Ворона

ВОРОНА

     Сидел я как-то в огороде между грядок садовой земляники, её обычно называют либо клубникой, либо "викторией", собирал ягоды для компотов и варенья. Собираю, читаю про себя молитвы.
     Солнышко – ласково заливает огород и всю округу!
     Небесная благодать! – как свидетельство совершенства и завершённости этого мира.
     Тишина – похожа на неземную чарующую музыку.
     Как говорили в старину – «благорастворение воздухов».
     Божье благословение на всём!
     Вдруг вижу: на забор смело села ворона и смотрит на меня пристально. Я возьми и скажи в шутку ей: «Лети сюда, не бойся! Я тебе вкусную ягодку дам». И подкинул ягоду к ней поближе. Ворона же взяла и слетела на землю, к ягоде. Клюнула пару раз, сунула ягоду в ямочку, схватила сухой листик, другой, и прикрыла ими своё приобретение. И вновь смотрит как бы просительно на меня, в ожидании чего-то более существенного, фундаментального, зажиточного. Опять говорю: «Да лети поближе!» Она нерешительно стала приближаться ко мне.
     Видно, выражение моего лица такое умиротворённое, думаю. Вот молитвы как действуют на состояние человека, наполняют новым содержанием – и зверь, и птица к таким тянутся. Они ощущают от человека молитвенное благоухание, которое исходило от Адама до прегрешения, когда они были собраны к нему и он давал им имена в раю.
     Я говорю вороне: «Да лети ближе, не трону. Больше ничего у меня нет, но давай, я тебе про Христа расскажу?»
     А это недавно попалось мне в Интернете житие католического святого Антония Падуанского, обладавшего ораторскими способностями и умением убеждать, что производило сильное впечатление даже на Франциска Ассизского. И вот этот Антоний, будучи в РИмини (Италия), пытался направить на путь истинный еретиков. Но жители не желали его слушать. Тогда Антоний пошёл к берегу, где река впадала в море, и обратился к рыбам: «Слушайте слово Божье, о вы, рыбы морские и речные, ибо неверные еретики отказываются слушать его».
     Только он сказал так, как вдруг великое множество рыб, больших и малых, приблизились к берегу, на котором стоял Святой Антоний. Все рыбы высовывали головы свои из воды, расположившись в совершенном порядке: меньшие — около берега, за ними те, что немного больше, и дальше всех, где вода была глубже, — самые большие.
     «Братья мои рыбы, вы стремитесь, насколько это в ваших силах, вознести благодарность вашему Создателю, Который дал вам в обиталище столь достойную среду. Также для пропитания вашего дана вам среда весьма чистая и прозрачная. Бог, ваш щедрый и добрый Создатель, когда сотворил вас, велел вам плодиться и размножаться и благословил вас. Во время всемирного потопа все прочие твари погибли, только вас Бог хранил невредимыми. Вам было даровано, по воле Божьей, уберечь пророка Иону и через три дня выбросить его целым и здравым на твёрдую землю. Это вы принесли нашему Спасителю Иисусу Христу статир для уплаты налога. По особому таинству вы были едой Царя вечного Иисуса Христа до и после Его Воскресения. За все сие вы обязаны хвалить и благословлять Господа, Который одарил вас щедрее и обильнее, чем прочих тварей».
     Население РИмини, узнав про это чудо, пришло, чтобы тоже услышать речь Антония, и были настолько поражены и тронуты этими словами, что вернулись в Церковь.
     А ещё писал, вспоминая, митрополит Чувашский и Чебоксарский Варнава, как они с группой духовенства и паломников были на святой реке Иордан и собирались совершать великое освящение воды. Спустился он к воде, начал читать молитвы, спутники же пели. «Потом, – рассказывал он, – я начал читать Евангелие. И вдруг рыбы высунулись из воды, встали кругом и слушают. Стоят как солдатики, длинненькие такие, штук двадцать. Я прочитал, и они после этого ушли в глубину. Слушали Евангелие! Все удивлялись, такого, конечно, никто не видел никогда».
