Эхо

Михаил сидел в вагоне-ресторане скорого поезда, идущего в Адлер, и тупо напивался. За окном мелькали пейзажи, сменяющиеся убогими домишками на полустанках, грустными, томящимися перед шлагбаумом автомобилями на переездах, локомотивными депо и обшарпанными вокзалами на небольших станциях. Вид из окна не добавлял ему ни радости, ни оптимизма. Как, впрочем, и перспектива отпуска, пусть и на море, но с женой и сыном, которые воспринимались как обуза, как досадная помеха предстоящему отдыху. Он просто пил рюмку за рюмкой, закусывая бездарно приготовленным салатом. Больше всего на свете он мечтал сейчас побыть один. Совершенно один. Где-нибудь в тайге или в горах, да хоть на Северном полюсе, только бы не видеть ни начальства, ни своих коллег, ни вечно ворчащую и недовольную супругу вместе с капризным и непослушным сыном.
Закончив не то ранний ужин, не то сильно затянувшийся обед, он долго стоял в тамбуре, курил и снова бездумно смотрел в окно. Возвращаться в купе ему очень не хотелось, но и бесконечное стояние в тамбуре – тоже то еще удовольствие.
Нетвердой походкой он все же вернулся в купе.
- Где ты ходишь? – встретила его Анна, - опять уже напиться успел?
- Не бурчи, - промычал Михаил, и, как был в одежде и легких туфлях, так и рухнул на нижнюю полку.
Засыпая под стук колес, он почувствовал, как жена снимает с него туфли, носки и заботливо укрывает его покрывалом. Отрешенно подумал: «Да и черт с ним со всем. И со всеми. Пусть отдыхают, как хотят, а я буду отдыхать, как я хочу!».
Поселились они в гостинице среднего пошиба. Да и что было ожидать от самой дешевой по цене путевки? Ясно, что за такие деньги люкс им никто не предоставит, как и изысканных развлечений и дорогого ресторана. «Да и черт с ним, - опять подумал он, - я бы и в сарае пожил, только бы ото всех подальше. В том числе и от своих. А так – какая разница?»
- Миш, ну что, нельзя было пробить по интернету, какая будет гостиница? Ну как тут с ребенком-то? Может, хоть номер получше сходишь попросишь? Ну, смотри какие тут кровати! Узенькие, продавленные. Балкона нет. Душ убитый какой-то, - бубнила жена.
- Не нравится – уматывай обратно! Надо было вас с Пашкой к теще на огород свезти. Там тебе и душ из лейки, и койка из горбыля в чулане, и свинарник вместо балкона.
- Зато свое все, не казенное и не за деньги! Мы за путевку заплатили? Заплатили! Пусть хотя бы минимальные удобства предоставят!
- «Мы» заплатили? Да ты хоть копейку внесла? Все отпускные опять мамочке отдала, так к ней и ехала бы! – взбеленился Михаил.
- Ага, а как свининку домашнюю, огурчики да помидорчики маринованные уплетать, так ты первый! А свиней-то этих как-то выкормить надо! Тебе вечно на все наплевать! – завелась супруга.
- О-о! Опять! – воздел кверху руки Михаил, - да сколько ж можно?!
Он хлопнул дверью и спустился в гостиничный ресторан. Пить водку в такую жару не хотелось, а пиво – бесполезно. Не берет, когда нервы на взводе. Это уже не раз проверено. Он взял банку колы, вышел на улицу. Погода была прекрасная. Где-то вдали плескалось море. Позади гостиницы возвышались горы. «Мне бы в тайгу или в горы…», - вспомнилась ему собственная мысль. «Так, тайги здесь нет. Зато есть горы! Как там пел Владимир Семенович? «Лучше гор могут быть только горы…», ну, вот в горы и пойдем!», - решил он и направился по улице, ведущей за город.
