Магия искусства

                МАГИЯ ИСКУССТВА.
  Мне без малого 86 лет. Это звучит неправдоподобно и для меня самого, но, тем не менее, это так.  Я совершенно справедливо могу назвать себя человеком из прошлого века.  В 1945м году, когда  окончилась Великая Отечестенная война, и всем казалось, что с фашизмом покончено навсегда, я пошёл в школу, в первый класс. 
   Но речь не обо мне. Я хочу рассказать о моей встрече с двумя персонами из позапрошлого века, - Александром Вертинским и Павлом Антокольским.

   Когда Вертинский вернулся из эмиграции в СССР, у него были гастрольные концерты по стране, в т.ч. - в Баку, где я родился и вырос.  В нашем доме его песенки ещё «от старых времён» знали и любили, и мы всей семьёй отправились в филармонию.

Придя незадолго до начала, мы увидели, что зал заполнен едва ли на четверть.
    Баку был культурным, «европейским» городом, но, видимо, в нём нашлось немного тех, для кого имя Вертинского имело такое значение. Мне тогда стукнуло лет 11-12, но даже я почувствовал неловкость ситуации.  Внезапно двери широко распахнулись, в зал повалили толпой солдаты в форме, (но без оружия),  и какие-то девахи, не то с ними, не то с ткацкой фабрики, что была неподалёку, и вскоре все места были заняты. Вероятно, администрация по количеству проданных билетов тоже осознала эту проблему, и нашла весьма простой и остроумный выход   из положения, договорившись с соответствующим начальством.

    Концерт начался, на сцену вышел артист в костюме Пьеро, воздел вверх руки с кружевными манжетами, из которых выглядывали  дрожащие пальцы  в белых перчатках, и стал петь, грассируя и производя руками странные жесты. В зале, естественно, стоял галдёж, так что певца почти не было слышно.   
Песни были такие:
 «… Смеялись вокруг чьи-ото лица, 
       Гитара уплыла вдаль,
       Матросы запели мне про птицу,
       Которой несчастных жаль.

       У неё стеклянные перья,
      И слуга - седой попугай,
      Она открывает двери
      Матросам, попавшим в рай…»

 Понятно, что репертуар никоим образом не подходил основному контингенту. Публика продолжала галдеть, девахи лузгали семечки.
    Он спел одну песенку, потом вторую, … и зал начал затихать. Третья, четвёртая,… и  воцарилась полная тишина, и сохранялась до самого конца, до последней минуты, и ещё долго после неё.
 Такова была магия искусства, и личная магия этого артиста

                ***
     Павел Антокольский никуда не уезжал, и был признанным советским поэтом.  «Соответствовал», и по форме. и по содержанию, был обласкан властями, наделён регалиями.  Но ранние его стихи были весьма экстравагантными:
«Я праздновал дикую свадьбу свою, и череп соперника поднял: - Да здравствует истина, сэр ДабльЮ, да здравствует ночь преисподней!…» итд.
Мне нравились именно они.  В  соответствуем возрасте я знал  наизусть много таких стихов, и  успехом читал девочкам, перед тем, как начать целоваться. (Чтобы сразу вслед затем: - «...и так далее», - тогда было не принято)

Особенно это:

 Друзья, мы живём не зелёной земле,
Пируем в ночах, истлеваем в золе,
Неситесь планеты, неситесь!
Ничем не насытясь, мы сгинем о мгле.

Мы будем легки на подъём и честны,
Увидим, как дети, тревожные сны,
Чтоб снова, далече, целуя, калеча, 
Знобила нам плечи погода весны!

 Скрежещет железо, и льётся вода,
Ликует огонь и гудят провода, 
И снова нам кажется мир великаном,
И снова легка нам любая беда.

Да здравствует время, да здравствует путь,
Рискуй, не робей, нерасчётливым будь,
А если умрёшь, - берегись, не воскресни!
А песня? А песню споёт кто-нибудь.

     Однажды, уже в зрелом возрасте, мне по большой удаче довелось попасть на гала-концерт в ЦЕДРИ. (Центральный Дом работников Искусств в Москве). Легко поверить, что номера были разнообразными, один другого интереснее, и представляли все виды и жанры сценического искусства.  Но речь лишь об одном из них.
     Представьте: двое молодых парней "под руки" выволакивают на сцену  дряхлого старика, буквально висящего между ними. И, в таком вот положении, чуть слышно бормоча, он начинает читать.  Читает это стихотворение, постепенно поднимаясь и выпрямляясь. И вот он уже стоит, оттолкнув поддержку. И голос делается всё твёрже и звучнее.  А последнюю строку закончил совсем уже звонко, молодцевато повернулся, вскинув руку, поклонился и ушёл за кулисы.
 Это был Павел Антокольский. Ему было 80 лет.