8. Из пропасти в бомжи

Научно-фантастический роман Кластер. Часть первая.

Источник: https://xn--80aacco7a1al3a7bs7e.xn--p1ai/
Авторский сайт: Ревущаябочка.РФ
Источник изображения: images.yandex.ru


Глава 8. Из пропасти в бомжи

«Ап» ему точно никто не говорил. Однако карла, таинственный дельтапланий слёток, всё равно ускорил роковую движуху. Осторожно выбрался из своей зыбки. Та облегчённо подвсплыла. Трос так и не успел оборваться. Наверно дельтапланыш взлетать собрался, добычу поискать всерьёз, человечишку какого-нибудь повкуснее схватить и унести.
Соску на этот раз он вполне профессионально держал в руке как многозарядный шприц с самой отпадной дурью, или как высококлассный лазерный излучатель. Глаза флюоресцировали, мерцали собственным светом. Именно от них шли, неясно изливались какие-то лиловые, зелёные, красные, оранжевые отблески и пятна. Они сквозили и по-всякому переливались на противоположной стене. Под музыку приглушенных аудиовизуалок это выглядело вполне интимной цветомузыкой в каком-нибудь ночном клубе. Понятно было, однако, что интим если и получится, то вовсе не для посетителей.

Потом на смутно мерцающие блики и пятна словно кто-то навёл резкость. Они прояснились, обрели очертания, вошли в облик абсолютно чётких, но всё-таки непонятных фигур и знаков. Притягательность чего-то непонятно чего становилась всё более ошеломляющей, почти сексуальной.

Шум осыпающегося песка, зазывное сюрчанье-свиристенье усиливались, усиливались, пока, дойдя до верхнего порога, не оказались едва различимыми. Бывший младенчик стоял, уверенно распрямившись во весь свой гигантский, давно не молокососный рост. Выглядел теперь далеко не на те три годика, как иногда ранее, а на все десять. Может и с гаком. Лицо обострилось до предела, отчасти став похожим на бритую крысиную мордочку, откуда-то там сверху отштампованную. Сильно-сильно кого-то из телевизора напоминающую.

Если же с другого ракурса было глянуть на радикально преобразившееся лицо, картина неуловимо и радикально менялась. Волевые складки, сжатые губы, твёрдый подбородок, далеко не сосуночный оскал совсем не молочных зубов, удлинённые, глубокие, очень большие и очень правильные глаза, цвета в полутьме не разобрать, но ясно, что наверняка синие. Это был фельдмаршал всех цирковых лилипутов перед пенсией. Собственной персоной. Вот-вот озвучит послание федеральному собранию. Нашлёт ветра.
Впрочем, вот он чуть повернулся и сходство со знатным и пожилым карликом совершенно пропало.
Как и сходство прежнее - когда был похож на девчоночку-дельтапланочку или смышлёную остромордочную крыску из телевизора.

Теперь это оказался действительно Пришелец и только он. На худой случай Посланец. Вопрос - откуда или чей - даже не вставал за ненадобностью. В этот момент вообще ничего не могло встать. Или лечь. Остролицый пришелец, налетавшись ещё и тут, выбрался из своей командирской истребительской капсулы и как-то особенно брезгливо принюхивался к запаху залежалой человечинки, который фактически источали стены бомжиковой богадельни. Тут если и уносить кого - так всех! Всю страну впридачу! Только «спасибо» скажут.

Объектив явно улыбался сеткой гетерохронной настройки генератора спектральных полос. Оператор позволил себе лёгкий творческий кураж, как на съёмках популярного артиста, и порой брал совершенно гротескный ракурс, отчего облик главного действующего персонажа разительно менялся. Часто не в самую лучшую сторону, а порой и до неузнаваемости. Но всё ж -  к лицу. Красоту не испортишь.

Те двое давеча слегка приставучих бомжей, Жорик и Колик, которые на свою голову приглянулись гиганту-молокососу и даже судя по всему заинтриговали его, оказались первыми жертвами инопланетного карлы.
Он вовсе как будто и не передвигал ноги, а очень скоро оказался возле их дальних коек – как есть, собственной персоной, подплыл к ним по воздуху. Фредди закоченел от ужаса, наблюдая за этим сквозь приспущенные веки.

Оператор сочувственно сделал наезд на его окостеневшее лицо с подрагивающими грязными ресницами. Пробежал вязью титр, поясняющий особое состояние контролируемого субъекта на затерянной планете. Прошёл и указатель подскочившего градиента адреналина в его крови.


Лютая карла помазал обоих спящих доходяг по губам соской, вернее, тем, что раньше казалось бомжам соской, а тут вдруг оборотилось совершенно фантастическим каким-то излучателем - и они оба поочерёдно пропали. Хлоп-хлоп - и нету красавчиков. Как мыльные пузыри мигом ушли в никуда. Даже без брызг, что вообще показалось особенно ужасным. Сетки их кроватей выпрямились в горизонтальное положение, нисколько не прогибаясь и тем самым показывая, что пропажа получилась вовсе не иллюзорная, а на самом деле произошедшая.

