Вера Григорьевна

(1956 год)

Осень 1956 года, я учусь в 8-м классе.

В послевоенную пору мы, как и всё население страны, жили в коммунальной квартире. Сначала мы жили на 6-й линии Васильевского острова в такой коммунальной квартире, где количество комнат было не сосчитать, с одним туалетом на всю квартиру. Наша комната была 15 квадратных метров.

А вот уже с лета 1948 года мы переехали на остров Голодай, в двухкомнатную квартиру на проспекте КИМа, в которой площадь каждой комнаты составляла 25 квадратных метров. Одна из комнат стала принадлежать нашей семье, состоящей из шести человек — папа, мама и четверо детей. В комнате было огромное итальянское окно и большая голландская печь. А также как бы продолжением стены (где находилось окно, справа) была двойная узкая дверь в продолговатую кладовую. В ней было два таких же итальянских окна, напротив друг друга. Одно из них выходило на балкон, что протянулся по всему пятому этажу фасада. А второе окно, напротив, выходило на широкие лестничные марши. Своей длиной оно спускалось на нижний этаж. Окно в кладовке, которое выходило на балкон, открывалось в любое время года.

А во второй комнате жили тётя Вера (Вера Григорьевна) и её племянница Вика. Она старше моей сестры Вали на один год. Её родители погибли во время войны, и тётя Вера стала её опекуном.

Вера Григорьевна сначала была хорошей и доброй. Она работала старшей кассиршей напротив нашего дома. В магазине все её хвалили, и дома у неё всё было хорошо. Дома всегда была еда. А также Вика занималась музыкой, в комнате стояло фортепиано.

В городе мы жили только в учебное время, а в каникулярное — в Белоострове, сначала во времянке, а уж потом в выстроенном доме. В 1947 году нашему отцу как инвалиду войны и как отцу четверых детей в Белоострове дали земельный участок и безвозвратную ссуду для постройки дома.

Когда мы приезжали после летних каникул, а Вика — из пионерского лагеря, то снова всё было хорошо. К тёте Вере часто приезжал её друг, всё было хорошо. В ту пору мы были ещё невелики, и потому трудно сказать, что же случилось у тёти Веры.

Взрослые между собой, втайне от нас, говорили о том, что на работе у неё произошла какая-то неприятность, и друг её стал появляться редко, а потом и совсем перестал к ней приезжать. И оказалось, что наша тётя Вера стала сильно выпивать. Свою смену (неделю) отработает нормально, а следующую неделю — гуляет.

Вика в это время стала задерживаться у подружки, которая жила со своей мамой тоже по нашей лестнице, только на третьем этаже, а мы — на пятом.

Да, тётя Вера начала выпивать, и это было страшно ещё и потому, что наши родители и зимой, и летом жили в Белоострове, так как там оставалось хозяйство — и корова, и поросёнок, и куры.

Время в стране было голодное, а у тёти Веры всегда была еда. А потому, наверное, и мужчины были у неё часто, так как к еде всегда находилась выпивка.

Наша высокая комнатная дверь, состоявшая из небольших стеклянных перегородочек, стала превращаться в расстрелянную амбразуру. Все перегородочки, до которых только могла дотянуться тётя Вера, были разбиты, и мы — дети — затыкали их старыми одеялками и маленькими подушечками.

Но когда у тёти Веры начиналась какая-то агрессия, то Вика забегала к нам. А я, впустив её, закрывала дверь комнаты на задвижку и выпускала её через нашу замечательную кладовку и окно на балкон пятого этажа. А там, перебравшись через верх металлической перегородки, она могла постучать в любое окно, в любое время суток, и её впускали в квартиру для того, чтобы выпустить на лестницу, и тогда она могла бы прибежать к своей подружке и её маме, наутро уже от них пойти в школу.

