Твой. Без цензуры... Глава 39

«Хирург — человек, которому пациент дает огромную взятку,
чтобы тот взял на себя ответственность
за неверный диагноз лечащего врача»

© Генри Луис Менкен


Проснувшись после отмечания именин своей студентки в отличном расположении духа, Гордеев даже вовремя пришел на работу, однако стоило ему переступить порог давно знакомого хирургического центра, как в коридоре его кто-то окликнул:

— Александр Николаевич!

Мысленно выматерившись, Гордеев обернулся, узнав в догонявшем его незнакомце сына больного Игнатьева, учителя русской литературы и словесности, а по совместительству ещё того любителя читать поэмы своим соседям по палате.

Судя по озабоченному лицу этого типа, он хотел поговорить с ним о чем-то чрезвычайно важном, но на проведение подобных разговоров в столь неурочное время у «светилы» не было ни желания, ни настроения.

Меньше всего ему хотелось сейчас столкнуться с кем-то из медперсонала, не говоря уже о психованных родственниках больных. Но если бы в этом мире все было так просто…

— Александр Николаевич, у больного отсутствует пульс! Надо срочно что-то делать! — поспешила сообщить ему Тертель, подвозя к нему на каталке Игнатьева-старшего. «Светило» не то, что не захотел с ним разговаривать, но даже посчитал за нужное удостоить пациента врачебным взглядом.

— Я вообще-то картошку фри с кетчупом заказывал, а вы мне кого привезли? — загрохотал он на старшую медсестру, так и не успев толком позавтракать перед началом тяжелого рабочего дня.

— Игнатьева бы в операционную, да поскорее! — напомнила ему Тертель. — Прикажете готовить?

Но сам Гордеев был иного мнения на этот счет.

— Вы думаете, я сейчас все брошу и побегу делать операцию какому-то Игнатьеву? — возмутился мужчина, разводя руками. — Делать мне больше нечего.

Неделю назад он попросил какого-то студента свозить сначала на рентген Анкушева, а потом Березнякову, и позже принести ему их рентгеновские снимки. В итоге, ни больных, ни снимков. Хорошо, хоть сами студенты начали изредка появляться у него на занятиях.

Жаль, что об этих снимках он вспомнил почему-то только сейчас. А тут еще Игнатьев свалился ему на голову…

Нет, он, конечно, был в курсе, что учитель словесности нуждался в срочной операции, (все анализы указывали на это), но понятие «срочности» у каждого врача было свое. Так что не вмешайся в эту ситуацию сам сын Игнатьева, утонув в мирской суете, «светило» забыл бы и о нем, как это произошло уже у него по отношению к Анкушеву и Березняковой.

За такой промежуток времени эти двое могли, конечно, несколько раз загнуться и воскреснуть одновременно, поэтому направляясь сегодня в кабинет хирургического отделения, Гордеев принял решение проконтролировать эту ситуацию лично,  дабы убедиться воочию, что пациентами все в порядке и отправляться в мир иной они пока не собирались. 

— Александр Николаевич, по-моему, вы должны на это взглянуть! — вторила ему Тертель, ведь Игнатьеву оставалось жить считанные минуты. — Мужчина держится… Из последних сил.

Сын Игнатьева оказался более настойчивым в своей просьбе, не собираясь так просто отпускать знаменитого хирурга, пока не получит от него полного объяснения относительно операции.

Он не мог допустить, чтобы его отец умер прямо здесь, в коридоре больницы, а не палате, но будучи в то утро голодным как волк, Гордеев даже слышать ничего не хотел о какой-либо подготовке к операции, прислушиваясь к урчанию в своем животе. 

На самом деле больной Игнатьев должен был помереть ещё пару минут назад, но до последнего не теряя надежды дождаться повторного хирургического вмешательства, «прогибаться» под изменчивый мир старик не спешил. А если бы знал, что доктор все равно от него откажется, то возможно давно бы сдался, оставив все попытки сохранить свой рассудок в незамутненном виде.

Вот только Гордеев терпеть не мог, когда вмешиваясь в ход спланированных им событий, кто-то с неслыханной наглостью нарушал распорядок его дня, внося в них правки.

— Вот прямо невтерпеж! — возмущался «светило», удирая от больного и его сына-бизнесмена. — Нельзя было подождать, пока я хотя бы позавтракаю и выпью чаю? Нет, надо обязательно выбрать именно такое время для операции!!! Ни минутой раньше, ни минутой позже! Когда мне удалось наконец выкроить время для завтрака, с трудом продрав глаза!

— Извините, доктор, но в прошлый раз эти ваши… Как бы выразиться помягче, чтобы не обидеть лично вас… — Михаил Игнатьев тщательно подбирал слова, сам не понимая, почему так вежливо держится с этим хирургом. — Одним словом, оперируя на прошлой неделе моего отца, ваши студенты забыли в его брюшной полости салфетку. Вот «рецидив» этот и начался.

Гордеев невозмутимо пожал плечами в ответ.

— Скажите спасибо, что только салфетку, а не скальпель или аппарату МРТ, в конце концов, — отозвался он, будучи и так хорошо осведомлен о настоящих «способностях» своих практикантов.

