Глава 5

Прошла ровно неделя, как Артур вернулся домой из Барнаула. Было около восьми часов утра, когда он проснулся. Он лежал в постели и старался припомнить среди беспорядочных сонных грез, только что оборвавшийся интересный сон. На него знакомо глянули голые, чисто побеленные стены, где над кроватью висела прекрасная репродукция автопортрета молодого Ван Дейка. На противоположной стене одна из самых его удачных работ по мнению всех, кто его видел. В небольшой рамке был изображен зимний пейзаж с одинокой березой на переднем плане, а вдали, на фоне заснеженного поля с тонкой полосой виднеющегося леса, поднималось красное низкое солнце. Еще была приколота большая географическая карта мира, которую Дасаев изучил, как свой южный город. В дальнем углу стоял старый желтый шкаф, возле окна круглый большой стол с новой клеенкой, на котором аккуратно лежали стопки книг художественной литературы, среди которых было несколько автобиографий великих художников. На подоконнике небрежной кучей лежали альбомы с устаревшими карандашными набросками, в длинных пластмассовых стаканах торчали разнокалиберные кисти, авторучки и цветные толстые карандаши. Скудную и бедную обстановку дополнял потемневший старенький диван, на котором в полном беспорядке валялись брошенные вчера поздно вечером джинсы и носки. Стояли два мягких стула, табуретка, маленькая печурка с конфоркой, недавно купленный новый холодильник. Возле двери маленький кухонный столик. Газовая плита располагалась в большой прихожей.

Солнечные лучи пробиваясь сквозь полузадернутые светлые занавески, радостно освещали комнату ярким светом. Артур еще раз взглянул на стоявший у изголовья будильник, и он тут же резко зазвенел - стрелки показывали ровно восемь часов. Пора было вставать на работу. Но Дасаев бессознательно медлил, заложив руки под затылок и глядя на потолок и, вдруг с пронзительной ясностью, до мельчайших подробностей, разом припомнил только что увиденный сон. Сон был цветным. Будто лежит он пляже, на мягком ярко желтом песке, а над головой синее-синее небо. Рядом плещется море. Самое настоящее море, которого он никогда не видел наяву. Тепло, солнечно, на душе празднично. Вокруг ходят и разговаривают, смеются и купаются полуобнаженные и загорелые люди, как и положено на пляже. И на виду, совсем неподалеку, стоят на причале парусные лодки, и Дасаев хорошо знает, что он хозяин одной из этих белых парусных лодок. И он весь переполнен гордостью от сознания, что один из парусников принадлежит ему. Потом он видит, как к нему идет белокожая девушка в ярко красном купальнике, в которой он с радостью узнает Надю Щетинину. Да-да, ту самую младшую сотрудницу проектно-исследовательского института из Барнаула, с которой он так скомкано-неромантично расстался на скамейке в тени мохнатых елей всего неделю тому назад. И вот эта Надя садится к нему на колени, обнимает его и ласково говорит, что хотя отец запрещает ей, она вот пришла к нему, Артуру, и домой она больше не вернется. Тут сердце Дасаева сильно забилось от волнения, он очень счастлив и ему не уже не терпится похвастать своей парусной лодкой, и он, взяв Надю за руку, бежит с ней к морю, вода в котором чистая-чистая, и они смеются чему-то. Но тут-то он и проснулся...

- С чего бы это? - полусонно хмыкнул Дасаев, и перед ним отчетливо предстало заплаканное лицо девушки, ее блестящие глаза, из которых крупными светлыми горошинами скатывались по щекам слезы. К своему изумлению он легко припомнил и телефонный номер, по которому он позвонил ей из номера гостиницы, предложив встретиться. Артур встал и в одних трусах вышел во двор. Колонка с водой стояла под большим вишневым деревом (кстати, поразительная вещь по всему Ташкенту во всех дворах, кто живет в своих собственных домах стоят колонки с водой!) у глухого невысокого, в человеческий рост, забора. Дасаев по привычке и с удовольствием, долго плескался-умывался холодной водой. Одевшись, он открыл холодильник и вынул бутылку кефира. Не присаживаясь к столу, он выпил натощак половину прямо из горлышка - обычный его завтрак после развода. Или выпивал чашку кофе с молоком. Или бутылку холодного пива, когда с похмелья. И вышел из дому. До места работы идти было недалеко - минут двадцать неторопливым шагом, в ненастную же, дождливую погоду он садился на трамвай. Он двигался по родному микрорайону тракторного завода, мимо новеньких пяти и девятиэтажных жилых домов, росших как грибы после теплого дождя, мимо детских площадок с играющими и галдящими ребятишками и новоявленных гастрономов, которых еще месяца два назад не было и в помине, мимо по-осеннему живописных южных кустарников и деревьев, густо росших между домами.

