3 Добро. С Владимиром Радимировым

— Где же мы добудем деньги обещанные? — вопрошал Добро. — Али живет неподалеку злой Кощей Бессмертный, или рыщут злые татарины, иль иные вороги богатые?


— Кто довел крестьян до крайности, тот и будет платить им денежки, вообще-то, — старший витязь усмехается, — кто живет неправедно, тот зло пествует, кормит тёмными делишками. Для чего деньги княжескому дружиннику? Веселиться на пиру с сотоварищами, одеваться в шубы собольи, дабы боярам не уступать в богачестве, привозить коней заморских, покупать зелено вино, да закуски разные с заедками, одаривать дев распутных, и на прочие баловства. Справный вой же живет добычей, у чужих и не добрых забирает, точно не у своих крестьян горемычных.


— Неужели мы того дружинника грабить станем? — испугался отрок.


— Ничегошеньки ты не понимаешь, науку не пользуешь мою, — Лучик покачал головой неодобрительно, — коли грабить станем, чем от татей отличаемся? Нечисть с нежитью завсегда к недоброму липнут, на запах залез невинных торопятся, начинают мучить лихоимца. Никому кары не избегнуть. Уверен я, и боярского сына жадного так же достают злые силы. Мы его от них избавим, а в уплату потребуем злата-серебра, да самоцветных камней, пусть мошну свою да раскроет, заодно, совет дадим добрый, быть с людьми своими поласковей, да не обирать их до крайности. А иначе нам работы прибавиться. Ну, одних лихих людей изведём, меж тем новых доведёт до крайности, неужели придётся всю округу перебить? Достаточно и одного урока, и тебе, и ему.


И вот поспешили путники дальше, добрались до поместья дружинника, боярского сына, какую деревню не проедут, везде дома старые, дома старые, скособоченные, из окон и дверей выглядывают женщины бледные, истощенные, да детишки ползают с раздувшимися от голода животами, с собаками за объедки дерутся. От такого вида приуныл Добро, нос повесил. Пусть и не имел он к народу любви подлинной, да ведь сердце же не каменное, на такую нужду смотреть, сердце разрывается, слёзы горючие на глаза наворачиваются, в сердце гнев на жадного управителя разгорается. И вот показался терем барский, высок он и зело украшен, крыша позолоченная, словно купол церковный, издали блестит, окна шкурами украшены собольими, в бревна вставлены камни самоцветные. Окружает жилище, частокол дубовый, а ворота металлом обиты, да чеканкой изукрашены, во всем видно довольство избыточное. Покраснел юный витязь, вспомнил, как батюшка его тешился, чванился, перед другими купцами богатство своё показывал, а и он себе такого не позволял никогда. Постучал Лучик рукоятью плети в воротину, да велел громко отпирать, принимать гостей.


Только вои, что двор сторожили, отвечали руганью, да проклятьем, громче псов сторожевых выли, предлагали убираться восвояси, мол, здесь нищим не рады, не подают. Рассердился старший богатырь, разгневался, пнул ногой могучей воротину, и сорвал с петель кожаных, уронил на сыру землю. Набежали тут сторожа с копьями острыми, с вилами стальными, да дубьем. Разгонял их витязь доблестный своей плеткой, ученик же древком подсобил. Да на шум выглянул в окошко сам сын боярский, увидав, что творится, осердился, сам выбежал, мечем булатным размахивая. И поднял тогда Лучик копье своё богатырское, да ударил злодея древком легонько, бросил на землю сырую, соскочил с коня, да придавил ножкою. Недруг и шевельнуться не может.


— Аль не видишь, что перед тобой богатыри святорусские? — вопрошал победитель. — Ты же нас смеешь со двора гнать, словно диких псов иль скоморохов. Разве так воинов приветствуют?


— Ах, простите, ошибся, — побитый заулыбался, — только вы-то не представились, ворвались будто злые налетчики, а у меня беда, да несчастье, не могу спать сладко, да еда в рот не лезет, зелено вино не радует. Только лягу, тяжесть наваливается, не вздохнуть, да не выдохнуть. Оттого я так и злобствую.


— За грехи тебя наказали, за преступления, чую нежить прицепилася, — старший витязь нахмурился, — постараюсь от неё избавиться, только и от тебя кое-что потребуется. Не бери столь великой платы с крестьян, позволяй и на своих полях работать достаточно, будь им отцом родным, не злым татарином, тогда молится за тебя станут, и получишь прощения. Я смогу лишь участь облегчить, однако, после и другая нежить явится.


