Зеркало

Мой коллега перестал со мной здороваться. Поясню обстоятельства этого, на первый взгляд, незначительного происшествия. Я имею обыкновение, придя на службу свою, обойти всех конторских, чтобы их поприветствовать и пожелать доброго дня.
Начинаю, конечно, с руководителя, всё-таки он наш начальник, а субординация во все времена была почтенной добродетелью служащих, желающих чего-то добиться в жизни. Затем захожу к бухгалтеру, начисляющему нам зарплату, к редактору, ну, и конечно, заглядываю к молодому коллеге, приветствую его за руку, как это полагается, и следую в свой кабинет, чтобы заняться работой, ожидающей меня ворохом бумаг.
То же самое происходит вечером. Я захожу к начальнику, к администратору, к бухгалтеру, коллеге и с каждым из них прощаюсь. Не остался незамеченным мной факт, что однажды коллега, отправившись домой немного раньше меня, не зашёл в мой в кабинет и не попрощался со мной, а беспечно вразвалочку проследовал мимо окна. Меня это несколько озадачило, и я стал присматриваться к поведению своего сослуживца. При этом я ничем не выдавал себя, по-прежнему заходя к нему в кабинет и здороваясь по утрам, а также прощаясь вечерами, когда солнце удлиняло тени старых лип, в изобилии растущих в округе.
Через несколько дней исследования я обнаружил, что коллега как бы нехотя здоровается со мной, не произнося ни слова. Его лицо в этот момент сурово, глаза округляются, усы свисают вниз. Когда усов нет, борода ложится клином, когда нет бороды, над верхней губой белеет пятно. Я-то как вежливый человек продолжаю произносить слова приветствия вроде таких как «Доброе утро!», «Как поживаешь?», «Погоды стоят замечательные!». На мои вопросы он не отвечает, бывает, криво усмехается, показывая белые вставленные зубы, бывает, лаконично буркает: «Всё в порядке». При этом на протяжении дня мы не разговариваем. Когда я пытаюсь завязать беседу среди нескольких коллег, он в разговор не вступает, либо говорит с другим человеком, как будто меня нет, а порой может сказать третьему лицу: «Ну что пошли?» И они идут, а я остаюсь под клёном, меланхолично роняющим жёлтые листья. Когда он задаёт вопрос, я пытаюсь что-нибудь соврать или резко отвечаю: «Почему это тебя интересует?» Обычно мой сослуживец спрашивает одно и то же:
 - Ты куда пошёл?
 - Почему это тебя интересует? – говорю я и следую дальше.
И знаете, это возмутительно! Что он там себе придумал, какой камень собирается бросить в мой огород, какое кривое копьё держит за пазухой? Да, все знают, что оно хуже бьёт, но зато из-за угла.
Об этом я размышлял в одну из мучительных ночей, когда не спится, а события минувшего дня бледным роем кружатся перед глазами. Вспоминаются самые обидные слова, которым подыскиваются самые откровенные ответы.
Когда уже шёл третий час ночи, в мою дверь кто-то негромко постучал. Я весь подобрался на кровати и долго прислушивался к темноте, густо обступающей меня со всех сторон. Через несколько минут снова постучали. Я встрепенулся и прямо в исподнем подкрался к двери, затем взял на кухне топор, вернулся и заглянул в замочную скважину. Неясная мелькнувшая тень выдала своего хозяина, она метнулась по подъезду к выходу. Тогда я выскочил на крыльцо и стал озираться по сторонам. Бледный фонарь над окном освещал довольно ограниченный круг пространства, а впереди был закуток, заросший деревьями, за одним из которых маячила высокая худощавая фигура.
 - Эй, ты, - крикнул я строго, - но ночное пространство исказило до неузнаваемости мой голос, - я знаю, кто ты! Убирайся отсюда или я вызову стражу!
Фигура по-прежнему безмолвствовала, раскачиваясь под дуновением ветра. Я ещё выкрикнул несколько фраз, о которых умолчу, после чего вернулся в тёплую комнату. Меня трясло.
Через час, немного успокоившись, я вернулся к своим невесёлым размышлениям. Почему он со мной не здоровается? Почему уходит, не попрощавшись? Что значат все эти гримасы? Почему так странно ведут себя сослуживцы?
Наверняка, каждый день он отравляет атмосферу: пускает обо мне слухи, придумывает небылицы, сочиняет анекдоты. Молчаливый и неприступный, как скала, при мне, как только я покидаю комнату, он становится говорливым ручьём, подмигивает хитро и начинает выдумывать очередную скабрезную шутку.