Между тем красивый и приятный сон не выходил из головы Дасаева. Вообще-то он никогда не придавал никакого значения своим снам, потому что видел их каждую ночь цветные и серые мистицизму и суеверию подвергнут совершенно не был и в этом плане следовал одному мудрому совету покойной бабушки. Однако недоумение по поводу сегодняшнего сновидения было очевидно искренним, захотелось по-настоящему разобраться в этой недоступно таинственной сфере человеческого бытия.

- Но почему приснилась именно эта алтайская примадонна, а не кто-нибудь из наших, ташкентских баб? - пожимал плечами и хмыкал про себя Артур. И это было бы куда понятней, естественней и ближе к действительности. - Тем более, что я уже и не думал о ней, возвратившись в свой город. Да и она, если судить по ее очаровательной ярости в тот вечер, отнюдь не питает ко мне сентиментально нежных воспоминаний. И правильно делает. Но почему тогда во сне я так чертовски обрадовался встрече с ней? Ведь я так здорово обрадовался, что проснувшись ощущал, как сильно билось сердце. Что это?.. Просто слепое нагромождение чувств, мыслей, эмоций, результат внутреннего хаоса в душе человека, или же сон имеет какой-то определенный тайный смысл, тем самым подает сигналы каких-то загадочных сил, таит в себе непостижимую для разума гомо сапиенс связь с тем, что произошло со мной неделю назад? Как это установить? Как это выяснить хотя бы только для себя, здесь и сейчас, именно по следам этого сна, пока он не выветрился и не исчез бесследно в последующих снах? - спрашивал Артур и не находил ответа.

Он подходил к тракторному заводу. На небольшой разбитой лужайке перед административным семиэтажным зданием из стекла и бетона, веером брызгал фонтан, окаймленный квадратом в виде маленького бассейна. Двумя ровными рядами росли тут радуя взоры всех россиян, в большом количестве работавшие здесь после известного землетрясения в 1966 году, непривычные для Узбекистана белые березы, которые все лето поливали работницы хозотдела завода, иначе бы деревьям в азиатском знойном климате просто не выжить. Вокруг фонтана привычно расхаживали сизые голуби, купаясь в разноцветных брызгах воды. Дасаев подошел к киоску «Союзпечати» и купил свежие газеты. И двинулся в сторону Дворца культуры, расположенному в полусотне метров от проходной завода. Парадные двери были распахнуты настежь, и Дасаев, поздоровавшись с вахтершей, по широкой мраморной лестнице поднялся на второй этаж По просторному светлому коридору, мимо заводской библиотеки, где он был своим человеком, мимо кабинета «Политпросвещения» и редакции многотиражной газеты «Тракторостроитель», он дошел до самого конца коридора до двери с табличкой «Художественная мастерская» и отворил ее.

Его взору предстала сотни раз виденная и знакомая картина. Красивая Софья сидела посредине помещения, опершись локтями на длинный стол и курила, забросив ногу на ногу в черных чулках в крупную клетку. Весь стол был заставлен разнокалиберными банками с краской, с кистями, клеем, гуашью, ручками с чертежными перьями кусками ватмана. Повсюду лежали старые и новые афиши, объявления, реклама для заводских цехов и отделов. Малорослая и толстая Катя сидела у окна в синем рабочем халатике и, подперев лицо кулачком, с отрешенным видом глядела на улицу. На полу возился вчерашний выпускник средней школы Витя Дубцов, устроившийся к ним на работу сразу же после выпускных экзаменов этим летом, приходившийся племянником Вадиму Петровичу. Витя натягивал бумажный картон на деревянную раму. Еще не подошел и сам шеф - Вадим Петрович, их руководитель, а также Олег Моторин, приехавший в Ташкент из Новосибирска. Этот Олег когда-то учился в художественном училище и одновременно играл в молодежном составе хоккейного клуба и, по его словам, разрывался между желанием стать профессиональным игроком и стремлением получить диплом художника, потому что хотел рисовать. Хоккей победил, и он училище забросил после двух с половиной лет учебы. Неизвестно каких вершин бы он добился на льду, но однажды в жестоком столкновении с соперником, тот в пылу схватки так ткнул Моторина рукояткой клюшки в зубы, что Олег в одночасье лишился всех передних зубов. После этого Олег навсегда проклял и забыл все, что связано с хоккеем и в расстроенных чувствах и в обиде на весь мир, укатил подальше из родного города и очутился в Средней Азии. Так как дар прирожденного художника никуда не испарился, (и его не пропьешь по известной поговорке) да и учеба в училище не пропала даром, и потому, когда он пришел на ташкентский тракторный завод трудоустроиться, то очутился в дружелюбных и распростертых объятиях добрейшего Вадима Петровича Пестрикова, собиравшего вокруг себя мастеров кисти и карандаша именно из России, так как и сам был из приезжих после ташкентского землетрясения. А местным он не доверял по какому-то своему внутреннему предубеждению...