     Всё это вспомнилось, и я решил подобное на вороне в шутку проверить.
     И что бы вы думали, ворона неуверенно зашагала ко мне и остановилась рядом. А я потихоньку начал ей речь. Думаю, громко говорить не буду, а то, что соседка подумает. Хотя она и одинока, но постоянно громко с кем-то ругается, слышу. Как потом увидел, это она кота своего поносит по малейшему поводу. А тот из неё верёвки вьёт: то не ест, требуя деликатесов, то на стол залезет и уходить не хочет, и обед хозяйке поставить некуда.
     Говорю потихоньку вороне:
     – Брат мой, Ворона! Когда-то Ной взял ворона в ковчег, где он пережидал потоп. Вороны кормили мясом и хлебом самого пророка Илию! Бог дал вам, воронам, воздушную, свободную среду, крылья, чтоб вы летали, где пожелаете. За это вы обязаны хвалить и благословлять Господа. Ведь мы же славим Господа за то, что Он послал для спасения душ наших Сына Своего Христа».
     Ворона смотрела на меня, вытянув шею и косясь одним глазом. Переваливаясь, неспеша приблизилась совсем вплотную. Я положил ладонь на её горячую шелковистую спину и стал поглаживать.
     – А ещё – вы пример для нас из Евангелия, где написано: «Посмотрите на воронов: они не сеют, не жнут; нет у них ни хранилищ, ни житниц, и Бог питает их». Так сказал Иисус Христос!
     Ворона, видно в восторге, что её ставят в пример всему роду человеческому, воскликнула во всё своё воронье горло: «Хр-р-стос!»
     И тут со всех сторон, с ближайших деревьев, крыш домов сорвалось разгневанное население врановых и агрессивной стаей начали кружить надо мной, выпустив когти и чуть не цепляясь в волосы, неистово крича: «Вр-р-раки, вр-р-р-аки! Бр-р-рата охмур-р-ряют!»
     Моя ворона встрепенулась, вырвалась из-под ладони и стремглав взмыла, пристыженная, к своим беспокойным собратьям. Те унялись, радуясь вызволению сородича, и стая опять разлетелась по своим кронам и кровлям.
     Я же продолжил свой сбор ягод, удивляясь уму и духовности вороны, и благодаря Бога за такое чудо. Вот что значит пребывать в молитве: даже животный мир это замечает, умиротворяется и тянется на этот источник.

     На следующий день, возвращаясь из магазина, вижу на улице какую-то весёлую кутерьму местных ребятишек. Все со смехом кричат: «Филя! Филя!» Подхожу ближе и вижу: а это ребятишки играются с моей вороной – то они за нею бегают, то она за ними.
     Расспросил я их, что это за ворона. Как оказалось, как-то выпал из гнезда воронёнок, детишки пожалели его, взяли себе домой и выходили. И нарекли имя ему – Филя. Воронёнок с радостью слушал детишек, никуда от них не отставал, стал принимать бойкое участие в ребячьих играх и забавах. Особенно любил играть в догонялки, пряталки – это когда они что-то прячут, а он, потихоньку косясь и подглядывая, потом находит вещь. Любил играть в карусель: дети бросят ему конец верёвки или длинной тряпки, он ухватится клювом за неё – и дети начинают кружить его вокруг себя! Тот крыльями хлопает, кружится в воздухе, довольный таким полётом, но держится крепко. Куда дети на улице, туда и он. Такой ручной стал.
     Да, посрамила меня ворона! Посбила с меня спесь гордыни. А то я уж о себе невесть что возомнил! Простофиля!
     Стала та ворона и со мной дружить. Видит, детей на улице нет, водиться не с кем, а я вышел в огород полоть или поливать, слетит со своего дерева – и ко мне.
