Картина маслом. Роман со стихами. Глава 5

Иллюстрация -- Александр Жабинский

5

 Ночь притворялась такой же древней, подлинной, вечной, какой хотел казаться мир, когда я видел его во сне.  Я подумал о тьме, что оживает, если я заговорю. Я вспомнил, как люди смеются и плачут, любят и ненавидят, гордятся своими достижениями. В людях, думал я, много такого, чего я не понимаю. Но все это так просто, надежно и ясно, так чудесно и понятно! Я узнавал в их выражении лиц прежде всего нечто такое, чем сам только что был, -- искал во всем этом свою судьбу, свое предначертание. Не мне ли было уготовано однажды войти в этот мир из колыбели? Могло ли такое быть на самом деле?
-- Как твое имя? -- спросила Мэри.
 Голос ее звучал подозрительно ласково. Мне даже казалось, что я уже видел раньше это лицо. Где? Я никак не мог вспомнить. А она спросила: -- Слушай, если у тебя действительно есть имя, назови мне его. Хочешь, скажу, зачем мне это?
-- Гарднер.
-- Ты из фотографов? Или какой-нибудь рекламщик? Мне от этого не легче. Лучше скажи, чем ты занимаешься.
-- Я на допросе? А чем занимаешься ты?
-- Ну... иногда позирую художникам.
 Точно! У нее лицо той девушки в зеленом платье среди херувимов. С картины неизвестного художника.
-- Так зачем тебе мое имя? -- спросил я настороженно.
-- Ты совершил какое-нибудь преступление?
-- С чего ты взяла? -- и тут меня осенило. -- Может быть, ты видела листовку с моей фотографией?
-- Сейчас, подожди, не могу вспомнить. Давай выпьем.
 Она взяла с каминной полки бокал зеленого стекла и протянула мне. В нем была какая-то почти черная жидкость.
-- Что это? -- спросил я.
-- Вино, -- сказала она. И я отхлебнул...
 Вино в бокале заискрилось, и сразу в комнате возникла совсем другая картина.  Мне казалось, что я бегу к морю. Солнце быстро уходило, его свет мерк. С каждым шагом уходящего солнца казалось, я приближаюсь к цели. Но вдруг оно стало совсем тусклым, а потом превратилось в узкую полоску, повисшую над горизонтом. Море исчезло -- остался лишь размытый силуэт далеких гор. И я понял, что пока я бежал к этой точке на горизонте, все было зря: я мчался к чему-то, чего никогда не будет. В этом, как мне показалось, была безжалостная насмешка. Впереди меня ждала пустота.
 Тогда я побежал быстрее, и мне стало легче. Это было похоже на рывок лыжника перед последним спуском с высокой горы. Земля приближалась с каждым мгновением. Потом я услышал рык и, обернувшись, увидел бегущего на меня зверя. Через мгновение он оказался рядом, схватил зубами за руку и повалил на снег. Мы катались по нему, уже соединенными вместе. Волна исходящей от него животной страсти прошла через мое тело. Мне стало нечем дышать, но это не испугало. Я не мог ни испугаться, ни ужаснуться.
-- Эй, психиатр... ты жив?
-- Кажется, я уснул, -- сказал я, приподымаясь с постели. -- Который час?
-- Тебе пора, доктор Гарднер.
-- Откуда ты знаешь мое имя?
-- Ты сам назвал его, -- невинно пролепетала она. -- А что? Ты же мое знаешь...
-- Ничего, -- буркнул я, недовольный собой. -- Мне кажется, ты самый адекватный человек в этой части вселенной.
-- Ага, давай поспорим, что это не так. Правда, в детстве мне никто не мешал орать, прыгать на стол и ковырять в носу. А в семнадцать лет я стала единственной несовершеннолетней шлюхой. И мне этого вполне хватило. Как там у вас с поисками истины?
-- Какой истины? -- спросил я, одеваясь.
-- Которая делает плебеев людьми. Плебей пьёт пиво и думает: "А всё-таки зря я про политику так много думаю". С другой стороны, он хочет сидеть на земле и постоянно прикидывать, где бы что урвать. А мы другие...
-- А что хотите... прости, хочете вы?
-- Вот это даже неинтересно. Пока-пока!
 Я поспешил  в парламент встретиться с капитаном. Он плавал в бассейне из белого мрамора среди пепелищ от костров. Зрелище было приятным. Пока он мылся, я прошел мимо кабинета номер семь – там сидело несколько министров и играли в карты. Никого из них я не знал, но, заметив карточку, изображающую солнечный диск с лучами, прочитал имя Харри. Я долго глядел на нее и никак не мог понять, где я видел уже этот диск. Впрочем, ответ был простым. Скорее всего, на картине с изображением Марии. Несколько минут я чувствовал себя как человек, который попал в чужой огород и вдруг прочел на этикетке надпись «Капуста жареная». Харри не было в кабинете. В течение нескольких минут я глядел в потолок, пока не появился капитан. Он сообщил, что на каком-то аукционе Харри купила картину -- очень дорого, около четырехсот крысиных шкурок. Этой картины нет в парламенте, сообщил ему швейцар, которого он сумел подкупить.
-- Нам нужен художник. Он должен быть еще жив, и если он написал картину, которую мы ищем, то должен знать и все разгадки, -- выпалил я.
-- Сначала Совет, -- сказал он. -- все уже собрались в зале с органом.
-- Мы уже идем по следу. Совет только собьет нас с правильного пути, -- возражал я.
-- Не будьте тщеславны, док, -- улыбнулся капитан. -- У нас и без вас хватает проблем. То, что вас отпустят после допросов, вы уже поняли. А дальше вся надежда только на ваши фокусы. Будете отлично выглядеть в итоге.
--  Попробую. Чем ещё я могу вам помочь сегодня? Может быть, увидеть министра Харри?
--  Вот это вряд ли... э-э, наверно, уже поздно. Но если будет такая возможность, передайте ей от нас привет.
 Во главе длинного стола восседал второй командор Грегор, когда мы вошли, он только что сказал предварительное слово. Я заметил на его лице тень улыбки. Мне показалось, что он украдкой взглянул на меня. Но я, конечно, не знал, о чем он думает. Моя голова была  занята совсем другими мыслями. Мы с капитаном поздоровались и сели за стол рядом с нашими специалистами. Я от души пожал руку Тарку и подумал, какой он талантливый конструктор. Через несколько минут я понял, почему. Каждый час, делающий нас на один шаг ближе к дому, стоил многого. Недаром Тарк построил новый огромный корабль, с которым просто не выдержала бы конкуренцию наша «Звездная бездна».
-- Впереди всех ждут бесконечные недели нового полета, -- закончил речь Грегор и посмотрел в упор на капитана.
-- Грегору, похоже, нравится издеваться над нами, -- мрачно вставил наш пилот.
-- Грегору нравится издеваться над  в с е м и, -- сказал капитан. -- Скоро его ждет такой же гроб, как и нас. Может, мы тоже начнем испытывать те же ощущения, что есть у него? Полет не будет безоблачным. Но, надеюсь, что к тому времени здесь все излечатся. Мы стали свидетелями полной смерти души. Если это так, значит, будем жить по-новому. Среди всеобщего кала. И нам надо помочь друг другу в этом. Начинаем священную работу над собой. Но помните, без нашей помощи ничего здесь не изменится.