Дядя Кузя на овощной базе Из книги Шестое чувство

Вызывает дядю Кузю Щукин Петр Васильевич и говорит:
— Надо, Кузьма Николаевич, на базу овощную ехать.
— Надо — ты и езжай, — молвит дядя Кузя и в окно смотрит, где ветер листья с клена обрывает. Осень.
— Я тоже еду, — говорит Щукин. — Всей лабораторией едем.
Отзывчивый дядя Кузя, таких отзывчивых искать и искать.
Приехали. Стоят ученые, моргают, на пальцы резиновые перчатки натягивают.
Дядя Кузя зла не помнит, Борьку Карасева в брюхо пальцем ткнул:
— Не на то натягиваешь! — и засмеялся заразительно так, зажигательно, как он всегда смеется.
Поморщился Борька, отошел. Не любит он дядю Кузю. Зря, дядя Кузя — такой человек…
— С поля капуста, чистая, — шофер говорит.
Натянули перчатки, в кузов полезли. Стоят, за борта держатся:
— Ах, мокрая капуста! Ах, скользкая капуста! Ах, не упадите, Петр Васильевич.
А Петр Васильевич задний борт открыл и ногами капусту на асфальт спихивает.
— Что ж ты, дурья башка, делаешь?! Ум у тебя есть? Или весь на диссертации изошел?
Тут Щукин не начальник.
— Тише, Кузьма Николаевич, что ты! — говорит.
— Разве так можно с народным добром? — у дяди Кузи по его доверчивости локомотив с рельсов сошел, к обеду поставили. Делов-то, а до сих пор вспоминают.
— Виноват, дядя Кузя, исправлюсь.
Виноват, виноват, кто ж так людей организовывает? Организатор!
Расставил дядя Кузя всех по местам, в цепь. Не идет работа. Кричит дядя Кузя шоферу:
— На дно красненькую положил?
— За червонец я тебе сам машину раскидаю, — смеется шофер.
— Веселей, ребята! — дядя Кузя не унимается. — На дне бутылка припрятана, а то и две. Первому, кто до дна докопается, стакан налью.
Смеется дядя Кузя, заразительно так, зажигательно, умеет дядя Кузя людей увлечь, на работу поднять. Дяде Кузе — да образование бы! Таким руководителем был бы, таких бы дел наворочал! Веселей работа пошла, Карасев — и тот от кабины отлип, зашевелился. Разгрузили машину, на капусту попадали, захрустели, как кролики, дома не кормят. Пошел дядя Кузя по базе, зашел в камеру, где морковку хранят, выбрал две посочнее. Тамарка увидала:
— Понаедут тут, сожрут больше, чем наработают!
— Сама небось сетками хапаешь, расхитительница. Дяде Кузе морковку пожалела.
— Иди, работай, трейлер пришел. На что тебе морковка? Зубов нет.
У дяди Кузи все в порядке, и зубы, и еще кое-что. Дядя Кузя — будь здоров!
Ребята трейлер разгружают. Да разве без дяди Кузи работа? Видимость одна — что в институте, что здесь.
— Веселей, ребята! — кричит дядя Кузя. — Кто трейлер первым разгрузит, морковку дам.
Стоит дядя Кузя, к стене прислонился, плащик испачкал — не заметил, морковкой хрустит.
— Устал, дядя Кузя?
Бездельник, значит, дядя Кузя? За борт ухватился, на колесо встал, в кузов заглянул, присвистнул. Шофер улыбается, рот до ушей:
— С Белоруссии капуста.
— Вот и вези назад, в Белоруссию.
Улыбается шофер, думает, дядя Кузя шутит.
Дядя Кузя не шутит, дядя Кузя дело говорит:
— А ты куда смотришь?
А он здесь не начальник, в институте командуй, а здесь — другое дело. Хлопает глазами Щукин, организатор.
— Мне Тамарка велела в девятую камеру везти, — говорит шофер.