     Я прореживаю молодую, часто посаженную морковку, и она тоже рядом пристраивается. Я через один побег выщипываю ростки, а она – подряд, да ещё и устыжающим чёрным оком поглядывает: что ж, мол, пропускаешь много ростков, ленишься, брат. Ругаю я её, говорю: "Хорошие вороны так не поступают!" Но бесполезно, она, видно, думает, что я ей какую-то очередную высокодуховную необыкновенно-поучительную проповедь читаю. Да ещё соседка, дети которой приютили воронёнка, рассказывала, когда ей на проделки Фили пожаловался: "Да это ужас какой проказник! Я при нём ничего в огороде не делаю, всё схватывает на лету. Выросла в огороде редиска. Я детям нарвала для салата, ушла. А Филя рядом похаживал, да всё это на клюв свой длинный наматывал, который всегда совал куда его не просят, уса то нет. Да и мал, ещё усы не выросли. Пришла в очередной раз за редиской, а она почти вся повыдернутая лежит на грядке – Филя постарался, да к тому же рядом стоит, на меня торжествующе смотрит, благодарности ждёт, вот, мол, я за тебя всю работу сделал, пока ты в доме проклаждаешься. Давай теперь дополнительную порцию творога, который очень любил".
     И я тоже перестал при Филе прореживать, только пропалываю, выдёргиваю да выкапываю назойливые сорняки из земли. Филя важно, как завзятый агроном, подходит и придирчиво обследует качество работ, заметит упитанного червячка или глупую козявку в разрыхлённой земле – поживится.
     Наступил сезон копки картошки. Филя тут как тут! Я копаю, а он рядом – клювом тянет картофельный куст за подсохшую ботву. Тяжело! Ладно я тут ему на помощь подоспеваю. Приостановиться бы, отдохнуть, гудящую спину разогнуть, пот со взопревшего лба смахнуть, да Филя преисполнен жаждой деятельности – работает без устали, как лошадь. Стыдно от птицы отставать. Приходится догонять, тоже уподобляясь лошади, только взмыленной. Воткнул лопату, собирать начал в ведро клубни, Филя сел на штык лопаты, клювом деревянный черенок теребит, подражая мне, копать хочет, да рук нет, а клювом лопату не удержишь.
     Набрал ведро картошки, накидываю другое, Филя сел на полное ведро и давай тоже клювом кидать картошку. Только из ведра. Он же видит, как я кидаю, и ему важен сам процесс, а не результат. Пришлось его немного остепенить, отогнать, мол, ты ещё маленький, не понимаешь, что наполнять ведро и опорожнять – вещи разные. Дочка моя годовалая тоже не понимала разницы в процессах. Начнёт обуваться сама – хотела быть самостоятельной – один тапочек оденет, другой же – на него. Тапочек не лезет, она пыжиться, хнычет, натягивает: как же – у взрослых получается обувать, а у неё нет. Не понимает пока, что важен не просто процесс, а и на какой результат его направлять.
     Тогда, видно, обиженный, Филя улетел. Я унёс вёдра с картошкой, ссыпал в бурт в подвале. Возвращаюсь. А тут Филя подлетает, сел на пустое ведре с бычком сигареты, лихо свисающем набок, в клюве, как у какого блатного уркагана, на меня торжественно посматривает, вот, глянь на меня, и вовсе я не маленький, а даже совсем взрослый, и поэтому могу с сигаретой важничать, и никто мне не указ!
     Я ему говорю с укоризной: «Ну и физиономия у тебя, шар...омыжник! Хорошие вороны с курением не дружат! Филя, не страмись, не страмись перед державами... и Богом! И передо мной. Набрался дурных примеров от нехороших взрослых!»
     Послушался Филя, выплюнул бычок. Видно, мои духовные беседы с ним в какой-то мере пошли на пользу.
     Филя хоть и ворона, но в этот раз не посрамил меня!