Ошибка Цикл Улыбнёмся!

                ОШИБКА
1
             Брак не принёс Лене радости; канули горячие свидания, прошёл трепет от касаний рук, жарких поцелуев во время прогулок по бульвару, проложенному посреди улицы.

             Московская зима, как обычно, не балующая скрипучими морозами в ноябре, а больше слякотью, хмурым небом, серыми домами и такими же прохожими, унылыми лицами и всеобщим недовольством всем и вся, — та зима, в год знакомства Лены с Никитой, прошла незамеченной влюблёнными; им не было дела до мокрых хлопьев снега, клейко облепившего крыши и скамейки на бульваре, на которые, смахнув перчаткой плотную массу снега, можно усесться для поцелуев.

             По обе стороны бульвара неслись машины, не щадя прохожих, пуская колёсами шлейфы от грязных луж. Но Лена с Никитой были молоды и уже этим так счастливы, что нескоро чувствовали промозглый холод, промокшие ботинки.

             Расставаться не было сил, каждая разлука лишала аппетита, сна; оглушённые своим счастьем, они скучали, торопливо отделавшись от конспектов, рефератов, спешили друг к другу — скорее увидеться, обняться, почувствовать друг друга.

             Разлуки невыносимы, и оба решили, что надо покончить с этим, — так они объявили каждый своим родителям. Какие объяснения были у Никиты с отцом — неизвестно, а вот мама Леночки пыталась не просто отговорить дочь, а путём наводящих на размышление вопросов старалась образумить Лену, однако выражения матери «ранний брак не приводит к добру», «хорошо ли ты его знаешь», «а на что и где вы собираетесь жить» и подобные призывы к разуму действовали, как в математике, «методом от противного».

             Решили — и кончено! Кончены свидания на бульваре, шатания по улицам, заходы «куда-нибудь погреться», теперь, после свадьбы, наступит счастье видеть друг друга постоянно, целоваться в открытую, «законно», теперь ничто не отвлечёт их от главного: раскованно, свободно проводить всё время вместе!

             Как чудесно это звучит: муж и жена! Они теперь навсегда вместе!

             Решено было жить у Лены, поскольку у них большая трёхкомнатная квартира, кухня большая, чистенько, уютно. Отец Лены смиренно принял зятя, ему главное, чтобы его не отвлекали от утреннего кофе с газетой (традиционное занятие мужчин) и вечернего хоккея или футбола (тоже).

             Ничего, ужились. Правда, мудрая тёща, внимательно вглядываясь в зятя, да и в дочь, уже понимала, что эта затея с женитьбой обречена на провал. Через полгода это поняла и Лена. Она скисла, потому что обнаружила вдруг, что поцелуи стали банально-привычны и этим стали раздражать…

             Однажды, в разгаре знойного лета, по привычке наряжаясь перед зеркалом, Лена чуть не расплакалась, почувствовав пустоту в душе, абсолютное равнодушие к мужу Никите, даже более того, уж лучше бы он не спешил домой и где-нибудь задержался бы…

             Лена заскучала… по скамейке, на которой они… она была так счастлива! Затосковала по маленькому кафе, где они скрывались от слякоти, сырости и, забывая о кофе, неотрывно глядели друг на друга в предчувствии несчастья разлуки до завтрашнего дня.

             Лена поняла, что ей  с к у ч н о,  что, собственно, им  разговаривать  совершенно  не  о  чем… Словом, замужество было  о ш и б к о й… Развод был так же неизбежен, как и свадьба.

             Мама Лены была готова к этому, переживала, конечно, за дочь, однако втайне радовалась, что уж лучше им сейчас развестись, пока ещё совсем «зелёные». Отец… ну он перепоручил все решения Лене и жене, что же делать, бывает… К тому же сегодня играет «Зенит», так что, может, ещё всё обойдётся.

             Не обошлось. Оказывается, и Никита заскучал… не по скамейке и кафе, как Лена, а по товарищам, по свободе. Никиту, оказывается, тоже томила обречённость вынужденных поцелуев «на дорожку» со словами «ну, пока» или по возвращении домой — чмоканье в щёчку с изображением радости на лице: «Ну привет!»

