6 Добро. С Владимиром Радимировым

— А к твоим словам я прислушаюсь, не пойду в стольный град Киев, да не сяду с дружиной княжеской, не стану с ними пить и есть, да не сделаюсь псом-воином, — обещал Добро, клялся божился, только Иван лишь головой качал.


— Не давай ты клятв - обещаний, да которых не сможешь выполнить, — говорил он грустным голосом, — не бери на свою душу нежную, лишний грех. Слово данное делом подтверждается, а до них мы ещё не добралися.


И вот поспешили странники дальше, видят избушка стоит справная, изба справная, да красивая, с распахнутыми дверями, да окошками, а внутри в печке узорчатой, да дымятся горшки с похлёбкой, да с похлёбкой, добрым варевом, а и запахи от него по всей округе разносятся. Позабыл себя младой отрок, кинулся к той избе, а учитель прежде поспел, изрубил её мечом острым, полилась чёрная кровь во все стороны, сгинуло жилище проклятое, словно его и не было. Оставалось юному добру молодцу, лишь себя клясть, да злую нечисть, да стыдится своей слабости. Вроде простеньки те ловушечки, а каждый раз попадается, словно бедный слепец в яму охотничью. Оставалось лишь дальше ехати. Долго ли коротко так продвигались, а приметил Добро на дереве, плод чудесный, привлекательный, краше его в целом свете нет. Поспешил он к тому древу могучему, протянул руку сорвать, да учуял вдруг запах отвратительный, чуть заметный, исходивший от угощения. И отпрянул богатырь, скоренько, зажимал свой нос двумя пальцами, застонал от отчаяния.


Пролетел мимо него Иван, да по спине ладонью похлопал, поддерживая, подмигнул одобрительно.
Меж тем, нечисть своих попыток не оставила, навалилась на отрока сонливость, усталость коварная, еле-еле в седле удерживался, глаза сами закрываются, рот же, наоборот, открывается, зевается, не остановишься. Так-то вои дремать верхом привычные, но такого с добрым молодцем да не случалось. И увидели странники впереди постели удобные, да укрытые мягкими перинами, да шкурами звериными, как манили лечь, полежать. Поспешил к ним Добро, кинулся, всю науку, слова сказанные, позабыл он напрочь, только Лучик быстрее оказался, изрубил те постели мечом острым, разбросал перины пуховые, да изрезал шкуры звериные, только кровь чёрная и брызгала, да лилась она во все стороны. Понурился отрок юный, опустил он плечи широкие, только носом и шмыгал опечалено. Едут дальше, торопятся, впереди же возник терем справный, да с распахнутыми дверьми и окнами, а внутри печка русская узорчатая, разогретая, да растопленная, и на ней так крепко дремлется, крепко дремлется, сладко спится.

Бросился к ней младой добрый молодец, ни о чем ином и не думая, но опять учитель первым был, порубил он терем зачарованный, раскатал его да по брёвнышку, развалил ту печь да по камешку, и исчез темный морок развеялся. И совсем уж Добро опечалился, видно нет в нем Духа истинного, только видит что-то приятное, приятное, телу полезное, враз о прежних уроках забывает он, неужели нет спасения? Меж тем деревья в лесу расступились и увидели странники поляночку, с зелёной травкой да цветочками, да порхающими над ней бабочками. Поскакал к ней наш юный отрок, да у самого края и притормозил, уж слишком на ней зелень яркая, да цветочки незнакомые, бутоны закрытые, да со странными все ресничками, да и бабочки не просты совсем, на их крыльях черепа нарисованы, черепа нарисованы человеческие, оголенные. Неужели то не место для отдыха, не для роздыха, для погибели, черна топь замаскированная. Поспешил Добро снова к товарищам, пристыженный, да разочарованный. Не видать, ему, видать истинного спасения, да ни в этой жизни, ни в следующих.


— Предупредить хочу снова я, — говорил Иван да товарищам, — пусть испытывали вас крепко, но были то пустяки совсем, доказали оба, что можете, отличить добро ото зла, да сдержать телесные желания, превозмочь немощь великую. Но, теперь начнут хитрить истинно, давить на самые чувства, искать слабости, и любая ошибка станет крайнею, станет крайнею, да последнею. Тут не только тебе, отрок мой, но и учителю несладко придётся, а моей духовной силушки, может и не хватить, не так много её и осталось. Ну, а главное, коли кто не желает спасения, кому нечисть милее и привычнее, тому уж никто не поможет, не поможет, да не выручит, и погубит себя он обязательно.


