыбается одними уголками губ, - Вадим Стрелецкий.
- Ты… он… - видимо, сегодня мне выпал день сплошных удивлений, - Твой отец… выходит, он… русский… был? – невнятно, путаясь в словах, спрашиваю я.
- Да, я полукровка, - он ухмыляется как-то горько, - Мать мою, когда она за отца вышла, выгнали из семьи. Правда, потом обратно приняли, когда во второй раз поступила правильно и нашла мне отчима-татарина. Это, потому что…
- Знаю, знаю! – вдруг перебиваю его я, - Татарочкам нельзя за русского выходить, а вот наоборот – пожалуйста.
- Откуда такая осведомлённость?! – настал его черёд удивляться и поднимать брови.
- Моя школьная подружка - татарка. Её Абика прекрасно меня информировала! – смеюсь я, и вдруг ещё раз отхлёбываю ужасающее пойло из маленькой чашки. Почему-то теперь оно кажется мне не таким уж и отвратительным…
- Значит, ты морально готова познакомиться ещё с одной Абикой! – довольно улыбается Динар, - Поехали!
…В богатом особняке, обнесённом крепким кирпичным забором, обитала многочисленная, как я думала, Динарова родня. Не только Абика – по дороге он успел мне рассказать, что и семья его дядьки – младшего сына из всей родни, живёт вместе с ней. Такое мне тоже было не в диковинку, у нас на Комаровке всё было ровно так же. Нажимаем кнопку звонка… ждём… во дворе тихо, никто не выходит.
- Куда они все запропастились? – негодует Динар, и нажимает на ручку калитки. Паче чаяния, она легко отворяется, и мы проходим внутрь. Не дойдя до входной двери самого дома каких-то пару шагов, я боковым зрением вижу, как в нашу сторону бросается огромная мохнатая собаченция, явно, не особенно дружелюбно настроенная. И, судя по всему, объектом её злости являемся вовсе не мы, люди, а большой коричневый щенок, весело вышагивающий рядом.
- Джохар! – орёт мой спутник, - Нет, нельзя!
Но воинственный Джохар не желает слушать человека – он несётся через весь двор, громыхая обрывком своей цепи.
- Чёрт!! Он сорвался! – отчаянно кричит Динар, - Бегите в дом, скорее!
Но мне будто кто-то не даёт сделать так, как настойчиво просят. Впрочем, как и всегда… Вместо того, чтобы подхватить Рудика и бежать в дом, я разворачиваюсь навстречу серому, уже почти домчавшемуся до нас, кавказцу, и грозно командую ему:
- А ну, стоять, Джохар!! Стоять!! - и твёрдо смотрю в тёмно-коричневые умные глаза. И вижу в них, что он совсем не злой, и всё понимает. Пёс действительно останавливается передо мной, но он ещё не принял окончательное решение – послушаться решительную незнакомку, или накинуться на эту чужую собаку.
- Это щенок, Джохар… - говорю я ему укоризненно, - Маленький, глупый щенок. Разве такой взрослый, умный пёс, как ты, может обидеть щенка?! Ээ -эх… как не стыдно… Ведёшь себя безобразно!
Кавказец озадаченно смотрит на меня… потом на Рудика, который опасливо прижался к ноге своего хозяина… и, наконец, слабо виляет хвостом, показывая, что узнал Динара и не собирается больше нападать на принадлежащую ему собаку.
- То-то же! – говорю я ему, - Думай в другой раз, прежде чем кидаться! Ну, иди теперь, понюхай малыша! Вон, смотри – испугал его до смерти!
Между тем Рудик, уже сообразивший, что его больше не собираются жрать, припадает на передние свои толстые лапы и звонко тявкает, приглашая большую собаку поиграть. Огромный Джохар подходит, не торопясь, к щенку, делает вокруг него оборот, и осторожно обнюхивает. А глупышка Рудольф высоко подпрыгивает и… восторженно лижет большого друга прямо в нос! Оторопевший пёс переступает лапами и даёт задний ход. А с крыльца раздаётся громкий и одобрительный мужской смех:
- Дина-ар, я смотрю - твоя подруга кремень, а не девушка! Ну, проходите же в дом! Не стойте возле порога…
… Действительно, очень богатый дом – везде красивая отделка, в большой гостиной бело-мраморный камин… складчатые бархатные шторы… а вот и Абика выходит, и раскрывает объятия своему внуку:
- Динарчик мой приехал! Ах, дорогой… алмазный мой… Наконец-то… я уж думала, совсем забыл свою старую Абику… А кого это ты нам привёз, а?
- Исямисис! – произношу я традиционное татарское приветствие, - Как поживаете, уважаемая?
- Аллах всемогущий! – воздевает руки в радостном жесте Динарова бабка, - Наша кызым татарочка! Как я рада, как рада…
- Вообще-то, нет… - смущённо отвечаю я, - Моя лучшая подруга татарочка, поэтому я немного знаю ваш язык и обычаи.
- Ну… не беда, кызым… - тут же машет рукой бабуля, - Не беда… русским можно за татаринов выходить, можно!
Я едва сдерживаю смех – фраза точь-в-точь, как у Софиной Абики. Они их с одних и тех же учебников заучивают?!
… И вот мы уже сидим за большим овальным столом, который блестит своей полированной ореховой поверхностью так, что больно смотреть, и едим шурпу с треугольниками… и я непринуждённо болтаю с Абикой, как будто знаю её с детства. Она действительно очень похожа на «мою» Абику, комаровскую – не внешне, разумеется, а повадками. Динаров дядька – Тенгиз-ата, посматривает на меня с одобрительным интересом, и тоже порой вставляет скупые мужские реплики, а мой возлюбленный просто цветёт и пахнет от счастья, что его девушка пришлась в семье ко двору.
- Давай, Улым! До скорого… – прощаясь, говорит Динару дядька, и суёт ему нехилую такую пачку купюр… и я в ответ слышу, как Дин, обнимая своего родственника, называет его отцом. Окончательно запутавшись, решаюсь спросить в обратном такси о сложных родственных связях.
- У них с Зейтуной нет детей, - просто объясняет Динар, - И уже не будет. А он мне с детства как отец. Своего я, считай, и не знал толком… Он бухой был почти всегда…
Наконец-то наступает ясность насчёт источника финансирования богатых возможностей моего парня. Разумеется, в татарских семьях принято поддерживать родственников всеми силами. А уж, если семья богатая, как со всей очевидностью имела я случай убедиться…
- Слушай, а мама твоя и… отчим… как к этому относятся? – осторожно спрашиваю я.
- Им до меня фиолетово… - равнодушно пожимает плечами Динар, - У них есть Ильсур, и скоро ещё девчонка родится. Я с ними последний год.
- А… потом?
- Тенгиз-ата на восемнадцать подарит нам дом, - как будто о чём-то будничном, сообщает мой возлюбленный.
- Нам? – я поднимаю брови, выражая своё недоумение этим неуместным местоимением.
- Ну, конечно, малыш… - он улыбается мне одними глазами, - Конечно нам – мне и тебе.
- Постой-постой… А я тут причём?
- Как это причём? Ты моя невеста, разве нет?
Если бы я уж давно не привыкла к подобным ошеломляющим его заявлениям, я бы, наверное, сейчас разбушевалась. Но, по прошествии некоторого времени стала умнее, и нынче только скептически улыбаюсь. Не стану я начинать разборки про весь этот бред. Шутит он, разумеется. Ему-то, может, и восемнадцать через пару месяцев. Да и то ещё надо проверить эту болтовню. А мне как был шестнадцатый год, так и будет до следующего мая. Нашли невесту, вот умора! Меня разбирает глупый нервный смех.
- Да, конечно… - выдавливаю я, еле сдерживаясь. Почему-то всплывающая перед моим внутренним взором сцена, где я в белом пышном платье и фате, а Динар в строгом костюме с жилеткой и живой розой в петлице, вызывает лишь оторопь и противные мурашки. Нет, не то, чтобы я была против такого поворота событий… но не сейчас же, святые угодники! Так сказала бы моя бабушка. И на этот раз я была с ней очень склонна согласиться…
…За пару недель до осенних каникул всем старшим классам кинули клич – набиралась туристическая группа для поездки в Феодосию.
- Я не поеду… - но мой упавший голос и потерянный вид вызвали в Дине один лишь неумеренный энтузиазм:
- Конечно, поедешь! О чём речь! Я сам заплачУ, и все дела.
- Нет, так не пойдёт… - покачиваю головой, - Мама не позволит…
Впрочем, на пути к этому путешествию возникло ещё одно, совершенно не связанное с материальной составляющей, препятствие: руководитель экскурсионной группы – завуч по внеклассной работе, наотрез отказалась брать с собой неуспевающего двоечника. И это как раз, когда моя собственная мать в кои-то веки согласилась заплатить за поездку!
- Любовь Алексеевна… - я стою у неё в кабинете и никак не решаюсь перейти к сути дела. Здесь я на хорошем счету – моя помощь во всяком оформлении школьных мероприятий, как неоднократно говорила она сама, «просто неоценима».
- Что такое, Ника? Ты ведь у нас едешь в Феодосию, я надеюсь?
- Да я-то еду… а вот Динар Мухутдинов… Понимаете, он… он мой близкий друг!
- Вот как… - в глазах у добродушной, в общем-то, учительницы, прыгают весёлые чертенята, - И что же?
- Я… я не поеду без него! – заявляю очень решительно.
- Ох, Ника… - Любовь Алексеевна не особо одобрительно покачивает головой, - Ты уверена, что он… тебя достоин?
- Да! А… что? – от того тона, которым она задала этот вопрос, мне становится как-то не по себе…
- Просто… у него не слишком хорошая репутация… Но, впрочем, всё это только слухи! - спешит добавить она, видя, как изменилось моё лицо, - Ну-ну… не стоит придавать такого значения моим словам…
«Не стоит, в таком случае, и говорить!» - думаю про себя я, и смотрю на неё моляще.
- Да пускай уже едет! – наконец, говорит она, - Если ты за него ручаешься…
- Конечно!! Спасибо Вам огромное!! – на моей довольной физиономии расцветает мимическая роза, - Спасибо ещё раз! – эти слова долетают до улыбающейся наставницы уже из-за двери, перед тем, как она захлопывается, обрезая обыденный шум школьных коридоров.
Ура! Мы едем в Феодосию!!
Ох, если бы я знала тогда, чем для меня обернётся эта поездочка…
Перед отъездом ко мне подошёл самый незначительный мальчик из нашего класса – маленький, тощенький, в огромных очках… С виду он смахивал, скорее, на среднее звено – класс так седьмой или восьмой, нежели на ученика десятого. Ввиду его малости и ничтожности все называли его просто Вовочкой. И звучало это отнюдь не ласкового, а достаточно уничижительно. Клянусь, за пару месяцев в этом классе я даже ни разу не слышала, как он вообще разговаривает. Ну, или не обращала внимания.
- Прости, пожалуйста… - огромные, из-за толстых очков, глаза, делают его похожим на озабоченного муравья.
- Да? – я удивлённо разглядываю это странное существо, гадая, что ему вдруг от меня понадобилось.
- Я… я просто хотел… - видно, что слова даются ему нелегко, - Хотел… поговорить с тобой! – он с силой выталкивает каждое из них, и влажные, расплывчатые, беспокойные глаза становятся уже просто жалкими. Я, как человек с развитой эмпатией, пытаюсь его подбодрить:
- Говори, я тебя слушаю... – и даже сажусь на подоконник и ободряюще улыбаюсь.
- Короче… я хотел сказать… чтобы ты не доверяла ему… - чуть не плача, выдавливает Вовочка.
- Кому? – удивляюсь я, и тут же до меня всё доходит: - Да какое твоё дело! – возмущённо вскрикиваю, и соскакиваю с подоконника: - Что вы все заладили одно и то же!! – и… внезапно понимаю, что сболтнула явно лишнего.
- Кто? – он вдруг цепко хватает меня за рукав, - Кто ещё тебе говорил?
- Дед Пихто! – злобно шиплю я, как рассерженная кошка, и вырываю руку: - Отвали!
…И гордо удаляюсь прочь по коридору, намереваясь поскорее забыть весь этот бред. Но… у самой лестницы почему-то торможу… и оборачиваюсь. Вовочка, весь красный от непосильного бремени этой неудавшейся беседы, стоит всё там же, где я его и оставила, и тоскливо смотрит мне вслед… Помедлив две секунды, и приказав себе отбросить прочь все глупые эмоции и поскорее забыть непрошенных советчиков, бегом спускаюсь на первый этаж. Уже в гардеробе, накинув пальто, вдруг понимаю, отчего мне стало так неуютно, когда я увидала этот его взгляд. Точно с таким же выражением смотрят ветеринары, когда сообщают владельцу, что его любимую собаку или кошечку уже не спасти…
…Длинный, как кишка, состав, занимает собою всю видимую часть железнодорожной платформы. Неужели так много народу едет сейчас на юг?! Там ведь уже не жарко – от октября осталась пара дней, и наступит самый хмурый и длинный осенний месяц. Лично мне он никогда и осенним-то не казался. Он, скорее, переходный между осенью и зимой. В эту пору хочется зарыться поглубже в одеяло, и даже носу на улицу не показывать! И вообще никуда не показывать… Конечно, там, на далёком и ласковом юге, сейчас ещё довольно тепло… по сравнению с нашими широтами. Но всё равно уже не лето, и купаться получится вряд ли.
- Ника, ты купальник взяла? – как будто угадав мои мысли, спрашивает Галочка Хазарова, вертлявая и суетливая моя одноклассница.
- Да нет… - пожимаю я плечами, - Зачем он мне? Вода сейчас уже холодная…
- Нормальная там вода! – встревает Олеська Скрипникова, - Она остывает медленнее воздуха!
- Вот и проверим… - философски заключаю я, и пытаюсь запихнуть свою дорожную сумку под нижнюю полку в нашем плацкартном отсеке.
- Зачем сама мучаешься? – возникает рядом Дин, - Дай-ка сюда… - и в два счёта приводит в действие механизм, поднимающий сиденья.
- И нашу подними, будь другом! – стреляет глазками Скрипка, как зовут её все.
- Готово! – ухмыляется Динар, - Кому ещё помочь?
- Ну не знаю… - ржёт Галка, - Пойди по вагонам, я думаю – никто не откажется!
Мой парень демонстративно закатывает глаза и делает головой движения, означающие: - «Как же вы все меня достали!» И тут я с ним полностью согласна. Вокруг него всегда, где бы он не появился, тотчас же собирается толпа воздыхательниц. Это мне, с одной стороны, льстит, а с другой…
- И как только тебе удалось его охмурить? – в который уж раз завистливо спрашивает Скрипка, ничуть не смущаясь присутствием предмета обсуждения.
- Легко! – отвечает за меня он, - Один взгляд – и готово! Тебе так не суметь, Скрипочка… - и усмехается.
- А может, попробуем? – она подходит к нему почти вплотную, и смотрит также, как Мулька, моя соседка по дому, когда хочет именно «охмурить» очередного парня.
- Перестань, Олесь! – возмущается, тоже за меня, Галка. Видимо, они сегодня сговорились озвучивать мои мысли. Ну и пусть, а я пока посижу и спокойно в окно погляжу…
- Ну коне-ечно… - жеманно вздыхая, тянет Скрипникова, - Куда уж нам… вы, говорят, уже и платье белое пошили на заказ? – и зырк своими глазищами в мою сторону.
Я чуть улыбаюсь и продолжаю молчать. С недавних пор поняла, что такая тактика в некоторых случаях работает получше тысячи слов. И правда – Олеська наконец успокаивается, и, демонстративно вздохнув, лезет на свою верхнюю полку.
- Ты на нижней будешь спать? – осведомляется мой заботливый кавалер, - Одеяло у тебя есть, всё нормально?
- Да всё у неё есть! Вали уже отсюда!! – злобно фырчит с верхотуры Скрипочка, - Мы переодеться хотим! А если чё не хватит – приходи вечерком, сам погреешь! А мы полюбуемся! – и снова ржёт.
- Знаешь, Олесь, это уже слишком! – наконец не выдерживаю я, и смотрю на неё осуждающе. Вообще, она девчонка неплохая, добрая… но иногда её просто заносит. И надо, чтобы кто-нибудь осадил.
- А кто с вами ещё едет? – Динар тоже никак не угомонится, - В этом купе?
- Не знаю… - я пожимаю плечами, - Может, и никто… Спросим потом у Любочки.
- Ну ладно… - говорит он, и, дёргая губой на одну сторону, озадаченно осматривает ещё раз всё наше дорожное помещение, - Отдыхай! Я потом ещё приду… - чмокает меня в щёку, и удаляется вдаль по составу в свой вагон.
- Не, ну кроме шуток, Ник… - свешивается с верхней полки любопытная голова, как только Динар исчезает, - Как тебе это удалось?! Он же ни с кем больше двух недель не встречался… Да и то – только ради…
- Скрипникова!! – рычит Галька, - Хватит уже, умоляю!! Ну что ты к ней пристала?! Дай посидеть спокойно! Пойдёмте лучше завесим одеялом проход!
Что мы все вместе благополучно и проделываем. Через несколько минут поезд резко дёргается всем своим длинным гусеничным телом, и… трогается с места, весело перестукивая бесчисленными круглыми ногами. Мы едем, мы едем! В «наших» вагонах радостное оживление – приключение начинается!!
… Благословенный Юг встречал нас действительно очень тёплой, даже по здешним меркам, погодой. Все радостно побросали свои громоздкие демисезонные вещи в чемоданы и сумки, и почти в одних маечках двинулись до места расселения. В гостинице выяснилось, что меня расселили в номер с одной девицей из одиннадцатого класса. Репутация у этой особы наличествовала, мягко говоря, сомнительная. Я даже расстроилась было, но потом подумала – а что я так переживаю? Нам всё равно вместе только спать. Днём же никто в номере сидеть не станет. Вышло так потому, что в своём новом классе я ни с кем пока толком не сошлась – практически все девчонки знали друг друга ещё с прошлого года, и мне пары не нашлось. А почему эта Лиля из «старожилов» оказалась тоже в одиночестве, я не знала. Да мне, в сущности, было почти всё равно. В первый же вечер она свинтила к кому-то в другой конец коридора, и оттуда до самого отбоя слышалась гремящая музыка и взрывы безудержного хохота. А ко мне, само собой, пришёл на освободившуюся площадь Динар, и мы прекрасно провели время – целуясь, валяясь вдвоём на моей достаточно узкой кровати, и болтая о разных пустяках.
- Шухер! – раздаётся там и сям, хлопают двери номеров, и запоздавшие жильцы возвращаются на свои законные места. Несколько минут до отбоя – пора прощаться…
Новый день увидел нашу тёплую экскурсионную компанию неприлично рано для каникул – чуть ли не к семи часам утра нас ожидал в столовой завтрак, а после – бесконечный «чёс» по музеям, памятникам и прочим «злачным местам». И так несколько дней подряд. Честно, из всей этой кутерьмы мне запомнилась только галерея имени Айвазовского, и его потрясающая картина со знаменитой «лунной дорожкой». Куда ни отойдёшь – сияющая эта дорожка, как живая, двигается вслед за тобой! После такого напряжённого «отдыха» я лично в гостиницу приползала еле живая, и перспектива идти ещё куда-либо самостоятельно меня абсолютно не привлекала. Да нас и не пускали никуда одних, поэтому все зажигали, разбившись на компашки по интересам в больших четырёхместных номерах, или ходили в кинозал смотреть фильмы, которые каждый вечер крутили с проектора на большом экране. Отдельные энтузиасты также посещали спортивный зал, правда, больше не для тренировок, а чтобы тихо покурить в укромном закутке у запасного выхода из здания. Ну, а у нас вечера не блистали разнообразием, и только с каждым разом всё дольше длились поцелуи, всё настойчивее становились руки… всё крепче объятия…
- Дин! Ну я ведь просила тебя… не надо… и ты, между прочим, говорил, что не станешь возвращаться к этому вопросу…
- Да… - он хмурится, нехотя отстраняется от меня, и в своей меланхолии становится и вовсе похожим на принца в изгнании. Я отлично вижу, что его такое положение вещей не устраивает, и пытаюсь разными способами отвлечь:
- Расскажи что-нибудь… мне нравится слушать, как ты рассказываешь про политику… Я, правда, мало что понимаю… но всё равно очень интересно!
Он улыбается снисходительно, довольный моим немудрёным комплиментом, и продолжает моё полит-просвещение. Причём далеко не в официозном ключе. С его слов выходит, что дедушка Ленин вовсе не великий вождь мирового пролетариата, а тиран и убийца русского царя, и что наша страна семимильными шагами движется прямиком в пропасть (вот в это я легко могу поверить, все признаки всеобщего коллапса налицо – в магазинах уже почти нет продуктов, а в школах – учителей).
- И вообще… - продолжает он просвещать меня, увлекаясь, - Я тут узнал… в шестнадцать можно замуж выйти. Надо только справку с женской консультации.
- Какую справку? – подозрительно прищуриваюсь я.
- О беременности, – он произносит это так легко и непринуждённо, словно речь идёт о каких-то пустяках – ну подумаешь, справка о беременности!
- Слушай, хватит! – злюсь я, и вскакиваю с гостиничной койки, - Мы с тобой сто раз всё это обсуждали! Сначала я закончу школу, а уж потом поговорим на эту тему.
- Но я-то эту долбаную школу закончу уже в этом году! – вдруг говорит он.
- Как так? Ты же ещё только в девятом, тебе этот год надо проскрипеть, да ещё потом целых два.
- Кому нужны эти последние два? – он пренебрежительно складывает свои красивые губы в трубочку, - Девятый и тю-тю! Только они меня и видели!
- Ну, а дальше что? Куда ты пойдёшь с неполным аттестатом? – волнуюсь я так, словно речь идёт об аттестате моём собственном.
- Никуда, - спокойно пожимает плечами, - А зачем? Деньги делать можно и вообще без аттестата.
- И это всё, что тебя в жизни интересует? – я кипячусь, как забытый на плите чайник.
- Всех! - назидательно говорит он, - Запомни, малыш, всех! Интересует именно это. Зачем поступают на вышку, по-твоему?
- Ну… получить хорошую профессию… устроиться на приличную работу…
- Вот! А что такое приличная работа? Я скажу тебе! Это когда ты получаешь от трёхсот и выше. А дядька мой за месяц делает в три раза больше, и безо всякой приличной работы. И я также буду.
- Сколько?! – в голове у меня мелькают эти невероятные цифры. Он, наверное, шутит… - Каким это образом, хотелось бы мне знать, можно так зарабатывать?
- А вот это уже не женское дело, малыш… - уверенно говорит Динар, - Тебе о таком знать вовсе не нужно.
- Вот как… - с оттенком горечи резюмирую я, - А о чём же мне тогда нужно знать?
- Ну… обо всяких ваших женских вещах… - пожимает плечами Дин, - Сумочки-помадки, платьица-духи… всё в таком роде… - и улыбается снова снисходительно.
Меня всё это очень напрягает, но виду я стараюсь не показывать, прекрасно зная, что получу только одно – очередную ужасную ссору. А я не хочу с ним ссориться… В конце концов, далеко не каждое сказанное слово становится чем-то реальным. Поживём, как говорится, и увидим.
…В предпоследний день взрослые сжалились над нами, и разрешили всем желающим идти на морской берег, с двумя обязательными сопровождающими. Мне купаться особо не хотелось, а вот по побережью побродить – даже очень! А Динар идти вообще не собирался:
- Чего я там не видел, на этом вонючем берегу… Один мусор кругом… То ли дело за границей! Когда поженимся, обязательно поедем с тобой за границу – в Болгарию или даже в Турцию. У нас там родственники. Тенгиз-ата всё устроит в лучшем виде.
- А зачем ты тогда вообще сюда поехал? – удивилась я, - Если даже не хочешь на море посмотреть?
- Да видел я это море! - отмахнулся он, - Я здесь только из-за тебя… Вдруг кто обидит, пока меня рядом нет? Ах, ты, моя глупышка… - далее следует щемящая сердце пауза, свободная от каких-бы то ни было слов…
- Ну - иди, иди… прогуляйся… Твои подружки ведь пойдут?
- Да, все наши собираются, - подтвердила я.
- Вот и отлично! А у меня что-то голова побаливает, я, пожалуй, покемарю тут, пока вы там на море смотрите… - рассеянно чмокнул меня в лоб и ушёл в свой номер.
Я скрючила недоумённую гримаску, и постояла немного в задумчивости. «- Ну и пусть не идёт!» - решила наконец, - «- А я ещё когда на море-то теперь попаду…»
Феодосийское побережье встретило нашу развесёлую компанию пронизывающим холодным ветром. Но подавляющее большинство юных туристов, невзирая на крикливые предупреждения учителей, смело ринулось в холоднющую, на мой взгляд, воду. Пока они резвились в набегающих волнах, визжали и топили друг друга на мелководье, бедные наши сопровождающие метались, как верные собаки, которым и хочется защитить своих ужасно неосмотрительных людей, и в воду залезть страшно.
- Хабарова!! Ты что делаешь, а ну, вернись немедленно!
- Шкарлет, а ты куда полез, Господи боже мой! И зачем мы их только сюда привели!!
Немного побродив по берегу, я погрузилась в поиски чего-нибудь интересного среди песка и мелких обломков ракушек… но от этих истеричных криков и завываний, а может, и от сильного, пронизывающего насквозь, ветра, вскоре ужасно разболелась голова.
- Можно, я пойду в гостиницу? Мне что-то нехорошо…
- Иди! – махнула на меня, почти не глядя, учительница, - Ты у нас с головой дружишь, в отличии от некоторых… - при этом, как мне показалось, она имела ввиду не бесшабашных учеников, а именно себя)).
Временное наше пристанище располагалось недалеко, и я пошла обратно пешком, надеясь, что от движения станет полегче. Почти дойдя до гостиницы, почувствовала на лице первые капли летящего навстречу дождя… и до меня наконец-то дошло, в чём дело. К перемене погоды голова моя всегда трещит по швам. Просто здесь как-то уж слишком резко всё поменялось – ещё пару часов назад в небе не было ни единого облачка, да и холодный ветер нагнал нас только у побережья. Северный ветер, мой давний тревожный знакомец… зачем ты нашёл меня тут, у безмятежных чужих берегов?
Оказавшись внутри, я первым делом пошла в столовую – взять себе чаю с лимоном. Обычно неплохо помогает… Потом вдруг вспомнила, что и Динар ведь жаловался на головную боль! Надо сходить, проведать, как он там…
- Привет… - тихонько отворяю дверь, - Смотри, что я… - и тут же на меня обрушивается такое зрелище, что разом темнеет в глазах, и разрывает виски от пульсирующих сгустков жуткой боли! Лилька… моя соседка по номеру… практически без одежды… и он… разбросанные как попало вещи… сползшая с кровати простыня… Нет, это неправда!! Какой-то кошмарный бред… Я не верю, не верю своим глазам… Я, наверное, сплю, и всё это только лишь снится…
- Постой!! Ника, постой!!
…Ничего не желаю слышать, никого не хочу видеть… Прочь, все прочь!! Бегать я тоже умею, если надо… Всё!! Только замок повернуть… и голову спрятать в подушки… не слышать, не слышать, Не СЛЫ-ШАТЬ!!! Не думать, не знать, не дышать…
… - И давно она там заперлась?
- Не знаю… мы вернулись, переоделись, пошли обедать… в столовой её никто не видел…
- Ника, ты спишь? Ни-ка!! Через пятнадцать минут на экскурсию уезжаем! Да что там с ней такое…
Резкий стук в дверь. Настойчивый, непрекращающийся. Голоса. Ещё голоса. Потом крики. Потом опять стучат. Шли бы они все лесом, я не стану открывать…
- Неужели так крепко спит?! Нет, как хотите, Любовь Алексеевна, но нужно открывать. У дежурной наверняка есть запасной ключ.
Вот так-то лучше… Голоса умолкли, суматоха стихла… Можно спать и ни о чём не думать… ни о чём…
Опять стук! Да что ж такое, не дают никакого покоя… Звук открывающегося замка…
- Ника! Ты что, спишь?
- А… да… у меня голова очень болела…
- А зачем закрылась изнутри?! Мы тут все чуть с ума не посходили…
- Простите, пожалуйста… Нечаянно… Я не могу идти на экскурсию…
- Ты выпила какую-нибудь таблетку? У тебя так болела раньше голова?
- Да… цитрамон… всегда к перемене погоды болит… Хорошо… Я буду здесь, конечно…
- Дверь больше не закрывай!
«Да не буду я закрывать вашу дверь… Я сейчас встану и пойду в душ… Где мой пакет… надо взять полотенце…»
Длинный пустой коридор пуст. Все уехали. Душевые в са-амом конце… «Горячая вода… Матерь богов, спасибо, что создала горячую воду!!»
Я стою под обжигающими струями и не вполне понимаю – это вода такая солёная здесь или мои горючие слёзы бегут нескончаемым потоком, смешиваясь с рукотворным водопадом, низвергающимся сверху… Почему-то очень хочется думать о простых и банальных вещах. Хороший у них здесь душ – сильный напор, вода приятная… Я ведь не в первый раз тут моюсь… а раньше не замечала, какая, оказывается, хорошая здесь вода! Интересно, они её из моря набирают или из какой-нибудь реки? Или из озера… Надо почитать, что тут ещё есть, кроме моря… Наверняка ведь что-то есть… Ну вот, теперь я чистая. Очень чистая, как до того… ну, впрочем, неважно. Остаётся только высушить полотенцем волосы… И фен тоже хороший – сильный, горячий…
Возникшее за спиной лишнее отражение в зеркале меня нисколько не удивляет и не пугает.
- Приближаться не смей! – угрожающе говорю я ему, не оборачиваясь.
- Малыш…
- Говорить тоже ничего не смей!! – теперь уже оборачиваюсь, и смотрю ему прямо в лицо с неприкрытой яростью: - Молчи, или я за себя не ручаюсь!!
Он что-то такое видит в моих глазах, и его собственные, только что подсвеченные надеждой, потухают… Я снова отворачиваюсь к зеркалу и продолжаю сушить волосы. Фен ревёт, как взлетающий самолёт, и мне всё равно ничего не слышно. Вот и прекрасно. Слова не помогут. Никакие, хоть будь они трижды волшебными. Я больше не верю словам.
…Никому, ни одной живой душе, не сказала я тогда ни единого словечка о том, что увидела в номере парней. Динар продолжал маячить где-то поблизости бледной тенью себя самого… а я смотрела сквозь него, и на любые попытки заговорить просто разворачивалась и уходила прочь. Позиция у него была невыгодная – вокруг всё время находились люди. Я старалась держаться в гуще толпы, насколько это было возможно, и считала часы до отъезда. Делать ничего не хотелось, есть тоже… идти куда-то – тем более. Но всё-таки пришлось. Чтобы снова не остаться в номере одной. Или ещё хуже – с Лилькой. Хотя она ко мне старалась не приближаться, и проскальзывала в наш общий номер либо в моё отсутствие, либо уже под самый отбой – нырк в постель и тишина…
«Хорошо, что это случилось уже почти в конце поездки…» - заговаривала я сама себя, пытаясь унять жуткую душевную боль, как заговаривают знахарки больной зуб: - «Каких-то полтора дня, и буду уже дома…»
…Перед отъездом нам выделили свободный вечер, и повели просто пройтись по магазинам, чтобы затариться сувенирами. В обычных торговых точках, как и везде, почти ничего не было, а если и завалялось что – продавалось втридорога. Зато вовсю торговали с лотков сувенирами самодельными, и наши, радостно гомоня, закупились глянцевыми большими раковинами с восседающими на них котиками и черепахами, склеенными из таких же ракушек, но помельче; ракушечными же бусами, серёжками и кулонами; мыльницами и стаканами, ручками и рамками для картин, и прочей ерундой, насквозь пронизанной фальшивой и дешёвой морской туристической тематикой. Я бродила по лавкам вместе со всеми, улыбалась, разглядывала, смеялась и болтала с девчонками, как будто ничего не случилось. Не слишком внимательные однокашницы во мне самой никаких перемен не заметили, но зато чётко зафиксировали перемену в наших отношениях с Динаром.
- Вы что, поссорились? Совсем? Или так… не очень?
- Ты с ним вообще не разговариваешь, да? А почему? Что случилось?
Все просто сгорали от любопытства и желания хоть что-нибудь выведать! Хоть крупицу информации, из которой потом можно будет раздуть такого! Но я только загадочно улыбалась и не давала им не малейшего шанса. Ежу понятно, что и без этого слухи поползли моментально, но от меня лично никто и ничего не узнает. Лилька, если уж не совсем дура, тоже, надеюсь, будет молчать… Когда первый испуг прошёл, и она поняла, что я ничего не рассказала учителям, я пару раз ловила на себе её испытующие взгляды… В них было, пожалуй, даже некое уважение… Но мне было плевать и на неё саму, и на её богатый внутренний мир с высокой колокольни. Я сосредоточилась только на одном – поскорее попасть домой. В спасительную собственную спальню. Где меня никто не достанет, и можно будет, наконец, дать выход зашкаливающим эмоциям.
- Ника, что с тобой? – на меня внимательно смотрит Лера - тихая, ничем особо не выделяющаяся отличница. Кроме длины своих шикарных волос – вот они у неё действительно потрясающие! По времени появления в классе она числится непосредственно передо мной – приехала в город вместе с родителями, в самом конце прошлого учебного года.
- Ты какая-то… - она серьёзно вглядывается, чуть хмурясь, и не вдруг подбирая слова: - Какая-то… отсутствующая…
«…Браво, Лерочка! Ты единственный, умеющий видеть, человек, среди этой беспечной толпы…»
- Он… обидел тебя, да? – спрашивает она осторожно.
- Меня? – я гордо поднимаю вверх подбородок, - Глупости! Да я сама кого хочешь обижу! – и тут же отвожу от неё взгляд: - О, какая прелесть! – мы стоим возле газетного киоска, и глаз мой, замыленный бесконечными сувенирами, вдруг упирается в симпатичную бежевую обложку:
- Кулинарная книга… Рецепты Крыма… - вслух читаю я, пытаясь показать, что поиски стоящего сувенира – это всё, что меня в данный момент интересует, - Отлично! Вот её мы и возьмём!
- И правда, оригинально… - соглашается со мной Лера, и тоже приобретает экземпляр крымских рецептов.
За короткое время, оставшееся до отъезда, мы с ней становимся чуть ли не лучшими подругами – находится множество общих интересов и тем… она мне рассказывает, как её семья буквально убежала из Душанбе, где они жили и не тужили вплоть до прошлого марта… как там гнобят и притесняют сейчас русских, выгоняют из квартир и домов… и это ещё повезёт, если просто устроят погром и выселят, даже не дав толком собраться – уже были и случаи самой настоящей кровавой расправы…
Я слушаю её и не верю своим ушам – это что же такое, чёрт возьми, происходит у нас в стране?! Выходит, Динар-то был прав, когда посвящал меня в свои странные политические взгляды…
- И как же вы здесь… где живёте? – сочувствуя чужой беде, спрашиваю я её.
- Ну, отец пока в ЖЭУ устроился сантехником… дали служебную квартиру… на очередь поставили, как вынужденных переселенцев…
Мне нравится эта тихая девочка, я чувствую к ней расположение… Похоже, она тут единственная, кто не озабочен шмотками и поисками парней… Да ещё и литературой увлекается… Определённо, мы можем подружиться!
…Уже погрузившись в поезд, я чувствую просто-таки ненормальную сонливость… Меня так плющит, словно сверху придавили небо тяжёлой бетонной плитой. Еле-еле доползаю до своей верхней, на этот раз, полки, и проваливаюсь в тяжкую, перемежающуюся кошмарами, дремотную пропасть…
- Где я?! Вокруг темно… никого рядом… и слышен только ритмичный перестук колёс… «Наш» отсек снова занавешен одеялом, и как будто бы издалека… из-под толщи воды… доносится шум голосов и оживлённый смех… И ещё прилипчивая простенькая мелодия:
«Одна девчонка в шестнадцать лет
Купила на поезд плацкартный билет…»
- эту незатейливую песенку и прочую подобную ерунду уже до дыр заездили наши девчонки, сотни раз прокручивая на переносном кассетном магнитофоне. И дальше:
«Синие лебеди, светлые сны...
Гордые птицы волшебной весны,
Вы обманули меня, улетели, за дальние дали…
Синие лебеди, где же вы, где?
Тени от крыльев на синей воде,
Вы же любовь от беды уберечь мне обещали…»
Ну что ж… а мне и не обещал никто беречь любовь… так что и требовать не с кого… Но что с моим слухом? Почему я слышу всё, как из-под ватного одеяла… Надо встать… пойти освежиться…
Пытаюсь спрыгнуть, как обычно, с полки, и чуть не падаю – нога поскальзывается на гладкой откидной ступеньке, и внутри всё обрывается…
- Эй… ты тут живая ваще? – практически нос к носу сталкиваюсь с… Лилькой! Она стремительно ныряет в щёлку между зацепленным за соседние полки одеялом и перегородкой плацкарты, и быстро начинает тараторить, виновато бегая глазами:
- Ты… это… брось на него дуться… Ну подумаешь – перепихнулись пару раз… А ты как думала - что он будет дожидаться, пока тебя не уломает?! У парней, знаешь ли, свои потребности…
- Пару раз?! – из этого словесного потока я извлекаю лишь самую нужную для себя информацию. Остальное мне и без неё известно – поглядите, какая лекторша нашлась…
- Ну… - тушуется она, понимая, что сболтнула явно лишнего, и вдруг чуть ли не умоляющим тоном шепчет, поднимая свои густо накрашенные брови домиком: - Не будь ты такой занудой… он же там весь уже извёлся… Смотри - доведёшь парня до беды… Ты ведь тоже не маленькая, хоть и вся такая правильная… Должна ж понимать, что к чему!
- А тебе какое дело? – я спрашиваю это беззлобно, почти жалея её, потому что уже начинаю догадываться, что эта несчастная втюрилась по уши, и на всё готова, лишь бы только зацепиться хоть за кро-ошечный шанс…
Она молчит… но смотрит так, что мои догадки уже не нуждаются в вербальном подтверждении.
- Я больше не намерена иметь с ним ничего общего! Так что можешь подобрать… - милостиво выговариваю я.
- Да если бы! – вдруг почти вскрикивает она отчаянным шёпотом, - Думаешь, я не пыталась?! Он же любит тебя, дура… по-настоящему любит… Любая другая на твоём месте вцепилась бы когтями и зубами… А ты…
- А я не любая! – жёстко перебиваю я её излияния, - Спасибо за сочувствие, но мне нужно идти…
Лилька досадливо трясёт головой, и пытается, схватив меня за руку, сказать что-то ещё… про какую-то беременную от него девчонку, которая сделала аборт и чуть не умерла, ещё про какую-то, вскрывшую себе вены в ванной…
А меня уже разбирает истерический смех от всей этой нелепой сцены… и новую страшную информацию о любимом (всё ещё любимом, вот ужас-то в чём!) отказывается воспринимать мозг… я вырываюсь от неё, стремительно бегу вдоль по вагону… и в самом конце, почти у туалетов, вижу такую картину: в тесном отсеке набились, как шпроты в жестяной банке, наши – и пацаны, и девчонки… Сашка Архипов бренчит на гитаре… кто-то пытается петь… И опять, блин, про этих долбаных синих лебедей! Дались же они им всем… С верхних полок свешиваются чьи-то бесчисленные ноги и головы… шум, гам, смех, грех… скольжу взглядом по всей этой пёстрой кутерьме и… откуда-то сбоку, с другой стороны, слышу хрипловатый, до боли знакомый голос… Всякий раз, когда я слышу этот голос – неважно, в ссоре мы или нет – у меня внутри сильно сжимается что-то… становится немного больно, и одновременно радостно, и жарко, и холодно, и всё, всё сразу!! Ну зачем, зачем у него такой голос?! Зачем он такой вообще уродился на свет!! Зачем прицепился ко мне?! Зачем мы с ним повстречались… Кто-нибудь, дайте ответы на эти вопросы…
- Так вот же она, наша спящая красавица! – говорит он как-то уж чересчур бодро, даже пафосно, - Выспалась, наконец?! А мы тут ждём-пождем… да, Лерусик?
Заслышав последнюю фразу, я медленно оборачиваюсь… Его сапфировые глаза светятся злой усмешкой… одной рукой он крепко прижимает к себе Лерку… и гладит её роскошные длинные волосы… Чёрт возьми, Лерку!! Почему её? Неужели она такая же, как и все… А в глаза не смотрит, сучка… Вот уж действительно – никому нельзя верить, кроме самой себя!! Это очередное предательство настолько меня вымораживает, что просто уже нету ни слов, ни эмоций… Я тупо стою, как пригвождённая к месту, и тоскливо смотрю и смотрю… Забыла – куда шла, зачем… А он… он всё говорит и говорит что-то ядовитое… злое… похабное даже… но смысл этих слов до меня почти не доходит… как до собаки – одна интонация….
- Ни-ик… - кто-то из девчонок трогает меня за плечо, - Пойдём отсюда, а?
- Да пойдите вы уже все, все!!! – ору я в бешенстве, и срываюсь с места. Бегу вдоль по вагонам, не разбирая дороги, сметая на своём пути всё и всех, кто подворачивается под ноги – чемоданы, пассажиров, несущих в руках горячий чай; проводников, мелких детей, вышедших покурить в тамбур взрослых мужиков… Стучат распашные двери между вагонами, кто-то орёт, кто-то ругается вслед… а я всё лечу, и никак не могу остановиться… Наконец, в каком-то из вагонов, за бог знает сколько отсеков от нашего, меня ловят подоспевшие учителя, и, рассыпаясь в извинениях перед всеми, кому моё бегство причинило сколько-нибудь ощутимый вред, этапируют обратно. Кажется, я реву в голос и трясусь, как парализованная старуха, или это рядом кто-то так истошно орёт… Всплывает откуда-то озабоченное лицо Динара… нет, это наверное, мне только кажется… перепуганные девчонки столпились возле нашего плацкартного уголка… и наконец, прямо перед своим носом я вижу ненормально огромные и влажные, как у телёнка, глаза Вовочки… только они почему-то перевёрнуты наоборот… вверх ногами… Но разве у глаз есть ноги? Господи, как же смешно…
- Да у неё самая настоящая истерика! Надо врача!
- Где ж мы здесь возьмём врача-то, матерь божья…
Рядом возникает высокая фигура в фуражке и синей униформе и торопливо спрашивает:
- Что у нас тут?! Так, понятно… вызывай скорую, Татьяна! Останавливаем состав стоп-краном!
Снова суета и суматоха… недоумевающие пассажиры высовываются головами из всех щелей, словно тараканы, потревоженные внезапной дезинсекцией…
И какой-то назойливый, противный, то ли вой, то ли плач настырно льётся мне в уши:
- Ника… прости, прости меня!! Прости пожалуйста… я… я не хотела… я не думала…
- Господи, ещё одна с катушек слетела!! Да что у вас тут творится?! - измученная вконец нашими разборками Любовь Алексеевна бессильно опускается рядом со мной и щупает лоб:
- Ого!! – она отдёргивает руку, как от горячего утюга и хватается за собственную голову: - Где, чёрт подери, эта скорая?!!