— Те крестьяне сами бездельники, а бездельники, да нахлебники, работать они не стараются, пропивают добро нажитое, а после на меня ещё и жалуются, — оправдывался так сын боярский, — меж тем, я большие расходы несу, кровь свою проливаю за родину, ко двору княжескому голым - босым не прибудешь, имя рода своего не опозоришь, надо выглядеть, да не хуже других, снаряжение иметь справное, доспех непробиваемый, да коней богатырских. А я ещё и собственную малую дружину имею, им пить и есть требуется, да платить немало надоти.


— Во многих боях я участвовал, — Лучик нахмурился, — а тебя на поле боя не видывал, имени не слыхивал, на пирах у князя сиживать, то не защита края родного, вижу меч твой не щербленый, не точеный, блестит на солнышке, словно новый, рукоять не потертая, да и руки твои мягкие, без мозолей, тело полное, да слабосильное. Если и бывал, когда в походе, то давненько. И зачем на святой Руси такой защитничек? Сам и есть нахлебник, да захребетник. Не нужно тебе снаряжение, меч острый, да дружина храбрая, на скамье сидеть, да на перинах лежать пуховых, девок портить, можно и без этого. Поднимайся, как ночь придёт, и посмотрим, кто тебя мучает.


Не по нраву пришлись сыну боярскому такие слова, не по душе, а возражать не посмел, лишь поджал губы. Очень уж хотелось от нечисти избавиться, а больше от гостей грозных. И вот пришла ночь чёрная, безлунная, лёг богатей почесать, а богатыри за дверкой спрятались. И вот как наступила полночь, послышался злобный вой, явилась в углу тень огромная, подплыла к жадному боярину, забралась на грудь и давай душить. Лучик ножик булатный вынул, резанул по руке, смочил кнут кровью, забежал в светлицу, да как начал врага невидимого хлестать, повалил дым, да послышался крик истошный, и явился чёртик безобразный, страшный обликом, со свиным рылом, да козлиными рожками и копытами, сам весь в чешуе, а поверх неё ещё и шерсть растёт. Ухватил старший богатырь его за рог, да начал охаживать, да все с умыслом, раз по недругу попадает, трижды по сыну боярскому, неизвестно ещё кто громче визжит. И взмолился тут черт человеческим голосом.


— Отпусти ты меня сын солнца, — начал он, — ведь не просто так я здесь, прислан наказывать сего смертного, за жадность его, лень да распутство. Скоро он разорит всех крестьян, по миру пустит, да и сам следом пойдёт, а, чтобы сохранить богачество, душу заложит непременно, а тут и мы как раз. Не в своё ты дело лезешь, зря с нами ссоришься.



— Любой человек исправиться может, не получили вы его души и не завладеете ею в будущем, это крепко обещаю, можете не сомневаться, — возразил витязь доблестный, — убирайся восвояси, да скажи своим, чтобы и других присылать не смели, а не то, в следующий раз, до смерти забью тебя, нежить злобная, в самый ад отправлю. В том клянусь своей кровью солнечной.



Поклялся чёртик тут же, убраться восвояси, да не мучить сына боярского, и другим заказать сюда возвращаться. Дал богатырь нечисти пинка напутственного, рогатый головой стену пробил, наружу вылетел, да унёсся прочь с воем злобным. А удалец к боярскому сыну вернулся, да как начал кнутом охаживать, приговаривать. Ты не хаживай на пиры княжеские, не похваляйся своим богачеством, не дери с крестьян три шкуры, не забирай последнего, а то и при жизни нечисть замучает, и потом из ада не выберешься. Молись больше, кайся в грехах своих, и почувствуешь скоро облегчение. Клялся побитый так и делать, утром скоренько, по велению Лучика, собрал казну свою, призвал слуг да велел все крестьянам раздать, до копеечки, объявил, что все подати отменяет на три года, пока не поправился, а после снизит до прежних, на полях его, чтобы трудились лишь трижды в седмицу, да по очереди, кому жребий выпадет. Немало добра и богатырям дал с собой. Поспешил Лучик к разбойникам, отдавал им все, не жалеючи, побросали они своё дубье корявое, закопали ножи ржавые, кланялись до земли, да благодарили, клялись все потратить на наделы, да на избы крепкие, как прежде крестьянствовать.



— Смотрите, — старший витязь пальцем им погрозил, — я есть сын солнца, а жена моя, дочь луны, светила могучие на небе все видят, не исполните обещаний, мне поведают, найдут и не будет тогда прощения, сниму головы ваши буйные с плеч, а тела скормлю зверям диким.


На том и расстались, отправились богатыри далее, и задумался Добро, забеспокоился, не сразу и решился высказаться.



— Думаете, разбойники и сын боярский выполнят обещанное? — спросил отрок.