Не прошло и часа с того времени, как сказал чужак слова предупреждающие, как послышался детский крик испуганный. Тут уж оба богатыря встрепенулись, да на звук поспешили дружно, и увидели ребёнка малого, милую деточку, над которым нависал чёрный дракон. Обнажили защитники родины, да оружие своё верное, один топор, другой меч вытащил, но заградил им дорогу Иван, сверкали глаза его гневно.


— Аль забыли вы мое предупреждение? — восклицал он громким голосом. — Или думаете, у врагов ваших мало хитрости, не пойдут они на самые крайности?
Появилась в руках у гостя из дальних мест, меч, не простой, тот, что из лучей состоял, рубанул он того ребёночка, развалил его тело надвое, превратился малыш в чудовище, с головой змеиной и щупальцами, попытался укусить обидчика, да того укрыл свет слепящий. А дракон чёрный обернулся простой женщиной испуганной, из крестьянок. Убежала она прочь, с глаз скрылася.


— Ещё миг, да мгновение, и пролили бы вы кровь невинную, кровь невинную, да напрасную, — погрозил Иван спутникам пальцем, — говорил же вам, неразумникам, вы тому, что видите, не верьте, да на слух свой не полагайтесь, не говорю уже о носе. Ибо нет больше рядом подлинного, нету подлинного, настоящего, лишь видения, да морок злой. Держите руки дальше от оружия, коли не хотите себе и мне погибели.


— Почему же мне мой меч волшебный не указал, в этот раз, правду истину? — вопрошал Лучик расстроено.


— Потому как о людях думаешь, о них думаешь, беспокоишься, когда слышишь зов знакомый, и себя забываешь, — пояснил Скромник с печальной улыбкой, — а когда устремление естественное, да ведёт вперёд, да на подвиги, где услышать предупреждения? Но, винить не могу, не вправе я. Сам едва разобрался в обмане, да распутал лживые видения. Держитесь, прошу я вас, ибо начнётся сейчас самое страшное. Коли с этим сумеете справиться, знать надежда прорваться появится.


Долго, коротко ли ехали, а услышали шум битвы, крики громкие, да мольбу чью-то о помощи. Поспешили вперёд и увидели, тут орда нападает на воина, да на воина, богатыря святорусского, и уж крепко ему да неможется, кровь красная на землю каркает, кровь капает, да ручьём течёт. Тут уж оба богатыря встрепенулись, да на выручку поспешили дружно. Обнажили защитники родины, да оружие своё верное, один топор, другой меч вытащил, но заградил им дорогу спутник мудрый, взял он меч свой, лучу подобный, да отправил в полёт к недругам, и пронзил клинок богатыря раненого. И упал тот на сыру землю, обернулся лохматым чудовищем с головой волчьей, а орда та злая, татарская, дружиной русской могучей, поспешили они к троим странникам, благодарили за помощь, за выручку, только нашим защитникам родины, ох не весело было, не радостно, ведь они снова чудом лишь, избежали ошибки чудовищной.


А могли погубить невинных, да таких же, как они, воинов. Поспешили распрощаться со спасёнными, да продолжить свои странствия. Ну, а нечисть не успокоилась, не успокоилась, да не унялась, появился над лесом дым чёрный, да не как в прошлый раз обычный, начинался то лесной пожар, только стыд от прошлых слабостей, столь силён был, что не забылся, придерживали коней спутники, не спешили тушить пламени, хоть и рвались сердца из груди наружу, кулаки сами сжимались, отворачивались от жуткого зрелища, затыкали уши пальцами, чтобы не слышать треска великого, закрывали носы рукавами, дабы не чуять гари великой. А проехали прямо сквозь огонь, ничего им с того не сделалось. Лишь одно дерево огромное, в три обхвата, начало, было заваливаться, да Иван махнул рукой, засветилось оно и в сторону отодвинулось, рухнуло, да за спинами, не вредя никому да нисколечко. И явилось на стволе лицо злобное, лицо злобное, да уродливое, говорило таковы слова.


— Ой не радуйтесь, люди добрые, что избегли всех наших ловушечек, — вещало дерево, — да, не все время с вами будет праведник, из чужих миров добрый пришелец, ослабеет он окончательно, да скроется в храме светлом, словно мышь в норе, и тогда уж отомстим жестоко, непременно, да придём по ваши душеньки, так устроим, сами друг друга погубите, обнажите мечи не для недругов, не злодеев бездушных, и чудовищ мерзопакостных, причините вы горе неисцелимое, да прольёте слез горьких немало, слез немало, океан большой, и умрете вы в сожалениях, что вмешались в дело стороннее, и тела сгниют без погребения, души же нам достанутся.


