Здравствуй, жизнь

(1957–1958 учебный год)

Совсем неожиданно, в первых числах сентября 1957 года, Сашко встретил меня у залива, где я оказалась по пути к Жене Скалецкому. Его отец, дядя Кирюша, учил меня правильному чтению на украинском языке. Хоть это было и не часто, но памятно.

Сашко расспросил меня о моих младших и о моих делах. Он спросил у меня разрешения иногда заходить к нам с товарищем. Так и было. Они заходили к нам три раза. Запомнилось, потому что старшие спрашивали у моих младших дневники. Хвалили их. А также спрашивали, не обижает ли их кто-нибудь: пусть они знают, что у них есть старшие друзья — защитники.

По просьбе Сашко я иногда ходила к нему на встречу вместе со своим братом Сашей. С октября и по март месяц стояли тёмные вечера. У Сашко и брата Саши всегда были с собой фонарики. Сашко говорил, что ему так спокойнее. Что поделаешь, если сумерки наступали рано.

Иногда Сашко писал мне на почту «до востребования». Помню, как в очень сильный мороз я бегала на почту и как до боли леденели мои пальчики, раньше отмороженных рук. Никакие рукавички не спасали их. У нас всегда было много различных тем.

К весне 1958-го войсковую часть Сашко перевели в другой конец города — за Нарвскую заставу. В Сашко, да и в его товарище, я видела ребят, тоскующих по дому. Мы никогда не говорили о чувствах, но нам всегда хотелось встречаться. Для меня и моих младших он был как часть нашей семьи. Сашко был старше меня на четыре года, да и вёл себя как старший брат.

Так постепенно мы приварились душами друг к другу. Я помню, как, получив увольнительную, он приехал к нам. Мои младшие уже закончили учебный год и уехали в Белоостров.

Это был очень тёплый день. Я была в платьице, смуглая, с пышными длинными косами, с блестящими чёрными глазами и ещё белоснежной улыбкой. А он — спортивного телосложения, в военной форме, повыше меня, тоже смуглый, с шапкой чёрных густых волос, приподнятых и зачёсанных назад, и белоснежной улыбкой.

Мы шли к заливу — навестить наше прежнее место встреч у Обелиска декабристам, нашу скамейку. Невольно взявшись за руки, словно в невесомости, мы скользили по этой Земле, ошеломлённые этим летящим состоянием. А люди оглядывались нам вслед.

Сашко, только потом, через несколько лет, я поняла, почему люди заглядывались на нас. Потому что мы были как одно целое, в нас, юных и красивых, зарождалась сама любовь.

В этот день я провожала Сашко уже в новое расположение части, конечно, только до трамвая. И я ещё долго махала ему рукой, вслед уходящему трамваю.

Это так ярко сохранилось в моей душе! Листая альбом юности, я перебираю снова и снова присланные им для меня поздравительные открытки.

Да, это было время большого внутреннего огня и скромных, сдержанных отношений. На открытках писали поздравления, пожелания, а в конце — «Крепко жму твою руку. Саша».

А на последней открытке в конце было поставлено «Твой Сашко». И на тот момент это был не пустой звук.

В день встречи он рассказал мне, как доехать до нового расположения их части. Позже, в выходной день, я съездила к нему. Он удивился и обрадовался. За год наших встреч я первый раз проявила свою инициативу.

Время его службы подходило к концу. Красивый тёплый день, трава по пояс. Мы задирали головы, провожая глазами облака. Встреча была короткая, но тёплая. Мы были рады и тому, что во внеурочное время нам разрешили встретиться.

Провожая меня, Сашко в первый раз обнял меня и сказал, в какой день он заедет ко мне. Это будет день его отъезда. Конечно, я сказала, что буду ждать. А как же?

Но словно какой-то рок преследовал меня. Наша соседка Вика уехала со строительным отрядом от Лесотехнической Академии, а свою комнату сдала абитуриенту, вернее, его родителям (папа — полковник). Естественно, парень здесь жил один. Выходя из квартиры, я предупредила его, что ко мне придёт молодой человек: «Скажи, что я очень быстро вернусь».

Когда я вернулась, он мне сообщил, что Сашко приходил, но он сказал ему, что я тоже нравлюсь ему. И Сашко уехал.

А когда прошло часа два после этого объяснения, он постучал мне в комнату и сообщил, что я ещё могу успеть на Московский вокзал. Может, ещё успею проводить.

Я уже наревелась из-за своей беспомощности и несправедливости. Да и куда я поеду, если он наговорил Сашко всякую ерунду. Он же специально протянул время, чтоб мне никуда не успеть.

