Деревенский водевиль

Жизнь в деревне текла неспешно, словно патока. Утро начиналось с перезвона коровьих колокольчиков, когда дядька Сенька, местный пастух, собирал рогатых кормилиц по дворам, уводя их на сочные пастбища. Бабульки, словно наседки, провожали своих любимиц, махая им вслед натруженными руками.

Соседка, тётя Маня, спешила на работу, но прежде выпроваживала своих коз на околицу, где трава зеленела изумрудом.

Летние каникулы в деревне у бабушек и дедушек – вот где было настоящее раздолье! Сбившись в ватагу, мы, озорные мальчишки, носились по окрестностям, ища приключения. То мчались на пригорок, что возвышался на краю деревни, и, сбивая коленки в кровь, ползали по земле, собирая душистую землянику. Наевшись до отвала, удирали в березнячок за грибами, а то и вовсе, на поляне за околицей, предавались азартным догонялкам.

Порой, оседлав соседских коз, мы воображали себя отважными индейцами, скачущими по прериям.

Когда и это приключение наскучивало, мы неслись к речке, чтобы погонять мелкую рыбёшку. Речушка – воробью по колено, нам – по щиколотку, но зато вода – хрустальная, словно родниковая, обжигала ноги приятной прохладой. Гольяны и усачи сновали туда-сюда, а нам только того и надо – забава!

За рекой, на заливных лугах, мужики косили траву, заготавливая сено для скотины на зиму. Здесь и мой отец, когда был молод, вместе с братьями трудился, порой босиком в ледяной воде. А дед с бабкой коров держали, и молоко из крынки для меня было слаще любого напитка.

Эх, деревня! Житейские заботы были нам, мальчуганам, неведомы.

Еще любили мы бегать на железнодорожный узел, встречать и провожать поезда, считать вагоны.

Железная дорога пронзала деревню насквозь. На станции грузчики, потные и уставшие, разгружали вагоны, перетаскивая мешки, ящики и коробки. Мы, затаившись за дровяным складом, наблюдали за их нелёгкой работой. Ох, и крепким словцом они не стеснялись, смачно сплёвывая на землю! Особенно бригадир, дядька Сашка, громогласно разносился над станцией, отчитывая нерадивых работников:

— Твою мать, Колька, руки у тебя откуда растут!

— Ну, екарный бабай, ты чё, Василий, беременный, что ли!

— Твою корову мать! У тебя, Витька, в ногах чё, ломы вставлены?

— Серёга, шевели булками, тебя только за смертью посылать!

А мы, пацаны, слушали, разинув рты, и мотали на ус.

И, как водится, после работы мужики отмечали окончание трудового дня. Огромное бревно служило им и столом, и лавкой. Приложившись к "мужику с топором"*, они начинали спорить, а порой и вовсе переходили к рукоприкладству.

Зачинщиком этих потасовок почти всегда был Николай. Мужичок он был невзрачный, щуплый, как говорится, от горшка два вершка. Но стоило ему выпить, как его было не остановить – задирался, как петух.

Зная это, мужики старались с ним не связываться, вернее, не с ним самим, а с его женой – Клавкой. Вот уж зверюга была! Однажды, как обычно, завязалась драка, кто-то нечаянно саданул Кольку, и тот отключился. Кассирша, баба Маша, увидела это и доложила Клавке, кладовщице.

А Клавка – женщина в теле, ей бы в кузне молотом махать! Она мужиков, словно котят, раскидала в разные стороны, Кольку своего в охапку сгребла, да ещё и пригрозила, мол, ещё раз, понюхают они её кулака! Мужики вмиг протрезвели и завопили в ответ:

— Да мы-то тут при чём, Клавка? Это твой сам напросился!

А она им:

— Я вам напрошусь! Так рёбра пересчитаю, что ни один бухгалтер дебет с кредитом не сведёт!

Бывало, Колька дома выпьет лишнего да и зовёт Клаву:

— Подь сюды, Клава!

— Чё такое, Коленька? – спрашивает она, подходя.

Ну, Колька встанет на табуретку, Клаве тресь кулаком, а та его в охапку и в постель уложит:

— Спи, родненький, – приговаривает.

Вот какая баба была, любила Николая, хоть и ростом он приходился ей по пояс.

Ну, а мы, пацаны, вспоминая эту историю, посмеивались. Вот и сейчас улыбаюсь – навеяло!

* (Мужик с топором) - Стрелецкая водка.