Криминальная командировка. Глава 4

ПРИЗНАНИЕ В УБИЙСТВЕ

- Не собиралась я глазки строить русскому лётчику, - начала своё признание Полина. – Обстоятельства вынудили меня привлечь его внимание ко мне. Ты сам сейчас сказал: поступки человека определяют обстоятельства.
- Да, это так, - подтвердил Рудаков. – Беспричинных поступков не существует. 
- Так вот, чтобы ты знал, - Полина замялась и увела глаза куда-то в сторону. Потом, после короткой паузы подняла свой взор на Алексея и решительно заявила:
- До встречи со Стремусовым я совершила убийство и мучительно вынашивала в голове все варианты, чтобы избежать наказания.
- Ты убила человека?! – воскликнул Алексей, не поверив словам Полины.
- Да, убила… так получилось…
Уголки её губ мелко дрогнули, Полина вновь отвела взгляд и на сей раз замолчала надолго, вспоминая, по всей вероятности, то трагическое событие.
Алексей был шокирован известием и смотрел на бывшую любовницу округлившимися глазами. В его голове не укладывался сам факт содеянного этой хрупкой и безобидной женщиной с высоконравственными принципами бытия. Поверить в такое было непостижимо для его разума.
Казалось, Полина вот-вот расплачется. Рудаков не стал досаждать её возникшими вопросами и ждал, когда та успокоится и сама захочет продолжить разговор. 
Вопреки ожиданиям, Полина не размякла, не пустила слезу от тягостных воспоминаний, не позволила вызвать чувство жалости к себе. Глаза её оставались сухими и даже голос не дрогнул, когда она заговорила вновь.
- Это был сын хозяина заведения Гюнтер Краузе – отвратительный тип. Не каждого мерзавца можно поставить в один ряд с ним. Даже самые прожжённые проститутки-оторвы шарахались от него, как от прокажённого. Среди них он слыл жестоким сексуальным извращенцем и наркоманом, которому всё сходило с рук. Однако, из-за непредсказуемости действий этого негодяя, униженные женщины предпочитали умалчивать о его пристрастии к наркотикам и садистских издевательствах, которые он совершал.
Полина опять помолчала немного, будто колебалась с принятием решения: стоит ли раскрывать душу перед Рудаковым? Не случится ли неприятных последствий после её исповеди? Потом всё же решилась, продолжила:
- Гюнтер обратил на меня внимание не сразу, когда я появилась в борделе – в то время у него была другая пассия вне стен нашего учреждения. Через какое-то время он вообще исчез из поля зрения и не появлялся в «Артемиксе» около года. Поговаривали, что он даже покинул Германию. Все проститутки, которых он домогался, облегчённо вздохнули. Но этот подонок объявился вновь. И тут предметом его вожделения стала я.
Полина на секунду умолкла, смахнула просочившуюся наружу единственную слезинку, заговорила вновь:
- Он стал уделять мне знаки внимания. Сначала в виде веселых приветствий и воздушных поцелуев. Появляясь в "Артемиксе," шутил на публике, изображал интеллигентного и порядочного человека. Так продолжалось недолго. Однажды Гюнтер положил на стойку регистратуры передо мной букет живых роз. Положил и, пожирая меня взглядом проголодавшегося зверя, заявил, что после работы заедет за мной. Зная, чем может обернуться моё свидание с ним, я вежливо отказалась от его предложения, сославшись на занятость с сыном. Это не подействовало. Мои слова лишь подзадорили изверга ещё больше. Я увидела, как загорелись его глаза. Они светились огнём хищника, почувствовавшего свою лакомую добычу.
- Не смей мне возражать или отказывать в чём-либо, я этого не люблю, - сказал садист угрожающим тоном. – Твой сын уже взрослый, переночует дома один, и ничего с ним не случится.
Мне стало страшно. И тут я неожиданно для себя послала его по-русски на три буквы, выразившись матом впервые в жизни.