И вот что я придумал уже под утро, когда свет забрезжил, раздвигая завесу тьмы: я сам не буду с ним здороваться! Посмотрим, что он скажет, когда окажется на моём месте. Будет ли сослуживец так уверен в себе в случае, если ему не уделят должного внимания. Когда я подходил к нашей конторе, моё сердце неистово билось. Коллега имел обыкновение приходить рано. Сколько раз я пытался его опередить, но это было бесполезно. Неизменно он сидел в кабинете и пил чай большими кружками. Сказалось ли это на производительности его труда? Конечно, нет. Чем раньше он приходил, тем меньше работы делал.
Таким образом, подходя к конторе, я точно знал, что он уже на месте. Моё сердце неистово колотилось от того, что я решил не здороваться первым, а он мог, как чёрт из табакерки, выскочить из-за любого угла, тогда, наверное, я бы упал в обморок. Однако же мне удалось пробраться через двор, не столкнувшись с ним нос к носу, двери и холл я также преодолел безопасно, и наконец вошёл в кабинет и захлопнул за собой дверь. Отдышавшись немного, я взялся за работу, но постоянно краем глаза наблюдал, что за окном, то мелькает, то периодически раскачивается из стороны в сторону тень коллеги, который каждые пятнадцать минут выходил покурить и плюнуть в рябину. Такой у него был ритуал.
Некоторое время я не решался выйти из кабинета, поскольку боялся столкнуться с этим неприятным человеком, но всё же насмелился, подумав, будь что будет, и пошёл в другое крыло здания. Когда я возвращался обратно, то увидел, что он стремительно надвигается на меня, скривив рот набок. Поравнявшись со мной, коллега бегло подал руку. Я её пожал, и мы разошлись.
Утвердившись в своём намерении не здороваться первым, я стал проходить мимо в безмолвии всякий раз, когда встречался с коллегой. Один раз он поприветствовал меня, на другой раз прошёл, как будто не заметил моего присутствия. «Ну эти штуки нам знакомы», - подумал я, усмехнувшись в душе. На третий раз я к нему не заходил, не здоровался в коридоре, а перед рабочим собранием скорёхонько прибежал первым, и когда он вошёл и увидел меня сидящим на стуле, то подошёл и бегло подал мне руку.
Наутро следующего дня он, столкнувшись со мной прямо в холле, не поздоровался, не подал руки, и, нагло усмехнувшись, прошёл мимо, оставив меня в озадаченном размышлении.
Между тем приближался День сожжения, наш излюбленный праздник, на который принято было, по крайней мере в нашем коллективе, дарить друг другу подарки. Я железно решил, что своему коллеге ничего не буду дарить, а сувениры раздам в его присутствии другим сослуживцам, чтобы он понимал, что я ничего не забыл. Так и случилось, день прошёл восхитительно. Мы обменялись милыми безделушками, я остался с прикупом, ведь по самому приблизительному подсчёту мне подарили более дорогие подарки чем я другим. Довольный я направился обедать, а когда вернулся в кабинет, то сразу же заметил посторонний предмет. Это была коробка конфет, от которой пахло шоколадом и ванилью.
Через третье лицо я выяснил, что коллега во время обеда разносил именно такие конфеты, и как предположил бухгалтер, мой оппонент не найдя меня на месте, взял ключ, открыл кабинет и оставил эту коробку на моём столе. Выяснив все обстоятельства, я заглянул в кабинет коллеги, любезно поблагодарил за столь чудесные конфеты и подарил какую-то финтифлюшку из тех, что припасены на подобные случаи.
Но когда эта коробка оказалась дома, меня стали одолевать сомнения. Что он этим хотел сказать? Потом меня взял испуг. Почему конфеты он подбросил ко мне в кабинет, а не вручил их лично? Может быть, сослуживец хотел, чтобы среди подарков я не разобрал его подклад? И вообще, получается, что этот человек может в моё отсутствие принести всё, что ему вздумается, и забрать любой из моих документов, а я потом буду ломать голову, куда же он пропал?
Размышляя, я перевёл взгляд на конфеты, и первая глупая мысль полакомиться ими уступила место страху. Нет, что-то здесь не так. Я опасливо разглядывал конфеты, пока хладнокровие окончательно не покинуло меня. Бросив тряпку на коробку, я схватил её и побежал к мусоропроводу. Выбросив эту штуку, я ещё долго мыл руки, чтобы ни одна пылинка не задержалась на моей коже.
А на самом Дне сожжения, о котором я упомянул ранее, коллега появился, как кролик из мешка фокусника, и разбил приятный разговор с нашим общим знакомым. Он поздоровался со мной за руку, а я, потеряв суть беседы, сказал, что пойду дальше. Приветствие моего коллеги на нейтральной территории несколько воодушевило меня, и я подумал, что, наверное, в следующий раз стоит поздороваться с ним первым.
Однако, когда мы вышли на работу, он при виде меня сделал козью морду и прошёл мимо молча. А на другой день я пощупал почву, поприветствовав сослуживца в устной форме, и он сделал вид, что меня нет.
Тогда я твердо решил, что не буду с ним здороваться первым.