Долго шел по асфальтированной, но узкой дороге, петляющей сначала среди домов, потом среди скал по ущелью, постепенно забирая все круче и круче вверх. Михаил шел долго. Всклокоченные нервы гнали его вперед, заставляя забыть усталость. Вскоре он заметил едва различимую среди камней и кустарника тропку, уходящую в сторону от дороги, вверх по крутому склону. Решив насладиться дикой природой сполна, он свернул на эту тропу. Склон становился все круче. Михаилу приходилось цепляться руками то за кусты, то за деревья, а временами взбираться на скользкие валуны почти ползком. Но он упорно продвигался вперед.
Через какое-то время тропинка, изменив направление, пошла не вверх, а вдоль склона. Идти стало немного легче, но не менее опасно – пробираться приходилось по краю обрыва, и риск соскользнуть в пропасть был велик. Но он шел и шел. И вот его упорство было вознаграждено. Заросли внезапно оборвались, уступив место великолепной, поросшей цветами и горными травами поляне. Михаил остановился перевести дух и оглядеться. Красота была неописуемая! Воздух здесь был кристально  чистым, тишина стояла необыкновенная, синева неба казалось намного ближе и глубже. «Вот тебе и альпийские луга» - подумал он, неторопливо шагая по траве. Он снял ботинки и носки, закатал джинсы и пошел босиком.
Михаил пересек поляну и подошел к крутому, почти отвесному обрыву. Далеко внизу журчала небольшая горная речка. На противоположном берегу возвышались величественные скалы. Ощущение небывалой легкости и какого-то счастья от единения с этой горной природой охватило Михаила. Даже почудилось, что за спиной как будто появились невидимые крылья и ему тут же захотелось взлететь над этой пропастью, воспарить над горами и там, высоко в небе, нежиться в ласковых лучах солнца, забыв о работе, о всех проблемах, о вечном брюзжании жены… Обо всем на свете! Просто парить, парить над скалами и лугами, над рекой и над морем!
От переполнивших его чувств, от странного какого-то куража, вдруг проснувшегося в его душе, Михаил развел руки в стороны и громко крикнул:
- О!
«О, о, о!», - повторило горное эхо.
- Э-ге-гей, эхо! – снова крикнул он.
«Эй, эхо, хо, о…», - отозвалось эхо.
- Я здесь! – не унимался Михаил.
«десь, есь, есь…», - послушно повторило эхо.
Он опустился на траву, прищурившись, посмотрел на солнце, потом на траву и цветы вокруг, на скалы напротив. «Как хорошо! Какая красота!», - подумалось ему. Было тихо, покойно и безмятежно. Так сидел он довольно долго, пока солнце не начало клониться к закату, и темная тень от гор предательски поползла по низине. «Скоро стемнеет, надо возвращаться, а то заблужусь в темноте», - решил он и поднялся. Еще раз взглянув на скалы, не удержался и крикнул:
- Э-ге-гей, эхо, когда-нибудь ты скажешь мне, где искать счастье? Ладно?
«Рядом, адно, оно…», - донеслось до него эхо.
Михаил удивленно прислушался. Может, показалось? Он крикнул:
- Повтори!
«Всмотрись, смотри, втори, и…», - вторило эхо.
- Так где же оно? – громко спросил Михаил.
«Одно, оно, но..», - отозвались горы.
Дальний склон скал совсем потемнел, в ущелье стало почти уже не видно реки. Темнело по-южному быстро. Миша бросился вниз по тропе. Когда он входил в город, было совсем темно, везде горели огни, в ресторанах и многочисленных открытых кафе гремела музыка. Он с непривычки чуть не заблудился, но, в конце концов, вышел-таки к своей гостинице. В вестибюле, таская с собой за руку Пашку, металась Аня. Увидев мужа, она кинулась ему на шею со слезами:
- Куда ты пропал? Я весь город на ноги подняла, милицию и больницы обзвонила с ресепшина! Я так испугалась за тебя!
Маленький Пашка стоял рядом, глядя снизу вверх на родителей огромными, полными тревоги и недоумения глазами, крепко вцепившись ручонкой в джинсы отца.