Гюнтер обомлел. Его замешательство длилось секунд десять, потом он громко расхохотался и, подняв вверх большой палец, проговорил довольным голосом: - Гут, матка. Совсем, как в советских фильмах про фашистов на оккупированных территориях.
Алексей слушал Полину, затаив дыхание. Смотрел на неё, и не мог представить эту утончённую женщину, бросающую вызов отщепенцу. Каким было выражение её лица? Гневным, испуганным, презрительным или просто брезгливым?
Воспоминания давались Полине всё же нелегко. Рудаков заметил, как постепенно менялось её лицо. Кожа на скулах обескровилась, побелела, голос с каждым новым словом становился всё тише и тише, потемневшие глаза увлажнились. Несколько раз Полина судорожно сглатывала накатившуюся горечь в горле.
- Давай, Лешак, глотнём допинга, что ли, а то ещё чего доброго – разрыдаюсь, - пересиливая своё душевное состояние, произнесла Полина со свойственной ей усмешкой. Но усмешка эта получилась не иронической, как обычно, а печальной и беспомощной.
- Можно и увеличь дозу по такому случаю, - согласился Рудаков, взглянув на жалкие остатки вина в бутылке. Уровень коньяка в его округлой таре опустился на треть.
«А ведь прежде она такого количества спиртного не употребляла», - отметил он про себя.
Словно прочитав его мысли, Полина, скорчив на лице подобие улыбки, сказала:
- Не переживай, этого пойла у меня в достатке.
- Ты пристрастилась к алкоголю? – спросил Алексей.
- С чего ты взял?
- Раньше ты запасов не создавала и больше пары бокалов не употребляла.
- Раньше я никого не убивала и работала в образцово-показательной организации, - съязвила Полина. Потом, смягчившись, успокоила:
- Да ты не переживай, Лешак, не злоупотребляю я ни зельем, ни наркотой, - её лицо на мгновение просияло. – А это вино осталось от прежней хозяйки – целая коробка. Здесь я появляюсь очень редко. Об этом доме не знает никто. Это, так сказать, мой запасной аэродром на случай аварийной посадки.
Полина подняла бокал с остатками вина и долго держала перед собой, прежде чем опорожнить. Ей было о чём поразмыслить.
Покончив с вином в несколько приёмов, она тут же встала, сходила на кухню и выставила на стол вторую бутылку.
- Что было потом? – не удержался Рудаков, откупоривая бутылку, первым нарушив затянувшуюся паузу.
- Потом был период благоденствия,- рассмеялась она через силу. – Пока изверг не похитил меня из дома,
 - Похитил?!
- Да. Подкараулил, гад, когда я возвращалась домой, и похитил. Подкрался сзади, заткнул рот тряпкой, пропитанной какой-то дрянью, после чего я отключилась, и он затолкал меня в машину.
Полина в очередной раз сглотнула появившийся в горле комок, медленно провела по лбу ладонью, будто стирая в памяти тягостные видения, и замолчала, уставившись в одну точку. Рудаков не тревожил её, ждал, когда та успокоится.
Так продолжалось минут пять. Алексей не выдержал, придвинулся к Полине вплотную, обнял её за плечи.
- Может, не надо вспоминать? – почти шёпотом произнёс он. – Зачем рвать душу лишний раз?
- Нет, Лешак, - вздохнула Полина, - хочу, чтобы ты выслушал меня до конца. Исповедь грешницы должна быть изложена без утайки. Коль уж ты отыскал свою любовницу, чтобы вытащить её из дерьма – будь любезен, мой рыцарь, выслушать все события в подробностях. Я должна рассказать тебе свою тайну, выговориться, наконец… Не могу я больше носить её в душе. Эта тайна, как огонь, жжёт меня изнутри, и, как тяжёлый камень, тянет вниз… Я уверена, что ты не предашь меня, поймёшь всё правильно и осудишь мои поступки не предвзято, по божьей шкале…
Рудаков обнял захмелевшую Полину, провёл ладонью по голове, успокоил:
- Конечно же не предам, глупенькая ты моя.