Олег с Артуром были почти ровесники и хорошо ладили между собой.
- Здравствуйте, наши ослепительные дамочки! - кивнул головой женщинам Дасаев и присел на корточки перед Витей. - Дай сюда молоток, держи бумагу за угол.

Юноша с благодарностью взглянул на него и послушно исполнил приказание: вдвоем с натягиванием бумажного картона на раму справиться было намного легче.
-  Артур, - сказала Софья, - ты слышал, что в Ташкент приезжает группа «Абба»?

Голос у Софьи тоже красивый грудной, певучий, слегка картавый.
- Нет, не слышал, - отозвался Дасаев, вколачивая гвоздик. - Откуда такие жуткие новости?
- Вот Катюша на хвосте принесла!
- Мне муж сообщил, - меланхолично откликнулась Катя, не меняя задумчивой позы и продолжая смотреть в открытое окно. – Они, таксисты, все узнают первыми, что происходит в городе.
- Твои таксисты потрепать языком умеют не хуже рыбаков и охотников, - улыбчиво, с ласковой снисходительностью сказала Софья. - Может быть, - равнодушно пожала плечами безобидная Катя, - кто-то сболтнул ему, а он мне...

Тут распахнулась дверь, и в помещение стремительно вошел упитанный и вальяжный Олег, одетый несколько небрежно, но чисто. Он громко поприветствовал всех, пожимая руки Дасаеву и Вите, и с дружеской Фамильярностью упрекая женщин в безделии; не переводя дух, рассказал маленький забавный эпизод, происшедший с ним сейчас по дороге и взяв чайник, вышел в коридор за водой, ставить чай. Все заулыбались, женщины задвигались, громко припоминая, что нужно им сделать сегодня. Начался обычный рабочий день. Покончив с рамой, Дасаев прошел в соседнюю комнату, где к стене прислоненный стоял загрунтованный большой холст в раме с незавершенными портретами Маркса, Энгельса и Ленина. Приближался октябрьский праздник, и они с Моториным вдвоем выполняли самые ответственные и большие по объему работы. Дасаев постоял немного, разглядывая портреты и тяжело вздохнув, принялся размешивать масляные краски.

Вскоре подошел и сам руководитель их маленькой группы Вадим Петрович Пестриков, пятидесятилетний крепкий полнеющий мужчина с животиком, с седыми кудрявыми волосами, всегда со спокойным и чрезвычайно приветливым характером. Он домашне-тихим тоном поочередно расспросил подчиненных, кто и чем сегодня занят, дал дополнительные указания Кате и вошел в соседнюю комнату, где трудился Дасаев. Обменявшись крепким дружеским рукопожатием, они с полуслова понимая друг друга, обсудили предстоящие предпраздничные работы, и шеф отправился на территорию большого завода уже к своему начальству, за очередными ЦУ. Появление два года тому назад Артура в своем коллективе он воспринял, по шутливому выражению Софьи: «как дар божий, и теперь он каждый день молится за здоровье и благополучие Дасаева - нашего Константина Коровина».

А в художественной мастерской, после ухода Пестрикова, царило привычное и шумное оживление. Хотя каждый был занят своим делом, это не мешало Олегу с тех пор, как у них объявился юный Витя Дубцов, беззлобно, с притворной завистью и наивностью, подкалывать его якобы всему миру известными амурными похождениями. Тот простодушно и весело отбивался, вызывая поощрительные смех и хохот Софьи с Катей.
- Олег!- воскликнула Катя. - Чайник закипел!
- Где заварка?
- В столе, наверное. Или на полке посмотри!
- Какие вы у нас, женщины, бесхозяйственные! Никакого порядка в мастерской. Неужели у вас и дома такой бардак?
Спустя пять он окликнул Дасаева:
- Искандер, идем чай пить!
- Пейте, ребята, я попозже, - не сразу отозвался Дасаев, стоя на полу на одном колене и уверенными мазками ударяя по холсту.
- Смотри, я все выпью, - с присущей ей незатейливой шуткой, тонким голоском усмехнулась Катя.
- Пей, Катюша, на здоровье, - ответил в открытую настежь дверь Дасаев. - Тебе как раз на чай и вино надо больше налегать. А не плов и лагман каждый вечер кушать, которые, говорят, ты мастерица готовить.