Мгла заискрилась. Даже утробное сюрчанье, свист и беспредельно осыпающийся шорох будто захлебнулись в каком-то невероятном экстазе. До такой степени всё стихло. Как в самом центре тайфуна, задельтапланившего весь бомжатник. По самые лампочки захватившего его своими вихрями враждебными. На какое-то мгновенье в дальнем углу полуподвала показался светящийся перламутровый овал, как бы вход в тоннель или в иной портал между мирами. Оттуда, словно из аэродинамической трубы, что-то невероятно быстро сыпалось, неслось, протягивалось будто в зеве гигантского пылесоса. Но это ощущение проходило для стороннего свидетеля действительно почти мгновенно. Миг – и схлопнулось.

Свет быстро затворился, пятна и блики мгновенно пропали, обрушилась паршивая дурная чернота. Жалкий человеческий обмылок по кличке Фредди окончательно выпал в осадок, створожился, вжимаясь, прогибая сетку своей койки почти до пола. И теперь сам, почти как давеча совсем несимпатичный истребительский младенчик из танковой зыбки, выглядывал краешками глаз из-за складки одеяла.

Оператор неторопливо сменил низкочастотный фильтр и подразжал диафрагму на одной из камер. Изображение проступило во всю глубину. Смотреть на всё на это стало ещё страшнее. И соответственно интересней. Вселенная, улыбаясь, затаила дыхание.

Лютая карла, стремительно меняя облики, пронзительно глянул в направлении доцента, суматошно отяжелевшего и вмявшегося в свою постель. Какое-то мгновенье он ещё раздумывал, будто опять колебался, делать ли ещё и этому козлу «ап» или не делать. Потом внезапно и сам без хлопка, без брызг пропал, растворился в зримо осыпающемся как песок и тут же возникающем, нарождающемся мглистом пространстве. Последней исчезла, на фиг смылась и ухмылка в дельфиньих, синих губах. То есть, сначала губы и только потом - ухмылка. Короче, вампирёныш вышел на охоту, кот Чеширский отдыхает.
Вновь возник из-за верхнего порога высокий сыплющийся гул первоначального регистра. Он низился, низился, дошёл до инфразвукового барьера и тоже пропал. Может быть последним из всех кошмаров.

Фредди ещё лежал какое-то время, легчал, легчал, постепенно всплывал на кровати. Зыбка младенчикова не издавала даже малейших звуков, не шевелилась и не раскачивалась, будто никого там и не было. Некому было даже к людям принюхиваться, закладывать себе в оперативку! Как это все пришельцы с младенцами и делают, осваиваясь в земном жизненном пространстве.


Доцент потерял счёт времени, да и по чему его было сверять, часов-то не было, кроме сломавшихся внутренних, биологических. Так что пришлось глаза проглядеть, не сводя их с зыбки, как с раскрытого террариума. Не случайно же оттуда, правда всё слабее и слабее, затихая, уши не закладывая, но ещё шипит и свиристит какая-то огроменная змеюка. Всё равно ещё казалось: только что сбежавшая оттуда анаконда вот-вот накроет из-за угла свистящими удушающими объятьями. Вверху, за полуподвальными окошками наконец собралось сереть, лиловиться, то есть, становиться хоть чуть-чуть но светлее. Одновременно с уверенно поднимающейся зарёй послышались шаги прохожих, сквозь оконные стёкла под потолком замелькали их ноги, зазвенел трамвай, зашумел, заквакал, проносясь мимо, автомобильный чащобный зверь.

Лишь теперь, когда и некоторые обитатели полуподвала принялись, покашливая, с переменным успехом выбарахтываться помаленьку из своих персональных омутов, Фредди встал и, крадучись, подошёл к зыбке. Заглянул. Пусто. Даже соски не было, что показалось особенно возмутительно. Лишь мокрые штанишки в уголочке. Но не драные, а совершенно целые. Аккуратно сложенные! На редкость аккуратно! Мокрые же вполне возможно от пота! Да и мокрые ли?! Однако щупать-нюхать почему-то не хотелось.

С совершенно гудящей головой, дико обалдевший Фредди доплёлся обратно до своего места. Рухнул на скрипнувший и сразу прогнувшийся матрас, поспешно отяжелел, бегом, по настоящему, пошёл ко дну. Лишь тоненькая струйка поспешно обрывающихся полумыслей-получувств ещё тянулась вслед за ним, в его воронку. Словно пузырьки обрывающихся кошмарных намёков на сны.

Но и в глубине тектонического желоба забытия спасительных обманок-сновидений всё равно не находилось. Тут жидкой ртутью мерцала и струилась илистая мгла, какая-то невзрачно, круто жиденькая, но без просвета. По-прежнему что-то куда-то и почему-то сыпалось и гудело, будто в вытяжной трубе вентиляции после залпового и особенно большого зловонного выброса. Но звук всё-таки исходил скорее отражённым, мгновенно гаснущим в памяти. Субъективно это различие ровно таким же оказалось, каким кухонная вентиляция отличается от протяжки в гигантской аэродинамической трубе, например, модели какого-нибудь бомбардировщика или истребителя.

В тот самый момент, когда Фредди наконец полностью терял сознание, может быть во сне, а может ещё и в дурацком наяву, над могущественной пост-младенческою зыбкой будто сверкнула шаровая молния, запахло озоном, а также всеми известными и даже неизвестными ионами. Быстрой и рыхлой лавой просыпался последний остаток в невидимых песочных часах.