Через какое-то время, может быть, месяца через три, пришло письмо, но не из Луганской области, а из Чистякова Донецкой области от Ивана Родина, который рассказал мне, что, придя к Сашко, он увидел у него на стене, над столом, мою фотографию. Ему понравился мой взгляд, и он попросил разрешения написать мне.

Я была в замешательстве. Почерк совпадал невероятно. И я об этом писала ему. Иван выслал мне свою фотографию, они были чем-то похожи.

Иван писал мне много лет. Он был шахтёром, несколько раз попадал под обрушения шахты. Я тоже рассказывала ему о новостях в нашем городе и моих. А время от времени опять возвращалась с вопросами: «Ради Бога, скажи, что с Сашко? И почему почерки ваши очень схожи?»

Года через четыре он написал, что Саша сначала быстро женился. Но дочери исполнилось три годика — и они с женой разошлись. Из-за того, что Сашина жена категорически не хотела заниматься домашними делами.

А потом написал мне и сам Сашко, который попросил прощения у меня за то, что поверил моему соседу. А по поводу своей семьи — то, что после одной ошибки совершаешь следующие.

Вот такая история случилась со мной.

А с Иваном мы переписывались ещё более десяти лет. Он прислал мне украинско-русский словарь, несколько других книг на украинском языке. А однажды прислал необычный цветок, за которым лазал на какую-то возвышенность.

По обстоятельствам жизни я несколько раз меняла свой адрес, хотя Иван всегда знал мой постоянный белоостровский адрес по Сестрорецкому шоссе, а потом и мой первый сестрорецкий адрес.

Когда я вспоминала о них, то всегда желала им здоровья и удачи, если живы.

Это было в конце 50-х — начале 60-х годов XX века.

А сейчас, когда в Украине случилось столько бед, молю только об одном: чтоб обошла их стороной жуткая беда. Помоги, Господи, выжить им и их родне.

В конце весны, то есть в конце 10-го класса, мой отец предложил мне познакомиться с работой паспортистки и сходить в типографию. И там и там работали родственники.

В паспортном столе меня попросили что-либо написать. Почерк у меня был чёткий, а при желании и каллиграфический. У них освобождалось место, и мне предложили по окончании школы прийти к ним на службу. Но я решила, что такая монотонная работа мне не интересна и даже трудна, так как здесь надо почти целый день сидеть. А вот в типографии мне понравилось, мне всегда нравился запах типографской краски. Но, обсудив дома все обстоятельства, сделали вывод, что туда идти работать мне нельзя, потому что часто получаю аллергические реакции на различные запахи.

И поэтому, сдав экзамены за десятый класс, я отправилась в библиотеку, принесла море книг для подготовки в Университет и стала ещё раз штудировать предложенные вопросы.

Но из Белоострова приехал отец. После беседы с ним мои планы изменились. А сказал он мне вот что: «Ты у нас сообразительная, куда захочешь, туда и поступишь. Но запомни: завод кормит, он даст тебе материальную базу, будешь уверенной в своём будущем. Если поступишь в технический вуз, буду помогать чем смогу. А если это будет гуманитарный вуз, то не спрашивай у меня ничего. Ты же знаешь, что у нас ещё младше тебя двое».

Я пошла советоваться к директору школы, и мне предложили место старшей пионервожатой школы, так как Алла Борисовна уезжала в Германию. Я написала заявление о приёме на работу и отправилась принимать один из летних отрядов.

Снова всё рассчитала, смогу ли я прожить и ездить на занятия в Университет на оклад 45 рублей без чьей-нибудь, хоть минимальной, помощи. Если учесть, что имелось у меня только одно школьное платье, на котором я изменила рукава до трёх четвертей да, сняв воротничок, сделала впереди глубокий вырез и попеременно меняла под него блузочки, которых было только две. И я убедилась, что в такую сумму мне не уложиться, надо сначала подработать, откладывая часть денег. Поняла, что свою жизнь мне надо начинать с другого пути.

И надо же, в такой момент зашёл ко мне одноклассник Олег Седов, хороший парень, и сказал, что отец Ларисы Гончаровой уже несколько раз спрашивал обо мне и что он уже трудоустроил всех наших ребят к себе на завод. Всех, кроме меня. А работает он на военном заводе начальником ОТК (отдела технического контроля).

Вот так и оказалась я на заводе. А раз завод был военный — была повышенная секретность, а мне к тому времени не исполнилось ещё и семнадцати, поэтому условием моего трудоустройства было поручительство за меня кого-либо из представителей руководства завода, кем и являлся дядя Вася Гончаров. Так звали его наши ребята.

26.12.2015