В ответ на эти слова, в той комнате все разом заговорили о правильном питании, калориях, диете и полезном голодании. Спустя несколько минут в дверях показалась Софья, держа в руках большую фарфоровую пиалу с крепким черным чаем и несколькими шоколадными конфетами. Щедрый Вадим Петрович изыскивал финансовые возможности для бюджета художников Дворца культуры на покупки чая, кофе, сахара и разных кондитерских изделий со сгущенным молоком, на такие вот утренние и обеденные чаепития для своих работников. И делал это он не в ущерб зарплате своей команде.

- Я за тобой поухаживаю, - просто и буднично сказала она, ставя пиалу на пол рядом с ним и рассыпая на бумагу конфеты. - Как твои дела?
Артур поднял голову. На него совсем близко смотрели смелые агатовые глаза.
- Спасибо за чай. Как обычно. Ничего хорошего.
- Если действительно приедет «Абба», сходим на концерт, - полуутвердительно-полувопросительно сказала Софья.
- Если действительно приедет «Абба», то мы с тобой сходим на концерт, - согласно кивнул Дасаев, не отводя своего взгляда.

Софья была замужем, и у нее росла дочь лет пяти-шести. Но где-то с полгода назад у нее что-то произошло в семье, и муж, завербовавшись, укатил на Север на два года. После какого-то крупного семейного скандала. Так рассказала сама Софья всей группе художников, не уточняя самой сути ссоры, ни в чем не обвиняя супруга и не выгораживая себя, но и раньше все чувствовали, видели, что ей несладко жилось с этим белобрысым надменным человеком, и она теперь нисколько не жалела о его отъезде. Даже напротив, стала заметно жизнерадостнее и веселее. Несмотря на кажущуюся фривольность и пикантность своего поведения, она могла одним огненным взором отбить у всякого, охоту сказать ей пошлость или соленую шутку. Она никогда не сквернословила, презрительно и резко отзывалась о своих многочисленных поклонниках из числа заводской администрации, в числе которых были и лица с высокой должностью. Она была на редкость умна и великолепно разбиралась в людях.

- Я сама куплю билеты в профкоме, если они приедут, - сказала Софья и повернулась, чтобы уйти.
- Послушай, Софи, - поднялся на ноги Дасаев, беря в руки пиалу с чаем, - Я хотел спросить тебя...
- Да!
- Ты это... случайно не разбираешься в снах?
- В снах!?. - женщина неопределенно шевельнула плечиками, растерянно поднимая тонкие черные брови. - Нет, пожалуй!.. ну, если только очевидные вещи. А что приснилось что-нибудь? - с мягкой улыбкой поинтересовалась она.
- Да вот, знаешь... - и Дасаев сам не зная для чего, не преследуя никакой конкретной цели, а наверное, просто желая показать Софье, что доверяет ей, рассказал свой странный утренний сон. Только вместо Нади Щетининой назвал безымянную неузнанную женщину.

- Насколько мне известно, - охотно отозвалась Софья, выслушав его краткое повествование. - Красный цвет во сне - это цвет радости, какой-то хорошей вести. Наверное, эта дамочка в красном купальнике хочет тебя осчастливить, а? Жалко, что ты не узнал ее... очень жаль.
- А если бы узнал?
- Тогда можно было бы смело приступать к активным действиям для обработки этой дамочки, не рискуя получить отказа.

Софья лукаво и дружески улыбнулась, многозначительно глядя куда-то мимо него, вглубь комнаты, и вышла. Дасаев с минуту невидяще глядел ей вслед, отхлебывая горячий чай, будто решая какую-то возникшую проблему и снова склонился над плакатом.
В обеденный перерыв, когда художники разбрелись по домам и заводским столовым, Артур еще не до конца уверенный в правильности своего на намерения, зашел в соседний кабинет «Политпросвещения». Он только загадал, что если ему помешают позвонить с первого раза, то другой попытки он уже не предпримет. Тут он полностью положился на Провидение. В просторном и всегда пустующем строгом помещении, возле книжных стеллажей с новенькими томами сочинений классиков марксизма ленинизма, которые, говоря стихами Есенина: «ни при какой погоде, я этих книг, конечно, не читал...» сидели три человека, с которыми тихо беседовал хозяин этого роскошного кабинета. Это был главный агитатор и просветитель коммунистической идеологии тракторного завода Глеб Панфилович. Народ поговаривал и, видимо, имел на то все основания, что он по совместительству работает стукачом КГБ...