Почти сразу же после этого вскрика, исполненного отчаяния, поезд резко тормозит, дёргается туда-сюда… с полок падают чьи-то вещи… стеклянные ребристые стаканы в железных объятиях своих подстаканников выбивают отчаянную чечётку и сползают по столикам назад и влево… где-то что-то разбивается, кто-то снова громко кричит… Промежутка никакого я не помню… а может его и не было вовсе… и вот уже новое и чужое лицо смотрит на меня озабоченно и устало:
- Сделаем укол… вот нашатырь, если снова сознание потеряет… Откуда мне знать, что?! – вдруг огрызается это гладко выбритое, безразличное лицо, - Это вам, любезная, должно быть виднее, что с вашими подопечными тут происходит… Может, паническая атака… может даже гипертонический криз… да-да, на фоне сильных потрясений и в этом возрасте бывает! А может, банально беременная… даже скорее всего… Счас посмотрим… мы мало что можем в этих условиях… Да нет, давление вроде нормальное… немного понижено, но после укола бывает… Пусть спит, короче. Приедет – сходит с родителями к врачу. Э-эх… молодо-зелено…
Чужое безразличное лицо расплывается… становится жидким, как часы Дали… и уплывает в далёкое Море лиц… Все они толкутся, как большие и блёклые рыбы… перемещаются туда и сюда в толще прозрачной воды… открывают беззвучно рты… И только одно лицо… только одно-единственное – божественно красивое, как у древнегреческих статуй… остаётся висеть надо мною, сияя в этом вязком сумраке, словно больное, нахмуренное ноябрьское солнце…
Мобильных телефонов в ту пору ещё не водилось в наших краях, но каким-то чудесным, загадочным образом, слухи о моей предполагаемой беременности добрались домой быстрее поезда.
- Да как ты могла!! – орёт в истерике мать, едва я успеваю переступить порог, - Как ты могла так поступить со мной?!
- Ты о чём?! – я смотрю на неё недоумённо и настороженно.
- О твоём позоре, вот о чём!! Так я и знала, что этот наглец тебя обрюхатит!! Все они такие, все! Им нужно только одного!! Что этот, что отец твой… а чуть почуют ответственность – сваливают налево! Как мы теперь в глаза людям смотреть-то будем… - она картинно опускается на диван, заламывает руки и плачет.
- Я, вообще-то, не беременна… - сообщаю с каменным лицом.
- Ты уверена?! – кричит она, вскакивая и подбегая ко мне. Смотреть на неё страшно – лицо скрючила злобная гримаса, один глаз подёргивается, руки дрожат… Я вдруг вижу, какая она стала поблёкшая и некрасивая…
- Уверена.
- Как ты можешь быть в этом уверена, как?!
- Очень просто, - я пожимаю плечами, - Раз я ни с кем не спала, значит, и не беременна. Вот и всё.
- Но врач же сказал…
- Что, что сказал врач?! – закипаю я снова, - Ты сама-то там была?! Нет? Вот и заткнись!
- Да как ты… - в её глазах испуг и ненависть, - Да как ты смеешь так с матерью разговаривать, сучка мелкая!! А ну, марш в свою комнату, и чтобы даже не вылезала оттуда никуда!!
А вот это я с большим удовольствием! Только этого мне и надо…
- Если кто-нибудь придёт – не пускайте! – ору я уже из-за своей двери, - Никого! Меня нет! Я заболела, умерла, уехала – что угодно!!
От каникул остаётся всего один день, и тот неполный. Завтра нужно в школу… Впрочем, в субботу я и в лучшее-то время не ходила. А теперь и подавно не собираюсь…
- Милая моя… - это уже бабушка пришла на свою законную половину жилплощади, которую мы с ней делим с самого моего рождения, - Как чувствуешь-то себя?
- Да нормально, бабуль… Отлежусь немного, и будет всё хорошо…
- Это правда, что мать-то сейчас орала? – осторожно спрашивает она.
- Ты о чём? – я опускаю книгу и смотрю ей в глаза. Мне интересно, какие слова подберёт для этой же ситуации другой человек.
- Ну… - смущается моя добрая бабушка, - Грязное дело-то у вас было?! – тихонько говоря эти «срамнЫе» слова, она озирается вокруг, как будто сквозь стены нас могут услышать соседи.
Меня разбирает хохот:
- Грязное дело?! Да так сейчас называют преступления, бабуль! Убийство, тяжкие телесные… А ты что имеешь ввиду? – и невинно хлопаю глазами.
Бабушка смотрит совсем потерянно:
- Всё ты отлично понимаешь! – сердится она.
- Не было… - вздыхаю я, пожалев её, - Ничего не было. А может, было бы лучше, если бы и было…
- Ох, не надо! – качает головой бабуля, - Успеешь ещё… От такого одни только неприятности…
- Правда? – испытующе спрашиваю я, - А почему тогда все так и норовят поиметь такие неприятности, а?
- Откуда ж мне знать… - уходит от прямого ответа бабушка, и опять смущается.
- Нет, ну правда… - продолжаю приставать к ней я, - Ты вот сама… ты же была замужем… мою маму родила… Неужели так уж всё плохо было?
- Пил он запоями, - вдруг невпопад говорит бабушка, - Все денежки пропил… и голову свою пропил, и себя самого… Вот и всё хорошее…
Мне становится её очень жалко… Я вылезаю из-под своего пледа, сажусь рядом и обнимаю бабушку за плечи:
- А меня вот замуж звали… а я не соглашалась… поэтому он нашёл себе более сговорчивую… а может, даже и не одну…
- Господи! – бабушка изумлённо таращит свои подслеповатые глаза, - Тебе ещё и шестнадцати нет! Какой замуж?!
- Он татарин. Наполовину. – уточняю я для верности, - У них чуть ли не в четырнадцать замуж выходят.
- Это точно, - кивает бабуля, подтверждая мою информацию, - У татар свадьбы с муллой. Раньше, в деревнях-то, и у нас в ЗАГСы никто не ходил… Это сейчас молодёжь расписывается… А ты подумай, моя дорогая… Всё-таки подумай… рановато тебе ещё замуж-то… учиться надо…
На том мы и заканчиваем свою душещипательную беседу… А наутро родная мама «радует» меня потрясающей новостью:
- Собирайся, поедем к гинекологу!
- Зачем?! – изумляюсь я.
- Как это зачем?! – огрызается она, - Я должна знать, беременна ты или нет! Ты хоть понимаешь, что такое родить ребёнка?!
- В смысле, «должна знать…» - я ошарашенно смотрю на неё, - А моего слова тебе недостаточно?! Я же сказала…
- Мало ли что ты там сказала! – она пренебрежительно машет рукой, - Ты можешь и вообще ничего не понять!
- Ну ни фига себе! Я, по-твоему, идиотка?! Хотя нет… ты мне просто не веришь! И никогда не верила!
- А с чего бы это я должна тебе верить?! – прищуривается она, и спокойно отхлёбывает из своей чашки растворимый кофе.
- И правда… - соглашаюсь я, - С чего бы?! Я же худший в мире человек, лгу на каждом шагу, и доверия никакого мне нет…
- Ну хватит!! – она резко отставляет чашку в сторону, и со всей силы ударяет кулаком по столу, - Хватит мне голову морочить своими россказнями!! Я сказала – поедешь к врачу, значит - поедешь!!
- А если не поеду? – с ледяным спокойствием уточняю я, - Тогда что?
- Тогда… тогда заставлю!
- Как именно?
- Счас я тебе покажу, как именно! – обещает она, и рысью убегает в коридор. Возвращается с длинным кожаным ремнём, тяжело дыша, и раздувая ноздри, как разъярённая кобыла.
- Ты что, будешь меня бить?! – я ужасаюсь, и пытаюсь выбежать из кухни вон. Но узкий проход не даёт этого сделать, а она всё наступает и наступает, отжимая меня к окну… хлещет ремнём направо и налево, и что-то визжит при этом так, что уши режет. Я закрываю лицо руками… по тыльной стороне предплечий, по бокам, по ногам - свистя, проходится узкая кожаная полоска, оставляя горящие ссадины… В кухню врывается бабушка:
- Ты что делаешь, психованная?! Брось ремень! Брось, я тебе говорю!! А ну-ка, дай сюда…
Кажется, и бабушке достаётся тоже пару раз, в пылу сражения… Я, наконец, выбегаю в подъезд, не слушая криков, раздающихся из-за спины, а оттуда на улицу, и к Мульке – подальше из этого дурдома…
Её родителей, к счастью, дома нет, но мне приходится звонить в дверь довольно долго, прежде чем заспанная Мулечка открывает и удивлённо меня разглядывает:
- Кто это тебя так… Это Динар?!
- Нет, нет… - тяжело дыша, я вваливаюсь к ним в квартиру, - Моя мать…
- Господи… - взбалмошная, но добрая Мулька всплёскивает руками: - Пойдём в ванную, я помогу…
Минут через пятнадцать, обработанная йодом, перевязанная пластырями и бинтами, напоенная горячим чаем, я сижу в её комнате, и, размазывая слёзы и сопли, рассказываю ей все подробности произошедших недавно событий. Мулька учится на год младше, в другой школе, но дворовые слухи, которыми земля полнится, уже дошли и до неё.
- Вот урод! – констатирует она в конце моего скорбного повествования, - Помнишь, я ведь тебе сразу говорила, что он ненормальный! Вечно молчит, вечно…
- Юль! – не выдерживаю я, - Свои оценки оставь при себе, пожалуйста! Лучше скажи, что мне делать?!
- Бросить его, конечно! – она недоумённо поводит плечами. Ей вообще невдомёк, как можно так с ума сходить по парню. Мулечка к жизни относится легко, и, похоже, чувствами себя вообще не обременяет… Может, так и надо? Наверное, намного проще жить…
- Да я не об этом! Что мне вообще делать?
- Ну… не знаю… сходи к гинекологу, а что тебе терять-то? Ты же с ним не спала, если я всё правильно поняла.
- Правильно-то правильно… но это же унизительно! Вот твоя мать тебя водила к гинекологу?
- Ага, - совершенно спокойно кивает Мулька, - Раз в полгода таскаемся!
- Что?! – я поражена наповал.
- Боится! – хихикнув, сообщает подруга, - Чтобы я в подоле не принесла!
- Кошмар… неужели нельзя поверить родной дочери?!
- Ой, да ладно! – машет рукой моя соседка, - И мы такие будем, когда вырастем!
- Ну нет… Я точно не буду!
- Будешь-будешь! – Мулька заливисто смеётся, - Ладно, иди уже домой, мирись с мамкой своей…
Дома – затишье после бури. Мать сидит у себя и дуется, бабушка гоношится на кухне. Прохожу к себе, ныряю на диван и делаю вид, что сплю. На самом деле - напряжённо думаю. Зачем семья, если здесь тебя не любят? Не верят, не хотят понять? О помощи уж и речи нет никакой… Делай, что сказано, и будь рада тому, что дают. Вот и вся нехитрая психология. Жить так всегда?! Ну уж нет, дудки! Тогда что? – череду лихорадочных мыслей прерывает назойливый звонок.
- Ника! – кричит бабушка, - К тебе пришли!
- Кто там… я же просила никого не пускать…
- Я и не пускала… Вон – за порогом ждёт…
- Ты?! – я поражена наповал. Чтобы вот так, после всего, прийти прямо домой… - Что ты хотел?
- Малыш… ну прости меня, дурака… пожалуйста…
- Слушай… - я всё ещё в шоке, - Ты правда думаешь, что вот так можно – попросил прощения, и всё забыто?!
- А почему нет?
От возмущения у меня брови лезут на лоб, и я не сразу нахожу, что ответить.
Он быстро ориентируется, и подходит вплотную: - Никуш… ну перестань…
- Убери руки! – рычу я гневно, - Убери, я сказала! Поди и спроси свою Лильку, и Мульку, и Таньку… и самое главное – Лерочку! Вот её особенно. Прям скажи, что я очень интересовалась, почему нельзя так сразу простить. А потом приходи, поговорим!
- Не будь, как маленькая! – он тоже сердится.
- Я буду, какая захочу! А тебя… тебя я даже…
Он не даёт мне договорить - с силой прижимает к стене и целует. В голове всё идёт кувырком, ноги слабеют… мысли путаются… хочется реветь, как белуга, вырваться и убежать… прижаться к нему всем телом и стоять так вечно… Я сама не знаю, чего мне хочется!!
- Ты моя глупышка… - шепчет он и улыбается.
- Динар... – я тяжело вздыхаю, - Я не стану с тобой больше встречаться.
- Ты сейчас сердишься, я знаю… Но это всё пройдёт… Мы с тобой поженимся, и всё у нас будет хорошо…
- Чёрт! Что ты себе втемяшил этот бред! Если так уж хочешь жениться – ну почему ты не выберешь себе такую, которая будет этому рада?
- Разве ты не понимаешь? – он заглядывает мне в глаза, и это снова действует на меня, как дудочка факира на змею, - Я люблю тебя! Тебя, а не кого-то…
- И поэтому ты спал с Лилькой? – отворачиваясь, горько спрашиваю я.
- Нет. Лилька просто подстилка. Она меня не интересует. Ты всё поймёшь, когда мы…
- О господи!! – я вырываюсь от него, - Нет! Можешь даже не мечтать, понял? Вот поэтому я и не буду больше с тобой встречаться! Наши планы на жизнь не совпадают, как ты не понимаешь?!
- Это ты не понимаешь. – он спокоен и уверен в себе, как никогда, - Послушай меня внимательно. Хочешь или нет – ты будешь моей. Пусть не сейчас, не завтра... Настанет время. Я подожду. Ты просто ещё не выросла.
- Не устанешь ждать-то? – иронично осведомляюсь я.
- Нет, - он улыбается так, что мне становится страшно, - И ещё – имей ввиду. Убью любого, кто приблизится хотя бы на метр! Я не шучу.
Я смотрю на него – он и правда не шутит. Теперь мне ещё страшнее. Чего я ещё не знаю об этом человеке?!
- Думай что хочешь, - я пожимаю плечами, - Можешь верить в этот свой бред, но я тебе не кукла, чтобы мной управлять!
- Поживём – увидим… - он вдруг ещё раз набрасывается на меня, буквально вжимая в холодную и шершавую подъездную стену… Я выворачиваюсь и ныряю в тамбур.
- Поди ко всем чертям! – ору ему в бессильной ярости. А он только смеётся, и спокойненько уходит вниз по лестнице…
… Почти до конца учебного года я стойко держала свою линию обороны. А Динар ходил вокруг, как лис, дожидающийся, пока однажды курятник плохо закроют на ночь, и периодически подсылал ко мне своих «агентов». Кого только я не выслушала! А ещё больше выгнала взашей. Только одного человека прогнать не смогла – слишком уж удивилась, когда увидела возле своей двери.
- Что, и ты тоже?! Он и тебя подослал?!
- Нет… ну что ты… - мой гость совершенно тушуется, и его тёмно-бархатные глаза, многократно увеличенные толстыми стёклами очков, смотрят смущённо и потерянно: - Я ведь никто… твой Динар даже не знает о моём существовании…
Мне становится неловко, и стыдно почему-то… Чтобы как-то заполнить возникшую паузу, и ещё бог знает почему, я вдруг приглашаю его войти:
- Будешь чай? Я вафли сегодня пекла…
Он нерешительно мнётся на пороге: - Я… только на минутку…
- Ой, да брось! – широким жестом гостеприимной хозяйки я повожу рукой и буквально насильно усаживаю его к столу. Горячий чай и хрустящие вафельные трубочки выполняют свою миссию, Вовочкины глаза теплеют и теряют своё обычное, беспомощно-жалкое выражение. Он смотрит по сторонам с интересом, спрашивает у меня что-то про канареек, и, видимо, забывает ненадолго, зачем вообще пришёл.
- Так что ты хотел? - мой простой вопрос заставляет его вздрогнуть, и озабоченно свести брови.
- Я… вобщем… - Вовка долго подыскивает нужное начало, и, наконец, решительно сдвинув брови, ловит непослушную фразу за хвост: - Короче, Ник… Кто-то же должен рассказать тебе, как всё было!
- В смысле? – я снова более чем удивлена, - А… как всё было?
- Ты ведь не знаешь, тебе наверняка никто не сказал… Когда ты уснула… там, в поезде, Динар просто места себе не находил – ты проспала беспробудно с посадки и до самого позднего вечера! Ходил и ходил туда-сюда… смотрел на тебя раз сто пятьдесят… даже будить пытался! А ты всё равно никак не просыпалась… И Любовь Алексеевна тоже очень переживала. Наконец, Лилька не выдержала, сказала ему что-то такое в тамбуре… Я сам не слышал, но девчонки потом трепались - якобы, что ты просто дура малолетняя (прости пожалуйста…) – тут Вовочка трагически сморщил свой гладкий лоб, и ему надо послать тебя куда подальше… Вокруг, мол, целые толпы девчонок – на всё готовы ради него, чтоб разул свои глаза, и так далее… А он на неё наорал, обозвал некрасиво… Она потом рыдала в своём отсеке, знаешь как?
- Не знаю, - вставила я свои пять копеек, - И знать не хочу!
- Ну вот… - мой гость, похоже, и не нуждался в ремарках, а только торопился поскорее закончить своё сумбурное повествование, - А Динар… он закрылся в одном из туалетов, и сидел там чуть не час, пока не пришёл старший проводник и не стал ругаться и в дверь стучать. Вышел – глаза все красные… И тут как раз Лилька к тебе пошла… это она тебя разбудила?
- Не помню… - я покачала головой, - Кажется, я сама проснулась… А может, и нет… не знаю.
- Короче, не прошло и пяти минут, как она уже обратно, как пуля, пролетела – и к себе в плацкарту. Следом слышим – вроде ты идёшь. Тут Динар вскочил, как волк, хищно так глазами по сторонам – зырк-зырк! И вцепился в Лерку. Чуть не насильно усадил её рядом, и стал втирать – какая она красивая, и всё такое… ну, ты знаешь… - Вовка заметно смутился.
Я молча кивнула.
- А когда ты… - он тяжело вздохнул и поморщился, снова пытаясь найти словечко поизящнее.
- Когда я с катушек слетела, - спокойно помогла ему я, - Не бойся, чего уж там – будем называть вещи своими именами!
Он благодарно поглядел на меня и продолжил: - Да… тогда мы все к тебе кинулись, и Лера тоже. А он пришёл, всех растолкал, а её вообще грубо так отпихнул, и сказал такую гадкую вещь… - Вовочка снова замялся, не решаясь повторить даже чужие мерзости.
- Ну уж говори, раз начал! – «подбодрила» я его, - Поди, не расклеюсь…
- Что всяким шалавам не пристало прикасаться к его девушке… - попытался всё-таки смягчить Динаровы слова Вовка.
- И? – меня это совершенно не тронуло, а только хотелось полной ясности. Ну сказал и сказал. Мало ли он всякого дерьма-то говорил и делал.
- Но она ведь не такая! – в отчаянии почти выкрикнул Вовочка, - Она не виновата, понимаешь?!
- Так ты пришёл ко мне её защищать?! – в который раз поразилась я, и, не подумав толком, добавила: - Зачем?
И прямо тут же до меня и дошло: - Ты же… - и совершенно новыми глазами посмотрела на этого маленького, тщедушного какого-то, пацана.
- Да… - печально подтвердил он, - Я знаю, что она на меня никогда даже не посмотрит… Но… хотя бы ты-то её не гноби, а?
- С чего это ты взял? – возмутилась было я, но этот хилый с виду субъект вдруг проявил недюжинную стойкость:
- Я видел, вы же с ней почти подружились там… в последний день… Правда?
- Правда, - была вынуждена признать я, - Но…
- Она на самом деле не виновата… - тихо, но очень убедительно повторил безнадёжно влюблённый Вовочка, - И мучается сейчас из-за этого всего… Прости её, Ник… Пожалуйста! Ну что тебе стоит?
- Ладно… я с ней поговорю… - уступчиво пообещала я ему. В принципе, я что-то такое и сама подозревала. Уж больно не вязалось вопиющее Леркино поведение в тот ужасный вечерок со всем её цельным характером. Однако, знала я и другое – ни одна девчонка в мире, будь она хоть трижды правильная, не сумела бы устоять перед невероятным обаянием Динара…
…На мой день рождения он притащил прямо в класс огромную корзину белых роз. Мне было ужасно стыдно перед нашей классной – пожилой и очень интеллигентной русичкой. Она разглядывала эту корзину с таким выражением… А я поочерёдно краснела и бледнела, отлично понимая, что такой «букетик» стоит как две её зарплаты, если не больше…
- Зачем ты его принёс?! – шипела я на него в коридоре, - Разве не понимаешь, как это выглядит?!
- Нормально выглядит… Пусть никто не забывает, что ты моя девушка!
- Какая я тебе девушка!! Всё это давным-давно осталось только в твоём больном воображении, Динар.
- Скажешь, что я тебе безразличен? – вдруг очень серьёзно спросил он, и сделал такое скорбное лицо… - Ты… меня больше не любишь?
- Разве я тебе что-то обещала? – возмутилась я.
- Нет, ты скажи – любишь или нет? – упёрся он, как осёл. И, как всегда, распустил руки.
- Я… я не знаю… - с какой-то ужасной, безнадёжной обречённостью выдохнула я, - Всё это… очень сложно...
- Всё просто… на самом деле… Поедем ко мне… Тенгиз-ата с женой уехали на море, а Абика у второго сына неделю будет жить. Поедем, прошу тебя…
- Ты серьёзно?! Думаешь, я уже всё забыла? Как ты не понимаешь – я тебе не верю!! И вряд ли уже когда-нибудь смогу поверить…
- Ну почему?! – он уже почти кричит, а я, смущённо оглядываясь, понимаю, что наш укромный уголок в самом конце рекреации давно уже напоминает авансцену, - Я хочу быть только с тобой! Тебе уже шестнадцать, хватит играть в маленькую!
- Ладно… - с целью избавиться от повышенного общественного внимания, неопределённо бурчу я, - Пойдём отсюда… Увидимся позже…
Кажется, я его очень обнадёжила!
Вечером он пришёл на пустырь с Рудиком, взяв его с собой в качестве тяжёлой артиллерии. И снова стал уговаривать меня «прекратить заниматься глупостями». Наверное, мне стоило послать его куда подальше, и как можно более жёстко. Но… я просто не смогла этого сделать. Не было больше сил. Что-то сломалось у меня внутри, какой-то правильный внутренний стержень… Поздно вечером я снова пошла за советом к Ирке-соседке. При слабом свете старенькой настольной лампы у неё в комнате мы долго шушукались о разных секретных вещах.
- Главное – не бойся! – напутствовала она меня, провожая до дверей, - Ничего страшного, все через это проходят…
- Я пока ещё ничего не решила, Ир… - вернувшись к себе, я долго не могла уснуть, и зачитала до дыр тоненькую брошюрку, которой она меня снабдила на прощанье. В итоге и сама не заметила, как задремала, а злосчастная книжица свалилась у меня из рук и коварно заползла под диван…
- Что. Это. Такое??!! – надрывно орала мать на следующий день, потрясая у меня перед носом хлипким подпольным изданием.
Я хранила гордое молчание.
- Теперь ты точно пойдёшь со мной к гинекологу, шлюшка подзаборная!! Я из тебя всю эту дурь выбью…
- Как ты меня назвала?! – казалось, к лицу за одну секунду прилила вся имеющаяся в наличии кровь, и застучала в виски, как молот мифического Гефеста.
- Как заслужила, так и назвала! – брызгая слюной во все стороны, ярилась моя родительница, - Или ты думала, что будешь по ****кам таскаться, а я тебя содержать?!
В памяти моей тут же всплыли все долгие, тоскливые вечера и ночи, в которые я – испуганная маленькая девочка, потом обиженный и ранимый подросток, потом раздосадованная восьмиклассница – раз за разом обнаруживала, что мамина дверь на её половине дома наглухо закрыта, оттуда раздаётся громкая музыка, визгливый смех… и прочие – тревожные, и не особенно мне поначалу понятные звуки… Или мамы дома нет, и появление её, на ночь глядя, вовсе не предвидится… и бабушка стоит за кухонным столом, моет грязную посуду с нахмуренным лицом, потом наливает нам чай, ставит тарелку с пирожками или печеньем, и поплотнее закрывает дверь, ведущую на «половину матери».
- Опять мы с тобой вдвоём… - грустно улыбается она, и ласково гладит меня по щеке, - Не бойся, с ней всё в порядке, она скоро вернётся…
Ну что ж… прошло каких-то семь-восемь лет… и я уже не боюсь! Может больше не возвращаться. Но теперь-то, теперь, когда я ей стала гораздо нужнее, чем была тогда, потому что её весёлые ночи стремительно тают… она требует от меня того, чего сама мне никогда не давала – любви, сочувствия, сопереживания… И даже не так. В её понимании и любовь, и сочувствие заменяются на послушание и беспрекословное подчинение. А разговоры по душам – на заученные, пошлые, выхолощенные штампы. Неужели она сама так всегда жила?! Неужели за всю свою взрослую жизнь так и не поняла, что родные люди должны уметь слышать друг друга…
- Нет, мама… - говорю я ей спокойно, - Ты не будешь меня содержать, не волнуйся.
- Что это ты задумала?! – встревоженно говорит она, сдвигая брови.
- Ничего. Я пойду уроки делать, а потом с Багирой гулять. А книжечка эта Мулькина, она у меня оставила. Сама отнесёшь или мне сходить? – Ирку я подставлять не стала, конечно; ей бы тоже досталось от своей матери на орехи, а вот Мулькиного отца моя мать побаивается, и разборки учинять к ним не пойдёт.
- На, отнеси ей эту погань! И чтобы я эту прошмандовку больше здесь не видела, понятно?!
- Понятно.
- А теперь иди, и… займись делом!
Наконец мне можно удалиться к себе… Так, это брать не стоит… это тоже не поместится… Интересно, уйдёт она сегодня вечером к Иркиной матери или нет? Ну, когда-нибудь всё равно уйдёт. Куда, не так уж важно… Я быстро набиваю дорожную сумку среднего размера своими вещами, отбирая только самые необходимые. Книги… блин, как жалко книг! И альбома с марками, и канареек… Ну ничего, потом, возможно, ещё представится шанс всё забрать…
- Багирка, ты пойдёшь со мной! Да, да… тебя я не оставлю здесь, не бойся…
Собака, понимая, что происходит нечто неординарное, склоняет внимательную свою морду на бок и тихонько поскуливает. Запихиваю сумку в диван, и плюхаюсь сверху, закрывая тайник своим телом, так сказать…
…Увидев меня у своей двери с большой сумкой, он как будто сразу всё понял.
- Малыш! Проходи скорей…
- Твои дома?
- Дома, только у себя, - ухмыляется он, - Они же строятся за Волгой…
- Хорошо… - я решительно перешагиваю порог, и… не знаю, что сказать. Все слова куда-то попрятались. Меня колотит нервная дрожь, и кажется, что сейчас хлопнусь в обморок от напряжения последних нескольких дней.
- Пойдём, я сделаю тебе кофе… - он обнимает меня за плечи, ведёт в кухню, и снова усаживает в уютный уголок между столом и холодильником. Когда-то я сидела тут впервые, замирая от восторга и любви… А теперь что? Пытаюсь понять свои внутренние ощущения, но тут же отказываюсь от этого неблагодарного занятия. Мне хочется отдохнуть. Без криков, без вечной ругани… Просто тихо посидеть и выпить кофе. Не хочу больше вспоминать старое.
- Может, нам… начать всё заново? – вдруг спрашивает он, будто прочтя мои мысли.
Я улыбаюсь. И пью кофе. Я не хочу ничего обещать. Сама не знаю, что получится. Но одно знаю совершенно точно – я всё ещё его люблю…
Он тоже молчит, и ждёт, что я как-то объясню своё появление здесь с дорожной сумкой.
- Я… ушла из дома, - наконец выдавливаю из себя страшные слова, - Совсем. Если… ты меня не примешь… то можешь, пожалуйста, одолжить денег на билет? Я поеду к отцу. Мне больше не к кому… обратиться…
Кажется, я плачу. Кажется, он тоже плачет?!
- Почему ты у меня такая глупенькая… Сейчас я вызову такси… У дядьки всё ещё никого нет…
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… боюсь.
- Не бойся… я тебя не обижу… Ну что ты… я обещаю тебе, что всё будет хорошо, слышишь?
В ночном такси пахнет тревогой и другой, стремительно надвигающейся на меня, жизнью. Скоро всё изменится. Останется ли что-нибудь от меня прежней? Не утрачу ли я что-то важное, бесконечно ценное… Не стоит ли всё сейчас отменить и повернуть назад? Я вспоминаю злое лицо матери… набившую оскомину будничную ругань… её вечные упрёки, свою злость, своё отчаяние… Нет, назад дороги нет! Что ж, если светлый путь к другой, свободной жизни идёт сквозь страх, сквозь боль и неизвестность, значит – нужно глубоко вздохнуть и всё это преодолеть! Он любит меня, я люблю его, его родственники баснословно богаты и принимают меня, как родную. Что ещё нужно? Оставим позади свои глупые детские страхи.
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… люблю тебя…
Его тёплые руки скользят по моему телу, а губы становятся такими требовательными и одновременно нежными… мне не по себе, и стыдно, и приятно… но больше не страшно! Я твёрдо решила расстаться сегодня со своим затянувшимся детством.
…Тёмный дом высится в узеньком переулке, как сторожевая башня. Верный лохматый сторож кидается было к нам в темноте… но, признав своих, радостно визжит и обнюхивает интересную новую подружку, которую привели с собой люди. Багира рычит на него, приподняв верхнюю губу и обнажая острые как ножницы, белые клыки. Огромный глупыш Рудик весело скачет вокруг.
- Вся в хозяйку! – смеётся Динар, - Ну, пойдём…
Оставляя собак развлекаться всей честной компанией, мы заходим в пустой дом. Дин ведёт меня куда-то вглубь, где я раньше не была… При виде большой кровати под роскошным балдахином мои щёки становятся пунцовыми. Хорошо, что этого не видно в темноте!
- Чья… это комната? – еле ворочая непослушным языком, спрашиваю я.
- Наша! – радостно отвечает он, - Твоя и моя! Сейчас мы это дело отметим… - и извлекает откуда-то пузатую тёмную бутылку.
- Я же не пью! – возмущённо протестую, выставляя вперёд руку.
- Сегодня пьёшь. – серьёзно говорит он, и наливает янтарного цвета жидкость в такой же пузатый стакан.
- Мне надо… чем-то запить… - жалобно сообщаю я.
- Счас организуем! Ты пока тут располагайся…
Мне ужасно неудобно и даже стыдно «располагаться» в чужом доме. Но делать нечего – я сама это выбрала! Все ящики пусты… в шкафу тоже нет никакой одежды… Похоже, он не врал, когда говорил, что комната ничья. Скорее всего, гостевая… Я читала, что у богатых есть гостевые комнаты… А сколько же вообще в этом огромном доме помещений? Три этажа! Да здесь можно батальон расквартировать, и ещё место останется… А куда ведёт вот эта дверь? Боже, да здесь и своя ванная комната! Вот это роскошь… И очень удобно…
- Будешь чай или апельсиновый сок? – Динар возвратился, и принёс с собой большой поднос. На нём заварочный чайник, бутылка с соком, нарезанный хлеб… какие-то паштеты…
- С коньяком лучше чай… - вспоминаю я однажды где-то прочитанное.
- Давай! – он наливает тёмный, вкусно пахнущий чай в высокий стеклянный стакан с ручкой, и пододвигает мне пузатый фужер с коньяком, - За нас!
- За нас… - соглашаюсь я, и залпом опрокидываю свою порцию. И сижу, ожидая каких-то ужасных последствий. Но… ничего такого страшного не происходит. Только по всему телу разливается приятное тепло… и я перестаю дрожать.
- Это очень хороший коньяк! – авторитетно сообщает мне Динар, и наливает ещё.
- Мне только чуть-чуть! Хватит…
- Пожалуй, для первого раза достаточно, - соглашается он.
Через пару минут я уже весело смеюсь над его шутками, с любопытством разглядываю обстановку, и даже соглашаюсь переодеться в домашнее. Правда, при мысли о том, что будет дальше, меня всё ещё потряхивает… но я гоню эту скользкую мыслишку прочь. И пью горячий чай с ещё одной ложечкой коньяка… какой же это, оказывается, прекрасный напиток! Как хорошо быть взрослой! Пожалуй, я тоже не пойду в последний класс… Зачем?! Он во всём был прав… А я была непроходимая дура…
- Иди сюда… ты такая красивая…
Как кружится голова… наверное, это от коньяка… или от его близости? Матерь богов, что он делает?!
- Всё хорошо, не бойся… Я люблю тебя… Я так долго тебя ждал…
…Вспышки молний в ночном тёмном небе. Качаются тонкие ветки за окнами, свистит надрывно ветер… На город надвигается самая настоящая весенняя гроза! Как хорошо, что догадливый западный ветер пригнал к нам первую в этом году грозу! В этом небесном грохоте я не услышу собственных жалобных стонов… Мне стыдно, но я не могу их сдержать! Он шепчет всякие милые глупости прямо мне в ухо, и эти нежные, невозможно сладкие слова вползают внутрь мохнатыми щекотными паучками… и бегут вниз, вниз… Я не могу, я не хочу им больше сопротивляться! Моё собственное тело больше не принадлежит мне, оно теперь стало частью чего-то другого - раньше чужого, опасного и невозможного… а теперь такого близкого, такого… такого правильного! Да! Всё, что сейчас происходит со мной – это правильно! Наконец-то я это чувствую! Так и должно быть, теперь уж нет никаких сомнений! Мы должны быть вместе, наверняка это даже где-то написано… там, на другом конце мироздания… Там, где обитают всезнающие, умудрённые тайным, недоступным нам опытом, существа, которые держат в своих руках нити наших разрозненных судеб…
- Ты не спишь?
- Нет…
- Ты… плачешь?
Я молчу. Что говорить, если и так всё ясно. Волшебство закончилось, и теперь мне просто противно. Противно от того, что только что случилось, от осознания факта, что я теперь ничем не лучше Лильки… противно от самой себя! А противнее всего то, что мне всё произошедшее… понравилось? Да, понравилось… И я совсем не прочь всё это повторить… Как же стыдно!! Разве так ведут себя хорошие девочки?! Моя мать была права – я испорченная, гадкая и падшая… Но, с другой стороны – он же собирается на мне жениться. Так зачем переживать? Разве только за то, что теперь я действительно могу залететь… Но, наверное, с одного-то раза ничего не случится… А потом схожу к этому самому гинекологу. Теперь-то уж что… Ирка говорила, можно поставить какую-то спираль…
- Завтра приезжают мои. Мы им всё скажем. Абика обрадуется… Ты ей очень понравилась тогда.
- Ладно… - бесцветно говорю я.
- Малыш… - он, видимо, сегодня вообще спать не собирается?
- Что?
- Ты… любишь меня?
- Конечно…
- И больше не уйдёшь?
« - Куда уж мне теперь уходить-то?!» - мысленно сыронизировала я, но вслух сказала только:
- Нет, не уйду… Давай спать, я устала…
- Конечно… - я прямо вижу в темноте, как он довольно улыбается, и его невозможные глаза светятся, как два больших, искусно огранённых сапфира.
Интересно, кем был его родной отец? Какой-то недобитый аристократ? Киноактёр? И почему я чувствую, что знала его ещё до того, как впервые увидела? Почему я всё ему простила, почему это совершенно ничего теперь не значит?! Какая неведомая сила заставляет нас тянуться изо всех сил, как тонкий стебелёк к солнцу, к какому-то человеку, выделив его из тысяч и тысяч других? Отчего мне кажется, будто я видела это лицо с тонким профилем, эти странные серебристые волосы когда-то ужасно давно… может быть, ещё до моего рождения… Интересно, чувствует ли он тоже самое…
…Реакция Динаровой семьи даже превзошла всё то, что он прогнозировал. Едва успев переступить порог собственного дома, они обнаружили совершенно счастливого племянника, и донельзя смущённую меня, и так этому обрадовались, словно речь шла о долгожданной помолвке в каком-нибудь царственном доме. Нас усадили во главе стола, и тихая хлопотливая Зейтуна нереально быстро организовала торжественный обед. Абика просто светилась от счастья:
- Как хорошо, дети! Мой Динарчик женится, хвала Аллаху! Теперь у меня будет ещё одна оныкэ… счастье-то какое! Только вот… дорогая моя… - она смотрит на меня так, будто собирается сообщить нечто удручающее: - Кызым… чтобы выйти замуж за Динарчика, тебе нужно будет сделать Никях!
- Ты ведь сказал ей, мой золотой, правда? – обращается она ко внуку, и, даже не давая ему возможности ответить, без перерыва снова мне:
- Не бойся, кызым… ничего страшного нет! Никях – это… - она на секунду замолкает, пытаясь подобрать нужное русское слово…
- Я знаю, что такое Никях, - вставляю, наконец, свою реплику, - Всё, хорошо, Абика… конечно, я не против.
- Ай, моя золотая! – бабушкины глаза увлажняются, и она вытирает их кончиком своего длинного головного платка, - Ай, моя хорошая… Динарчик такую хорошую Килен нам нашёл!
- Тенгиз, угыл… ты уже показывал им дом? – встрепенувшись, спрашивает она у сына.
- Нет пока… - он улыбается, - Сейчас организуем!
Нас ведут смотреть недостроенный дом – близко, через переулок. Почти такой же огромный, как и этот. Я рассеянно хожу по пустым и гулким помещениям, краем уха слушая, как Динар с дядькой обсуждают разные технические подробности. Мне нравится думать, что я буду здесь хозяйкой… Но какое-то тревожное чувство не покидает… не даёт ощутить полноценную радость… Ну да, конечно же… Мне ведь предстоит ещё выдержать битву со своей семьёй, которая явно не присоединится к этим восторгам… Это будет похуже никях, который не представляет собой ничего страшного – просто церемония перехода в мусульманскую веру, вот и всё. Мне, не придающей значения никаким религиозным формальностям, на это вообще наплевать. Я не считаю себя христианкой, и мусульманкой тоже не буду, чего бы они там себе не придумывали…
Улучив минутку, тихонько говорю Динару:
- Мне надо съездить домой…
- Зачем? – хмурится он, - Мы же уже всё решили…
- Да, но… я не могу так поступить с ними… нужно дать им шанс, это всё-таки моя семья… Мать мне никогда не простит, если я выйду замуж вот так, скрытно… Она, наверное, там уже с ума сходит… И бабушка тоже…
- Не надо… Они не отпустят тебя обратно! – он нервничает и сильно сжимает мне руку.
- Я скажу, что теперь уже поздно пить боржоми… понимаешь? Выбора особо тогда не останется.
- Ты уверена? – он тревожно заглядывает мне в глаза, - Уверена?
- Да.
- Я пойду с тобой.
Но идти нам никуда не пришлось. Когда вернулись переулочком к дому Тенгиза, лоб в лоб столкнулись с моей матерью, яростно нападающей на кнопочку звонка у калитки. И тут же, не успели мы все и словечком перекинуться, рядом затормозила легковая машина, хлопнула передняя дверца, и из салона выскочила мать Динара. Нужно ли говорить, что обе наши родительницы находились в состоянии полной боевой готовности. Первая фраза этой перебранки принадлежала, конечно же, моей разгневанной маме:
- Совсем стыд потеряла!! Пока вы тут всю ночь кувыркались, я уже все больницы и морги обзвонила!! Сама чуть с инсультом не слегла! Как ты вообще додумалась до такого!! Как я теперь людям в глаза…
- Никак! – резко оборвала я её выступление, - Никак не будешь, мам. Я выхожу замуж.
- Замуж?! – она насмешливо подняла брови и захохотала противным, кудахтающим смехом: - Замуж она собралась, вы только поглядите на неё!! Да кто ж тебя отпустит?!
- Я и спрашивать, вообще-то, не собираюсь, просто для сведения тебе говорю.
Тут её глаза загорелись яростным, злобным огоньком, и она было хотела сказать что-то совсем уж грязное, но вмешался дядька Тенгиз:
- Уважаемая… прошу вас, пойдёмте в дом, поговорим там, как взрослые люди. Зачем устраивать здесь шум на всю улицу?
- Я ничего не устраиваю!! А вот вас нужно спросить, что вы тут устраиваете! Развели здесь подпольный публичный дом, детей совращаете! Я сейчас же вызову милицию!!
- Я бы вам не советовал, - усмехнулся Тенгиз, - Повторяю, пойдёмте в дом! – и, не дожидаясь более ни согласия, ни ответа, открыл калитку и пропустил меня и Динара внутрь. Мать отреагировать не успела, потому что стояла чуть поодаль, а Динарова родительница, которая пока и полслова не проронила, тоже прошла вслед за нами. Моей ничего не оставалось, кроме как присоединиться к остальным.
- Любовь Андреевна! – сказал ей Динар, как только она появилась на пороге, - Если хотите кого-то винить – я к вашим услугам. Ника ни в чём не виновата. К тому же мы действительно собираемся пожениться.
- Её шестнадцать! – взвизгнула мать.
- Я знаю, - улыбнулся он.
- Тебя посадить надо за совращение малолетней, паршивец ты недоделанный!
- Выбирайте выражения… - Тенгиз посмотрел на неё так, что она малость поутихла, - Никто никого не совращал, прекратите уже истерики закатывать! Дети любят друг друга, вот и всё. Ваша дочка сама хочет выйти замуж за моего племянника, никто её не заставляет.
- Она знает про его диагноз? – вдруг иронично осведомилась Динарова мать, наконец-то вступив в нашу оживлённую перепалку.
- Какой диагноз?! – тут же отреагировала моя мать, и театрально схватилась за сердце.
- Мам, зачем ты так… - Динар поглядел на мать с отчаянием.
- Да-да, про его диагноз, и, кстати, не один! И про отягощённую наследственность, и про отца…
- Знаю! – громко сказала я, подошла к Динару и взяла его за руку, - Я всё знаю.
- Ну, тогда ты либо очень влюблена, либо очень глупа… Впрочем, это почти одно и тоже, - ухмыльнулась Резеда Шариповна, - Потом не говори, что я тебя не предупреждала!
- Резеда, ты это назло мне сейчас делаешь? – спросил её Тенгиз, - Всё никак не можешь успокоиться?
- Да мне плевать на вас на всех! – пренебрежительно скривила лицо она, - Просто вот эта женщина достала меня с самого раннего утра своими претензиями, - она указала рукой на мою мать, но сама даже на неё не поглядела, - И пустыми угрозами! Мы с Рифкатом решили, что проще будет пойти ей навстречу, тем более, что на этом этапе наши интересы частично совпадают. Итак, я ответственно заявляю, что против этого брака! И вообще против того, чтобы мой неполноценный сын женился.
- Да как вы можете говорить так о собственном ребёнке?! – возмутилась я, - Если он плохо учится, это ещё ничего не значит!
- Ох, девочка… - она картинно вздохнула, - Сколького ты ещё не понимаешь… Сейчас они тебя захомутают, а потом ты так вляпаешься…
- Резеда! – угрожающе прикрикнул на неё Тенгиз, - Хватит уже! Угомонись!!
- Вы всё слышали? – осведомилась та у моей матери, повернувшись к ней, наконец, - Я сделала всё, что могла! Этому оболтусу уже полгода, как исполнилось восемнадцать, ко мне никаких претензий, ясно? Разбирайтесь тут сами! – и она, больше никого не слушая, покинула помещение, хлопнув дверью.
