Библиотека

Серпионовой О. С.


Автобус подъехал к остановке. Остановился. Холодный металлический голос послышался из динамиков: "Вторая музыкальная улица. Конечная остановка". Робот водитель, стоя у двери, провожал каждого выходящего своей очаровывающей улыбкой. "Вторая музыкальная улица... " трещали динамики.

Алексеев со вздохом облегчения вылез из автобуса. Наконец-то приехал! Вот он - родной воздух! Вот он - родной край!

В голове ещё ворочались неприятные мысли по поводу исчезновения человеческого фактора, "выключения" человека из жизни, о замене человека прогрессом... Везде эти роботы! И постоянно с какой-то даже нахально-высокомерной улыбкой, будто они знают всё лучше тебя. А может и вправду знают?

Наконец-то подальше от этих бездушных машин! В родной город, в родное село, в родную библиотеку!..

Воспоминания нахлынули на Алексеева. А ведь именно отсюда он начинал! С детства. После уроков бежал сюда, и - о Боже! - как прекрасно проводил здесь время! Здесь он впервые начал писать. Здесь его хвалили. И первый опубликованный рассказ он написал именно здесь.

Всё больше волновался Алексеев, подходя к небольшому домику, вывеска на котором гласила: "Библиотека". Раньше этой вывески не было.

Он открыл калитку. Прислушался: тишина. Вошёл во двор. Медленно поднялся по ступенькам. Неторопливо вошёл в дом. Закрыл за собой дверь. И чуть не задохнулся от воспоминаний...

О, как он любил этот небольшой коридорчик! Как он был влюблён в эти стеллажи, в эти книги; в это счастливое прошлое. Как он любил искренне радовавшуюся за него библиотекаршу, улыбающуюся ему своей настоящей улыбкой.

Алексеев вошёл в книжный зал. Тихо. Пусто. У писателя защемило в груди.
"Тридцать лет! - подумал он. - Долгих тридцать лет - и всё то же. Пустой зал и стеллажи, ломящиеся от книг. Начиная от Данте, заканчивая Стивеном Кингом. Всё здесь. Нет только людей."

Алексеев тяжело вздохнул. Ему, как и всем писателям его времени, приходилось очень тяжело. Впрочем, теперь писателей было немного. Когда многие поняли с какими трудностями сопряжён труд человека, создающего книги, многие отвергли литературу. Да и читать - не так просто. Литература просто стала уходить из жизни людей. И писатели тоже стали уходить. Алексеев боялся представить, что ожидает мир в будущем. Действительно, какой будет жизнь, если вместо книг - фильмы; вместо людей - роботы, и взамен реальности виртуальный мир?!

Какой-то шорох за спиной заставил задумавшегося писателя обернуться.

- Здравствуйте! - услышал он чистый звонкий голос. Молодой человек протянул руку. - Василий.

Алексеев тепло улыбнулся, пожав протянутую руку.

- Андрей Петрович. - представился он в свою очередь. - Очень приятно. Работаете здесь?

Василий кивнул.

-Решили посетить нашу библиотеку?
- Решил... - Андрей Петрович огляделся.
- Давно я здесь не был. Как у вас тут?
- У нас - всё хорошо.
- Читают?
- Мало.

Андрей Петрович помрачнел:
- Знаю - мало. А раньше читали. Со всего села приходили ребятишки брать литературу на лето. Школьная библиотека закрывалась на каникулы. А сюда приходили. И взрослые приходили. Хорошо было!.. Сейчас литературу на лето не задают...
- Система обучение по книгам отменена. - сказал Василий.
- Знаю. - недовольно поморщился Андрей Петрович. - Книги заменяют компьютерами, учителей-роботами. Некоторые предметы исчезли из школьной программы вообще. - он печально вздохнул. - Не читают книг. Умирает литература. И мне, как писателю, это очень больно...
- Вы - писатель? - удивлённо вскинул брови Василий.
Алексеев смущенно улыбнулся.
- Да. Я писатель. И я начинал с этой библиотеки. Сейчас писатели триллеров каких-нибудь понасмотрятся и пишут потом всякую дребедень. Даже писателем не назовёшь. Писатель прежде всего читает. Чтобы сделать что-то, нужно сначала увидеть уже созданное. Прочувствовать это. Повернуть так и эдак, чтобы понять. Под разными углами рассмотреть. Сначала мы смотрим, думаем, вникаем... Потом уже пытаемся что-то произвести. Ведь робота тоже человек создал, когда посмотрел, изучил. И по своему подобию. А людей - Бог создал по подобию Своему. Так и писатель, сначала по чьему-то подобию. Потом уже сам. Свой литературный язык вырабатывает... Но сначала - смотрит на других, всматривается, вчитывается...
- И что Вы читали?
- Многое читал.
- И сейчас читаете?
- Читаю, конечно. Как же без этого?
- А что, например?
- Разное. Совсем разное. Это может быть Карамзин. Гёте - стихи ранние стихи. Платон, Шопенгауэр, Гуссерль. Лермонтов, Байрон, Гейне. Шоу, Пруст, Кафка. Золя, Гюго, Леру. Ремарк или Брэдбери. И это только некоторые. А вы читаете?
Василий задумался на минуту.
- Да. – сказал он.
- И что Вы читаете?
- Разное. Совсем разное.

Андрей Петрович лукаво прищурил глаз:
- Повторяете?

Василий, будто бы смутился, замешкался на время, удивлённо взглянул на писателя.