Отлетело, отсвиристело и отсвистело действительно всё что могло. Даже брезгливого буркотанья не осталось. Нечисть растворилась совсем-совсем без следа, в том числе и без брызг. Посюрчала и побухтела только напоследок. Никто из бомжиков, временно потерявших сознание, а теперь только отчасти просыпающихся, даже и не вздрогнул. Ребятишки не могли даже осознать, что его, своего любимчика, они на какой-то момент всё-таки потеряли, но никто об этом даже не догадался. Лишь потому не всплакнул и не высморкался горько. Может и вправду только потому, что они всегда как бы спали, никогда по-настоящему не просыпаясь?! Во сне же более глубоком, ночном, плачут только когда шалят гормоны. С другой стороны, откуда гормоны у бродяг?! Они-то и бомжики лишь потому, что когда-то в жилетку своему начальству никогда не плакались, а сморкались с удовольствием и от всего сердца. Впрочем, что только по жизни не приснится живому существу! Даже то, чего не было или только могло быть.


Режиссёр по ходу действия в иллюстрацию до смешного сложного психического состояния первобытной формы жизни влепил совершенно фантасмагорическую электронную графику. Прошло даже несколько формул на любителя. Резкое подвсплытие, некоторая протяжка прежнего кадра по звуку. Одновременно началось всё большее очерчивание контуров экзистенции, неуклонно и заново реализующейся вокруг - это их звёздный  малыш, опять воплощаясь по месту боевой дислокации, принялся наводить резкость на свои передающие бинокуляры. Оживший рейнджер опять подавал признаки регулярной жизни. Вновь выходил на связь с базой.


Никуда он, оказывается, и не терялся-то! Только некоторое время пребывал непонятно где! Может куда-то на внеплановый инструктаж летал. Или на каникулы. В длинном, песчаным светом осыпающемся туннеле. Где и связи толком не было, и геолокация не брала. Так что плакать по поводу пропажи писюна вовсе не стоило. Это понадобится чуть позже. И не один раз. С писюном-то всегда шутки плохи, особенно стремительно вырастающим.

Таким образом, вновь пошёл долгожданно полноценный кадр. Экспонирование прежнего малыша-уродца. Прото-человечий трансформер прямо таки с задором возвращался в исходный облик, надевал понравившуюся аватарку, словно скафандр. Как и не было ничего. Он стремительно трансформировался в прежнее состояние. Однако оно получалось всё же какое-то совсем другое. Федот, да не тот оказывался. Может метрики с реперов посбивались. А может репер никак не хотел падать.

Где-то на периферии новой экспозиции теперь без некоторых действующих лиц, а также исполнителей, первым очнувшийся папа-бомж громко доказывал остальным проснувшимся доходягам какой он именно командир, какой конкретно педрильи-эскадрильи, какие «боинги» в своё время сбивал и чего это ему в итоге стоило. Было видно как от нудного, зудящего аристократически-мерзкого клекота комэска пытался отряхнуться доцент Серёгин по кличке Фредди. Как ещё хотел остаться, самосохраниться в спасительной жиже непроявленного сна.
Мысль в тему: чего угодно хотеть - невредно для здоровья, всегда вредно - хотеть, да не иметь. Так что по такой жизни лучше уж ничего не хотеть. Живее будешь. Да и иметь тоже. Это ещё лучше.

И всё же доцент открыл глаза, отрешённо глянул на облупленную канализационную трубу. Там, в недосягаемой вышине, под самым потолком, та труба себе и висела. Словно бы чей-то объектив оттудова бесстыдно пялился. Точный образ абсолютно недосягаемой и равнодушной реальности, чьей-то вышней канализационки, от которой сюда, вниз, может истечь лишь известно что.


Снова быстрая панорама, обнаружение и фиксация в центре кадра прежней оживлённой компании - комэска, да неразлучных дружков Мухортова с Норкиным. Нарезка из фраз действующих лиц, а также исполнителей.

- Ты имеешь хоть какое-то понятие о том, что такое иммельман?! - Схватив кого-то за грудки, настаивал командир эскадрильи, выдыхая ещё не выветрившиеся со вчерашнего пары непонятно чего-то, да что-то уж очень крепкого.
- Затаскал, ей бо… Стоп! Э-эй! Бичи, полундра! Где же вчерашние наши постояльцы, пришельцы с Дикого поля?! Вспомнили про таких?! Отрубались вроде вместе, верхом на брудершафте даже. А теперь?! Где, а?!
- Упёрли, видать, на опохмел.
- Какой упёрли?! Дверь, видишь, закрыта изнутри. Они что, вышли, а потом отсюда закрылись?!
- Значит, кто-то за ними заперся. Что тут ещё неясного. Эй-й, бичары, кто выпустил на природу наше богатство, элитный спецконтингент?! Чего молчите?! Никто?!
- Ни фигасе! Свихнуться можно!
- Ёк-макарёк! Не надо было тут зюзьками хвастаться! Мотать налево-направо.
- Что-то я не понял! Никто не видел - тут моя крыша не проезжала?!
- Ой, как же я дико писюнею, Клава!.. - Опять сказал на это Толик и все замерли, потому что и на этот раз полностью и окончательно с ним согласились. Причём тоже описюнели, как это чуть ранее проделал доцент, шустро заскочив поперёд Толика в самое пекло полночной описюнелости. Так с ними потом и со всеми произошло, поскольку пропажа и вправду становилась всё более очевидной. Отряд только начал замечать роковую потерю бойцов. При этом её никто не был в состоянии объяснить. Поэтому лишь неведомая мама Клава и смогла бы тут помочь! Больше некому! Но и она почему-то не слишком торопилась с помощью. Видимо была с неведомыми супостатами в доле. Отсиживалась теперь где-то, заткнув ушки и прикрыв глазки.
--Эх, Клава, ты милая Клава! Неужто тебе всё равно?! – Кто-то тихо пропел и умолк застенчиво.
- Что ты променяла, шалава, орла на такое г…