На шум откуда-то из глубины дома приковыляла Абика, и встала, держась одной рукой за дверной косяк, а другой перебирая свои чётки:
- Резеда тут? Я слышала её голос…
- Ушла только что… И ты иди, Эни… будешь только зря расстраиваться…
- Нет, я скажу! – подбоченилась бабка, - Вы, уважаемая, зачем так кричите и возмущаетесь? Ваша дочка умница и красавица, и любит нашего Динарчика, и он её любит. Сделаем хорошую свадьбу! Гулять будем, кушать будем… Для них и дом уже готов… Жить будут хорошо, ни в чём нужды у нас нет… Динарчик моему Тенгизу как сын - и умница, и красавец какой… А там и внуки у нас пойдут! Ваши внуки, а мои правнуки… Какая радость, а вы ругаетесь! Ай, Аллах…
- Ника! – проигнорировав эту пламенную речь, обратила свой арсенал убеждения на меня мама, - Ты что, собираешься всю жизнь в чадре ходить?! Или как там это у них называется… Совсем с ума сошла?! Я тебя растила, мучалась одна, когда отец твой нас бросил, а теперь и ты бросаешь?!
- Мам, ну что ты такое говоришь? По-твоему, если я выйду замуж, то этим как-то тебя обижу? Разве рано или поздно это не должно было произойти?
- Вот именно! – уцепилась она за слово, - Вот именно – рано!! Очень рано, слишком даже рано!! Какое замужество?! Ты ещё ребёнок!
- Нет, уже не ребёнок.
- Ну пусть даже так! Пусть! – вдруг быстро-быстро и горячо затараторила мама, - Сейчас уже не то время… никто пальцем показывать не будет! Если даже родишь, мы с бабушкой вырастим!
- Стоп! – не выдержал Динар, - Это бред какой-то! Мы женимся, вы разве не слышали?! Я вообще-то не собираюсь её бросать! Я люблю её, и хочу сделать счастливой! Да у неё будет всё, о чём можно только мечтать!
- Правда? – ехидно осведомилась моя мать, - Всё? Да она даже школу не закончила, ей ещё учиться надо! В институт поступать! А только потом уж семьёй обзаводиться! Ты! – она ткнула рукой в мою сторону, - Ты что, хочешь нарожать мал мала меньше и похоронить себя в этом мавзолее?! – она обвела уничижительным взглядом богатую обстановку.
Я молчала. Такой вариант развития событий меня и вправду не устраивал, но… Мы же не собирались вот так сразу обзаводиться детьми… Вопросительно посмотрела на Динара, но он лишь тепло улыбнулся и пожал мне руку. Мол, пусть разоряется, а ты не слушай!
- А что плохого в детишках? – опять выступила Абика, - Я девятерых родила, в пятнадцать замуж вышла! И в институтах не училась, и не жалуюсь! – она тоже обвела рукой большое открытое помещение первого этажа, где все мы находились, но, в отличии от моей матери, гордым хозяйским жестом: - Всё, всё это будет для них!
- Они тебя здесь запрут и не отпустят никуда! Подумай, прежде чем загубить свою жизнь! – вещала между тем мама, но ближе не подходила, опасаясь, видимо, объединённой силы в лице Тенгиза и Динара, - И обо мне подумай! И о бабушке своей тоже! Нам такое за что?! Для этого мы тебя растили, для этого любую копейку откладывали?!
- Прекрати, мам!
- Собирайся сейчас же, и поедем домой! – не отступала она, - По крайней мере, сделай всё правильно! Зачем убежала из дому, как цыганка? Опозоришь ведь нас перед всеми! Пожалей ты меня, не будь такой неблагодарной! Я ведь живу только для тебя!! Для тебя одной! Самой уж мне ничего и не надо! – из глаз её тотчас полились крупные, жалобные слёзы.
Я дрогнула. Решимость моя выйти замуж, не возвращаясь домой, поколебалась. Новые родственники это тут же почуяли, и выдвинули контраргументы:
- Никакого позора, кызым! – решительно сказала Абика, - Оставайся, ты здесь у себя дома! Мои дети… - обняла она нас с Динаром, - Оставайтесь здесь… мы вам завтра же устроим никях и поженим с муллой! А потом уж хотите – и в загсе расписывайтесь, по-современному…
- Раз уж так всё серьёзно – хорошо! Женитесь, - неожиданно сдала позиции мать, - Но! – вдруг повысила она голос до трагического надрывного дисканта, - Если ты сейчас же не поедешь со мной домой, не соберёшься, как полагается, и опозоришь нас с бабушкой перед всеми родными – я руки на себя наложу, поняла?! И это навсегда будет на твоей совести!!
- Динар… - я с глубоким сожалением посмотрела на своего жениха, - Я так не могу… пойми, пожалуйста… Надо сделать всё правильно!
- Нет! - он с силой сжал моё предплечье, и я аж поморщилась от боли, - Нет, не уезжай! Они тебя закроют, увезут!
- Глупости… я же не рабыня… Ну, перестань… Всё будет хорошо… Приезжай вечером - увидимся, погуляем с собаками. Мне правда надо подготовиться к свадьбе, подруг пригласить… Ты же понимаешь, правда?
Он молчал, нервно закусив нижнюю губу и с силой сжимая кулаки… Дядька Тенгиз тоже молчал, и Абика затихла… Все ждали его ответа.
- Хорошо, поезжай… - наконец выдавил он, не глядя мне в глаза, - Увидимся…
Я кивнула и пошла вслед за матерью. На душе было гадко и тревожно. Но я верила, что поступаю правильно…
- Ника!! – у самых дверей он нагнал меня, обнял и сжал так сильно… - Пожалуйста… не уходи…
- Я вернусь! Ну, перестань… Ты же видишь – я даже вещи не забираю… Зачем? Всё равно скоро вернусь…
- Ладно… - он весь дрожал, а взгляд – жалко смотреть, как у ребёнка, лишившегося любимой игрушки… - Завтра поедем подавать заявление в ЗАГС! – зацепившись за эту мысль, немного расслабился: - Пока… Люблю тебя…
- И я тебя…
- До свидания! – это уже прочим остающимся, - До встречи!
- Сёбелигис, кызым!
– До свидания, дочка… - тяжёлая полированная дверь защёлкнулась, беззвучно, без единого скрипа, отворилась хорошо смазанная калитка, выпуская нас за периметр.
- Подождите! – спохватился Динар, идущий следом, - Я вызову вам такси!
- Сами доберёмся! – гордо и одновременно презрительно ответила моя мамаша, - Пойдём, Ника!
… В самом конце переулка я не выдержала и оглянулась – он так и стоял у ворот, и лёгкий игривый ветерок изящно раскидывал его прекрасные серебристые волосы…
Оказавшись дома, я попала под перекрёстный огонь – кроме мамы и бабушки, к этой артиллерии присоединилась ещё и моя крёстная, видать, намеренно приглашённая с целью усилить натиск. Уж чем только они меня не пугали! Но я не сдавалась. А когда ругаться надоело, просто ушла в ванную, и сидела там часа полтора. Пока не стали стучаться и орать под дверью. Тогда ушла в спальню и заперлась там. Открыла только бабушке, под вечер, когда уж спать надо было ложиться. Динар почему-то так и не пришёл… Заявился он только ближе к одиннадцати, когда мы все почти уснули. На дверной звонок я вскочила, как ошпаренная, и раньше всех выскользнула в подъезд.
- Ника?! – тут же выглянула следом мать.
- Не беспокойся, никуда я не денусь! Не в халате же убегу! Иди, спи…
Динар оказался в стельку пьян. Он глупо улыбался, пошатываясь, лез целоваться и что-то бессвязно бормотал. Мне стало противно:
- Слушай… уже поздно… иди домой, тебе выспаться надо… Увидимся завтра, хорошо?
- Ты меня прогоняешь?!
- Господи… нет! Говорю, что уже поздно… я устала, понимаешь? До завтра…
- Ты меня не любишь?!
- Вот наказанье-то… Люблю, люблю! Но не в таком же виде… Иди, пожалуйста, домой!
Наконец, он убрался восвояси, громко хлопнув подъездной дверью. А я потом полночи не спала, разбуженная некстати, и всё обдумывала - и так и сяк – свою предстоящую свадьбу. То мне казалось, что я на верном пути – ведь мы любим друг друга! В этом у меня не было никаких сомнений. Но после вспоминался весь негатив, в котором тоже не имелось недостатка… и тогда думалось, что вся эта авантюра ни к чему хорошему не приведёт. К тому же, созерцание суженого в том отвратительном состоянии, в котором он заявился несколько часов назад, энтузиазма нисколько не добавляло…
- Да ладно тебе, что ты теряешь? – пожала плечами соседка-Ирка, когда узнала на другой день от меня последние новости, - Не понравится – разведёшься, и все дела!
- А если будет ребёнок? Ир, я совсем не хочу пока никаких детей! Я вообще детей не хочу, если точнее…
- Ну, тогда сходи, поставь спираль.
- Но кто же мне её поставит, если я пока не замужем? А в ЗАГСе не зарегистрируют брак, пока нет справки… Замкнутый круг какой-то получается…
- Есть люди, которые за деньги решают такие проблемы, - хитро прищурилась Ирка, - Пусть твой женишок заплатит, и я найду вам адресочек.
Но, когда я попыталась, преодолевая смущение, поговорить на эту тему с Динаром, он воспринял всё в штыки:
- Какие ещё спирали?! Ты не будешь такими вещами заниматься, даже не думай! В наших традициях большие семьи – чем раньше, тем лучше!
- То есть, ты хочешь, чтобы я, как твоя Абика, всю жизнь ходила беременная и рожала тебе одного за одним?!
- А что здесь такого? – он пожал плечами, - Это нормально!
Однако для меня такие перспективы нормальными казались едва ли. Как могла, я пыталась убедить его, что с детьми нам придётся повременить. Ну что мы, сами только начинающие взрослую жизнь, сможем дать своим детям? Не в материальном плане, конечно, с этим всё было как раз отлично. Да и то, если вдуматься – деньги-то поступали от дядьки. А вдруг он решит в какой-то момент, что хватит? Или по каким-то причинам передумает содержать семью своего племянника? Дин уверял меня, что этого никогда не произойдёт, что на его имя уже и счёт в банке открыт, и всё в таком же духе… Однако меня всё это почему-то не сильно убеждало. А уж его планы на жизнь и вовсе вымораживали. Нет, такого я точно не хочу, увольте. Сначала я должна сама состояться как личность, получить образование, узнать эту самую жизнь, в конце концов…
В каждую нашу встречу мы всё больше и больше ссорились по этому поводу. Он злился, я плакала… Он обещал, что всё будет хорошо, я сомневалась… Он обвинял меня в том, что я сама не знаю, чего хочу, и это было правдой. Как-то раз, вернувшись домой после вечерней прогулки, я застала у нас его мать. Она уже собиралась уходить, и, увидев меня, лишь презрительно ухмыльнулась:
- А, вот и наша невестушка!
Моя собственная мать поддержала эту её пошлую грубость своим визгливым смехом, и та кивнула ей, как сообщнице. Едва я успела раздеться, мне под нос сунули какую-то бумажку:
- На, полюбуйся!
- Что это? – я недоумевающе повертела её в руках:
«Выписка из истории болезни»… - прочла сверху. Дальше в этой дрянной бумажонке было понаписано много мудрёных медицинских терминов, которые касались моего Динара. Я поняла, с ужасом дочитав до конца, что он с самого раннего детства состоит на учёте у психиатра, что тот самый «диагноз», про который так ехидно сообщала его мать в доме Тенгиза, действительно есть, и он далеко не единственный… Мир пошатнулся у меня под ногами, и всё, во что я верила, потеряло смысл. Моя мать была донельзя рада произведённым эффектом. Она прямо сияла, и сияние это находилось в обратной зависимости от моего собственного угасания. Мне не хотелось больше ничего – ни есть, ни пить, ни спать, ни жить. Ни, тем более, выходить замуж. Динар, навестив меня в очередной раз, и увидев моё растерянное лицо, встревожился, и стал допытываться, что случилось. Вместо ответа я молча показала ему эту злополучную бумажку. Он побагровел, потом смертельно побледнел и ушёл, так ничего и не сказав. А что тут скажешь, действительно… Но через день вернулся, и привёл с собой дядьку Тенгиза.
- Резеда поступила очень некрасиво… - говорил тот, прохаживаясь вдоль дивана, на котором сидели я, моя мать, и бабушка. Динар стоял рядом, нервно кусая губы.
- Она сама создала все условия, чтобы мальчишка заполучил нервное расстройство! – продолжал Тенгиз, - Мы с Зейтуной сто раз предлагали ей отдать нам малыша, но она продолжала таскать его по соседям и чужим углам, пугать бесконечными пьяными ссорами, а уж когда случилось самое страшное… думаете, хоть какой-нибудь ребёнок выдержал бы?! Конечно же, он нуждался во врачебной помощи. Думаете, она этим занималась? Нет, ничего подобного! Вместо этого шлялась по мужикам, а сына сдала в круглосуточный интернат для детей с задержкой развития! Откуда только на выходные забирала его, да и то не каждый раз. Ну, а когда он всё-таки пошёл в обычную школу – прошу заметить, только под давлением семьи! Так вот, в это время его мать обуяли новые заботы – второе замужество, другая семья… Динар стал ей попросту не нужен! Более того, зная, что я сделал его своим наследником, она приложила все усилия, чтобы поставить ему этот чёртов диагноз! А теперь не хочет, чтобы у него самого родились дети – ведь они тоже будут иметь право на наследство, и тогда ей и другим её детям не достанется ничего! Вот чем объясняется её солидарность с вами… - он тяжело вздохнул, и продолжил: - Но вы-то! Вы ведь желаете счастья своей дочери, правда?
- Конечно! – бодро согласилась мама.
- Посмотрите на них – как они любят друг друга! Разве можно разлучать такие любящие сердца!
- Разве я их разлучаю? – пожала она плечами, - Просто прошу с этим подождать! Нике только шестнадцать исполнилось! Слишком рано ей замуж. Разве вы сами, будь у вас дочь, отдали бы её замуж в шестнадцать лет?
Тут мама явно прогадала со своей аргументацией.
- В хорошую семью – разумеется! – не моргнув глазом, ответил Тенгиз, - Предназначение женщины – хранить крепкую семью, быть матерью и женой. Всё остальное вторично. Много ли вы видели счастливых незамужних женщин, уважаемая?
- Всё равно рано! – упиралась мать, и, поискав меня взглядом, спросила: - Неужели ты хочешь только этого?
- Не только… - вынуждена была согласиться я, но тут же добавила: - Но я люблю Динара! И мы уже всё решили.
- Вот видите! – победно провозгласил его дядька, и на этом наша оживлённая дискуссия закончилась сама собой. На следующую неделю был назначен никях и собственно татарская свадьба.
…Пока наступление этого события было условным, неопределённым, можно было о нём почти не думать, отодвинув в своём сознании в сторону. Но теперь… теперь меня буквально трясло. Родные тоже не добавляли спокойствия, каждую минуту капая на мозги. Одним ласковым летним утром, проснувшись после очередного кошмара, я поняла, что нужно расставить все точки над «I».
- А, это ты… - скривила губы его мать, открыв мне дверь, - Дрыхнет твой женишок, придётся подождать.
- Ника? – он вышел через минутку – заспанный, белые волосы слегка спутаны… - Что случилось?
- Ничего… пойдём прогуляемся…
Наверное, если бы это утро выдалось хмурым и дождливым, как в прошлое лето, когда мы впервые узнали друг друга, мне было бы легче… Но погода, как назло, стояла такая замечательная, что было просто противно омрачать новый искрящийся день такими тяжёлыми словами. Но выбора у меня не оставалось…
- Послушай… - я никак не решалась посмотреть ему в глаза, но он всё отлично почувствовал, остановил меня, взял за плечи и развернул к себе лицом:
- Теперь говори.
- Я… я не могу выйти за тебя на ваших условиях…
- Вот как… - в его глазах, и всегда-то печальных – такими уж их создала природа – сейчас плескалось самое настоящее горе. Я тут же почувствовала себя предательницей, недостойной не только любви, но и простого доверия. Он молчал… и мне пришлось говорить дальше:
- Прости, Дин… Я люблю тебя, очень люблю, правда… Но я не хочу прямо сейчас обзаводиться большой семьёй, понимаешь?
- Предположим… а чего же ты хочешь? – его голос был механически-бесстрастным, и мне стало очень страшно…
- Закончить школу, получить профессию… сначала стать кем-то! Я не смогу… не смогу ничего дать детям, если они родятся…
- Так тебе и не нужно! – он слегка улыбнулся и покачал головой, - Этим буду заниматься я!
- Ты не понимаешь… - я совсем отчаялась объяснить ему, что именно меня терзает, - Не смогу ничему их научить… ведь я сама ещё ничего не умею толком! Не смогу любить так, как нужно, как каждый человек этого заслуживает… Просто ещё не пришло время… пойми меня пожалуйста, ну неужели это так сложно?! Давай поженимся, да, я согласна! Но только не будем так сразу обзаводиться большой семьёй! Подождём… добьёмся чего-нибудь сами… без помощи твоего дяди… Давай… давай уедем куда-нибудь! – вдруг сообразила я, и даже разулыбалась – таким хорошим показался мне этот выход, - Уедем вдвоём, и станем жить самостоятельно.
- Нет, так не пойдёт… - он упрямо помотал головой, - Я не могу подвести дядю!
- А я не могу подвести сама себя! – запальчиво воскликнула я, и тут же пожалела об этом. Его глаза снова стали злыми, губы сложились в тонкую складку:
- Я так и знал, что твоя мамаша тебя обработает… чего ещё было ожидать!
- Она тут совсем ни при чём! – запротестовала я, - Поверь, я бы и сама с удовольствием от неё уехала! Вот и предлагаю тебе…
- Нет! – прервал он моё страстные заверения, - Либо свадьба, и всё, как полагается, либо…
- Я поняла… - горечь подступала к самому горлу, глаза застилали слёзы, - Тогда… - и уже сделала малюсенький шажок в сторону, как вдруг он схватил меня за руки так резко, что я по-настоящему испугалась:
- А ты не думала, что уже… уже можешь быть беременна?
- Думала… конечно думала… Но нет.
- Это… точно?! – он смотрел на меня с такой надеждой, с какой смертельно больной смотрит на врача, ещё наверняка не зная, что тот скажет.
- Да. – я слегка кивнула, - Точно.
- Значит… всё? – от этих его слов, сказанных с совершенно невозможной интонацией, у меня внутри словно что-то оборвалось.
- Ну почему всё, Дин?! Почему всё?! Я же не отказываюсь от тебя, я просто прошу подождать!!
- Сколько? Сколько и чего я должен ждать?! Пока ты не закончишь университет?! Пока не решишь, чего ты, собственно, хочешь в этой жизни?! Пока окончательно не разорвёшь наши отношения?! Пока надо мной не станут смеяться?!
- Нет… не знаю… - беспомощно и жалобно протестовала я.
- Вот именно – ты не знаешь!! – он уцепился за последнее слово, словно клешнями, - Ты сама ничего не знаешь! А я знаю! Я отлично знаю! Хочешь, скажу тебе, что именно?!
Он уже почти кричал, а я подавленно молчала, вжимая голову в плечи.
- Ты просто не любишь меня!! – выкрикнул он так громко, что гуляющая возле нас голубиная стая испуганно поднялась в воздух, - И никогда не любила! Все эти твои выкрутасы – это ты не можешь, это ты не хочешь! Хватит! С меня хватит, слышишь?! Не хочу тебя больше видеть!! Никогда! – он резко сорвался с места и рванул прочь, навстречу солнечному свету… Если бы у него были крылья, он бы тогда догнал и растерзал этих несчастных голубей, улетевших минутой раньше. А я… я глубоко вздохнула, и осторожно передвигая непослушные ноги, доковыляла до ближайшей лавочки. Села, обхватив руками колени, и зарыдала так, что непрочно прикрученная к асфальту скамейка заходила ходуном. В тот момент я была абсолютно уверена, что жизнь моя на этом закончена, и больше ничего, ничего хорошего уже никогда не случится…
…Говорят, что мироздание так или иначе идёт нам навстречу, если только очень-очень сильно желать чего-нибудь! И быть абсолютно, на двести процентов уверенным в своём стремлении. Тогда всё получается. После нашего с Динаром разрыва всё, чего я хотела – уехать куда-нибудь подальше. Чтобы не видеть каждый день довольное лицо матери, не выслушивать от неё по сто двадцать пятому разу, как она была права, и какая же я непроходимая дура. Чтобы не ходить по тем же тропинкам, где мы гуляли вместе с ним, не видеть те же самые речные пейзажи, не разговаривать с общими знакомыми, не дышать тем же воздухом! С ним же самим можно было не опасаться случайной встречи – сарафанное радио донесло, что он уехал в другой район, и больше здесь не живёт. А мне вот уехать было совершенно некуда… но так хотелось! И надо же такому случиться – недели через три внезапно позвонил мой отец, который давным-давно жил в другой семье, в далёком-далёком отсюда, городе, и сказал… что приглашает меня в гости! Что я могу полететь к нему самолётом, через всю огромную страну! И, если я согласна, он поговорит с мамой. Да конечно же, я была согласна! Я бы с огромным удовольствием уехала не только в гости, а и вообще насовсем! Чтобы начать жизнь заново, с чистого листа, как будто и не было ничего… как будто я не знала ЕГО, и никогда не любила…
- Езжай! – сказала мне мать, - Развеешься… Только смотри – чтобы вернулась! - видимо, даже она почувствовала моё настроение, хотя обычно подобной эмпатией не отличалась.
…Почти месяц моего отсутствия пролетел гораздо быстрее, чем хотелось бы… А дома встречали ужасными новостями – не успела я прибыть с вокзала, как ко мне буквально ворвалась Мулька:
- Господи, Ника! Где ты пропадаешь! Тут такое творилось! По телеку – сплошное лебединое озеро! В Москве танки! Путч!
- Муль… у нас там творилось тоже самое, поверь… - с усмешкой осадила я подругу. Пару секунд она растерянно хлопала глазами, что-то соображая, а потом беззаботно махнула рукой:
- Ну да, что же это я! – и звонко расхохоталась. Посмеялась и я вместе с ней, искренне радуясь такому лёгкому отношению к жизни, и чаю мы попили, и поболтали о разных пустяках… а только собираясь уходить, она вдруг вспомнила:
- О, знаешь что? Твой-то бывший того… - и попыталась сделать строгое лицо.
- Что – того? – насторожилась я.
- Вены вскрыл, - буднично сообщила Мулька, накидывая олимпийку, - Вот умора, правда?
Стены нашей квартиры вдруг расступились и поплыли куда-то… а вместо них я очень чётко увидела движущуюся живую картинку – отдалённо, как в калейдоскопе – узкий старенький переулок двигался по обе стороны от моего взгляда, словно я быстро шла или на чём-то ехала по вымощенному гладкими булыжниками тротуару… кованая решётка ворот… открывается обшарпанная калитка… тёмные коридоры, скрипучие деревянные лестницы… и вдруг!! – разом бьющий в глаза ослепительный свет!! Солнце - яркое, откуда ни возьмись выпрыгнувшее солнце, выхватило своими лучами одну-единственную комнату во всём этом старом, пыльном, обречённом на скорую гибель доме – бумажные обои букетиками… круглый стол, накрытый потёртой плюшевой скатертью с длинными кистями… низко висящий абажур… а сразу за ним, чуть в стороне… Господи!! Человеческая фигура, вертикально разрезающая оконный проём своим неестественно вывернутым силуэтом – руки и ноги как-то слишком вытянуты относительно безжизненно болтающегося туловища, голова свёрнута набок… синюшное лицо… вспухшая, багровая шея… и поверх всего этого кошмара – круглые от шока, синие-синие глаза маленького напуганного мальчика…
Мне стало дурно, голова закружилась, в глазах потемнело… и во рту появился какой-то странный, словно металлический, привкус… я ухватилась за ручку кухонной двери, чтобы не упасть…
- Ника, ты что?! – всполошилась Мулька, - Тебе плохо? Пойдём, присядь…
- Как ты сказала… - едва ворочая непослушным языком, еле выговорила я, - Вскрыл… себе вены?
- Ой, да не до смерти! – беспечно махнула рукой подруга, - Откачали его, в больничке вроде потом лежал…
- А… сейчас? Где он сейчас…
- Откуда мне знать? – слегка возмутилась Мулька, - Да и тебе какое дело? Вы же давно уж разбежались. И правильно, кстати! Я ведь тебе сразу говорила…
- Ой, да прекрати ты уже! – вдруг прикрикнула я на ни в чём не повинную Мулечку, и вскочила с дивана, - Мне надо идти!
- Куда? Ты же только что приехала…
Но я уже выбегала из квартиры прочь, и мама сердито кричала что-то из кухни, и Мулька изумлённо смотрела мне вслед от подъезда… Так… какая туда идёт маршрутка? Он же наверняка у них…
- Ника?! Ты вернулась? – меня словно ударило током, и сердце сбилось с ритма, и всё, всё что было и чего не было тоже – всё тотчас же стёрлось, обнулилось, стало ненужным и незначительным! А единственным, по-настоящему важным снова был только он – он один – живой!! Живой… до боли близкий, стоящий прямо передо мной…
- Динар!! – кажется, я чуть не свалила его с ног, бросившись на шею: - Динар… ты живой…
- А ты… ты не уехала навсегда… как же я скучал…
Спустя какое-то время, отмерившее своими бесстрастными шагами нашу бурную встречу, мы лежали, обнявшись, на его диване, в пустой квартире, из которой вывезли почти всю мебель, и разговаривали обо всём на свете.
- Ты простишь меня? Я понял, что не могу без тебя… Почему ты уехала? Я пришёл, а твоя мать мне сказала, что ты вряд ли вернёшься обратно…
- Очень на неё похоже! – злюсь я, - Но теперь-то я здесь… и ты здесь… Зачем ты это сделал, идиот… Не смей больше никогда…
- А ты никогда больше не уезжай… - он гладит меня по волосам и легонько целует в макушку, - Ты придёшь ко мне ещё?
- Сюда? Ты теперь здесь один живёшь?
- Когда как… приезжаю иногда, присмотреть за квартирой… Мать с отчимом в дом переехали. Приходи… мне плохо без тебя, слышишь?
- Боже, что мы опять делаем… Чем это теперь всё обернётся…
- Я не знаю… я просто хочу быть с тобой… Мне всё равно… Ты любишь меня? У тебя никого больше нет? - и пытливо смотрит мне в глаза.
- Да… Да! Люблю… Конечно, никого… Я приехала домой час назад, глупый…
- Вот и хорошо… Я убью любого…
- Знаю, знаю… Молчи, пожалуйста…
- Ты права, совершенно права… хватит болтать…
… Когда я узнала, что он всё-таки женится, и родня подыскала ему хорошую невесту-татарочку, прошло уже больше полугода. Всё это время мы тайно встречались – то у него, на пустой квартире, то где-нибудь в гостинице. Я ни о чём не спрашивала, он ни о чём не рассказывал. Нам просто было хорошо вместе… Эта новость меня совершенно не тронула – не было ни больно, ни обидно… Как будто это не мой любимый парень женится, а кто-то совершенно посторонний… и весь этот фарс нас с ним вообще никак не касается. Словно я уже давно знала, наверняка знала - какой-то глубоко скрытой частью своего сознания, что так всё и будет.
- Это ничего не изменит! – убеждал он меня, - Мне на неё наплевать! Ты ведь знаешь, я люблю только тебя… - и целовал мои глаза, и волосы, и лоб, и вообще всё, что попадалось под горячие, нежные губы…
- Знаю… - соглашалась я, - Конечно, знаю…
- Как хорошо, что ты всё понимаешь…
Да, теперь я уже всё понимала. И прекрасно чувствовала, что нам не суждено быть вместе. Не судьба, как говорится. Да, горько. Обидно, и больно, и просто физически плохо. Но – ничего не поделаешь. Вот такая странная штука – мы словно созданы друг для друга… но только, если дело не выходит за пределы постели… Во всём остальном – полная противоположность! У нас просто нет будущего… нет ни одного-единственного гвоздика, за который можно закрепить тонкую нить совместной жизни… Ему нужна совершенно другая жена – покорная, молчаливая, без претензий и каких-бы то ни было амбиций. Мне – вообще неизвестно, кто нужен. Скорее всего, никто. Кто сможет заменить его?! Кто сможет сравниться…
… В последний раз мы были вместе накануне его чёртовой, никому не нужной свадьбы. Он был молчалив, растревожен – весь, как натянутая струна. Большой катушечный магнитофон разрывал тягучую тишину пустых комнат:
«Мы встретимся снова, пусть свечи сгорели и кончился бал…
Мы встретимся снова! Я верю в судьбу, я не умолял…
Ведь жизнь – это вечный, большой карнавал… Я узнаю тебя!»
Мне было не по себе – немного лихорадило, и временами я словно проваливалась куда-то во времени и пространстве, и тогда казалось, что смотрю со стороны сама на себя… Почти пустая комната… свет не горит, во всей квартире темно… две фигуры на одной постели почти светятся в этом полумраке – такая бешеная исходит от них энергетика… Хочется плакать… хочется никогда в жизни не покидать пределов этой маленькой комнаты… Недостаточно! Мне ещё недостаточно!! Я не готова отпустить его… пожалуйста, я не могу… не сейчас, умоляю…
- Мы… больше не увидимся… да? – тонкий профиль на фоне темнеющего окна повёрнут ко мне с безотчётной, угасающей надеждой.
Зачем спрашивать? Он и сам отлично знает ответ. Всё утрачено… всё прошло… и больше никогда не повторится.
- Почему ты молчишь? – он выбрасывает окурок, захлопывает форточку, и возвращается в постель, - Малыш… не оставляй меня…
- Ты сам знаешь, что это невозможно…
- Я без тебя не смогу… - он нервно закусывает губы, его лицо как застывшая мокрая маска…
- Не плачь… не надо…
- Мы обязательно ещё встретимся… Я найду тебя… я тебе обещаю!
- Дин… не нужно, пожалуйста… я ведь тоже не железная…
- Скажи ещё раз… меня никто так не называл… и больше не назовёт… - он с силой сжимает челюсти и кулаки, как будто собирается сейчас с кем-нибудь подраться.
- Дин… мой Дин… мой любимый… - я плачу – тоненько, жалобно, и глажу его по серебристым волосам, и целую в мокрые прекрасные глаза…
- Ты не можешь меня оставить!!
- Я… должна.
- Но ты… ты не забудешь меня?!
- Нет… никогда не забуду…
- Ох… Ника… Почему всё так сложно?!
- Я не знаю… Мы уже столько раз всё это обсуждали… Пусти… мне нужно идти…
- Нет, останься!! Останься ещё ненадолго… Ника!
- Прощай, мой Дин…
- Нет, нет!! Скажи, что любишь меня… Скажи ещё раз!
- Я… я больше не могу так!! Мы с тобой измучили друг друга… Я больше ничего не чувствую… слишком больно…
- Прощай, малыш… - он снова уходит к окну, поворачивается ко мне спиной и смотрит в темноту…
…Спустя многие годы я уже плохо помню черты его лица – ни одной фотографии не сохранилось… Единственную, на которой мы навсегда остались стоять вдвоём, обнявшись, на фоне каких-то феодосийских развалин, я порвала на мелкие клочки, безудержно рыдая, года через два после этой прощальной встречи…
А дальше в моей жизни, да и в его, наверное, тоже… было так много всего… Но порою, когда за окнами почти неслышно плачет ноябрьский - ледяной и тусклый дождь, и сердце сжимается от безнадёжной тоски – не по утраченной первой любви, от которой уже не осталось ни сожалений, ни даже воспоминаний; а по чему-то неясному, пугающе-притягательному, почти невозможному – вот тогда мне вспоминается этот печальный силуэт в рамке слабо освещённого уличными фонарями окна, и думается, что мы не вольны выбирать свою судьбу – всё уже давным-давно предрешено и расписано за нас. Кем-то пугающим, безучастным, ко всему на этой земле одинаково равнодушным. Кто мы?! Зачем мы здесь? Почему не можем распоряжаться даже своими собственными чувствами? Отчего нам бывает так необходимо оттолкнуть своими же руками самого нужного, самого любимого на всём белом свете человека… Отчего мы связаны по рукам и ногам бесчисленными и глупыми условностями…
Мы не знаем, и никогда не узнаем ответов на эти вопросы. Всё было правильно. Всё будет хорошо. Большего нам не дано и не нужно… Но снова, и снова, и снова – сквозь толщу времён, среди тысячи лиц, возвращаясь обратно - мы вдруг замечаем одно… И заранее знаем, что вот она – наша Судьба.
«Одна девчонка в шестнадцать лет
Поверила в счастье, которого нет…
А кто она, как её зовут –
вы догадайтесь сами…»
А вот и неправда! Есть счастье на свете, его просто не может не быть! Ну и что, если за окном льёт дождь которую неделю, и лето где-то заблудилось, и холод стоит в этом июле, как в октябре – всё это совсем неважно, если на тебя наконец обратил внимание парень, который тебе очень-очень нравится… Нравится так, что при встрече испытываешь одновременно и тревогу, и какое-то ненормальное счастье… а ещё - совершенно неведомое раньше чувство… очень сложно описать его словами… проще подобрать похожее сравнение с чем-то, что уже испытано, пережито… Вот, скажем – стоишь ты на вершине скалистого, обрывистого берега. Внизу – бесконечная водная гладь. Жарко, душно… солнце палит нещадно… одуряюще пахнет сосновой смолой, разнотравьем и старыми топляками, выброшенными приливом на прибрежный песок. А вода такая манящая, такая упоительно-спокойная, что хочется очертя голову броситься вниз, сейчас же! Чтобы ощутить радость полёта и с размаху бухнуться в прохладные волны, почти утонуть, а потом всплыть на поверхность, раскинуть руки и так лежать… не думая ни о чём на свете… и меньше всего – о чужом мнении по поводу твоего поведения. Но голос разума нудно твердит тебе, что это безрассудно, глупо, и в конце концов – просто-напросто небезопасно… Ты, помедлив ещё немного, и с тоскою бросив последний взгляд на сверкающую ширь, всё-таки ему подчиняешься, вздыхаешь… и идёшь, как все нормальные люди, вниз по склону, осторожно сгибая ноги, чтобы не свалиться ненароком с каменистой тропинки, поросшей вездесущей серебристой полынью и перечёркнутой ползучими и жилистыми корнями сорняков… Идёшь и думаешь – «Эх… ну что же это я?! Ведь можно ж было прыгнуть!» И так досадно, что снова прохлопал шанс, проиграл собственному благоразумию, будь оно неладно…
Вот примерно тоже самое ощущала и я, когда при первой нашей с Динаром встрече грубо его «отшила», а потом неделями казнилась и мучалась – ну что же дура-то какая была! Теперь мне оставалось только вздыхать про себя и страдать от чёрной зависти, изо дня в день наблюдая, как развиваются его отношения с моей подругой… Но это всё в душе, внутри себя… Снаружи – полное презрение и ледяные взгляды:
- Привет, красотка! Тебя там Алик заждался, чего здесь прохлаждаешься?
- А тебе какое дело? (высокомерно фыркаю) Идёшь себе и иди на здоровье… Тебя и самого, поди, Мулька ждёт не дождётся!
- Ну, минутку-другую можно и подождать… (и улыбается так отвратительно-лучезарно, что мурашки бегут по спине, и хочется врезать ему как следует по его слащавой физиономии!)
Впрочем, сумбурное какое-то у меня выходит повествование… Наверное, всё-таки стоит обо всём рассказать по порядку.
…Весна в тот год, когда мне стукнуло пятнадцать, выдалась настолько же замечательная, насколько ужасным вышло сменившее её лето. Вокруг всё для меня было ново и непривычно – район-новостройка, состоящий из множества одинаковых многоэтажек, третья по счёту школа, где я опять была новенькой, новые бытовые условия, новые соседи, новые запахи и новые лица… Далеко не всё из этого набора мне нравилось, но выбора не было – мы переехали сюда два месяца назад, под самый Новый Год, и жить теперь мне предстояло здесь - приспосабливаясь и подстраиваясь, изменяясь вместе с переменами в своей судьбе. Облегчало эту непростую задачу то обстоятельство, что тут новенькими были почти все – район застроился совсем недавно, и самые первые переселенцы едва-едва успели справить новоселье. А наш дом и два соседних вообще заселился примерно в одно время с нами, и в трёх последних подъездах до сих пор шли отделочные работы. Накануне переезда, когда уж ордер был на руках и наверняка стало известно, какую именно квартиру нам дают, мне приснился ужасный сон – будто в новой этой квартире нет ванной. Глупо, конечно, и наверняка непонятно непосвящённым – ну что же здесь ужасного? Всё дело заключалось в прежних моих жилищных условиях. Вернее, в почти полном их отсутствии. В старом нашем доме не было не то, чтобы ванной – и сама вода-то отсутствовала. В том смысле, что не текла сама по себе, стоит только кранчик открыть, а стояла в ведре. И её для разных бытовых целей надо было наливать ковшичком. А в это самое ведро попадала из фляги, а флягу наливали из колонки на улице, через переулок от дома… Думаю, теперь наши бытовые сложности ясны во всей их неприкрытой очевидности. И во сне, где дневные печали всегда гипертрофированно раздуты, мне было ужасающе обидно, что квартира-то у нас теперь есть, а ванной – предела моих мечтаний на то время – нет, как и не было! Но наяву, впервые зайдя в новенькое, пахнущее свежей краской и бумажными обоями многокомнатное помещение, я буквально остолбенела – на том месте, где, по всем признакам, должна была красоваться новенькая беленькая ванная, зияла чёрная, зловещая дыра… Судорожно нащупав выключатель, я убедилась, что зрение меня не обманывает – раковина есть, а ванной нет!! Люди, объясните мне кто-нибудь, что происходит?! Но объяснять было совершенно некому – во всей квартире только я да шестимесячный щенок… Взрослые, закинув нас сюда с несколькими первыми баулами, чтобы не мешались под ногами, были сейчас заняты на прежнем месте погрузкой основного барахла, нажитого за всю жизнь непосильным трудом. Дрожащими руками накинув пальто, я вышла подышать свежим воздухом, выгулять собаку и заодно изучить ближайшие окрестности. Дом наш был крайним из новой застройки, и вокруг простирался внушительный пустырь, где-то вдалеке переходящий в непролазные заросли речной поймы. В дальних подъездах происходило суетливое движение… Несколько рабочих разгружали из огромной припаркованной фуры двери, унитазы, рулоны линолеума и прочие нужные для отделки и оснащения квартир материалы.
- Добрый вечер! – поздоровалась я с ними, - Вы не могли бы мне помочь… Я хотела спросить…
- Чего тебе? – буркнул один, остановившийся на минуту, чтобы затянуться сигареткой.
- Я из второго подъезда… мы только сегодня переехали… а у нас в квартире нету ванной, понимаете? Вы не подскажете, к кому обратиться?
- Нету ванной, говоришь? – он спросил это совершенно будничным тоном, и меня, готовую к долгим препирательствам, это весьма удивило, - Какой у вас этаж?
- Первый! – с готовностью ответила я, - Вы посмотрите?
- А чего там смотреть… - он выбросил окурок прочь, и тот прочертил в вечернем сумраке алую мерцающую кривую, прежде чем потухнуть, уткнувшись в грязный снег, - Счас принесём!
- Сейчас?! – изумилась я.
- Ну да, - строитель пожал плечами, - А чего ждать-то…
Через двадцать минут я уже была счастливой обладательницей новенькой, сверкающей ванной! К ней, в придачу, принесли смеситель в коробке, рулон уплотнителя и ещё какие-то необходимые для установки тюбики.
- Монтажник придёт уже завтра… дома кто-нибудь будет?
- Да! – заверила я своих благодетелей, - Конечно! Но, скажите… Теперь что, кто-то другой без ванной останется?
- С чего бы это? – не поняли рабочие.
- Ну, раз нам не поставили сразу, а вы принесли из другого подъезда, значит – кому-то не хватит?
- Не волнуйся, ещё привезут! – ответили мне с усмешкой, - В ваннах здесь недостатка нет…
Таким вот удачным образом проблема с оснащением нового жилья гигиеническим оборудованием была мною разрешена в первый же вечер. Теперь нужно было обзавестись новыми знакомствами. За этим тоже дело не стало – наутро заселялись жильцы в квартиру напротив: мама-папа и две дочери. Одна совсем малявка, вторая старше меня на год, как мы выяснили, перекинувшись парой фраз. Вот и первая потенциальная подруга! И ходить далеко не надо)). Вышла на обычный утренний променад – познакомилась с ещё одной собачницей, тоже своей ровесницей. Они заехали в угловой подъезд уже неделю назад – старожилы! Слово за слово, обсуждая своих собак, мы с ней больше часа бродили по пустырю, позабыв о времени. В результате нас нашёл обеспокоенный отец моей новой подруги:
- Мулька, вот ты где! Завтракать давно пора, где вас носит?! Разве можно так?!
- Прости пап… Мы вот тут всё время гуляли… Познакомься, это Ника!
- Здрасьте… - робко пискнула я, но рассерженный высокий мужчина не обратил на меня никакого внимания.
- Марш домой! – скомандовал он дочери, и, не дожидаясь, пока она пойдёт следом, развернулся и направился в сторону дома. Их овчарка, в отличии от девочки, выполнила команду блестяще – прилипла к хозяйской ноге, и больше в нашу сторону даже не посмотрела.
- Только отца и уважает, - хмыкнула девчонка, - Мы все для неё по боку… Ну, давай… до скорого!
- Пока… - улыбнулась я, и тут же, спохватившись, спросила: - Почему он тебя так странно назвал?
- А… - она усмехнулась, - Такое домашнее прозвище… Когда совсем мелкая была, называла себя Мулей, сокращала так «маленькая Юля». Вот и прилипло, теперь не отмажешься… - Юлька весело расхохоталась, давая понять, что вовсе и не против.
Нужно сказать, что она оказалась совершенно права – впоследствии вся наша компашка, и в школе, и во дворе – все поголовно, и за глаза, и в глаза, называли её Мулькой. Уж больно подходило к ней это кукольное прозвище – огромные голубые глаза, длинные тёмные ресницы, пухлые губки, фигурка Барби и льняные, кудрявые от природы блестящие волосы вызывали у всех, кто её видел, однозначную ассоциацию с большой заводной куклой. А если к этому прибавить лёгкий, смешливый нрав и неотягощённый лишними познаниями интеллект, картина становилась ещё более очевидной. Справедливости ради стоит заметить, что Мулечка была девчонкой довольно милой, не стервозной, всегда стремилась помочь ближнему своему, и ради подруги готова была снять с себя последнее, как говорится. Впрочем, не только ради подруги… Стремление нравиться всем и каждому и флиртовать напропалую было заложено в её хорошенькую головку самой природой, и сама она совершенно не пыталась его скрывать или хотя бы контролировать.
… Новогодние праздники, а за ними и зимние каникулы пролетели в приятных хозяйственных хлопотах – вместо ёлки в углу самой большой комнаты красовалась пирамида из коробок, которые предстояло разобрать. Расставляли мебель, гладили и вешали шторы, собирали шкафы, раскладывали по местам вещи – времени на долгие прогулки по окрестностям просто не оставалось. А десятого января, переступив порог новенькой школы, до которой и идти-то было всего-ничего – через два дома от нашего, я с изумлением обнаружила множество знакомых лиц! Если хорошо подумать, ничего удивительного в этом не было – со старой застройки в центре города именно сюда и расселяли все ветхие домишки. За прошедший год и следующий за ним эта миграция приняла по-настоящему массовый характер – городской администрации пришла «сверху» соответствующая разнарядка, и ряды переселенцев на окраину новостроек пополнились многими прежними моими знакомцами. С кем-то учились в старой школе, с иными во второй по счёту, где я полтора года изнывала, мучаясь под гнётом усложнённой математической программы, кое-кого знала ещё по музыкалке, и даже с детского садика – шутка ли, всю жизнь провести в одном районе! Впрочем, основную массу составляли всё-таки незнакомцы, с которыми только ещё предстояло выяснить свои отношения…
Смешно, но первой по счёту, с кем пришлось эти отношения выяснять, стала… школьная директриса! Самолично изловив меня в гулком длиннющем коридоре на одной из перемен, она заверещала противным, визжащим дискантом:
- Милочка моя, в чём это ты на занятия пришла?!