— Ты грози сколько хочешь чудовище, — восклицал Добро, — не бывать такому, чтобы обнажили мы друг на друга мечи свои, причинили горе немалое, осушаем слёзы невинных, вы же сгинете без следа, не останется даже памяти, убегай отсюда, коль сможешь, да и прячься подальше от света, коль не хочешь сгинуть немедленно.
Рассмеялось то дерево злобно, да и исчезло, словно его и не было никогда, эхо же безумное подхватило тот хохотнул адский, не стихал он долго, преследовал.
Меж тем, вдали купола показалися, что сверкали на солнце ярком, то храм священный стоял, со священниками, да молитвенниками. Изукрашены стены фресками, да не местными, греческого письма.


— Неужели добрались мы? — вопрошал Лучик обрадованный.


— Не на то ты смотришь, радуешься, — возражал Иван Скромник, — блеска много я вижу, но не святости. Не о Б-ге думают обитатели, не о Б-ге, о своей мошне, как бы денег собрать с паствы верующей, да побольше землицу урезать, на ёжить её крепостными крестьянами. Исходить свет должен из сердца, из души, коли слишком много украшательства, глаз радует, да привлекает, но не ведёт никого к праведности. Не спасёт меня такой храм, не выручит, не боится молитв таких священников нечисть злобная. Продолжаем мы поиски свои далее, а храм истинный укажу я вам.


И поехали странники далее, удивлялись они, огорчалися. Впрочем, чего дивиться то, коли князь самим Б-гом поставленный, защищать святую Русь от недругов, вместо этого пирует, да празднует, лишь подати собирает он, а бояре, делам управители, лишь свою мошну набивают, изнуряют народ работою. Где богато, там тьма разливается, где излишества, там и демоны, собирают души, да утаскивают, властью своей упиваются. И вот вдали показался, храм новый, скромнее прежнего, и размерами меньше вдвое, купола не золотые, крашены, зато звон колокольный за версту слышится.


— Ну, а здесь уже не для богатых построено, — обратился к Ивану Лучик.


— Много больше в том храме святости, — подтвердил гость чужестранный, — но, суетности тоже хватает. О своём, больше, люди думают, да и молятся все о помощи, облегчению своей участи, а никто о душе не думает. Не найду я здесь защиты, пусть нечисть чёрная не сумеет проникнуть сразу, но обрушится на паству, совратит с пути истинного, сами ей путь откроют. Продолжаем искать мы далее, укажу, когда появится нужное.


Не спорили богатыри с праведником, лишь вздыхали с печалью великою, ибо иная правда горька весьма, не всякий и принять сможет, принять сможет, да поверит ей. Долго ли коротко ли ехали и увидели скромную часовенку, никаких на ней нет украшений, как изба простая срублена, если бы не крест, и не заметили.


— Вот оно, мое убежище, — улыбнулся Иван радостно, — и отсюда молитва любого доходит до Творца немедленно, не мешают ей звоны громкие, не приносят люди грешного золота, украшают лишь молитвою, да любовью к Б-гу истинной, если и просят, то о здравии близких, о себе совсем забывают. Тут-то нечисти не пробиться, не достать меня своей злобою. И дождусь я подмоги от сородичей, возвращусь домой просветленный. А надеюсь к тому времени, да постоят корабли быстроходные и прибудут воины юные, да богатые духовной силою, и очистят ваш мир от скверны, да от нежити с нечистью, раз вы сами подняться не можете, отказаться от своей тёмной сущности. И прощаюсь я с вами с печалью, ибо вижу, что ждут беды в будущем, много горя познать придётся, да прольёте слёзы горючие. И не зная я, не ведаю, одолеете ли все преграды, прорвётесь ли к свету или сгинете? Да, в битве вам равных не отыщется, зло обычное распознаете, только нечисть хитра и находчива, да имеет много помощников. Потому то она побеждает, не всегда, конечно, но часто, и умеет прикинуться невинною, невинною, да прямодушною, а когда клыки оскаливает, да вцепляется в глотку внезапно, тут уж поздно часто бывает. И ещё, ради вашей же безопасности, позабудете о нашей встрече, словно её и не было, испытания же все опасные, да сочтете сном-мороком, лишь уроки, полученные останутся, сохранятся в вашем разуме, постарайтесь, чтобы в прок пошли, а иначе сгинете.