Молчание стукнутых ягнят слегка затянулось. Жорика и Колика и вправду никто и никак не находил. Потом даже не пытался. Вот просто нет их. И всё! Может, и не было никогда. Элементарно почудились. Всем вместе. Коллективный гипноз присутствия, понимаешь ли. Сказал сам себе Фредди и приподнялся на кровати, потом сел. (Лёгкий расфокус.) И принялся фиксировать сам для себя картину, достойную разве что кисти какого-нибудь гения сверху.


Бомжики, чёрный хлебушек жизни, обмылки человеческие, изысканная дельтапланья пища, они же амбра, остро пахнущие обделанной судьбой человеческие доходяги, грустные и весёлые подонки, они же зловонные скирдятники… все-все они сидели себе по обе стороны длинного и металлического, словно прозекторского, благотворительного стола. Словно слегка растревоженные полусонные шмели.  Зудели и соответственно заодно смердели. Болтали во рту языками (такими длинными отростками мышечной ткани во ртах), притом, обязательно в разные стороны. И с неограниченным числом степеней свободы. Чесали единственным, что ещё чесалось. Просто так, без особенных поводов и последствий. Некоторые субъекты, едва проснувшись, пытались перекинуться в картишки, но теперь при столь прискорбном известии о потере бойцов первой линии обороны замерли и одубело посматривали друг на друга. Кое-кто, никуда и ни на кого не глядя, продолжал невозмутимо сдавать колоду, что-то бубня под нос. Наверное, вновь отключался в фон, как бы спасался, не в силах понять происходящее. И принять новый расфокус ещё туже окружившей среды обитания.

В стороне бомжомамка впроглот, до дыма из рваных трусов, курила заначенный ядохимикат, но только совсем масенькую, утреннюю крутку, весь-то день ещё впереди, и что-то злобное в лицо бросала всем, шипя сквозь редкие зубы.  Несомненно, означенную леди Кры опять чем-то не удовлетворила мужественная половина её замечательной семьи, которая с утра тоже, но пораньше, принялась заряжаться, как и вечером. Ослепительное яркое чадо, знойный, выхлопной продукт чащобной бомжиковой любви, как ни в чём не бывало, восседало в летучей зыбке, словно в неостывшем кресле командира экипажа. Оно, воодушевлённо манипулировало в ротике всё той же подозрительно прочной, крупнокалиберной соской (с виду всё-таки соской, несмотря на то, что стволом или соплом вовнутрь). Пристально взглядывало оно на всех своими как бы бессмысленными, точно страшненькими, а теперь ещё и победоносными глазыньками - так что, взяли, гады?! То ли ещё будет, о-ё-ёй!
Затем по-хозяйски пересело на синеватые исколотые мамкины ручки. Эти-то уж не подведут никогда. Ни дать ни взять - новый исихазм, точнее умиление.

Оператор запечатлел исторический кадр в реальном диапазоне и принялся  резвиться с отражённым светом из его теперь вполне земных глазок.

Фредди, поёживаясь от ночного воспоминания, незаметно поманил к себе друга-сыщика. Тот нехотя перестал сдавать колоду, уж очень настойчив и перепуган с виду показался ему доцентушка, и приблизился. Серёгин тут же принялся воспалённо нашёптывать приятелю про свои ночные наблюдения за милыми метаморфозами добродушного дьяволёнка из их общей коммуны, вновь как бы смиренного, почти ручного и нарочито безоблачного.

Объектив, откровенно заскучав, лениво додерживал туземцев в фокусе и центре плана. Режиссура явно провисала. Вновь приходилось выезжать на том, что было.
Укрупнять. А потом разукрупнять. Заполнять время. В общем и целом, миссию свою исполнять!


- Понимаешь, я с детства верил в наличие отсутствия… Точнее, в отсутствие наличия. Понял чего? Потом учил этому своих студентов. Но то, что сегодня произошло, просто ни за какие промежности не залезает. И главное - все сто процентов, что не бред, заранее предупреждаю. Наших мужиков нет в наличии, отсутствуют и полностью и по частям, видишь? Это он, гадёныш, их разобрал или целиком увёл. Настоящий Сусанин! Это он их занёс куда-нибудь и сожрал, а может и по интимному своему делу уволок, точнее, спалил. Вот этот слюнявый свой вкладыш направил на орлов, как лазер, - и сжёг к чёртовой матери или даже бабушке. Что смеёшься, скотина?! Тиш-ше!.. Это излучатель на самом деле, а не соска! Только всмотрись повнимательней.

- Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша, - захихикал радостно сыщик. - Наконец, хоть что-то стронулось в этой богадельне. Устал ждать этого, честно. Хотел даже уходить. У тебя что - и вправду съехало?! Отлично! Потрогай черепушку - мозги ещё на месте?! Из ушей не вытекают?!
- Всё бы тебе надсмеиваться! - Обиделся Серёгин.
- Если где-то хлопает шифер - не смейся, может быть это и на твоей крыше. - Кто-то поддакнул на стороне.
- Но что он высасывает, с помощью этого излучателя, а? Остаточное излучение? Или последнюю каплю? - Совсем зашёлся от смеха Осклизкин.