— Во-первых я уверен, крестьянствовать всяко лучше, чем разбойничать, — кивнул старший витязь, — а вот насчёт боярина не скажу. Не таков он чтобы долго жизнь праведную вытерпеть, да и князь не даст долго дома засиживаться, призовёт, а тут пример дурной, да насмешки другов пьянствующих, как меж ними показываться без дорогой одежды, доспеха справного? Раз стерпит, да второй сможет, а на третий плюнет и к прежнему вернётся. Потому я к князю не хаживаю, в дружину его не вступаю, что богатому нет дела до родины, до народа своего и прочего. Ему бы сладко есть, да крепко спать, да набивать мошну свою за чужой счёт, да девок щупать распутных. Отражать же ворогов, изводить чудовищ мерзких и прочее, то дело нас, худородных, не знатных, нам кровь проливать, свою и чужую, осушать слёзы вдов и сирот, унимать злые стихии и прочее. Потому, крепко думай, ученик мой, с нами ты, или с ними. Только видишь, чем все заканчивается, потеряешь душу свою, да и имущество, неправедно нажитое тоже не задержится, утечёт, как песок сквозь пальцы.



Долго ли, коротко ли ехали странники, набрели на очередную деревеньку, только она порушена, избы догорают, дым по земле стелется, трупы людей разбросаны, принялись витязи отыскивать живых, наконец, в крайнем жилище попался им раненый мальчонка.



— Что за зло, нечисть мерзкая, учинила здесь такое безобразие? — спросил Лучик. — Кто посмел разорять жилища, да губить невинных.



— Великан то был огромный, — пояснил раненый, — сколь не пытались защемиться, не выходило ничего, стрелы от его тела отскакивали, вилы кожи да не прокалывали, огонь и тот не брал, словно медного. Расшвыривал он избы, словно игрушечные, топтал мужиков, стариков да баб, не жалеючи, дев юных и детишек проглатывал, а потом ушёл и скотину угнал с собой.


— Неужто предстоит нам подвиг ратный, наконец? — обрадовался Добро.



— Нечему тут веселиться, — сын солнца нахмурился, — столько людей безвинно сгинуло, пролилась их кровь на суру землю. Предстоит нам их собрать, да предать честному сожжению, а потом уж иди на ворога. В этот раз, не придётся сдерживаться. Только смотри, не лезь вперёд, молод ещё, да неопытен, коль погибнешь, как в глаза смотреть буду твоей матушке, да родному батюшке. Я первым бью, а ты подсобляй, не послушаешься, обоим плохо придётся. И мальчонку раненого, позади себя посади, не бросать же его здесь, после в какой-нибудь деревне оставим на добрых людей.



И вот поспешили богатыри по следу похитителя, благо был он так велик, и слепой не упустит, погнали коней своих, и вот увидели над деревьями голову огромную, возвышается великан над землей, шапкой облака цепляет. Испугался тут Добро, увидев такое чудище, только страх у витязей иного рода, чем у обычных смертных, не побежал он прочь, а хлестнул коня своего и понёсся на ворога злобного, ударил копьем, только кожа у нечисти словно бронзовая, не пробило её не оцарапало, лишь сам отрок из седла вылетел, словно на стену налетел. Подняло чудовище ногу, собираясь проигравшего раздавить, да подоспел тут Лучик, выхватил он меч, Зорину верную, да вогнал остриём в ступню мерзкую. Закричал великан от боли, отпрянул, к такому был не привычен, витязь же старший исчез вдруг, да оказался на плече недруга, подбежал к его шее толстой, ударил в место особое, сразу же на голову перенесся. Ударил злодей по ране, а обидчика там и нет. Так и начал герой перемещаться, тот тут уязвит, то там, пока не пал великан, истекая кровью, обернулся вдруг медной статуей.



— Не простой то людоед, не обычный, — старший богатырь нахмурился, — вижу, кем-то он создан зловредным. Давай ка отыщем стадо приведённое, зачиним придут непременно, тут-то ворога и схватим, да к ответу призовём.



— Простите, из-за моих неразумных действий, чуть не погубил обоих, — отрок шмыгнул носом, — вы ведь меня накажете?



— Позже, — отмахнулся сын солнца, — благо, сам свою вину понимаешь, для начала, одолеем неведомого недруга. Смотри, теперь вперёд не лезь, великан - пустяк, новый противник куда опаснее окажется, могу и не успеть выручить.



— Мне бы меч чудесный, как у вас, или иное подобное оружие, — Добро вздохнул, — наверное, дорого за него платить пришлось?