Прошло не меньше минуты, прежде чем Полина продолжила свой рассказ. Скривившись, как от зубной боли, наконец, разомкнула губы, заговорила вновь:
- Он увез меня в загородный дом. Очнулась в постели, голая. «Неужели успел надругаться?!» – подумала я с ужасом. А этот подлец стоит подле огромного танкодрома, на который уложил меня, зубы скалит. В руках у него шприц, заполненный под завязку какой-то дрянью. Стоит и трясёт им демонстративно. «Пока не поимел, - заржал он. – Жду, кукла, когда очухаешься. Правда, не смог утерпеть – сбросил с тебя лохмотья, чтобы разглядеть, какую игрушку привёз для себя. Поиграл твоими прелестями, проверил себя на готовность к играм». И опять заржал. Громко, голосисто. Я догадалась, что он успел уже задвинуться.
- Что, прости? – переспросил Алексей.
- Укололся, значит, дозу наркоты ввёл.
- А-аа…
  - Проржался он, и заявляет: если я без сопротивления буду исполнять все его желания – тогда всё может закончиться благополучно, если нет – меня ждёт доза героина для укрощения строптивости. Выдвинул ультиматум, урод, закатил глаза и принялся с восторгом излагать, как будет меня трахать. Я поняла, что мне не выдержать издевательств, и решила убить негодяя.
Пока он смаковал, рисуя картины предстоящего разврата, я лихорадочно соображала, как сподручнее отправить изверга на тот свет. Хватануть по загривку чем-нибудь тяжёлым или воткнуть нож в сердце? Чувствую, нет, вариант не прокатит – он мужик здоровый, в одну секунду перехватит моё орудие убийства. Но, даже если и получится – труп, кровь, следы, отпечатки – всё, как в детективе, останется на месте преступления. Не могла я допустить, чтобы мой Димка осиротел. И тогда меня осенило: надо убить маньяка его же орудием – героином. Ввести лошадиную дозу и дело с концом. Сделать так, чтобы у следователя сложилось убеждение, будто смерть наступила в результате передозировки. И я начала с хитрости. «Чем ты меня отравил? - спросила я. – У меня конечности отнялись, и дышать трудно. Ты с инвалидом собрался заниматься сексом?»
«Не может быть», - не поверил он. – «Обычный хлороформ».
- Значит, не обычный, - выкрикнула я, а сама лежу, не шевелюсь, делаю вид, будто парализована. Тут он умолк, положил шприц на тахту, и отправился в ванную – там, видно, у него остался пузырёк с хлороформом. Я моментально спрыгнула с кровати, сорвала со стены старинное ружьё, и притаилась за дверью. Ну, а потом дело техники: шарахнула гада прикладом по затылку со всей моченьки – он и осел, закатив звериные глаза. Схватила шприц, выдавила из него всё содержимое до последней капельки. Получилась двойная доза. Одну он принял самостоятельно.
Полина оборвала свой жуткий рассказ, и в наступившей тишине Рудаков услышал, как у неё в горле прокатился какой-то хриплый звук. Волнение женщины передалось и ему. Он искоса посмотрел на Полину, пытаясь понять, что с ней происходит, и удивился: в глазах ни слезинки. Но вот сами глаза были неузнаваемы – они сделались неподвижными, словно помертвели. А вот подбородок, губы – дрожали. Алексей взял её ладони – они мелко тряслись.
- Бедная моя девочка, - прошептал он. – За какие грехи тебе выпала такая участь?
Полина сидела сгорбившись, и, казалось, не слышала его слов.
Звенящая тишина затянулась на несколько минут. Затем Полина, поборов волнение, выпрямилась и каким-то незнакомым охрипшим голосом рассказала о финале убийства:
- Потом я заполнила ванну водой, напустила пены, затем приволокла тело Гюнтера. До сих пор поражаюсь, откуда появилось во мне столько сил, чтобы перетащить здорового мужика в ванную. Наверное, у страха не только глаза велики, но и силы удваиваются. Как думаешь?