В первое мгновение я остолбенела от такой неожиданной атаки, и, кажется даже покраснев, в ужасе бросила взгляд на свою одежду – может, я чего не заметила с утра? Юбка порвалась на самом видном месте или пуговица расстегнулась?! Да нет, вроде всё в порядке… Отчаянно жалея, что не могу увидеть себя с заднего, так сказать, фланга, я гордо вскинула голову и посмотрела директрисе прямо в глаза:
- А что не так?
- Нет, вы только посмотрите на неё! – громко возмутилась она, обращаясь, по всей видимости, к уже начавшей собираться вокруг интересного действа разномастной толпе учеников, - Всё не так! Где твоя форма, деточка?!
- А… - я выдохнула почти с облегчением. Так вот почему она взъелась! – Нету у меня формы, - пожала плечами с чувством собственного превосходства в этой бессмысленной дискуссии, - Старая давно мала, я последний год училась в школе, где была свободная форма одежды… А новой сейчас и не купить нигде! – и победно поглядела на директрису – «что, съела?!»
Сие была абсолютная правда, и она сама прекрасно это знала – сгущались смутные времена, Советский Союз стоял одной ногой в могиле, в магазинах – шаром покати, какая уж тут школьная форма? Я вообще не думала о какой-то другой одежде, когда собиралась в эту новую школу, и мать моя ни словом не заикнулась, придя с родительского собрания, что у них форма требуется. Да и потом – пусть глаза-то разует! Я что, одна здесь такая? Вон - народ в подавляющей массе ходит в чём попало! И кстати, на мне ещё не самый худший вариант! Вполне скромный костюмчик: светленькая серо-голубая ткань, похожая на джинсу, по ней пёстрый узорчик, изображающий почтовые марки, и надписи разные на английском. Видимо, это её и взбесило. Ну, тут уж поделать нечего, извиняйте! Какое дома выдали, такое и носим. На самом деле, одёжка эта досталась мне уже с богатым прошлым - ещё мама её носила в далёкой своей молодости, а теперь вот, извлечённая из старого сундука, и мне пригодилась.
- В такой одежде только на дискотеку ходить, а не на занятия! – никак не унималась директриса. Сгрудившиеся любопытные занимали собою уже почти всю ширину коридора. Я начинала злиться.
- Не могу с вами согласиться, - покачала я головой, и сделала недоумевающую гримаску, - Длина юбки - миди, блузка под горло, пиджак строгого покроя, с длинными рукавами… На дискотеку обычно так не одеваются! Вот, скажем, если… - я демонстративно оглядела свою оппонентку, - Если вырез будет побольше… и цвет поярче… рукава покороче… Ну, и низ в обтяжечку… тогда самое то!
Школьная начальница, одетая в ярко-алую блузку с внушительным вырезом, с короткими рукавами-фонариками, да ещё и с расстёгнутой верхней пуговицей, аж побагровела от гнева:
- Да что ты… - конца этой фразы никто не дождался, хотя всем было ужасно интересно!! - Я… я не потерплю здесь такого нахальства!! – но сама отступила на шаг назад, и, сверкнув напоследок глазами, удалилась с поля боя под тихие смешки и перешёптывания. Едва только её внушительный зад, туго обтянутый фланелевой юбкой, скрылся за поворотом, эти робкие звуки обрушились оглушительным рёвом – бурный восторг зрителей выражался в самой разной звуковой палитре – от дикого хохота до одобрительных воплей:
- Не, вы это видели?!
- Во даёт!
- Вообще молоток!
- Кремень, а не девчонка!!
Признанный школьный авторитет – высокий, смазливый парень с наглым и довольно глуповатым выражением на вечно усмехающейся физиономии, подошёл ко мне вплотную, с размаха хлопнул по плечу, и высказался в таком ключе:
- Прям офигенный зачёт! Ты у нас, Кораблёва, похоже, только с виду правильная! Из каких краёв залетела?
- С Комаровки, - сообщила я спокойно.
- Хы-ы! – расцвёл Сказочник, – такая за ним числилась странноватая «кликуха», - Зачёт Комаровке! - и пошёл вразвалочку, уверенно расставляя свои столбообразные ножищи. За ним двинулась вся «основная» стая, гогоча и развешивая по дороге профилактические тумаки некстати подвернувшимся малолеткам.
На этом выяснение отношений с кем бы то ни было – и в самой школе, и в целом на районе, можно было считать делом завершённым. Не было бы счастья, как говорится… Правда, первое время директорша изредка ещё предпринимала попытки указать мне подходящее место, но, так и не встретив с моей стороны никакой интересной реакции, самоликвидировала свои претензии, занявшись более злободневными вопросами. В этих последних, старших классах, «школьные годы чудесные» не оставили в моей памяти никаких, сколько-нибудь внятных воспоминаний о самом учебном процессе. Кроме уроков литературы, разумеется. Собственно говоря, как такового учебного процесса-то особо уже и не наблюдалось на то время. Немногочисленные оставшиеся в школе учителя, острый дефицит которых не мог восполнить ни один, даже самый рьяный руководитель, были отчаянно заняты проблемами собственного выживания. На стремительно обесценивающиеся зарплаты купить можно было всё меньше и меньше товаров народного потребления, да и те из магазинов исчезали со скоростью света. Мне лично очень запомнился ближайший к дому универсам – огромное помещение с полупустыми прилавками, где среди неубранных вовремя ценников, объявляющих всем желающим о стоимости тех или иных отсутствующих продуктов, гордыми рядами стояли трёхлитровые банки с зелёными консервированными помидорами, и высился хлебный прилавок с двумя разновидностями продукции – белые и серые кирпичики бок о бок сплотились в борьбе с происками западных империалистов, как всегда, вынашивающих коварные планы, чтобы разрушить нашу великую и могучую… Да, и ещё был лимонад – «Золотой Ключик» и «Тархун». Ну, и молоко с кефиром тоже завозили иногда, в неприлично ранние утренние часы. Чтобы купить всё остальное, необходимое совгражданам для пропитания, нужно было выстаивать длиннющие очереди, предварительно получив продуктовые талоны. Талоны на сахар, на муку, на мясо и на колбасные изделия… на крупы и конфеты, на масло растительное и сливочное… талоны на всё на свете! Отлично жилось нам тогда, на просторах великой страны… Ну, а кого не устраивало – можно было доехать до рынка. Здесь было всё, и безо всяких талонов. Правда, цены автоматом множились в три-четыре раза, но в целом – пожалуйста, покупай, что душе твоей угодно… Справедливости ради надо сказать следующее: подростков вроде меня всё это не особенно волновало. У нас были свои насущные сложности, а бытовуху, как и во все времена, мы милостиво оставляли скучным своим взрослым.
Каким-то ярко-солнечным, ненормально жарким мартовским днём мы с Мулькой испытывали следующие насущные сложности: демонстративно сидели на лавочке возле подъезда в соседнем дворе, и ждали – через какое количество минут подойдёт к нам кто-нибудь из парней, чтобы завести знакомство? Мулька, в отличии от меня, продолжала учиться в своей прежней школе, в другом районе, откуда они с семьёй недавно переехали. Ей хотелось и здесь поразить всех наповал своей неземной красотой. Что было, в общем-то, совсем не сложно, да только времени никак не хватало. Зимой, так вообще – ранним утром уезжаешь – ещё темно, после обеда возвращаешься – уже темнеет. Строгий Мулькин отец пас её, как хороший пастух любимую овечку, и о том, чтобы в сумерках на улицу выходить, не было даже и речи. Забегая вперёд, оговорюсь, что он был совершенно прав, учитывая тогдашние нравы и податливый, как мягкий пластилин, характер собственной дочери. Незапланированно рано наступившие погожие деньки принесли Мульке долгожданную возможность вывести себя «в свет». Я, как верная подруга, сопровождала её в этом променаде.
- Тебе бы, конечно, вырасти ещё немножко… - с сожалением говорила она, осматривая меня пытливым взглядом профессионала, - Фигурка-то хорошая, но вот рост…
- Ну что ж поделать, что выросло, то выросло! – отшучивалась я, давным-давно закалённая насмешками одноклассников.
- Да… если только каблуки одеть! – оживилась внезапно Мулька, - Какой у тебя размер?
Размеры наших ног тоже кардинально отличались… пришлось идти, как есть. В принципе, я особо и не расстроилась – в отличии от подруги, у меня не было планов подцепить себе парня, а уж тем более – произвести фурор в обществе. Накрасить себя «как следует» я тоже ей не дала, и Мулька, тяжко вздохнув, покачала головою:
- Ну что ж ты какая несговорчивая! Так никогда себе никого не найдешь!
- Если ты не заметила, я и не ищу!
- Ну и дура! – резюмировала подруга, и показала мне язык. Впрочем, вполне беззлобно. Я в ответ только хмыкнула, на том мы и сошлись. И вот теперь, сидя на лавочке в самом «популярном» дворе на районе, в компании портативного магнитофона, орущего на всю ивановскую, мы терпеливо ждали, пока на Мулькину немудрёную удочку пачками начнут клевать одурманенные её безупречной внешностью парни.
- Почему мы сидим, как две дуры, именно здесь? – осведомилась я у Муленьки после нескольких минут нашего «заседания».
- Это самый проходной двор! Тут все ходят, во-он в ту сквозную арку… - терпеливо объяснила мне она.
- Ааа… - я понимающе кивнула. Однако время шло, а Мулькин прогноз что-то сбываться не спешил – мы по-прежнему сидели в гордом одиночестве. Не было не то, что парней, желающих завести знакомство с записной красоткой, но и вообще никого. Ни одной живой души на горизонте. Казалось, народонаселение нашего микрорайона просто вымерло.
- И куда они все… - начала было я, но тут подруга грозно на меня шикнула, и пихнула со всей силы в бок. Да так сильно, что я чуть было с лавки не свалилась.
- Идут… - сквозь зубы процедила Мулька, не глядя на меня и радужно улыбаясь.
- Где? – я завертела головой, по-прежнему ничего не замечая.
- Сзади! – яростным шёпотом ответила она, - Не смей оборачиваться!
Помню, что я едва успела подумать – «Ни фига себе зрение у неё – глаза, что-ли, дополнительные на затылке?» как совсем рядом послышался грубоватый мальчишеский голос:
- Привет, девчонки! А чё это вы тут одни сидите?
Меня передёрнуло, словно от удара током. Не доверяя своим ушам, я повернула голову и… Батюшки светы! Прямо передо мной стоял человек, которого я хотела бы видеть здесь и сейчас в самую распоследнюю очередь!! Да что там – вообще ни в какой очереди из тех, кого бы я хотела видеть, он не числился.
- О, какие люди! И без охраны! – с торжеством охотника, увидавшего редкую добычу, присвистнул этот ненавистный мне субъект, и все мои слабые надежды на то, что он меня, может быть, и не узнает, а если узнает – то не подаст виду, разом рухнули.
- Кораблёва, дорогая моя! – с наигранно-фальшивым изумлением продолжал разоряться мой старый знакомец, - Какими судьбами ты здесь?!
- Такими же, как и ты, надо полагать. - сделав каменное лицо, отвечала я, и натянула на лицо убийственно-противную улыбку.
Мулька, изо всех сил пытающаяся вникнуть в смысл нашего диалога, растерянно улыбалась и строила глазки. Но сейчас её уловки не действовали – первый из подошедших к нам парней был всецело поглощён моей, так неожиданно встреченной здесь, персоной, а второй точно также, как и она сама, старался понять, в чём тут дело, и какие такие отношения скрываются за нашей словесной пикировкой.
- Ну вот встреча так встреча! – не унимался говорящий, - Это дело надо отметить, как вы считаете?! – он обвёл светлым, приторно-радостным взглядом всю нашу маленькую компанию, - Пойдёмте с нами, а? Прогуляемся…
Мулька, только и ждущая этого момента, уже была готова вскочить с лавки и согласиться, но я изо всех сил сжала её руку, впившись остро отточенными ногтями в ладонь. Она сделала страшные глаза и посмотрела на меня с плохо скрываемой яростью – мол, что это ты вытворяешь?! Но я не дала ей шанса переломить ситуацию в свою пользу, а быстро и твёрдо сказала:
- Ты, Алишер, вали откуда пришёл! И даже не думай выделываться, понятно?! Сам прекрасно знаешь, что никуда я с тобой не пойду, поэтому хорош дурака валять.
- Ни грамма не изменилась! – с гордостью констатировал мой старый враг, продолжая мило улыбаться, - Только ещё симпатичнее стала! Совсем большая выросла наша крошка! Сколько мы с тобой не виделись, а? Года два? А я вот теперь совсем другим человеком стал, да… - он по-хозяйски плюхнулся рядом на лавку, и вытянул длинные ноги в обвислых спортивных штанах, - Может, зароем уже топор войны?!
- Ага, счас! – фыркнула презрительно я, - Совсем за дуру меня держишь? Рассказывай кому-нибудь другому свои сказочки… И вообще, нам пора! – я встала, не в силах дольше выносить это невыносимое общество, и с силой потянула за руку Мульку: - Пошли!
- А чё это ты своей подругой командуешь? – возмутился Алишер, - Допустим, тебе я не нравлюсь… ладно, переживём… а может, понравлюсь ей, а? - и он поглядел на Мульку долгим, оценивающим взглядом. Ох… если бы у этой дурищи был хвост, она бы сразу им и завиляла, клянусь! Но, поскольку этого приспособления природа нас давно уже лишила, ей оставалось только радужно улыбаться, сверкая своими кукольными глазищами, с чем она и справилась на отлично.
- Юль, пойдём! – угрожающе повторила я, - Нам ещё к Скрипкиной нужно зайти, помнишь? – и, отвернувшись от парней, изо всех сил подмигнула ей, намекая, что здесь ловить совершенно нечего. Но верная своей натуре Мулька совершенно не вняла моим бессловесным предупреждениям. Вместо этого она принялась напропалую флиртовать с Алишером, всем своим видом выражая полную готовность идти с ним прямо сейчас и куда угодно. В полном отчаянии я попыталась было ещё раз вразумить её – всё было бесполезно. Вдвоём с Алишером они уже мило трещали обо всякой ерунде, Мулька счастливо хохотала над его плоскими шутками, запрокидывая голову, как породистая кобыла, и никаких ресурсов, чтобы остановить это опасное безобразие, у меня просто не было...
- Кажется, они уже нашли общий язык… - чуть хрипловатый голос удивительно красивого тембра совсем некстати отвлёк меня от лихорадочных поисков разрешения насущной проблемы. Поражённая внезапным появлением здесь и сейчас своего давнего заклятого врага, я уж и думать забыла о втором парне, который пришёл вместе с ним. А он, оказывается, никуда не делся – стоял рядом, прислонившись спиной к дереву, неторопливо курил и улыбался, наблюдая за нашими разборками.
- У тебя потрясающие ножки! – сообщил он мне, и поглядел так, что мне стало ужасно неловко… - И ещё ты очаровательно краснеешь… - мой возмущённо- яростный взгляд его ничуть не обескуражил, наоборот – прищурив синие-пресиние свои глаза, этот субъект совершенно бесстыже пялился на меня, и всем своим видом больше всего напоминал наглого и довольного кота, который уже поймал мышку, но есть пока не спешит, и от скуки намерен с ней немного поиграть. В голове моей вихрем пронеслись самые разные мысли, и даже, кажется, упали друг на друга, зацепившись чем-то, что там у них вместо ног…
Первая: «Да что он себе вообще позволяет!»
Вторая: «Этот негодяй ужасно на кого-то похож…»
И третья: «Боже мой, какие глаза! Разве бывают у людей такие глаза?!»
Вдобавок к мыслям объявились и чувства. Стало жарко, следом меня пробил непонятный озноб, во рту пересохло, внутри появилось какое-то неприятное тянущее ощущение, и показалось, что к горлу подступает тошнота… Голова слегка закружилась, ноги стали тяжёлыми и непослушными. «Что это со мной?!» - испуганно подумала я, и… уселась обратно на лавку. Мой мучитель отлепился от дерева и лениво подошёл ближе.
- Ты ведь Ника, да?
Кажется, я кивнула, или сделала утвердительный знак глазами, или вообще ничего… не особенно помню, но ему, похоже, и не требовался мой ответ.
- Алишер мне рассказывал про тебя… - он уселся рядом, и оказался так близко… почему-то это лишило меня возможности нормально дышать… С трудом пытаясь сообразить, почему, я приписала своё недомогание терпкому запаху какого-то дезодоранта, которым пользовался мой новый знакомый. Впрочем, какой он мне, к чёрту, знакомый?! Вовсе не собираюсь я знакомиться с дружками Алишера! А то мне не хватало их здесь, как же!
- А я Динар… - придвинувшись ещё ближе, этот обаятельный, надо отдать ему должное, нахал, обнял меня за плечи: - Ты красивая…
В этот момент я очень хорошо поняла, что выражение «невероятным усилием воли» мною до сих пор трактовалось в корне неверно. Сейчас моя воля была действительно, полностью парализована. Ей, этой воле, больше всего нужно было вырваться из цепких бархатных лап человекообразного кота, и убежать отсюда без оглядки. Но… чему-то другому внутри меня, какой-то неведомой моей составляющей, которая раньше вообще никак себя не проявляла, хотелось абсолютно другого! Ей хотелось закрыть глаза, склонить голову на тёплое крепкое плечо сидящего рядом парня, и… И вот только не-ве-ро-ят-ным, титаническим, нечеловеческим усилием воли мне удалось всё-таки одержать верх над этой внутренней распутницей, с негодованием вырваться, вскочить с разнесчастной лавочки, и, тяжело дыша, вскричать:
- Убери свои лапы!! Не смей ко мне прикасаться!
Моя реакция почему-то очень развеселила Динара. Он широко улыбнулся… и расхохотался так заразительно, что даже мне, несмотря на причинённое оскорбление, захотелось рассмеяться вместе с ним!
«- Боже мой, что происходит?! Может, я сплю, и мне всё это снится?» - подумала я с надеждой.
Уж слишком фантасмагоричным казалось всё происходящее. Нахмурившись, я поискала взглядом Мульку. Если я сплю, то вряд ли её сейчас обнаружу. В нормальном сне не бывает таких прочных связей… Но Мулька, как назло, была тут как тут, и никуда не делась. Другое дело, что она уже совершенно не обращала на меня внимания, полностью поглощённая своим новым знакомством. Они с Алишером сидели чуть в отдалении, на соседней лавочке, и мило ворковали, явно намереваясь вскорости перейти на новый уровень своих отношений.
- Твоя подружка гораздо более сговорчивая! – кивнул с ухмылкой Динар в их сторону.
- Вот к ней и катись!! – дистанция, образовавшаяся между нами, окончательно привела меня в чувство. Мне было уже совершенно всё равно, что там будет с Мулькой. Я ей, в конце концов, не мамка и не нянька! Пусть своей головой думает! Не дала мне даже шанса объяснить, кто такой Алишер! Пальцем поманили, и побежала… тьфу! Кажется, в пылу собственного праведного гнева я действительно плюнула под ноги своему новому знакомцу, сопроводив этот некрасивый жест примерно такой фразочкой:
- Да катитесь все вы к чертям!! – и умчалась прочь - расстроенная, оскорблённая и негодующая. Ворвавшись в свою комнату, я бросилась на диван и зарылась головой в подушки, трясясь от тяжких рыданий. Меня просто разрывало на части! И самое страшное состояло в том, что я и сама не могла бы ответить, почему… Целых два дня я не показывала носу на улицу. Ни под каким предлогом не соглашалась выходить из дому. Даже чтобы погулять с собакой. Сказалась домашним больной, и валялась на диване, как овощ, зарывшись с носом в увлекательную книгу.
- Деточка моя… там к тебе Юленька пришла! Просит, чтобы ты вышла к ней.
- Не, бабуль… - я сползла по подушке, и зарылась в одеяло, - Скажи ей, что я болею… мне чего-то совсем нехорошо… не хочу её заразить!
Бабушка озадаченно поглядела на меня, пощупала лоб… и ушла, хмурясь и что-то бормоча себе под нос. Дома не понимали, как и трактовать моё неожиданное недомогание – температуры нет, и в школу не нужно… на дворе плюс двадцать и только что начались весенние каникулы… обычно при таких обстоятельствах меня и домой-то не загонишь, а сейчас наоборот – совсем и не выгонишь… Я, признаться, и сама мало что понимала. Поэтому и заперлась от всего мира, забаррикадировалась книгами, окуклилась в одеяльном коконе, пытаясь осознать, что же случилось. Почему я так себя чувствую, словно в грязи вывалялась? И одновременно – как будто только что лишилась чего-то долгожданного, очень-очень ценного… и лишилась по собственной глупости! Из этого неразрешимого собственными силами ступора мне помогла выбраться Ирка-соседка-напротив. Невзирая на мои запреты, бабушка всё же допустила её, пришедшую поинтересоваться, куда это я запропала, до моего немощного, погребённого под толстым слоем подушек и пледов, тела.
- Да ты втюрилась в него по уши! – со смехом констатировала соседушка моя, выслушав сбивчивый рассказ о недавних событиях.
- Что-о?! – возмутилась я, и даже вылезла из-под одеяла, - Не-ет!!
- Да-аа!! – передразнила Ирка.
- Слушай, давай рассуждать логически, - я потрясла головой: - Я этого придурка видела позавчера первый раз в жизни! Минуты две от силы. Какая любовь?!
- Самая обыкновенная… - пожала плечами Ирка, - С первого взгляда! Неужели ты не знаешь?
- Да глупости это всё! – отмахнулась я, - Только в книжках так бывает!
- Ну, судя по всему, не только… - хитро прищурилась подруга, - Ты вон сама не своя! Точно втюрилась, зуб даю!
- Ни в кого я не втюрилась! – разозлилась я уже не на шутку, - Он же алишеровский дружок! Наверняка такой же мерзавец… Я, конечно, тебе не рассказывала…
- О чём? – насторожилась Ирка.
- Давняя история… - я тяжело вздохнула, - Мы с Алишером очень давно друг друга знаем… с первого класса вместе учились… - разумеется, я не смогла за один короткий вечер рассказать ей всю многолетнюю историю нашей вражды, а только самый вопиющий и последний по хронологии эпизод, после которого я и ушла из первой своей школы…
- Подожди, подожди… - остановила она мои бурные сентенции, - Выходит, это не Алишер, а твой прежний парень подставил тебя тогда?
- Что?! – я изумлённо на неё уставилась, не понимая…
- Ну конечно! – Ирка утвердительно кивнула, - Алишер к тебе подваливал по-всякому, а этот твой Рыцарь в белых доспехах смылся, и целовался в кустиках с другой, так?
- Так… - я обескураженно кивнула, - Но… Он же погнался за мной! Со всей своей кодлой! Хватал лапищами своими…
- Ну, а если бы догнал? – рассудительно продолжала подруга, - Представь, чтобы тогда?
- Бррр… даже представлять не хочу! – я затрясла головой и крепко зажмурилась.
- А тут и представлять особо нечего! – рассмеялась вдруг Ирка, - Сделал бы тоже самое, что и твой рыцарь в кустиках, вот и всё! Там же народу кругом полно было! Большой двор, трамвайная остановка рядом, магазины… Так ведь? Я думаю, ты бы не расклеилась от маленького поцелуйчика!
- Да он… да он противный, как… как…
- Брось! Глупости ты сейчас говоришь! – соседка уверенно махнула рукой, - Видела я Алишера твоего – красавец-мальчишка, настоящий симпатяшка!
- Где? – потрясённо поинтересовалась я, недоверчиво на неё глядя.
- Где-где, здесь конечно! С Мулькой по всему двору обжимаются!
- Ааа… - я облегчённо выдохнула.
Но потом мне стало как-то не по себе. Неужели действительно, для кого-то другого, кто не знал этого подонка с самого детства, он может быть и симпатичным, и привлекательным?! Я ещё долго раздумывала об этом, и о многом другом… Ирка ушла к себе, меня позвали ужинать, и над миром сгустились звонкие весенние сумерки. Требовалось срочно проветрить голову, и я решилась прервать своё добровольное затворничество. Оделась, свистнула собаку, и вышла из подъезда в тёплую, полную щебетания и суетливой возни, стремительно наплывающую ночь. На этот раз прогулка не ограничилась ближайшим пустырём. Мы с собакой решили пройтись основательно, и уже через несколько минут оказались на тропинке, ведущей сквозь густые заросли ракитника и рогоза на берег небольшой, змеящейся сквозь городскую застройку, реки. Выросшая в небольшом райончике частных домов, где все друг друга знали, и с детства привыкшая бродить где угодно, я никогда не боялась гулять по темноте. Мне как-то даже в голову не приходило, что для девочки моего возраста такая прогулка может закончиться очень даже плачевно… Впрочем, мне всегда везло на разные авантюрные предприятия, повезло и на этот раз. Никто нас с Багирой не съел и не поймал, здесь вообще было совершенно безлюдно и бессобачно)). Осторожно ступая в полутьме, вскоре мы вышли на открытое песчаное пространство, лишь кое-где поросшее низкой, чахлой травой. Пока моя четвероногая спутница вынюхивала интересные метки и сообщения, я отлично скоротала время, усевшись на толстый поваленный ствол корявого осокоря, и глядя на воду. В свете недалёких городских огней речная гладь отсвечивала ярко-оранжевым, изредка проплывали вдоль самого берега утки, торопясь занять спальные места в прибрежных камышах, и иногда спокойствие нарушала водяная крыса, неторопливо пересекающая течение наискосок, высунув из воды усатую любопытную морду… Вокруг, словно вместе с рекой, разливалась чарующая безмятежность… но отнюдь не тишина! Каждое из живых существ, населяющих пойму, издавало радостные звуки возрождающейся, после долгого зимнего сна, жизни. Свист, писк, кряхтенье, шуршанье, ворчанье и кваканье заполняли собою и небо, и воду, и землю. В какую-то минуту насторожившаяся моя собака не дала кому-то, идущему по той же тропинке по нашим следам, появиться незамеченным. Лаять она, тактичная от природы, не стала, а только встала по струнке, глядя в шевелящийся рогоз, навострила уши и жадно втягивала ноздрями чужой резкий запах. Повернулась на стволе и я, вглядываясь в сумрак.
« - Наверняка, кто-то ещё с собакой пришёл гулять… может, Мулькин отец?»
Но человек шёл один, никакая собака впереди не бежала. Вот он уже почти показался среди жухлой, с осени ещё стоящей, поросли… Вот идёт в нашу сторону…
«- Блин! Почему-то я уже нисколько не удивлена…» - досадливо подумалось мне.
- Ты что, следишь за мной?! – вслух высказала я Алишеру, стоящему передо мною на песчаном берегу. Он как-то глупо улыбнулся в несвойственной себе манере, и ответил:
- Типа того…
- Зачем?! – возмутилась я, - Теперь-то тебе что от меня надо?!
- Не бойся… - не ответив на мой вопрос прямо, он уселся с другого конца толстенного ствола, и вытащил пачку сигарет.
- Если ты пришёл сюда покурить, то я ухожу! Мы уже и так собирались обратно…
- Извини… - абсолютно невозможное в его устах слово, да ещё сказанное действительно виноватым тоном, прозвучало ещё более стыдливо и жалко, чем воспринимается обычно. Я замерла на месте, не веря своим ушам.
- Что ты сказал?!
- Извини меня, Ника… - его тёмные глаза блеснули в темноте отражённым светом близких фонарей – с другой стороны довольно узкой речки возвышались давно отстроенные жилые кварталы, и освещения здесь хватало, чтобы рассмотреть лицо собеседника, - Я был ужасным дураком…
« - Вот ещё новости! Почему это был?!» - очень хотелось сказать мне вслух, но я сдержалась, донельзя заинтригованная происходящим. Моё молчание, видимо, спровоцировало целый словесный поток у незваного собеседника:
- Ты считаешь меня полным дебилом, я знаю… Сам виноват, всегда задирал тебя… Понимаешь, нам, пацанам, очень сложно сказать девчонке, что она тебе нравится…
На этой минуте откровений я чуть со ствола не свалилась – ничего себе, оборотик! Меня стал разбирать страшный смех, и пришлось отвернуться, чтобы Алишер не рассмотрел ненароком, как я пытаюсь сдержаться, и не заржать в голос.
- Короче… - он глубоко вздохнул, - Я… я хочу предложить… Ты будешь со мной ходить?
«Батюшки святы! Только этого мне и не хватало!» - ужаснулась я внутренне. Теперь надо было как-то выкручиваться. Вплоть до сегодняшнего дня я бы даже не задумывалась – сказала бы этому наглецу пару ласковых, и дело с концом! Но теперь… он был таким, таким… неожиданно жалким… несчастным… ничтожным даже… Куда-то испарилась вся моя давняя ненависть, жажда мести… Подумалось, что все наши детские, в сущности, проблемы и горести давным-давно прошли и быльём поросли… Теперь, с высоты своих целых пятнадцати, двухгодичной давности события показались мелкими и несущественными. Особенно после разговора с Иркой. И чего я, действительно, так завелась тогда? Самой нужно поменьше раздувать из мухи слона, вот что.
- Слушай, Алик… - почти ласково сказала я, - Давай оставим всё это в прошлом, хорошо?
Он напряжённо молчал, видимо, соображая, что именно я предлагаю оставить.
- Мы с тобой никогда не были друзьями, это правда… - усмехнулась я, - Но… насчёт всего остального это уже ты загибаешь… У тебя же Мулька есть! – вдруг сообразила я, и радостно заулыбалась: - Шутишь, правда?! Ну ладно… извинения приняты… пошли отсюда, меня счас дома потеряют…
Обогнув наш длинный дом, мы вступили в цивилизацию. Она встретила нас ярким электрическим светом, детским визгом с игровой площадки, мерными ударами баскетбольного мяча, и… зрелищем настолько неожиданным, что я, идущая чуть впереди с собакой на поводке, вдруг встала как вкопанная. Алишер едва на меня не налетел, и, затормозив в каких-то сантиметрах позади, смачно выругался. Надо сказать, я вполне его понимала - в закутке, образованном смещением стены между угловым подъездом и следующими, ещё не заселёнными, уютно разместилась целующаяся парочка. Это были… Мулька и Дамир. По какой-то неведомой причине на меня эта картина произвела впечатление настолько гнетущее, что аж в голову вступило. Алишер помчался устраивать разборки, а я повернула обратно, и обойдя дом с противоположной стороны, вернулась в свой второй подъезд. И чувствовала себя так, как будто меня избили…
Спустя парочку недель самокопания я, наконец, осознала очевидный факт. Тот самый, который так легко и быстро поняла соседка Ирка. Маленькая девочка Ника, не понимавшая ещё совсем недавно терзаний своих одноклассников… безнадёжно влюбилась. И оказалось почему-то, что любовь – вовсе не волшебная магия, дающая невидимые крылья и поднимающая тебя к радужным небесам. Нет. Не верьте! Любовь – это страдания. Ужасное чувство, как будто от тебя отрезали часть, и отдали другому человеку. Давно-давно, а ты и не знал ничего. Жил себе спокойно, и даже не подозревал, каково это – быть разрезанным на части. А вот встретил ненароком именно того, у кого внутри часть тебя, и всё! Прощай, спокойная жизнь! Даже если любовь счастливая, разделённая, и то постоянно не покидает тревога – а вдруг он уйдёт?! Покинет тебя, унесёт с собою то, что принадлежит тебе, и без чего нормальная, прежняя жизнь уже никогда не будет возможна! Как вам такой расклад? А про несчастную любовь и говорить нечего… И ничем тут не поможешь. Бессчётное количество раз я пыталась убеждать сама себя, что всё это сплошные глупости, ерунда на постном масле! Ну, подумаешь – симпатичный парень! Мало ли их, таких, на свете-то! Сегодня один, а завтра, глядишь – другой нарисуется, ещё лучше! Да и характер у него не сахар, и слухи разные ползут следом – один другого неприятнее… И самое-то главное – ты ведь ему абсолютно не нужна! Пристал разок от скуки – и к Мульке переметнулся. А она… А что она? Про неё с самого начала всё понятно было. Ничего удивительного - такая уж у Муленьки натура. Меняет парней, как перчатки. Таких, как она, раньше называли отчаянными кокетками. А сейчас… Ну, впрочем, бог с ней, с Мулькой. Не будем углубляться в детали.
О том, чтобы выдать хоть одним словом или взглядом, свою тоску, конечно же, и речи не шло! Более того, неожиданно для самой себя, я стала встречаться с… Алишером. Нет, ничего такого – мне по-прежнему была противна даже сама мысль о том, чтобы иметь с ним какие-то близкие отношения. Но мы много вместе гуляли – в основном, когда я выходила вечерами с собакой. Алик, как я теперь его называла, рассказывал мне жуткие вещи о своей жизни. Про беспробудно пьющего отца, и про мать, которую он с малыми детьми гонял по двору, угрожая убить топором… И про то, как он сам долгими часами прятался в сарае, боясь вылезти на свет божий… и про отчима, который появился в доме, когда умер, наконец, пьяница-отец… А оказался, в итоге, таким же чудовищем, только непьющим…
- Ты знала, что Дилька наша родила в четырнадцать? – спросил он меня как-то раз.
- Вроде что-то говорили… - ответила я уклончиво.
- Это от него… - сказал он яростно и тихо, и лицо его стало бледным и строгим, - Я… я, когда узнал… тяпкой его шибанул по загривку…
- Что-о?! – я в изумлении уставилась на Алика, - Ты его убил?!
- К сожалению, нет… - он закусил нижнюю губу и покачал головой, - Жив остался, скотина… Меня долго таскали по ментовкам, потом замяли… Мать сказала, что он заявление какое-то написал… типа – претензий не имеет. Ууу… сука! – выругался Алишер, и с силой метнул первый попавшийся камень в темноту.
- А что… с Дилькой? И… с ребёнком… - тихо спросила я.
- Ребёнка отдали в детдом… А она… наркотой теперь балуется… и пьёт, как отец раньше пил… - Алик безнадёжно махнул рукой: - Да ну их…
Я постояла молча, переваривая полученную информацию. На этом фоне собственные терзания показались мне такими пустыми, мелочными… «Вот бы завтра проснуться и понять, что всё прошло!» - подумала я, медленно шагая к своему подъезду. Но… новый день со всей очевидностью показал, что не прошло ни-че-го. В конце концов, мучительная тоска, снедающая меня изнутри, настолько задолбала, что я решила заняться чем-нибудь продуктивным. Например, уборкой. Времени свободного был вагон и маленькая тележка – давным-давно нас распустили на летние каникулы, уже и июнь близился к концу, и ещё два месяца ничегонеделания обещали добить меня окончательно.
« - А что? Раньше отлично помогало!» - вспоминала я свою прежнюю жизнь, ДО Динара. Правда, теперь всё стало по-другому, но… что-то же делать нужно было! Так и сбрендить окончательно недолго…
- Ты что, балкон мыть собралась? – удивилась бабушка, завидев меня в одно хмурое утро с тазиком наперевес, полным мыльной пены, - Смотри-ка, опять дождь собирается! Зря только время переведёшь…
- Ничего не зря! – парировала я, - Хотя бы с одной стороны чистые будут… Вон какая пылища!
- Ну мой, мой… - покладисто пробормотала бабуля, - Если уж пристала такая охота…
Ну я и мыла. Лазила туда-сюда по рамам нашей длинной застеклённой лоджии, высовываясь наружу почти целиком, балансируя ногами на тонких деревяшках, и с яростью тёрла стёкла губкой, потом тряпкой, а потом начисто шлифовала старыми газетами. Получалась красота! И становилось немного легче. Правда, совсем не думать о нём всё равно не получалось… Особенно, когда туда-сюда перед глазами мельтешит взволнованная Мулька, и спрашивает советов, что надеть – «вот эту юбочку, или джинсовые шорты?»
- Ну давай, слезай уже со своего балкона! – пристаёт она ко мне, - Пойдём гулять! Ты с Аликом, я с Динаром. Мы на пляж договорились идти. Ну, правда, Ник! Ну, что мне надеть, а?
- Иди сразу в купальнике, - посоветовала я ей хмуро, - Всё равно – что юбка твоя, что шорты ничего особо не закрывают.
- В купальнике?! – изумилась Мулька, - Прямо так? Ну, это как-то…
- Зато подумай, скольких парней сразу подцепишь! А?! Как тебе идея?!
Мулька мечтательно улыбнулась, и ямочки на розовых щёчках сразу же сделали её невозможно миленькой: - Ник… ну ты, как всегда… Смеёшься, да?!
- И вовсе не смеюсь, - я пожала плечами, выбрасывая на пол использованную газету, - На тебя что ни надень, всё равно выходит одно и то же!
- Совершенно верно! – хрипловатый голос, добавившийся к нашему разговору, пока я отвлекалась, сминая новый газетный ком, заставил меня вздрогнуть. Надеюсь, он этого не заметил…
- Юлечка у меня красавица! – наверное, он её сейчас обнимает… Не буду оборачиваться… Я мою окна, идите все лесом! Или на пляж, или куда вы там собрались…
- Пойдём с нами! Алика я уже позвал…
«Ну конечно, и он туда же… Не пойду я с вами никуда, отвалите вы уже, пожалуйста…»
- Идите, пока дождь опять ненароком не пошёл. Только не замёрзните там, на пляже-то! А мне потом ещё другие окна мыть…
- Ты что, Золушка? – он смеётся, и каждый звук этого бархатного смеха царапает мне сердце длинной, ржавой иглой…
- Типа того…
- Ну ладно, мы пойдём! – Мулька, как всегда, совершенно очаровательна… - Догоняйте нас с Аликом!
- Ага, ладно…
«Господи, идите уже отсюда, прошу!! Я ведь не так много прошу, правда?! Просто не видеть их больше никогда - таких счастливых, оживлённых… Смотреть противно!! Может, снова переехать отсюда, ко всем чертям?! Да куда же мы переедем… Тогда путь уедут они!» - строя эти несбыточные планы, я погрузилась в свои печальные мысли, и даже не заметила, как под окна подошёл Алик.
- Слушай, Кораблёва… - иногда на него ещё находила прежняя гадкая манера, и он называл меня как раньше, по фамилии. А я, в принципе, и не возражала.
- Чего тебе?
- Спускайся сюда, разговор есть.
- Я занята, не видно?! Потом поговорим.
- Срочный.
- Да что там у тебя стряслось? Вечером приходи, пойдём с собакой гулять, как обычно.
- Нет, я же тебе говорю – это срочно!
- Ну давай сам поднимайся, меня всё равно обедать вот-вот позовут… - с кухни уже вовсю распространялся одуряющий аромат свежесваренного борща и беляшей. Есть хочешь?
- Хм… Не прогонят меня твои предки? – недоверчиво спросил Алишер.
- Да ты что! – возмутилась я, - Ты не помнишь мою бабушку? Её же хлебом не корми – дай только кого-нибудь напичкать своими борщами!
Мы дружно расхохотались, и тут же как будто вернулись в детство… на наши старенькие, пыльные улочки, утопающие в вишенных зарослях и кустах цветущей сирени… Впрочем, сейчас там уже не цветёт сирень, всё давно отцвело – и яблони, и вишни… В Комаровке сейчас собирают малину и клубнику, если в такое дождливое лето вообще что-нибудь выросло… Как будто прочитав мои мысли, Алик вдруг спросил:
- Ты… давно не была на Комаровке?
- С тех пор, как мы уехали… и даже не собираюсь! – отрезала я, и решительно спрыгнула на пол лоджии.
Конечно, бабушка никого не прогнала. Она была просто счастлива увидеть знакомое лицо, и буквально засыпала Алика вопросами о его родственниках – кто да где, с кем да как…
Он пытался ей отвечать с набитым ртом, пока я решительно не прервала это безобразие: - Бабуль, ну дай уже человеку нормально поесть!
- Ладно-ладно… - бабушка сдала свои позиции, - Ешьте-ка вот беляши… - и поставила на стол огромную эмалированную миску, полную дымящихся, только что поджаренных, беляшиков.
«Вот странно…» - подумала я, поглощая третий, - «Страдаю от несчастной любви, а аппетит всё равно никуда не делся… Может, и правда пройдёт?»
В те счастливые годы я ещё не знала, что ничего и никогда не проходит, а просто утихает, рубцуется, зарастают душевные раны новой, розовой и блестящей кожей… но в любую минуту, когда ты чувствуешь боль – неважно, по какому поводу, вся твоя прежняя печаль тотчас же вылезает наружу и приплюсовывается к новеньким печалькам. И этот груз ты обречён тянуть за собой всю свою жизнь… сколько бы не прожил. Наверное, именно поэтому с годами люди перестают бояться смерти. Слишком тяжело становится жить…
- Разве ты не боишься умирать? – спрашивала я, в ту пору ещё дошкольница, свою старенькую Пра. Перед этим она мне самолично сообщила, что сложила «всё своё смёртное в сундук» и в принципе, к собственным похоронам готова.
- Да чего ж тут бояться? – улыбнулась она так светло, так радостно, что я тут же почувствовала неосознанную зависть – почему это она понимает что-то такое, чего не понимаю я? …А вот теперь, спустя столько лет, кажется, начала понимать…
- Так я чего пришёл-то… - Алик сидел у меня в комнате с выражением лица довольно смущённым.
- Да, чего ты припёрся? – помогла я ему приблизиться к сути.
- Динар мне тут сказал на днях… вернее, спросил…
- Ну?! – упоминание имени моего мучителя сделало ожидание совершенно непереносимым.
- Ты что какая нервная? – окрысился Алишер, - Того и гляди укусишь!
- Устала просто, как собака… извини… - дала я задний ход, и, вздохнув, взяла кружку с чаем, чтобы деть куда-нибудь свои руки.
- Так вот… подходит он тут на днях… и спрашивает… типа… насколько у нас с тобой серьёзно…
- А ты? – я решила выражаться лаконично, чтобы ненароком не выдать себя.
- А что я… - Алишер грустно усмехнулся, - Врать не стал, я ж знаю, что ты мне все глаза выцарапаешь, если узнаешь…
- Молодец! – одобрила я приятеля, - И что?
- А он поглядел так странно… и спросил – может, ему стоит опять к тебе подвалить?
- П…п…подвалить?! - от волнения я чуть не поперхнулась чаем.
- Ну вот я ему тоже самое и сказал! – облегчённо рассмеялся Алик, - Мало ему одного-то раза было, что ли?
- Что. Ты. Конкретно. Ему. Сказал. – бесцветным тоном уточнила я, стараясь говорить как можно более индифферентно. Внутри у меня всё кипело и бурлило, но я держалась, как могла.