— Не позволю, — упорный человек дядя Кузя.
За Тамаркой пришлось идти. Пришла красавица. В ворота бочком вползла, шире трейлера расхитительница.
— Очаг гниения создаешь? — дядя Кузя в сельском хозяйстве разбирается. Ему бы председателем колхоза быть. Она думает, люди не разбираются, даром, что ученые.
— А ты гнилую в машине оставляй.
— Плати за сортировку, — дядю Кузю не проведешь.
— Значит, отказываетесь разгружать?
— Мы не отказываемся.
Петр Васильевич ручки ломает, интеллигент.
— Значит, отказываетесь разгружать? — спокойно так говорит. Но с угрозой.
Дядю Кузю испугать вздумала. Дядя Кузя не таких видывал. Дядя Кузя не таким рога обламывал. Дяде Кузе годков двадцать скинуть, он с тобой поговорил бы. По душам.
Карасев встрял:
— Дядя Кузя, успокойтесь, она за это отвечает. Каждый человек должен быть на своем месте, и каждый за свое отвечает.
— То-то и оно, как ты отвечаешь.
— Давайте разгружать, — Петр Васильевич говорит. — Гнилье в машине оставляйте, листья обрывайте.
— Может, еще и кочерыжки обрезать? — дядя Кузя говорит.
— Тебе, видать, уже обрезали, — смеется Тамарка.
Гы-гы-гы! Над кем смеетесь? Дядя Кузя дело так не оставит. Не такой человек дядя Кузя. Нашел представителя райкома.
Обедает представитель райкома, щи в столовой хлебает. Объясняет дядя Кузя ситуацию, представитель райкома щами давится, дяде Кузе одно слово, тот ему десять.
Не доел щи, на столе оставил, за дядей Кузей пошел. Бегут по базе, народ сторонится, вслед смотрит. Прибежали. Тамарка на ящике сидит, смотрит. Ученые на ходу спят, оборвут лист, обнюхают, оближут, по цепочке передадут. Работнички! Увидала Тамарка дядю Кузю с представителем райкома, вскочила с ящика. Испугалась. Дядя Кузя покажет, где раки зимуют. Она думает, с дядей Кузей можно так. Нет, дядя Кузя не такой. Руки Тамарка к груди прижала, грудью колыхнула, на одном дыхании закричала:
— Да что ж это такое, Сергей Андреевич, делается?! Понаприсылают ученых, одна морока с ними!
Выдохнула. Сергей Андреевич на колесо привстал, в кузов заглянул.
— Сыпать-то куда? — Тамарка кричит. — Одна камера осталась, девятая, все забиты! — на груди руки держит. — Эта последня… я… я…
— А вы гнилую не бросайте, в кузове оставляйте.
—Я про то и говорю.
— За переборку плати, — дядя Кузя — человек принципиальный.
Сергей Андреевич на дядю Кузю смотрит, а говорит Тамарке:
— Запишите в наряд: переборка капусты.
— Запишу.
— Все? — спрашивает райкомовский у дяди Кузи.
— Все, все. Оттого все и безобразия.
— Безобразия оттого, что строители подвели, а урожай нынче — сами знаете какой.
Какой, какой!.. Думать надо. Залез дядя Кузя в кузов. Сергей Андреевич ушел, а Тамарка осталась.
— Листья, — кричит, — обрывай, листья! Гнилую не бросай. Я научу вас работать!
Молчит дядя Кузя, баба — она и есть баба.
Три часа разгружали — не уходила Тамарка, как приклеенная на ящике просидела:
— Я тебя, старого дурака, научу работать! Я вам в институт письмо напишу.
Ребята на дядю Кузю зверьми смотрят, шофер до рукоприкладства чуть не дошел:
— Я из-за тебя часам к десяти домой попаду.
А Тамарка письмо в институт написала. Петра Васильевича в партком вызывали, объяснился.


Рецензии