             Так что разбежались без обид, без сцен, облегчённо вздохнули оба.
Ну что ж — о ш и б л и с ь…

2

…Прошли годы. Лена вспоминала изредка свою первую любовь, неудачное раннее замужество, но она просто помнила, как помнят свой день рождения, какое сегодня число, отпуск в Египте, телефон подруги.

             Она закончила институт спокойно, без надрыва, но и без лидерства. Да и на работе была «серединкой», ответственно, но без инициативы выполняя свои обязанности.
Её уважали за спокойный характер, она не сплетничала в курилке, улыбка её не была «дежурной», с начальством не спорила, новатором не была, инициатором тоже, но покладистая и — задумчивая, и чем старше, тем больше.

             Когда на работе «отгуляли» Ленины тридцать пять лет, как положено, с салатиками в одноразовой посуде и красным вином в одноразовых стаканчиках, она вдруг испугалась, что кроме «коллектива вольнодумцев», как они сами себя называли, — кроме этой небольшой группы молодых соратников нет никого, если не считать двух-трёх подруг вне работы, которым, впрочем, не до Лены, потому что семья, муж и дети «съедают» всё время, уже не позовёшь подружку в кино или просто в «кафешку».

             Да и Лене неудобно отрывать подругу от семьи, поэтому она всё более и более ощущала одиночество, тоску и стала бояться приходить домой, в свою пустую квартиру, где никто её не ждал, никто не кричал «ой, мамочка пришла», нет мужа, который утешит или порадуется, если что, скажет «иди отдохни, я сам ужин приготовлю»… Размечталась…

             Лена постепенно «задубела», как сказала однажды Наташка, её лучшая подруга.

             При встрече с Леной проницательная активная Наташа поняла, что пора действовать, то есть «пора положить конец беспросветному существованию», и обязала Лену познакомиться с приятелем её мужа, который работает вместе с ним. Мужик что надо, «руки на месте», «не дурак, во всяком случае, не до конца», какой-никакой, а всё-таки мужик, с высшим образованием, тоже разведён.

             Лена слабо согласилась, Наташка ведь не отстанет, только пусть этот «кандидат» не настаивает на ресторане, Лена их терпеть не может, а лучше уж «на природе», в маленьком сквере недалеко от её дома, хоть воздухом подышать.
Условились на семь вечера, Лена будет сидеть на скамейке, «дышать», пусть приходит этот приятель…

3

             Лена чем старше, тем больше следила за фигурой и цветом лица, иногда задумываясь: а зачем ей это нужно? Для  н е г о  она бы старалась, а для заигрываний с незнакомцами стараться оскорбительно.

             Постепенно она теряла интерес к женским «обрядам»: нарядиться по моде, налепить косметику на лицо, изменив его так, что сама себя не узнаешь; духи, конечно, дорогие, поскольку зарплата плюс бонусы позволяют, но — зачем? Для кого?
Вот оно, ключевое слово: жить для себя, оказывается, бессмысленно, скучно, безрадостно.

             Поэтому Лена, собираясь на свидание, решила — принципиально — не красить ресниц, губ, темнить веки и вообще: в конце концов, ощущение «самки» её раздражало. Да и что может быть лучше свежего молодого лица, пухлых, по молодости, губ, открытого задорного взгляда?

             Если кому-то очень важно «косметическое» лицо и не более, то… то ей такое знакомство уж точно не интересно.

             Так она решила, из того же принципа надела простую чёрную юбку и синюю блузку без излишеств складок, сборок, рюшей и страз. Не нравясь самой себе, она безразлично «влезла» в, кажется, белые туфли, подхватила сумочку, без которой, как известно, даже безразличная к себе и миру женщина никогда не покинет дом, — и не спеша, на целых полчаса раньше назначенного срока отправилась в сквер, на скамейку, — «подышать»…

             …Лёня, а на работе Леонид Александрович, несмотря на свою солидность и авторитетность в офисе, был гораздо проще, чем о нём сложилось мнение. Да, он действительно был решительным, бескомпромиссным, деловит, о нём говорили коллеги, что «решения Леонида Александровича обгоняют возникшие проблемы», некоторые его даже побаивались за честную правду, которую он деликатно, но твёрдо объявлял «в глаза» любому, не опасаясь даже высокого чина.
Но глубоко в душе он прятал в себе мальчишку, которому хочется озорничать, шалить, погонять мяч во дворе с самодельными воротами.