Несмотря на свою безалаберность, эта группа ещё хорошо справилась, по его мнению. В противном случае последствия подобного вмешательства могли стать для больного фатальными. А так Игнатьеву, можно сказать, повезло.

— А вы куда смотрели? — возмущался скандальный мужчина, преследуя «светилу».  — Они разве не под вашим руководством делали операцию моему отцу?

— Компот из сухофруктов мне в джинсы, но причем здесь я? — громко выругавшись, Гордеев так резко остановился, так притормозив немного у лестницы, Игнатьев-младший чуть не сбил его с ног.

— Но насколько мне известно, именно вы курируете эту группу!

— И что с того?!

— А то, что будучи в курсе в бездарности ваших студентов, вы, тем не менее, посмели допустить их до операции!

— Вот хоть тапком мне закатите в лоб, но я не вижу, где здесь моя вина, — стоял на своем Гордеев, пряча руки в карманах своего халата, — и за что я должен извиняться перед вашим отцом…

— Позвольте, позвольте, Александр Николаевич! — снова догнав хирурга, преградил ему путь Игнатьев-младший. — Но кто тогда возьмет на себя ответственность за допущенные вашими студентами ошибки?! У меня просто в голове не укладывается, как вы, узнав о подобном казусе, с таким спокойствием относитесь к происходящему! Если бы я заранее знал, что моего отца хотят здесь намеренно укокошить, то с самого начала положил бы его в частную клинику и не парил себе мозги!

— Послушайте сюда, уважаемый, —
обратился к нему «светило», устав слушать его нытье. — Вы должны мне вообще сказать «спасибо», что ваш отец остался в живых после хирургического вмешательства! А ведь мои студенты могли бы давно отправить его на тот свет. А так, я считаю, ему очень повезло.

— Вы издеваетесь?

— Я, как всегда, предельно серьезен.

— Ну, знаете ли!...

Не собираясь больше выслушивать жалобы от этого типчика, Гордеев подался прочь, но в этот момент к нему подвезли на каталке того самого учителя литературы, так что отвертеться от своих обязанностей как хирурга ему было уже никак нельзя.

Поздоровавшись с Игнатьевым-старшим, «светило» для галочки поинтересовался его здоровьем, но хоть мужчина этот и выглядел плоховато как для своего возраста, (накануне старика до такой степени накачали снотворным, что он уже плохо отличал реальность от вымышленного мира), но способности на ходу сочинять стихотворения он все же не потерял. А это был хороший знак.

Особенно сильное вдохновение снизошло на него перед началом операции. И пока этого пациента везли в операционную, по пути он декламировал медперсоналу один из отрывков своего творчества, не в состоянии заткнуться:

Не люблю болеть, но люблю медицину!
Разные там инъекции, прущими вакцинами
Препараты с большим содержанием кодеина!
Феники, трамалики, коктейли с эфедрином

Внимательно выслушав его белиберду, (как приходилось ему порой выслушивать аргументы и факты от того же Степанюги и Куратова), Гордеев лишь снисходительно ухмыльнулся в ответ.

— Пап, с тобой все в порядке? Ты как? — схватив отца за ладонь, Игнатьев-младший пытался разобрать его бред, выраженный в этот раз в четверостишии.

Оттолкнув мужчину в сторону, Гордеев подошел к своему пациенту поближе, решив тоже осведомиться его состоянием:

— Ну, как ощущения после анестезии? Не потряхивает?

Но вместо того, чтобы ответить хирургу, как положено, учитель словесности перешел на «ганста-рэп», чьи тексты подозрительно напоминали творчество некоего Ноггано, представлявшего одно из радикальных направлений в мире отечественной рэп-музыки:

Это было незабываемое шоу —
Шоковый приход галоперидола…
Ломало, доктор, как в сказке,
Судороги, провалы, уколы, вязки,
Уколы, провалы, в антрактах видения,
Джинн этот, наводящий движение.
Сынок навещал — никотин, печенье,
Ну как тебе, папочка, тут лечение?
А я под «колёсами», в полном ауте,
Киваю головой, слюни капают.
На десятый день оклемался малёха,
Огляделся и понял: надо делать ноги.
Поймали на финской границе,
Били, кололи, люди, лица…

— Понятно, — хмыкнул Гордеев, сделав ему знак остановиться.

Проанализировав речь больного, он уже успел сделать для себя определенные выводы. И заметив, с какой прохладцей отреагировал хирург на неадекватное творчество его отца, Михаил разъярился не на шутку.

— Вот видите, до чего вы его довели! — набросился он с ругательствами на «светилу». — Это все ваши проделки! И ваших анестезиологов! Дотянули до последнего и вот результат!   

Понимая, что спорить с типом бесполезно, «светило» лишь нервно улыбнулся в ответ:

— Похоже, у вашего папаши разыгралось воображение на фоне анестезии, и с этим я, увы, поделать ничего не могу.