- Ну, что Вы читали из русской литературы XVIII века?
- Карамзин: «Наталья, боярская дочь», «Бедная Лиза», «Евгений и Юлия», «Марфа-посадница», «Моя исповедь», «Рыцарь нашего времени», «Письма русского путешественника», «История государства Российского». Радищев: «Путешествие из Петербурга в Москву», «Дневник одной недели», «Житие…»
- Подождите! – перебил его ошеломлённый Андрей Петрович. – И Вы всё это читали?!
- Читал. – вновь смутился Василий.
- Ну… - Алексеев задохнулся от радости. – Ну, значит есть ещё на свете такие люди. Слава Тебе, Господи!

Василий молчал и не улыбался.

- Ну, раз это Вы всё читали, то, наверное, и литературу посложнее знаете.
- Камю? Сартр? Хаксли?

Андрей Петрович рассмеялся.

- Ну, хорошо. Вижу, что Вы – человек читающий. Камю? – это хорошо. Сартр? – небольшое отличие от Камю. А вот Хаксли! Вы сказали: «Хаксли»?
- Олдос Хаксли.
- Правильно. Олдос. Ну, что читали Вы Хаксли?
- Вы имеете в виду книгу «О дивный новый мир»?

Андрей Петрович улыбнулся:
- А Вы догадливы! Да, читали Вы эту книгу?
- Читал.

Андрей Петрович затаил дыхание:
- И как Вам?
- Очень хорошая книга!
- Я так и знал. Жанр антиутопии – мой любимый жанр.
- Антиутопии? – переспросил Василий.
- Да, антиутопии. Это великолепный жанр. Есть книги Уэллса, Замятина, Оруэлла… Вы читали Оруэлла?

Василий напрягся, вспоминая.

- Оруэлл… - проговорил он. – Джордж Оруэлл…

 Андрей Петрович напряжённо следил за каждой чёрточкой его лица.

- Книги Оруэлла запрещены Вселенский собором. – внезапно произнёс Василий.

Алексеев онемел:
- Что?!
- В связи со специальным приказом упразднения литературы. – уточнил Василий.
- Что за приказ?
- На днях вышел.

Алексеев побледнел.

Последний месяц все и говорили, что об этом приказе. Предлагалось упразднить литературу совсем, оставив лишь газеты, некоторую беллетристику и, конечно же, эротические романы. А остальное, - как вещь совершенно ненужную в современном обществе, - убрать. Роботам литература не нужна, а они уже и так занимают 30% рабочих мест во всём мире. А людям читать некогда. Работа у них есть. Развлечения – есть. Отдых от работы и от развлечений – тоже есть. Следовательно, литература – пустое. А это значит, что нужно её истребить. Как? Конечно же, способ один – огонь поглощает всё. Книги сжечь, а книги на электронных носителях и аудиокниги уничтожить можно одним кликом. Библиотеки переоборудовать в робототехнические центры. Писателей – либо переучить, либо, если они безнадёжно устарели или закоченели в своём невежестве и не хотят подчиняться прогрессу – истребить.

Все бурно обсуждали этот приказ, когда Алексеев, вследствие своего ухудшегося самочувствия из-за этого самого приказа, улетел на отдых. Три недели он провёл вдали от людей, вдали от прогресса; у моря, у солнца – в гостях у природы.
Отдохнув и восстановившись, Алексеев вернулся в город. Через несколько дней ему захотелось посетить родной край, что он и сделал. В городе о приказе он не слышал.

И вот теперь он узнаёт об этом…

- Нет, - снисходительно улыбнулся Василий, - приказ ещё не вступил в силу. Книги будут изымать в несколько партий, начиная с самой опасной для человечества литературы. Как можете видеть, наша библиотека в числе первых подчинилась приказанию. – Василий указал в угол зала.

Андрей Петрович растерянно оглянулся. В сердце кольнуло. Он пошёл в указанном направлении.

В углу стоял небольшой столик. Три стопы книг скрывались под белой тканью. На ней – листок, с огромными красными буквами: «НА СОЖЖЕНИЕ!»
Алексеев приподнял белую завесу… и обомлел… На него, со стены, изображённой на обложке книги, лежавшей поверх остальных, смотрели чьи-то глаза. Ниже мерцали огромные белые цифры – «1984».

Андрей Петрович взял эту книгу в руки, и хотел было открыть её, но взгляд его скользнул по обложке другой книги, лежавшей под той, которую он только что взял.
«Андрей Петрович Алексеев. Роман: Лента времени» - прочёл писатель.

Миг, и Алексеев рухнул, если бы вовремя подоспевший Василий не поддержал его. Василий улыбался.

- Запрещено законом. – констатировал он, пытаясь вырвать книгу из рук Алексеева.
Андрей Петрович стал сопротивляться. Но из уст его вырвался лишь крик боли.

Железная рука сковала его запястье. В недоумении, Алексеев оглянулся и увидел свет, исходящий от экрана, расположенного в груди Василия.

Андрей Петрович сразу всё понял. Он как-то обмяк, перестал сопротивляться и выронил книгу на пол. Она, раскрывшись, упала. Алексеев успел прочитать на раскрытой, повёрнутой к нему, летящей странице: «Незнание – сила». Но эти слова будто впечатались в его сознание.

Он не успел ни о чём подумать. Его руки уже были в наручниках.
В дом ворвалась полиция.



февраль 2024