- Можешь не верить, - ещё больше оскорбился доцент, - тогда пошёл в попень. К Мэри в поппинс, если быть совсем уж точным. Ты даже не хочешь вслушаться во что тебе говорят. Тем более разобраться! Между прочим, исчезали, пропадали наши орлы вон в том углу, где ты так полюбил пи-пи делать, когда было лень до сортира добираться. Там ещё такая светящаяся дыра возникала. Вот она-то их в себя и всосала, как мальков в прорубь. Наподобие пылесоса. Если хочешь – проверь. Ты же следователь, хоть и бывший, вот и наведи следствие. Или слабо - действительно разобраться?!
- И наведу. - Перестал смеяться, но всё ещё недоверчивый сыщик. - И разберусь!
- Наведи-наведи. Это тебе не доцентов на мормышек, на девочек отлавливать! Чем ты наверняка и промышлял в прошлой жизни. Ясно, что, как и у большинства следаков, в прошлом у тебя было именно такое прекрасное будущее. Потом наставшее. Вернее, доставшее, слава богу.

Сыщик Осклизкин, посмеиваясь, но всё-таки для храбрости, деловито пробрался в неосвещённую сторону полуподвала, в самый запущенный, то есть, записанный угол, где и он в самом деле пару раз спартизанил, - отчего доцент его однажды даже назвал ссыщиком, через два «с» - принялся нюхать стены, затем жечь спички, тщательно всё осматривать.

Тогда там, на полу, в замедленно тающих вспышках показывалась штукатурка, осыпанная как после взрыва, а на стенах высвечивались змеящиеся оспины от её осыпаний. Наверное, бракоделы ремонтники сюда так и не добрались, подмарафетив лишь жилую часть полуподвального помещения. Мол, кто ж сюда смотреть будет?! Помедлив, с опаской к роковому месту подобрался и Фредди. Тут же показал на осыпанную штукатурку.

- Во! Видишь?! Неужели ты не заметил, что она вчера была абсолютно целой, на стене висела?!
- Кто она? - Вздрогнул сыщик, должно быть навыки следствия он и в самом деле давно утратил.

- Она - это штукатурка. А не то, что, а точнее кто, тебе всё время кажется. Теперь возьми на прицел двери на входе. Подумай, никто за парнями их действительно не закрывал. Куда же они тогда подевались и каким образом?! Кто ж так сумеет улизнуть, на самом деле?! Да Сусанин он, наш пацан! Настоящий Сусанин-детские-годы! Профессия - экскурсовод в замке привидений.
- Может, кто и прикрыл за ними, так не помнит. У наших же вместо голов мятые карточки, ты что не знаешь?! Будто кто подтёрся ими. Какие там мозги, господь с тобой?!

Синхронный перевод, строчкой контактора бегущий внизу кадра, запнулся. Прошло несколько нейтральных формул. После лёгкой дозагрузки про «мятые карточки» и «мозги» действие вновь слепилось и пошло дальше.

- Ты погляди сначала на собственную карточку, сурок в противогазе!
- Тс-с-с! - Прошипел сыщик, прислушиваясь к стенке.
- Что-о?!
- Кто-то скребётся изнутри. И мелькает что-то, как только зажигаю спичку. Видишь, какие странные тени?!

- Ты хочешь сказать, - не поверил, но всё равно похолодел Фредди, - что он их там замуровал? Нет, тогда он не Сусанин. Наши Сусанины так не поступают! Они гуманнее. Они просто так убивают. Без изысков и выдумок всяких.
- Ничего не хочу сказать. Пока. Наверное, показалось. Но я почти начинаю тебе верить.
- Дай мне подумать. Помолчи!.. Кажется, это тараканы прыщут.
- Большенькие что-то те тараканы. Каждый наверно с крокодила будет.


За стенкой что-то и вправду вновь резко и мощно прошуршало, проскреблось, а затем стихло. Раздался какой-то тихий-тихий посвист, как от пёстрой ленты, потом лёгкий вибрирующий гул на высокой ноте, словно бы какое-то бормотание или сюрчание. Но что конкретно, пока всё-таки было не различить. А ещё хотелось! Страх понемногу перестал улетучиваться. Поэтому Фредди какое-то время продолжил слушать, прислонив ухо к обвалившейся части стены. Черты его лица, и без того осунувшегося, ещё более обострились. В глазах вновь замерцал полночный ужас.

Камера бесстрастно фиксировала отчаянные насекомьи страсти. Оператор едва сдерживал зевоту, не зная, какой план теперь брать.

- Ты понял, да? Будто в морской раковине шумит. Свиристит-сюрчит. Накатывает и затихает. Навроде прибоя. Словно бы тихий, но такой и вправду сильный, что должна бы и стена вибрировать, а она глуха и неподвижна. И холодная, как... уже даже и не скажу что.
- Зад у тебя холодный, горячей только батарея бывает. И то, когда кузьку на ней жаришь. Стена и чтоб не была холодной! Подольше тут наболтаешься с тобой - и не то почудится. Может быть там, в соседнем подвале, компрессор работает, ты не подумал?! Канализацию пробивает для новых ВИПов.
.- Вот, гад, интересно - попаду я в него отсюда кирпичом?! Нет, ты понял?! Точно! Никакой он не Сусанин! Ему ещё усики - вылитый Гитлер получился бы. В Волчьем Логове.
- Много ты думаешь о нашей помойной яме! Ладно!!! Всё! Заметено! Не было этого! Не бы-ло!.. Пошли жрать, вон зверьки прибывают, благодетели, дойные карасики наши. И дня не прошло, как они - вот, опять здесь, косая сажень в задах. Смотри-ка, аж лоснятся, золотые вы мои, да краснопёрые! А всё же не менты! Загадать бы кому желание – ни в жисть не разгадают!