— Ещё как, но не златом, и не серебром, не самоцветными камнями, а своею кровью и плотью, — старший витязь поморщился, — не в оружии дело, но в доблести, а ещё больше, в опыте. А с клинком лишь быстрее получается. Отправляемся да немедленно.
Отыскался скот, украденный в пещере неподалеку, богатыри рядом спрятались и вот полыхнуло алое пламя и явился старик неизвестный, с лицом злобным, крохотными глазками, сам жирен, словно хряк, как увидел коров с лошадьми, захрюкал от удовольствия, только вскоре забеспокоился, начал крутить головушкой, хмурить брови.



— Где же мой великан бронзовый, отчего не приходит за новым поручением? — вопрошал колдун. — Неужели с ним случилось что? Если посмел кто испортить, отомщу жестоко, наложу чёрное заклятье, до конца жизни свою судьбу горькую оплакивать придётся.



Вышел из пещеры обжора, стал принюхиваться, словно дикий зверь, а тут на него Лучик и накинулся, только ткнул толстяк богатыря в грудь, от себя отбросил, а тот и меч выронил.



— Вот оно что, нашёлся витязь глупый, что решил, будто со мной сладить можно, да ещё и так просто? — колдун рассмеялся. — За такое нападение придётся ответ держать.



Подошёл монстр к подверженному, ухватил его за шею могучей рукой, поднял над землей, словно ребёнка. Только тут Добро из засады выбежал, подобрал меч, да негоднику в бок и вонзил. Закричал негодяй, выронил жертву. Лучик же как раз опомнился, подскочил, да ударил обидчика дланью богатырской, отчего недруга отшатнулся, после вырвал меч из тела недруга, да единым махом и обезглавил. Рухнуло тело безжизненное, тут недоброму и конец пришёл.



— Благодарю тебя, ученик мой, — обхватил старший витязь отрока, прижал к груди, по спине похлопал, — ты и меня спас, и злодея изранил, поступай так и впредь и станешь лучшим средь храбрецов.



Засмущался добро от такой похвалы, и возрадовался, а стоять ему было затруднительно, ведь пришёл страх запоздалый, от него ноги ослабели, не могли держать больше. Сожгли тело злодея, дабы не поднялось оно из могилы, не тревожило живых мстительно. Стадо же отогнали к ближайшей деревне, расплатились им с местными жителями, дабы позаботились они о раненом мальчике, сами же дальше поехали.



— Неужели мы себе ничего из добычи не оставим? — спросил молодой богатырь.



— Есть у нас ныне припасы, и оружие, — возразил сын солнца, — а излишества лишь коней отягощают. Неужели у отца твоего мало золота, серебра и драгоценных камней, разве не тебе они достанутся? Не за ради прибытка мы сражаемся, чтобы не текла кровь людей по сырой земле, не умирали ради срока, не плодились вдовы с сиротами, да старики одинокие, мы не простые наемники, но защитники родного края. А как нужда в чем наступит, люди, из благодарности, так дадут. Трудно оставаться праведным, когда в кошеле монеты звякают, сразу желания появляются нечестивые, а так лишнего не съешь, да не выпьешь, на девиц распутных и глядеть не захочешь. Воин истинный должен обходиться малым, а иначе потеряет вкус к сражениям и дух боевой, разленится, да расслабиться и падет бездарно в следующей же схватке. Потому-то я, при первой встрече, так легко и одолел.


Задумался отрок, не слышал он прежде таких речей, уж точно не от батюшки, тот наоборот старался, где можно урвать, чтобы увеличить добра количество, не упускал своей выгоды, и сыну то же советовал, так же и соседи, и богатырей считал эдакими счастливчиками, на которых золото дождем проливается, а тут если что в руках и оказывается, сразу другим людям уходит, а к тому ли учителю его приставили, каков надобен? Да, мастерство ратное его безупречно вполне, и чудовищ разит замечательно, а вот на богатых, да знатных волком смотрит, неужели завидует и специально старается оставаться бедным, чтобы с ними не сравнивали? Много ли тогда стоят его слова и утверждения, спрашивается? Но, пока что, не стал Добро спорить и возражать, в конце концов, у его отца и вправду столько сокровищ, внукам правнукам гулять не прогулять, кутить, не прокутить, как-нибудь обойдётся и так, пока, лучше обучиться нужному, а там жизнь покажет, какой дорожкой пойдёт. Или примет сторону старшего витязя, или убедиться, не прав тот, и можно из-под его руки выйти вовсе, и самому искать подвигов. И вот ещё сколько-то в пути провели, вышли к реке бурной, широкой, на берегу встретился караван купцов, как раз переправлялись с помощью лодочника. Но, последний дюже торопился, беспокоился, подгонял слуг купеческих.