- Что ты ни с кем встречаться не собираешься, а от него тебя вообще тошнит, - как ни в чём не бывало сообщил Алишер, и тоже чуть не подавился своим чаем, наткнувшись на мой отчаянный взгляд: - Что? Что я опять не так сделал?! Ты же сама говорила…
- Кто тебя за язык тянул, дурака?! – чуть не в слезах воскликнула я, и рысью убежала в туалет. Как он ушёл, я не видела, потому что просидела в этом помещении около часа, наверное. И всё это время беззвучно рыдала. Наконец, ко мне постучалась мать и осведомилась, что я там делаю.
- Ничего… - дождавшись, пока она уйдёт, я вылезла наружу. Той ночью я, наверное, вообще не спала. Или мне так показалось. Но наутро глядеть на себя в зеркало мне было страшно. Поэтому я решила вообще не глядеть, а снова заняться чем-нибудь полезным, и уселась за шитьё. К вечеру из рулона довольно весёленького штапеля, сто лет валяющегося без дела в бабушкином шкафу, вышла симпатичная юбка-хвост: спереди очень короткая, а сзади ниспадающая почти до земли длинным оборчатым шлейфом. Ультрамодная штучка! Вооружённая таким предметом гардероба, я добавила к ней блестящие, пахнущие новым воздушным шариком, лосины, нацепила что-то сверху, и… пошла гулять. Одна. Без собаки и без Мульки. Просто шла, куда глаза глядят, и надеялась, что прямо сейчас не пойдёт дождь. Все предпосылки к тому были налицо – низко висящие хмурые тучи так и не собирались покидать наш город, неся круглосуточную вахту в сером, по их милости, безнадёжном небе. Холодрыга стояла такая, что аж зубы сводило. Это в июле-то! Первое такое ужасное лето выдалось в тот год на моей памяти.
Иду я, значит, дефилирую себе… и уже начинаю покрываться противными ледяными мурашками… но домой всё ещё не сворачиваю. Ну и видок же у меня был, наверное! Коротенькая юбчонка, сзади хвост, лосины цвета «вырви глаз», высоко зачёсанные волосы, собранные в пушистый пучок, из которого пронизывающий ветер почти сразу же сделал чёрт-те что, и вдобавок ко всему покрасневший от холода нос… И, как назло, никогошеньки навстречу! Вот так будешь умирать с горя, и даже поговорить не с кем… К Мульке не пойду, хоть режьте! У неё наверняка ОН счас сидит… Или они вдвоём где-нибудь шастают… Ещё через несколько минут я уже так замёрзла, что не чувствовала кончиков своих пальцев на ногах. Пришлось вытереть слёзы рукавом, понадеяться, что и на обратном пути я никого не встречу – теперь уж точно выгляжу как чучело! – и топать в сторону дома. Зачем я так вырядилась, куда подалась? Ответов на эти вопросы у меня не было… В отдалении уже показался мой дом… Напротив – дом, где живёт Динар… Так… дорога здесь одна, как ни крути, придётся пройти прямо мимо его подъезда… Ну ничего… авось его и дома нет… а если и есть – занят своей ненаглядной Мулечкой…
- Ника! Ты откуда? – раздался знакомый голос прямо за моей спиной. Я вздрогнула всем телом и обернулась:
- От верблю… - хотела была ответить общеизвестной колкостью, но тут…
- Божечки мои, а кто это у тебя?! Это что, твой?!
- Мой! – говорит гордо, и улыбается так, что терпеть просто невозможно – и губами, и глазами, и даже светлые волосы на макушке сияют, несмотря на хмурость и начинающийся дождь – ну да, куда ж нам без него!
- Какой миленький… - не дожидаясь разрешения, ласково глажу невероятно симпатичного, плюшевого, самого чудесного на свете щенка!
- Ты такой сладкий, такой хороший… - говорю я ему, а этот малыш лижет мне щёки, нос, и губы, и глаза, и вообще всё, что попадётся под его розовый, мягкий язычок.
- Ну всё, всё… ты сейчас налижешься этой гадости, которой я намазюкалась… и ещё, не дай бог, заболеешь! – ласкаясь со щеником, я напрочь забыла о том, что он ведь сейчас слижет с меня всю косметику, и о необходимости выбирать слова… Ведь рядом стоит парень, при котором я должна выглядеть на все сто! А я сейчас, мягко говоря… недотягиваю до образа… Эх, не быть мне воздушной дамой, восхищающей сердца…
Поднимаюсь, отряхивая с себя какой-то налипший мусор, гордо вскидываю голову, стараясь не думать, на кого я сейчас похожа, и вижу, что он продолжает лучезарно улыбаться, глядя на меня:
- Ты не боишься заразиться от него чем-нибудь? – спрашивает меня так, будто проверяет что-то.
- Шутишь?! – я возмущена до глубины души, - Чем можно заразиться от такого чуда? Кроме того, если ты помнишь, у меня ведь и у самой собака есть. Я люблю собак.
- У Юльки тоже есть… - констатирует он, - Но она сказала, чтобы мы с ним даже не подходили к ней, пока не сделаем прививки.
- Оу… - меня это сообщение весьма удивляет, - Чего это она вдруг? – поскольку этот вопрос риторический, и ответа на него я особо не жду, то продолжаю сыпать более интересными:
- Это же ньюфик, правда? Коричневый ньюфик… красотун какой… лапочка… Откуда ты его взял?! Такого ещё надо постараться достать… Ух, какой у нас носик… - и снова принимаюсь тискать щенка, не дожидаясь ответов.
- Дядька подарил! – сообщает Динар, - Ему полтора месяца всего.
- Вижу, вижу… не слепая же я… - чешу малыша за ушком, а он валится на землю, и подставляет мне своё голое, нежное пузико – чеши!
- Слушай… - вдруг до меня доходит очевидная вещь, и я, хмурясь, снова спрашиваю: - Зачем ты его на улицу-то вытащил?! У него же нет прививок! Вам на карантине нужно до трёх месяцев сидеть!
- Да ладно! - Динар машет беззаботно рукой, - Что с ним случится… чисто вокруг.
- Ты не понимаешь! – начинаю кипятиться я, - У породистых собак нет такого сильного врождённого иммунитета, как у дворняг, а он же совсем маленький… его беречь надо!
- Ну ладно-ладно… - проникнувшись моей озабоченностью, хозяин поднимает своё сокровище на руки и идёт с ним к подъезду. У самой двери оборачивается: - Может, зайдёшь?
- Думаю, не стоит… - я разом вспоминаю все свои печали.
- Почему? Я не кусаюсь! Или ты боишься? – он хитро прищуривается.
- Глупости! – сержусь я, - Неужели не понимаешь?
- Что не понимаю? – во взгляде искреннее недоумение, или так хорошо прикидываться умеет.
- Юлька – твоя девушка и моя подруга! – объясняю я ему зачем-то очевидные вещи, - Я не могу так с ней поступить.
- Но… - он снова хитро улыбается, - Мы же с тобой не будем… Или...? – и смотрит тем же самым взглядом, как и тогда, в самый первый раз.
Я моментально краснею: - Разумеется, нет! Но она не поймёт, я её знаю.
- Ну, раз так… - притворно вздыхает он, и берётся за дверную ручку, а я поворачиваюсь, чтобы идти через дорогу и домой. И вдруг слышу за спиной:
- Ты удивительная, Ника… Слышишь?
Но я делаю вид, что нет, и уже не оборачиваясь, перехожу дорогу. А потом не выдерживаю, и всё-таки оглядываюсь. Он всё ещё стоит у подъезда со щенком под мышкой и улыбается мне…
…Ну почему, почему я такая непроходимая дура?! Зачем я сначала делаю, а потом думаю? Ну что вот мне стоило промолчать тогда, сделать глупые глазки, как умеет Мулька? Поди, не растаяла бы, не сахарная! Ну ладно, так я не умею, и никогда не сумею… Но, хотя бы не плевать под ноги человеку я уж, наверное, смогла бы?! Конечно, смогла бы, если бы получше думала своей головой!! А вот теперь всё пропало… всё!!
- Милая, что ты там бормочешь? – бабушка, зевая, гасит возле своей кровати свет.
- Ничего, бабуль… Всё хорошо. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи!
Воцаряется темнота. Хоть бы мне сейчас уснуть побыстрее, и ненадолго забыться, не думать о нём… Вообще ни о чём не думать! Но и во сне мне нет покоя – вот идёт Мулька в свадебном платье… Какая красавица! Почему я не такая красавица?! Юбка пышная, спереди короткая, как пачка у балерины, а сзади длинный шлейф… и в руке у неё болтается что-то… пушистенькое, безжизненное… Боже мой! Да это же Динаров щенок!! Мёртвый…
- Он ужасно заразный! – она делает брезгливую гримаску, и с размаху швыряет маленькое обвисшее тельце на твёрдый, мокрый асфальт…
- Нет!! – кричу я и бросаюсь к нему, - Нет, нет, нет!!
Она заливисто смеётся… этот смех просто выводит меня из себя! Он такой резкий, такой противный… Я хочу, чтобы этот смех немедленно прекратился!!
- Матерь Божья, святые угодники, что стряслось?! – растревоженная бабушка ковыляет ко входной двери, - Никак, помер кто…
Я продираю глаза, и прислушиваюсь: в нашу дверь отчаянно трезвонят. Вскакиваю с дивана, смотрю на часы: пять утра! Действительно, что-то стряслось…
- Что? Нику? Да она спит ещё… Ты зачем людей тревожишь в такую рань, милок?
Из подъезда раздаётся голос… он кажется мне знакомым… или нет… ничего не могу понять! Накидываю халат, тоже иду ко входной двери, выхожу в тамбур… и чуть глаза не лезут на лоб:
- Динар?! Ты почему здесь… - осекаюсь на полуслове, ошарашенная его видом: красные глаза полны слёз, руки трясутся… - Что случилось?!
- Рудик… ему так плохо…
- Что с ним?! – волнуюсь я.
- Его рвало всю ночь… Пойдём, пожалуйста, ты же разбираешься… У меня все уехали, я с ним один…
- Сейчас! – я пулей несусь обратно в комнату, влезаю в первые попавшиеся вещи, - Бабуль, я ушла! Надо пёсику помочь!
Не слушая никаких возражений, вылетаю из квартиры, хлобыстнув дверью так, что, если кто из соседей ещё не проснулся, заслышав эту суматоху, теперь точно вскочит с постели. Но мне всё равно. Мы с Динаром спешим к нему домой – спасать Рудика. А спустя час уже сидим в пахнущем карболкой коридоре единственной в нашем городе дежурной ветклиники. Когда-то именно сюда я принесла в большой сумке свою умирающую Ладочку… При этих воспоминаниях мне становится дурно, кружится голова и кажется, что сейчас стошнит.
- Ты в порядке? - Динар встревоженно смотрит мне в лицо.
- Да… То есть, нет… Я сейчас! – убегаю в туалет, там меня рвёт… я реву, как припадочная, и умываюсь ледяной водой над тусклой эмалированной раковиной с зияющими чёрными пятнами.
- Матерь всего сущего! - говорю я почему-то своему отражению в старом-престаром зеркале с ободранной по краям амальгамой, - Сделай так, чтобы этот щенок не умер! Пожалуйста, ну что тебе стоит?! Ты уже забрала к себе достаточно собачьих душ… Только у меня целых семь, если считать вместе с Ладкиными щенками… Неужели тебе нужен ещё и этот малыш… а вместе с ним и моё израненное сердце… Умоляю!! Ведь ОН мне этого не простит… он будет всегда думать, что это я убила его собаку… Опять мой длинный язык во рту не удержался… зачем вчера сказала все эти глупости… и про косметику, и про прививки…
Возвращаюсь в коридор – лицо опухло, глаза в красных пятнах… И у моего спутника видок не лучше… На коленях у него вытянулся, тяжело дыша и вздрагивая, несчастный страдалец Рудичка…
- Проходите! – резкий окрик ударил по нам, как невидимый бич. Не сговариваясь, мы тревожно уставились друг на друга:
- Ника, ты…
- Молчи! – перебиваю я, - Всё будет хорошо, вот увидишь! Пошли!
… - На самом деле, всё не так плохо, как могло бы быть… Вы хорошо сделали, что дали ему регидрон… самое страшное для щенков при энтерите – обезвоживание. Купите вот эти препараты… От укола ему уже скоро получшеет… завтра привозите на следующий… Или, если найдёте, кто сможет сам сделать…
- Я умею! Внутримышечно не сложно…
- Вот и прекрасно, - удовлетворённо кивает собачий доктор, и достаёт из кармана сигареты, - На улицу до прививок ни ногой! И денька через три приезжайте показаться… Но думаю, что всё у вас будет хорошо…
- Мы приедем! Обязательно приедем! – обнадёженный Динар суёт врачу смятую купюру: - Вот, возьмите… Не обижайте! – выставляет руку в ответ на возражения, - Спасибо вам большое!
- Подружке своей скажи спасибо! – ухмыляется врач и небрежно засовывает смятую красненькую бумажку в карман, - Я смотрю, она в собаках разбирается…
Совершенно счастливые, мы выходим из здания. Я крепко прижимаю к себе завёрнутого в махровое полотенце Рудика… Динар ловит такси…
«-Откуда у него столько денег?» - успеваю подумать я, и… отключаюсь, проваливаясь в глубокий сон на заднем сиденье тряского автомобиля. …С трудом открыв глаза, обнаруживаю, что моя голова уютно лежит на плече у Динара. Он… обнимает меня своей сильной рукой и тихонько говорит:
- Просыпайся, соня…
- Не хочу… - честно отвечаю я. Мне действительно очень хочется, чтобы эта волшебная поездка никогда-никогда не кончалась… Но…
- Пойдём… Давай его сюда…
- Ну, пока…
- Зайди, попьём кофе!
- Я не могу… - отрицательно трясу головой, - Извини…
- Как это не можешь?! Только что могла!
- Это другое… Я пойду, пока!
- Подожди, Ника…
- Нет-нет, давай, увидимся! Вечером приду сделать укол! Ты, главное, купи всё что нужно!
- Конечно… пока… - он опять стоит у подъезда и смотрит мне вслед… Матерь богов, неужели так сложно найти нужные слова?! Какие они всё-таки все дураки!!
Вернувшись домой, я завалилась спать. Очень надеясь, что на этот раз меня никто больше не потревожит. Зря надеялась. На этот раз такую функцию взяла на себя Мулька.
- Ник, ты чего - спишь?! Ну ты даёшь… Тут такое… а она спит!
- Что ещё стряслось?! – злая и растрёпанная, я хотела только одного – чтобы она немедленно убралась отсюда. Какого чёрта её ко мне вообще пустили?!
- Алик… он… - её нежные щёчки покрылись густым румянцем. Вот ведь! Даже краснеет она, как нежная роза – и посмотреть приятно! Не то что я – сразу же иду уродливыми красными пятнами.
- Что – он? – я недовольно таращу на неё глаза, - Ты пришла испытывать моё терпение или как?
- Он… - она лукаво улыбается, и как попугай, повторяет всё то же местоимение. Заело её, что ли?
- А ты… не будешь сердиться? – спрашивает она наконец, и смотрит умоляюще-противно.
- Ну говори уже!! – не выдерживая, рявкаю я.
- Он опять предложил мне встречаться! – взвизгивает Мулька, и закрывает лицо руками. Глаза её светятся счастьем.
- Что?! – поражаюсь я до глубины души.
- Ты сердишься, Ника, да? Я знаю, что сердишься… Ну, прости меня пожалуйста, прости… Я же не виновата…
- Заткнись! – приходится идти на крайние меры, потому что самостоятельно эта дурища не остановится. – Замолчи, прошу тебя… Мне фиолетово, что у вас там с Алишером. Но… как же Динар?
- А что Динар… - она возмущённо фыркает, - У нас с ним и не было ничего особенного…
- Подожди-подожди… - я вглядываюсь в её лицо, пытаясь понять, врёт она сейчас или нет, - Как это не было? Я сама лично видела, как вы целовались возле дальнего подъезда!
- Ой, да подумаешь! – она обиженно надувает губки, - Ну, было разок… И всё! Он всё время какой-то отсутствующий… Молчит, дуется… Вообще не знаю, зачем он мне встречаться предложил? – она недоумевающе поводит плечами.
- То есть, ты хочешь сказать… что отшила его? – уточняю я, чтобы расставить все точки над «i».
- Да нет пока… Он не приходил ни вчера, ни сегодня… Пару дней назад притащился ко мне с этим своим щенком… ты видела? А у нас Гера только что чем-то инфекционным переболела… Ну я и сказала ему, чтобы он даже и близко не подходил – мало ли какой заразы подцепить можно! У него никаких прививок нет, а у Герки иммунитет слабый после болезни… Отец её куда-то за город возил к ветеринару, в питомник, здесь никто не справился, - Мулька сделала озабоченное лицо и надула губки, - А этот нахал… представь только! Он сказал мне… что, типа: «не очень-то и хотелось»! Она возмущенно покачала головой:
- Я к такому не привыкла, знаешь ли! Алик совсем другой… - лицо подруги озарила счастливая улыбка: - Он весёлый, и простой! Мы с ним так ржали… - и она принялась рассказывать мне о чём-то, над чем они с Алишером там ржали. Я совершенно не слушала её, только потянула за собой на кухню, достала банку с кофе и насыпала нам по чашечке. Она всё щебетала и щебетала, а я… я мешала ложечкой свой кофе, и глядя на тёмную пузырящуюся жидкость, улыбалась своим собственным мыслям.
- Привет! – дверь квартиры отворилась, - Проходи! Смотри – ему уже намного лучше! Он поел, и воды попил, и температура спала…
- Я очень рада! А ну-ка, дружочек… иди сюда… Держи его… Вот так, так нормально… Не бойся, дурачок… Вот и всё! На, выкинь шприц.
- Теперь можем кофе попить? – с надеждой спрашивает, едва я выхожу из ванной, помыв руки.
- Теперь… теперь можем! – улыбаюсь я. И, пока он шуршит по кухне, доставая настоящую турку, кофе в зёрнах, кофемолку и чего-то там ещё… разглядываю его, как будто в первый раз. Нет, ну надо же уродиться человеку таким красивым! Из них с Мулькой действительно вышла бы отличная пара! Волосы совершенно белые… причём свои, ничем не крашеные. И синие-пресиние глаза. Не голубые, не серые, а именно синие. Как васильки. Или как море издалека. Или как сапфир. Да, больше всего похожи на сапфиры. Разве могут быть у людей такие глаза?! А может, он и не человек вовсе? Какой-нибудь инопланетянин, прилетевший на нашу планету… Вот сижу я тут, ничего не подозревая… а он сейчас…
- Ваш кофе, мадемуазель! Ты чего пугаешься?!
- Прости… я что-то задумалась…
- Над чем? – его лицо так близко… мне сложно, когда он так близко…
- Динар… не надо…
- Почему…
- Не знаю… подожди… просто это всё… так сложно…
- Глупости… ничего не сложно… ты мне так нравишься… - он придвигается ко мне практически вплотную… а я на своей табуретке, в закутке между столом и холодильником, как загнанная в угол мышь, которой больше некуда бежать… Мне страшно… и тяжело дышать… я хочу исчезнуть отсюда, растворившись в воздухе… и одновременно отчаянно надеюсь, что никто сейчас не придёт, не позвонит, и не помешает ему сделать то, что он явно собирается сделать…
- Ника… - он обнимает меня своими большими руками и длинными, прохладными пальцами гладит по щеке. Я смотрю на него расширенными, от неведомого самой себе чувства, глазами, и вся дрожу, как будто мне сейчас предстоит пережить какую-то страшную вещь… что-то типа ужасно болезненного укола или даже операции… мне никогда раньше не делали операции… я не хочу… не надо…
- Ника… - его лицо приближается… я закрываю глаза, я больше не могу на него смотреть! Дышать, кажется, тоже уже не могу… и чувствую на своих губах - его… – такие нежные… разве могут быть у парня такие нежные губы… От него слегка пахнет сигаретами… Но мне не противно от этого запаха… Странно… раньше было противно… Что со мной?!
- Ты… будешь моей девушкой?
- Нет…
- Как это нет?! – вся романтика вмиг улетучивается, мы сидим на табуретках друг напротив друга, он смотрит на меня нахмурившись: - Почему?! Теперь что не так?!
- Мулька… - выдыхаю я с несчастным видом.
- Что – Мулька?! – он вскакивает со своей табуретки и нервно, как упустивший добычу тигр, мечется по длинной кухне взад и вперёд, - Что Мулька?! – орёт он почти в ярости, - Далась тебе эта Мулька! Да мне плевать на неё, понимаешь ты?! Плевать! Я с ней таскался, чтобы ты ревновала! ТЫ, понимаешь? Какая же ты глупышка… У тебя что, никогда парня не было?
- Мне пятнадцать! – настал мой черёд возмущаться, - Какие к чёрту парни?!
Он смотрит на меня… потом улыбается… и… разражается диким хохотом! Я тоже смеюсь, даже не понимая, отчего.
- Ника… - он снова садится на табуретку, и смотрит на меня так… что мне хочется немедленно провалиться сквозь бетонный пол, - Какая же ты…
- Ну хватит! Давай пить кофе, совсем остынет!
- Погреем… - он не обращает никакого внимания на мои ремарки, и всё смотрит и смотрит…
- Ты меня сейчас до дыр засмотришь! – жалобно протестую я, - Хватит уже!
- Будешь моей девушкой или нет? – почти угрожающе спрашивает он.
- Да буду, буду… отвяжись уже наконец!
- То-то же! – очень довольный, он берёт чашки, выливает их содержимое обратно в турку, и греет на плите.
Остаток лета мы были нечеловечески счастливы. Ходили вместе, держась за руки, и не видели окружающего мира. Мы были слишком заняты сами собой.
- Эй, сладкая парочка! Вы что, вообще не алё?!
- Пойдём, Алик! Не видишь, им не до нас! У них любоффь! – возмущённая до глубины души моим «предательством» Мулька дулась первые полтора дня, как всё узнала, а потом примчалась мириться, сгорая от любопытства:
- Ну ты даёшь, тихушница! Увела, значит, у меня парня, и даже не поморщилась!
- Никого я у тебя не уводила, и ты это прекрасно знаешь… Хватит уже, Юль.
- Ладно-ладно… Ну давай, рассказывай!!
…Ближе к сентябрю я, внезапно для себя, выяснила, что Динар учится классом младше. Это открытие как-то не вязалось с его почти взрослой внешностью.
- Слушай, а сколько же тебе лет?
- Не бойся, я не маленький… - усмехнулся он, - В декабре семнадцать стукнет.
- Семнадцать? А почему же…
- Я в школу пошёл не с семи, а с восьми. Даже почти уже с девяти, три месяца оставалось.
- Почему?
- Долгая история… болел часто. А потом ещё на год оставили в седьмом… в предыдущей школе.
Тут я уже тактично промолчала, предоставляя ему самому объяснить причину такого повтора.
- Учиться не хотел… - сказал он наконец нехотя, - Прогуливал… - и снова умолк.
- Ладно, расскажешь, как захочешь… Не суть. Главное, что ты не малолетний салага, а то бы меня на смех подняли!
- Ах ты… - он состроил притворно-яростную гримасу, - Сейчас я тебе покажу малолетнего салагу!!
Далее наши собаки, сидящие рядышком на траве, с неподдельным интересом наблюдали, как один человек с пронзительным визгом ринулся бежать вдоль берега, а второй в два прыжка нагнал его, повалил на песок, и принялся лизать куда ни попадя. Первый отбивался и хохотал, а второй всё не ослаблял своей железной хватки… Через несколько минут громкий хохот почти затих…
- Нет… нет, Динар…
- Почему?
- Как это почему?! Мы ещё не взрослые!
- Ну и что же… необязательно быть совсем взрослыми, чтобы любить друг друга…
- Я не могу… нет… не заставляй меня, это нечестно!
- Хорошо-хорошо… как скажешь… Ну, и кто теперь у нас маленькая салага?
- Брось, пожалуйста, это не смешно!
В растрёпанных чувствах я возвращалась в тот вечер домой. Лето заканчивалось, и в последние свои дни внезапно решило одарить город погожими, даже жаркими деньками. Весьма щедро, учитывая, что с самой середины мая и до этого момента мы все видели только две погодных разновидности: просто жуткий холод или жуткий холод совместно с дождём. Рано пожелтевшие листья устилали тёплую землю золотистыми коврами, и летучие паутинки серебряных волос бабьего лета уносил прочь грустный и слабый ветерок. Мне было совершенно понятно, что Динар вскоре снова вернётся к затронутой сегодня щекотливой теме. Ведь он-то уже действительно почти взрослый, а я… Что делать мне?! И почему всё так сложно в этих «взрослых» отношениях, чёрт побери?! А если он будет настаивать, а я снова откажусь, то он… бросит меня? И как же я тогда… При одной мысли об этом меня прошибал холодный пот и подкашивались ноги. Впрочем, при мысли о другом реакция организма была практически такой же…
Промучившись так какое-то время, я решилась спросить совета у более опытных подруг. Мульку я в расчёт не брала, хотя и предполагала, что она наверняка осведомлена в этом вопросе куда больше меня. Но её легкомыслие и совершенное неумение хранить чужие секреты делали её непригодной на роль моей наперсницы. Подумав над оставшимися вариантами, выбрала Ирку -соседку-напротив. Она была на год старше и казалась мне очень рассудительной и трезвомыслящей особой.
- Конечно, парням только этого и нужно! – подтвердила она мои опасения, - А что ты думала, когда соглашалась с ним встречаться?
- Ничего… не знаю… - промямлила я в печали… Что делать-то теперь?
- Выбор небольшой, - пожала плечами Ирка, - Или расставаться, или…
- Я не хочу ни того, ни другого! Неужели нельзя как-то подождать?
- Можно, наверное… - Ирка ухмыльнулась, - Но дождёшься ты только одного.
- Чего именно?
- Уведёт его у тебя более сговорчивая, вот чего! – и соседушка моя от души расхохоталась над моей очевидной глупостью.
- Ир… - спросила я её осторожно, когда она, наконец, отсмеялась, - А ты сама… когда-нибудь… а?
- Было пару раз… - небрежно ответила подруга, напуская на себя важный вид.
- И как? – с замиранием сердца спросила я, - Ужасно?
- Ну, почему же ужасно… - на Иркиных губах заиграла таинственная улыбка, - Многим даже нравится!
- Многим… - раздумывала я вслух, - А тебе?
- Слушай, Ник… ты такие странные вопросы задаёшь! – рассердилась почему-то она, - Попробуешь и узнаешь, ясно?
- Ясно… - уныло согласилась я. Но желания «пробовать» этот наш разговор ни капельки не прибавил.
Надо отдать должное Динару – он, вопреки моим ожиданиям, к этой теме больше не возвращался. Но мне, любящей во всём определённость, такое шаткое положение вещей было в тягость. Поэтому как-то раз я решилась и напрямую высказала ему все свои опасения.
- Не глупи, Ник… - поморщился мой возлюбленный, - Ты уже сказала, я всё понял.
- Точно? – меня было просто так не свернуть с намеченного пути.
- Точно. - он поглядел на меня очень серьёзно, - Неужели ты действительно думаешь, что я стану тебя принуждать?
- Нет, конечно… Но…
- Ну говори уже…
- Но я очень боюсь, что ты меня бросишь! – выбросила я из себя страшные слова и разревелась, как маленькая.
- Какая же ты у меня ещё глупышка… - его сильные тёплые руки обняли меня, и прижали, и гладили по голове… долго-долго… пока я, наконец, не успокоилась.
…Сентябрь разменял первую школьную неделю, и абсолютно все старшие классы гудели, словно растревоженный улей, передавая из уст в уста потрясающую новость – недотрога Кораблёва и уважаемый всеми окрестными хулиганами «авторитет» и второгодник! Вот это парочка, ну кто бы мог подумать?!
- Ого, Кораблёва! – Сказочник подгрёб на какой-то перемене выразить своё угловатое уважение, - Да ты у нас, оказывается, птица важная!
- И? – не слишком вежливо просверлила я его взглядом, - Что дальше?
- Ты… это… – совсем стушевался громила, - Если вы… того… разбежитесь – только скажи… когда подваливать будут. Скручу! – и он, довольно ухмыльнувшись, продемонстрировал мне свой огромный бицепс.
- Подожди-подожди… - подозрительно сощурилась я, - Это ты мне что, протекцию предлагаешь?! На случай, если…
- Ну, типа того… - и он заржал, - Уж лучше со мной, чем со всеми подряд, да, Кораблёва?
Меня кинуло в жар от его наглой бестактности:
- С чего ты взял, что…
- Да брось! – Сказочник понимающе ухмыльнулся, - Динар сам говорил, что у вас с ним всё по нотам…
- Ах, по нотам! – я аж задохнулась от возмущения, сообразив, что этот негодяй имеет ввиду, - Вот как…
Едва дождавшись окончания уроков, я устроила своему парню настоящий скандал: - Как ты посмел?! Как посмел сказать всем, что я… Что мы с тобой… Ты хоть представляешь, что наделал?!
- Остынь! – к моему изумлению, он даже не пытался оправдываться или отнекиваться, - А что я, по-твоему, должен был им сказать? Что мы с тобой, как в детском саду, гуляем, держась за ручки, да?
- Разве не существует чего-то среднего, нормального?!
- Для них нормально, когда парень с девчонкой встречаются со всеми вытекающими последствиями! Другого они не поймут!
- И поэтому нужно выставлять меня перед всеми… - тут я попыталась, как могла, подыскать приличный синоним неприличному названию, - Выставлять доступной девицей лёгкого поведения?!
- Нет… ты не понимаешь…
- Что, по-твоему, я не понимаю?! Я всё прекрасно понимаю! Ты такой же, как все! Думаешь только об одном, и врёшь! Мне наврал, что не будешь настаивать, им наврал, что… А, к чёрту всё это! – в полной ярости я бросилась прочь. Он догнал меня, схватил за предплечье:
- Стой!
- Не смей меня хватать!!
- Подожди, Ника…
- Не смей меня трогать, я сказала! Не смей подходить! Не желаю иметь с тобой больше ничего общего!! – вырвавшись из его цепких рук и больше ничего не слушая, я помчалась, как раненая антилопа, к спасительной двери своего подъезда. Минута, другая – вот я уже и дома! Коридор, комната… диван… моя верная подружка-подушка, насквозь залитая слезами… странно, как из неё ещё соль не сыпется, если как следует встряхнуть… Но прямо сейчас я не стану плакать! Не дождётся! Мерзавец и обманщик, как таких только земля носит! – в свои пятнадцать с половиной я не скупилась на ругательные эпитеты и скоропалительные выводы, - Ну, пусть только попробует прийти, я ему… я ему такого скажу… Мало не покажется!!
…Через пятнадцать минут я уже была не так уверена в непогрешимости своей позиции, через полчаса жалела о слишком резкой форме большей части высказываний… через час корила себя, на чём свет стоит… и, едва дождавшись отбоя, снова щедро оросила многострадальную мягкую подружку…
… О том, чтобы идти мириться первой, даже и речи не было. Поэтому я набралась терпения и стала ждать. Пока он сам придёт. Прошёл день, за ним другой… закончились тянущиеся, как растаявшая жвачка, выходные… В школе ходила с гордо поднятой головой, не позволяя себе ни единого взгляда в его сторону, да что там взгляда – даже и упоминания его имени! Когда меня спрашивали любопытствующие, что произошло, ибо слухами земля полнится весьма быстро, даже невообразимо быстро – я делала вид, что не понимаю, о чём они говорят. Или просто гордо молчала. К концу недели, прошедшей со дня нашей ссоры, мне стало совсем невмоготу. Внутри. Снаружи я по-прежнему изображала полную безмятежность. Не знаю, как это смотрелось. Скорее всего, очень так себе. Всякий раз, проходя мимо его подъезда, я отчаянно надеялась, что снова услышу знакомый голос за спиной. Подходя к своему – издалека всматривалась, не маячит ли возле знакомая фигура. Каждая вечерняя прогулка с собакой была настоящей пыткой – любой прохожий в темноте казался мне идущим навстречу любимым. Но… ничего такого не происходило. Кажется, в третью по счёту субботу я вдруг увидела ИХ. Они шли мне навстречу, улыбаясь и о чём-то весело говоря. Он обнимал её за плечи… Она смеялась… и смотрела на него счастливыми, влюблёнными глазами. Я знала, как зовут эту фифочку. Танечка Салманова. Учится в параллели. Очень красивая, высокая, стройная. Глаза голубые, наивные, волосы светлые. Ни дать ни взять вторая Мулька. Но близко с ней не общалась, поэтому наверняка не знаю. Да и зачем мне знать? Что это знание изменит… Поравнявшись с ними, я сделала равнодушный, невидящий взгляд. Словно прошла мимо незнакомца. Я такое умею. А он… он даже не посмотрел на меня. Склонился к ней, и что-то ласково шептал ей на ушко, рукой прижимая к себе… Честное слово, кажется, меня сейчас стошнит. Нужно сесть.
- Сидеть, Багира! Сидеть, говорю тебе!! Вот так. Посидим здесь… Немножко…
- Привет, Кораблёва!
- Господи, Алик, разве можно так пугать?!
- А ты чего пугаешься? Я ж не кусаюсь! – он довольно ржёт своей банальной и глупенькой шуточке, - Ну что, прошла любовь? Завяли помидоры?
- Ага, завяли. И даже уже осыпались. – я напускаю на себя совершенно независимый вид, - А у вас с Юлькой как дела?
- Всё тип-топ! – улыбается он, - Я покурю?
- Кури… - равнодушно говорю я. Мне сейчас действительно всё равно.
- Эй… ты точно в порядке? – он пытливо заглядывает мне в лицо. А я… разражаюсь ненормальным, истерическим хохотом:
- Точно… ой, не могу… точно! – мне кажется до абсурда комичной эта ситуация – я, значит, загибаюсь тут от несчастной любви, и единственный человек, который меня утешает в печали – неприятель Алишер, которого я с семи лет люто ненавидела… Смешно, не правда ли?!
…Закончилось коротенькое бабье лето. Краткий миг радости между ненастьем прошлым и ненастьем будущим. По крайней мере, в этом году так и было. Ровно, как и у меня – полтора месяца с хвостиком длилась моя первая любовь. Позади печали, впереди – тусклая неизвестность. В сердце затаилась непроходящая боль. Не придуманная, как в романах, а самая что ни на есть настоящая! Больно глубоко вздохнуть… Больно, когда думаю о нём… как он обнимает другую… как прижимает к себе крепкой и тёплой своей рукой… Хочется кричать от обиды!! А как же я?! Как же я… Может, я чем-нибудь смертельно больна? Ведь не может же быть, чтобы от любви было так больно… Если вот ЭТО и есть взрослая жизнь – постоянные недоразумения, обман, предательство, и после – нескончаемая боль, то я её НЕ-ХО-ЧУ! Слышите – не нужна мне такая жизнь! Кто там её раздаёт – забирайте обратно! К чему было всё, что происходило со мною до этого? Чтобы вот так теперь мучиться? Ну нет! Я не собираюсь больше это терпеть! Нужно выключить в себе какой-то невидимый тумблер! Я знаю, я чувствую, что он есть! Где-то точно есть, нужно только поискать… Кто-нибудь, ау! Кто-нибудь, кто страдал вот также, как сейчас я – подскажите, прошу вас! Прошу… Что нужно делать, чтоб выключить страшную боль… Я боюсь, я очень боюсь, что не выдержу её…
…Тёмное небо в серых клочьях быстро летящих облаков. Скоро они вновь прольются на землю холодным осенним дождём… Дождевая вода уйдёт в остывающую землю, омоет древесные корни, вольётся в подземные источники… А после вновь выберется из плена спрессованной породы на свет, изменив своё состояние. Была тяжёлой жидкостью, стремящейся вниз – станет лёгким паром, улетающим в небеса! Круговорот воды в природе… Интересно, а наши слёзы участвуют в этом круговороте? Если да, то вот эти рваные, мышиного цвета тучи состоят из одних только слёз… Человеческих, собачьих, чьих-то ещё… Все плачут, когда им плохо. Выплачешь все слёзы – станет тебе хорошо. Или нет? Сколько нужно плакать, чтобы стало лучше, сколько нужно отдать своих слёз на этот вечный круговорот, чтобы понять что-то очень-очень важное? Настолько важное, чтобы ради этого жить. Жить дальше. И надеяться, обязательно надеяться! На то, что однажды, наплакавшись вволю, ты возьмёшь и изменишь своё состояние. Из тяжёлой, мрачной жидкости станешь лёгким, стремящимся ввысь, паром… Так и будет, я знаю! Иначе просто нет никакого смысла в этой ужасной, несправедливой, удивительной, непредсказуемой, самой лучшей из всех возможных, жизни…
…В тот день случилось у меня неожиданно хорошее настроение. Без всяких видимых причин. Не знаю, правда, как такое могло вообще быть – ведь я всё ещё продолжала горевать по своему бывшему парню. Но что ж поделать – ведь единственным человеком, кто мог быть в этом виноват, являлась я сама. Вот такая меня поразила любовь с первого взгляда… А со второго взгляда я всё моментально испортила… и знаете – мне к такому не привыкать! Но он, он-то ведь терпеливо ждал, пока моя глупая башка сможет осознать непреложный факт влюблённости мятущейся души, и всё-таки выгадал подходящий момент, чтобы вновь попытаться объяснить очевидное. Со второй попытки это ему удалось, но счастье наше оказалось непрочным, как первый тонкий ледок, стягивающий осенними ночами засыпающую воду мелких водоёмов. Моя чудовищная гордость и ненужное никому предубеждение, прямо как в знаменитом романе, свели к нулю всё, что у нас было. Да и было ли? Теперь мне казалось, что все нежные чувства моего возлюбленного гнездились лишь в моём воспалённом воображении…
Так вот, иду я, значит, вся такая в странно-приподнятом настроении, с собакой гуляю. Выходной, солнышко светит и даже греет, несмотря на самый конец сентября. Видимо, пытаясь компенсировать ужасающее по температурному режиму прошедшее лето. И так разгулялись мы с Багирой, что и сами не заметили, как перешли широкий проспект и углубились на другую сторону нового нашего микрорайона. Где, между прочим, до этого ни разу и не были. И вдруг…
- Петька! – восклицаю радостно и буквально кидаюсь на шею неожиданно попавшемуся мне навстречу симпатичному парню, - Петька, ты здесь какими судьбами?!
- Ника? – он улыбается, и слегка отстраняя меня, разглядывает с видимым удовольствием: - Мы тоже сюда переехали, во-он в тот дом!
- Обалдеть! Скоро все наши тут соберутся! – смеюсь я.
- Ну, все не все… - говорит рассудительно мой бывший одноклассник, - А ты-то как?
- Да нормально, - я напускаю беззаботный вид, и пускаюсь в длинные рассказы о нынешней своей жизни. Поверхностные, разумеется.
- Ты помнишь мою канарейку? Ну, мы с тобой ещё вместе ходили ей самца покупать…
- Помню, конечно… - он снова широко улыбается, - Злющая такая была, как коршун!
- Почему была? – обижаюсь я не всерьёз за свою крылатую питомицу, - Она и сейчас ещё ого-го! На днях они с Сенькой птенцов вывели, представляешь?!
- Да ладно, - удивляется Петька, - Она же лет пять одни жировики несла?
- Ну да, - подтверждаю я, - А вот наконец канареечный бог смилостивился над этой бездетной парой, и на старости лет подарил им детишек!
Мы весело ржём над моим каламбуром, и тотчас же решаем идти ко мне и смотреть желторотиков. На обратной дороге я то и дело поглядываю на идущего рядышком Петьку и не могу сдержать радостной улыбки. Мы с ним дружим, вернее, дружили… с шестого класса. Познакомились на Птичке – он пришёл за кормом для своих рыбок, а я как раз за пернатым мужем для своей старой канареечной девы. Она долго у нас жила, в этом году уж девять лет, наверное, будет… Да, точно девять. Первые годы занималась в основном тем, что в пух и прах била попугаев, деливших с ней домашний приют, да воровала сахар-песок отовсюду, где могла его достать. Даже улетать пыталась пару раз! Правда, дальше соседской ранетки её путешествие не продлевалось. Нагулявшись, умная пцыца сама залетала в свою родную клеточку, которую мы ей оставляли на садовой скамейке, потому как на воле обожаемых ею конопляных семян почему-то не произрастало.
По пути мы с Петькой так развеселились, вспоминая свои школьные годы чудесные, что я не сразу и заметила идущего нам навстречу Динара. Очнулась, лишь когда мы почти нос к носу столкнулись.
- Ой, да прекрати уже, пожалуйста! – загибаясь в три погибели от смеха, умоляла в это время я Петьку пощадить меня и не рассказывать больше ни слова о нашей бывшей алгебраичке, - Я больше не могу, правда…
- О, привет! – разлепив мокрые от смешливых слёз глаза, еле выговорила я, вдруг увидав прямо перед собою бывшего парня. Выговорила безо всякого выражения, походя, как если бы столкнулась, скажем, с Аликом или Мулькой. Сама поразилась после, насколько спокойно отреагировала на эту нечаянную встречу. Видимо, его это тоже задело – что-то такое промелькнуло во взгляде… больше всего похожее на досаду и… ревность? Он что, к Петьке ревнует?! Это открытие ещё больше меня развеселило, и бедному моему приятелю пришлось буквально тащить на себе дальше свою невменяемую от хохота подругу. Дома мы прекрасно провели всё оставшееся до ужина время, разглядывая и оценивая голенастую, едва оперившуюся тройню, произведённую на свет счастливой канареечной парой. Было решено, что всех птенцов заберёт, когда придёт время, Петька – одного оставит себе, а ещё двоих продаст каким-то своим знакомым. Честно вырученные деньги мы собирались пустить на совместное хобби – пополнение коллекции марок и книг.
- Слушай, так здорово, что вы теперь тоже здесь живёте! – искренне сказала я своему приятелю на прощание, - Я так рада была тебя видеть!
- Я тоже… - слегка смутившись, он взял с вешалки свою куртку и вышел в тамбур, отделяющий нашу и соседскую квартиру от общего подъезда.
Всё ещё улыбаясь от радостного послевкусия этой встречи, впервые за долгие хмурые дни напитавшей мой организм такими необходимыми положительными эмоциями, я наткнулась взглядом на книгу, забытую моим гостем.
- Петька-а! – схватив томик, опрометью выскочила к подъезду, - Петька! Ты…
…Слова захлебнулись отчаянным воплем, который испустила я, увидав жуткую сцену, развернувшуюся прямо у двери: Динар, весь объятый бешенством, бил кулаком по лицу моего школьного друга!!
- Ты что это творишь?! – я налетела на него разъярённой кошкой: - Отпусти его немедленно!! Отпусти, я кому говорю!!
…За прошествием многих лет уже не помню в деталях, как именно вышло, что высокий, плечистый Динар оказался лежащим на земле, с перепачканным кровью лицом, в разорванной куртке и с совершенно глупым выражением лица. Помню только, как сбегались отовсюду соседи, как я рыдала, сидя над ним и умоляя меня простить, и вытирала вязкую, тёмно-вишнёвого цвета жидкость с его лба… каким бледным и растерянным был Петька, тоже пострадавший, но не так сильно – он отделался лишь разбитой губой. И надо всем этим - голос моей бабушки, говорящий с явным оттенком плохо скрытой гордости кому-то из соседей:
- Ведь ей только шестнадцатый годок пошёл! А уже вон – в кровь друг другу морды бьют!