- Да, от страха человек способен на немыслимые поступки, - тут же подхватил Рудаков мысль женщины. – Ты утопила его в ванне?
- Нет, что ты. Такая нелепость сразу бы бросилась в глаза следователю. Я поплескала на тело мыльной водой, будто негодяй, вылезая из ванны, поскользнулся на кафеле и сам ударился о край головой. В тот момент я была уверена, что таким образом смогу навести следователя на ложный след о происхождении гематомы на затылке.
- Умно, - заметил Алексей. – А мушкет потом куда дела?
- О-о, все следы постаралась замести, как лиса хвостом, - немного повеселев, проговорила Полина. – Мушкет тщательно протёрла и повесила на прежнее место, пустой шприц сперва протёрла, а затем приложила к нему пальцы Гюнтера и оставила на раковине. Ручку в ванную комнату не протирала, поскольку дверь была открыта, и я этой ручки не касалась. На ней остались лишь отпечатки Гюнтера. Ну, а потом оделась и сбежала. Несколько километров прошла пешком и лишь потом поймала такси. Моих следов в доме не должно остаться.
- Видеокамеры в доме Гюнтера были? – спросил Рудаков. Его интересовали все детали, которые могли оказаться в распоряжение немецкой полиции.
- В доме точно не было, всё просмотрела. Вероятно, Гюнтер очень опасался огласки тех оргий, которые вытворял.
- А твоё похищение этим фашистом камеры не зафиксировали?
- Гюнтер не дурак – заранее выбрал место без видеонаблюдения, я проверяла.
- Когда стало известно о пропаже этого подонка? – поинтересовался Рудаков.
- Отец спохватился только через две недели, так как его сын часто пропадал бесследно и надолго. А тело обнаружили спустя несколько дней. Вот и конец жуткой истории, - завершила повествование Полина, её рука потянулась к бокалу с вином.
- Может, хватит на сегодня? – спросил Рудаков, заглядывая ей в глаза.
- Ты видел меня пьяную хоть раз? – вопросом на вопрос ответила Полина.
- Нет.
- А хотел бы?
- Тоже нет. Пьяные женщины безобразны и отвратительны, - улыбнулся Рудаков. – С ними лучше не иметь никаких дел.
- До поросячьего визга не дойдёт, можешь быть уверен, - заверила Полина. – Слушай дальше. Ужастиков больше не предвидится.
Она сделала один большой глоток, заела виноградом и продолжила рассказ.
- У Алексея в Берлин было два рейса за неделю. И каждый раз он находил время на встречу со мной. Он был настойчив в своих устремлениях ко мне, но настойчивость проявлял в галантной форме джентльмена: дарил цветы и подарки, водил в ресторан, гулял со мной, если позволяло время. Я отчётливо понимала, к какому финалу ведут наши встречи и решила прекратить этот стремительно развивающийся роман. Однако, неожиданная встреча со следователем внесла коррективы в мои намерения. Кто-то из проституток донёс в полицию о моих матерных словах, брошенных в лицо негодяю, меня вызвали в полицию в качестве свидетеля. В ходе изощрённого допроса я почувствовала, что следователь что-то нарыл, и мне стало страшно. После этого я вела себя с Алексеем более податливо, и когда он предложил вернуться в Россию и стать его женой – я сразу согласилась.
Через месяц я была уже в Москве, а через два месяца случилось несчастье – Алексей погиб в ДТП. В полиции мне сообщили, что он не справился с управлением. Но я не поверила такому заключению. Алексей имел большой водительский стаж, никогда не превышал скорость, не имел нарушений. Да и в тот злополучный день он никуда не спешил – отправился в аэропорт задолго до времени вылета. Правда, меня это удивило. Никогда прежде он не выезжал заблаговременно.
- Ты думаешь, это было убийство? – спросил Рудаков.
- Думаю – да.
- Почему?