             Всё, чего Леонид достиг, это уважение на работе и желанный развод с нежеланной более женщиной, с которой прожил недолго, и ругал себя, а не её, за то, что  о ш и б с я,  что сразу не разглядел в ней простушку, нацеленную лишь на приобретение очередной «тряпки». При этом молодая жена не желала работать, не умела и не хотела готовить, не знала, с какого конца брать иголку, а главное — была абсолютно равнодушна к его, Лёниным, проблемам, интересам.

             Вскоре жена стала ему неинтересна, потому что понял: ему  с к у ч н о  с ней, что им  р а з г о в а р и в а т ь  совершенно  н е  о  ч е м…

             Но всё-таки он надеялся встретить родную душу и всё-таки ещё верил, что это возможно…

4

Лена уже полчаса дышала свежим воздухом, хотя это, вообще-то, условно: город раскалился от ярого июльского солнца. В сквере не было свежо, но в тени каштана и берёз не чувствуешь себя «на сковородке».

             Рядом на скамейках, крашенных в разные цвета, видимо, для создания настроения, — сидели молодые мамы, успевая и поболтать между собой, и приглядывать за детьми, которые, как воробушки, держались стайкой и громко «чирикали» о своих проблемах: куда-то делся совочек, слетела панама, оторвалась пуговица.

             Вокруг стайки кругами ездил мальчонка на трёхколёсном велосипеде и безостановочно давил на звонок… Мамочки, делясь событиями в моде, непрерывно кричали деткам «Ванечка, встань, а то штанишки испачкаешь», «Отойди оттуда, Машенька», «Не кидайся песочком, Лёша» и прочее, но зов моды сильнее, и молодые мамы уже планировали пошив нового платья, чтобы «сразить мужей».

             В сторонке сидели и пенсионеры парочками, наблюдая за «воробушками», завистливо вздыхали.

             Лена с доброй усмешкой слушала милую детскую чепуху галдящих «воробушков», посмотрела на часики: было ровно семь. «Ещё подышу минут десять, и уйду, это просто неприлично — опаздывать, да ещё мужику».

             — Здравствуйте. Я присяду, можно?

             Лена пожала плечами, что означало «да пожалуйста, раз уж пришли».

             Конечно, Лене было любопытно рассмотреть парня, но неприлично же вот так, в лоб… Она по-прежнему была спокойно-равнодушна и решила: пусть сам начинает разговор, а там посмотрим…

— Здравствуйте, — ещё раз сказал «кандидат», усевшись рядом, но не близко с Леной.

             Она кивнула, из вежливости заставила себя ответить:

             — Ну здравствуйте, здравствуйте.

             И почему-то рассердилась:

             — Ну что? Начнём говорить о погоде?
             — Можно и о ней. Хотя многие не умеют говорить о погоде правильно.

             У Лены брови поднялись:
             — А правильно — это как?
             — Ну банально говорят о температуре, о жаре, которая достала, или о морозе, который… тоже достал. В результате люди сами не знают, чего хотят, не угодишь им.
             — Вы о том, что «у природы нет плохой погоды…»?
             — Нет, не об этом. Я о том, что чаще всего люди сетуют на погоду потому, что им  с к у ч н о,  или нечем заняться, или у них неприятности, или не сбылся сон, или куда-то опоздали, или, наоборот, некуда спешить… ну, в общем, причин много… Вы когда-нибудь встречали человека, который бы сказал: «Ой, какое счастье! Сегодня гроза была такая мощная, я чуть не ослеп от молнии! Красотища!» или «Ой, сегодня выпало столько снегу, все дороги завалило, я застрял в троллейбусе и опоздал на работу! Начальник орал! Ну надо же, вот это метель!» Встречали таких?

             Лена улыбнулась… Забавный какой… неординарный…
             — Нет, обычно погоду ругают.
             — Ну вот я и говорю: погоду надо любить любую, столько впечатлений от её явлений!
             — Вы в рифму заговорили, вы, случайно, стихи не пишете?
             — На бумаге — нет, но пишут все, без исключений, только стесняются в этом признаться.
             — Я не пишу.
             — Не-прав-да.
             — И не думала заниматься этим.