Он строго и надменно взглянул на вошедшего Артура, давая понять, что занят важным делом государственной значимости эти трое заводских работяг, скорее всего решили вступить в партию, и он их теперь натаскивал согласно инструкции «ума, совести и чести эпохи». Дасаев, молча, извинительно прижал руки к груди и жестом показал, что ему надо позвонить. Агитатор важно кивнул головой. К счастью, телефон стоял в самом дальнем углу помещения, возле окна и книжная перегородка и вовсе заглушала звуки голоса. Дасаеву пару раз приходилось пользоваться этим аппаратом. Теперь главным было - слышимость предстоящего разговора. Кричать и даже повышать свой голос было категорически нельзя. Артур присел за стол и с минуту еще раз обдумывал свой предстоящий поступок, его целесообразность. Черт с ним, пусть это будет любопытством от лукавого или дьявола, пусть будет называться психологическим экспериментом, но он позвонит в Барнаул этой младшей сотруднице, и выяснит хотя бы для себя, имел ли сегодняшний сон какой-нибудь реальный ощутимый смысл. Или же все эти сновидения старушечьи досужие сплетни и брехня разномастных шарлатанов, называющих себя экстрасенсами. Артур тут же отыскал на столе, под стеклом, в списке городов Советского Союза код Барнаула и набрал номер.

- Алло! - послышался мужской голос.
Слышимость была превосходной. Слышимость с алтайского края была настолько превосходной, что казалось, этот отозвавшийся неведомый человек находится не за три тысячи километров от Ташкента, а сидит в соседнем корпусе заводской администрации в пятидесяти метрах. Можно было даже легко различить интонацию голоса, узнать веселое настроение откликнувшегося. Почему-то даже Артуру. невольно подумалось, что возможно это гэбэшники постарались для своего сексота, и у них у всех такая отменная линия связи. Но для него сейчас это так было важно интонация голоса.

- Здравствуйте! Я звоню вам из Ташкента. Можно переговорить с вашей сотрудницей Щетининой Надеждой?
- Из Ташкента?.. - удивился голос. - Вам нужна Надеждаа?.. Одну минуточку..
- Да, - спустя минуту послышался девичий голосок.
- Надежда, здравствуйте! - вторично поздоровался Дасаев, вдруг начиная волноваться.
- Здравствуйте, - неуверенно растягивая приветствие отвечала трубка.
- Вы, конечно, забыли обо мне. Это из Ташкента, Артур, который...
- Артур!?.. - удивленно воскликнул голос, и Дасаев явственно расслышал прерывистое легкое дыхание девушки. Видимо, она осознавала услышанное. Прошло несколько томительно-тревожных секунд, показавшиеся Артуру вечностью....
- Я зря позвонил, да?... Мне не нужно было этого делать? - Дасаев внезапно устрашился услышать холодное пожелание оставить ее в покое и больше не звонить. Самая большая и неизъяснимая странность состояла в том, что незадолго до разговора его в общем-то мало беспокоила та или иная развязка беседы, он приготовился к худшему и не тешил себя никакими иллюзиями. Но теперь услышав чистый и мягкий, какой-то бархатный голос Надежды, он с пронзительной остротой вдруг понял, как ему станет стыдно, больно и горько, если она сейчас бросит трубку или просто отошлет его к чертям собачьим.

- Нет, Артур, - наконец произнесла она тихим, прерывистым полушепотом. - Вы хорошо сделали, что позвонили... вы это очень правильно поступили... я не ожидала. Понимаете, вокруг меня люди, и я не могу вам всего сказать....
- Надежда, напишите мне письмо, -  обеспокоенно сказал Дасаев, боясь, что разговор может прерваться в любую секунду. - Возьмите ручку и запишите мой домашний адрес.
Он продиктовал адрес и когда услышал, что она записала, смущенно признался:
- Я ведь сегодня вас во сне увидел.
- Потому и позвонили! - весело прыснула в трубку девушка.
- Да, - смущенно поддакнул Дасаев, словно уличенный школьный проказник.
- Как все странно получается...

Тут Артур увидел, как в его сторону направляется Глеб Панфилович и торопливо сказал:
- Простите меня, но нас сейчас прервут. Я звоню вам с работы. Вы мне обязательно напишите!
- Хорошо, Артур. До свидания!
- Всего доброго!

Когда он вышел из кабинета в коридор и медленно направился к выходу, где в воздухе разливался яркий солнечный свет, у него возникло непередаваемое словами ощущение, что в его жизни произошло что-то очень важное.