Распрощались богатыри со Скромником, хоть и очень им не хотелося, да отправились дальше, а события все вправду улетучились, позабылись, словно не были, или с кем другим приключились. Но, враги коварные все помнили и задумали месть коварную, обозлились на защитников святой Руси. А помощников у них достаточно, тех, кто злу охотно помогает, ради выгоды, а ли просто из злобности, из любви ко разным интригам, и из зависти к чужой святости. Долго ли коротко ехали наши странники, много городов миновали и поселений, немало подвигов совершили великих, сколько людей спасли, тому счета нет, извели немало нечисти, порубили злобных чудовищ, и вот прибыли в очередной город, едут по улице, а навстречу дева, писанная красавица, толсты косы, цвета меди, до самой земли, а глаза, словно зелень лесная, станом тонка, да и изящна. Как увидел Добро, на месте замер, не в силах шевельнуться, незнакомка же улыбнулась, да подмигнула хитро. Повернул отрок коня, да за ней кинулся, побоялся упустить. Как догнал, почуял робость великую, какой прежде не испытывал, открывал рот, а сказать ничего не получалося. Наконец, еле выдавил.


— Назови, прошу, твоё имя, милая, сколько я странствую, а такой красы не видывал, — взмолился он.


— Абы кому, первому встречному, говорить его не собираюсь, — возражала незнакомка, — заслужить сие надо, заработать. Ко мне многие сватаются, да никто успеха не добился.


— И чего же тебе надобно? — воскликнул отрок с горячностью.


—Здесь за городом, да в высокой башне, живет колдун заморский, — начала красавица, — говорят, нет ему равных в ведовском ремесле, коли одолеешь его, голову снимешь, да из его плаща, зачарованного вырежешь для меня кусок ткани на платочек, то, возможно, и признаю достойным. Не сумеешь, на глаза не показывайся больше.


— Одолею я колдуна заморского, да принесу платок из плаща его, — пообещал Добро, — ты лишь скажи, куда принести его?


Поспешил отрок к учителю, рассказал обо всем, попросил помощи, в деле праведном. Только Лучик лишь нахмурился, головой качал неодобрительно.


— Что за дева такая коварная, что посылает юношу неизвестного, на столь дело опасное? — начал старший витязь. — Не желает ли погибели?


— Так и матушка моя так же батюшку проверяла, между прочим, да отправила на битву с монстрами, — не согласился юный богатырь, — лишь когда принёс ей головы, тогда и пошла за него замуж.


— Только был он уж опытным воителем, что объехал весь белый свет, — учитель не унимался, — да и после, вспомни отношения, а была ли твоя матушка милою, иль смеялась над батюшкой часто, издевалась и кликала «слабеньким», неужели совершишь ту же ошибку, да возьмёшь в жену деву гордую, да спесивую, до чужой жизни равнодушную? Твоего родителя, так судьба покарала за грехи его, за проступки, за жестокость безмерную, себя же почто губишь, да насилуешь?


— Не желаешь помогать, так хоть одолжи меч волшебный, сам с колдуном я и разделаюсь, — сжал Добро кулаки могучие, — а не дашь, пожадничаешь, прямо так и отправлюсь, и погибель бесполезная, на твоей окажется совести.


— Сам знаешь, не оставлю, вместе отправимся, — отмахнулся сын солнца, — тем паче проверить требуется, так ли зол тот ведун иностранный? Не могу бросить того, кого сыном, названным почитаю. Видимо такова твоя судьбинушка, на себе проверять все ошибочки. Постараюсь хоть смягчить удар. Просто помни, слова сказанные, не видать тебе добра от той девушки, да погубит так или иначе, ведь злоба в ней то змеиная, вместо языка, жало ядовитое. Пусть обликом хороша, а страшнее любого чудовища.


И отправились странники искать башню, не такая она странная, как прошлая, из чёрного камня сложена, обвивает её змея огромная. Как увидела богатырей зашипела, поползла к ним, пасть разиваючи, да напала, пытаясь проглотить. Только перенесся Лучик на другую сторону, оказался у хвоста, ухватил его, да рывком оторвал от земли чудовище, раскрутил и о башню ударил, да едва не развалил вовсе по камешку, размозжил чешуйчатой уродливу голову. И раздвинулись камни-то на сторону, да у верхнего этажа башенки, показался оттуда старик седой, глазами злобными прибывших буравит, губы тонкие кривит, закричал надтреснутым голосом.