             Он вздохнул и опустил голову:
             — Значит, вы не любили.
             — А вы писали?
             — Конечно. Я в шестом классе втюрился в одну девчонку.
             — А прочесть можете? Помните что-нибудь?
             — «Что-нибудь» я не помню, потому что я написал только одно стихотворение, и как только я его закончил, сразу же… разлюбил, успокоился.

             Лене стало смешно:
             — Ну пожалуйста, прочтите это одно-единственное.
             — Ну… сейчас припомню… Ага… Ну вот:
Небо голубое, как твои глаза,
А я такой влюблённый… тара-тара-таза… —
             В общем, чепуха.
             — Неужели у вашей девочки действительно были банально голубые глаза?
             — Да нет, конечно. Просто везде в стихах так пишут, глаза у любимой голубые, небо, конечно, тоже.
             — Ну да: «яркое солнце, пушистые облака»… — Лена поморщилась.

             Он взглянул на Лену сщурившись слегка, будто изучал предмет знакомый, но удививший новизной.

             Немного помолчали оба, но не потому, что  не  о  ч е м  было разговаривать,  а именно потому, что  о ч е н ь   х о т е л о с ь  говорить друг с другом, как бывает в поезде: попутчики знакомятся в купе перед дальней дорогой, приглядываются, а потом не остановишь болтовню, каждый с трудом дожидается своей очереди, чтобы высказать сокровенное совершенно чужому человеку.

             Оба одновременно повернулись друг к другу лицами, собираясь что-то спросить, и дружно расхохотались над забавной ситуацией и заспорили:

— Нет,  в ы  спрашивайте…
— Нет,  в ы  говорите…
— И всё-таки вы, — попросила Лена, — расскажите о себе.
— Уступаю. Но! Вы уверены, что вы действительно хотите знать обо мне, а не о себе?
— То есть?!
— Я уверен: просьба рассказать обо мне скрывает на самом деле ваше желание узнать  о  с а м о й  с е б е…
— Как это? — Лена удивлялась всё больше и больше.
— Ну, слушая рассказ обо мне, вы будете сравнивать свою успешность в жизни — с моей, ситуацию мою — со своей и делать выводы. А мне бы хотелось, чтобы вы искренне интересовались именно мною… а я — вами… Кстати, давай нарушим этикет и будем «тыкать», ты согласна, что обращение на «вы» сковывает откровенность?
— Согласна! — и Лена снова расхохоталась, потому что ей было необыкновенно хорошо, уютно с этим человеком.
— А чего ты хохочешь?
— Да потому, что мы собираемся «тыкать», а я даже не знаю, как тебя зовут.
— Вообще-то  я  должен тебя спросить: как твоё имя, прекрасная незнакомка? Мы нарушаем традицию.
— К чёрту ритуалы!
— В таком случае я — Лёня, а ты?
— Я Лена.
— Лена, не знаю, как ты, но я умираю от жажды. Я счастлив этой жарою, она изумительна, но пить всё-таки хочется. Здесь есть фонтан?

5

На следующий день Лена едва смогла работать, рассеянно слушала, невпопад улыбалась, у неё было странное ощущение, что они с Лёней вовсе и не расстались вчера, уже за полночь, она и сейчас ощущала его присутствие.

             Дождавшись вечера, Лена упросила Наташу срочно с ней встретиться, потому что нужно было выговориться и — отблагодарить подругу.

             Лена, встретив Наташу в прихожей, нетерпеливо схватила её за руку, потащила в комнату, усадила на диван, сама не села, а ходила по комнате, взмахивая руками, то хохоча, то чуть не плача, и говорила, говорила… про вчерашнее свидание.

             — Наташа! Он такой необыкновенный, он такой интересный, его всё во мне интересует — чтО я думаю, как я думаю, чтО мне нравится, и мне всё в нём интересно, у нас так много общего, Наташ, я с ума схожу! Неужели и ко мне пришло это счастье?!

             — Ленка, я ничего не понимаю… Ты про что говоришь? Про кого? Какое счастье?
             — Ну как какое? Ну свидание в сквере, в семь часов? Ну твоего мужа приятель…
             — Да ты что? Ой, прости, я забыла тебя предупредить, он же отказался прийти…
             — Да нет же, Лёня пришёл!
             — Какой Лёня? Приятеля моего мужа зовут Сергей… Это какая-то ошибка.