И вот в очередной раз, в двенадцатом часу ночи, Вика вкрадчиво постучала к нам в дверь. Я быстро открыла и, впустив Вику, сразу же закрыла дверь на задвижку, и мы молча побежали с Викой к спасительной кладовке. Открыла дверь в кладовку, а потом и окно в ней, выпустила Вику на балкон и, сказав ей, чтобы была осторожна, быстро закрыла и окно, и дверь кладовки. Потому что чувствовала, что тётя Вера будет ломиться в нашу дверь и напугает уже уснувших младших детей.

Так всё и было. Я открыла ей дверь, а она стояла передо мной босиком, в ночной рубашке и с длинным кухонным ножом в руке. Глаза её словно пытались выскочить из орбит, а короткие волосы на голове были взъерошены. Она оттолкнула меня и с надрывным воплем «Где она?! Где она?!» бросилась к кладовке. Я открыла ей эту дверь, показала закрытое изнутри окно. А она, повторяя свой вопрос, бросилась под кровать искать Вику.

В этот момент она была страшной, особенно с этим ножом и задравшейся рубашкой. А я, стараясь быть спокойной и уверенной, стараясь попасть своим взглядом в её глаза, говорила ей: «Видите, здесь её не было. Может, она выбежала на лестницу? Она уже у кого-нибудь отдыхает. Она же придёт. Тётя Верочка, отдохните и Вы».

Она вылетела из-под последней кровати, заглянула в платяной шкаф и выбежала из комнаты. А я моментально закрыла дверь на задвижку.

В таком виде тётя Вера выскочила на лестницу и стала звонить во все квартиры с истошным воплем «Где она?!»

Вот такая неизгладимая картина и стала последней каплей терпения соседей. Буквально в ту же ночь сотрудники милиции увезли её от нас. Соседи отдали им заявление с просьбой о её выселении, которое, несмотря на ночное время, было подписано всеми жильцами этой лестницы.

И ещё соседи написали заявление в отдел опеки с просьбой доверить опеку над Викой тёте Гале, то есть маме Викиной подружки. И также подписались всей лестницей. Так как все знали, что во время тёти-Вериных запоев она берегла Вику.

На следующий день к нам в квартиру пришли представители опеки и сотрудники милиции, а также соседи. До решения суда тётю Веру так и не выпустили. А после суда сразу увезли на сто первый километр от города.

Вика успешно закончила десять классов и Лесотехническую Академию, вышла замуж за профессора этой же академии, родила ему сына и дочь, и всю жизнь они не расставались. Дети тоже выучились, создали свои семьи и сейчас живут в других странах. И слава Богу, что они живы и сейчас.

Однако года через три после событий к нам в квартиру приезжала Вера Григорьевна. Вика в это время была с комсомольским строительным отрядом от Лесотехнической Академии далеко от дома. Тётя Вера плакала, просила прощенья и у меня, и через меня у всех, кого не было дома. Особенно она очень просила передать Вике, что она очень любит её и просит у неё прощенья. Тётя Вера благодарила меня за то, что я рассказала ей о Викиной жизни, да и просто за то, что я стала с ней разговаривать.

Сама Вера Григорьевна внешне выглядела просто замечательно. На лице не было никаких следов пьянства. Про себя она рассказала, что так была потрясена внезапным решением суда, мгновенным расставанием с Викой, оказавшись в новых условиях среди незнакомых людей, что сразу же сломала в себе алкогольную зависимость. Переболела своё состояние, поселилась в деревянном доме и приступила к работе в магазине в качестве продавца, так как позволяло образование. Ей несколько раз предлагали должность заведующей магазином, но она отказалась, потому что обстановка там криминальная.

Оказывается, перед тем как Тётя Вера приехала к нам, к ней приезжала её дальняя родственница и, порадовашись за неё и видя, как она переживает о случившемся, посоветовала ей съездить к нам и особенно к Вике и попросить прощения, поговорить по душам — и ей обязательно будет легче. Она так и сделала.

И я тоже была за неё рада. И, чтоб подбодрить её со своей стороны, сказала ей, что она сильная женщина, что в смутное время она упала от одиночества — и всё-таки встала.

28.05.2014