Опять зашкалило контактор. Картинка на мгновение подёрнулась расфокусом смены плана. Карла, по-прежнему находящийся в парящем командирском кресле, явно работал на камеру, профессионально, грамотно, пристально смотрел, как и положено, прямо в правую верхнюю четверть объектива, для придания особой живости и многофункциональности своего кадрового облика. Агентурные возможности у него и вправду теперь проявлялись весьма разнообразные. Порой откровенно недюжинные.  Иногда он прикрывал глубокие глазищи свои и в этот самый момент  словно бы уходил в самого себя и тогда как будто вновь где-то пальба открывалась. Словно по дельтапланам с добычей с Земли били зенитки. И сам он при этом, как сразу подметили сыщик с доцентом, наиболее смышлёные члены его экипажа, до того мелко-мелко трусился, то есть, трясся, словно бы это приклад автомата всё ещё и вправду колотился ему об плечо. Наверно он и в самом деле где-то там, из параллельного мира, как раз и стрелял. Только по другим своим жертвам. А может и сюда вновь прицеливался, в суверенность здешнюю метил, интервент проклятущий.


Тем временем открылись и закрылись двери, запахло дармовой пищей и от этого у народа принялись сладко барражировать головы, уже привычно шарахаясь и увёртываясь от потусторонних разрывов. То есть, начинали как бы сами в себе кружиться, по-хищному дельтапланить над обнаруженным объектом пищевого вожделения, щёлкать оставшимися зубами. Один из младших по званию благодетелей-деградантов, освободившись от судков, наверно впервые в жизни изобразил гуманистические наклонности. Он пощекотал глазастенького малыша в районе наибольшей сейсмической активности, наклонясь и устрашающе шевеля чёрными усиками со следами недавно вытертых соплей действующего аватара. Фредди задержал дыхание. Давай, пацан, не тяни! Не томи!

- У-тю-тю. Ка-акой малчик. Ву-умный. Лэнин будэт!..
- Обязательно будет! - Дружно грянул весь полуподвал и опять затаил дыхание. Мол, давай дальше по списку! Кем ещё?

Наконец карла не подкачал - убедительно, хотя и видать, что демонстративно, несколько с натугой, но всё-таки описался. Сейсмограф скакнул вверх. Ленинизация прошла успешно. Впечатлило почти всех. Бомжомамка леди Кры совершенно зарделась от удовольствия, какой большенький, однако, стал. Даже перестала бросаться злобными косяками во все стороны.

(Цветность покатила наивысшего качества. Притом отовсюду. Понятно, что настолько непринуждённо мог привалить только промежуточный катарсис.)

- Какой там Лэнин?! Так даже Лэнин не может!
- Всё равно может! Но не так!.. Более человечно, по-доброму, что ли. Так что бери повыше, хозяин.
- Нэужели? – Благодетель показал глазами на потолок, на канализационную, в замазанных потёках трубу. - Ай! Неужто?!
- Уй-й!.. Да ты маладэс, мамка, кого родила! Обделался, а смотрите, как головку-то гордо держит. Точно - он! То-то, смотрю, кого же он мне всё время напоминает! С таким точно не пропадём. Президентом станет.

Благодетель, он же новый деградант, гулко захохотал. Однако ущипнуть бомжомамку почему-то постеснялся, наверно потому что уж очень густо и пряно от неё понесло. Не исключено, что даже каким-то неведомым приливом задушевной страсти, правда, неизвестно к кому и зачем. В действительности благодетеля остановил задушевный взгляд командира эскадрильи, который, впрочем, на самом деле западал в прострацию, дотягивая очередной косячок. Поэтому смотрел сурово вокруг себя скорее по привычке. Тем не менее, всем пришлось вернуться к прозе жизни.

- Завтра радива праведом. Хок?
- Та-ак, теперь завтра…
- Завтра-завтра. К вам из мэрии прыдут. Камиссия. Жаловаца не будетэ?!
- Ты нас ещё не закормил и мы те ничего не должны. Дёргай отсюда. Вонючка. Сопли вытри. - Неадекватно разошлась, хронически обиженная на весь белый свет, бомжомамка, леди Кры которая.
- Ой, как же я дико писюнею, Клава!..
- Ах, Клава, ты милая Клава!..
- Кто ванучка?! Эта я-то ванучка?! Кто пысунеет?! Кто Клава?! Где Клава?!

Деградант не просто изумился. Он сходу обалдел от шквала метких определений со всех сторон, одно неотразимее другого. Даже замотал ошалело головой, стряхивая с ушей неслыханные подробности о себе. Ни фига себе благодарность! Он их кормит, а они эту кормящую руку беззубыми ртами шамкать принимаются. Вот и делай людям добро после этого! Но его примирительно дёргал за рукав сыщик Осклизкин, напоминал о лучших традициях гор, мол, кацо, успокойся, с ледью связываться, себя не уважать.