- Незадолго до происшествия, Алексей проговорился, что уличил своего штурмана в контрабанде, - сообщила Полина.
- Того самого, которого он вытащил из борделя?
- Того самого, Шурика Пономарёва, - подтвердила Полина. – Сказал, что собственноручно изъял какой-то незаконный груз и спрятал у себя, как вещественное доказательство. Ещё он сказал, что заснял штурмана на видео, когда тот прятал этот груз в багажном отсеке.
- Что за груз, не говорил?
- Сказал, что пустяшная вещь, он подержит её у себя некоторое время, пока этот придурок не раскается и не поклянётся, что больше не будет подставлять близкого друга перед таможней. Свёрток я обнаружила в квартире Алексея после его смерти, когда собирала свои вещи – явившиеся на похороны родственники попросили немедленно освободить квартиру и дали на сборы ровно сутки. Барахло пристроила к знакомой старушке на первом этаже, сказав, что заберу, как только закончится ремонт моей собственной квартиры. Всё это я соврала – никакого жилья на тот момент у меня не было. Меня, как шлюху, бесцеремонно выставили за дверь, не удосуживаясь выслушать, кто я такая и как очутилась в квартире Стремусова.
Свёрток лежал в красивом чемоданчике, которого я ни разу не видела в руках Алексея. В нём-то и находился свёрток, обёрнутый какой-то странной бумагой. Картон – не картон, фольга – не фольга. В общем, толстая бумага, пропитанная зернистым раствором серебристого цвета. Я сразу догадалась, что это и есть та самая пустяшная вещь, о которой обмолвился Алексей. Разворачивать пакет я не стала и положила его обратно в чемоданчик. Когда у меня появился свой угол, я вспомнила о нём. Вскрыла – и ахнула!
- Наркотики? – без труда догадался Алексей.
- Белый порошок, килограмма три. А потом и флэшку с видеозаписью обнаружила в своих вещах – Алексей положил её в мою старую сумочку, которой я перестала пользоваться. Он подарил мне новую, шикарную, в неё я и переложила свои вещи. Нашла совершенно случайно, когда собиралась подарить старую сумочку одной из знакомых.
- Просмотрела запись?
- Конечно. Штурман снят скрытой камерой, на видео отчётливо видно его лицо. Сначала он прячет чемоданчик, а затем уже ищет пропажу с растерянным видом.
- И где сейчас эта флэшка?
- Здесь.
- А наркотики?
- Тоже в этом доме.
- Боже мой! – воскликнул Алексей. – Ты ходишь по краю пропасти!
- Знаю, потому и перенесла в этот дом, - сказала Полина.
- Но, рано или поздно, тот, кому принадлежит этот груз, вычислит тебя, и тогда тебе не поздоровится, - предостерёг Рудаков.
- Вряд ли, - спокойно произнесла Полина.
- Откуда такая уверенность?
- Да потому что этот груз, как я сейчас понимаю, принадлежал Алексею.
- Алексею?!
- Да, Алексею. Пономарёв, как мне кажется, выполнял лишь одну функцию в перевозке наркотиков – помогал проносить груз через таможню. Но в какой-то момент между ними пробежала чёрная кошка, Пономарёв решил открыть свой канал сбыта, - с уверенностью проговорила Полина.
- Это твоё предположение или есть доказательства?
- Предположение, закреплённое действительностью, - усмехнулась Полина. – Отец Александра Пономарёва – второе лицо в Аэрофлоте. Любой из сотрудников компании считал за честь водить с ним дружбу. По словам Алексея, он один из немногих представителей Аэрофлота, которых никогда не досматривала таможня.
- А командира? – поинтересовался Рудаков. – Досматривали?
- Алексея проверяли. Правда, без особого пристрастия, как он выражался. Но проверяли, потому что Алексей уважал закон и без напоминаний сам предоставлял вещи к досмотру. А Пономарёв проходил вслед за Алексеем, его провожали заискивающей улыбкой. И ещё у Шурика в Шереметьево была крепкая дружба с начальником линейного отдела полиции. Да и не только с ним. У него в аэропорту, по моему мнению, все службы были повязаны.