Также начисто изгладился из памяти промежуток, видимо, очень небольшой, между этими событиями и совершенно сумасшедшими поцелуями на техническом этаже нашего же подъезда…
- Ну всё… всё… прекрати… - едва дыша, я высвободилась из его крепких объятий, - Мне домой пора… они меня там уже сто процентов обыскались с собаками…
- Это вряд ли… - счастливо улыбается Динар, - Все собаки здесь…
Мы смеёмся, глядя на наших лохматых спутников, которые действительно сидят рядышком и спокойно ждут, когда их странные люди закончат лизаться. Давно привыкшие к такому времяпровождению, от природы флегматичный щенок ньюфаундленда и моя довольно индифферентная колли зевают, ищут в своей чистой шерсти несуществующих блох и иногда спят, привалившись друг к другу. А мы… Нам столько нужно теперь обсудить!
- Зачем ты на Петьку напал, идиот? – нежно поглаживая по волосам своего любимого, интересуюсь я, - Мы же с ним просто друзья, с шестого класса друг друга знаем.
- У него что, такая табличка на лбу висит? – резонно возражает мне он, - Имей ввиду – убью любого, кто к тебе приблизится хотя бы!
- Дурачок ты дурачок… - усмехаюсь я, - Ничего-то ты не понимаешь… Петька, он… вообще девчонками не интересуется.
- А чего тогда он у тебя забыл? – подозрительно хмурится Дин, - Мотал бы тогда к своему парню…
- Да нету у него никакого парня, - я качаю головой, - И вообще никого нет. А у нас с ним… увлечения общие – книги, марки, птицы, рыбки аквариумные…
- Так он у тебя вроде подружки? – смеётся Динар, - Нет, я, конечно, знал, что ты у меня чудная, но - чтобы настолько!
- Какая уж уродилась, - сил, чтобы злиться, у меня уже не осталось, поэтому я безразлично пожимаю плечами, - Не нравится – можешь идти к своим Таням-Маням.
- Как будто тебе всё равно? – хитро прищуривается мой возлюбленный.
- Нет, не всё равно! – честно отвечаю я, - Но и меняться ради твоего удовольствия я не собираюсь, так и знай! И больше людям морду не бей, пока не разберёшься в ситуации, понял?
- А то что? – он опять смеётся, - Совсем тогда прихлопнешь?
Я ничего не отвечаю и сердито дуюсь – кто же знал, что он оступится от моего стремительного натиска и головой своей глупой об лавку шибанётся?
- Я раньше думал, что ты у меня такая хрупкая малышка… что тебя надо защищать от всего на свете! – он продолжает прикалываться, - А ты, оказывается, пантера свирепая! Кто бы мог подумать!
- Алишер тебя предупреждал… - равнодушно говорю я, зевая, - Только вы, пацаны, никогда ничего не слушаете. Чуть что – сразу руки распускаете… Ладно, пошли уже… Я правда устала…
- Подожди-подожди… - он снова обнимает меня и притягивает к себе: - Никогда не уходи больше, пожалуйста… - его примирительный, почти жалобный тон трогает меня до глубины души, и я опять чуть не плачу…
Прощание затягивается ещё на какое-то время… и, наконец, уже повидавшая виды за недолгие месяцы заселения дома подъездная дверь раздражённо хлопает, и выпускает в пронзительную осеннюю темноту двуногого и четвероногого посетителей. Остаёмся только мы с Багирой – коренные жители этого огромного, битком набитого человеческими и звериными душами, дома. Я стою возле своего тамбура и глупо улыбаюсь, и почему-то медлю, не заходя внутрь… Словно почувствовав это, открывается дверь напротив:
- О, а я к тебе собиралась идти! Ты чего тут торчишь? Опять поругались?
- Не-ет… - моя счастливая физиономия весьма впечатляет Ирку:
- Ой, пошли ко мне, расскажешь всё…
На другой день мы с Динаром договорились ехать в центр, за новым ошейником для стремительно подрастающего Рудольфа. Поехали, как водится, на такси – общественного транспорта мой кавалер вообще не признавал. Мне уже давно хотелось разузнать у него об источнике таких потрясающих финансовых возможностей, но всё как-то неудобно было. Смолчала я и на этот раз, покорно погрузившись на заднее сиденье подъехавшей белой «Волги». Динар уселся тоже, и скомандовал водителю:
- Трогай, шеф!
И шеф «тронул» - и город тронулся следом, сдвинулся с места и стремительно понёсся назад по обе стороны автомобильных стёкол. Дороги взрезали, как длинные серые ножи, жилые кварталы и парки, разбрызгивали вокруг себя прохожих, отбрасывали летящим воздушным потоком метущихся по небу птиц… Рудик, сидящий со мной рядом на заднем сиденье, то и дело зевал и вытягивал милую шоколадную мордаху к щели приоткрытого окна, шумно принюхиваясь.
Покупка собачьей амуниции много времени не заняла, и, поскольку его у нас было ещё предостаточно, поступило предложение прогуляться по центру. И два влюблённых юных человека и одна юная, но пока ещё не обременённая такими ненужными чувствами собака, двинулись пешочком по городской исторической застройке - хаотичному переплетению узких улочек, утыканных старыми и очень старыми строениями, частично уже нежилыми. Моё детство прошло неподалёку отсюда, но всё же этот район был мне почти незнаком. Мы неспешно брели мимо скрученных годами вязов и осыпающихся фасадов из дореволюционного, мелкого кирпича. Возле одного из таких, обречённых на скорую гибель, дома, мой спутник остановился и замолчал. Я, недавно тоже лишившаяся своего родного дома, всё поняла без слов.
- Он был такой красивый… - сказала я тихо, и легонько сжала его ладонь, - Ты всё равно будешь его помнить, всегда…
Динар резко обернулся и посмотрел на меня, как на больную:
- Что ты сказала?!
Меня испугал этот взгляд – злой, растревоженный. Раньше он никогда так на меня не смотрел…
- Кто тебе рассказал, кто?! – он почти кричал, отдёрнул руку, и стоял теперь напротив, подозрительно сузив свои невероятные глаза.
- О чём ты?! – поразилась я, в свою очередь, такой непредсказуемой реакции.
- Скажи немедленно, что именно ты знаешь! – потребовал он в ультимативном тоне.
- Господи, Динар! – я уже готова была заплакать, - Прекрати, пожалуйста, я уже ничего не понимаю!! Что я такого сказала?! Разве только, что я отлично понимаю тебя, потому что сама не так давно лишилась родного дома, вот и всё!
- Ох… - выдохнул он с явным облегчением, - Иди сюда… - и обнял меня так крепко, словно боялся, что я сейчас исчезну, если ослабить хватку, - Прости… прости меня… Пойдём, я покажу тебе одно шикарное место…
И буквально бегом потащил нас с Рудиком, который тоже ничего не понял, вверх по улице – к старому парку на обрыве, откуда открывался великолепный вид на простирающуюся далеко внизу водную гладь. Неподалёку от входа мы резко свернули налево, и нырнули в низенькую дверь, наполовину скрытую зарослями разросшихся жасминовых кустов.
- Здорово, Салават! Сделай нам два напёрстка фирменного… - крепкое мужское рукопожатие, улыбающийся бармен, с одобрением поглядывающий в мою сторону, полуподвальный сумрак, к которому долго привыкают глаза после яркого дневного света…
- Что ты заказал? – шёпотом осведомляюсь я, - Спиртное не буду!
- Не беспокойся, малыш… Хочешь пирожное?
- Даже не знаю… а какое здесь есть?
- Меню, пожалуйста… - официант словно отделился от стены, ей-Богу! Меня аж передёрнуло, когда раздалась эта его реплика. У них тут что, невидимки работают?!
- Можно мне молочный коктейль?
- Конечно… - на лице играет снисходительная улыбка, - С шоколадом или с бананом?
- С бананом, пожалуйста…
- А тебе, Динар?
- Мне только кофе, и покрепче.
Официант исчезает так же незаметно, как и появился, а я продолжаю разглядывать обстановку – теперь глаза привыкли, и видно ряды разномастных бутылок на стене за барной стойкой, бокалы, висящие вниз головой на специальных креплениях, деревянные панели с резным орнаментом и причудливые постеры над столиками. Я первый раз в настоящем баре, и мне тут всё интересно. Но Дин сидит какой-то поникший, опустошённый, и чертит пальцем по столу.
- Ваш кофе! – призрак в чёрном переднике ставит перед нами поднос с двумя ну просто микроскопическими чашечками! Когда-то я из таких поила игрушечным чаем своих игрушечных собак…
- Нравится? – чуть улыбаясь, спрашивает Динар.
- Ужасная гадость! – я едва могу дышать, отпив крохотный глоточек маслянистой, тягучей, невероятно горячей жидкости, - Что там такое?!
- Только лучший зерновой кофе и немного коньяку, - смеётся он.
- Коньяк?! Ты серьёзно?! – возмущаюсь я, - Я же сказала…
- Да там всего-то пять грамм! – возражает Динар, и ухмыляется: - Но ты и до этого не доросла… Знаю-знаю! – обезоруживающе поднимает обе руки над головой, предупреждая мои гневные слова, - Если мне не нравится, я могу проваливать, так?
- Нет, не так! Совсем не так… - я хмурюсь, но не сержусь почему-то, - Просто буду пить свой коктейль, вот и всё.
- Ты правда не сердишься? – он заглядывает мне в глаза, и загребает мою руку в свою огромную ладонь, - Правда?
- Нет, конечно… Зачем? Это бессмысленно…
- Я рад… - он улыбается светло и немного печально, и легонько целует моё запястье: - Пей свой коктейль… А потом мы поедем в гости к моей бабушке, тут недалеко…
- К твоей бабушке?! – изумляюсь я.
- Да, она уже давно хочет с тобой познакомиться… Но сначала… Мне надо рассказать тебе кое-что…
- Валяй! – я потягиваю через широкую трубочку вкусный, пузырчатый напиток и готовлюсь внимательно слушать.
- Я… - он закусывает верхнюю губу и медлит, - В общем… Здесь, в этом доме, повесился мой родной отец…
Я широко раскрываю глаза и отставляю бокал. И молчу. Мне хорошо понятно, что сейчас лучше не задавать никаких лишних вопросов.
- Мне было тогда шесть… - немного ободрённый моим правильным молчанием, продолжает он, - Они с матерью постоянно ругались, мы с ней всю дорогу к соседям уходили… однажды вернулись, а он… Я… увидел его, понимаешь? – и внезапно со всей силы ударяет кулаком по столешнице, - Увидел первым, раньше, чем она…
- Боже мой… - я вздрагиваю, тянусь ладонью ко лбу и на две секунды закрываю глаза. Мне становится дурно…
- Я не разговаривал после этого полтора года… Поэтому и в школу пошёл позже всех… И учился плохо, всё никак не мог забыть это зрелище…
- Прости… - я совершенно по-новому осмысливаю свои собственные слова, сказанные возле того старого дома… - Я не хотела… не знала…
- Да, - он кивает, и снова берёт меня за руку, - Да, я понимаю… ты тоже прости меня… В шестнадцать, когда получал паспорт, мать уже сменила мне имя, и фамилию тоже.
- Сменила имя? – эта информация меня поражает. Я и не знала, что человек может сменить своё имя… - И… как же тебя звали раньше?
- Вадим… - он улыбается одними уголками губ, - Вадим Стрелецкий.
- Ты… он… - видимо, сегодня мне выпал день сплошных удивлений, - Твой отец… выходит, он… русский… был? – невнятно, путаясь в словах, спрашиваю я.
- Да, я полукровка, - он ухмыляется как-то горько, - Мать мою, когда она за отца вышла, выгнали из семьи. Правда, потом обратно приняли, когда во второй раз поступила правильно и нашла мне отчима-татарина. Это, потому что…
- Знаю, знаю! – вдруг перебиваю его я, - Татарочкам нельзя за русского выходить, а вот наоборот – пожалуйста.
- Откуда такая осведомлённость?! – настал его черёд удивляться и поднимать брови.
- Моя школьная подружка - татарка. Её Абика прекрасно меня информировала! – смеюсь я, и вдруг ещё раз отхлёбываю ужасающее пойло из маленькой чашки. Почему-то теперь оно кажется мне не таким уж и отвратительным…
- Значит, ты морально готова познакомиться ещё с одной Абикой! – довольно улыбается Динар, - Поехали!
…В богатом особняке, обнесённом крепким кирпичным забором, обитала многочисленная, как я думала, Динарова родня. Не только Абика – по дороге он успел мне рассказать, что и семья его дядьки – младшего сына из всей родни, живёт вместе с ней. Такое мне тоже было не в диковинку, у нас на Комаровке всё было ровно так же. Нажимаем кнопку звонка… ждём… во дворе тихо, никто не выходит.
- Куда они все запропастились? – негодует Динар, и нажимает на ручку калитки. Паче чаяния, она легко отворяется, и мы проходим внутрь. Не дойдя до входной двери самого дома каких-то пару шагов, я боковым зрением вижу, как в нашу сторону бросается огромная мохнатая собаченция, явно, не особенно дружелюбно настроенная. И, судя по всему, объектом её злости являемся вовсе не мы, люди, а большой коричневый щенок, весело вышагивающий рядом.
- Джохар! – орёт мой спутник, - Нет, нельзя!
Но воинственный Джохар не желает слушать человека – он несётся через весь двор, громыхая обрывком своей цепи.
- Чёрт!! Он сорвался! – отчаянно кричит Динар, - Бегите в дом, скорее!
Но мне будто кто-то не даёт сделать так, как настойчиво просят. Впрочем, как и всегда… Вместо того, чтобы подхватить Рудика и бежать в дом, я разворачиваюсь навстречу серому, уже почти домчавшемуся до нас, кавказцу, и грозно командую ему:
- А ну, стоять, Джохар!! Стоять!! - и твёрдо смотрю в тёмно-коричневые умные глаза. И вижу в них, что он совсем не злой, и всё понимает. Пёс действительно останавливается передо мной, но он ещё не принял окончательное решение – послушаться решительную незнакомку, или накинуться на эту чужую собаку.
- Это щенок, Джохар… - говорю я ему укоризненно, - Маленький, глупый щенок. Разве такой взрослый, умный пёс, как ты, может обидеть щенка?! Ээ -эх… как не стыдно… Ведёшь себя безобразно!
Кавказец озадаченно смотрит на меня… потом на Рудика, который опасливо прижался к ноге своего хозяина… и, наконец, слабо виляет хвостом, показывая, что узнал Динара и не собирается больше нападать на принадлежащую ему собаку.
- То-то же! – говорю я ему, - Думай в другой раз, прежде чем кидаться! Ну, иди теперь, понюхай малыша! Вон, смотри – испугал его до смерти!
Между тем Рудик, уже сообразивший, что его больше не собираются жрать, припадает на передние свои толстые лапы и звонко тявкает, приглашая большую собаку поиграть. Огромный Джохар подходит, не торопясь, к щенку, делает вокруг него оборот, и осторожно обнюхивает. А глупышка Рудольф высоко подпрыгивает и… восторженно лижет большого друга прямо в нос! Оторопевший пёс переступает лапами и даёт задний ход. А с крыльца раздаётся громкий и одобрительный мужской смех:
- Дина-ар, я смотрю - твоя подруга кремень, а не девушка! Ну, проходите же в дом! Не стойте возле порога…
… Действительно, очень богатый дом – везде красивая отделка, в большой гостиной бело-мраморный камин… складчатые бархатные шторы… а вот и Абика выходит, и раскрывает объятия своему внуку:
- Динарчик мой приехал! Ах, дорогой… алмазный мой… Наконец-то… я уж думала, совсем забыл свою старую Абику… А кого это ты нам привёз, а?
- Исямисис! – произношу я традиционное татарское приветствие, - Как поживаете, уважаемая?
- Аллах всемогущий! – воздевает руки в радостном жесте Динарова бабка, - Наша кызым татарочка! Как я рада, как рада…
- Вообще-то, нет… - смущённо отвечаю я, - Моя лучшая подруга татарочка, поэтому я немного знаю ваш язык и обычаи.
- Ну… не беда, кызым… - тут же машет рукой бабуля, - Не беда… русским можно за татаринов выходить, можно!
Я едва сдерживаю смех – фраза точь-в-точь, как у Софиной Абики. Они их с одних и тех же учебников заучивают?!
… И вот мы уже сидим за большим овальным столом, который блестит своей полированной ореховой поверхностью так, что больно смотреть, и едим шурпу с треугольниками… и я непринуждённо болтаю с Абикой, как будто знаю её с детства. Она действительно очень похожа на «мою» Абику, комаровскую – не внешне, разумеется, а повадками. Динаров дядька – Тенгиз-ата, посматривает на меня с одобрительным интересом, и тоже порой вставляет скупые мужские реплики, а мой возлюбленный просто цветёт и пахнет от счастья, что его девушка пришлась в семье ко двору.
- Давай, Улым! До скорого… – прощаясь, говорит Динару дядька, и суёт ему нехилую такую пачку купюр… и я в ответ слышу, как Дин, обнимая своего родственника, называет его отцом. Окончательно запутавшись, решаюсь спросить в обратном такси о сложных родственных связях.
- У них с Зейтуной нет детей, - просто объясняет Динар, - И уже не будет. А он мне с детства как отец. Своего я, считай, и не знал толком… Он бухой был почти всегда…
Наконец-то наступает ясность насчёт источника финансирования богатых возможностей моего парня. Разумеется, в татарских семьях принято поддерживать родственников всеми силами. А уж, если семья богатая, как со всей очевидностью имела я случай убедиться…
- Слушай, а мама твоя и… отчим… как к этому относятся? – осторожно спрашиваю я.
- Им до меня фиолетово… - равнодушно пожимает плечами Динар, - У них есть Ильсур, и скоро ещё девчонка родится. Я с ними последний год.
- А… потом?
- Тенгиз-ата на восемнадцать подарит нам дом, - как будто о чём-то будничном, сообщает мой возлюбленный.
- Нам? – я поднимаю брови, выражая своё недоумение этим неуместным местоимением.
- Ну, конечно, малыш… - он улыбается мне одними глазами, - Конечно нам – мне и тебе.
- Постой-постой… А я тут причём?
- Как это причём? Ты моя невеста, разве нет?
Если бы я уж давно не привыкла к подобным ошеломляющим его заявлениям, я бы, наверное, сейчас разбушевалась. Но, по прошествии некоторого времени стала умнее, и нынче только скептически улыбаюсь. Не стану я начинать разборки про весь этот бред. Шутит он, разумеется. Ему-то, может, и восемнадцать через пару месяцев. Да и то ещё надо проверить эту болтовню. А мне как был шестнадцатый год, так и будет до следующего мая. Нашли невесту, вот умора! Меня разбирает глупый нервный смех.
- Да, конечно… - выдавливаю я, еле сдерживаясь. Почему-то всплывающая перед моим внутренним взором сцена, где я в белом пышном платье и фате, а Динар в строгом костюме с жилеткой и живой розой в петлице, вызывает лишь оторопь и противные мурашки. Нет, не то, чтобы я была против такого поворота событий… но не сейчас же, святые угодники! Так сказала бы моя бабушка. И на этот раз я была с ней очень склонна согласиться…
…За пару недель до осенних каникул всем старшим классам кинули клич – набиралась туристическая группа для поездки в Феодосию.
- Я не поеду… - но мой упавший голос и потерянный вид вызвали в Дине один лишь неумеренный энтузиазм:
- Конечно, поедешь! О чём речь! Я сам заплачУ, и все дела.
- Нет, так не пойдёт… - покачиваю головой, - Мама не позволит…
Впрочем, на пути к этому путешествию возникло ещё одно, совершенно не связанное с материальной составляющей, препятствие: руководитель экскурсионной группы – завуч по внеклассной работе, наотрез отказалась брать с собой неуспевающего двоечника. И это как раз, когда моя собственная мать в кои-то веки согласилась заплатить за поездку!
- Любовь Алексеевна… - я стою у неё в кабинете и никак не решаюсь перейти к сути дела. Здесь я на хорошем счету – моя помощь во всяком оформлении школьных мероприятий, как неоднократно говорила она сама, «просто неоценима».
- Что такое, Ника? Ты ведь у нас едешь в Феодосию, я надеюсь?
- Да я-то еду… а вот Динар Мухутдинов… Понимаете, он… он мой близкий друг!
- Вот как… - в глазах у добродушной, в общем-то, учительницы, прыгают весёлые чертенята, - И что же?
- Я… я не поеду без него! – заявляю очень решительно.
- Ох, Ника… - Любовь Алексеевна не особо одобрительно покачивает головой, - Ты уверена, что он… тебя достоин?
- Да! А… что? – от того тона, которым она задала этот вопрос, мне становится как-то не по себе…
- Просто… у него не слишком хорошая репутация… Но, впрочем, всё это только слухи! - спешит добавить она, видя, как изменилось моё лицо, - Ну-ну… не стоит придавать такого значения моим словам…
«Не стоит, в таком случае, и говорить!» - думаю про себя я, и смотрю на неё моляще.
- Да пускай уже едет! – наконец, говорит она, - Если ты за него ручаешься…
- Конечно!! Спасибо Вам огромное!! – на моей довольной физиономии расцветает мимическая роза, - Спасибо ещё раз! – эти слова долетают до улыбающейся наставницы уже из-за двери, перед тем, как она захлопывается, обрезая обыденный шум школьных коридоров.
Ура! Мы едем в Феодосию!!
Ох, если бы я знала тогда, чем для меня обернётся эта поездочка…
Перед отъездом ко мне подошёл самый незначительный мальчик из нашего класса – маленький, тощенький, в огромных очках… С виду он смахивал, скорее, на среднее звено – класс так седьмой или восьмой, нежели на ученика десятого. Ввиду его малости и ничтожности все называли его просто Вовочкой. И звучало это отнюдь не ласкового, а достаточно уничижительно. Клянусь, за пару месяцев в этом классе я даже ни разу не слышала, как он вообще разговаривает. Ну, или не обращала внимания.
- Прости, пожалуйста… - огромные, из-за толстых очков, глаза, делают его похожим на озабоченного муравья.
- Да? – я удивлённо разглядываю это странное существо, гадая, что ему вдруг от меня понадобилось.
- Я… я просто хотел… - видно, что слова даются ему нелегко, - Хотел… поговорить с тобой! – он с силой выталкивает каждое из них, и влажные, расплывчатые, беспокойные глаза становятся уже просто жалкими. Я, как человек с развитой эмпатией, пытаюсь его подбодрить:
- Говори, я тебя слушаю... – и даже сажусь на подоконник и ободряюще улыбаюсь.
- Короче… я хотел сказать… чтобы ты не доверяла ему… - чуть не плача, выдавливает Вовочка.
- Кому? – удивляюсь я, и тут же до меня всё доходит: - Да какое твоё дело! – возмущённо вскрикиваю, и соскакиваю с подоконника: - Что вы все заладили одно и то же!! – и… внезапно понимаю, что сболтнула явно лишнего.
- Кто? – он вдруг цепко хватает меня за рукав, - Кто ещё тебе говорил?
- Дед Пихто! – злобно шиплю я, как рассерженная кошка, и вырываю руку: - Отвали!
…И гордо удаляюсь прочь по коридору, намереваясь поскорее забыть весь этот бред. Но… у самой лестницы почему-то торможу… и оборачиваюсь. Вовочка, весь красный от непосильного бремени этой неудавшейся беседы, стоит всё там же, где я его и оставила, и тоскливо смотрит мне вслед… Помедлив две секунды, и приказав себе отбросить прочь все глупые эмоции и поскорее забыть непрошенных советчиков, бегом спускаюсь на первый этаж. Уже в гардеробе, накинув пальто, вдруг понимаю, отчего мне стало так неуютно, когда я увидала этот его взгляд. Точно с таким же выражением смотрят ветеринары, когда сообщают владельцу, что его любимую собаку или кошечку уже не спасти…
…Длинный, как кишка, состав, занимает собою всю видимую часть железнодорожной платформы. Неужели так много народу едет сейчас на юг?! Там ведь уже не жарко – от октября осталась пара дней, и наступит самый хмурый и длинный осенний месяц. Лично мне он никогда и осенним-то не казался. Он, скорее, переходный между осенью и зимой. В эту пору хочется зарыться поглубже в одеяло, и даже носу на улицу не показывать! И вообще никуда не показывать… Конечно, там, на далёком и ласковом юге, сейчас ещё довольно тепло… по сравнению с нашими широтами. Но всё равно уже не лето, и купаться получится вряд ли.
- Ника, ты купальник взяла? – как будто угадав мои мысли, спрашивает Галочка Хазарова, вертлявая и суетливая моя одноклассница.
- Да нет… - пожимаю я плечами, - Зачем он мне? Вода сейчас уже холодная…
- Нормальная там вода! – встревает Олеська Скрипникова, - Она остывает медленнее воздуха!
- Вот и проверим… - философски заключаю я, и пытаюсь запихнуть свою дорожную сумку под нижнюю полку в нашем плацкартном отсеке.
- Зачем сама мучаешься? – возникает рядом Дин, - Дай-ка сюда… - и в два счёта приводит в действие механизм, поднимающий сиденья.
- И нашу подними, будь другом! – стреляет глазками Скрипка, как зовут её все.
- Готово! – ухмыляется Динар, - Кому ещё помочь?
- Ну не знаю… - ржёт Галка, - Пойди по вагонам, я думаю – никто не откажется!
Мой парень демонстративно закатывает глаза и делает головой движения, означающие: - «Как же вы все меня достали!» И тут я с ним полностью согласна. Вокруг него всегда, где бы он не появился, тотчас же собирается толпа воздыхательниц. Это мне, с одной стороны, льстит, а с другой…
- И как только тебе удалось его охмурить? – в который уж раз завистливо спрашивает Скрипка, ничуть не смущаясь присутствием предмета обсуждения.
- Легко! – отвечает за меня он, - Один взгляд – и готово! Тебе так не суметь, Скрипочка… - и усмехается.
- А может, попробуем? – она подходит к нему почти вплотную, и смотрит также, как Мулька, моя соседка по дому, когда хочет именно «охмурить» очередного парня.
- Перестань, Олесь! – возмущается, тоже за меня, Галка. Видимо, они сегодня сговорились озвучивать мои мысли. Ну и пусть, а я пока посижу и спокойно в окно погляжу…
- Ну коне-ечно… - жеманно вздыхая, тянет Скрипникова, - Куда уж нам… вы, говорят, уже и платье белое пошили на заказ? – и зырк своими глазищами в мою сторону.
Я чуть улыбаюсь и продолжаю молчать. С недавних пор поняла, что такая тактика в некоторых случаях работает получше тысячи слов. И правда – Олеська наконец успокаивается, и, демонстративно вздохнув, лезет на свою верхнюю полку.
- Ты на нижней будешь спать? – осведомляется мой заботливый кавалер, - Одеяло у тебя есть, всё нормально?
- Да всё у неё есть! Вали уже отсюда!! – злобно фырчит с верхотуры Скрипочка, - Мы переодеться хотим! А если чё не хватит – приходи вечерком, сам погреешь! А мы полюбуемся! – и снова ржёт.
- Знаешь, Олесь, это уже слишком! – наконец не выдерживаю я, и смотрю на неё осуждающе. Вообще, она девчонка неплохая, добрая… но иногда её просто заносит. И надо, чтобы кто-нибудь осадил.
- А кто с вами ещё едет? – Динар тоже никак не угомонится, - В этом купе?
- Не знаю… - я пожимаю плечами, - Может, и никто… Спросим потом у Любочки.
- Ну ладно… - говорит он, и, дёргая губой на одну сторону, озадаченно осматривает ещё раз всё наше дорожное помещение, - Отдыхай! Я потом ещё приду… - чмокает меня в щёку, и удаляется вдаль по составу в свой вагон.
- Не, ну кроме шуток, Ник… - свешивается с верхней полки любопытная голова, как только Динар исчезает, - Как тебе это удалось?! Он же ни с кем больше двух недель не встречался… Да и то – только ради…
- Скрипникова!! – рычит Галька, - Хватит уже, умоляю!! Ну что ты к ней пристала?! Дай посидеть спокойно! Пойдёмте лучше завесим одеялом проход!
Что мы все вместе благополучно и проделываем. Через несколько минут поезд резко дёргается всем своим длинным гусеничным телом, и… трогается с места, весело перестукивая бесчисленными круглыми ногами. Мы едем, мы едем! В «наших» вагонах радостное оживление – приключение начинается!!
… Благословенный Юг встречал нас действительно очень тёплой, даже по здешним меркам, погодой. Все радостно побросали свои громоздкие демисезонные вещи в чемоданы и сумки, и почти в одних маечках двинулись до места расселения. В гостинице выяснилось, что меня расселили в номер с одной девицей из одиннадцатого класса. Репутация у этой особы наличествовала, мягко говоря, сомнительная. Я даже расстроилась было, но потом подумала – а что я так переживаю? Нам всё равно вместе только спать. Днём же никто в номере сидеть не станет. Вышло так потому, что в своём новом классе я ни с кем пока толком не сошлась – практически все девчонки знали друг друга ещё с прошлого года, и мне пары не нашлось. А почему эта Лиля из «старожилов» оказалась тоже в одиночестве, я не знала. Да мне, в сущности, было почти всё равно. В первый же вечер она свинтила к кому-то в другой конец коридора, и оттуда до самого отбоя слышалась гремящая музыка и взрывы безудержного хохота. А ко мне, само собой, пришёл на освободившуюся площадь Динар, и мы прекрасно провели время – целуясь, валяясь вдвоём на моей достаточно узкой кровати, и болтая о разных пустяках.
- Шухер! – раздаётся там и сям, хлопают двери номеров, и запоздавшие жильцы возвращаются на свои законные места. Несколько минут до отбоя – пора прощаться…
Новый день увидел нашу тёплую экскурсионную компанию неприлично рано для каникул – чуть ли не к семи часам утра нас ожидал в столовой завтрак, а после – бесконечный «чёс» по музеям, памятникам и прочим «злачным местам». И так несколько дней подряд. Честно, из всей этой кутерьмы мне запомнилась только галерея имени Айвазовского, и его потрясающая картина со знаменитой «лунной дорожкой». Куда ни отойдёшь – сияющая эта дорожка, как живая, двигается вслед за тобой! После такого напряжённого «отдыха» я лично в гостиницу приползала еле живая, и перспектива идти ещё куда-либо самостоятельно меня абсолютно не привлекала. Да нас и не пускали никуда одних, поэтому все зажигали, разбившись на компашки по интересам в больших четырёхместных номерах, или ходили в кинозал смотреть фильмы, которые каждый вечер крутили с проектора на большом экране. Отдельные энтузиасты также посещали спортивный зал, правда, больше не для тренировок, а чтобы тихо покурить в укромном закутке у запасного выхода из здания. Ну, а у нас вечера не блистали разнообразием, и только с каждым разом всё дольше длились поцелуи, всё настойчивее становились руки… всё крепче объятия…
- Дин! Ну я ведь просила тебя… не надо… и ты, между прочим, говорил, что не станешь возвращаться к этому вопросу…
- Да… - он хмурится, нехотя отстраняется от меня, и в своей меланхолии становится и вовсе похожим на принца в изгнании. Я отлично вижу, что его такое положение вещей не устраивает, и пытаюсь разными способами отвлечь:
- Расскажи что-нибудь… мне нравится слушать, как ты рассказываешь про политику… Я, правда, мало что понимаю… но всё равно очень интересно!
Он улыбается снисходительно, довольный моим немудрёным комплиментом, и продолжает моё полит-просвещение. Причём далеко не в официозном ключе. С его слов выходит, что дедушка Ленин вовсе не великий вождь мирового пролетариата, а тиран и убийца русского царя, и что наша страна семимильными шагами движется прямиком в пропасть (вот в это я легко могу поверить, все признаки всеобщего коллапса налицо – в магазинах уже почти нет продуктов, а в школах – учителей).
- И вообще… - продолжает он просвещать меня, увлекаясь, - Я тут узнал… в шестнадцать можно замуж выйти. Надо только справку с женской консультации.
- Какую справку? – подозрительно прищуриваюсь я.
- О беременности, – он произносит это так легко и непринуждённо, словно речь идёт о каких-то пустяках – ну подумаешь, справка о беременности!
- Слушай, хватит! – злюсь я, и вскакиваю с гостиничной койки, - Мы с тобой сто раз всё это обсуждали! Сначала я закончу школу, а уж потом поговорим на эту тему.
- Но я-то эту долбаную школу закончу уже в этом году! – вдруг говорит он.
- Как так? Ты же ещё только в девятом, тебе этот год надо проскрипеть, да ещё потом целых два.
- Кому нужны эти последние два? – он пренебрежительно складывает свои красивые губы в трубочку, - Девятый и тю-тю! Только они меня и видели!
- Ну, а дальше что? Куда ты пойдёшь с неполным аттестатом? – волнуюсь я так, словно речь идёт об аттестате моём собственном.
- Никуда, - спокойно пожимает плечами, - А зачем? Деньги делать можно и вообще без аттестата.
- И это всё, что тебя в жизни интересует? – я кипячусь, как забытый на плите чайник.
- Всех! - назидательно говорит он, - Запомни, малыш, всех! Интересует именно это. Зачем поступают на вышку, по-твоему?
- Ну… получить хорошую профессию… устроиться на приличную работу…
- Вот! А что такое приличная работа? Я скажу тебе! Это когда ты получаешь от трёхсот и выше. А дядька мой за месяц делает в три раза больше, и безо всякой приличной работы. И я также буду.
- Сколько?! – в голове у меня мелькают эти невероятные цифры. Он, наверное, шутит… - Каким это образом, хотелось бы мне знать, можно так зарабатывать?
- А вот это уже не женское дело, малыш… - уверенно говорит Динар, - Тебе о таком знать вовсе не нужно.
- Вот как… - с оттенком горечи резюмирую я, - А о чём же мне тогда нужно знать?
- Ну… обо всяких ваших женских вещах… - пожимает плечами Дин, - Сумочки-помадки, платьица-духи… всё в таком роде… - и улыбается снова снисходительно.
Меня всё это очень напрягает, но виду я стараюсь не показывать, прекрасно зная, что получу только одно – очередную ужасную ссору. А я не хочу с ним ссориться… В конце концов, далеко не каждое сказанное слово становится чем-то реальным. Поживём, как говорится, и увидим.
…В предпоследний день взрослые сжалились над нами, и разрешили всем желающим идти на морской берег, с двумя обязательными сопровождающими. Мне купаться особо не хотелось, а вот по побережью побродить – даже очень! А Динар идти вообще не собирался:
- Чего я там не видел, на этом вонючем берегу… Один мусор кругом… То ли дело за границей! Когда поженимся, обязательно поедем с тобой за границу – в Болгарию или даже в Турцию. У нас там родственники. Тенгиз-ата всё устроит в лучшем виде.
- А зачем ты тогда вообще сюда поехал? – удивилась я, - Если даже не хочешь на море посмотреть?
- Да видел я это море! - отмахнулся он, - Я здесь только из-за тебя… Вдруг кто обидит, пока меня рядом нет? Ах, ты, моя глупышка… - далее следует щемящая сердце пауза, свободная от каких-бы то ни было слов…
- Ну - иди, иди… прогуляйся… Твои подружки ведь пойдут?
- Да, все наши собираются, - подтвердила я.
- Вот и отлично! А у меня что-то голова побаливает, я, пожалуй, покемарю тут, пока вы там на море смотрите… - рассеянно чмокнул меня в лоб и ушёл в свой номер.
Я скрючила недоумённую гримаску, и постояла немного в задумчивости. «- Ну и пусть не идёт!» - решила наконец, - «- А я ещё когда на море-то теперь попаду…»
Феодосийское побережье встретило нашу развесёлую компанию пронизывающим холодным ветром. Но подавляющее большинство юных туристов, невзирая на крикливые предупреждения учителей, смело ринулось в холоднющую, на мой взгляд, воду. Пока они резвились в набегающих волнах, визжали и топили друг друга на мелководье, бедные наши сопровождающие метались, как верные собаки, которым и хочется защитить своих ужасно неосмотрительных людей, и в воду залезть страшно.
- Хабарова!! Ты что делаешь, а ну, вернись немедленно!
- Шкарлет, а ты куда полез, Господи боже мой! И зачем мы их только сюда привели!!
Немного побродив по берегу, я погрузилась в поиски чего-нибудь интересного среди песка и мелких обломков ракушек… но от этих истеричных криков и завываний, а может, и от сильного, пронизывающего насквозь, ветра, вскоре ужасно разболелась голова.
- Можно, я пойду в гостиницу? Мне что-то нехорошо…
- Иди! – махнула на меня, почти не глядя, учительница, - Ты у нас с головой дружишь, в отличии от некоторых… - при этом, как мне показалось, она имела ввиду не бесшабашных учеников, а именно себя)).
Временное наше пристанище располагалось недалеко, и я пошла обратно пешком, надеясь, что от движения станет полегче. Почти дойдя до гостиницы, почувствовала на лице первые капли летящего навстречу дождя… и до меня наконец-то дошло, в чём дело. К перемене погоды голова моя всегда трещит по швам. Просто здесь как-то уж слишком резко всё поменялось – ещё пару часов назад в небе не было ни единого облачка, да и холодный ветер нагнал нас только у побережья. Северный ветер, мой давний тревожный знакомец… зачем ты нашёл меня тут, у безмятежных чужих берегов?
Оказавшись внутри, я первым делом пошла в столовую – взять себе чаю с лимоном. Обычно неплохо помогает… Потом вдруг вспомнила, что и Динар ведь жаловался на головную боль! Надо сходить, проведать, как он там…
- Привет… - тихонько отворяю дверь, - Смотри, что я… - и тут же на меня обрушивается такое зрелище, что разом темнеет в глазах, и разрывает виски от пульсирующих сгустков жуткой боли! Лилька… моя соседка по номеру… практически без одежды… и он… разбросанные как попало вещи… сползшая с кровати простыня… Нет, это неправда!! Какой-то кошмарный бред… Я не верю, не верю своим глазам… Я, наверное, сплю, и всё это только лишь снится…
- Постой!! Ника, постой!!
…Ничего не желаю слышать, никого не хочу видеть… Прочь, все прочь!! Бегать я тоже умею, если надо… Всё!! Только замок повернуть… и голову спрятать в подушки… не слышать, не слышать, Не СЛЫ-ШАТЬ!!! Не думать, не знать, не дышать…
… - И давно она там заперлась?
- Не знаю… мы вернулись, переоделись, пошли обедать… в столовой её никто не видел…
- Ника, ты спишь? Ни-ка!! Через пятнадцать минут на экскурсию уезжаем! Да что там с ней такое…
Резкий стук в дверь. Настойчивый, непрекращающийся. Голоса. Ещё голоса. Потом крики. Потом опять стучат. Шли бы они все лесом, я не стану открывать…
- Неужели так крепко спит?! Нет, как хотите, Любовь Алексеевна, но нужно открывать. У дежурной наверняка есть запасной ключ.
Вот так-то лучше… Голоса умолкли, суматоха стихла… Можно спать и ни о чём не думать… ни о чём…
Опять стук! Да что ж такое, не дают никакого покоя… Звук открывающегося замка…
- Ника! Ты что, спишь?
- А… да… у меня голова очень болела…
- А зачем закрылась изнутри?! Мы тут все чуть с ума не посходили…
- Простите, пожалуйста… Нечаянно… Я не могу идти на экскурсию…
- Ты выпила какую-нибудь таблетку? У тебя так болела раньше голова?
- Да… цитрамон… всегда к перемене погоды болит… Хорошо… Я буду здесь, конечно…
- Дверь больше не закрывай!
«Да не буду я закрывать вашу дверь… Я сейчас встану и пойду в душ… Где мой пакет… надо взять полотенце…»
Длинный пустой коридор пуст. Все уехали. Душевые в са-амом конце… «Горячая вода… Матерь богов, спасибо, что создала горячую воду!!»
Я стою под обжигающими струями и не вполне понимаю – это вода такая солёная здесь или мои горючие слёзы бегут нескончаемым потоком, смешиваясь с рукотворным водопадом, низвергающимся сверху… Почему-то очень хочется думать о простых и банальных вещах. Хороший у них здесь душ – сильный напор, вода приятная… Я ведь не в первый раз тут моюсь… а раньше не замечала, какая, оказывается, хорошая здесь вода! Интересно, они её из моря набирают или из какой-нибудь реки? Или из озера… Надо почитать, что тут ещё есть, кроме моря… Наверняка ведь что-то есть… Ну вот, теперь я чистая. Очень чистая, как до того… ну, впрочем, неважно. Остаётся только высушить полотенцем волосы… И фен тоже хороший – сильный, горячий…
Возникшее за спиной лишнее отражение в зеркале меня нисколько не удивляет и не пугает.
- Приближаться не смей! – угрожающе говорю я ему, не оборачиваясь.
- Малыш…
- Говорить тоже ничего не смей!! – теперь уже оборачиваюсь, и смотрю ему прямо в лицо с неприкрытой яростью: - Молчи, или я за себя не ручаюсь!!
Он что-то такое видит в моих глазах, и его собственные, только что подсвеченные надеждой, потухают… Я снова отворачиваюсь к зеркалу и продолжаю сушить волосы. Фен ревёт, как взлетающий самолёт, и мне всё равно ничего не слышно. Вот и прекрасно. Слова не помогут. Никакие, хоть будь они трижды волшебными. Я больше не верю словам.
…Никому, ни одной живой душе, не сказала я тогда ни единого словечка о том, что увидела в номере парней. Динар продолжал маячить где-то поблизости бледной тенью себя самого… а я смотрела сквозь него, и на любые попытки заговорить просто разворачивалась и уходила прочь. Позиция у него была невыгодная – вокруг всё время находились люди. Я старалась держаться в гуще толпы, насколько это было возможно, и считала часы до отъезда. Делать ничего не хотелось, есть тоже… идти куда-то – тем более. Но всё-таки пришлось. Чтобы снова не остаться в номере одной. Или ещё хуже – с Лилькой. Хотя она ко мне старалась не приближаться, и проскальзывала в наш общий номер либо в моё отсутствие, либо уже под самый отбой – нырк в постель и тишина…
«Хорошо, что это случилось уже почти в конце поездки…» - заговаривала я сама себя, пытаясь унять жуткую душевную боль, как заговаривают знахарки больной зуб: - «Каких-то полтора дня, и буду уже дома…»
…Перед отъездом нам выделили свободный вечер, и повели просто пройтись по магазинам, чтобы затариться сувенирами. В обычных торговых точках, как и везде, почти ничего не было, а если и завалялось что – продавалось втридорога. Зато вовсю торговали с лотков сувенирами самодельными, и наши, радостно гомоня, закупились глянцевыми большими раковинами с восседающими на них котиками и черепахами, склеенными из таких же ракушек, но помельче; ракушечными же бусами, серёжками и кулонами; мыльницами и стаканами, ручками и рамками для картин, и прочей ерундой, насквозь пронизанной фальшивой и дешёвой морской туристической тематикой. Я бродила по лавкам вместе со всеми, улыбалась, разглядывала, смеялась и болтала с девчонками, как будто ничего не случилось. Не слишком внимательные однокашницы во мне самой никаких перемен не заметили, но зато чётко зафиксировали перемену в наших отношениях с Динаром.
- Вы что, поссорились? Совсем? Или так… не очень?
- Ты с ним вообще не разговариваешь, да? А почему? Что случилось?