- Джигиты, всё хоккей! Леди в расчёт не брать! Вы доблестно выполняете взятые на себя повышенные капиталистические обязательства. Так и запишем в протоколе комиссии, не переживайте.
- Командир, водяры бы не мешало для полноты ощущений, а?!

Кусать кормящую волосатую лапу, так кусать. Больше даст. Это жутко прохаванный Норкин смело крутнулся на агрессивном и настырном подхвате, улучая момент для изложения наиболее сердечной просьбы вдупель измаявшегося нетрудового коллектива. И то верно! Вторые сутки без дури в голове, так и ноги протянуть можно, чего доброго. На что деградант, слегка  опешив, пораздумав и что-то сообразив, всё-таки ответил:

- Ладно… Д-дарагой, спирт будэшь? Толко чут-чут синий.
- Лишь бы не голубой, - великодушно согласился Норкин. - Мы, сударь, видите ли, традиционной ориентации. Только другой нам тут не хватало! А денатуру можно любую!
- Вот потому тебе на один раз и осталось пописать. - Не удержался и съязвил доцент.
- И плитку чая. Нет, две! – Мухортов также подсуетился, а как же, да так рьяно, что даже более прохаванный второй деградант не выдержал и рассмеялся:
- Будэт-будэт. Сегодня даже будэт. Давно припасли для вас, только стеснялись предложить, ха! - И обращаясь к сыщику. - Но ты, командыр, сматры, нас сюда не плети, если что. А то я вам тогда по-пысунею!.. Без пысунов все останетесь! Ванучки!
- Я сказал! - И сыщик отвернулся в благородном негодовании.

Главный деградант оглянул своих питомцев хозяйским, считающим взглядом:
- Ещё два штук гдэ?
- Погулять вышли. Подышать чистым воздухом свободы. - Уверенно, с нескрываемой ностальгией, умно ответил дурак Норкин, а умный Фредди на всякий случай глупо уточнил:
- Может быть.
Тогда главный деградант с лёгким подозрением ещё раз обвёл глазами полуподвал, но потом всё-таки успокоился:
- Ладна. Кушай-тэ-э. Их порции оставляй, - провэру. В обед принесём есчо.

Тут в разговор сходу въехал папа-бомж. Вернее, вновь слетел на грешную землю. Решил поучаствовать в делах земных. Приземляясь, элегантно заскрежетал то ли оборванным шасси, то ли подкрылками по бетонке, останавливаясь. К этому моменту комэск полностью докурил свой косяк, который изящно именовал «скунсиком». Поэтому, хотя и обиженно за свою невостребованность и что не его в очередной раз назвали командиром, и в то же время с оттенком ничем несмываемой, да и практически несдуваемой гордости - вполне отчётливо произнёс свою убойную коронку:

- Но это я - командир-р-р! Искадрильи! Я!!!
- Да-да! И ты тоже командыр! Отец Ленина. Бомжопапик. - Ухмыльнулся Фредди, деловито усаживаясь за трапезу, которая в преддверии мэрской комиссии и вправду олицетворяла последнюю мечту камышового рая.
- Маладэс! - По плечу комэска только потому не похлопали, что оно было пыльным и от него слишком несло невыветривающимся злым духом бесприютной свободы. Прямо таки очень сердитым.


Замечательный завтрак отчего бы и не уплести замечательно. А после не усесться докурить заначенные окурки. Комэск - человек долгожданного, хотя и далеко вчерашнего будущего, в котором каждому когда-нибудь могло приключиться что-нибудь по потребности, но только когда она совсем-совсем ещё маленькая. В принципе, ему ничего не надо было, кроме одного - протянуть ещё чутка. Идеал любого морального кодекса, тем более аморального. Вот именно такой кристальной души человек почти не ел, а всё-всё отдавал людям. При этом очень праведно при этом смотрел им в глаза - не могу, не лезет.

От природного, а также наведённого кайфа («скунсик» помог и весьма основательно!) он в мыслях всё ещё витал возле верхней точки воспарения, оттопырив руку со сжатой в пальцах очередной набитой, но пока не тлеющей папиросой, и каким-то образом обнимая леди Кры. Она, прикрыв глаза и толком ещё ничего не видя, но чего-то там ощущая, обомлевала от вновь пробудившихся неясных внутренних позывов где-то в районе точки Джи, единственно у неё не погасшей. Не прочь была и второго инопланетянина заделать, отчего ж. Нам, гагарам, лишь бы хрен!

Карла откровенно и трубно икал. Цвет его лица вновь становился багрово-синюшным, опасно приближаясь к оригиналу, к исходнику. Как будто ему становилось очень и очень стыдно за своих непосредственных, номинальных предков. И он вот-вот отречётся от них, потеряет взятую на себя личину.

(Цветность, контраст и глубина изображения опять соответствовали всем без исключения стандартам. Ничего никому поправлять было не нужно.)


- Давай всё-таки споём?! Обожаю миллион алых роз. - Застенчиво признаваясь, попросил насытившийся доцент. - Но только именно миллион. На меньшее не согласен.
- А два миллиона как?! - Попытался уточнить въедливый сыщик. - На них у твоей любви в заду не слипнется?!
- Дурак, в смысле песню обожаю, потому и миллион. Слова такие там, ты чо, не понял?!
- Так ей же сто лет в субботу?! Или двести.
- Всё р-равно аб-бажаю!.. Мил-лион, мил-лион, мил-лион алы-ых ро-оз! Из окна, из окна без штанов видишь ты!..