- Значит, штурман загрузился в Шереметьево без согласования с лётчиком? - раздумчиво проговорил Алексей, задавая вопрос больше себе, чем Полине. – Хотел взять канал в свои руки, выводя таким образом командира из цепочки поставок, как лишнее звено?
- Возможно, потому что на видео две записи, - пояснила Полина. – Сначала он прячет чемоданчик, а затем ищет пропажу с растерянным видом.
- Тогда всё складывается, продолжил размышлять Алексей. – Твой Алексей снял на видео штурмана с наркотой сначала в Шереметьево, потом уже в полёте перепрятал чемоданчик и заснял контрабандиста уже в Берлине, в момент поиска пропажи. Пригрозил, что в случае неповиновения, пакет с наркотой и запись разговора будет передана сотрудникам полиции. Груз вернулся назад в Шереметьево, был вручён Пономарёву перед досмотром таможни, а потом вновь изъят.
- Не могу знать, так это было или не так, но Шурик вполне мог подстроить ДТП, чтобы забрать смартфон Алексея, избавиться от улики, и завладеть свёртком.
- Логично, если ему не было известно о флэшке. Ну, да чёрт с ними, с контрабандистами! Давай сейчас не будем ковыряться в деталях, - деловито проговорил Алексей. – Не для того я повстречался сегодня с тобой, чтобы строить версии за следователя.
- А для чего? – спросила Полина и с ехидной усмешкой уставилась на Рудакова. – Уж не собираешься ли ты переспать со мной?
От неожиданного вопроса Алексей смутился. Затем, справившись с конфузом, он ответил с вызовом:
- А почему бы и нет?
На несколько секунд зависла напряжённая пауза. Пытаясь снять напряжение, Рудаков пояснил:
- Хоть и десять лет прошло с последней встречи, а я по-прежнему пылаю страстью к тебе.
- Не поверю. Десять лет назад я была юной красавицей, преданной только тебе. Ты восхищался моей красотой, говорил неоднократно, что не находишь во мне никаких изъянов, - проговорила Полина с печалью в голосе.
- Да, это действительно так, - подтвердил Алексей. – Твоя фигура и тело безупречны и по сей день. А лик Джоконды не входит ни в какое сравнение с твоим лицом.
- Ой, Лешак, не потерял ты способности умасливать женщин своим красноречием, - усмехнулась Полина. – Но, соблазняя дам, ты не утруждался заглядывать в их души.
- Во как!
- Да. Прекрасная внешность женщины не всегда совпадает с её внутренними качествами. В своих помыслах я и тогда была далека от совершенства, а сейчас… сейчас я извращённая и изуродованная стерва. Вот кто я сейчас. Насколько я помню, ты раньше брезговал такими женщинами…
Полина ухватила бутылку с вином, и сама наполнила бокал.
- Не наговаривай на себя, Полюшка, - сказал Алексей. – Твоя душа по-прежнему прекрасна.
- Нет, Лешак, это не так. Просто ты многого ещё не знаешь. Я ведь исповедалась перед тобой лишь об одном эпизоде своей жизни, о других потрясениях тебе неизвестно.
- И чего я ещё не знаю?
- Многого. Ты не знаешь о моей внутренней слабости, которая является виной неблаговидных поступков. Тебе неведомо и о страшной болезни, которую мне пришлось преодолеть. Да что тут говорить? Произошло столько трагических событий, которые у обычной женщины не случаются и за всю жизнь.
- Вот и расскажи мне о них, а я внимательно выслушаю, - попросил Алексей тихим голосом, больше похожим на шёпот, и развернул женщину лицом к себе.
Их взгляды встретились, они долго смотрели друг другу в глаза, словно искали в них то, чего не видели прежде.
- Давай, выпьем, Лешак, - обречённым голосом проговорила Полина. – А потом уж я исповедуюсь перед тобой до конца…