Все просто сгорали от любопытства и желания хоть что-нибудь выведать! Хоть крупицу информации, из которой потом можно будет раздуть такого! Но я только загадочно улыбалась и не давала им не малейшего шанса. Ежу понятно, что и без этого слухи поползли моментально, но от меня лично никто и ничего не узнает. Лилька, если уж не совсем дура, тоже, надеюсь, будет молчать… Когда первый испуг прошёл, и она поняла, что я ничего не рассказала учителям, я пару раз ловила на себе её испытующие взгляды… В них было, пожалуй, даже некое уважение… Но мне было плевать и на неё саму, и на её богатый внутренний мир с высокой колокольни. Я сосредоточилась только на одном – поскорее попасть домой. В спасительную собственную спальню. Где меня никто не достанет, и можно будет, наконец, дать выход зашкаливающим эмоциям.
- Ника, что с тобой? – на меня внимательно смотрит Лера - тихая, ничем особо не выделяющаяся отличница. Кроме длины своих шикарных волос – вот они у неё действительно потрясающие! По времени появления в классе она числится непосредственно передо мной – приехала в город вместе с родителями, в самом конце прошлого учебного года.
- Ты какая-то… - она серьёзно вглядывается, чуть хмурясь, и не вдруг подбирая слова: - Какая-то… отсутствующая…
«…Браво, Лерочка! Ты единственный, умеющий видеть, человек, среди этой беспечной толпы…»
- Он… обидел тебя, да? – спрашивает она осторожно.
- Меня? – я гордо поднимаю вверх подбородок, - Глупости! Да я сама кого хочешь обижу! – и тут же отвожу от неё взгляд: - О, какая прелесть! – мы стоим возле газетного киоска, и глаз мой, замыленный бесконечными сувенирами, вдруг упирается в симпатичную бежевую обложку:
- Кулинарная книга… Рецепты Крыма… - вслух читаю я, пытаясь показать, что поиски стоящего сувенира – это всё, что меня в данный момент интересует, - Отлично! Вот её мы и возьмём!
- И правда, оригинально… - соглашается со мной Лера, и тоже приобретает экземпляр крымских рецептов.
За короткое время, оставшееся до отъезда, мы с ней становимся чуть ли не лучшими подругами – находится множество общих интересов и тем… она мне рассказывает, как её семья буквально убежала из Душанбе, где они жили и не тужили вплоть до прошлого марта… как там гнобят и притесняют сейчас русских, выгоняют из квартир и домов… и это ещё повезёт, если просто устроят погром и выселят, даже не дав толком собраться – уже были и случаи самой настоящей кровавой расправы…
Я слушаю её и не верю своим ушам – это что же такое, чёрт возьми, происходит у нас в стране?! Выходит, Динар-то был прав, когда посвящал меня в свои странные политические взгляды…
- И как же вы здесь… где живёте? – сочувствуя чужой беде, спрашиваю я её.
- Ну, отец пока в ЖЭУ устроился сантехником… дали служебную квартиру… на очередь поставили, как вынужденных переселенцев…
Мне нравится эта тихая девочка, я чувствую к ней расположение… Похоже, она тут единственная, кто не озабочен шмотками и поисками парней… Да ещё и литературой увлекается… Определённо, мы можем подружиться!
…Уже погрузившись в поезд, я чувствую просто-таки ненормальную сонливость… Меня так плющит, словно сверху придавили небо тяжёлой бетонной плитой. Еле-еле доползаю до своей верхней, на этот раз, полки, и проваливаюсь в тяжкую, перемежающуюся кошмарами, дремотную пропасть…
- Где я?! Вокруг темно… никого рядом… и слышен только ритмичный перестук колёс… «Наш» отсек снова занавешен одеялом, и как будто бы издалека… из-под толщи воды… доносится шум голосов и оживлённый смех… И ещё прилипчивая простенькая мелодия:
«Одна девчонка в шестнадцать лет
Купила на поезд плацкартный билет…»
- эту незатейливую песенку и прочую подобную ерунду уже до дыр заездили наши девчонки, сотни раз прокручивая на переносном кассетном магнитофоне. И дальше:
«Синие лебеди, светлые сны...
Гордые птицы волшебной весны,
Вы обманули меня, улетели, за дальние дали…
Синие лебеди, где же вы, где?
Тени от крыльев на синей воде,
Вы же любовь от беды уберечь мне обещали…»
Ну что ж… а мне и не обещал никто беречь любовь… так что и требовать не с кого… Но что с моим слухом? Почему я слышу всё, как из-под ватного одеяла… Надо встать… пойти освежиться…
Пытаюсь спрыгнуть, как обычно, с полки, и чуть не падаю – нога поскальзывается на гладкой откидной ступеньке, и внутри всё обрывается…
- Эй… ты тут живая ваще? – практически нос к носу сталкиваюсь с… Лилькой! Она стремительно ныряет в щёлку между зацепленным за соседние полки одеялом и перегородкой плацкарты, и быстро начинает тараторить, виновато бегая глазами:
- Ты… это… брось на него дуться… Ну подумаешь – перепихнулись пару раз… А ты как думала - что он будет дожидаться, пока тебя не уломает?! У парней, знаешь ли, свои потребности…
- Пару раз?! – из этого словесного потока я извлекаю лишь самую нужную для себя информацию. Остальное мне и без неё известно – поглядите, какая лекторша нашлась…
- Ну… - тушуется она, понимая, что сболтнула явно лишнего, и вдруг чуть ли не умоляющим тоном шепчет, поднимая свои густо накрашенные брови домиком: - Не будь ты такой занудой… он же там весь уже извёлся… Смотри - доведёшь парня до беды… Ты ведь тоже не маленькая, хоть и вся такая правильная… Должна ж понимать, что к чему!
- А тебе какое дело? – я спрашиваю это беззлобно, почти жалея её, потому что уже начинаю догадываться, что эта несчастная втюрилась по уши, и на всё готова, лишь бы только зацепиться хоть за кро-ошечный шанс…
Она молчит… но смотрит так, что мои догадки уже не нуждаются в вербальном подтверждении.
- Я больше не намерена иметь с ним ничего общего! Так что можешь подобрать… - милостиво выговариваю я.
- Да если бы! – вдруг почти вскрикивает она отчаянным шёпотом, - Думаешь, я не пыталась?! Он же любит тебя, дура… по-настоящему любит… Любая другая на твоём месте вцепилась бы когтями и зубами… А ты…
- А я не любая! – жёстко перебиваю я её излияния, - Спасибо за сочувствие, но мне нужно идти…
Лилька досадливо трясёт головой, и пытается, схватив меня за руку, сказать что-то ещё… про какую-то беременную от него девчонку, которая сделала аборт и чуть не умерла, ещё про какую-то, вскрывшую себе вены в ванной…
А меня уже разбирает истерический смех от всей этой нелепой сцены… и новую страшную информацию о любимом (всё ещё любимом, вот ужас-то в чём!) отказывается воспринимать мозг… я вырываюсь от неё, стремительно бегу вдоль по вагону… и в самом конце, почти у туалетов, вижу такую картину: в тесном отсеке набились, как шпроты в жестяной банке, наши – и пацаны, и девчонки… Сашка Архипов бренчит на гитаре… кто-то пытается петь… И опять, блин, про этих долбаных синих лебедей! Дались же они им всем… С верхних полок свешиваются чьи-то бесчисленные ноги и головы… шум, гам, смех, грех… скольжу взглядом по всей этой пёстрой кутерьме и… откуда-то сбоку, с другой стороны, слышу хрипловатый, до боли знакомый голос… Всякий раз, когда я слышу этот голос – неважно, в ссоре мы или нет – у меня внутри сильно сжимается что-то… становится немного больно, и одновременно радостно, и жарко, и холодно, и всё, всё сразу!! Ну зачем, зачем у него такой голос?! Зачем он такой вообще уродился на свет!! Зачем прицепился ко мне?! Зачем мы с ним повстречались… Кто-нибудь, дайте ответы на эти вопросы…
- Так вот же она, наша спящая красавица! – говорит он как-то уж чересчур бодро, даже пафосно, - Выспалась, наконец?! А мы тут ждём-пождем… да, Лерусик?
Заслышав последнюю фразу, я медленно оборачиваюсь… Его сапфировые глаза светятся злой усмешкой… одной рукой он крепко прижимает к себе Лерку… и гладит её роскошные длинные волосы… Чёрт возьми, Лерку!! Почему её? Неужели она такая же, как и все… А в глаза не смотрит, сучка… Вот уж действительно – никому нельзя верить, кроме самой себя!! Это очередное предательство настолько меня вымораживает, что просто уже нету ни слов, ни эмоций… Я тупо стою, как пригвождённая к месту, и тоскливо смотрю и смотрю… Забыла – куда шла, зачем… А он… он всё говорит и говорит что-то ядовитое… злое… похабное даже… но смысл этих слов до меня почти не доходит… как до собаки – одна интонация….
- Ни-ик… - кто-то из девчонок трогает меня за плечо, - Пойдём отсюда, а?
- Да пойдите вы уже все, все!!! – ору я в бешенстве, и срываюсь с места. Бегу вдоль по вагонам, не разбирая дороги, сметая на своём пути всё и всех, кто подворачивается под ноги – чемоданы, пассажиров, несущих в руках горячий чай; проводников, мелких детей, вышедших покурить в тамбур взрослых мужиков… Стучат распашные двери между вагонами, кто-то орёт, кто-то ругается вслед… а я всё лечу, и никак не могу остановиться… Наконец, в каком-то из вагонов, за бог знает сколько отсеков от нашего, меня ловят подоспевшие учителя, и, рассыпаясь в извинениях перед всеми, кому моё бегство причинило сколько-нибудь ощутимый вред, этапируют обратно. Кажется, я реву в голос и трясусь, как парализованная старуха, или это рядом кто-то так истошно орёт… Всплывает откуда-то озабоченное лицо Динара… нет, это наверное, мне только кажется… перепуганные девчонки столпились возле нашего плацкартного уголка… и наконец, прямо перед своим носом я вижу ненормально огромные и влажные, как у телёнка, глаза Вовочки… только они почему-то перевёрнуты наоборот… вверх ногами… Но разве у глаз есть ноги? Господи, как же смешно…
- Да у неё самая настоящая истерика! Надо врача!
- Где ж мы здесь возьмём врача-то, матерь божья…
Рядом возникает высокая фигура в фуражке и синей униформе и торопливо спрашивает:
- Что у нас тут?! Так, понятно… вызывай скорую, Татьяна! Останавливаем состав стоп-краном!
Снова суета и суматоха… недоумевающие пассажиры высовываются головами из всех щелей, словно тараканы, потревоженные внезапной дезинсекцией…
И какой-то назойливый, противный, то ли вой, то ли плач настырно льётся мне в уши:
- Ника… прости, прости меня!! Прости пожалуйста… я… я не хотела… я не думала…
- Господи, ещё одна с катушек слетела!! Да что у вас тут творится?! - измученная вконец нашими разборками Любовь Алексеевна бессильно опускается рядом со мной и щупает лоб:
- Ого!! – она отдёргивает руку, как от горячего утюга и хватается за собственную голову: - Где, чёрт подери, эта скорая?!!
Почти сразу же после этого вскрика, исполненного отчаяния, поезд резко тормозит, дёргается туда-сюда… с полок падают чьи-то вещи… стеклянные ребристые стаканы в железных объятиях своих подстаканников выбивают отчаянную чечётку и сползают по столикам назад и влево… где-то что-то разбивается, кто-то снова громко кричит… Промежутка никакого я не помню… а может его и не было вовсе… и вот уже новое и чужое лицо смотрит на меня озабоченно и устало:
- Сделаем укол… вот нашатырь, если снова сознание потеряет… Откуда мне знать, что?! – вдруг огрызается это гладко выбритое, безразличное лицо, - Это вам, любезная, должно быть виднее, что с вашими подопечными тут происходит… Может, паническая атака… может даже гипертонический криз… да-да, на фоне сильных потрясений и в этом возрасте бывает! А может, банально беременная… даже скорее всего… Счас посмотрим… мы мало что можем в этих условиях… Да нет, давление вроде нормальное… немного понижено, но после укола бывает… Пусть спит, короче. Приедет – сходит с родителями к врачу. Э-эх… молодо-зелено…
Чужое безразличное лицо расплывается… становится жидким, как часы Дали… и уплывает в далёкое Море лиц… Все они толкутся, как большие и блёклые рыбы… перемещаются туда и сюда в толще прозрачной воды… открывают беззвучно рты… И только одно лицо… только одно-единственное – божественно красивое, как у древнегреческих статуй… остаётся висеть надо мною, сияя в этом вязком сумраке, словно больное, нахмуренное ноябрьское солнце…
Мобильных телефонов в ту пору ещё не водилось в наших краях, но каким-то чудесным, загадочным образом, слухи о моей предполагаемой беременности добрались домой быстрее поезда.
- Да как ты могла!! – орёт в истерике мать, едва я успеваю переступить порог, - Как ты могла так поступить со мной?!
- Ты о чём?! – я смотрю на неё недоумённо и настороженно.
- О твоём позоре, вот о чём!! Так я и знала, что этот наглец тебя обрюхатит!! Все они такие, все! Им нужно только одного!! Что этот, что отец твой… а чуть почуют ответственность – сваливают налево! Как мы теперь в глаза людям смотреть-то будем… - она картинно опускается на диван, заламывает руки и плачет.
- Я, вообще-то, не беременна… - сообщаю с каменным лицом.
- Ты уверена?! – кричит она, вскакивая и подбегая ко мне. Смотреть на неё страшно – лицо скрючила злобная гримаса, один глаз подёргивается, руки дрожат… Я вдруг вижу, какая она стала поблёкшая и некрасивая…
- Уверена.
- Как ты можешь быть в этом уверена, как?!
- Очень просто, - я пожимаю плечами, - Раз я ни с кем не спала, значит, и не беременна. Вот и всё.
- Но врач же сказал…
- Что, что сказал врач?! – закипаю я снова, - Ты сама-то там была?! Нет? Вот и заткнись!
- Да как ты… - в её глазах испуг и ненависть, - Да как ты смеешь так с матерью разговаривать, сучка мелкая!! А ну, марш в свою комнату, и чтобы даже не вылезала оттуда никуда!!
А вот это я с большим удовольствием! Только этого мне и надо…
- Если кто-нибудь придёт – не пускайте! – ору я уже из-за своей двери, - Никого! Меня нет! Я заболела, умерла, уехала – что угодно!!
От каникул остаётся всего один день, и тот неполный. Завтра нужно в школу… Впрочем, в субботу я и в лучшее-то время не ходила. А теперь и подавно не собираюсь…
- Милая моя… - это уже бабушка пришла на свою законную половину жилплощади, которую мы с ней делим с самого моего рождения, - Как чувствуешь-то себя?
- Да нормально, бабуль… Отлежусь немного, и будет всё хорошо…
- Это правда, что мать-то сейчас орала? – осторожно спрашивает она.
- Ты о чём? – я опускаю книгу и смотрю ей в глаза. Мне интересно, какие слова подберёт для этой же ситуации другой человек.
- Ну… - смущается моя добрая бабушка, - Грязное дело-то у вас было?! – тихонько говоря эти «срамнЫе» слова, она озирается вокруг, как будто сквозь стены нас могут услышать соседи.
Меня разбирает хохот:
- Грязное дело?! Да так сейчас называют преступления, бабуль! Убийство, тяжкие телесные… А ты что имеешь ввиду? – и невинно хлопаю глазами.
Бабушка смотрит совсем потерянно:
- Всё ты отлично понимаешь! – сердится она.
- Не было… - вздыхаю я, пожалев её, - Ничего не было. А может, было бы лучше, если бы и было…
- Ох, не надо! – качает головой бабуля, - Успеешь ещё… От такого одни только неприятности…
- Правда? – испытующе спрашиваю я, - А почему тогда все так и норовят поиметь такие неприятности, а?
- Откуда ж мне знать… - уходит от прямого ответа бабушка, и опять смущается.
- Нет, ну правда… - продолжаю приставать к ней я, - Ты вот сама… ты же была замужем… мою маму родила… Неужели так уж всё плохо было?
- Пил он запоями, - вдруг невпопад говорит бабушка, - Все денежки пропил… и голову свою пропил, и себя самого… Вот и всё хорошее…
Мне становится её очень жалко… Я вылезаю из-под своего пледа, сажусь рядом и обнимаю бабушку за плечи:
- А меня вот замуж звали… а я не соглашалась… поэтому он нашёл себе более сговорчивую… а может, даже и не одну…
- Господи! – бабушка изумлённо таращит свои подслеповатые глаза, - Тебе ещё и шестнадцати нет! Какой замуж?!
- Он татарин. Наполовину. – уточняю я для верности, - У них чуть ли не в четырнадцать замуж выходят.
- Это точно, - кивает бабуля, подтверждая мою информацию, - У татар свадьбы с муллой. Раньше, в деревнях-то, и у нас в ЗАГСы никто не ходил… Это сейчас молодёжь расписывается… А ты подумай, моя дорогая… Всё-таки подумай… рановато тебе ещё замуж-то… учиться надо…
На том мы и заканчиваем свою душещипательную беседу… А наутро родная мама «радует» меня потрясающей новостью:
- Собирайся, поедем к гинекологу!
- Зачем?! – изумляюсь я.
- Как это зачем?! – огрызается она, - Я должна знать, беременна ты или нет! Ты хоть понимаешь, что такое родить ребёнка?!
- В смысле, «должна знать…» - я ошарашенно смотрю на неё, - А моего слова тебе недостаточно?! Я же сказала…
- Мало ли что ты там сказала! – она пренебрежительно машет рукой, - Ты можешь и вообще ничего не понять!
- Ну ни фига себе! Я, по-твоему, идиотка?! Хотя нет… ты мне просто не веришь! И никогда не верила!
- А с чего бы это я должна тебе верить?! – прищуривается она, и спокойно отхлёбывает из своей чашки растворимый кофе.
- И правда… - соглашаюсь я, - С чего бы?! Я же худший в мире человек, лгу на каждом шагу, и доверия никакого мне нет…
- Ну хватит!! – она резко отставляет чашку в сторону, и со всей силы ударяет кулаком по столу, - Хватит мне голову морочить своими россказнями!! Я сказала – поедешь к врачу, значит - поедешь!!
- А если не поеду? – с ледяным спокойствием уточняю я, - Тогда что?
- Тогда… тогда заставлю!
- Как именно?
- Счас я тебе покажу, как именно! – обещает она, и рысью убегает в коридор. Возвращается с длинным кожаным ремнём, тяжело дыша, и раздувая ноздри, как разъярённая кобыла.
- Ты что, будешь меня бить?! – я ужасаюсь, и пытаюсь выбежать из кухни вон. Но узкий проход не даёт этого сделать, а она всё наступает и наступает, отжимая меня к окну… хлещет ремнём направо и налево, и что-то визжит при этом так, что уши режет. Я закрываю лицо руками… по тыльной стороне предплечий, по бокам, по ногам - свистя, проходится узкая кожаная полоска, оставляя горящие ссадины… В кухню врывается бабушка:
- Ты что делаешь, психованная?! Брось ремень! Брось, я тебе говорю!! А ну-ка, дай сюда…
Кажется, и бабушке достаётся тоже пару раз, в пылу сражения… Я, наконец, выбегаю в подъезд, не слушая криков, раздающихся из-за спины, а оттуда на улицу, и к Мульке – подальше из этого дурдома…
Её родителей, к счастью, дома нет, но мне приходится звонить в дверь довольно долго, прежде чем заспанная Мулечка открывает и удивлённо меня разглядывает:
- Кто это тебя так… Это Динар?!
- Нет, нет… - тяжело дыша, я вваливаюсь к ним в квартиру, - Моя мать…
- Господи… - взбалмошная, но добрая Мулька всплёскивает руками: - Пойдём в ванную, я помогу…
Минут через пятнадцать, обработанная йодом, перевязанная пластырями и бинтами, напоенная горячим чаем, я сижу в её комнате, и, размазывая слёзы и сопли, рассказываю ей все подробности произошедших недавно событий. Мулька учится на год младше, в другой школе, но дворовые слухи, которыми земля полнится, уже дошли и до неё.
- Вот урод! – констатирует она в конце моего скорбного повествования, - Помнишь, я ведь тебе сразу говорила, что он ненормальный! Вечно молчит, вечно…
- Юль! – не выдерживаю я, - Свои оценки оставь при себе, пожалуйста! Лучше скажи, что мне делать?!
- Бросить его, конечно! – она недоумённо поводит плечами. Ей вообще невдомёк, как можно так с ума сходить по парню. Мулечка к жизни относится легко, и, похоже, чувствами себя вообще не обременяет… Может, так и надо? Наверное, намного проще жить…
- Да я не об этом! Что мне вообще делать?
- Ну… не знаю… сходи к гинекологу, а что тебе терять-то? Ты же с ним не спала, если я всё правильно поняла.
- Правильно-то правильно… но это же унизительно! Вот твоя мать тебя водила к гинекологу?
- Ага, - совершенно спокойно кивает Мулька, - Раз в полгода таскаемся!
- Что?! – я поражена наповал.
- Боится! – хихикнув, сообщает подруга, - Чтобы я в подоле не принесла!
- Кошмар… неужели нельзя поверить родной дочери?!
- Ой, да ладно! – машет рукой моя соседка, - И мы такие будем, когда вырастем!
- Ну нет… Я точно не буду!
- Будешь-будешь! – Мулька заливисто смеётся, - Ладно, иди уже домой, мирись с мамкой своей…
Дома – затишье после бури. Мать сидит у себя и дуется, бабушка гоношится на кухне. Прохожу к себе, ныряю на диван и делаю вид, что сплю. На самом деле - напряжённо думаю. Зачем семья, если здесь тебя не любят? Не верят, не хотят понять? О помощи уж и речи нет никакой… Делай, что сказано, и будь рада тому, что дают. Вот и вся нехитрая психология. Жить так всегда?! Ну уж нет, дудки! Тогда что? – череду лихорадочных мыслей прерывает назойливый звонок.
- Ника! – кричит бабушка, - К тебе пришли!
- Кто там… я же просила никого не пускать…
- Я и не пускала… Вон – за порогом ждёт…
- Ты?! – я поражена наповал. Чтобы вот так, после всего, прийти прямо домой… - Что ты хотел?
- Малыш… ну прости меня, дурака… пожалуйста…
- Слушай… - я всё ещё в шоке, - Ты правда думаешь, что вот так можно – попросил прощения, и всё забыто?!
- А почему нет?
От возмущения у меня брови лезут на лоб, и я не сразу нахожу, что ответить.
Он быстро ориентируется, и подходит вплотную: - Никуш… ну перестань…
- Убери руки! – рычу я гневно, - Убери, я сказала! Поди и спроси свою Лильку, и Мульку, и Таньку… и самое главное – Лерочку! Вот её особенно. Прям скажи, что я очень интересовалась, почему нельзя так сразу простить. А потом приходи, поговорим!
- Не будь, как маленькая! – он тоже сердится.
- Я буду, какая захочу! А тебя… тебя я даже…
Он не даёт мне договорить - с силой прижимает к стене и целует. В голове всё идёт кувырком, ноги слабеют… мысли путаются… хочется реветь, как белуга, вырваться и убежать… прижаться к нему всем телом и стоять так вечно… Я сама не знаю, чего мне хочется!!
- Ты моя глупышка… - шепчет он и улыбается.
- Динар... – я тяжело вздыхаю, - Я не стану с тобой больше встречаться.
- Ты сейчас сердишься, я знаю… Но это всё пройдёт… Мы с тобой поженимся, и всё у нас будет хорошо…
- Чёрт! Что ты себе втемяшил этот бред! Если так уж хочешь жениться – ну почему ты не выберешь себе такую, которая будет этому рада?
- Разве ты не понимаешь? – он заглядывает мне в глаза, и это снова действует на меня, как дудочка факира на змею, - Я люблю тебя! Тебя, а не кого-то…
- И поэтому ты спал с Лилькой? – отворачиваясь, горько спрашиваю я.
- Нет. Лилька просто подстилка. Она меня не интересует. Ты всё поймёшь, когда мы…
- О господи!! – я вырываюсь от него, - Нет! Можешь даже не мечтать, понял? Вот поэтому я и не буду больше с тобой встречаться! Наши планы на жизнь не совпадают, как ты не понимаешь?!
- Это ты не понимаешь. – он спокоен и уверен в себе, как никогда, - Послушай меня внимательно. Хочешь или нет – ты будешь моей. Пусть не сейчас, не завтра... Настанет время. Я подожду. Ты просто ещё не выросла.
- Не устанешь ждать-то? – иронично осведомляюсь я.
- Нет, - он улыбается так, что мне становится страшно, - И ещё – имей ввиду. Убью любого, кто приблизится хотя бы на метр! Я не шучу.
Я смотрю на него – он и правда не шутит. Теперь мне ещё страшнее. Чего я ещё не знаю об этом человеке?!
- Думай что хочешь, - я пожимаю плечами, - Можешь верить в этот свой бред, но я тебе не кукла, чтобы мной управлять!
- Поживём – увидим… - он вдруг ещё раз набрасывается на меня, буквально вжимая в холодную и шершавую подъездную стену… Я выворачиваюсь и ныряю в тамбур.
- Поди ко всем чертям! – ору ему в бессильной ярости. А он только смеётся, и спокойненько уходит вниз по лестнице…
… Почти до конца учебного года я стойко держала свою линию обороны. А Динар ходил вокруг, как лис, дожидающийся, пока однажды курятник плохо закроют на ночь, и периодически подсылал ко мне своих «агентов». Кого только я не выслушала! А ещё больше выгнала взашей. Только одного человека прогнать не смогла – слишком уж удивилась, когда увидела возле своей двери.
- Что, и ты тоже?! Он и тебя подослал?!
- Нет… ну что ты… - мой гость совершенно тушуется, и его тёмно-бархатные глаза, многократно увеличенные толстыми стёклами очков, смотрят смущённо и потерянно: - Я ведь никто… твой Динар даже не знает о моём существовании…
Мне становится неловко, и стыдно почему-то… Чтобы как-то заполнить возникшую паузу, и ещё бог знает почему, я вдруг приглашаю его войти:
- Будешь чай? Я вафли сегодня пекла…
Он нерешительно мнётся на пороге: - Я… только на минутку…
- Ой, да брось! – широким жестом гостеприимной хозяйки я повожу рукой и буквально насильно усаживаю его к столу. Горячий чай и хрустящие вафельные трубочки выполняют свою миссию, Вовочкины глаза теплеют и теряют своё обычное, беспомощно-жалкое выражение. Он смотрит по сторонам с интересом, спрашивает у меня что-то про канареек, и, видимо, забывает ненадолго, зачем вообще пришёл.
- Так что ты хотел? - мой простой вопрос заставляет его вздрогнуть, и озабоченно свести брови.
- Я… вобщем… - Вовка долго подыскивает нужное начало, и, наконец, решительно сдвинув брови, ловит непослушную фразу за хвост: - Короче, Ник… Кто-то же должен рассказать тебе, как всё было!
- В смысле? – я снова более чем удивлена, - А… как всё было?
- Ты ведь не знаешь, тебе наверняка никто не сказал… Когда ты уснула… там, в поезде, Динар просто места себе не находил – ты проспала беспробудно с посадки и до самого позднего вечера! Ходил и ходил туда-сюда… смотрел на тебя раз сто пятьдесят… даже будить пытался! А ты всё равно никак не просыпалась… И Любовь Алексеевна тоже очень переживала. Наконец, Лилька не выдержала, сказала ему что-то такое в тамбуре… Я сам не слышал, но девчонки потом трепались - якобы, что ты просто дура малолетняя (прости пожалуйста…) – тут Вовочка трагически сморщил свой гладкий лоб, и ему надо послать тебя куда подальше… Вокруг, мол, целые толпы девчонок – на всё готовы ради него, чтоб разул свои глаза, и так далее… А он на неё наорал, обозвал некрасиво… Она потом рыдала в своём отсеке, знаешь как?
- Не знаю, - вставила я свои пять копеек, - И знать не хочу!
- Ну вот… - мой гость, похоже, и не нуждался в ремарках, а только торопился поскорее закончить своё сумбурное повествование, - А Динар… он закрылся в одном из туалетов, и сидел там чуть не час, пока не пришёл старший проводник и не стал ругаться и в дверь стучать. Вышел – глаза все красные… И тут как раз Лилька к тебе пошла… это она тебя разбудила?
- Не помню… - я покачала головой, - Кажется, я сама проснулась… А может, и нет… не знаю.
- Короче, не прошло и пяти минут, как она уже обратно, как пуля, пролетела – и к себе в плацкарту. Следом слышим – вроде ты идёшь. Тут Динар вскочил, как волк, хищно так глазами по сторонам – зырк-зырк! И вцепился в Лерку. Чуть не насильно усадил её рядом, и стал втирать – какая она красивая, и всё такое… ну, ты знаешь… - Вовка заметно смутился.
Я молча кивнула.
- А когда ты… - он тяжело вздохнул и поморщился, снова пытаясь найти словечко поизящнее.
- Когда я с катушек слетела, - спокойно помогла ему я, - Не бойся, чего уж там – будем называть вещи своими именами!
Он благодарно поглядел на меня и продолжил: - Да… тогда мы все к тебе кинулись, и Лера тоже. А он пришёл, всех растолкал, а её вообще грубо так отпихнул, и сказал такую гадкую вещь… - Вовочка снова замялся, не решаясь повторить даже чужие мерзости.
- Ну уж говори, раз начал! – «подбодрила» я его, - Поди, не расклеюсь…
- Что всяким шалавам не пристало прикасаться к его девушке… - попытался всё-таки смягчить Динаровы слова Вовка.
- И? – меня это совершенно не тронуло, а только хотелось полной ясности. Ну сказал и сказал. Мало ли он всякого дерьма-то говорил и делал.
- Но она ведь не такая! – в отчаянии почти выкрикнул Вовочка, - Она не виновата, понимаешь?!
- Так ты пришёл ко мне её защищать?! – в который раз поразилась я, и, не подумав толком, добавила: - Зачем?
И прямо тут же до меня и дошло: - Ты же… - и совершенно новыми глазами посмотрела на этого маленького, тщедушного какого-то, пацана.
- Да… - печально подтвердил он, - Я знаю, что она на меня никогда даже не посмотрит… Но… хотя бы ты-то её не гноби, а?
- С чего это ты взял? – возмутилась было я, но этот хилый с виду субъект вдруг проявил недюжинную стойкость:
- Я видел, вы же с ней почти подружились там… в последний день… Правда?
- Правда, - была вынуждена признать я, - Но…
- Она на самом деле не виновата… - тихо, но очень убедительно повторил безнадёжно влюблённый Вовочка, - И мучается сейчас из-за этого всего… Прости её, Ник… Пожалуйста! Ну что тебе стоит?
- Ладно… я с ней поговорю… - уступчиво пообещала я ему. В принципе, я что-то такое и сама подозревала. Уж больно не вязалось вопиющее Леркино поведение в тот ужасный вечерок со всем её цельным характером. Однако, знала я и другое – ни одна девчонка в мире, будь она хоть трижды правильная, не сумела бы устоять перед невероятным обаянием Динара…
…На мой день рождения он притащил прямо в класс огромную корзину белых роз. Мне было ужасно стыдно перед нашей классной – пожилой и очень интеллигентной русичкой. Она разглядывала эту корзину с таким выражением… А я поочерёдно краснела и бледнела, отлично понимая, что такой «букетик» стоит как две её зарплаты, если не больше…
- Зачем ты его принёс?! – шипела я на него в коридоре, - Разве не понимаешь, как это выглядит?!
- Нормально выглядит… Пусть никто не забывает, что ты моя девушка!
- Какая я тебе девушка!! Всё это давным-давно осталось только в твоём больном воображении, Динар.
- Скажешь, что я тебе безразличен? – вдруг очень серьёзно спросил он, и сделал такое скорбное лицо… - Ты… меня больше не любишь?
- Разве я тебе что-то обещала? – возмутилась я.
- Нет, ты скажи – любишь или нет? – упёрся он, как осёл. И, как всегда, распустил руки.
- Я… я не знаю… - с какой-то ужасной, безнадёжной обречённостью выдохнула я, - Всё это… очень сложно...
- Всё просто… на самом деле… Поедем ко мне… Тенгиз-ата с женой уехали на море, а Абика у второго сына неделю будет жить. Поедем, прошу тебя…
- Ты серьёзно?! Думаешь, я уже всё забыла? Как ты не понимаешь – я тебе не верю!! И вряд ли уже когда-нибудь смогу поверить…
- Ну почему?! – он уже почти кричит, а я, смущённо оглядываясь, понимаю, что наш укромный уголок в самом конце рекреации давно уже напоминает авансцену, - Я хочу быть только с тобой! Тебе уже шестнадцать, хватит играть в маленькую!
- Ладно… - с целью избавиться от повышенного общественного внимания, неопределённо бурчу я, - Пойдём отсюда… Увидимся позже…
Кажется, я его очень обнадёжила!
Вечером он пришёл на пустырь с Рудиком, взяв его с собой в качестве тяжёлой артиллерии. И снова стал уговаривать меня «прекратить заниматься глупостями». Наверное, мне стоило послать его куда подальше, и как можно более жёстко. Но… я просто не смогла этого сделать. Не было больше сил. Что-то сломалось у меня внутри, какой-то правильный внутренний стержень… Поздно вечером я снова пошла за советом к Ирке-соседке. При слабом свете старенькой настольной лампы у неё в комнате мы долго шушукались о разных секретных вещах.
- Главное – не бойся! – напутствовала она меня, провожая до дверей, - Ничего страшного, все через это проходят…
- Я пока ещё ничего не решила, Ир… - вернувшись к себе, я долго не могла уснуть, и зачитала до дыр тоненькую брошюрку, которой она меня снабдила на прощанье. В итоге и сама не заметила, как задремала, а злосчастная книжица свалилась у меня из рук и коварно заползла под диван…
- Что. Это. Такое??!! – надрывно орала мать на следующий день, потрясая у меня перед носом хлипким подпольным изданием.
Я хранила гордое молчание.
- Теперь ты точно пойдёшь со мной к гинекологу, шлюшка подзаборная!! Я из тебя всю эту дурь выбью…
- Как ты меня назвала?! – казалось, к лицу за одну секунду прилила вся имеющаяся в наличии кровь, и застучала в виски, как молот мифического Гефеста.
- Как заслужила, так и назвала! – брызгая слюной во все стороны, ярилась моя родительница, - Или ты думала, что будешь по ****кам таскаться, а я тебя содержать?!
В памяти моей тут же всплыли все долгие, тоскливые вечера и ночи, в которые я – испуганная маленькая девочка, потом обиженный и ранимый подросток, потом раздосадованная восьмиклассница – раз за разом обнаруживала, что мамина дверь на её половине дома наглухо закрыта, оттуда раздаётся громкая музыка, визгливый смех… и прочие – тревожные, и не особенно мне поначалу понятные звуки… Или мамы дома нет, и появление её, на ночь глядя, вовсе не предвидится… и бабушка стоит за кухонным столом, моет грязную посуду с нахмуренным лицом, потом наливает нам чай, ставит тарелку с пирожками или печеньем, и поплотнее закрывает дверь, ведущую на «половину матери».
- Опять мы с тобой вдвоём… - грустно улыбается она, и ласково гладит меня по щеке, - Не бойся, с ней всё в порядке, она скоро вернётся…
Ну что ж… прошло каких-то семь-восемь лет… и я уже не боюсь! Может больше не возвращаться. Но теперь-то, теперь, когда я ей стала гораздо нужнее, чем была тогда, потому что её весёлые ночи стремительно тают… она требует от меня того, чего сама мне никогда не давала – любви, сочувствия, сопереживания… И даже не так. В её понимании и любовь, и сочувствие заменяются на послушание и беспрекословное подчинение. А разговоры по душам – на заученные, пошлые, выхолощенные штампы. Неужели она сама так всегда жила?! Неужели за всю свою взрослую жизнь так и не поняла, что родные люди должны уметь слышать друг друга…
- Нет, мама… - говорю я ей спокойно, - Ты не будешь меня содержать, не волнуйся.
- Что это ты задумала?! – встревоженно говорит она, сдвигая брови.
- Ничего. Я пойду уроки делать, а потом с Багирой гулять. А книжечка эта Мулькина, она у меня оставила. Сама отнесёшь или мне сходить? – Ирку я подставлять не стала, конечно; ей бы тоже досталось от своей матери на орехи, а вот Мулькиного отца моя мать побаивается, и разборки учинять к ним не пойдёт.
- На, отнеси ей эту погань! И чтобы я эту прошмандовку больше здесь не видела, понятно?!
- Понятно.
- А теперь иди, и… займись делом!
Наконец мне можно удалиться к себе… Так, это брать не стоит… это тоже не поместится… Интересно, уйдёт она сегодня вечером к Иркиной матери или нет? Ну, когда-нибудь всё равно уйдёт. Куда, не так уж важно… Я быстро набиваю дорожную сумку среднего размера своими вещами, отбирая только самые необходимые. Книги… блин, как жалко книг! И альбома с марками, и канареек… Ну ничего, потом, возможно, ещё представится шанс всё забрать…
- Багирка, ты пойдёшь со мной! Да, да… тебя я не оставлю здесь, не бойся…
Собака, понимая, что происходит нечто неординарное, склоняет внимательную свою морду на бок и тихонько поскуливает. Запихиваю сумку в диван, и плюхаюсь сверху, закрывая тайник своим телом, так сказать…
…Увидев меня у своей двери с большой сумкой, он как будто сразу всё понял.
- Малыш! Проходи скорей…
- Твои дома?
- Дома, только у себя, - ухмыляется он, - Они же строятся за Волгой…
- Хорошо… - я решительно перешагиваю порог, и… не знаю, что сказать. Все слова куда-то попрятались. Меня колотит нервная дрожь, и кажется, что сейчас хлопнусь в обморок от напряжения последних нескольких дней.
- Пойдём, я сделаю тебе кофе… - он обнимает меня за плечи, ведёт в кухню, и снова усаживает в уютный уголок между столом и холодильником. Когда-то я сидела тут впервые, замирая от восторга и любви… А теперь что? Пытаюсь понять свои внутренние ощущения, но тут же отказываюсь от этого неблагодарного занятия. Мне хочется отдохнуть. Без криков, без вечной ругани… Просто тихо посидеть и выпить кофе. Не хочу больше вспоминать старое.
- Может, нам… начать всё заново? – вдруг спрашивает он, будто прочтя мои мысли.
Я улыбаюсь. И пью кофе. Я не хочу ничего обещать. Сама не знаю, что получится. Но одно знаю совершенно точно – я всё ещё его люблю…
Он тоже молчит, и ждёт, что я как-то объясню своё появление здесь с дорожной сумкой.
- Я… ушла из дома, - наконец выдавливаю из себя страшные слова, - Совсем. Если… ты меня не примешь… то можешь, пожалуйста, одолжить денег на билет? Я поеду к отцу. Мне больше не к кому… обратиться…
Кажется, я плачу. Кажется, он тоже плачет?!
- Почему ты у меня такая глупенькая… Сейчас я вызову такси… У дядьки всё ещё никого нет…
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… боюсь.
- Не бойся… я тебя не обижу… Ну что ты… я обещаю тебе, что всё будет хорошо, слышишь?
В ночном такси пахнет тревогой и другой, стремительно надвигающейся на меня, жизнью. Скоро всё изменится. Останется ли что-нибудь от меня прежней? Не утрачу ли я что-то важное, бесконечно ценное… Не стоит ли всё сейчас отменить и повернуть назад? Я вспоминаю злое лицо матери… набившую оскомину будничную ругань… её вечные упрёки, свою злость, своё отчаяние… Нет, назад дороги нет! Что ж, если светлый путь к другой, свободной жизни идёт сквозь страх, сквозь боль и неизвестность, значит – нужно глубоко вздохнуть и всё это преодолеть! Он любит меня, я люблю его, его родственники баснословно богаты и принимают меня, как родную. Что ещё нужно? Оставим позади свои глупые детские страхи.
- Динар!
- Что, малыш?
- Я… люблю тебя…
Его тёплые руки скользят по моему телу, а губы становятся такими требовательными и одновременно нежными… мне не по себе, и стыдно, и приятно… но больше не страшно! Я твёрдо решила расстаться сегодня со своим затянувшимся детством.
…Тёмный дом высится в узеньком переулке, как сторожевая башня. Верный лохматый сторож кидается было к нам в темноте… но, признав своих, радостно визжит и обнюхивает интересную новую подружку, которую привели с собой люди. Багира рычит на него, приподняв верхнюю губу и обнажая острые как ножницы, белые клыки. Огромный глупыш Рудик весело скачет вокруг.
- Вся в хозяйку! – смеётся Динар, - Ну, пойдём…
Оставляя собак развлекаться всей честной компанией, мы заходим в пустой дом. Дин ведёт меня куда-то вглубь, где я раньше не была… При виде большой кровати под роскошным балдахином мои щёки становятся пунцовыми. Хорошо, что этого не видно в темноте!
- Чья… это комната? – еле ворочая непослушным языком, спрашиваю я.
- Наша! – радостно отвечает он, - Твоя и моя! Сейчас мы это дело отметим… - и извлекает откуда-то пузатую тёмную бутылку.
- Я же не пью! – возмущённо протестую, выставляя вперёд руку.
- Сегодня пьёшь. – серьёзно говорит он, и наливает янтарного цвета жидкость в такой же пузатый стакан.
- Мне надо… чем-то запить… - жалобно сообщаю я.
- Счас организуем! Ты пока тут располагайся…
Мне ужасно неудобно и даже стыдно «располагаться» в чужом доме. Но делать нечего – я сама это выбрала! Все ящики пусты… в шкафу тоже нет никакой одежды… Похоже, он не врал, когда говорил, что комната ничья. Скорее всего, гостевая… Я читала, что у богатых есть гостевые комнаты… А сколько же вообще в этом огромном доме помещений? Три этажа! Да здесь можно батальон расквартировать, и ещё место останется… А куда ведёт вот эта дверь? Боже, да здесь и своя ванная комната! Вот это роскошь… И очень удобно…
- Будешь чай или апельсиновый сок? – Динар возвратился, и принёс с собой большой поднос. На нём заварочный чайник, бутылка с соком, нарезанный хлеб… какие-то паштеты…
- С коньяком лучше чай… - вспоминаю я однажды где-то прочитанное.
- Давай! – он наливает тёмный, вкусно пахнущий чай в высокий стеклянный стакан с ручкой, и пододвигает мне пузатый фужер с коньяком, - За нас!
- За нас… - соглашаюсь я, и залпом опрокидываю свою порцию. И сижу, ожидая каких-то ужасных последствий. Но… ничего такого страшного не происходит. Только по всему телу разливается приятное тепло… и я перестаю дрожать.
- Это очень хороший коньяк! – авторитетно сообщает мне Динар, и наливает ещё.
- Мне только чуть-чуть! Хватит…
- Пожалуй, для первого раза достаточно, - соглашается он.
Через пару минут я уже весело смеюсь над его шутками, с любопытством разглядываю обстановку, и даже соглашаюсь переодеться в домашнее. Правда, при мысли о том, что будет дальше, меня всё ещё потряхивает… но я гоню эту скользкую мыслишку прочь. И пью горячий чай с ещё одной ложечкой коньяка… какой же это, оказывается, прекрасный напиток! Как хорошо быть взрослой! Пожалуй, я тоже не пойду в последний класс… Зачем?! Он во всём был прав… А я была непроходимая дура…
- Иди сюда… ты такая красивая…
Как кружится голова… наверное, это от коньяка… или от его близости? Матерь богов, что он делает?!