Вот как было такому не подпеть?! Бомжик по фамилии Мухортов тут же сбоку и подрисовался, подхихикнул.
- А можно ещё и революционную вам спеть?
- Можно, но только осторожно.
- Меня-а называ-али в отря-аде козлёнком - враги на-зы-ва-ли козлом!
- Сядь, козлёнок! Не гавкай! - Приказал сыщик. – Мы ещё с миллионом не закончили.

- Почему же? -  Вдруг заинтересовался фольклором доцент. - А подскажите-ка, любезный господин бомж, про каких таких врагов вы поёте в нашем счастливом отечестве?!
- Какие ж могут быть враги у человека - бугры да менты!
- Значит, тогда так и пой… козлёнок.
- …Менты на-зы-ва-ли козлом!..
- Дальше-то хоть как?! Забыл, небось?!
- У власти козли-иной козля-ат миллионы и нами гор-дит-ся страна!
- Вот теперь всё верно. - Успокоился Фредди.- Но про тебя, козлёночек, я понял до конца. Ты, наверно, как раз и есть тот самый непослушный братец Иванушка, напившийся не из того корытца, сто пудов не сертифицированного. Зря тобой страна гордится, ох, зря!
- Как ты догадался?!

- А-а, я тоже понял! Помню. - Сработало позднее зажигание у Норкина. - Это же на пионерский мотив: «Орлёнок-орлёнок, взлети выше солнца!»
- Вот память у тебя! Охренеть! - Интеллигентно изумился доцент. - Почти как у старого большевика.
- Всё, Серёгин, заканчивай этот козлиный базар! Пойдём, лучше проветримся. Хоть пеликов, да бутылок настреляем, а если повезёт - и на шабашную выгрузку попадём. По стольничку сшибём. Мне давно отсюда надо - на свежий воздух.
- Мы вчера с Толиком сшибли на пару пива «Козёл». Даём деньги продавщице, говорим: «Два козла!» Она отвечает: «Да вижу, вижу. Братья, что ли?!»
- Га-га-га-а!

Высокие договаривающиеся стороны, сыщик с доцентом на своей ещё продолжающейся неформальной встрече без галстуков скрупулёзно досогласовали дорожную карту, а также придорожную, затем протокол намерений и только после этого - окончательный вариант стратегического плана на предстоящие сутки. Причём, Фредди, как всегда, оставался более конкретен, дотошен и даже местами въедлив. А вот сыщик неизменно возражал, но исключительно из принципиальных соображений. К тому же по делу. Но это, впрочем, далеко не всегда получалось.

- Лучше к стопервому гастроному, там навар всегда гуще.
- Точно. Но на прошлой неделе ты там здорово обожрался. Помнится, дристал как из базуки.
- Ты ж знаешь - раз на раз не приходится… Слушай, а как же с этими двумя, Жориком и этим?.. Я боюсь возвращаться. Чувствую, следующей ночью моя будет очередь.
- Не переживай. Все там будем. И чем скорее, тем…
- Ух, какой рассудительный попался! Тебя пока за одно место не подцепило, так и не проймёт. Так в человека никогда и не возвратишься. Кем тогда стране гордиться?! Так и останешься не при делах козлёночком. Бе-е-е!..
- А ты козлом!
- Смотри, пацан может и промахнуться, он же на самом деле нас ещё не различает. Где козлёночек, а где и братик его, козёл матёрый!
- Ты хотел сказать - непобедимый?!
- Как же! Вот возьмёт обоих за шкирку и махнёт, не глядя. Закурлычем оба под облака. Из-под небес по-птичьи окликая!.. Всё-всё! Дёргаем отсюда, пока не поздно! А то и вправду догавкаемся, козлы!

Оба вздрогнули, приходя мимо командирской зыбки к выходу. Младенчик по-взрослому, почти сексуально перекатил во рту свою термоядерную сосульку и очень внимательно проследил за ними своими абсолютно бездонными, студёными глазыньками. Ребята-а, свой-то вазелин вы ещё не заслужили! Куда же вы тогда?!
 
Продолжая брезгливо принюхиваться к своему редеющему козлятскому экипажу, бывший командир летающей тарелки прямо на глазах опять становился вполне миловидным, почти земной альфа-девчонкой, практически на выданье. Сейчас как оседлает, словно ведьма Хому!.. Серёгин даже прижмурился от непрошеных желаний. Ой, как ему захотелось его-её кому-нибудь и вправду выдать! Да чтоб с концами! А потом обнимать-целовать жениха любого с криками: «Спаситель ты наш!».

В дверях сыщик обернулся.
- Эй, козлята, братья, кто с нами?!

Но тут радио как всегда зловеще и двусмысленно предупредило со стенки:
- Сегодня ветер сильный, а также юго-западный!
- Э-э, нет, -  смутились остальные братишки-задохлики. - Опять мимо винного пронесёт. Мы остаёмся! Бе-е-е!

На межгалактическом контакторе внизу кадра проструилась краткая сводка по месту, времени и характеру совершенного действия. Потом опять случилась реклама случек, невероятных прокладок для персональных деструкторов. А также иных уплотнителей между-пространственных, но таких иногда забавных коммуникаций.