— Вы должны были принять хоть какие-то меры! Вы же враг! Хирург, в конце концов! —  настаивал на своем Игнатьев-младший после того, как его отцу заклеили наконец скотчем рот, дабы он не наговорил ещё какой-нибудь ерунды под влиянием анестезийного «прихода», и так покатили по коридору.

— У меня сегодня тяжелый день, — отмахнулся от него Гордеев. — Я спешу. Поэтому если у вас появилось стойкое желание раскритиковать в пух и прах мой подход к работе, можете воспользоваться книгой жалоб больницы.

— И как называется эта книга?
Сделав вид, будто он о чем-то судорожно вспоминает, хирург потер пальцами подбородок.

— «Жалобы доктору Гордееву». Думаю, после ознакомления с вашими комментариями на досуге мы когда-нибудь придем к обоюдному консенсусу.

И посчитав свой разговор с этим типом оконченным, «светило» направился себе дальше, но не совсем соглашаясь с подобной постановкой вопроса, Игнатьев-младший по-новой преградил ему путь, набрасываясь на него с очередной угрозой.

— Совсем недавно здесь лечилась моя мать,— возмущался Михаил, — но кто-то из ваших студентов умудрился её выписать, так толком и не долечив бедную женщину до конца!

— И что я должен сделать? — устало обронил Гордеев, выжидая момент, когда этот тип заткнется и даст ему пройти.

— А вы сами ничего не хотите сказать по этому поводу?

Дело принимало скандальный характер. Гордеев нахмурился. У него в жизни и раньше возникали ситуации, когда хотелось выругаться и послать все к чертям собачьим, но из стратегических соображений приходилось вести себя сдержанно, что у него не всегда получалось. Только конкретно в данной ситуации терпеть хамство от постороннего человека он не собирался.

— Приводите вашу мать, и мы посмотрим, где были допущены ошибки, мать вашу! — предельно ясно высказался «светило», смерив этого Михаила презрительным взглядом.

— А отца не надо? — издевательским тоном уточнил тот, с опаской покосившись на его кулаки.

Не желая выслушивать в свой адрес нотаций от какого-то проходимца, Гордеев схватил его за воротник, и потащив мужчину через весь коридор, немного позже спустил его с лестницы, выкидывая на крыльцо и умывая на этом руки.

Да уж, сегодняшний его день получился настолько «насыщенным» в плане столкновения с возмущенными родственниками больного, что без рукоприкладства опять не обошлось. Столько ему ещё таких разборок придется пережить, пока его студенты не научатся правильно оперировать?! 

— Что это с ним? Как с цепи сегодня сорвался, — с недоумением покосившись на Гордеева, Куратов перевел взгляд на коллегу. 

Привлеченный очередным конфликтом, к которому приложил свою руку «светило», Вадим наблюдал за происходящим в качестве зрителя.

— Он видимо с алкоголя перешел на курение какой-то дряни, — заметил вслух Степанюга, не найдя более правдоподобной версии для объяснения столь резкого перепада настроения у своего коллеги.

— Ну, это уже ему надо либо к наркологу, либо к Филюрину, — развел руками Куратов.

— Просто сковородой гонять его некому, всего-то и делов, — зловеще усмехнулся Степанюга. — Жаль, его бывшая уехала, а так быстро бы поставила нашего Сашу на место.

— Не знаю, на каких препаратах он сидит, но это мне не сильно нравится, — покачал головой Куратов, вновь возвращаясь к своим больным.

Улыбнувшись коллегам одной из своих лучезарных улыбок, «светило» ничего не сказал в ответ, и, проигнорировав вопросительный взгляд Семена Аркадьевича, отправился на поиски практикантов, чтобы задать им позже хорошую трепку.

В это время Тертель Галина Васильевна, узнав о повторном приезде комиссии из горздрава, сделала накануне внеплановый обход пациентов, однако так и не обнаружив никаких потерь на нижнем этаже, отправилась в сторону того крыла больницы, где лежал Анкушев.

Каким же было её удивление, когда отворив двери его палаты с пожеланием доброго утра, она так и не обнаружила этого мужчину на месте.

«Блатной» пациент исчез вместе со всем своим воркутинским барахлом, будто его здесь и не было никогда.

Возникшая проблема несколько озадачила старшую медсестру, никак не ожидавшей подобных курьезов от этого типа, который хоть и любил с ней «ботать по фене» для выяснения своих вопросов, но, в целом, вел себя куда потише остальных больных, которым вечно что-то было не так. Как Латухин, например. Так что намереваясь как можно скорее сообщить о данном инциденте завотделением, выскочив из палаты, она помчалась по коридору куда глаза, чуть не сбив с ног Лебедеву, идущей к ещё одному пациенту с капельницей в руках.

— Татьяна Алексеевна, вы так странно выглядите… Что-нибудь случилось? — спросила у неё медсестра, окидывая женщину беспокойным взглядом.

Ещё ни разу в жизни ей не приходилось видеть её такой растерянной.

— Да, — кивнула та, устремляясь прочь.

— А что именно?

— Срочно сообщите Ковалец… — запнувшись на полуслове, Тертель ускорила свой шаг.

— О чем?

— У нас… ПОБЕГ.

Глава 40

http://proza.ru/2024/03/22/791