- Всё хорошо, не бойся… Я люблю тебя… Я так долго тебя ждал…
…Вспышки молний в ночном тёмном небе. Качаются тонкие ветки за окнами, свистит надрывно ветер… На город надвигается самая настоящая весенняя гроза! Как хорошо, что догадливый западный ветер пригнал к нам первую в этом году грозу! В этом небесном грохоте я не услышу собственных жалобных стонов… Мне стыдно, но я не могу их сдержать! Он шепчет всякие милые глупости прямо мне в ухо, и эти нежные, невозможно сладкие слова вползают внутрь мохнатыми щекотными паучками… и бегут вниз, вниз… Я не могу, я не хочу им больше сопротивляться! Моё собственное тело больше не принадлежит мне, оно теперь стало частью чего-то другого - раньше чужого, опасного и невозможного… а теперь такого близкого, такого… такого правильного! Да! Всё, что сейчас происходит со мной – это правильно! Наконец-то я это чувствую! Так и должно быть, теперь уж нет никаких сомнений! Мы должны быть вместе, наверняка это даже где-то написано… там, на другом конце мироздания… Там, где обитают всезнающие, умудрённые тайным, недоступным нам опытом, существа, которые держат в своих руках нити наших разрозненных судеб…
- Ты не спишь?
- Нет…
- Ты… плачешь?
Я молчу. Что говорить, если и так всё ясно. Волшебство закончилось, и теперь мне просто противно. Противно от того, что только что случилось, от осознания факта, что я теперь ничем не лучше Лильки… противно от самой себя! А противнее всего то, что мне всё произошедшее… понравилось? Да, понравилось… И я совсем не прочь всё это повторить… Как же стыдно!! Разве так ведут себя хорошие девочки?! Моя мать была права – я испорченная, гадкая и падшая… Но, с другой стороны – он же собирается на мне жениться. Так зачем переживать? Разве только за то, что теперь я действительно могу залететь… Но, наверное, с одного-то раза ничего не случится… А потом схожу к этому самому гинекологу. Теперь-то уж что… Ирка говорила, можно поставить какую-то спираль…
- Завтра приезжают мои. Мы им всё скажем. Абика обрадуется… Ты ей очень понравилась тогда.
- Ладно… - бесцветно говорю я.
- Малыш… - он, видимо, сегодня вообще спать не собирается?
- Что?
- Ты… любишь меня?
- Конечно…
- И больше не уйдёшь?
« - Куда уж мне теперь уходить-то?!» - мысленно сыронизировала я, но вслух сказала только:
- Нет, не уйду… Давай спать, я устала…
- Конечно… - я прямо вижу в темноте, как он довольно улыбается, и его невозможные глаза светятся, как два больших, искусно огранённых сапфира.
Интересно, кем был его родной отец? Какой-то недобитый аристократ? Киноактёр? И почему я чувствую, что знала его ещё до того, как впервые увидела? Почему я всё ему простила, почему это совершенно ничего теперь не значит?! Какая неведомая сила заставляет нас тянуться изо всех сил, как тонкий стебелёк к солнцу, к какому-то человеку, выделив его из тысяч и тысяч других? Отчего мне кажется, будто я видела это лицо с тонким профилем, эти странные серебристые волосы когда-то ужасно давно… может быть, ещё до моего рождения… Интересно, чувствует ли он тоже самое…
…Реакция Динаровой семьи даже превзошла всё то, что он прогнозировал. Едва успев переступить порог собственного дома, они обнаружили совершенно счастливого племянника, и донельзя смущённую меня, и так этому обрадовались, словно речь шла о долгожданной помолвке в каком-нибудь царственном доме. Нас усадили во главе стола, и тихая хлопотливая Зейтуна нереально быстро организовала торжественный обед. Абика просто светилась от счастья:
- Как хорошо, дети! Мой Динарчик женится, хвала Аллаху! Теперь у меня будет ещё одна оныкэ… счастье-то какое! Только вот… дорогая моя… - она смотрит на меня так, будто собирается сообщить нечто удручающее: - Кызым… чтобы выйти замуж за Динарчика, тебе нужно будет сделать Никях!
- Ты ведь сказал ей, мой золотой, правда? – обращается она ко внуку, и, даже не давая ему возможности ответить, без перерыва снова мне:
- Не бойся, кызым… ничего страшного нет! Никях – это… - она на секунду замолкает, пытаясь подобрать нужное русское слово…
- Я знаю, что такое Никях, - вставляю, наконец, свою реплику, - Всё, хорошо, Абика… конечно, я не против.
- Ай, моя золотая! – бабушкины глаза увлажняются, и она вытирает их кончиком своего длинного головного платка, - Ай, моя хорошая… Динарчик такую хорошую Килен нам нашёл!
- Тенгиз, угыл… ты уже показывал им дом? – встрепенувшись, спрашивает она у сына.
- Нет пока… - он улыбается, - Сейчас организуем!
Нас ведут смотреть недостроенный дом – близко, через переулок. Почти такой же огромный, как и этот. Я рассеянно хожу по пустым и гулким помещениям, краем уха слушая, как Динар с дядькой обсуждают разные технические подробности. Мне нравится думать, что я буду здесь хозяйкой… Но какое-то тревожное чувство не покидает… не даёт ощутить полноценную радость… Ну да, конечно же… Мне ведь предстоит ещё выдержать битву со своей семьёй, которая явно не присоединится к этим восторгам… Это будет похуже никях, который не представляет собой ничего страшного – просто церемония перехода в мусульманскую веру, вот и всё. Мне, не придающей значения никаким религиозным формальностям, на это вообще наплевать. Я не считаю себя христианкой, и мусульманкой тоже не буду, чего бы они там себе не придумывали…
Улучив минутку, тихонько говорю Динару:
- Мне надо съездить домой…
- Зачем? – хмурится он, - Мы же уже всё решили…
- Да, но… я не могу так поступить с ними… нужно дать им шанс, это всё-таки моя семья… Мать мне никогда не простит, если я выйду замуж вот так, скрытно… Она, наверное, там уже с ума сходит… И бабушка тоже…
- Не надо… Они не отпустят тебя обратно! – он нервничает и сильно сжимает мне руку.
- Я скажу, что теперь уже поздно пить боржоми… понимаешь? Выбора особо тогда не останется.
- Ты уверена? – он тревожно заглядывает мне в глаза, - Уверена?
- Да.
- Я пойду с тобой.
Но идти нам никуда не пришлось. Когда вернулись переулочком к дому Тенгиза, лоб в лоб столкнулись с моей матерью, яростно нападающей на кнопочку звонка у калитки. И тут же, не успели мы все и словечком перекинуться, рядом затормозила легковая машина, хлопнула передняя дверца, и из салона выскочила мать Динара. Нужно ли говорить, что обе наши родительницы находились в состоянии полной боевой готовности. Первая фраза этой перебранки принадлежала, конечно же, моей разгневанной маме:
- Совсем стыд потеряла!! Пока вы тут всю ночь кувыркались, я уже все больницы и морги обзвонила!! Сама чуть с инсультом не слегла! Как ты вообще додумалась до такого!! Как я теперь людям в глаза…
- Никак! – резко оборвала я её выступление, - Никак не будешь, мам. Я выхожу замуж.
- Замуж?! – она насмешливо подняла брови и захохотала противным, кудахтающим смехом: - Замуж она собралась, вы только поглядите на неё!! Да кто ж тебя отпустит?!
- Я и спрашивать, вообще-то, не собираюсь, просто для сведения тебе говорю.
Тут её глаза загорелись яростным, злобным огоньком, и она было хотела сказать что-то совсем уж грязное, но вмешался дядька Тенгиз:
- Уважаемая… прошу вас, пойдёмте в дом, поговорим там, как взрослые люди. Зачем устраивать здесь шум на всю улицу?
- Я ничего не устраиваю!! А вот вас нужно спросить, что вы тут устраиваете! Развели здесь подпольный публичный дом, детей совращаете! Я сейчас же вызову милицию!!
- Я бы вам не советовал, - усмехнулся Тенгиз, - Повторяю, пойдёмте в дом! – и, не дожидаясь более ни согласия, ни ответа, открыл калитку и пропустил меня и Динара внутрь. Мать отреагировать не успела, потому что стояла чуть поодаль, а Динарова родительница, которая пока и полслова не проронила, тоже прошла вслед за нами. Моей ничего не оставалось, кроме как присоединиться к остальным.
- Любовь Андреевна! – сказал ей Динар, как только она появилась на пороге, - Если хотите кого-то винить – я к вашим услугам. Ника ни в чём не виновата. К тому же мы действительно собираемся пожениться.
- Её шестнадцать! – взвизгнула мать.
- Я знаю, - улыбнулся он.
- Тебя посадить надо за совращение малолетней, паршивец ты недоделанный!
- Выбирайте выражения… - Тенгиз посмотрел на неё так, что она малость поутихла, - Никто никого не совращал, прекратите уже истерики закатывать! Дети любят друг друга, вот и всё. Ваша дочка сама хочет выйти замуж за моего племянника, никто её не заставляет.
- Она знает про его диагноз? – вдруг иронично осведомилась Динарова мать, наконец-то вступив в нашу оживлённую перепалку.
- Какой диагноз?! – тут же отреагировала моя мать, и театрально схватилась за сердце.
- Мам, зачем ты так… - Динар поглядел на мать с отчаянием.
- Да-да, про его диагноз, и, кстати, не один! И про отягощённую наследственность, и про отца…
- Знаю! – громко сказала я, подошла к Динару и взяла его за руку, - Я всё знаю.
- Ну, тогда ты либо очень влюблена, либо очень глупа… Впрочем, это почти одно и тоже, - ухмыльнулась Резеда Шариповна, - Потом не говори, что я тебя не предупреждала!
- Резеда, ты это назло мне сейчас делаешь? – спросил её Тенгиз, - Всё никак не можешь успокоиться?
- Да мне плевать на вас на всех! – пренебрежительно скривила лицо она, - Просто вот эта женщина достала меня с самого раннего утра своими претензиями, - она указала рукой на мою мать, но сама даже на неё не поглядела, - И пустыми угрозами! Мы с Рифкатом решили, что проще будет пойти ей навстречу, тем более, что на этом этапе наши интересы частично совпадают. Итак, я ответственно заявляю, что против этого брака! И вообще против того, чтобы мой неполноценный сын женился.
- Да как вы можете говорить так о собственном ребёнке?! – возмутилась я, - Если он плохо учится, это ещё ничего не значит!
- Ох, девочка… - она картинно вздохнула, - Сколького ты ещё не понимаешь… Сейчас они тебя захомутают, а потом ты так вляпаешься…
- Резеда! – угрожающе прикрикнул на неё Тенгиз, - Хватит уже! Угомонись!!
- Вы всё слышали? – осведомилась та у моей матери, повернувшись к ней, наконец, - Я сделала всё, что могла! Этому оболтусу уже полгода, как исполнилось восемнадцать, ко мне никаких претензий, ясно? Разбирайтесь тут сами! – и она, больше никого не слушая, покинула помещение, хлопнув дверью.
На шум откуда-то из глубины дома приковыляла Абика, и встала, держась одной рукой за дверной косяк, а другой перебирая свои чётки:
- Резеда тут? Я слышала её голос…
- Ушла только что… И ты иди, Эни… будешь только зря расстраиваться…
- Нет, я скажу! – подбоченилась бабка, - Вы, уважаемая, зачем так кричите и возмущаетесь? Ваша дочка умница и красавица, и любит нашего Динарчика, и он её любит. Сделаем хорошую свадьбу! Гулять будем, кушать будем… Для них и дом уже готов… Жить будут хорошо, ни в чём нужды у нас нет… Динарчик моему Тенгизу как сын - и умница, и красавец какой… А там и внуки у нас пойдут! Ваши внуки, а мои правнуки… Какая радость, а вы ругаетесь! Ай, Аллах…
- Ника! – проигнорировав эту пламенную речь, обратила свой арсенал убеждения на меня мама, - Ты что, собираешься всю жизнь в чадре ходить?! Или как там это у них называется… Совсем с ума сошла?! Я тебя растила, мучалась одна, когда отец твой нас бросил, а теперь и ты бросаешь?!
- Мам, ну что ты такое говоришь? По-твоему, если я выйду замуж, то этим как-то тебя обижу? Разве рано или поздно это не должно было произойти?
- Вот именно! – уцепилась она за слово, - Вот именно – рано!! Очень рано, слишком даже рано!! Какое замужество?! Ты ещё ребёнок!
- Нет, уже не ребёнок.
- Ну пусть даже так! Пусть! – вдруг быстро-быстро и горячо затараторила мама, - Сейчас уже не то время… никто пальцем показывать не будет! Если даже родишь, мы с бабушкой вырастим!
- Стоп! – не выдержал Динар, - Это бред какой-то! Мы женимся, вы разве не слышали?! Я вообще-то не собираюсь её бросать! Я люблю её, и хочу сделать счастливой! Да у неё будет всё, о чём можно только мечтать!
- Правда? – ехидно осведомилась моя мать, - Всё? Да она даже школу не закончила, ей ещё учиться надо! В институт поступать! А только потом уж семьёй обзаводиться! Ты! – она ткнула рукой в мою сторону, - Ты что, хочешь нарожать мал мала меньше и похоронить себя в этом мавзолее?! – она обвела уничижительным взглядом богатую обстановку.
Я молчала. Такой вариант развития событий меня и вправду не устраивал, но… Мы же не собирались вот так сразу обзаводиться детьми… Вопросительно посмотрела на Динара, но он лишь тепло улыбнулся и пожал мне руку. Мол, пусть разоряется, а ты не слушай!
- А что плохого в детишках? – опять выступила Абика, - Я девятерых родила, в пятнадцать замуж вышла! И в институтах не училась, и не жалуюсь! – она тоже обвела рукой большое открытое помещение первого этажа, где все мы находились, но, в отличии от моей матери, гордым хозяйским жестом: - Всё, всё это будет для них!
- Они тебя здесь запрут и не отпустят никуда! Подумай, прежде чем загубить свою жизнь! – вещала между тем мама, но ближе не подходила, опасаясь, видимо, объединённой силы в лице Тенгиза и Динара, - И обо мне подумай! И о бабушке своей тоже! Нам такое за что?! Для этого мы тебя растили, для этого любую копейку откладывали?!
- Прекрати, мам!
- Собирайся сейчас же, и поедем домой! – не отступала она, - По крайней мере, сделай всё правильно! Зачем убежала из дому, как цыганка? Опозоришь ведь нас перед всеми! Пожалей ты меня, не будь такой неблагодарной! Я ведь живу только для тебя!! Для тебя одной! Самой уж мне ничего и не надо! – из глаз её тотчас полились крупные, жалобные слёзы.
Я дрогнула. Решимость моя выйти замуж, не возвращаясь домой, поколебалась. Новые родственники это тут же почуяли, и выдвинули контраргументы:
- Никакого позора, кызым! – решительно сказала Абика, - Оставайся, ты здесь у себя дома! Мои дети… - обняла она нас с Динаром, - Оставайтесь здесь… мы вам завтра же устроим никях и поженим с муллой! А потом уж хотите – и в загсе расписывайтесь, по-современному…
- Раз уж так всё серьёзно – хорошо! Женитесь, - неожиданно сдала позиции мать, - Но! – вдруг повысила она голос до трагического надрывного дисканта, - Если ты сейчас же не поедешь со мной домой, не соберёшься, как полагается, и опозоришь нас с бабушкой перед всеми родными – я руки на себя наложу, поняла?! И это навсегда будет на твоей совести!!
- Динар… - я с глубоким сожалением посмотрела на своего жениха, - Я так не могу… пойми, пожалуйста… Надо сделать всё правильно!
- Нет! - он с силой сжал моё предплечье, и я аж поморщилась от боли, - Нет, не уезжай! Они тебя закроют, увезут!
- Глупости… я же не рабыня… Ну, перестань… Всё будет хорошо… Приезжай вечером - увидимся, погуляем с собаками. Мне правда надо подготовиться к свадьбе, подруг пригласить… Ты же понимаешь, правда?
Он молчал, нервно закусив нижнюю губу и с силой сжимая кулаки… Дядька Тенгиз тоже молчал, и Абика затихла… Все ждали его ответа.
- Хорошо, поезжай… - наконец выдавил он, не глядя мне в глаза, - Увидимся…
Я кивнула и пошла вслед за матерью. На душе было гадко и тревожно. Но я верила, что поступаю правильно…
- Ника!! – у самых дверей он нагнал меня, обнял и сжал так сильно… - Пожалуйста… не уходи…
- Я вернусь! Ну, перестань… Ты же видишь – я даже вещи не забираю… Зачем? Всё равно скоро вернусь…
- Ладно… - он весь дрожал, а взгляд – жалко смотреть, как у ребёнка, лишившегося любимой игрушки… - Завтра поедем подавать заявление в ЗАГС! – зацепившись за эту мысль, немного расслабился: - Пока… Люблю тебя…
- И я тебя…
- До свидания! – это уже прочим остающимся, - До встречи!
- Сёбелигис, кызым!
– До свидания, дочка… - тяжёлая полированная дверь защёлкнулась, беззвучно, без единого скрипа, отворилась хорошо смазанная калитка, выпуская нас за периметр.
- Подождите! – спохватился Динар, идущий следом, - Я вызову вам такси!
- Сами доберёмся! – гордо и одновременно презрительно ответила моя мамаша, - Пойдём, Ника!
… В самом конце переулка я не выдержала и оглянулась – он так и стоял у ворот, и лёгкий игривый ветерок изящно раскидывал его прекрасные серебристые волосы…
Оказавшись дома, я попала под перекрёстный огонь – кроме мамы и бабушки, к этой артиллерии присоединилась ещё и моя крёстная, видать, намеренно приглашённая с целью усилить натиск. Уж чем только они меня не пугали! Но я не сдавалась. А когда ругаться надоело, просто ушла в ванную, и сидела там часа полтора. Пока не стали стучаться и орать под дверью. Тогда ушла в спальню и заперлась там. Открыла только бабушке, под вечер, когда уж спать надо было ложиться. Динар почему-то так и не пришёл… Заявился он только ближе к одиннадцати, когда мы все почти уснули. На дверной звонок я вскочила, как ошпаренная, и раньше всех выскользнула в подъезд.
- Ника?! – тут же выглянула следом мать.
- Не беспокойся, никуда я не денусь! Не в халате же убегу! Иди, спи…
Динар оказался в стельку пьян. Он глупо улыбался, пошатываясь, лез целоваться и что-то бессвязно бормотал. Мне стало противно:
- Слушай… уже поздно… иди домой, тебе выспаться надо… Увидимся завтра, хорошо?
- Ты меня прогоняешь?!
- Господи… нет! Говорю, что уже поздно… я устала, понимаешь? До завтра…
- Ты меня не любишь?!
- Вот наказанье-то… Люблю, люблю! Но не в таком же виде… Иди, пожалуйста, домой!
Наконец, он убрался восвояси, громко хлопнув подъездной дверью. А я потом полночи не спала, разбуженная некстати, и всё обдумывала - и так и сяк – свою предстоящую свадьбу. То мне казалось, что я на верном пути – ведь мы любим друг друга! В этом у меня не было никаких сомнений. Но после вспоминался весь негатив, в котором тоже не имелось недостатка… и тогда думалось, что вся эта авантюра ни к чему хорошему не приведёт. К тому же, созерцание суженого в том отвратительном состоянии, в котором он заявился несколько часов назад, энтузиазма нисколько не добавляло…
- Да ладно тебе, что ты теряешь? – пожала плечами соседка-Ирка, когда узнала на другой день от меня последние новости, - Не понравится – разведёшься, и все дела!
- А если будет ребёнок? Ир, я совсем не хочу пока никаких детей! Я вообще детей не хочу, если точнее…
- Ну, тогда сходи, поставь спираль.
- Но кто же мне её поставит, если я пока не замужем? А в ЗАГСе не зарегистрируют брак, пока нет справки… Замкнутый круг какой-то получается…
- Есть люди, которые за деньги решают такие проблемы, - хитро прищурилась Ирка, - Пусть твой женишок заплатит, и я найду вам адресочек.
Но, когда я попыталась, преодолевая смущение, поговорить на эту тему с Динаром, он воспринял всё в штыки:
- Какие ещё спирали?! Ты не будешь такими вещами заниматься, даже не думай! В наших традициях большие семьи – чем раньше, тем лучше!
- То есть, ты хочешь, чтобы я, как твоя Абика, всю жизнь ходила беременная и рожала тебе одного за одним?!
- А что здесь такого? – он пожал плечами, - Это нормально!
Однако для меня такие перспективы нормальными казались едва ли. Как могла, я пыталась убедить его, что с детьми нам придётся повременить. Ну что мы, сами только начинающие взрослую жизнь, сможем дать своим детям? Не в материальном плане, конечно, с этим всё было как раз отлично. Да и то, если вдуматься – деньги-то поступали от дядьки. А вдруг он решит в какой-то момент, что хватит? Или по каким-то причинам передумает содержать семью своего племянника? Дин уверял меня, что этого никогда не произойдёт, что на его имя уже и счёт в банке открыт, и всё в таком же духе… Однако меня всё это почему-то не сильно убеждало. А уж его планы на жизнь и вовсе вымораживали. Нет, такого я точно не хочу, увольте. Сначала я должна сама состояться как личность, получить образование, узнать эту самую жизнь, в конце концов…
В каждую нашу встречу мы всё больше и больше ссорились по этому поводу. Он злился, я плакала… Он обещал, что всё будет хорошо, я сомневалась… Он обвинял меня в том, что я сама не знаю, чего хочу, и это было правдой. Как-то раз, вернувшись домой после вечерней прогулки, я застала у нас его мать. Она уже собиралась уходить, и, увидев меня, лишь презрительно ухмыльнулась:
- А, вот и наша невестушка!
Моя собственная мать поддержала эту её пошлую грубость своим визгливым смехом, и та кивнула ей, как сообщнице. Едва я успела раздеться, мне под нос сунули какую-то бумажку:
- На, полюбуйся!
- Что это? – я недоумевающе повертела её в руках:
«Выписка из истории болезни»… - прочла сверху. Дальше в этой дрянной бумажонке было понаписано много мудрёных медицинских терминов, которые касались моего Динара. Я поняла, с ужасом дочитав до конца, что он с самого раннего детства состоит на учёте у психиатра, что тот самый «диагноз», про который так ехидно сообщала его мать в доме Тенгиза, действительно есть, и он далеко не единственный… Мир пошатнулся у меня под ногами, и всё, во что я верила, потеряло смысл. Моя мать была донельзя рада произведённым эффектом. Она прямо сияла, и сияние это находилось в обратной зависимости от моего собственного угасания. Мне не хотелось больше ничего – ни есть, ни пить, ни спать, ни жить. Ни, тем более, выходить замуж. Динар, навестив меня в очередной раз, и увидев моё растерянное лицо, встревожился, и стал допытываться, что случилось. Вместо ответа я молча показала ему эту злополучную бумажку. Он побагровел, потом смертельно побледнел и ушёл, так ничего и не сказав. А что тут скажешь, действительно… Но через день вернулся, и привёл с собой дядьку Тенгиза.
- Резеда поступила очень некрасиво… - говорил тот, прохаживаясь вдоль дивана, на котором сидели я, моя мать, и бабушка. Динар стоял рядом, нервно кусая губы.
- Она сама создала все условия, чтобы мальчишка заполучил нервное расстройство! – продолжал Тенгиз, - Мы с Зейтуной сто раз предлагали ей отдать нам малыша, но она продолжала таскать его по соседям и чужим углам, пугать бесконечными пьяными ссорами, а уж когда случилось самое страшное… думаете, хоть какой-нибудь ребёнок выдержал бы?! Конечно же, он нуждался во врачебной помощи. Думаете, она этим занималась? Нет, ничего подобного! Вместо этого шлялась по мужикам, а сына сдала в круглосуточный интернат для детей с задержкой развития! Откуда только на выходные забирала его, да и то не каждый раз. Ну, а когда он всё-таки пошёл в обычную школу – прошу заметить, только под давлением семьи! Так вот, в это время его мать обуяли новые заботы – второе замужество, другая семья… Динар стал ей попросту не нужен! Более того, зная, что я сделал его своим наследником, она приложила все усилия, чтобы поставить ему этот чёртов диагноз! А теперь не хочет, чтобы у него самого родились дети – ведь они тоже будут иметь право на наследство, и тогда ей и другим её детям не достанется ничего! Вот чем объясняется её солидарность с вами… - он тяжело вздохнул, и продолжил: - Но вы-то! Вы ведь желаете счастья своей дочери, правда?
- Конечно! – бодро согласилась мама.
- Посмотрите на них – как они любят друг друга! Разве можно разлучать такие любящие сердца!
- Разве я их разлучаю? – пожала она плечами, - Просто прошу с этим подождать! Нике только шестнадцать исполнилось! Слишком рано ей замуж. Разве вы сами, будь у вас дочь, отдали бы её замуж в шестнадцать лет?
Тут мама явно прогадала со своей аргументацией.
- В хорошую семью – разумеется! – не моргнув глазом, ответил Тенгиз, - Предназначение женщины – хранить крепкую семью, быть матерью и женой. Всё остальное вторично. Много ли вы видели счастливых незамужних женщин, уважаемая?
- Всё равно рано! – упиралась мать, и, поискав меня взглядом, спросила: - Неужели ты хочешь только этого?
- Не только… - вынуждена была согласиться я, но тут же добавила: - Но я люблю Динара! И мы уже всё решили.
- Вот видите! – победно провозгласил его дядька, и на этом наша оживлённая дискуссия закончилась сама собой. На следующую неделю был назначен никях и собственно татарская свадьба.
…Пока наступление этого события было условным, неопределённым, можно было о нём почти не думать, отодвинув в своём сознании в сторону. Но теперь… теперь меня буквально трясло. Родные тоже не добавляли спокойствия, каждую минуту капая на мозги. Одним ласковым летним утром, проснувшись после очередного кошмара, я поняла, что нужно расставить все точки над «I».
- А, это ты… - скривила губы его мать, открыв мне дверь, - Дрыхнет твой женишок, придётся подождать.
- Ника? – он вышел через минутку – заспанный, белые волосы слегка спутаны… - Что случилось?
- Ничего… пойдём прогуляемся…
Наверное, если бы это утро выдалось хмурым и дождливым, как в прошлое лето, когда мы впервые узнали друг друга, мне было бы легче… Но погода, как назло, стояла такая замечательная, что было просто противно омрачать новый искрящийся день такими тяжёлыми словами. Но выбора у меня не оставалось…
- Послушай… - я никак не решалась посмотреть ему в глаза, но он всё отлично почувствовал, остановил меня, взял за плечи и развернул к себе лицом:
- Теперь говори.
- Я… я не могу выйти за тебя на ваших условиях…
- Вот как… - в его глазах, и всегда-то печальных – такими уж их создала природа – сейчас плескалось самое настоящее горе. Я тут же почувствовала себя предательницей, недостойной не только любви, но и простого доверия. Он молчал… и мне пришлось говорить дальше:
- Прости, Дин… Я люблю тебя, очень люблю, правда… Но я не хочу прямо сейчас обзаводиться большой семьёй, понимаешь?
- Предположим… а чего же ты хочешь? – его голос был механически-бесстрастным, и мне стало очень страшно…
- Закончить школу, получить профессию… сначала стать кем-то! Я не смогу… не смогу ничего дать детям, если они родятся…
- Так тебе и не нужно! – он слегка улыбнулся и покачал головой, - Этим буду заниматься я!
- Ты не понимаешь… - я совсем отчаялась объяснить ему, что именно меня терзает, - Не смогу ничему их научить… ведь я сама ещё ничего не умею толком! Не смогу любить так, как нужно, как каждый человек этого заслуживает… Просто ещё не пришло время… пойми меня пожалуйста, ну неужели это так сложно?! Давай поженимся, да, я согласна! Но только не будем так сразу обзаводиться большой семьёй! Подождём… добьёмся чего-нибудь сами… без помощи твоего дяди… Давай… давай уедем куда-нибудь! – вдруг сообразила я, и даже разулыбалась – таким хорошим показался мне этот выход, - Уедем вдвоём, и станем жить самостоятельно.
- Нет, так не пойдёт… - он упрямо помотал головой, - Я не могу подвести дядю!
- А я не могу подвести сама себя! – запальчиво воскликнула я, и тут же пожалела об этом. Его глаза снова стали злыми, губы сложились в тонкую складку:
- Я так и знал, что твоя мамаша тебя обработает… чего ещё было ожидать!
- Она тут совсем ни при чём! – запротестовала я, - Поверь, я бы и сама с удовольствием от неё уехала! Вот и предлагаю тебе…
- Нет! – прервал он моё страстные заверения, - Либо свадьба, и всё, как полагается, либо…
- Я поняла… - горечь подступала к самому горлу, глаза застилали слёзы, - Тогда… - и уже сделала малюсенький шажок в сторону, как вдруг он схватил меня за руки так резко, что я по-настоящему испугалась:
- А ты не думала, что уже… уже можешь быть беременна?
- Думала… конечно думала… Но нет.
- Это… точно?! – он смотрел на меня с такой надеждой, с какой смертельно больной смотрит на врача, ещё наверняка не зная, что тот скажет.
- Да. – я слегка кивнула, - Точно.
- Значит… всё? – от этих его слов, сказанных с совершенно невозможной интонацией, у меня внутри словно что-то оборвалось.
- Ну почему всё, Дин?! Почему всё?! Я же не отказываюсь от тебя, я просто прошу подождать!!
- Сколько? Сколько и чего я должен ждать?! Пока ты не закончишь университет?! Пока не решишь, чего ты, собственно, хочешь в этой жизни?! Пока окончательно не разорвёшь наши отношения?! Пока надо мной не станут смеяться?!
- Нет… не знаю… - беспомощно и жалобно протестовала я.
- Вот именно – ты не знаешь!! – он уцепился за последнее слово, словно клешнями, - Ты сама ничего не знаешь! А я знаю! Я отлично знаю! Хочешь, скажу тебе, что именно?!
Он уже почти кричал, а я подавленно молчала, вжимая голову в плечи.
- Ты просто не любишь меня!! – выкрикнул он так громко, что гуляющая возле нас голубиная стая испуганно поднялась в воздух, - И никогда не любила! Все эти твои выкрутасы – это ты не можешь, это ты не хочешь! Хватит! С меня хватит, слышишь?! Не хочу тебя больше видеть!! Никогда! – он резко сорвался с места и рванул прочь, навстречу солнечному свету… Если бы у него были крылья, он бы тогда догнал и растерзал этих несчастных голубей, улетевших минутой раньше. А я… я глубоко вздохнула, и осторожно передвигая непослушные ноги, доковыляла до ближайшей лавочки. Села, обхватив руками колени, и зарыдала так, что непрочно прикрученная к асфальту скамейка заходила ходуном. В тот момент я была абсолютно уверена, что жизнь моя на этом закончена, и больше ничего, ничего хорошего уже никогда не случится…
…Говорят, что мироздание так или иначе идёт нам навстречу, если только очень-очень сильно желать чего-нибудь! И быть абсолютно, на двести процентов уверенным в своём стремлении. Тогда всё получается. После нашего с Динаром разрыва всё, чего я хотела – уехать куда-нибудь подальше. Чтобы не видеть каждый день довольное лицо матери, не выслушивать от неё по сто двадцать пятому разу, как она была права, и какая же я непроходимая дура. Чтобы не ходить по тем же тропинкам, где мы гуляли вместе с ним, не видеть те же самые речные пейзажи, не разговаривать с общими знакомыми, не дышать тем же воздухом! С ним же самим можно было не опасаться случайной встречи – сарафанное радио донесло, что он уехал в другой район, и больше здесь не живёт. А мне вот уехать было совершенно некуда… но так хотелось! И надо же такому случиться – недели через три внезапно позвонил мой отец, который давным-давно жил в другой семье, в далёком-далёком отсюда, городе, и сказал… что приглашает меня в гости! Что я могу полететь к нему самолётом, через всю огромную страну! И, если я согласна, он поговорит с мамой. Да конечно же, я была согласна! Я бы с огромным удовольствием уехала не только в гости, а и вообще насовсем! Чтобы начать жизнь заново, с чистого листа, как будто и не было ничего… как будто я не знала ЕГО, и никогда не любила…
- Езжай! – сказала мне мать, - Развеешься… Только смотри – чтобы вернулась! - видимо, даже она почувствовала моё настроение, хотя обычно подобной эмпатией не отличалась.
…Почти месяц моего отсутствия пролетел гораздо быстрее, чем хотелось бы… А дома встречали ужасными новостями – не успела я прибыть с вокзала, как ко мне буквально ворвалась Мулька:
- Господи, Ника! Где ты пропадаешь! Тут такое творилось! По телеку – сплошное лебединое озеро! В Москве танки! Путч!
- Муль… у нас там творилось тоже самое, поверь… - с усмешкой осадила я подругу. Пару секунд она растерянно хлопала глазами, что-то соображая, а потом беззаботно махнула рукой:
- Ну да, что же это я! – и звонко расхохоталась. Посмеялась и я вместе с ней, искренне радуясь такому лёгкому отношению к жизни, и чаю мы попили, и поболтали о разных пустяках… а только собираясь уходить, она вдруг вспомнила:
- О, знаешь что? Твой-то бывший того… - и попыталась сделать строгое лицо.
- Что – того? – насторожилась я.
- Вены вскрыл, - буднично сообщила Мулька, накидывая олимпийку, - Вот умора, правда?
Стены нашей квартиры вдруг расступились и поплыли куда-то… а вместо них я очень чётко увидела движущуюся живую картинку – отдалённо, как в калейдоскопе – узкий старенький переулок двигался по обе стороны от моего взгляда, словно я быстро шла или на чём-то ехала по вымощенному гладкими булыжниками тротуару… кованая решётка ворот… открывается обшарпанная калитка… тёмные коридоры, скрипучие деревянные лестницы… и вдруг!! – разом бьющий в глаза ослепительный свет!! Солнце - яркое, откуда ни возьмись выпрыгнувшее солнце, выхватило своими лучами одну-единственную комнату во всём этом старом, пыльном, обречённом на скорую гибель доме – бумажные обои букетиками… круглый стол, накрытый потёртой плюшевой скатертью с длинными кистями… низко висящий абажур… а сразу за ним, чуть в стороне… Господи!! Человеческая фигура, вертикально разрезающая оконный проём своим неестественно вывернутым силуэтом – руки и ноги как-то слишком вытянуты относительно безжизненно болтающегося туловища, голова свёрнута набок… синюшное лицо… вспухшая, багровая шея… и поверх всего этого кошмара – круглые от шока, синие-синие глаза маленького напуганного мальчика…
Мне стало дурно, голова закружилась, в глазах потемнело… и во рту появился какой-то странный, словно металлический, привкус… я ухватилась за ручку кухонной двери, чтобы не упасть…
- Ника, ты что?! – всполошилась Мулька, - Тебе плохо? Пойдём, присядь…
- Как ты сказала… - едва ворочая непослушным языком, еле выговорила я, - Вскрыл… себе вены?
- Ой, да не до смерти! – беспечно махнула рукой подруга, - Откачали его, в больничке вроде потом лежал…
- А… сейчас? Где он сейчас…
- Откуда мне знать? – слегка возмутилась Мулька, - Да и тебе какое дело? Вы же давно уж разбежались. И правильно, кстати! Я ведь тебе сразу говорила…
- Ой, да прекрати ты уже! – вдруг прикрикнула я на ни в чём не повинную Мулечку, и вскочила с дивана, - Мне надо идти!
- Куда? Ты же только что приехала…
Но я уже выбегала из квартиры прочь, и мама сердито кричала что-то из кухни, и Мулька изумлённо смотрела мне вслед от подъезда… Так… какая туда идёт маршрутка? Он же наверняка у них…
- Ника?! Ты вернулась? – меня словно ударило током, и сердце сбилось с ритма, и всё, всё что было и чего не было тоже – всё тотчас же стёрлось, обнулилось, стало ненужным и незначительным! А единственным, по-настоящему важным снова был только он – он один – живой!! Живой… до боли близкий, стоящий прямо передо мной…
- Динар!! – кажется, я чуть не свалила его с ног, бросившись на шею: - Динар… ты живой…
- А ты… ты не уехала навсегда… как же я скучал…
Спустя какое-то время, отмерившее своими бесстрастными шагами нашу бурную встречу, мы лежали, обнявшись, на его диване, в пустой квартире, из которой вывезли почти всю мебель, и разговаривали обо всём на свете.
- Ты простишь меня? Я понял, что не могу без тебя… Почему ты уехала? Я пришёл, а твоя мать мне сказала, что ты вряд ли вернёшься обратно…
- Очень на неё похоже! – злюсь я, - Но теперь-то я здесь… и ты здесь… Зачем ты это сделал, идиот… Не смей больше никогда…
- А ты никогда больше не уезжай… - он гладит меня по волосам и легонько целует в макушку, - Ты придёшь ко мне ещё?
- Сюда? Ты теперь здесь один живёшь?
- Когда как… приезжаю иногда, присмотреть за квартирой… Мать с отчимом в дом переехали. Приходи… мне плохо без тебя, слышишь?
- Боже, что мы опять делаем… Чем это теперь всё обернётся…
- Я не знаю… я просто хочу быть с тобой… Мне всё равно… Ты любишь меня? У тебя никого больше нет? - и пытливо смотрит мне в глаза.
- Да… Да! Люблю… Конечно, никого… Я приехала домой час назад, глупый…
- Вот и хорошо… Я убью любого…
- Знаю, знаю… Молчи, пожалуйста…
- Ты права, совершенно права… хватит болтать…
… Когда я узнала, что он всё-таки женится, и родня подыскала ему хорошую невесту-татарочку, прошло уже больше полугода. Всё это время мы тайно встречались – то у него, на пустой квартире, то где-нибудь в гостинице. Я ни о чём не спрашивала, он ни о чём не рассказывал. Нам просто было хорошо вместе… Эта новость меня совершенно не тронула – не было ни больно, ни обидно… Как будто это не мой любимый парень женится, а кто-то совершенно посторонний… и весь этот фарс нас с ним вообще никак не касается. Словно я уже давно знала, наверняка знала - какой-то глубоко скрытой частью своего сознания, что так всё и будет.
- Это ничего не изменит! – убеждал он меня, - Мне на неё наплевать! Ты ведь знаешь, я люблю только тебя… - и целовал мои глаза, и волосы, и лоб, и вообще всё, что попадалось под горячие, нежные губы…
- Знаю… - соглашалась я, - Конечно, знаю…
- Как хорошо, что ты всё понимаешь…
Да, теперь я уже всё понимала. И прекрасно чувствовала, что нам не суждено быть вместе. Не судьба, как говорится. Да, горько. Обидно, и больно, и просто физически плохо. Но – ничего не поделаешь. Вот такая странная штука – мы словно созданы друг для друга… но только, если дело не выходит за пределы постели… Во всём остальном – полная противоположность! У нас просто нет будущего… нет ни одного-единственного гвоздика, за который можно закрепить тонкую нить совместной жизни… Ему нужна совершенно другая жена – покорная, молчаливая, без претензий и каких-бы то ни было амбиций. Мне – вообще неизвестно, кто нужен. Скорее всего, никто. Кто сможет заменить его?! Кто сможет сравниться…
… В последний раз мы были вместе накануне его чёртовой, никому не нужной свадьбы. Он был молчалив, растревожен – весь, как натянутая струна. Большой катушечный магнитофон разрывал тягучую тишину пустых комнат:
«Мы встретимся снова, пусть свечи сгорели и кончился бал…
Мы встретимся снова! Я верю в судьбу, я не умолял…
Ведь жизнь – это вечный, большой карнавал… Я узнаю тебя!»
Мне было не по себе – немного лихорадило, и временами я словно проваливалась куда-то во времени и пространстве, и тогда казалось, что смотрю со стороны сама на себя… Почти пустая комната… свет не горит, во всей квартире темно… две фигуры на одной постели почти светятся в этом полумраке – такая бешеная исходит от них энергетика… Хочется плакать… хочется никогда в жизни не покидать пределов этой маленькой комнаты… Недостаточно! Мне ещё недостаточно!! Я не готова отпустить его… пожалуйста, я не могу… не сейчас, умоляю…
- Мы… больше не увидимся… да? – тонкий профиль на фоне темнеющего окна повёрнут ко мне с безотчётной, угасающей надеждой.
Зачем спрашивать? Он и сам отлично знает ответ. Всё утрачено… всё прошло… и больше никогда не повторится.
- Почему ты молчишь? – он выбрасывает окурок, захлопывает форточку, и возвращается в постель, - Малыш… не оставляй меня…
- Ты сам знаешь, что это невозможно…
- Я без тебя не смогу… - он нервно закусывает губы, его лицо как застывшая мокрая маска…
- Не плачь… не надо…
- Мы обязательно ещё встретимся… Я найду тебя… я тебе обещаю!
- Дин… не нужно, пожалуйста… я ведь тоже не железная…
- Скажи ещё раз… меня никто так не называл… и больше не назовёт… - он с силой сжимает челюсти и кулаки, как будто собирается сейчас с кем-нибудь подраться.
- Дин… мой Дин… мой любимый… - я плачу – тоненько, жалобно, и глажу его по серебристым волосам, и целую в мокрые прекрасные глаза…
- Ты не можешь меня оставить!!
- Я… должна.
- Но ты… ты не забудешь меня?!
- Нет… никогда не забуду…
- Ох… Ника… Почему всё так сложно?!
- Я не знаю… Мы уже столько раз всё это обсуждали… Пусти… мне нужно идти…
- Нет, останься!! Останься ещё ненадолго… Ника!
- Прощай, мой Дин…
- Нет, нет!! Скажи, что любишь меня… Скажи ещё раз!
- Я… я больше не могу так!! Мы с тобой измучили друг друга… Я больше ничего не чувствую… слишком больно…
- Прощай, малыш… - он снова уходит к окну, поворачивается ко мне спиной и смотрит в темноту…
…Спустя многие годы я уже плохо помню черты его лица – ни одной фотографии не сохранилось… Единственную, на которой мы навсегда остались стоять вдвоём, обнявшись, на фоне каких-то феодосийских развалин, я порвала на мелкие клочки, безудержно рыдая, года через два после этой прощальной встречи…
А дальше в моей жизни, да и в его, наверное, тоже… было так много всего… Но порою, когда за окнами почти неслышно плачет ноябрьский - ледяной и тусклый дождь, и сердце сжимается от безнадёжной тоски – не по утраченной первой любви, от которой уже не осталось ни сожалений, ни даже воспоминаний; а по чему-то неясному, пугающе-притягательному, почти невозможному – вот тогда мне вспоминается этот печальный силуэт в рамке слабо освещённого уличными фонарями окна, и думается, что мы не вольны выбирать свою судьбу – всё уже давным-давно предрешено и расписано за нас. Кем-то пугающим, безучастным, ко всему на этой земле одинаково равнодушным. Кто мы?! Зачем мы здесь? Почему не можем распоряжаться даже своими собственными чувствами? Отчего нам бывает так необходимо оттолкнуть своими же руками самого нужного, самого любимого на всём белом свете человека… Отчего мы связаны по рукам и ногам бесчисленными и глупыми условностями…
Мы не знаем, и никогда не узнаем ответов на эти вопросы. Всё было правильно. Всё будет хорошо. Большего нам не дано и не нужно… Но снова, и снова, и снова – сквозь толщу времён, среди тысячи лиц, возвращаясь обратно - мы вдруг замечаем одно… И заранее знаем, что вот она – наша Судьба.
Одна девчонка в шестнадцать лет
© Copyright: Ирина Азина, 2024
Свидетельство о публикации №224032001830
Свидетельство о публикации №224032001830
Рецензии