На глаза у Михаила навернулись слезы. Он вдруг почувствовал себя страшно виноватым и перед женой, и перед сыном.
- Ну, что ты, что ты, - гладил он Аню по голове, - успокойся. Вот он я, все хорошо. Пошел погулять и заблудился. Ну, простите вы меня, дорогие мои!
Он наклонился и подхватил сына на руки, прижал его крепко к себе.
- Все хорошо, я с вами. Пойдемте в номер.
- Ты голоден, наверное, - волновалась Аня.
- Ничего, ничего. А вы-то поели что-нибудь?
- Как мы могли поесть, когда мы тебя потеряли? Не до еды было.
- Тогда, шагом марш в ресторан! – скомандовал Михаил, - отметим мое возвращение плотным ужином и сладким десертом!
Весь отпуск Михаил то и дело возвращался мыслями к тому разговору с горным эхом. Если это, конечно, можно назвать разговором… Но он точно был уверен, что ему не показалось. Эхо не просто повторяло обрывки его слов, а именно отвечало ему! И то, что оно отвечало, занозой засело у него в голове. Он и сам не мог объяснить себе, зачем он там, в горах, спросил про счастье? Само как-то вырвалось. А вот ответ он запомнил хорошо, хотя и не очень понял. Все дни отпуска он пытался расшифровать услышанное от эха. Получалось, как ни крути, как ни обдумывай, все одно выходило, что речь шла о его семье, об Анютке и Пашке. Он все внимательней и пристальней стал присматриваться к жене, и сыну, не находя в них прежних, так раздражавших его раньше выходок и привычек.
Отпуск пролетел, как один день. Правда, успели, конечно, и в море накупаться, и позагорать, и на экскурсиях побывать. Но все одно, как-то быстро все закончилось.
Наступил день отъезда. Они  загрузилось в поезд, который отходил поздно вечером. Уставшие от сборов и треволнений, Анютка и Пашка быстро уснули. Михаил сидел за столиком купе и смотрел на лица своих родных, освещенных тусклым светом ночника и бликами мелькавших за окном фонарей. Пашка раскинулся на нижней полке, слегка покачиваясь во сне в такт движению вагона. Сердце Михаила трепетало от нежности и любви к этому маленькому человечку, кровь от крови и плоть от плоти его самого и, чего греха таить, по-настоящему любимой его жены. Пашка казался таким милым, таким беззащитным и ранимым, что Михаил готов был, не задумываясь, в любую секунду отдать свою жизнь за него, только бы ничего с ним плохого не случилось, только бы защитить его от всех опасностей и невзгод в этой жизни.
Мысли его переключились на Анютку. Нет, неспроста он в нее влюбился тогда, в институте, с первого взгляда.  Она и сейчас у него просто красавица! А хозяйка какая! Любо-дорого! А какая она мать! Дай Бог каждому дитю такую мать! Ну, ворчит иногда на супруга. И что? Ведь в девяти случаях из десяти он сам виноват. Так, если честно. Если руку на сердце…
- Миш, ты чего не спишь? – прервала шепотом его мысли Анютка.
- А ты?
Вместо ответа она спустилась с верхней полки к нему. Села рядом, прижалась. Так нежно, так доверчиво! Михаил обнял ее и крепко поцеловал.
- А ты как-то изменился, - ласково глядя ему в глаза прошептала Аня.
- Похужел? – спросил он шутливо.
- Нет, наоборот.
- Да. Есть такое. Просто научился любить вас по-новому. Вернее, научили.
- Научили? – не поняла Анюта, - кто научил?
- Не поверишь. Эхо! Эхо меня уму-разуму научило. Смешно, правда?
- Нисколько. Смешно, когда человек всю жизнь прожил, а так ничему и не научился. А если что-то понял в этой жизни, значит и жил не зря. Так ведь? А уж кто там научил или понять помог? Какая разница! Пусть даже и эхо.